Текст книги "Девушка моего лучшего друга (ЛП)"

Автор книги: Sloshi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

========== Часть 1 ==========

Сожаление.

Слишком знакомое чувство для двадцатиоднолетнего второкурсника юридического факультета Саске Учихи.

Не бывает ни минуты чтобы он не чувствовал этого – не проходит и дня, чтобы оно не играло с его разумом, насмехаясь над ним и дразня его тем, что могло бы быть.

Конечно, бывают случаи, когда сожаление более терпимо, чем другие чувства. Например, когда он четыре часа усердно занимался на пятом этаже библиотеки; далеко, далеко от реальности, где он может притворяться, что доволен собой – своим выбором.

Или времена, когда сон не находит его, и он бредет в бары в центре города далеко за полночь. Где он отбрасывает рюмку за рюмкой, и едкий ожог виски скользит по напряженным стенкам его горла как раз перед тем, как он кладет голову на липкую поверхность бара.

Но когда он сидит посреди Студенческого союза через стол от двух своих лучших друзей, которые очень открыто состоят в отношениях, особенно в такие моменты, когда сожаление возвращается с пламенной местью, острый кинжал вонзается в его грудь и неприятная горечь чувствуется в горле, когда Учиха вынужден отводить взгляд от каждого поцелуя, от каждого сладкого хихиканья, от каждого прикосновения его загорелых пальцев к ее розовым волосам.

Саске смотрит на высокий сводчатый потолок, на несколько настенных телевизоров по всей комнате, на тяжело дышащий язык собаки Кибы, которая смотрит на него из-под стола через всю комнату, как будто чувствует его дискомфорт – где угодно, только не на пару прямо перед ним.

Наруто наклоняется и шепчет ей на ухо, думая, что в его глубоком голосе есть некое подобие тайны.

Это не так.

– Я люблю тебя, Сакура.

Она краснеет, пряча застенчивую улыбку за глотком колы, которая, как знает Саске, является диетической и в ней нет льда.

Он также знает, не глядя, что в полусъеденном бутерброде на ее тарелке нет соленых огурцов, он усеян легким майонезом, сыром и луком. Он знает, не проверяя, что ее картошка фри слегка соленая и что зубцы ее пластиковой вилки отломаны из-за ее иррационального суеверия, что неиспользованная пластиковая посуда – к несчастью.

Он знает, не заглядывая под стол, что ее правая нога притопывает. Детский тик, когда она чувствует себя особенно суетливой и немного застенчивой – привычка у нее с восьми лет.

Саске резко вдыхает, прежде чем медленно и размеренно выдохнуть, снова отводя свои обсидиановые глаза и делая рассеянный глоток воды, когда Наруто кормит ее картофелем фри.

Дело не в том, что он не рад за своих двух лучших друзей.

Но когда Саске бросает еще один взгляд через стол, бессознательно глядя на блондинистого идиота, которого он давно уже считает своим братом, он не может не думать о той же эгоистичной фразе, которой он мучил себя последние шесть лет.

Это должен был быть я.

Не Наруто и Сакура.

Не Сакура и Наруто.

Саске и Сакура.

В этом есть смысл, думает он, даже когда Наруто еще раз неприятно чмокнул ее в щеку, даже не удосужившись скрыть свое бессмысленное проявление привязанности перед третьим членом их троицы.

В большинстве дней он думает, что привык к этому. За шесть лет он должен был привыкнуть.

Но в такие моменты, когда они сидят перед ним и открыто дразнят его тем, чего он никогда не сможет иметь, он знает, что никогда к этому не привыкнет.

Саске закрывает глаза, проглатывая мелкую ревность еще одним глотком воды.

Он сам виноват, он знает; он единственный виноват в этом гребаном уравнении. Знает, как ужасно он облажался когда-то.

«Я так тебя люблю, что даже не могу этого вынести».

Шепот страдающей Сакуры, изливающей ему душу на праздновании своего двенадцатого дня рождения в темноте ее маленькой ванной – результат того, что они двое были выбраны в глупой игре «7 минут на небесах», – все чаще звучит в его голове. чем когда-либо должно быть позволено.

Но его собственный голос того вечера преследует его еще больше.

«Научись понимать намеки, Сакура. Если тебе нужна любовь, Наруто рядом. Но оставь меня в покое. Мы с тобой просто друзья – это все, чем мы когда-либо были, и это все, чем мы когда-либо будем. Так что не пытайся изменить что-то между нами».

В двенадцать лет девочки были последними о чем думал Саске. Не говоря уже о любви в любом виде. И за шесть минут до конца игры он вышел из туалета, даже не оглянувшись.

И теперь он знает, что если бы он не этого сделал, то увидел бы воочию, как навсегда разбилось ее сердце на миллион осколков, как ее лицо сморщилось от горя, слезы собрались вокруг ее покрасневших глаз, прежде чем они скатились вниз по щекам и столкнулись под ее дрожащим подбородком.

Вместо этого он просто вернулся на свое место в кругу снаружи, скрестив ноги, где все их друзья смотрели на него в замешательстве, прежде чем Сакура выбежала из туалета в месиве слез. Она убежала в свою комнату и не выходила всю оставшуюся ночь.

Излишне говорить, что ее день рождения закончился в тот момент, когда она захлопнула дверь.

«Что, черт возьми, ты сделал с ней там?!»

Наруто вскочил на ноги и подошел к нему, рыча, прежде чем толкнуть Саске в грудь с силой, которая чуть не свалила его на спину.

Разбил ей сердце, должен был сказать он, и позволить этому идиоту надрать ему задницу прямо здесь и сейчас, как он по праву заслужил.

Вместо этого, беззаботный и жестокий, он просто посмотрел на Наруто, и в их ониксовых глазах не было ничего, кроме пустоты: «Ничего, что она не вспомнила бы через день или два».

Но девять лет спустя он знает, что это единственное, что она помнит.

По сей день эта нерешительность все еще остается в ее глазах, когда она иногда смотрит на него. Когда она улыбается ему. Когда она смеется вместе с ним. Она всегда здесь; как будто даже малейшая оплошность могла спровоцировать его на повторение тех же самых слов, которые он сказал ей той ночью много лет назад, какой бы иррациональной ни была эта идея.

Каждый общий взгляд – отвратительное напоминание о его ошибке. О том, что могло быть и чего никогда не будет. Напоминание о том, что его далекие слова отзываются в ее сердце так же сильно, как и его.

Тогда он тоже видел это каждый раз, когда она смотрела на него. Нерешительность в ее изумрудных глазах каждый раз, когда они тусовались вместе, несколько дюймов, которые она откладывала между ними, когда они сидели рядом друг с другом – в школе, за обеденным столом в доме Наруто, на диване в ее гостиной, где они привыкли удобно засыпать друг на друге, когда перед ними по телевизору катятся титры.

Уменьшающаяся частота ее сообщений, медленное, но верное расстояние, которое она начала прокладывать между ними, а он даже не осознавал этого.

Все знаки были налицо – все маленькие способы, которыми она ускользала из его пальцев. Как она начала плестись за ним, а не рядом с ним, когда они втроем шли домой из школы, как она поменялась местами за обеденным столом, чтобы не смотреть на него, как она перестала звонить к нему, и Итачи пришлось позвонить ее родителям, чтобы убедиться, что с ней все в порядке.

Все это происходило прямо у него на глазах.

Он просто никогда не хотел смотреть.

И в болезненный период их детства она начала тянуться к Наруто – заполнила пустоту в своем сердце следующей лучшей вещью. Белый рыцарь в сияющих доспехах, получивший повод сблизиться с ней, потому что Саске был слепым гребаным дураком.

Хотя ей и Саске удалось остаться лучшими друзьями, они даже стали еще ближе во взрослом возрасте – с того дня невидимая стена медленно вклинивалась между ними, кирпичик за кирпичиком; построенная его собственными бессердечными словами.

Словами, которые он никогда не должен был говорить.

Словами, о которых он до сих пор думает каждую ночь перед тем, как закрыть глаза и умолять вселенную о сне.

И сейчас, когда он смотрит на нее через стол, но они находятся в разных мирах, он больше всего на свете желает вернуть все назад. Хотел бы он снова пережить ту ночь. Но вместо того, чтобы ударить кувалдой по ее двенадцатилетнему сердцу, он впился бы в ее губы своими и провел бы в этом душном маленьком чулане куда больше семи минут.

Сожалеть – это так тяжело. И каждый раз, когда он видит ее милую улыбку, полную такой доброты и привязанности, не для него, а для Наруто, это разрывает его на части еще больше.

Потому что, как бы то ни было, было уже слишком поздно.

Слишком поздно Саске понял, что любит Сакуру Харуно, и уже очень, очень давно.

И нет ничего больнее, чем смотреть, как тот, кого ты любишь, любит кого-то другого.

========== Часть 2 ==========

Саске было всего шестнадцать, когда он впервые понял, что любит ее.

Через четыре долгих года после тех горьких слов, которые он выплюнул, он осознал свою калечащую ошибку.

Тогда он заболел. На самом деле он был очень болен; скорая диагностировала лихорадку и почти две недели он был прикован к постели. И как бы мучительно это ни было, между попытками дышать через заложенный нос, сглатыванием через воспаленное горло, погребенным под кучами одеял, которые ему приходилось постоянно сбрасывать в разгар приливов жара, – было только одно чудо в мире, которое сделало эти четырнадцать дней терпимыми.

Оно пришло в виде розовых волос, покрасневших щек и застенчивых зеленых глаз.

Каждый день она приходила к нему домой. С ее начинающим медицинским опытом Итачи неохотно позволял ей проводить ограниченное количество времени у его постели, где она резала яблоки, приносила ему суп, поправляла его одеяла, клала холодные тряпки на его лихорадочно влажный лоб и заменяла их, когда они немного нагревались.

Но превыше всего, помимо всех добрых мелочей, которые она делала, она сделала еще кое-что. Эту маленькую вещь, которую он никогда не забудет.

Она, как обычно, входила в его спальню, приветствовала его милой улыбкой и сжимала в руках сумку со сладостями.

– Привет, Саске. Тебе уже лучше?

Под влажной темной челкой его глаза с тяжелыми веками могли только молча следить за ее фигурой, пока она счастливо шла к его постели. Она плюхалась на стул, который принесла в его комнату в первый же день, когда пришла навестить его, и после того, как ставила свою сумку на деревянный пол рядом с кроватью, проверив прогрессирование его лихорадки и убедившись, что ему не больно, она протягивала руку и осторожно убирала челку с его глаз, с раскрасневшихся щек, а затем ее маленькие пальцы опускались на его руку, где она рассеянно водила ими вверх и вниз по его коже. Так нежно, почти щекотливо, она ласкала его так, что его и без того тяжелые глаза опускались еще больше.

Но Саске никогда не сводил с нее глаз. Он никогда не уклонялся от ее интимных прикосновений.

Медленно моргая, он просто смотрел на нее, в ответ на ее взгляд.

И в безмятежной тишине, когда пальцы Сакуры легко скользили по его раскрасневшейся коже и их глаза не отрывались друг от друга, он понял, что никогда не хотел, чтобы она смотрела на него иначе, чем так, как она смотрела на него тогда.

С таким ошеломляющим количеством любви и заботы в этих мягких зеленых глазах, его сердцебиение ускорилось в несколько раз.

По прошествии долгого времени, когда солнце таяло над горизонтом и заливало лучами комнату и его кровать, она засыпала на нем, ее пальцы оставались неподвижными на его руке, где она заснула посреди ласки. Длинные розовые волосы, которые она оставила распущенными, разметались на его укрытом торсе, дыхание вырывалось из ее приоткрытых губ, когда она крепко спала.

Когда ее щека прижималась к хлопковому одеялу на его животе, он протягивал руку, проводил пальцами по ее розовым волосам, отводя их в сторону, и просто смотрел, как золотой закат окрашивает ее красивое лицо.

Каждый день, когда она делала это, его сердце набухало еще немного больше. Медленно, но верно, как будто эти две недели были для него богом данным испытанием любви, он начал примиряться со странными бабочками в животе, которые до этого всегда считал нормальными.

Прикованный к постели и не имея другого способа отвлечься, он был вынужден как следует погрузиться в свои чувства, устремив холодные обсидиановые глаза в потолок. У него не было другого выбора, кроме как думать о ней и о том, как ее сладкий аромат остается на его одежде, одеялах, коже.

О том, как сильно он ненавидел, когда она уходила. И как сильно он скучал по ней, когда она уходила.

И в последний день, две недели спустя, когда она на этот раз спала рядом с ним, заползая с ним в постель после того, как упрямо утверждала, что ее иммунная система сделана из стали, он перекатился на бок, чтобы посмотреть ей в лицо, и медленно убрал ее пальцы, который неподвижно лежали на его руке после почти часа ее расслабляющей ласки.

Переплетая свои пальцы с ее, он посмотрел на Сакуру. Зря посмотрел на нее.

Словно чувствуя тяжесть его взгляда сквозь пелену легкого сна, ее веки приоткрылись.

И когда их взгляды встретились, это было в тот момент, когда она была в дюйме от его лица, с сонной нежностью в этих изумрудных глазах, освещенных золотыми всплесками солнечного света, заглянувшего в окно позади него, и внезапным ударом электричества растекаясь по его венам – именно тогда, когда его зрачки расширились, а сердце забилось в неумолимом ритме, он понял, что любит Сакуру.

Я люблю ее, он продолжал повторять про себя, пораженный невероятным прозрением, и у него внезапно перехватило дыхание.

Как будто девушка, лежащая с ним в постели, вдруг стала совсем другим человеком. Словно с его глаз сорвали какую-то повязку, заставив его видеть свет перед собой, заставив его увидеть девушку перед собой не такой, какой он всегда ее представлял, а такой, какой она была на самом деле.

Любимая девушка. Жена. Будущая мать.

Он увидел, как все это промелькнуло перед ним – видение с ее вздувшимся животом и с ним, обнимающим ее сзади.

Дом, семья, будущее.

Я люблю ее, эхом отозвалось в его сознании. Но он не просто любил ее; все двенадцать лет их дружбы мелькали перед его глазами, как крутящаяся катушка кинопленки. Каждый раз, когда она была рядом с ним, каждый раз, когда она поднимала его, когда он был подавлен, каждый раз, когда она смотрела на него так, как будто он был самым совершенным человеком на планете, каждый смех, каждая улыбка, каждый раз, когда она обнимала его, когда объятия длились немного дольше, чем те, что считались просто дружескими.

Он не просто любил ее: он был влюблен в нее.

Сквозь першение в горле Саске открыл рот, чтобы сказать ей только это…

– Какого черта вы лежите в одной постели? – Итачи рявкнул с открытого порога, подозрительный и, возможно, немного рассерженный из-за неуместной сцены, которую он только что увидел.

И вот так, выскользнув из его рук, она выскользнула прямо из его будущего – она спрыгнула с кровати и собрала свои вещи, заикаясь, извиняясь, прежде чем выбежать за дверь, уклоняясь от неодобрительного взгляда Итачи.

Позже тем же вечером Наруто попросил ее стать его девушкой.

Она сказала да.

На следующий день Саске не вернулся в школу.

***

Сейчас

– Саске? – Раздается приглушенный крик из ванной, где она собиралась последние полчаса.

Саске останавливает шоу по телевизору и уже через несколько секунд встает с дивана и идет к двери ванной.

– Я здесь.

Всегда, я здесь.

– Ты можешь написать Наруто, чтобы он не забыл об ужине позже? – Через закрытую дверь он слышит, как она что-то кладет на стойку, возможно, средство для волос. Слышится шорох, который предполагает, что она поднимает предмет обратно. Он прижимается ухом к двери, чтобы лучше слышать. – Он опять забыл прошлой ночью, и я… ой! – Предмет с грохотом падает на столешницу.

Обычная искра гнева, направленная на Наруто, затмевается беспокойством, и Саске чуть крепче прижимается к двери.

– Сакура? Ты в порядке?

– Да, я просто… ой. Я случайно обожгла палец о выпрямитель.

– Я принесу тебе льда. – Саске оказывается на кухне раньше, чем она успевает возразить. Он очень хорошо знает, что Сакура может просто подержать палец под холодной водой из-под крана, но когда он черпает лед из морозилки в маленький пакетик, он также знает, что никогда не упустит ни одной возможности позаботиться о ней, какой бы самостоятельной она ни была.

После всего, что она для него сделала, это меньшее, чем он может ответить.

Поэтому, когда он тихонько стучит в дверь ванной, поток облегчения согревает его грудь, когда она открывает дверь с благодарной улыбкой, принимая его кроткое подношение.

– Ты не должен был этого делать, Саске. – Она ругается, но в ее голосе нет ни капли разочарования. – Это просто небольшой ожог. Видишь?

В доказательство она поднимает указательный палец, демонстрируя маленькую красную отметину.

– Я понимаю. – Рассеянно говорит Саске, его взгляд тут же перескакивает с небольшого ожога на пальце на ее тело, когда он замечает, что именно на ней одето – точнее то, чего на ней нет.

Его взгляд останавливается на ее глубоком декольте, выглядывающем из-под обтягивающей майки, облегающей ее тело. И слабые очертания ее сосков сквозь натянутую белую ткань.

Саске отдергивает голову, его уши горят.

– Я… я оставлю тебя с этим. – Он сует пакетик ей в руки и отступает обратно к дивану так же быстро, как пришел, хватая пульт с кофейного столика и возобновляя шоу, на которое он не обращал внимания с самого начала. Он пытается притвориться, что образ не укоренился в его голове.

Конечно, за последние шесть месяцев его жизни он несколько раз сталкивался с такими проблемами.

Например, однажды, когда Сакура не знала, что Саске был дома, и храбро расхаживала по кухне обнаженной, как в день своего рождения, с розовыми волосами, закрученными полотенцем на голове.

И когда Саске появился из-за угла, совершенно неподготовленный, он подавился слюной, увидев, как она склонилась над холодильником, несколько страниц заметок к делу, которое ему только что поручили, вырвались из его рук от удивления.

Сакура развернулась с пронзительным криком, от которого он закрыл глаза и убежал прочь – только для того, чтобы слепо врезаться прямо в кухонную стену всего в нескольких дюймах от коридора. Спотыкаясь и поправляясь быстрее, чем когда-либо в своей жизни, он молниеносно помчался по коридору обратно в свою комнату, захлопывая дверь за собой.

Излишне говорить, что, просидев весь остаток дня на парах, не прослушав ни одной лекции, – не в силах забыть яркого образа ее круглой голой задницы и обнаженного места между ее бедрами, которые он определенно видел, – в ту же ночь он не мог не просунуть руку под пояс, как только забрался в постель, чтобы высвободить пульсирующую потребность между бедрами, которая болела весь день.

Он кончил со стыдом, но не его вина в том, что девушка его мечты решила гарцевать голышом на кухне, обнаженная для его неожиданного взгляда.

Вздрагивая от образа, который до сих пор дразнит его память – и всегда будет – Саске пытается игнорировать боль возбуждения между ног, ерзая на диване и надеясь найти хоть какое-то подобие милосердия. Он делает глубокий вдох и пытается зафиксировать взгляд на экране перед ним.

Кто-то может задаться вопросом, почему он живет со своим лучшим другом и девушкой, в которую он отчаянно влюблен, особенно если учесть, что у этих двоих серьезные отношения. Можно задаться вопросом, почему он намеренно подвергал себя такой особой пытке.

Но правда в том, что Наруто не сообщал ему новости о том, что Сакура переедет к ним, до того дня, когда он уже внес залог и подписал договор об аренде квартиры.

Тогда Саске должен был лежать в постели в ту самую первую ночь, и слушать, как изголовье кровати ударяется о его стену с другой стороны, снова, и снова, и снова.

Вместе с приглушенными криками удовольствия Сакуры.

Сердце Саске чуть больше разрывалось от каждого яростного удара о собственную стену. Устремив широко раскрытые глаза в потолок, он побледнел от осознания того, что с этого момента он будет слышать этот мучительный шум. Травмированный, только тогда он по-настоящему осознал, насколько хреновой была эта жизненная ситуация.

Он просто схватил подушку и натянул ее на уши. Но только после того, как они перестали трахаться, блестящие красные глаза Саске отступили, и он заснул с подушкой на голове.

Саске снова ерзает на диване, тяжело вздыхая. И на секунду ему кажется, что он действительно сможет расслабиться…

– Сакура-а-а! – От громкого драматического голоса Саске вздрогнул. Он тянется к пульту и увеличивает громкость телевизора на шесть отметин. Когда Наруто достигает гостиной, он радостно здоровается. – О, привет, сволочь.

Саске лениво поднимает руку в ответ, глаза напрягаются, чтобы сосредоточиться на телевизоре.

– Где Сакура? – спрашивает он, небрежно бросая ключи и сумку с книгами на кухонный стол.

– Ванная. – Саске коротко отвечает, прежде чем внезапно кое-что вспомнить. Он оборачивается, чтобы посмотреть через плечо, и говорит с некоторой неохотой: – Сакура просила напомнить тебе об ужине.

Голубые глаза расширяются.

– Дерьмо.

Его зубы сжимаются от способности идиота забыть что-то такое особенное для Сакуры, но он просто поворачивается к телевизору, не говоря ни слова, зная, что лучше не вмешиваться в их личные дела.

Даже если он не хочет ничего, кроме как бить Наруто по чертовой морде каждый раз, когда Сакура заканчивает тем, что плачет на диване, всхлипывая в салфетки, когда Саске неуклюже сидит с противоположной стороны, позволяя ей наклониться к нему и намочить его толстовку своими слезами, он пытается понять, как правильно ее утешить. Не то чтобы Саске возражал против того, чтобы она плакала на плече, конечно, но его совершенно убивает то, что она вообще плачет.

Сакура никогда не должна плакать.

– Ты забыл. – Саске обвиняет просто, глядя вперед. – В очередной раз.

– Заткнись, мудак. – Волосы Наруто вздымаются, естественно защищаясь. – Я был занят практикой.

Саске усмехается. Как будто футбол важнее твоей девушки.

– Наруто? – Сакура зовет из ванной. – Я здесь.

В ту минуту, когда она открывает дверь ванной, руки Наруто обнимают ее. Он крепко обнимает свою девушку, прежде чем прикоснуться к ее губам небрежным поцелуем.

В гостиной, несмотря на то, что он не хочет этого делать, Саске не может не выключить телевизор, чтобы подслушать их разговор. Только потому, что у него есть чувство, что он точно знает, что вот-вот произойдет – после того, как он терпел их драму в течение шести месяцев их совместной жизни, он знает все явные признаки надвигающейся бури. Он размышляет, следует ли ему сбежать в безопасное место в своей комнате.

– Я думала, что ты должен был прийти йще час назад. – тихо говорит Сакура после того, как Наруто заканчивает свое бессмысленное нападение на ее рот.

– Я знаю, знаю, – взмолился Наруто, – тренер задержал нас на тренировке.

Ложь.

Киба, который также входит в команду, написал ему более сорока пяти минут назад и попросил принести выпивку.

Рука Саске сжимает пульт.

– О, извини, я не знала. – Внезапно она кажется виноватой, и это только усиливает гнев, нарастающий внутри Учихи. Как будто это ее вина. – Ну, теперь ты здесь, верно? – Она смеется неискренне. – У нас все еще есть планы на сегодняший вечер… правда?

Тишина, которая говорит о многом.

А затем Наруто отвечает таким тоном, что Саске может сказать, не глядя, что сейчас он чешет свой белокурый затылок:

– Ну… Сегодня пятница, и я как бы уже сказал Саю и Кибе, что пойду попробовать рамен в новом ресторане.

Несмотря на то, что он ожидал именно этого, сердце Саске все еще падает.

После его слов наступает напряженная тишина, в которой Наруто пользуется возможностью, чтобы продолжить.

– Малышка, послушай, мы говорили об этом месте уже несколько месяцев. Я обещаю, что смогу отыграться на этих выходных или что-то в этом роде – куда бы ты ни захотела пойти, я отвезу тебя. Я обещаю, клянусь мизинцем.

Снова тишина.

Саске съеживается в предвкушении, задаваясь вопросом, будет ли его когда-то мирная ночь наполнена криками, проклятиями, плачем или…

– Хорошо. – Маленький, побежденный звук.

– Да! – Наруто восклицает, и Саске закрывает глаза, внезапно почувствовав себя плохо. – Ты лучшая, малышка! Я так тебя люблю! – Раздается звук причмокивания губ, а затем Наруто галопом вбегает в гостиную, прыгает прямо перед телевизором и блокирует обзор Учихи. – Эй, сволочь, не хочешь пойти с нами? Сай сказал, что рейтинги должны быть выше крыши, я имею в виду, что это рамен и алкоголь!

– Уйди с дороги. – Рявкает Саске, не в силах укротить свой язык, вытягивая шею вокруг таза идиота, пытаясь увидеть шоу из заблокированного зрения. – Я никуда не пойду.

– В чем, черт возьми, твоя проблема? – Наруто рычит, лазурные глаза полыхают от гнева.

– В тебе.

– Что я тебе сделал? – Блондин скрещивает руки, злится.

Украл ее у меня.

Саске встает с видом, будто потерял интерес к телевизору, но его обсидиановые глаза тут же устремляются к закрытой двери ванной на другом конце квартиры, где, как он знает, плачет Сакура.

– Просто уходи. – мрачно настаивает Саске, пробираясь на открытую кухню, начиная рыться в шкафах, просто чтобы чем-нибудь занять себя, пока Наруто не уходит.

Но Наруто быстро бежит за ним по пятам.

– Серьезно, в чем, черт возьми, твоя проблема?

– Я устал.

– Тогда почему ты просто не сказал это?! – Наруто стонет. – Это не повод быть придурком.

Саске молчит, все еще делая вид, что роется в шкафах.

– Как хочешь, чувак. – Наруто фыркает, разочарованно качая головой.

Когда Наруто исчезает в коридоре, чтобы переодеться из футболки в праздничную одежду, Саске быстро закрывает шкафы и идет через кухню, наклоняясь, чтобы заглянуть в холл, чтобы убедиться, что идиот действительно в своей комнате, прежде чем он мчится к двери ванной.

Одной костяшкой он мягко стучит по деревянной плите.

– Я сказала, что все в порядке, Наруто. Просто иди. – С другой стороны доносится приглушенный срывающийся голос Сакуры.

– Это я, Сакура. – Бормочет Саске, осторожно бросив взгляд на порог коридора на случай, если Наруто вернется. Не то чтобы это был какой-то секрет, что Саске утешает ее, скорее дело в том, что он не особо заботится о том, чтобы Наруто знал, как часто и насколько близко он это делает.

С другой стороны раздается всхлип, как раз перед тем, как дверь распахивается.

В ту же секунду, когда он видит румянец ее щек и блеск ее покрасневших глаз, слезы, прилипшие к смазанным черным ресницам, Саске хватает ее за подбородок и поднимает ее лицо вверх, мягко смахивая большим пальцем слезу, стекающую по ее щеке.

– Саске? – Ее глаза расширяются от удивления.

– Прости, – тихо шепчет он, чувствуя себя беспомощным. Он никогда не знает, что сказать, но будь он проклят, если не попытается.

Конечно, она и Наруто были в бесчисленных ссорах на протяжении многих лет, но с тех пор, как они стали жить вместе, кажется, что их отношения становились все сложнее и сложнее.

В последнее время она просто подчиняется вопиющей небрежности Наруто. Вместо того, чтобы высказаться и бороться за то, что она чувствует, как будто она сдалась и когда-то ревущее внутри нее пламя превратилось в пепел, она отшатывается.

И если есть что-то, на что Саске не может смотреть, так это ее слезы.

Сакура моргает, глядя на него, по ее щеке катится еще одна слеза. Затем она улыбается, скручивая быстро бьющееся сердце в его груди.

– Все в порядке, если он так сильно хотел пойти в это место, тогда это не имеет большого значения…

Она пытается принизить собственные чувства, опустив зеленые глаза в пол, как будто это она виновата.

Саске не потерпит ни того, ни другого.

– Нет. – Строго говорит он, крепче хватая ее за подбородок и заставляя встретиться с ним взглядом. – Это уже третий раз на этой неделе. Вы, ребята, должны были отпраздновать свою годовщину еще месяц назад.

При напоминании свежие слезы снова дрожат на ее глазах, и Саске мысленно ругается. Он притягивает ее к своей груди, когда ее лицо искажается от горя, и обхватывает своими сильными руками ее тонкую талию. Чувствуя себя крайне глупо из-за того, что заставил ее снова плакать, он зарылся лицом в ее волосы, желая только того, чтобы прекратились безмолвные сотрясения ее тела и прекратилась влага, собирающаяся на передней части его толстовки.

При звуке открывающейся двери Саске отпрыгивает от нее и поспешно возвращается к дивану как раз в тот момент, когда в комнату входит Наруто.

– Ну, я пошел. – Объявляет Наруто, проходя мимо, хватая ключи со стола и исчезая в прихожей. Потом кричит: – Я дам тебе адрес, если ты передумаешь!

С этими словами Наруто уходит.

Саске снова стоит у порога ванной, прежде чем входная дверь с грохотом захлопывается.

Сакура сидит на краю раковины с блестящими и опущенными глазами.

– Это… – Она начинает тихо, прежде чем издать самоуничтожительный смешок, —… какой-то отстой.

Не зная, что сказать, в немного неловком состоянии, как обычно, Саске засовывает руки в карманы и пробирается в ванную, прежде чем сесть рядом с ней.

Ее руки сжимаются между коленями, макияж размазан, а волосы идеально выпрямлены.

Саске знает, сколько усилий она вкладывает в то, чтобы наряжаться для своего тупого бойфренда, поэтому он тихо говорит, как будто это хоть какое-то утешение:

– Твои… волосы хорошо выглядят.

Сакура смотрит на него с легкой улыбкой, от которой ему хочется снова обнять ее.

– Спасибо.

Недолго думая, он выпаливает:

– Я отведу тебя куда-нибудь, – а затем быстро добавляет, поняв, как напористо он, возможно, прозвучал: – если хочешь.

Удивление освещает ее хмурые черты, когда она садится чуть прямее.

– Куда?

Он пожимает плечами.

– Куда угодно.

***

По совпадению, Сакура выбирает место, в которое они с Саске начали ходить, когда им разрешили пить.

Это небольшой уютный бар в восточной части города, где они обычно встречались после первого года обучения в колледже, когда им очень хотелось найти бар, в котором были и картошка фри, и жареные помидоры.

Атмосфера живая, но не шумная, а мерцающие неоновые огни в тускло освещенной комнате подчеркивают изумрудный оттенок ее глаз. В дальнем конце заведения небольшая диджейская будка играет альтернативную музыку на тесной сцене.

Сакура расправляет меню, как она всегда делает, когда не может разглядеть написанное при таком плохом освещении, прищурив глаза и впившись зубами в нижнюю губу.

И, как и ожидалось, она сдается и скользит меню по столу, указывая тонким пальцем на конкретный пункт.

– Что тут написано?

Дразнящая ухмылка поднимает губы Саске.

– Жареные помидоры.

– Ой, упс. – Она сдвигает меню назад, чтобы просмотреть его еще раз, смеясь. – Это твоя закуска. Я хочу картошку фри.

– Я знаю. – Говорит он, любуясь ее простым зеленым платьем на тонких бретелях. Изгиб ее обнаженных плеч и мягких ключиц привлекает его внимание больше, чем он готов признать.