Текст книги "Potus pro somnus fati (СИ)"
Автор книги: Smaragd
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Поттер слегка кашлянул, по ступенькам на возвышение поднялся Северус Снейп в алой мантии Верховного Мага и торжественно произнес:
– Возлюбленные сограждане, друзья! Сегодня знаменательный день. Мы все запомним его, как начало новой эры в жизни нашей страны, в жизни каждого из нас. Я, новый глава Визенгамота, сменивший нашего уважаемого и бесценного Альбуса Дамблдора, вышедшего в отставку со всех раннее занимаемых постов, уполномочен объявить об исполненном Пророчестве и о возвращении из более чем тысячелетнего забвения артефактов Власти, известных как Дары Смерти.
По рядам пронёсся шквал возгласов – от недоверия до экстаза.
Снейп выдержал паузу, и его голос, красивый, сильный, вновь зазвучал в наступившей абсолютной тишине, придавая каждому слову весомость Рока:
– Обладатель всех этих реликвий, наследник Певереллов, находится здесь, перед нами, чтобы стать первым сувереном магической Британии и объединить нас всех под своею монаршей дланью. Мессир Гарри Джеймс Поттер, состоящий в браке с прямым потомком Мерлина Великого, коронуется сейчас в этом зале, после традиционной проверки тремя чудесами, заявленными в исконном ритуале!
Гарри, приосанившись, встал и вынул из складок плаща меч, конечно, тут же поймавший луч света, отразившегося от так услужливо повернувшего голову Адаманта, который не покинул сцену и неплохо смотрелся в тёмной раме оконного проёма высотой в восемнадцать футов. Дракону это зрелище нравилось, и он охотно подыгрывал, а также представлял из себя скромное такое напоминание магам… так, на всякий случай, если среди них найдутся неразумные особи, вздумающие возражать. Но, не будем отвлекаться… «Меч Мерлина!» – как по сценарию ахнули представители маггловской элиты и… так, разные прочие представители. Заскучавший было Беофантус уже пропустил восстановление Бузинной палочкой кольца Слизерина, исцеление руки Дамблдора, демонстрацию Мантии-наведимки и тому подобного… а вот сама коронация его повеселила.
Северус Снейп, стоя на коленях на алой подушке у трона будущего монарха, громогласно вопрошал того:
– Сир, какое тронное имя изволите избрать?
И неплохо выполненная копия короны Артура, изготовленная Минервой Макгонагалл (кстати, теперь директорствующей в Хогвартской обители) по точному описанию кузена самого Адаманта, залетавшего вчера ненадолго, отметить освобождение родича… Так вот корона уже должна была под одобрительные вопли зала коснуться головы претендента, как слуха дракона достиг сбивчивый шепот пацана на троне:
– Профессор, а я это… не придумал еще!
– Поттер, вы – идиот! Как и ожидалось! – прошипел на уровне ультразвука святой поттеротерпец. Затем степенно кивнул, будто услышав ответ, поднялся на ноги, вынул из ларца золотой обруч с аметистами и провозгласил народу: – Его величество изволит впредь именоваться Генрих Первый Виндз… Виннер.
И с силой надел на голову своему несносному ученику корону.
– Встаньте, маги! ПРИШЁЛ КОРОЛЬ!
*
Утром ровно через месяц после приёма и торжеств, связанных с коронацией, в светлую овальную опочивальню монарха ворвался разъяренный черноволосый волшебник:
– Драко, где твой придурочный… супруг, соплохвостову задницу ему в суп? Пусть подпишет указ об изгнании дементоров не своими корявыми загогульками, а титулом! Вылези, наконец, из постели, когда с тобой крестный разговаривает! – изошел на шипение Снейп. – Где оболтус, я спрашиваю?
– Он пошёл за сливками в деревню, хотел мне сделать…
– Мне не интересно, что хотел этот половой гигант! – рыкнул красный от гнева Северус. Драко надулся, собираясь полноценно пообижаться часа полтора. Тут взгляд его визитера упал на бронзовый треножник, вокруг которого мерцал кокон стерильного Стазиса, и там, в глубине магической сферы…
– А что он написал? – прервал созерцание Снейпа голос Малфоя-младшего, чье любопытство пересилило обиду.
– На, полюбуйся!
На гербовом документе стояло: «Ну, не знаю… спросите Драко». И подпись: Гарри Поттер, 6 курс, Гриффиндор.
Конец главы
Теперь позволим себе немного приоткрыть события, которые произошли за несколько недель до этих грандиозных перемен в жизни всего магического мира и главных героев сего опуса. Как известно, всякий удачный экспромт требует тщательной подготовки, везения и определенной нагл… смелости. А прибавим к этому недюжинный ум, смекалку, честолюбивые планы Гарри Поттера (да-да, читатели, именно так!) – и мы получим, собственно то, что вы уже прочитали ранее.
Глава 7 (вне плана). Подноготная героя… Упс…
…………………………………………………..
В связи со скоропалительной коронацией торговцы с Диагон-аллеи вынуждены были заказать сувенирную продукцию на маггловских оптовых складах и, в основном, «Made in China». Что отразилось на цене, но отнюдь не повлияло на спрос, который был огромен:
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/78156833.jpg
Чиби-коронация: http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/78160074.jpg
Клип от Darckell: http://www.youtube.com/watch?v=R6N5AALR54M
========== 7. Подноготная героя ==========
– Если они сейчас не придут, то я отправляюсь один! Куда этих идиотов к драккловой бабушке понесло, не знаешь?..
*
Свалившись и сильно ударившись (Гарри отбил копчик), едва не повыкалывав себе глаза волшебными палочками в попытке защитить и защититься от землетряс… неизвестной угрозы, полуголые главные герои посмотрели друг на друга, пытаясь выползти из упавшего гамака и синхронно спросили:
– Что это было? – Драко, лёжа на спине, приподнялся на лопатках и, очень провокационно вздёрнув бедра вверх, попробовал в такой стойке застегнуть свои штаны, попутно сообщая: – Я, кажется, догадываюсь, но это очень страшно.
Дальше последовал рассказ о семейном предании, который читатели уже слышали. Повторяться не будем. Но вот выводы Поттер сделал совсем не такие, как его любимый… учитель Снейп.
– Ночью пойдем в подземелья! – решительно заявил он, поднимаясь и протягивая Драко руку. Рывком притянул его, столкнулся плечом, непроизвольно обнял. Отпускать Малфоя совершенно не хотелось, но Гарри резко, срывая собачку, дёрнул молнию брюк вверх: сначала дело, интим подождёт.
– Ключи у отца. Постой, постой, ты что, не понял меня? Я ж говорю – дракон проснулся! – заволновался Малфой.
– Как раз-то и понял. Слушай, такой редкий, просто исключительный случай нельзя упустить! Ты же говоришь, он спал почти тысячу лет? Значит, кое-что пропустил, нет? А слово Дракона – закон, крепче Непреложного Обета. Мы сможем его обма… заста… короче, вынуд…
– Да, ладно, говори как есть, все свои, чего уж там! – фыркнул понимающе Драко. Он гордился своим избранником, причем не время от времени, а уже на постоянной основе.
– А Люциусу ты скажешь, что мы идем искать сокровища, ну, клады – он поверит.
– Поттер, ты – настоящий малфой! – одобрительно засмеялся слизеринец. – А что мы там на самом деле будем делать?
– Так… Поговорим… – перешёл на таинственный шёпот Гарри.
*
Разговор состоялся. Как и рассчитывал Поттер – юный хитрец, талантливый продолжатель дела Януса – Адамант не знал, какое сейчас тысячелетие на дворе, и долго ли еще должно продлиться его заточение. И согласился на «досрочное освобождение». Взамен дракон со сна и непоняток обещал обеспечить победителей Тёмного Лорда: (который, кстати, как пленник поделился своим наблюдением, был совсем невкусным. При этих словах Драко зажал себе уши с воплями: «Знать ничего не желаю!») наследника Певереллов и потомка того мальчишки-Мерлина («Тоже белобрысый, ну надо же!» – фыркнул про себя Беофантус) парочкой пацанят… Поттер твёрдо сказал:
– Троечкой!
– Да ладно, – попробовав махнуть лапой, почти сдался зверь. Сводчатый потолок дрогнул и пошел трещинами.
– Я им с Малфом тогда только одного помог сварганить…
– Как?! – тут же полез с расспросами, буквально сгорающий от любопытства, Драко.
– Дыхание Древнего оплодотворяющего и родящего всё Пламени земли, что хранится драконьим племенем, сотворит магическую сферу и её элементы, а кровь супругов даст жизнь зародышу… – поведал Адамант.
– Трём, – повторил Поттер.
– А, хрен с вами! Отпускайте скорей – ссать очень захотелось.
Малфой едва начал читать «Лацеро либерум» – формулу развыва и отторжения, как ледяная струя, мощностью сравнимая с горным потоком, ударила в стену донжона. Парни быстро отпрыгнули и отвернулись. И тут глазастый Драко увидел, что на месте, где мгновение назад покоился драконий хвост, лежит ни больше ни меньше – как меч Мерлина!
– Ни фига не в Авалоне! – заорал счастливый Малфой. – Все, что в нашей земле – наше! По земельному закону Альдреда Крохоборного 1257 года. Тем более наследное… – и, замахнувшись мечом, ловко поддел лежащую тут же неприметную кривую ветку.
– Бузинная палочка! – ловя в прыжке взмывшую в воздух бесценную деревяшку, вслед за Драко завопил Гарри. (Именно эти артефакты Поттер и притащил в грязном мешке в кабинет Люциуса).
– А, я совсем об этом барахле и забыл… Ну, знаете, родовая привычка: чуть что заблестело – так в гнездо и тянем, извиняйте… – почесав когтем левый глаз, протянул Освобождённый Беофантус Адамант. – Что? Ещё что-то? – глянул он на… Драко.
– Прокати ещё разок… при случае…? – попросил тот.
– Понравилось, тёзка? – хохот дракона заметался по коридорам и темницам, подземным хранилищам Малфой-мэнора, а сам зверь, внезапно обратившись в плотное облако серебристого пара и обдав напоследок колющим морозным ознобом своих освободителей и давно уже прибывающих в обмороке домовичков, растворился в воздухе. Ошарашенный Драко, все же «держа лицо», выкрикнул чудищу вдогонку:
– Я так понимаю, это значит «да»? – и сполз по стеночке. Позже, снарядив реанимированных эльфов на поиски мнимых кладов в дальние кладовые и бывшие казематы, влюбленные начали… совсем не то, что вы подумали!
– Ты понимаешь, что я это делаю для нас? Если хоть что-то тебе не по душе, скажи сейчас, потом пути назад уже не будет. Я не хочу потерять хоть крошечку твоей любви и доверия – не та цена… – не очень понятно для непосвящённых скороговоркой выпалил Поттер. А вот Малфой его хорошо понял и сказал, погладив по грязной щеке:
– Я с тобой!
Потом, усевшись в обнимку, они начали строить планы захвата власти…
……………………………………………………..
Арт-бонус к главе 5-2. Гарри-Ломакс покупает «пушку». (Только на верхней площадке лестницы Драко проморгался и увидел, что одет в узкие черные джинсы и коротенькую пижонскую кожаную жилетку на голое тело. Но особенно Малфоя поразил собственный проколотый пупок с продетой в колечко тонкой серебряной цепочкой. Куда она спускалась, Драко боялся догадываться…):
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/78259549.jpg
http://static.diary.ru/userdir/3/0/0/6/3006151/78259545.jpg
========== Эпилог, но не финал ==========
– Пойдём со мной! – тихий женский шёпот, едва различимый во всё нарастающем гуле и треске бушующего пламени. Виноватый. Ласковый. Требовательный. Том никогда не слышал этот голос, но знал, всегда знал, кому он принадлежит. Той, которая подарила ему жизнь. И лишила любви… Огненный шквал: спираль плазмы, тисками смыкающаяся на хрупких детских плечах, ломающая рёбра, впивающаяся в бёдра, ослепляющая самым ярким, нестерпимо прекрасным цветом на земле – цветом живой крови, вечной жизни. Затягивающая в свою сердцевину, туда, где плещется отмщение, плавится раскаяние. Туда, где рождается истина, не иначе… Рёв мерзкого безжалостного чудовища перекрывает Мелодия Ангелов(1). Он часто слышал эту музыку ещё в приюте. Потом забыл. Казалось, что всё забыл…
Мальчику приснилась змея. Зрачки – вселенский мрак, зубы – сверкающие кинжалы. Тёмная молния, пружина, выстрелившая в него, застывшая в дюйме от лица. Влажный горячий упругий язык ударил в переносицу. Дыхание ада. Огромная тварь, страшная до… Ну! Нет же!.. Уже расслабившись, вместо облегчения он почувствовал досаду и злость. Опять прятать простыню, дрожать и краснеть, застирывая её вонючим едким мылом в общей душевой в полдник, отказавшись от миндального печенья с молоком. Когда всех заставят спать, тащить тяжёлое и холодное полотно назад в спальню, сушить своим теплом, обмотав вокруг тела. Почему с ним такое, когда страшно?.. О, чёрт! А когда не страшно? Лучше что ли? Вот если во время службы прищурить глаза (или нет, один совсем закрыть, а подглядывать только вторым), то сквозь густые ресницы, когда мир слегка изменится и расплывётся, священник станет уродливым покойником, типа чудовищного существа из фильма «Франкенштейн»: раскромсанная в шрамах голова отрывается от низкорослого тельца в золочёной казуле(2) и плывёт над паствой. А глаз, белый, мёртвый, закатывается в глазнице. Рот с жёлтыми по-лошадиному длинными зубами. Лысый, и бурые старческие пятна на коже. А мадам Корвин поёт псалмы: «Он избавит тебя от сети ловца, от гибельной язвы; перьями Своими осенит тебя, и под крыльями Его будешь безопасен; щит и ограждение – истина Его». И детские голоса вторят, и Том тянет красиво, протяжно: «Не убоишься ужасов в ночи, стрелы, летящей днем; язвы, ходящей во мраке, заразы, опустошающей в полдень»(3). Сейчас-сейчас потеряет госпожа директриса свой жиденький трясущийся второй подбородок и… оп! – переместим его к статуе Кающейся Магдалины (на рубенсовском «Пире в доме Фарисея» грешница без покрывала, оставляющего на виду лишь глаза и бледные щёки куда как пригляднее… Видел Том открытку у старших мальчишек – впервые задумался над тем, что все библейские персонажи были живыми людьми… испытывали голод, страх, ходили по нужде…). Та-а-ак, точненько пышнобёдрой раскаявшейся блуднице между ног. Смешно: святая с мошонкой, но без крантика. Фу, детские слова, которыми заставляют называть части тела. Член! Вот сказал почти вслух! Член! И в церкви! «А что… я ничего не боюсь! И никого!» Только снов… И, пожалуй, того странного господина, который принёс письмо из спецшколы и рассказывал странные вещи. Рассказывал и показывал странное. То, что сам Том давно мечтал научиться делать, и даже немножко сам умел. А голос у мистера был такой добрый, что просто утопиться в нём хотелось. Нырнуть и не дышать. «Пусть он за меня и дышит, и решает… Нет! Не хочу!» Что-то шептал то ли про императора, то ли про крышу двухэтажного автобуса(4), шевеля серебряной бородой, заплетённой в косу. Так и разбирало прилепить на её кончик сиреневый бант. Тот, что Тому отдала Марселина, самая красивая девочка, танцевавшая с Бизоном Джи на рождественском балу. Все, и даже учителя, пялились на её выступавшие над вырезом нарядного платья буфера, Бизон только краснел и сглатывал, а Том подошёл и, взглянув в насмешливые, подведённые краской, как у взрослой, глаза королевы бала, тихо приказал: «Ленту свою дай!» И девушка, неблагородно икнув, послушно выдрала из чёлки заколку с бантом, вложила ему в руку. И не выпускала своих нежных пальцев с ярко-розовыми ноготками до тех пор, пока над ухом Тома на зарычал Бизон и не отвесил карасику громкую оплеуху… Через месяц Бизон увидел в библиотеке змею. Вот тупоголовый! Том, прислонившись к шаткому стеллажу, невыразительным тоном прочитал верзиле короткую герпетологическую лекцию: «Укус внутриматерикового австралийского тайпана способен убить человека уже через двадцать минут. Для сравнения, укус следующих по опасности яда змей убивает приблизительно через сутки. Яд оказывает нервно-паралитическое и коагулопатическое действие. Первое блокирует работу мышц, в том числе и дыхательной мускулатуры. Второе действие изменяет свертываемость крови. Вообще-то, это тихая и мирная змея и на человека нападает только для самозащиты»… Бизон орал так, что сбежались почти все старшеклассники. А он, дебил, без штанов стоит, причиндалиной пунцовой трясёт и орёт, что молокосос Реддл его загипнотизировал. Реддл, ублюдочный засса… На этом слове Джи поперхнулся и замолчал на неделю… А тот серебристобородый старик очень страшный! Ему так хочется верить, до слёз, до молитв перед распятием! Верить, иначе он, Том, со всеми его необычными способностями и тайной властью – просто сумасшедший, дебил, а это верная психушка, уколы, слюни, размазывание своих испражнений по стенам. Видел он тех больных, о которых заботится королева… Но как же всё-таки страшно. Директор э-э-э… Дамблдор? Он сильнее, сразу видно, он знает, что говорит. И не старик совсем, крепкий, белозубый, улыбка лукавая, взгляд лучистый. Морозом по позвоночнику и куда-то в живот… Как стыдно бояться!.. Обыграть его? Как? Запутать в снах. Сны – единственное, чем приютский мальчишка владеет безраздельно. Даже собственная душа не принадлежит ему. Кому тогда? Богу? О! Бог – это любовь… Слышали сто раз, миллиард миллиардов. А где был тот Бог, когда несчастная Меропа корчилась в крови, выдавливая недоношенного синюшного младенца из своего чрева? Почему он не дал ей хотя бы услышать первый крик малыша, а ему попробовать вкус материнского молока? Любовь? Том умел любить. Когда-то. В детстве. Умел и хотел. Как он любил ту беленькую Лайзу, курчавую красотку, на которой собирался жениться года в четыре!.. У неё были восхитительные голубые глаза, длиннющие рыжие ресницы и широкая юбочка в клеточку. Которую так увлекательно было задирать, снимать девчонке белые трусики и сравнивать своего петушка с тем безобразием, что творилось между её цыплячьих ног. А потом его невесту отправили в школу для девочек, а ему за неподобающие ор и слёзы, за брыкание и попытки сбежать за любимой пришлось неделю стоять на горохе перед репродукцией Святого Казимира. Но Том не разуверился в любви. Не так сразу. Он любил, как же он любил своего мышонка, пойманного в бумажный кулёк и выкормленного остатками полднечного печенья. Глазки-бисеринки, крошечные ушки, умненький и понятливый дружочек. Сдох, окаянный, покрылся отвратительными пятнами, гноем и окочурился! А Том ведь просил Боженьку не забирать…
Сны, ах, эти сны. Не сказки, а мука. Чует его сердечко, не будет ему ни успокоения, ни счастья в этих лабиринтах подсознания. Научиться бы управлять ими, придумать такой чай или лекарство: выпил – и всё, что снится, сразу исполняется. Вот бы он тогда наспал!
Для начала оделся бы во сне во что-то не такое опостылевшее, как заскорузлые твидовые шорты с вечно цепляющимися за всё отворотами (а няньки потом ругают за затяжки), синее, почти девчоночье, широкое пальто с засаленным воротником и короткими рукавами и колючие шерстяные гольфы. Ужасную коричневую кепку с козырьком и стоптанные ботинки тоже выкинул бы к чёрту. Оделся бы в такой обалденный костюм, какие носят эти американцы Фред Астер или Дюк Эллингтон. Красавцы! И отправился бы на выступление танцевального оркестра «Лондон Саванна Банд» Вилли Коттона, который на праздники перебирается из Савойи на центральную площадь. Какая музыка, а какие девушки! Кларнет Бенни Гудмена так: «Ва-ву-у-а-у-ва». Я не лентяй, я просто мечтаю!(5) И директриса не будет лупить указкой по пальцам! Шотландский риф… Гадские морщинистые тётки! Сальные толстоносые господа! Ненавижу всё это отродье, приют этот вонючий!
«Падут подле тебя тысяча и десять тысяч одесную тебя; но к тебе не приблизится: только смотреть будешь очами твоими и видеть возмездие нечестивым…»
Богохульство? Да, точно, позор, накажет Боженька. И ещё в такой-то праздник, ай-ай-ай. Пасха. Том Реддл! Твой язык покроется язвами, а между ног вырастет кактус! Чёртова ведьма! Это твой язык сгниёт, а между ног я тебе, когда вырасту, такое вставлю! Дурацкие кролики! Шоколадные, марципановые, плюшевые, бумажные. Всюду кролики. А чем они лучше моего мышонка Платончика? Предатель! И кролики эти! Символ изобилия и плодовитости? А потом плоды этой плодовитости учатся ненавидеть друг друга в таких, как наша «дружных семьях под покровительством Её величества»? Делать украшения для пасхальных свечей – любимая семейная детская забава? Ненавижу белый воск. Чистота Иисуса? Фитиль – гуманность, пламя – божественное происхождение Христа? Пшик! И только! Галиматья! Например, чем хорошо утро Хорошей пятницы?(6) Тем, что в него угощают свежими крестовыми булками – пряными, пышными, с изюмом. Их можно есть, сколько хочешь и не бояться, что одёрнут, укорят в чревоугодии. Но даже жжение от пряностей во рту должно напоминать о страданиях Иисуса… Красиво накрытый стол, корзина белых лилий посередине, по углам фарфоровые мисочки с крашеными яйцами – так должна выглядеть настоящая пасха. И пахнуть она должна запечённым фаршированным ягнёнком, копчёной ветчиной, весенними салатами, мясными медово-чесночными фрикадельками, глазированными яблоками, картофелем в розмариновом масле. Том видел это всё на благотворительном приёме у дочери куратора приюта. Видел и нюхал. А ещё пасха должна пахнуть атласными лентами, блестящими женскими губами и нежными руками в твоих волосах… мамиными…
Голос Тома почти перекрыл певчих, взметнулся подорванным «петухом» под купол… В никуда…
«Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей…
Вот, я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать моя…
Окропи меня иссопом, и буду чист; омой меня, и буду белее снега».
Небо над храмом молчало, слушало благо, умилялось детской безгрешности.
«И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал». Семь дней недели, семь цветов радуги, семь нот, семь чудес света, семь кругов ада… Число «7» загадочное, таящее неожиданности, соединяющее противоречия, замешивающее их в магию силы и власти. А вот «8» – уже перебор: число-судьба, бесконечность, вечная лодочка, неотвратимость, правосудие, иногда даже смерть. Восьмёрка говорит: на любое действие есть противодействие, за любой поступок придется отвечать. Нет, «7» лучше!»
– Пойдём со мной, мой мальчик…
– Том! Том Реддл! Ты опять заснул?!
– Простите миссис Корвин! Я замечтался.
– Во время службы?! Жизнь – суровая стезя. Надо всегда быть внимательным, Том!
– Я понял, миссис Корвин, я постараюсь…
Пасхальные свечи трещали всё громче, пламя их зеленело, кололо глаза, но невозможно было оторвать от них взгляда. Огонь начал проникать сквозь кожу… Огромные чёрные ласнящиеся птицы ворвались в храм. Летающие люди? В атласных балахонах, вместо лиц – серебро… Что было, что будет, что сбылось, что пропало во веки веков… Сон держал Тома так крепко, как не могло удержать ни одно заклятие мира. Того мира, который маленький сирота так красочно и правдоподобно наспал…
А как же любовь? Ваша любовь? Неужели победит? Неужели всё-таки есть? И сила в ней? Ну, господа волшебники, не знаю. Не знаю…
Тишина. Темнота. Тишина и темнота. «Пойдём со мной!» – Сон? – «Конечно, мой мальчик». Во сне не страшно умирать. Во сне нет смерти. Только любовь, будь она неладна!
Тело Тома приняло драконий огонь, как долгожданную родную колыбель.
– Пойдём со мной! – Покров сдвинулся: не Меропа? А так похожа…
Мальчику стало смешно: «Чего я боялся? Смерть – это так…»
*
Убивать людей было для дракона почти так же привычно, как и для них самих. Воспитание, знаете ли, сущность… Но когда Адамант в бушующих клубах собственного пламени увидел широко распахнутые глаза чернявого малыша, только что восседавшего на троне мерзким голокожим монстром (даже на драконий вкус мерзким, а драконы обычно толерантны к внешности монстров), что-то кольнуло его в груди слева. Не хило так кольнуло. «Чтоб вас всех…! – Адамант вспомнил, что в этом месте расположено сердце и сокрушённо покачал головой: – Долг – есть долг. Наше дело служивое. Сами виноваты. Эти людишки всегда во всём виноваты сами», – и тряхнул нечёсаной гривой, сбрасывая с могучих плеч мышиные гнёзда, чьи-то кости, остатки магических оков…
Воздух Уилтшира наполнился гулом, словно от магловской ракетной турбины, два огромных ледяных крыла закрыли Млечный путь. Созвездия служили ему самым надёжным ориентиром – Ледяной Дракон взял курс «норд-ост» и уже через несколько минут его исполинская тень пугала русалок, резвящихся в волнах Северного моря… «И чтобы ни одного Малфа ближе, чем на полтысячи миль!»
О, славный Хэммон, ворота мира! Свободу, что добились для нас наши предки, достойно пусть с честью хранят потомки!(7) Ну, пусть хранят, разве жалко… Помнит Адамант тех предков: настырные были саксы. И хлипкие стены захудалого сторожевого кордона помнит: как бойко горели от его кашля. Не то, что сейчас: чистые городские кварталы, высокие дома, множество мостов, туннели над Эльбой, гавань. Цивилизация, будь она не ладна! Сквалыги и навозники были те саксы: пожалели девственницу. А может не нашли ни одной. Гы-гы-гырх! Из носа дракона пыхнуло колечко чёрного дыма и полетело к высоким звёздам, едва различимым в свете портовых прожекторов. Адамант подтянул кожаные штаны и поискал носом ветер – чуткое обоняние зверя и извращенца со стажем точно указало, где искать гамбургскую шпану. Мальчишек, что могут и обворовать и продаться за выпивку, и ножом просто так пырнуть. Ну любил он подобную шелупонь – свежачок бандитских хаз, будущих клиентов морга, не достигших еще двадцати…
Адамант, с удовольствием вдыхая запах моря и солярки, пошлялся по рядам-кварталам краснокирпичных закопчённых зданий складов, расположившихся на одном из островов посреди Эльбы, и позаигрывал с немногочисленными туристами, рискнувшими в этот час по примете кидать с мостов монетки «на память» на торцы вбитых в речное мелководье деревянных свай. Продемонстрировал стайке китаяночек искусство броска: его монетка при ударе не отскочила и не упала в воды канала, а осталась лежать на свае. Луноликие красотки восторженно аплодировали. «Похоже, ночь обещает быть томной!» – пружинистой неспешной походкой, поигрывая затёкшими за время многовекового безделья под башней Малфой-мэнора мышцами, Беофантус Космеус Адамант Третий Бессмертный Дракон горы Аморей продолжил охоту.
Сразу переключившись на немецкий, он даже стал думать на этом языке (такова природа Беофантов) и, как ведомый компасом, безошибочно набрел на стайку Hafengesindel(8).
«Knabe! (Мальчонка!) – подумал дракон, разглядывая серьёзную компанию на причале. – Doch, hübsch! (Миленький, однако!)» – и подошёл к парнишке, дымя сигарой (ему хватало и своего собственного дыма, но имидж – есть имидж). Тот скользнул заинтересованным взглядом по адамантовой крокодиловой клёпанной косухе на голое тело, по толстой бриллиантовой цепочке на мощной шее, крупному чёрному опалу на пальце, по квадратноносым роперам(9), по трёхдневной щетине и спросил, прищурившись:
– Hast du etwas mit? (У тебя с собой чего… есть?)
– Was? (Что?)
– Mann. Rauchen… Rauschgift… entzwei? (Мужик, типа покурить, ну дурь… на двоих?)
– Das ist zweideutig, Kerl. Rauchen? (Это звучит двусмысленно, пацан. Покурить?)
– Drogen (Наркота), – лениво сплюнул мальчик и повёл плечами, оценивающе склонил голову.
У Адаманта засосало под ложечкой. И член вспомнил о своём предназначении. «Сожру потом, – мысленно раздел он худенького стройного паренька. – Жилистый, люблю таких», – и прикинул, с какой стороны тот будет вкуснее.
– Das gibt bis zum Abwinken… Wofür haltst du mir? Natürlich! (Да навалом… За кого ты вообще меня принимаешь? Конечно!) – хохотнулон.
– Für einen wohlhabend Onkel… So… Gehen wir? (За богатенького Дядюшку… Так пошли?) – призывно усмехнулся белобрысый наглец.
– Doch, Bittler… aber genusslich! Und du, der junge Flegel, hör zu… Ich kann geben dir etwas süsser in der Munde zu halten. Komm! (Однако, попрошайка, но… Да с наслаждением! И ты, юный нахал, слушай сюда… Я могу дать тебе кое-что послаще во рту подержать… Идём!)
– Wie heisst du denn? (Как звать-то тебя?) – спросил, не смутившись, молодой дурак, глядя в лицо своей возможной смерти (а повежливее надо с незнакомыми драконами!) Но глаза у него были светлыми… Се-е-ерыми…
– Dracher, – ответил Адамант и добавил про себя: “А можно Трахер, это как повезет, милый»…
С Эльбы тянуло прохладой, сыростью, натужным рокотом последних ночных буксиров. Сигнальные огни и серены морозильных траулеров, грохот погрузчиков, визг лебёдок напоминали Адаманту шум былых славных баталий. Как чудесно! Молокосос отработал по полной и умильно сопел у него под локтем, грея узкую ладонь в драконьей гриве. Хорош же, щенок! Отучить засранца от всякой дури, и выйдет из него… человек…
Пройдёт ночь и день, и другая ночь, и ещё один день… Будут войны, землетрясения, природные катаклизмы, техногенные катастрофы; будут взрываться реакторы и звёзды; свет и мир в душах людей и всяких тварей сменятся тьмой, скорбью и отчаянием; клятвы верности и слова любви потеряют свою магическую силу; замёрзнут оазисы и растают северные льды; птицы разучатся летать, и ангелы забудут, кому служат, пав ниц перед новыми господами. Планетарная ось сдвинется, не от мечей и дротиков примут смерть миллиарды… А им всё не почём! Сероглазый мальчишка знает теперь, за чью прятаться надёжную широкую спину. А у дракона есть, кого прикрывать ледяными крыльями. И кому рассказывать свои сны. Сны про любовь, которая могла бы стать явью и… стала! Мерлин вас побери!..
*
С гор опускались тайны звёзд, шёпоты комет, мысли далёких галактик, весь день цеплявшиеся за суровые шотландские вершины, вмерзшие в искрящиеся ледники и не срываемые самыми пронзительными и неудержимыми ветрами, с наступлением ночи сами откалывались от своих причалов и плыли навстречу озёрному туману. Встречались они друг с другом как раз на уровне крыш старинного волшебного замка, заворачивались в причудливые круги и спирали, ложились на плиты хогвартского двора волнами тихого, безмятежного, почти незримого прибоя. Серебро и золото, щедро растворённое в темноте, смешивалось и окрашивало серые каменные стены истинным волшебством, неподвластным ни магам, ни тем более магглам – красками снов.
Черепица самых высоких башен превращалась в россыпь драгоценных камней, крыши хозяйственных строений покрывались янтарными каплями и крошками дроблёных самоцветов. Водосливы вспоминали тайные песни весенней капели и буйные серенады летних ливней. Окна ловили смятение лунных лучей и впускали его в замок не привычными яркими дневными отражениями витражей, а самым удивительным и непостижимым серым многоцветием, рождающим фантазию, вырывающим мечту из мира небытия.
Тёмный тревожный Запретный лес начинал жадно впитывать магию снов, тянул призрачные ветви, тонкие ростки, полные живых соков, к неприступным старинным стенам, ловил голоса и образы, страхи и надежды, признания в любви и ожидания счастья, превращал их в шёпоты трав, искры росы, шелест невесомых пёстрых крыльев и тайны многих жизней, уже прошедших и пройдущих ещё не раз под его густыми кронами. Вечный лес, вечное право оставаться самим собой, вечная обязанность защищать и оберегать рождённых твоей силой, явившихся под сень твою за такой малостью, как жизнь.
