Текст книги "On with the show (СИ)"

Автор книги: Sininen Lintu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Никки – наркотик, яд, отрава в её крови. Никки никогда её не отпустит.

Даффу больно сейчас, Джо знает. Но эта боль пройдет, эта боль останется очередным шрамом, и Даффу станет легче, потому что он сможет найти женщину, которой будет важен он сам. Такой, какой он есть – честный и открытый, ценящий в людях умение говорить правду и признавать свои ошибки, готовый давать вторые шансы всем, кто их заслуживает, и даже тем, кто их нисколько не заслужил.

«Нет, Дафф, – думает Джо, – я не смогу его разлюбить».

Она не смогла, даже зная, что «You’re all I need» Никки посвятил Кимберли, и этот жест вывернул наружу всю гниль в его душе, всю его подозрительность и паранойю, всю его мстительность и злопамятность, и умение унизить человека так, что он больше не сможет подняться. Она не смогла, даже когда он познакомил её с Вэнити, даже когда эта сука на всю страну заявила в эфире «Позднего шоу», что скоро станет Сикс. Но не было ли согласие Джо на брак с Даффом такой же мелочной и жалкой попыткой отомстить?

Вряд ли.

Дафф залечивал её раны, помогая им затянуться до шрамов. Дафф помог ей найти новую работу, в баре, где её взяли уже управляющей. Дафф был рядом, когда Никки, будто Скрудж, трясся над своим единственным богатством – запасом наркотиков. И Дафф заслужил её честности. Джо не смогла его полюбить. Её бедное сердце уже давно в кармане у Никки Сикса, даже если он об этом забыл.

В маленькой квартирке у Джо – впервые за долгое время тишина, которая режет уши похлеще громкой музыки. Она закусывает губу, глядя на кольцо, оставленное Даффом, потом надевает его на указательный палец и подхватывает куртку.

Так уж сложилось, что мужчины, которым она была дорога, покидают её в декабре. Раззла нет уже три года, его нет нигде, хотя он обещал быть всегда и везде. Эта рана уже отболела, отжилась и затянулась. Даффа Джо прогнала сама – выпнула его прочь от себя, чтобы он смог найти кого-то, кто будет смотреть на него, как она смотрит на Никки. Кого-то, кто будет любить его: Дафф, как никто, заслуживает быть любимым.

Так уж сложилось, что через её жизнь проходит красной линией любовь только к одному человеку.

Никки отпирает ей дверь – судя по более-менее осознанному взгляду, он ещё не успел ничего принять. Склоняет набок взъерошенную голову.

– Был в «Рейнбоу», – сообщает он буднично. – Говорят, ты ушла от Даффа.

– Говорят, ты бросил Вэнити.

Жаль, что не наркотики. Жаль, что героин остается его единственной любовью, и неважно, как именно Никки пускает эту любовь по венам. Джо своими руками придушила бы каждого дилера, если бы знала, что это поможет. Если бы не понимала – найдутся другие.

Никки морщит нос. Возможно, он хочет сказать что-то колкое, но в итоге просто ухмыляется, и на мгновение кажется тем Никки Сиксом, который мечтал стать рок-звездой и покорить мир. И уж точно не хотел лететь в героиновые тартарары.

– Зайдешь или будешь на пороге торчать? – спрашивает он.

Дверь за спиной Джо захлопывается, отрезая ей любые возможности сбежать. Её горло фантомно саднит, хотя синяки прошли очень и очень давно. В полутьме холла, где на каждой полке лежали шприцы и заначки, Никки смотрит на неё долго-долго-долго, а потом их швыряет друг к другу с силой, с которой волна схлестывается с берегом, и Никки тянет Джо к себе, на себя, целует жадно, до боли, до крови, выступающей на искусанных губах. Она ногтями царапает его шею, руки, измученные бесконечными уколами в вены, и по её лицу текут слезы – она полная дура, но она так скучала…

Она очень скучала.

Никки пьет виски из горла, запрокинув голову, протягивает бутылку Джо. У неё спина ноет после секса на чертовой тигриной шкуре, шерсть впивается в кожу, она делает глоток, и виски стекает в пустой желудок. Никки смеется.

– Это убьет меня однажды, – он и не скрывает того, что понимает, в какую бездну с воплем летит. – Но я не могу остановиться.

– Никки, – Джо упирается лбом в его плечо. – Никки, тебе нужно в клинику.

– В жопу клиники, – отзывается он. – Ещё одно слово о Боге и спасении, и я запихну им в задницу распятие. У меня нет души, которая нуждается в милосердии.

Джо смотрит в его глаза, в распахнутые зрачки, и ей кажется, что она видит там смерть. Ей становится холодно, и она садится, обнимает колени руками. Чувствует, как влажные волосы рассыпаются по спине. Почти ощущает, как на бедрах наливаются кровью синяки от чужих пальцев. Никки обнимает её со спины и носом зарывается в её затылок.

– Я хочу, чтобы ты была рядом, когда меня не станет.

– Ты идиот, – Джо слезы обжигают глаза, она всхлипывает и дергает плечом, – ты не умрешь. Ясно тебе?

Никки безнадежно и хрипло смеется.

– Обещай мне. Ты всю жизнь была рядом со мной, моя Джо, обещай, что будешь рядом, когда я сдохну.

Джо не может ему этого обещать. Она плачет, уткнувшись лбом в колени, плачет, пока Никки обнимает её и молчит, лишь изредка прикладываясь к бутылке. Джо не хочет думать, что будет с ней, если Никки Сикс умрет, не хочет думать о мире без него, не хочет думать о том, сколько всего он ещё не сделал и сколько ему ещё предстоит сделать. Она знает, что не может отпустить его – не только ради себя, но и ради тех мечт, которые он ещё не исполнил.

Смерть может попробовать забрать его, если сможет.

Она, Джо, будет драться за Никки Сикса, сколько потребуется.

========== Май – сентябрь 1989 ==========

Комментарий к Май – сентябрь 1989

Aesthetic:

https://sun9-74.userapi.com/XQMYFCEhgYuFWbPfLDVhfKk6gOX39ycMzeEkdg/5wAFpB8Z5p0.jpg

Джо прикладывается к бутылке Джека, прикупленной в магазине недалеко от её квартирки. Вообще-то, ей хочется напиться вдрызг, всмятку, чтобы не помнить сегодняшний день. Чтобы забыть о Никки Сиксе, который надел сегодня кольцо на палец Брэнди Брандт. Ему даже хватило наглости прислать Джо приглашение – хорошо, что не лично пришел, совесть ещё не до конца сторчал.

Разумеется, она не пошла.

Когда Джо казалось, что Никки разбивает ей сердце, это были цветочки. Подготовка. Сраная репетиция. Что такое «разбитое сердце» она узнала, когда увидела его с Брэнди. Чертова модель Playboy, которую он добивался год до того, как она сказала ему «да»! Но Джо почему-то не хочется выдрать ей волосы. Джо хочется плюнуть Никки Сиксу в глаза. Десять лет, которые она была рядом, Сикс просто спустил в унитаз.

Джо плачет, снова – в очередной раз – плачет из-за него, и рыдания разрывают ей грудь. Ей двадцать семь, и последние десять лет она была рядом с Никки, но, видимо, для того, чтобы он усвистал за очередной юбкой, да ещё и женился на ней, и пафосно рассказывал всем вокруг, что Брэнди – его настоящая любовь.

Да пошел он в жопу.

1979

Никки ночует у Джо в очередной раз. Что-то играет, сидя на полу, напевает себе под нос и в подранном блокноте пишет песню, делая первые шаги в музыке посерьезнее, чем какие-то гаражные группы. Джо хочется обнять его со спины, потому что Сикс – парень, которого она любит, парень со странным именем и взъерошенными черными волосами, парень, который ночует в её полуподвальной комнатке и распинает Джо на старой постели, заставляя извиваться под ним и стонать. Парень, который закуривает сигарету, наплевав на противопожарную безопасность, и укладывает Джо головой к себе на грудь, рассказывая, что станет рок-звездой. Она верит.

– Найдешь себе группу и забудешь обо мне, – смеется она.

– Вот ещё! – Никки щелкает её по носу. – Ты всегда будешь со мной, моя Джо.

Ей семнадцать, и в это она тоже верит.

1980

Группа London Сиксу не нравится. Приходя к Джо, он падает поперек постели и жалуется, что они – полные придурки, и дальше Whiskey-a-Go-Go не видят, а ему хочется собирать огромные залы. Джо вытягивается рядом, ведёт ладонью по его груди, Никки фыркает:

– Я обдолбан, Джо.

– Знаю, – она зарывается носом в его шею. – Никки, всё будет.

Он смеется.

– Ты веришь в меня больше, чем я сам.

Джо мотает головой.

– Я просто всегда буду с тобой.

Никки поворачивает голову и целует её, глубоко проникая языком в её рот; Джо стонет в поцелуй. Она понятия не имеет, кто они друг другу ещё, кроме друзей, но знает, что никогда его не оставит. Никки Сикс ворвался в её жизнь ураганом, чертов бродяга из Сан-Хосе, безумный мечтатель, и она не хочет думать, как сложилась бы её жизнь без него.

Она помнит, как психовал Сикс в том же году, осенью, когда узнал, что она попробовала сходить на свидание с барменом заведения, в котором она работала. Джо не представляет, откуда он узнал, но Сикс прилетает к ней домой в тот же вечер, и, когда Тед – Боже, а Тед ли его вообще звали? – провожает Джо домой, Никки уже торчит там. Он курит, стряхивая пепел на землю, и, кажется, пьян – не в хлам, но достаточно, чтобы натворить глупостей.

– Никки… – Джо смотрит на Сикса и не видит ничего, кроме серых, как грозовые тучи, глаз и презрительно кривящихся губ. – Что ты здесь делаешь?

– Пришел к своей женщине, – он сплевывает на землю, бросает окурок и подходит к ней. Теда он будто не замечает. – С работы идешь?

– Никки…

– Эй, какого черта? – вмешивается Тед, и это становится его большой ошибкой. Никки поворачивается к нему с таким видом, будто с ним вдруг заговорил таракан, и смеряет взглядом. – Ты кто такой?

Сикс морщится, а затем размахивается и коротко бьет Теда в нос. Тот отшатывается, хватаясь за лицо, между пальцев льется кровь. Джо ахает, но Никки отпихивает её к себе за спину.

– Надеюсь, ты уберешь руки от моей девчонки, – предупреждает он. – Иначе я разобью тебе не нос, а яйца. Любишь яичницу?

Джо злится, так злится, что, когда Тед делает ноги, чертов придурок, она бьет Сикса по плечам, по спине, а он хохочет и, ухватив её за талию, забрасывает себе на плечо, тащит внутрь. Соседи, с которыми Джо делит дом, провожают его фигуру глазами, но не вмешиваются и наблюдают, как Джо колотит его по лопаткам кулачками и вопит, чтобы он опустил её на пол, идиот. К Никки они уже все привыкли.

Сикс швыряет её на кровать и придавливает своим весом, перехватывает её запястья. Ведёт носом по шее, целует её губы почти до крови, и Джо наконец прекращает сопротивляться, цепляется пальцами за его волосы. Никки смеется в поцелуй, запуская ладонь под её майку.

– Тебе не нужен этот придурок, – он кусает Джо за мочку уха, – зачем он тебе?

– Я не твоя девчонка, Никки, – Джо знает, что её слова расходятся с делом, когда она тащит с его плеч куртку, когда тянется к ширинке на его джинсах и вжикает молнией. – Я твой друг… черт, – она ахает; Никки языком проводит по её ключице. – Никки!

– Только я, Джо, – шепчет Сикс, утыкается лбом в её шею. – Только я.

1981

Девчонка Винса Нила, – Джо уже забыла её имя, хотя она представилась, – сидит на диванчике, как королева, будто она купила и чертов дом, и всю группу сразу. Томми и Никки переглядываются, глядя на пиздливую блондинку, но у них тут первая совместная репетиция с Винсом, и спугнуть подходящего вокалиста они не хотят. Джо забрасывает в рот чипсину и хрустит ей, пока Нил разбирается в тексте, но забывает о еде, когда Мик берет первые аккорды, Томми вступает барабанной партией. Подключается Никки, а голос Винса пробирает до самых костей.

– Стоп, стоп, стоп! Эта музыка для тебя слишком тяжелая, зая-я-я, – возмущается калифорнийская штучка, размахивая руками, и Джо фыркает: что бы эта шлюха понимала в музыке?

– Ну, спасибо, – хмыкает Винс, и не очень-то понятно, согласен он с ней или нет. С ним вообще пока не очень-то понятно, кроме того, что он подходит группе по типажу и всей его манере вести себя, как лос-анджелесский принц.

Блондинку хочется заткнуть, но Джо лишь вытягивает ноги, ловит взгляд Никки. Сикс недоволен, однако вокалист им нужен, и если ради этого придется терпеть его девчонку на дорогущей алой машине, то…

Марс и Томми предлагают сыграть песню в другой тональности – не то чтобы хотели подстраиваться под бабу, но сами слышали, что первоначальный вариант высоковат для Нила.

– Если ты занизишь вот здесь… – Никки указывает Винсу на от руки набросанный текст, – то вполне может получиться. И заткни свою телку, – фыркает он, явно не удержавшись, и его серые глаза вспыхивают знакомым Джо весельем.

Она хихикает в кулак. Никки подмигивает ей.

– Да пошел ты! – взрывается блондинка. – Он не может указывать мне, что делать, я сама себе хозяйка! – последние слова тонут в гитарных риффах Марса, заглушаются барабанами Томми. Никки встряхивает головой и вступает на своем басу, и, черт, когда Винс начинает петь, в комнате что-то меняется.

Джо чувствует эту магию, искрами взрывающуюся в воздухе, её бросает то в жар, то в холод, и мурашки бегут по спине. Даже эта богатенькая идиотка затыкается, пораженно глядя на то, как перед её глазами рождается легенда.

– Охренеть… – произносит она, и тут Джо с ней даже согласна.

Охренеть.

После того, как Винс, теперь ставший вокалистом группы, сваливает, Томми и Мик идут за пивом, чтобы отметить какую-никакую, а определенность, и Джо остается с Никки. Он отключает бас, убирает его в кофр – это всё ещё тот бас, который он в шестнадцать лет украл в магазине. Джо утыкается лбом ему между лопаток.

– Вы станете легендой… – она смыкает руки у него на животе.

– Очень надеюсь, – по его тону слышно, что он улыбается. Развернувшись, Никки подхватывает Джо, заставляя ногами обхватить его за талию, падает вместе с ней на диван. – Верь в меня, Джо, верь мне, верь в нас, – бормочет он, его дыхание пахнет виски, к которому он прикладывался на протяжении репетиции, а его губы сухие и теплые, прижимаются к её шее. – Просто верь…

Джо путается пальцами в его волосах, её размазывает от удушающей нежности, от любви, которая за эти два года с каждым днём только растет, и она прячет в шкатулку своих воспоминаний запах Никки, обнимающего её, его прикосновения, его слова, потому что таких минут у неё было не так много.

Они друзья, все знают об этом, но ещё Никки – её единственная любовь, как бы Джо ни пыталась завести отношения с другими парнями. Одного Сикс спустил с лестницы недели три назад, наподдав ещё следом так, что бедный Крис летел по ступенькам чуть ли не головой вниз. И это все тоже знают.

– Фу! – объявляет Томми, распахнув дверь ногой, руки-то у него пивом заняты. – Найдите себе койку!

1983

И Mötley Crüe прорываются. Разносят музыкальную сцену Лос-Анджелеса гребаным смерчем, громят к чертям всю Калифорнию и всю страну, а Никки заодно умудряется разбить и сердце Джо. Телки вешаются на него пачками, а он и не возражает, совсем. Ему нравится трахать их в гримерке или в отеле, нюхать кокаин с их задниц или с животов, а Джо продолжает работать, потому что ничего другого ей не остается. Никки она не видит месяцами, пока он таскается по стране и по миру – тур по Штатам, тур по Японии, тур хрен-пойми-где. Он – птица высокого полёта; Джо закусывает губы, наблюдая их клипы по MTV, Джо мечтает вернуться в полуподвальную комнатку и просто любить его. И она всё ещё любит, хотя знает, что Никки теперь алкоголь и наркотики дороже жизни.

Но, каким-то магическим образом, он всегда прознает, если она делает попытку жить дальше, и находит её. Однажды Джо просто идет на свидание в кино – парень-то хороший, даже не музыкант, просто иногда заглядывает в их бар пропустить по стаканчику, – а потом они заходят поужинать в кафе.

Никки объявляется через полчаса.

– Джо, – он падает рядом, обхватывает её за плечи. – Я тебя забираю.

Билл щурится, глядя на живую рок-звезду, образовавшуюся на орбите.

– Ты же тот накрашенный парень из телека? – хмыкает он. – Про Дьявола поёте.

Глаза у Сикса загораются очень недобрым огнем. Верхняя губа его дергается, пальцы сжимаются на плече у Джо, а она даже не находит сил, чтобы вывернуться, и мысленно прощается с только зарождающимися отношениями с Биллом. Она хорошо знает, чем закончится вечер.

Никки уже обдолбан, это видно.

– Про Дьявола тебе священники поют, – он говорит негромко, но зло, и даже музыка, играющая в кафе, его тон не скрывает. – Пошел вон.

– Джо, – Билл поворачивается к ней. – Ты знакома с этим клоуном?

Никки подлетает, как чертова русская ракета, о которых твердят в новостях. Хватает Билла за рубашку. Тот оказывается не лыком шит, бьет Сикса в переносицу лбом, но Никки, несмотря на наркотики, гуляющие в крови, успевает уклониться, и лоб Билла прилетает ему под глаз.

Джо вскакивает.

Сикс свирепеет, коленом ударяет Билла по яйцам, а тот, оседая, тянет Никки за собой. Они катаются по полу; Джо подбегает к ним, но разнять Никки с кем-то, с кем он решил подраться, нет никаких шансов. Как дворовый приблудный кот, он вцепляется раз и навсегда, и треплет, пока противник не начинает молить о пощаде.

Их разнимает охрана кафешки. У Билла кровоточит нос, у Никки под глазом стремительно наливается синяк.

– Долбаный кретин, – шипит Сикс, как рассерженный кот. – Мне завтра на фотосессию!

Джо понимает, что ей бы кинуться к Биллу, он ведь вроде как её парень – наверное, – но она обхватывает Никки, тянет его назад, лицом утыкается в его плечо, выше ведь не дотягивается, и обнимает, обнимает, чувствуя, как её жизнь снова летит к собачьим чертям.

Она никогда не избавится от Никки Сикса.

1985

Раззла больше нет. Раззл умер, погиб, а Винс в клинике, и, возможно, отправится в тюрьму, а Сиксу плевать. Под утро он вваливается к Джо в квартиру, и с него слетает лоск короля мира, с которым он таскается по Лос-Анджелесу в компании Hanoi Rocks, они занюхивают кокаин и открывают для себя героин, а Джо больно, больно, больно. Больно, когда Никки утыкается головой в её колени и просто спит, развалившись на полу. Больно видеть его пустые глаза, больно знать, что он больше не может играть и сочинять. Он разбивает свою бас-гитару об пол, когда в редкую минуту трезвости понимает, что написал он полное дерьмо. Джо сжимает его в объятиях так крепко, как только может, а потом Никки снова её оставляет.

В день, когда Винс возвращается из клиники, Джо сидит в студии, забравшись с ногами на диван, и едва удерживает себя, чтобы сходу не обнять Нила: он выглядит разбитым, растоптанным и очень несчастным. Но Никки смотрит на него так, будто в дверях студии появилась его бывшая жена; Томми отводит взгляд, а Марс просто молчит, и это так тяжело, так чертовски тяжело, что Джо не выдерживает и уходит курить. Она давится горьким дымом, стоя на балконе, а на плечах у неё, будто у Атланта, лежит весь мир.

Никки обнимает её сзади, кладет на плечо подбородок.

– Лучше бы он не возвращался.

Джо не согласна – и не только потому, что Винс её друг. Она тушит сигарету в пепельнице и поворачивает голову, чтобы встретиться взглядом с Сиксом. Для разнообразия, сегодня он не обдолбан, однако точно пьян. Как и последние годы. У него теперь достаточно денег, чтобы погрязать в этом дерьме глубже и глубже, а Джо плачет ночами, не зная, как вытащить его из этой дряни. Ей бы уйти от него, но Джо – его друг, Джо всегда была с ним и всегда будет, как и обещала когда-то. Это, к черту, было так давно…

От «Home Sweet Home» у неё сжимается сердце. Несмотря на пьянки и наркоту, Никки смог написать что-то… особенное, и мягкая мелодия, начинающаяся с клавишных, возвращает Джо в дни, когда Сикс ночевал в её полуподвальчике и рассказывал о своих мечтах; когда они занимались – любовью, сексом? – и он щекотал её, заставляя бить голыми пятками по постели, а потом снова тянул к себе и целовал. Они и тогда не встречались, но всё равно их, наверное, считали парой, или друзьями с привилегиями, какая разница? Им было хорошо вместе, даже если на двоих у них был один сендвич и одна бутылка дешевого алкоголя.

Ей безрассудно кажется, что песня эта – о ней, и тяжесть, сжимающая грудь, ненадолго отпускает, сменяясь нежностью. Хочется броситься Сиксу на шею, но группа не поймет. Зато они все понимают, что Никки написал что-то настоящее, что-то шедевральное, и это на пару минут их всех объединяет. Они будто становятся теми бродягами без гроша в кармане, ищущими свой дом, и это ощущение витает в воздухе, Джо может ощущать его всей кожей.

На миг Никки встречается с ней взглядом и ухмыляется, подмигивает, как раньше.

– Моя Джо, – двигаются его губы почти беззвучно.

После сессии – они умудряются записать два дубля для песни, но остаются дико ими недовольны, и Винс уходит, шарахнув об косяк дверью, – Никки садится у ног Джо, как и раньше, и откидывается затылком ей на колени.

– К черту бы это всё, – бормочет он, – я хочу вернуться в те годы, когда мы все были гребаными бродягами без гроша, и штаны Нилу покупала его тёлка…

И Раззл был жив. И всего этого не было. Он не говорит об этом, но и так ясно.

Джо ерошит его волосы. Губы Никки трогает слабая улыбка.

– Я по утрам одеваться сам не могу, – признается он. – В штаны ногами не попадаю. И завтра я снова буду объебан.

Джо это знает. Она наклоняется и утыкается носом в его макушку.

– Я знаю, – отвечает она. – И я буду рядом с тобой.

Джо отпивает виски снова и думает: она и была. Все эти годы была рядом с ним, даже когда после нескольких передозировок он попал в рехаб. Да они все там были, вся группа, кроме Мика – этот вылечился от своих зависимостей самостоятельно; он и бухал-то куда больше, чем принимал наркоту. Джо приходит к Сиксу каждый раз, когда у неё свободный день, и он жалуется, что его ломает, корежит и тошнит, что всё тело выкручивает, как в мясорубке, и он бросается на стены, царапает двери, собственные руки, кричит и воет, но врачи непреклонны. Джо обнимает его и шепчет, что всё будет хорошо, хотя её сердце обливается за него кровью. Она в него верит, как всегда верила.

А потом Никки выбирается из клиники и встречает её.

Брэнди мать её Брандт.

Ей двадцать один, она уже становилась моделью месяца в Плейбое, и у Никки при встрече с ней капитально крыша едет. Джо больно, очень больно, и она вяло удивляется, что у неё в копне черных волос ещё не появились седые пряди. Никки добивается Брэнди, которая вовсе не уверена ни в себе, ни в нём, таскает её на репетиции, а Томми, Винс и Мик отмалчиваются, хотя знают, что Джо это как лезвием по живому. В конце концов, она прекращает приходить к ним, и вряд ли кто-то её винит.

Кроме Никки.

Он зол, обижен и периодически ищет с ней встречи, но Джо с мясом пытается вырвать его из сердца. Подушка не просыхает от слёз, она чувствует себя пятнадцатилетней школьницей, расставшейся со своей первой любовью, и, кто знает, может быть, такая она в свои двадцать с приличным «хвостиком» и есть. Может быть, она просто не выросла. Может быть, она принимать и строить настоящие отношения не умеет, и дорога ей только в Ад, через который они с Никки десять лет проходили. Может быть, она просто не заслуживает… его? Любви? Отношений? Счастья?

А потом – приглашение, и хочется то ли вены себе вскрыть, то ли Сикса вскрыть сразу, как русалочка в детской сказке. Чтоб раз и навсегда. И, естественно, она не собиралась идти, Никки хоть обосраться мог. Они были друзьями, но ещё и любовниками, и Джо любила его и любит, и она не хочет, Господи, она не хочет смотреть, как он женится на другой.

Джо пьет, и постепенно воспоминания подергиваются дымкой, путаются в голове. Её мутит так, что ей кажется, она готова выблевать собственный желудок прямо на пол. Голова кружится, вместе с ней кружится и комната, как на аттракционе, а в груди спирает дыхание.

Бутылка виски катится по полу, ударяется в стену. Шатаясь, Джо поднимается, чтобы добраться до ванной.

Её накрывает блэкаутом. Джо падает, падает, падает в бездну и с готовностью ныряет во тьму, потому что она несёт с собой освобождение.

…Писк. Мерзкий, отвратительный писк.

Джо открывает глаза.

Она лежит на кровати, но не дома, и белый потолок слишком высок для её небольшой съемной студии. Пошевелить руками трудно. Скосив глаза, Джо замечает капельницу, воткнутую в её правую руку.

Какого черта? Она пытается сесть, но голова кружится, во рту сухо, и хочется сдохнуть, а привкус на языке такой, будто она мочи наглоталась.

– Вам не стоит вставать, – оказывается, здесь и медсестра есть, она, что, в больнице? Какого черта? – Вам повезло, что вас нашли друзья, иначе интоксикация вас бы доконала.

– Какие… друзья? – Джо едва ворочает языком, и голос у неё какой-то чужой, но в чугунной голове мотается мысль, что друг-то у неё один, и это Никки, и, может быть…

– Эй, – в палату сует нос Винс, – привет! Ты как?

Он ввинчивается в дверной проем, даже не обращая внимания на возмущения медсестры, привычно подмигивает ей, и медсестра тает, кажется, даже улыбается, а Винс падает на стул рядом.

– Никки хотел, чтобы ты приехала, – говорит он. – Был страшно зол, просто как черт, хотя Брэнди не понимала, в чем проблема, и говорила, что нет тебя, так и не надо. Попросил меня и Мика смотаться за тобой, дал ключи.

Ключи.? Откуда у Никки?..

Ах, да. Она же не забрала его дубликат. Идиотка. Мысли в голове у Джо скрипят, не хотят шевелиться.

– Мы зашли, а ты валяешься в комнате, зеленая, как трупак, – Винс качает головой. – Я знатно обосрался. Марс кинулся вызывать «скорую». Джо, твою ж мать, – он закрыл лицо руками. Кажется, на нём всё ещё была рубашка и кожаные штаны, видимо, со свадьбы. Сколько прошло времени? – Джо, я боялся, что ты там откинулась! – ему явно хочется встряхнуть её, но он боится. – Джо, я чуть не прошел через тот же ад, что и с Раззлом! Джо, какого хрена, а? – он отнимает от лица ладони. – Он того не стоит.

Джо хочется сказать, что она сама решает, кто и чего стоит, но она молчит. Винс прав, и в глубине души она осознает это. Никки не считается с её чувствами или просто не может представить, что ей плохо; он думает, что все вокруг чувствуют так же, как и он, а он годами не ощущал практически ничего, кроме боли. Даже когда Винс вернулся из клиники, Никки не сочувствовал ему, Никки думал только о том, как Нил подставил группу, хотя сам, своим пристрастием к алкоголю и наркотикам, подставлял всех ещё больше. Никки злился на Винса, злился на Джо, злился на весь мир, а больше всего – на себя злился, и это травило его.

– Прости, Винни, – она протягивает руку, капельница дергается, и Нил берет её ладонь. – Винни, я не знала…

– Да ладно уж, Джо, – он снова качает головой. – Это какой-то пиздец. Знаешь, на свадьбе Брэнди чуть на развод с Никки сразу не подала, потому что он не хотел начинать праздновать без тебя.

– Я бы всё равно не пришла.

– Знаю, – Винс поджимает губы. Светлая прядь падает на загорелый лоб. – Херово тебе.

– Херовее некуда, – соглашается Джо.

Жить ей совсем не хочется, и, хотя Mötley Crüe – точнее, Винс и Ти-Бон, – навещают её в больнице, а потом дома, Джо чувствует, что в ней что-то надламывается и умирает, с каждым днём. Никки не кажет и носа на её порог, а Нил и Томми хранят молчание. Она не расспрашивает, слишком боится услышать, что он счастлив.

Через неделю Джо выходит на работу.

Через месяц ей кажется, что она даже может свободно дышать. Никки не дает о себе знать, и Джо думает, что, может быть, её зависимость уходит вместе с болью, тает, отпускает. Ей всё ещё хочется быть рядом с Сиксом, но она знает, что не должна давать себе слабину.

Через полгода после собственного «черного мая» она приходит домой после смены, а в квартире горит свет. Она моргает, думая «неужели забыла выключить, когда уходила? Пиздец будут счета». В спальне сидит Никки Сикс, а, когда он поднимает голову, на миг ей кажется, будто ему снова двадцать, он – бродяга из Сан-Хосе с миллионом мечтаний и без гроша за душой. Джо моргает, и наваждение проходит.

Никки – тридцать, он – один из самых богатых музыкантов Калифорнии, а по продажам альбомов Mötley Crüe опережают сейчас и Guns’n’Roses. Глаза его по-прежнему серые, как дождливое небо, и Джо понимает: решив, что ей стало легче, она слишком хорошо о себе подумала. Ей ничерта не легче.

Ей хочется избить его и броситься ему на шею, расцеловать и отпинать носками ботинок, и она просто прислоняется плечом к косяку, чтобы не упасть от разрывающих её на части мыслей, чувств и желаний. Никки поднимается во весь свой рост.

– Джо, какого хрена?

– Что? – она смотрит Сиксу в глаза, и не видит там ни раскаяния, ни понимания. – Что – какого хрена?

– Я тебя ждал, – Никки уже не в ярости, но он обижен, и это чувствуется. – Я ждал, что ты придешь на мою свадьбу. Ты обещала, что всегда будешь рядом, Джо.

И тогда Джо не выдерживает. Она сползает на пол вниз и начинает реветь – в голос, уткнувшись лбом в колени. Она ревет, когда Никки, явно не понимая, что делать и что случилось, садится рядом и дотрагивается до её плеча. Она ревет и ревет, и ей хочется провалиться, исчезнуть, потому что Никки не вытравливается из её крови, из её мыслей, Никки всегда, Никки везде. Джо толкает его в грудь, когда он пытается её неловко обнять и, отшатываясь, ударяется затылком о дверной косяк.

– Ты идиот, – всхлипывает она, шмыгает носом. – Ты просто…

– Джо! – взрывается он. – Да что случилось?! Парни смотрят на меня, как на кретина! Я узнаю, что ты попала в больницу и ничего мне не сказала, это вообще нормально?! Ты с ума сошла, Джо?!

Она запрокидывает голову и смеется, а по её щекам текут слёзы. Она смеется, а внутри у неё снова всё раздирает на части.

– Ты был так занят, – она хихикает, утирает щеки рукавом кожаной куртки. – Ты был так занят, что я не решилась беспокоить тебя и просить приехать. Ничего, я справилась.

Ничерта она не справилась, и это понятно любому, кроме Никки Сикса, кроме чертова тупого Фрэнка Карлтона Серафино Феранна-младшего, и ей хочется назвать его сейчас этим именем, потому что Джо знает – это обрубит любые их отношения на корню. Но она слишком слаба, чтобы рубить с плеча. На самом деле ей хочется уткнуться лицом в его шею и хорошенько прореветься, как когда-то, десять лет назад, она могла плакать в его объятиях, потому что тогда всё было ещё не так сложно.

– Джо, – он запускает руку в волосы, ерошит черные пряди. – Джо, черт… Я никогда не бываю слишком занят для тебя!

И это слишком похоже на вранье, потому что если бы он не был занят, он бы приехал.

– Ты не был занят, и поэтому не приехал, – она снова шмыгает носом. – Всё в порядке, Никки. Я понимаю.

Джо хочется, чтобы он ушел. Из её квартиры, из её жизни, но сказать это сил у неё нет.

– Джо… – Никки снова обнимает её. – Моя Джо.

И его слова становятся катализатором, после которого Джо несёт. Она снова рыдает, бьет его по плечам, по груди, по рукам, потому что он больше не имеет права так её называть, да и разговаривать с ней права не имеет, она же только что выбралась, она же только что очухалась, и ей жизнь вернулась в нормальное русло, а Никки… Никки…