Текст книги "On with the show (СИ)"
Автор книги: Sininen Lintu
Жанр:
Короткие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== Декабрь 1987 ==========
Джо обучает новенького бармена считать кассу, когда боковым зрением ловит по телевизору, висящему в зале, выпуск новостей – кого-то увозят на каталке в машину «скорой помощи», а потом на экране возникает изображение Никки и даты «1958-1987», как на сраной могиле. Она моргает, чувствуя, как ухает куда-то в пятки сердце, как в груди внезапно начинает разъедать, будто кислотой.
Этого не может быть. Этого, нахрен, просто не может быть.
– Да ладно? – парнишка, которого она обучала, бросает кассу и впивается взглядом в экран телевизора. – Никки Сикс откинулся!
Джо почти не слышит, что говорят в «ящике», различает только слова «умер», «передозировка», «сегодня днем». Её разъедает изнутри, будто она хлебнула крысиной отравы, которую они используют в подсобных помещениях. Она складывает деньги в кассу, действуя, как на автомате, запирает её и уходит в служебное помещение. Там, слава богу, пусто, и Джо – Джозефина Энн Лоуренс при рождении – хлопает дверью, сползает на пол вниз.
Никки.
Никки гребаный Сикс, какого же хрена?! Да почти в Рождество, за пару дней всего?!
Джо впивается зубами в костяшки пальцев, чтобы не заорать, бьет свободным кулаком по двери. Боль пронзает кисть руки, но это вообще полное ничто по сравнению с болью, что раздирает её за грудиной, в клочья разносит внутренние органы.
Чертов Никки.
Frankie died just the other night
Some say it was suicide,
But we know
How the story goes…
Джо встретила Никки в его двадцать, он как раз вычеркнул из своей жизни имя «Фрэнк Карлтон Серафино Феранна-младший» и хвастался в баре, в котором она пыталась работать, тем, что сжег водительские права со старым именем. Лос-Анджелес не был добр к ним обоим, стоял 1979 год, а Джо только недавно исполнилось семнадцать. В бар её взяли работать, разумеется, не барменом, а посудомойкой, и каждый вечер платили наличными, но так мало, что ей часто приходилось выбирать: заплатить за съемную комнату на пару дней вперед или поесть. Никки же играл в рок-группах – то тут, то там, чертово «перекати-поле» с глазами, серыми, как небо в её родном Мэне, и Джо, будучи юной идиоткой, в него влюбилась по самые уши – когда задержалась, отмывая бокалы и столики, и обнаружила его, дрыхнущего за дальним столом.
Сикс сопел, уткнувшись лбом в сложенные на столе руки, рядом стояла недопитая бутылка дешевого виски. Джо потрясла его за плечо:
– Эй? Эй!
Никки открыл осоловевшие от алкоголя и долгого отсутствия нормальной жратвы глаза и пробормотал:
– Сигарета есть?
Курева у Джо не было, но зато имелась добрая душа, и она оттащила полубессознательного Никки в свою маленькую комнатку, откуда только силы взялись волочить на себе это тело? По дороге он прочухался, свистнул у кого-то сигарету, но от ночевки не отказался, и, пока он дрых у неё на кровати, свесив к полу правую руку и уткнувшись в подушку лицом, Джо ворочалась рядом и думала, что влипла. Потому что Никки Сикс за полчаса успел выдрать из её груди сердце и положить в карман своей кожаной куртки.
With his six string knife
And his street wise pride
The boy was a man before his time
And she knew
All their dreams would come true…
Никки не был её. Вообще никогда не был. Как дворовый, вечно шляющийся по грязным улицам кот, он приходил, когда считал нужным, тащил с собой выпивку – какое-нибудь дешевое пойло, украденное в магазине, – и пил в её спальне, иногда позволяя и Джо выпить тоже. Большую часть времени, правда, он шутил, что она слишком мала.
Это не мешало Сиксу спать с ней. Прошло несколько лет, прежде, чем Джо поняла: Никки было насрать на неё тогда, его просто устраивало где-то ночевать и устраивало, что кто-то греет ему постель. Иногда, изрядно надравшись виски, он садился на пол, опирался затылком о колени Джо и рассказывал: про мать, которой было плевать на него, про дедушку и бабушку в Айдахо, про вереницу отчимов и про отца, бросившего Никки дважды – не каждый отец так сумеет. Никки вырос на улице, и уроки жизни, которые он получил, были высечены шрамами у него на душе. Но, каким бы он ни был, он умел мечтать, и, когда он рассказывал Джо, как станет знаменитым на весь мир музыкантом, его серые глаза сияли, и Джо чувствовала, что летит в чертову бездну, а ухватиться ей не за что. А ещё ей казалось, что все его мечты сбудутся, и ей хотелось быть рядом, когда это случится.
Джо стукнуло двадцать, когда звезды сошлись, и Сикс ухватил удачу за хвост. К тому дню он уже мог сводить концы с концами сам, и приходил к ней – она больше не снимала комнатку в подвале, но всё ещё не заработала денег на съем квартиры, – лишь когда сам считал нужным. Ему было плевать, если Джо заводила себе парня, но если этот парень оказывался у неё дома, когда Никки был там, то Сикс бесцеремонно его выкидывал. Джо злилась, а Никки смеялся, вжимая её в стену, и целовал, пока она не сдавалась, потому что всё ещё любила его.
Она позволяла обращаться с ней, как с тряпкой, даже хуже тряпки. Сикс приглашал её на первые концерты Mötley Crüe только чтобы на её глазах свалить с какой-нибудь шлюхой с большими сиськами, и Джо знала, что Томми и остальные всё понимают прекрасно, однако делала вид, будто её ничего не волнует. Будто они с Никки просто друзья, хотя она понятия не имела, можно ли это вообще назвать дружбой? Или хоть чем-то приемлемым? Джо себя ненавидела и раз сто давала себе обещание, что пошлет Сикса к черту, но он смеялся, выгибал бровь и тихо произносил «Уверена?», и Джо была уже ни в чем не уверена, кроме того, что хочет его, прямо здесь и сейчас, даже если это была чертова гримерка в Whiskey-a-Go-Go.
Никки Сикс был её собственным наркотиком, выплеском адреналина в кровь, её наказанием за то, что она никогда не была послушной родительской доченькой. Джо зарывалась пальцами в его черные волосы, пока он вжимал её в постель, и смотрела в широко распахнутые зрачки, окаймленные тонким серым ободком. Джо лю-би-ла его, хотя и знала, что большего мудака ещё поискать надо, едва ли во всей Калифорнии с десяток наберется. Джо любила его, когда он спал, по-хозяйски перекинув руку через её живот и придавив её так, что дышать было трудно. Джо любила Никки, когда он в хлам удалбывался на вечеринках или у неё дома, и не переставала любить, когда он сваливал с очередной белобрысой красоткой, как под копирку сделанной с других, таскающихся за Mötley Crüe. И всегда впускала его обратно, потому что где-то в глубине души знала: она – единственная константа в его жизни, напоминающей бесконечный гребаный шторм.
И она всегда знала, что Никки умрет молодым. Знала, когда впервые встретила его, и они переспали – просто видела в его глазах безумие, способное привести его к краю.
But you see, Frankie was fast
Too fast to know —
He wouldn’t go slow
Until his lethal dose
And she knows
He’ll finally come too close…
Джо рыдает, уткнувшись лицом в колени, и гори оно всё огнём. Ей двадцать шесть, и, по сути, жизнь только начинается, но ей кажется, что она только что закончилась – там, с умирающим Никки, с его чертовым передозом.
Даже став знаменитым, он приходил к ней, и Джо хотела бы думать, что Сикс нуждался в ней. Он вваливался в её квартиру упоротым, пьяным в дерьмо, каким угодно – и никогда трезвым, потому что уже забыл, что это значит. Иногда он, правда, был менее пьяным, чем обычно, и тогда играл ей новые песни, какие-то наброски, сидя на полу и то и дело смахивая лезущие на глаза черные пряди.
Никки целовался, как в последний раз, а Джо утешала себя, что своих шлюх он так не целует. Это не помогало ей, когда после концерта она видела, как Сикс уходил с какой-нибудь тёлкой, и знала, что он будет занюхивать кокаин с её задницы. Это не помогало, когда Джо смотрелась в зеркало и видела там стройную невысокую брюнетку, которой никогда не стать знойной калифорнийской моделью, что крутились вокруг Mötley Crüe. Это не помогало, когда бойфренды не продерживались рядом с ней, потому что не могли конкурировать с ним. Это вообще редко когда помогало, но было единственным, чем Джо могла успокаивать сердце, разодранное в клочья.
А потом Сикс подсел на героин, и всё окончательно покатилось к чертям. На согруппников надежды было мало, каждый из них проходил через свое дерьмо – Винс недавно пережил смерть Раззла из Hanoi Rocks, Томми строил семейную жизнь с Хизер Локлир, Мик проходил терапию от своего артрита. Джо приходила к Никки и видела, как он, затянув зубами шнур на бицепсе, вкалывает в вену наркотик. Джо изнывала от боли, но ничего не могла сделать.
Однажды она попыталась предупредить Никки о том, что он сам себя толкает в бездну. Никки был пьян в хлам; он толкнул её в стену и сжал её горло рукой.
– Никогда, – прорычал он, – никогда не смей мне указывать! Ты мне, мать твою, не семья!
Джо дернулась раз, другой, но Никки крепко сжимал её шею, так, что наверняка утром останутся следы. Воздух заканчивался, она из последних сил попыталась пнуть его по коленке, но тут Никки отпустил её. Перехватил её руки, запирая запястья в его собственных ладонях, как в наручниках.
– Джо… – его перемкнуло. Он целовал её в шею, коленом раздвигая ей ноги. У Джо перед глазами мелькали фиолетовые круги, её мутило. Всё было неправильно, да только разве когда-то у них вообще было правильным хоть что-то? – Джо…
Сикс подхватил её, заставляя скрестить ноги у него за спиной, пока её зрение возвращалось, а дыхание – восстанавливалось. Пока в горле, назло её собственной воле, рождались стоны. В глубине души Джо знала, что никогда не сможет ему сопротивляться. Никки отравил её, проник в её кровь, как в его кровь проникал героин. Протащив её через всю гостиную в его гребаном доме – о, да, теперь Mötley Crüe могли себе позволить свои жилища! – Никки швырнул Джо на диван, ладонью скользнул к её горлу, снова сжимая, но уже не так. Почти нежно. Почти…
– Иди сюда, Джо, – прохрипел он. – Иди ко мне, иди…
Она не смогла бы оставить Никки, даже если бы он всерьез попытался её убить. Джо Лоуренс, названная в честь героини книги «Маленькие женщины», так и не смогла отыскать в себе независимость той, в честь кого её назвали, и освободиться от Сикса. Горло пульсировало болью, запястья, пережатые сильными пальцами, ныли, а в мозгу шарашило «идиотка, идиотка, идиотка», но Джо царапала короткими ногтями плечи Никки и терлась об него мартовской кошкой, пока он расстегивал штаны. Подтянув её к себе за бедра, он шепнул:
– Не уходи, Джо…
Это было манипулятивным враньем, к гадалке не ходи. Джо знала, что никогда не была по-настоящему ему важна, но она оставалась. Раз за разом оставалась, наблюдая, как Никки убивает себя, и её сердце обливалось кровью. Джо умирала вместе с ним.
He was bad
He was never good
But one thing that he understood
And she knew
All those lies would come true.
Mötley Crüe погружались в собственную бездну. Джо плакала ночами, не зная, как помочь мужчине, которого любила, в которого вросла, без которого своей жизни не видела. Ей даже казалось, что выпивка – неплохая альтернатива, чтобы забыться, чтобы не вспоминать пустоту в глазах Никки, когда он гонял наркотики по своим венам. Она продолжала работать, от бармена она поднялась до управляющей баром, но даже появившиеся сбережения не делали её чертову жизнь лучше.
Джо понятия не имела, проклинает она день, когда встретила Сикса, или благословляет. Он был мудаком, он лгал и шел по головам, он оставлял на её коже следы и шрамы – прямо на сердце, и Джо не знала, кто она для него. Но стоило ей оказаться на концерте Mötley Crüe – не в зале, а на бекстейдже, в качестве близкого друга Сикса, – всё для неё менялось. Магия, которую на сцене творила группа, искрила, проникала в её кровь, на какое-то время успокаивая яд её чувств к Никки. Уходя после сета, Никки, мокрый от пота и широко улыбающийся, подхватывал её, приподнимал над землей и кружил, а Джо хохотала, обнимая его за шею, и в такие минуты ей казалось, что всё ещё может быть хорошо.
А теперь его нет. Никки, мать его, Сикс мертв. Сдох, откинулся в номере отеля… Да как он, блять, мог?! Как он мог её тут кинуть?! Джо воет себе в коленки, как потерявшая детенышей волчица, цепляется пальцами за джинсы. Она его ненавидит, так сейчас ненавидит, но готова перегрызть себе вены зубами, чтобы увидеть его и наподдать ему хорошенько там, в Аду, где им обоим – самое место.
Никки, Никки, Никки. Она шепчет его имя как мантру, как молитву, как проклятье.
Никки, Никки, Никки. Сука ты эдакая. Тварь подзаборная. Бродяга долбаный. Джо захлебывается слезами и собственной фантомной кровью, бьющей из её раненого сердца.
Позавчера с ним всё было в порядке… насколько это может быть с героиновым наркошей. Позавчера Джо приходила к нему, и он ещё не ширнулся, но его не ломало, и они сидели на полу его гостиной; Никки положил голову ей на колени и смеялся, когда она путалась пальцами в его волосах. Смотрел на неё серыми, как мэнское небо, глазами и то и дело прикладывался к бутылке Джека. Эти часы просветления случались с ним всё реже.
Никки, Никки, Никки, почему всё так?
Позавчера Джо шептала его имя, выгибаясь под ним, ногтями скребла по синтетической тигриной шкуре, заменявшей ему ковер, а Сикс жарко дышал ей в шею. Плеснув ей на живот остатками виски, он языком снимал янтарные капли, и ей невыносимо думать, что они занимались – сексом, любовью? – в последний раз, потому что он мертв, мертв, мертв.
Потому, что у Фрэнка Феранна-младшего скопилось множество счетов, и он должен был их оплатить.
The time has come and
He’s paid his dues.
Suzie finally got the news
She always knew
This day would come soon…
Джо не знала, сколько прошло времени, прежде чем она поднимается с пола. Подходит к умывальнику и плещет холодной водой на опухшее лицо. Ей всего двадцать шесть. Она не должна, не должна испытывать столько боли из-за Никки Сикса, но ей кажется, будто её вскрыли снизу вверх скальпелем и вытащили все внутренности наживую.
Никки Сикс не просто был частью её жизни. Он был её жизнью.
Джо сжимает руками гладкие бока умывальника, не зная, как собраться и выйти. Она знает, что её обсуждает весь персонал сейчас, а новенький бармен наверняка в первый раз слышит известную всем историю: Джо – лучшая подруга Никки Сикса. Но никто, кроме неё и группы, не знает, что Джо – ещё и любовница Никки Сикса, и, возможно, единственная постоянная за последние почти десять лет.
Она закрывает глаза.
А что бы сделал Никки на её месте?
Она почти видит, как его губы растягиваются в улыбке – губы, которые она знала до последней трещинки, – и он подмигивает ей. Шоу должно продолжаться, Джо Лоуренс. Послушай меня, детка. Шоу должно продолжаться.
И ей придется продолжать его одной.
Broken down, with his broken dreams
With a wink of an eye
Said, «Suzy, listen to me
You must go
On with the show».
Джо возвращается в зал. Телевизор всё ещё работает. Она видит, что все её работники отводят глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и ей хочется заорать: да хватит уже, я и так всё знаю, прекратить мне в лицо пиздеть! Она подходит к новенькому:
– На чем мы закончили?
В два часа ночи заканчивается смена. Вышибалы выкидывают последних посетителей, бармены считают выручку и непобитые стаканы, записывают, сколько выпивки осталось, и запирают бутылки в шкафчик. Джо заполняет журнал смены и закрывает двери после. А потом садится в такси и едет домой к Никки. У неё всегда был запасной комплект ключей, и теперь он жжет ей карман джинсов. Она старается не плакать, не в такси, точно не в такси, но перед дверьми его берлоги у неё подкашиваются ноги, и приходится пару минут просто стоять, дыша выхлопными газами Лос-Анджелеса, чтобы прийти в себя.
Никки, Никки, Никки.
Чертов ключ едва попадает в замок. Она проворачивает его раз, другой. В холле горит свет.
Из гостиной ей навстречу выплывает призрак.
Гребаный Сикс стоит, держась за косяк, бледный, с синяками под глазами, черные волосы спадают на татуированные плечи. Ноги, кажется, плохо его держат, и он будто пешком прошел через Ад, но он не дух, он явно живой, и Джо едва не теряет сознание от облегчения и счастья. Весь остаток вечера и ночи был для неё пыткой, но Бог, если он есть, в кои-то веки решил, что Джо Лоуренс достойна не только боли и разбитого в пыль сердца.
– Это чертова карусель, Джо… – хрипит Никки, моргая медленно, как тяжелобольной. Он будто видит и не видит её, но знает, что она здесь. – Я не могу, я больше так не могу…
Услышав его голос, Джо отмирает. Бросается к нему, плача и смеясь, обнимает так, что у него хрустят кости, и они оба едва не теряют равновесие. Она может думать только о том, что он жив, и это гребаное телевидение соврало, он жив, он жив, он жив… Сердце возвращается на место, а неуверенно сомкнутые у Джо за спиной руки Сикса заживляют ей раны получше любой суперлечебной повязки. Шея у Никки быстро становится мокрой от её слез.
Она всегда знала, что Никки умрет молодым, и как хорошо, что она ошиблась.
– Ненавижу тебя, Сикс! – Джо утыкается лбом между его ключиц. – Я так тебя ненавижу!
– Я тоже себя ненавижу, Джо, – Никки прячет нос в её волосах. – Я чуть не сдох сегодня, знаешь? В меня въебали два шприца адреналина, поэтому я ещё здесь. Всё ещё с тобой, моя Джо.
И, может быть, для них обоих это к худшему, но ей наплевать.
========== Май – июль 1979 ==========
Комментарий к Май – июль 1979
Меня почему-то не отпустило, и я решила, что можно попробовать ещё что-то о них написать. Понятия не имею, будет ли это кому-нибудь интересно, но каждая история – даже если это будет всего лишь сборник драбблов – должна с чего-то начинаться.
Aesthetic:
https://sun9-26.userapi.com/ndeJkd3t_SAeTcPYZTAyLXvJjpd7LOhXC2fBeg/TZCQFipH9qc.jpg
Джозефина Энн Лоуренс, для друзей Джо, понятия не имеет, зачем притащила этого взъерошенного черноволосого парня к себе. Он весь пропах алкоголем и сигаретами, только что сменил имя – неужели скрывается от кого-то? От долгов? – и выглядит так, будто не ел несколько дней. Зато Джо уверена, что пил он чаще, чем ел. И, возможно, ограбит её поутру, хотя что у неё тут вообще можно брать? Она жалеет, что не может закурить: на запах дыма прибегут соседи по дому и начнут голосить.
Парня зовут Никки. Странное имя, но он и сам выглядит странным – ободранный, как дворовый кот, худощавый, но не хлипкий, и чертовски красивый. Джо не слепая, она заметила и серые глаза, и длинные ресницы, и ухмылку, от которой у девчонок наверняка потоп случался в трусах. Он спит, уткнувшись в подушку лицом, длинные волосы разметались по наволочке и плечам, а ещё он завалился в постель прямо в джинсах. Обычно Джо такое бесит, но сейчас это даже к лучшему – спать ей негде, только рядом с ним, и не хотелось бы, чтобы он был голым.
Наверное.
Не то чтобы Джо неловко. Просто давненько уже рядом с ней не ночевали парни. С тех пор, как она покинула Мэн, оставив там своего бывшего. По иронии судьбы, он тоже был именно таким: в джинсах и кожаной куртке, с бухающими из кассетного магнитофона KISS и Led Zeppelin. Джо любила его или думала, что любила, но желание оказаться подальше от собственного отца оказалось важнее.
Она выскальзывает из джинсов и, косясь на спящего Никки, стягивает майку. Набрасывает длинную футболку с логотипом The Who – единственную вещь, которую она забрала у бывшего парня, – и съеживается на краю узкой кровати. Никки занял почти всё пространство; на Джо обрушивается его запах: алкоголь, сигаретный дым, жвачка. У неё в низу живота что-то сладко ёкает, и она поспешно отворачивается к стене. Не хватало ещё думать о случайно оказавшемся в её комнатушке мальчишке.
Правда, она всё равно думает. Его близость непрошено волнует, заставляя ворочаться с боку на бок в попытках удобнее устроиться на ограниченном «пятачке», и считать овец, чтобы не представлять, каково было бы вплетаться в его волосы пальцами и вдыхать его запах, уткнувшись носом в его шею, обнимать его и вспоминать, что вообще это значит – с кем-то трахаться.
В конце концов, этот парень завтра свалит. И ей очень повезет, если он не прихватит с собой что-нибудь из её скудных пожитков.
Ей ничего не снится. Джо будто в дыру проваливается, как проваливалась каждую ночь – от усталости, от тяжелых мыслей, от голода. Бар открывается в два часа дня, и в два она уже должна быть на кухне, готовая к рабочему дню, даже если никто не придет, чтобы перекусить и выпить пива в свой ланч. Она всегда заводит часы на одиннадцать, чтобы собраться, сходить в душ и хотя бы облизнуться на возможность завтрака. Но будит её вовсе не будильник.
Джо распахивает глаза.
– Эй! – она разворачивается, сталкиваясь взглядом с насмешливыми серыми глазами. – Ты охренел?
Она понятия не имеет, сколько времени, но по её ощущениям – слишком рано для чужой ладони в её трусах. Никки вздергивает бровь, правый уголок его губ ползет вверх в ухмылке.
– Ты так не думаешь, – замечает он, и, вот черт, он прав, потому что Джо ощущает, как в низу живота становится горячо и влажно. – И я тоже, – он притягивает её к себе за талию. – Давно никого не было?
Вопрос абсолютно неуместный, хотя и логичный. Джо хочется треснуть ему по физиономии, но голову ведёт от его прикосновений, от его дыхания, обжигающего шею, и Никки чувствует это – заваливает её на спину, нависает над ней, продолжая ухмыляться. У него глаза – серые, как небо штата Мэн, с зелёным ободком вокруг радужки, а взгляд его смеется. Может быть, стоило бы остановить его, но Джо, по правде говоря, совсем не хочется.
Кажется, он это понимает. Расплывается в ещё более широкой ухмылке, прилипает губами к её шее, впивается в кожу острыми зубами и тут же зализывает намечающийся засос. Джо стонет: его касания заставляют кожу гореть; она и забыла, что такое – когда мужчина её хочет, а Никки хочет её, она чувствует, как его член, натянувший джинсовую ткань, прижимается к ней, и любые мысли со свистом улетают из головы.
К черту.
Она прогибается в спине, когда Никки снова касается её, закусывает губу, зная, что из-за тонких стен соседи узнают, что у неё был кто-то в комнате, и, может быть, пожалуются хозяину дома. Секс с практически не знакомым парнем – не такая уж и поразительная или редкая вещь, и… Боже. Боже. Джо зубами вгрызается в щеку изнутри, подается ему навстречу. Никки смеется ей в плечо.
– Тихо, – бормочет в ухо. Джо слышит щелканье пряжки ремня и вжиканье молнии на джинсах, шелест упаковки презерватива. Черт, она бы и не подумала о защите, потому что плавится у неё сейчас не только тело, но и мозг. – Иди сюда, – Никки за бедра подтягивает её к себе; Джо обвивается вокруг него ядовитым плющом, и хорошо, что он догадывается ладонью зажать ей рот, потому что она глухо вскрикивает в его руку, ощущая его в себе.
Это просто секс, но чертовски классный секс. Уж точно лучше, чем с кем-то ещё в её пока что короткой жизни. Джо стонет в его ладонь, подстраиваясь под резкий и рваный ритм, крепче сжимая ноги на его пояснице. Тело горит, её почти выкидывает куда-то в обжигающую темноту, так, что в уголках глаз даже вскипают слёзы, а удовольствие мешается с тонкой болью в отвыкшей от внезапного секса вагине.
Кажется, Никки всё же глухо вскрикивает, уткнувшись лицом в шею Джо.
Он, вообще-то, тяжелый. Джо понимает это, когда её возвращает обратно в реальный мир. В низу живота немного тянет; футболка Никки под её ладонями – влажная от пота. Джо осторожно запускает пальцы в его волосы, жестковатые от краски, и он издает звук, похожий на утробное мурлыканье.
– Джо! – кто-то ломится к ней в запертую изнутри дверь. – Джо, что за хрень у тебя происходит?!
Никки скатывается с неё и прежде, чем она успевает вообще обнаружить голос и хоть что-то ответить, хрипло шлет стучащего нахер. За дверью на мгновение образовывается тишина, потом соседка сообщает, что хозяин должен узнать обо всем. Никки опять шлет её нахер.
– С ума сошел? – Джо в ужасе. Эта комнатка – единственное, что она может себе позволить, и ей никак нельзя быть выброшенной на улицу. Считанные минуты есть до того, как соседка приведет хозяина, занимающего спальню на втором этаже. – Ты что наделал?!
Твою мать. Твою мать. Твою мать…
Она выпинывает Никки из постели, сама спрыгивает следом и распахивает окно, ведущее на задний двор. Две минуты до того, как хозяин будет колотиться в дверь, отсчет пошел.
– Быстро, – шипит Джо, – иначе меня отсюда выгонят к чертям из-за тебя! – и она даже не преувеличивает, понимая, что вряд ли хозяин одобрит присутствие незнакомого парня в снимаемой ей комнате. Хотя она себя не обманывает: она хотела бы, чтобы Никки остался.
Он смеется, крепко цапает её за плечо и тянет к себе, зубами прихватывает нижнюю губу – это не поцелуй, и даже не что-то близкое, но у неё в животе снова ёкает, вспыхивает жаром. Никки вылезает на улицу, под утреннее солнце Лос-Анджелеса, и Джо думает, что больше никогда его не увидит.
Она захлопывает окно.
*
Жить в Южном Лос-Анджелесе – не так уж и плохо, думает Джо. По крайней мере, хозяин её нового дома не запрещает ей примерно ничего, а соседи зачастую возвращаются ещё позже, чем она сама, даже после её смены в баре. Иногда притаскивают с собой кого-то ещё, и хозяин закрывает на это глаза. Не то чтобы Джо собиралась кого-то притаскивать – с тех пор, как она переспала с тем странным парнем с ещё более странным именем, у неё так никого больше и не было. И не то чтобы ей вообще требовалось сейчас: на работе она впахивает каждый день, без выходных и праздников, а по вечерам в баре становится совсем шумно и плохо, и из кухни она и носа не кажет. Её мир суживается до «работа-дом-работа-супермаркет-дом», а угол обзора – до раковины на кухне бара, полной бокалов из-под алкоголя. Но зато она ни от кого не зависит.
Единственный выходной в первой половине июля приходится на среду, и Джо решает заглянуть в супермаркет за продуктами – хотя бы за несколькими упаковками еды, которую можно было бы разогреть в микроволновой печи на кухне. Хозяин дома позаботился о своих постояльцах, и на кухне стоит СВЧ, что несказанно радует Джо: готовить после работы у неё не бывает сил.
Из открытых на жаре дверей маркета на другой стороне улицы вылетает черноволосый парень и, быстро сориентировавшись, перебегает улицу, едва не сбивая Джо с ног. На секунду её обдает знакомым запахом жвачки и дешевого одеколона, и она осознает, что в неё только что почти врезался Никки Сикс.
Какова вероятность встречи с кем-то посреди перенаселенного Лос-Анджелеса? Джо шарахается в сторону; Никки едва не падает, но, не дожидаясь, пока охранник выскочит следом за ним из магазина, со всех ног кидается в проулок между домами. Джо он даже не замечает, оно и к лучшему.
Проулков здесь несколько, некоторые ведут в тупики, некоторые уводят от улицы прочь. Бедные кварталы Лос-Анджелеса – это вам не Бель Эйр, Палос Вердес или районы Вествуда. Бедные кварталы и спальные районы города никому не интересны, кроме тех, кто здесь живет, зато каждый знает, куда бежать, если за тобой гонятся. Джо знает, что Никки свернул в правильный переулок, и скоро окажется в другой части Южного Лос-Анджелеса.
– Ты не видела, куда побежал этот маленький мудак? – охранник подбегает к Джо; он толстый и потный, и становится ясно, почему он не смог догнать длинноногого Никки.
Она указывает в противоположную сторону – если охранник побежит туда, он упрется в тупик, но предъявить ей за это ничего не сможет. За время жизни в одном из самых криминальных районов Эл-Эй Джо давно поняла, что осуждать тех, кто ворует в магазинах, не стоит: у них могут быть разные причины. Да и сдавать Никки она не собирается.
Денег в супермаркете у Джо хватает на упаковку из двух почти просроченных гамбургеров, и она оплачивает их на кассе. Охранник явно вернулся ни с чем, и теперь обмахивается газетой. Проходя мимо него, Джо сочувственно пожимает плечами: мол, простите, я в ваших переулках не разбираюсь. Встречу с Никки Сиксом она представляла себе не так… вообще никак не представляла, если честно, хотя не могла не вспоминать о нём.
Джо сама не знает, что нашло на неё в тот вечер: обычно она не звала мужчин в свою комнату и в свою постель. Она вспоминает взгляд Никки – обжигающий и насмешливый – и в животе вспыхивает жаром. Это глупо, Джо понимает, но…
Перейдя дорогу, она спускается вниз по улице. Даже днём южные районы Эл-Эй – не то место, где захочется не спеша прогуливаться, и она старается держаться широких улиц, а не сворачивать в переулки. И поэтому Джо пугается, когда её хватают за руку.
Когда-то отец учил её защищать себя при нападении – главное, говорил он, это ударить неожиданно – и Джо вспоминает все его советы, когда кто-то подтягивает её к себе, затаскивая за угол. Вскидывает колено и даже делает попытку ударить, но этот кто-то ловко обрывает её попытки и смеется.
– С ногами поаккуратнее, без яиц меня оставишь, – и Джо узнает голос Никки даже раньше, чем видит его ухмыляющуюся довольную физиономию.
– Совсем идиот? – ей хочется покрутить пальцем у виска. Сердце колотится, и она понятия не имеет, от испуга или от широченной ухмылки Сикса. – Ты понимаешь хоть, что делаешь?!
– Хотел спасибо сказать, – он выпускает её руку, но не собирается отступать, и Джо приходится немного задрать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. – Ты меня охраннику не выдала.
– Ты откуда знаешь? – Джо борется с желанием запустить ладонь в его черные взъерошенные волосы, тянет носом, вдыхая знакомый запах одеколона, жвачки и сигаретного дыма. У неё в животе гребаные бабочки, про которые твердили её одноклассницы, не порхают, а будто сверлами орудуют, и она эту его ухмылку слишком хорошо помнит.
Никки фыркает.
– Догадался. Хотя этот жирный придурок всё равно никогда бы меня не догнал.
У него из-за пазухи торчит упаковка дешевых хот-догов для разогрева в микроволновке и бутылка пива. Джо помнит, что из-за него её выгнали с предыдущего жилья, но винить его не может: она сама решила привести его к себе, зная, что хозяин дома это запрещает, а значит, вынуждена была столкнуться нос к носу с последствиями.
Она знает, что звать Никки к себе снова – плохая идея. Знает, чем всё может закончиться. Но что-то в нем заставляет Джо улыбнуться и его самоуверенности, и его отчаянным попыткам выстоять, разгуливая по тонкой грани банального выживания и криминала. Улыбнуться, а затем вздохнуть и спросить, не хочет ли он разделить с ней честно купленные ею гамбургеры.
Никки широко улыбается в ответ, и эта улыбка делает его совсем юным; Джо думает, что Никки, на самом деле, не намного-то старше неё самой. Может быть, ему лет двадцать, но вряд ли больше.
