Текст книги "Колыбельная о монстрах (СИ)"

Если король Туата де Даннан правил Благим двором, то брат его Финвар ушел к Неблагому народу – с тех пор, как понял, что в чертогах Дан Ши нет для него места. Королевство Туатов было потеряно для него с тех пор, как Морриган стала женой Нуады, отодвинув в сторону невесту его Мэб, – ещё в те годы, когда и самые истовые христиане запирали двери и ставни в ночи безвременья. И с тех пор ожесточилось сердце Финвара, вся жестокость, которой славился народ ши, проявилась в нем ясно. Он ненавидел людей, и, как часто бывает, не мог не тянуться к их смертной хрупкости. Но Йозефин была другой – большеглазая и светловолосая, она была словно создана для жизни в холмах. Йозефин полюбила его с первого взгляда, но душа её не выдержала темной страсти Финвара, разум её погас, и только рыжеволосую дочь оставила Йозефин королю Неблагого двора.

Крик малышки достиг ушей Финвара, и он вскочил на коня. Холмы расступились, выпуская в мир разгневанного короля. Он был готов уничтожить любого, кто хоть пальцем дотронется до его дочери, но в домике, откуда доносился пронзительный, звонкий крик маленькой банши, он увидел только труп старухи, чье лицо было искажено болью, и девочку, вжавшуюся в угол. Она закрывала лицо руками и кричала.

Его дочь.

Финвар приблизился к ней, протянул руки, и девочка отняла от щек ладошки, доверчиво потянулась к нему.

Пусть король Неблагого двора не может вернуть Йозефин, потерявшую разум, но дочь свою он не отдаст. На её голову он наденет венец, в котором, будто капли крови, сияют рубины, и пусть боится Морриган – малышка станет прекраснее неё, прекраснее и могущественнее, и её сила поможет Неблагим уничтожить Нуаду, и стылая зима накроет мир людей.

========== Рождение Короля Самайна ==========

And the fires shall burn

And the wheel of life shall turn

And the dead come back home on Samhain

© Inkubus Sukkubus – Samhain

В ночь, когда открывались врата в обитель мертвых, в деревне, затерянной среди густых лесов, не спали – готовились к великой жертве, что принесет благополучие и изобилие на год вперед. Мертвые возвращались домой в эту ночь, и уходить обратно без жертвы они не желали.

Подобрав юбки, Дейрдре спешила по первому выпавшему снегу, по хрусткой замерзшей траве к хижине старухи, что ведала будущее. Говорили, что ради своей силы отдала она в юности левую руку, и руны, на которых она гадала, вырезаны из её кости. Так или не так это было, никто не знал, но руки у ведьмы не было, и только пустой рукав платья болтался с боку. Колдунью боялись все жители деревни, но, как только прищучивала их судьба – бежали к ней. Только она знала, что было и будет. Лишь она знала, как обмануть богов.

Холодный ветер, извечный спутник зимней карги Бхир, забирался под плащ, хватал Дейрдре холодными пальцами за горло, шептал в уши голосами «недобрых соседей» – «Ты ничего не изменишь, отдай свою жертву, человечиш-ш-ка, ты не можешь противостоять Дикой Охоте!». Но Дейрдре лишь крепче сжимала ворот плаща у горла.

Старуха открыла ей дверь сразу, будто ждала. Она была стара, и глаза её почти не видели, и поэтому ведьма повела носом, будто хищник, принюхиваясь к морозному воздуху. Дейрдре стало не по себе, но пути назад у неё больше не было.

– Я знаю, что за совет хочешь ты, Дейрдре, дочь Куинна, – старуха отступила назад, впуская её в дом. – А просящим обычно дается.

В доме пахло травами и теплым хлебом, что колдунья испекла для гостей из иного мира. В желудке у Дейрдре заурчало, но точно знала она, зачем явилась. Старуха вытащила затертый тканный мешочек, встряхнула его. На деревянный стол легла руна, и Дейрдре охнула.

– Эйваз, – ведьма провела скрюченным пальцем своей единственной руки по костяной руне, выложила следующую на стол. – Перт.

Последней, третьей, легла третья костяная пластинка – пустая.

– Не властна ты над судьбой своего Салливана, – ведьма сгребла руны, спрятала их в мешочек. – Он родился в Самайн, как сейчас помню, и ветра завывали за окном, и Дикая Охота неслась по небу, собирая души людей. В Самайн и уйдет, и душа его навечно будет принадлежать Псам Аннуина.

Дейрдре заплакала, закрыв лицо руками. На весну родители назначили их с Салливаном свадьбу, и она считала дни до чудесного дня, когда станет его женой, но теперь ему суждено было стать мужем самой Смерти. Пожертвовать собой ради деревни, которая погибнет без хорошего урожая.

– Есть лишь один способ вырвать Салливана из рук Охотников, – старуха смотрела в лицо Дейрдре, и полуслепые глаза её почти не моргали. – Ты должна ночью явиться в лес и увести его. Он будет кричать и рыдать, но накинь ему на шею веревку и веди, и грози железным ножом, ибо не человек он будет уже, а почти Неблагой рыцарь. И если сможешь увести его домой – то спасешь. А теперь уходи, Дейрдре, дочь Куинна, я и так сказала тебе слишком много.

Закрывались на ночь Безвременья ставни, и ветер завывал в дымоходах. Дейрдре ждала, пока семья уснет, и дрожала от страха: вдруг не успеет, не спасет Салливана, не увидит больше его глаз, не поцелует его, не обнимет? Не станет его женой и не родит ему сына, похожего на него – красивого, как рыцарь туатов, и мудрого, как Вотан?

Наконец затихла улица, уснули встревоженные жители, затаившиеся в домах, будто мыши в норках. Укутавшись в плащ, выскользнула Дейрдре из дверей, устремилась к лесу, где, ближе к холмам ши, ждал её Салливан, крепко привязанный к дереву. Тенью она пробиралась среди деревьев, легко ступая по хрусткой листве, ковром укрывающей землю, и молилась – лишь бы не опоздать! Ветер свистел и пел, и песня его неслась прямо в темные небеса, призывая Охотников, засидевшихся в холмах, забрать свою жертву.

Железный нож притаился в её кармане, веревка жгла ей ладони. Однако Дейрдре верила, что сможет спасти возлюбленного, ведь не зря люди говорят, что любовь побеждает любое зло? Разве не под силу ей победить саму смерть?

Но Дейрдре опоздала – увидела, как унесся вместе с гончими псами её Салливан, и виски ему сдавливала корона Повелителя Самайна, а на плечи лег тяжелый плащ, отороченный мехом. Салливана, которого она любила, не было больше, и осталось лишь дитя, родившееся в Ночь Всех Ночей, выросшее среди обычных деревенских жителей и вернувшееся в холмы, к Неблагим своим покровителям. К народу, которому он всегда принадлежал, пусть и наполовину.

Теперь он был их. Полностью и навечно.

Рыдая, Дейрдре упала в снег, обратила свое лицо к темному небу, в котором слышалось рычание псов ши, и, хотя она их не видела, страшные их завывания не смогла бы забыть хоть до самой смерти. Часто потом ночами ей снились их оскаленные морды – такие, какими они, должно быть, были. Дейрдре не отводила взгляда от мрачных теней, скользящих по небу. Дейрдре плакала.

– Заберите меня! – закричала она, и ветер подхватил её слова и унес прочь. – Заберите меня с собой!

Но не нужна была всадникам юная, бесстрашная и глупая дева, решившая, что может бороться с судьбой. Трубя в рог и крича, Осенняя Охота устремилась дальше на юг, сея смерть и беды на своем пути, а для Дейрдре не было с тех пор ночи темнее, чем ночь Безвременья.

Говорят, старый Король Самайна, Фингал, ушел на покой в ту ночь, удалился в холмы, чтобы доживать там свой век. Поговаривают, что новый Король Самайна всегда юн и прекрасен, а в других деревнях ему жертвуют деву, что вытянет жребий, и он забирает её с собой.

Говорят, если позвать Короля по имени – он придет.

Так говорят.

========== Пожиратель душ ==========

Комментарий к Пожиратель душ

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c824501/v824501971/134176/8jIdTQe98EM.jpg

No, you’ll never be alone

When darkness comes you know I’m never far

Hear the whispers in the dark

Whispers in the dark

© Skillet – Whispers In The Dark

Нору во сне преследует чужой взгляд, и куда бы она ни пошла, он чудится ей. Одаренная странным даром (а, скорее, проклятьем) она с детства видит существ, место которым было в страшных сказках и старинных преданиях, что рассказывали у очага жители Британии в стародавние времена. Большинства из них она не боится, а от тех, кого стоило бы бояться – держится подальше. Но этот взгляд несет ей кошмары, она просыпается в холодном поту и вглядывается в пространство комнаты, пока очертания предметов не проступают из темноты.

Иногда она боится, что вместе с привычной обстановкой (она так давно живет в этой квартирке в Лондоне, что дорогу при выключенном свете с легкостью на ощупь находит) она увидит что-то ещё. Кого-то ещё.

«Я знаю тебя, Нора. Я вижу тебя, Нора. А ты знаешь меня»

Иногда, включая Ютуб, Нора думает: почему люди не догадываются, не видят, не чувствуют, что многие музыканты не дарят им энергию, а поглощают её? Вместо смазливого мальчика из какой-нибудь знаменитой поп-группы Нора порой видит существо древнее, чем мостовые Лондона, чем кельтские захоронения, чем вера в богов, а не в Бога. Это существо жиреет, живет за счет чужой энергетики, питается ею, словно пиявка – кровью. Обычно им достаточно хапнуть немного здесь, немного там, проехаться с туром по Европе или Америке – и вот у некоторых из их поклонниц больше нет части энергетики, что дает им силы жить, продана, съедена, сожрана. И они этого не замечают.

Музыканты осторожны.

В утро понедельника Нора идет в клуб: Саймон сообщил, что нужно обсудить её работу на закрытом акустическом выступлении одного известного певца. Билеты будут выброшены в продажу в ограниченном количестве и только для членов его фан-клуба. Нора привычно оглядывается по сторонам, кутается в кожаную куртку, ноябрьский ветер забирается за шиворот.

– Джесси Дин согласился выступить с акустикой в нашем клубе. Гонорар пойдет на благотворительность, и я хочу, чтобы ты обеспечивала мистера Дина всем, что ему нужно, на протяжении всех двух дней его подготовки к выступлению и собственно концерта. – Саймон постучал кончиком карандаша по губам. – Я полгода уламывал его менеджмент на закрытый гиг, мы не можем облажаться, Нора. Ты понимаешь?

Нора понимает. Саймон собирается поднять не только кассу клуба, но и посещаемость заведения за счет Джесси: попросит его подписать что-нибудь, оставить какую-нибудь ненужную вещь, которую можно будет повесить на стенку, как в гребаном музее. А еще Нора знает, что Джесси Дин – существо без возраста, древнее камней Стоунхеджа. И она не желает иметь с ним ничего общего.

– Сай, я не буду в этом участвовать.

Её трясет. Она не сможет, не сможет, не сможет находиться с Джесси в одном помещении. В их клубе часто выступали музыканты различной степени популярности, и Нора убедилась в одном: чем популярнее артист, тем больше он жрет-жиреет-питается. Тем больше ему нужно энергии, чтобы чувствовать себя хорошо. А взамен он выбрасывает в толпу энергетические отходы, которые, если представить их в цвете и консистенции, больше похожи на поток мазута.

Нора качает головой.

– Нора, это очень важный концерт для нас. – Сай снимает очки, протирает их о ткань рубашки. Встает, обходит стол, садится на столешницу. – И я не прошу тебя работать. Как твой работодатель, я требую. Иначе я тебя уволю.

Норе хочется сказать: увольняй. Нора хочет бежать прочь. Нора спиной чувствует чужое присутствие и оборачивается. В дверях стоит сам Джесси Дин, собственной персоной, и щурится, улыбаясь. После тура по Европе и Америке длиной в три месяца он выглядит отдохнувшим, будто провел эти девяносто дней на курорте. Норе кажется, будто его зрение – рентгеновское почти, он видит её насквозь. Ну и как, мистер Дин, интересно смотреть на кишки да на печень?

Джесси Дин слышит, как её сердце колотится, она уверена в этом. Руки у неё леденеют моментально, она скрещивает их на груди.

– Я думаю, без помощи мисс Эдисон и вовсе не обойтись, мистер Пратт. Мы с моим букинг-агентом приехали, чтобы обсудить условия контракта на одиночное выступление в вашем клубе.

Пока Сай крутится вокруг Дина, словно пчела вокруг цветка, Нора выскальзывает за дверь. Становится легче дышать. Она выходит через черный ход, выуживает из сумки пачку сигарет. Руки её дрожат, и она роняет зажигалку в лужу, поднимает её, чертыхаясь. Ощущения от встречи с Джесси – смешанные, он будто в душу ей пырился своими глазищами, на дне которых плескалась мудрость веков. Он забавлялся её ужасом.

Откуда он знал её фамилию?

Впрочем, он же Джесси Дин, что ему стоит узнать фамилию хоть самого последнего бармена в клубе? Сай преподнесет ему эту информацию на блюдечке с голубой каемочкой, попутно смахивая несуществующую пыль с футболки Джесси.

Сигарета ничерта не успокаивает. Нора смотрит в переулок, где сгущающиеся сумерки рисуют на стенах домов причудливые тени.

Одна девочка хвасталась тем, что умеет видеть изнанку мира, и дар стал её проклятием.

Нору всё ещё трясет. Она почти видит тени, что служат Джесси Дину, и ей кажется, чудится, что он даже не просто пожиратель чужой энергетики. В нем есть что-то ещё, темное и мощное, как цунами, как стихия, которую никому не укротить.

Его энергетика – не просто густой мазут. Всё хуже. Его натура – черная дыра, поглощающая чьи-то души.

Нора уверена, что откажется от этой работы. Но не отказывается. Ей очень нужны деньги, а бекстейдж менеджер – единственная её профессия. Единственная возможность платить за квартиру и вообще нормально жить. И просто так решения об уходе не принимаются. Хрен она вернется потом. Но ей страшно, очень страшно, и если бы она верила в Бога, то молилась бы ему. Она выучила бы каждую возможную молитву, но она знает, что молитвы – на самом деле, просто вой в никуда. В стены.

За всю свою жизнь Нора не видела присутствия Бога в мире, а вот Дьявола – на каждом шагу. И для этого даже не были нужны такие, как Джесси. Достаточно было заглянуть некоторым людям в глаза.

Ей хочется бежать, и заявление на увольнение давно лежит у неё в ежедневнике, но она не бежит. Скрещивает пальцы за спиной и всё же соглашается помогать Саю.

В день концерта Нора видит толпу восхищенных девочек, многие – безбилетницы, мечтающие хоть одним глазком увидеть кумира. Нора обнимает себя за плечи, морщится, дрожит – она специально вышла на холод через второй выход, чтобы прийти в себя.

Джесси Дин, в окружении охраны, проходит мимо неё. Оборачивается, улыбается, посылает воздушный поцелуй одними губами и шепчет – о, не вслух, но его голос она слышит в своей голове:

– Ты знаешь, кто я. А я знаю тебя, Нора.

И Нора узнает его голос, узнает его взгляд. Вспоминает свои сны, и ей хочется кричать. Это он, чертов Джесси Дин, это был он.

Отказываться поздно.

Вместе с Джесси в клуб протискивается его девушка – Нора не может вспомнить её имени, какая-то певичка из поп-группы средней руки, из тех, кто никогда не становится достаточно популярным, потому что в её природу не заложен скилл пиявки. Её зовут… Кора? Кара? Какая разница? Взгляд Кары-Коры-как-её-там пустой и безжизненный, души у неё уже нет, осталась только оболочка, которая может существовать, но не жить полноценно, и ей уже недоступны простые радости. Кара может блистать на вечеринках, но больше ни на что не будет способна.

Джесси Дин сожрал её и скоро бросит, как пустую, ненужную ему оболочку, и карьера её пойдет ко дну.

Странно, что никто из журналистов ещё не связал воедино стремительные закаты карьер девиц Джесси Дина и сам факт их отношений. Впрочем, это разве что в грязных газетках писали бы, кто им вообще верит?

Нора отрабатывает концерт на автомате. Джесси удивительно неприхотлив для большой звезды: уж конечно, он же питается не деликатесами, они, возможно, для него вообще давно вкус потеряли. Нора наблюдает за восторженными дурочками в зале, почти видит, как частицы их душ уходят, оставляя за собой пустоту. Почему они не чувствуют? Не ощущают?

Ледяной ужас ползет по её спине, и ей кажется, будто склизкие щупальца чудовища касаются открытой кожи. Нора уходит в служебные помещения, собирает вещи. Концерт вот-вот закончится, мистеру Дину она не будет нужна. А если ему что-то понадобится – Амалия, её помощница, сможет заменить. Когда-нибудь ей все равно придется учиться. Набросив куртку и застегнув её до самого подбородка, Нора стягивает светлые волосы в хвост, выходит на улицу и набирает сообщение Саю, что ушла домой. Сай отвечает “Ок, концерт прошел хорошо, отдыхай”.

Стайка девчонок, прознавших, где стоит автомобиль Джесси, уже караулят его в переулке, чтобы увидеть хоть одним глазком.

Дурочки.

Нора быстрым шагом идет мимо. Тени в переулках затаились, выжидают. Она выходит на людную улицу, вздыхает если не свободно, то хотя бы с облегчением: вокруг люди, пятничный вечер, из дверей пабов несется музыка. Нора спешит домой. Сворачивает на родную улицу. Холодный ноябрьский воздух немного приводит её в чувство, и она почти готова поверить: Джесси Дин из её жизни навсегда исчез, это был просто концерт.

– Нора!

Она ускоряет шаг. Черт, как он её нашел? Бывший ухажер, бывший парень, совершенно свихнувшийся на её персоне, она так надеялась, что избавилась от него, что начала жить нормально, когда уехала из Манчестера. Она думала: ну как он её найдет в Лондоне, здесь же приезжие могут создавать отдельное государство.

Нашел.

Нора срывается с места, добегает до дверей парадной, но ключ не работает, и Пол хватает её за руку, разворачивает к себе. Выражение лица у него щенячье-жалостливое, но за пазухой может быть камень нож.

Ей страшно, и это страх совсем другого рода, чем первобытный ужас перед Джесси. В любой момент Пол может убить её, кто знает, что там у него в голове? Нора замирает, как несчастный кролик перед удавом, надеется, что это всё сон, и сейчас она проснется.

Хватка на её запястье дает понять, что всё взаправду. Пот проступает на лбу и висках, а руки вновь холодеют, они холодные, как лягушачья кожа.

– Пол, что тебе нужно?

Ответить Пол не успевает. Его отшвыривает в сторону сильным ударом, и освобожденная Нора жмется спиной к двери, наблюдает, как Джесси Дин держит её бывшего парня за горло, смотрит тому прямо в глаза, внимательно, не мигая. Норе кажется, что под его кожей что-то шевелится, глаза Джесси темнеют, и Пол обмякает, будто из его тела уходит жизнь. Превращается в тряпичную куклу в руках существа, пожирающего души.

Родина Джесси Дина, похоже, сам Ад.

Нора сползает по двери вниз, утыкается лицом в колени и кричит. Воздух вокруг плотный и вязкий, и её крики в нем застревают, тонут. Джесси Дин отбрасывает безжизненное тело Пола в сторону.

– Увидимся, Нора Эдисон.

========== Не разговаривайте с девушками без тени ==========

Комментарий к Не разговаривайте с девушками без тени

Первая часть мини-дилогии: https://ficbook.net/readfic/5354145/17455584

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c844724/v844724553/8168b/oT2ZH_Tsgyk.jpg

https://pp.userapi.com/c847221/v847221260/7dd31/QYm5kzrkx98.jpg

OST:

https://www.youtube.com/watch?v=tt21OVae50s – Psyclon Nine “Suicide Note Lullaby”

О смерти Пола не пишут в газетах и не говорят в утреннем выпуске лондонских новостей, но через пару дней в дверь Норы звонит полиция. Саймон дает ей пару выходных после концерта Джесси в их клубе, и она планирует отсыпаться. Однако полицейские обнаруживают её домашний адрес в телефоне Пола и собираются задать ей несколько вопросов.

Нора очень надеется, что выглядит спокойной и уверенной, хотя спокойствия нет и в помине. Знать, что Джесси Дин питается человеческими душами и видеть, как он делает это – не одно и то же. Нору трясло всю ночь, она выпила три стакана виски с колой и заснула под утро.

Нет, Пола она не видела уже довольно давно, ведь они расстались. Он пытался её избить. Нет, откуда ей знать, что он за ней следил? Она работала в клубе, на концерте Джесси Дина в тот вечер, её работодатель может подтвердить. Закрыв двери за полицейскими, Нора выдыхает. Смерть Пола была ужасной, но он был сумасшедшим, а Джесси… спас её?

Нора не рассматривала произошедшее с этой стороны, и теперь ей это кажется странным. Зачем она нужна Джесси Дину? Не легче ли было раз и навсегда избавиться от той, что знает его секрет?

В её голове раздается насмешливый голос Джесси, и она вздрагивает.

«Зачем же убивать кого-то, кто может разделить с тобой бремя этого знания? Монстры реальны, тебе ли не знать. Но чаще всего они живут внутри нас самих»

Нора думает: возможно, так и есть. Она – тоже монстр, ведь она врала полиции без зазрения совести и радуется смерти Пола, радуется своей безопасности. Первый испуг прошел, а облегчение – осталось, и останется оно ещё надолго. Нора наливает себе виски, невзирая на раннее время – всего одиннадцать часов утра понедельника. Телефон у неё отключен, а тому, кто древнее камней Стоунхеджа, не нужен мобильный. Он отлично живет у неё в голове.

Нора ведет с Джесси беседы, и порой ей кажется, что она просто сошла с ума, да и всё. Джесси Дин чаще насмешлив, он рассказывает, что никто из существ, которых она так боится, не желал родиться самим собой, но предначертанное не изменить. Ты всегда всего лишь тот, кто ты есть, и ты не можешь поменять свою природу. Остается смириться.

– Ты забираешь у людей жизненную силу, – возражает Нора. Ноябрьская непогода и темнота окутывают её, и Нора знает, что в такую ночь на улицы города лучше не соваться.

«Они сами готовы отдать её мне»

– Но это их может однажды убить.

«Не так всё плохо. Я не беру больше, чем они могут отдать. Ну, может быть, кроме душ моих женщин, но это – последствия их желания быть со мной, несмотря ни на что. А за исполнение собственных желаний нужно платить. И разве хоть одна из них умерла? Если речь, конечно, не об их карьерах»

Джесси Дин в её голове смеется, низко и бархатно.

– Ты будешь жить вечно?

«Если я перестану забирать у людей частички их душ, я умру. Каждому хочется жить, согласна?»

Философия эта эгоистичная, до крайности жестокая, но нельзя не согласиться – так живет на этом свете большинство людей. Дай каждому из них власть спасти себя ценой кого-то ещё, и они кинутся вытаскивать свою шкуру, не раздумывая. Норе больно думать об этом, но ей уже не пятнадцать, и природа людей известна ей хорошо.

«В Лондоне есть существа гораздо опаснее меня, – голос Джесси Дина в её голове напоминает шизофрению. Нора почти готова вызвать себе врача. Может быть, нужно было сделать это много лет назад. – И они знают о тебе. Они выжидают момента, чтобы напасть. Тот, кто знает о них, в теории способен их уничтожить»

Нора заворачивается в одеяло. Её знобит, и виски не помогает. Саймон дал ей отпуск на ближайшие пару недель, и её заменяет Амалия. За окном ноябрьская тьма тянет призрачные руки. Нора смотрит на залитую холодным дождем улицу и вдруг видит, как мужчина останавливается у перекрестка, будто кто-то заговорил с ним. Под желтым светом фонарей на тротуар выходит девушка – на самом деле, будто вытекает из темноты, и в её фигуре что-то неправильное есть.

Нора приглядывается и охает: у девушки нет тени. Вообще. И дело не в игре светотеней, и дело ни в чем, кроме того, что этому незнакомцу не стоит идти за ней, но он идет. Нора прижимает ладонь к стеклу. Девушка поднимает голову, словно может видеть и чувствовать её, ухмыляется, обнажая мелкие, острые зубы, и глаза её сверкают серебряным.

Свет старого фонаря моргает – и нет уже на улице ни мужчины, ни девушки. Никого, только потоки воды, бегущие по камням тротуара. Не заговаривайте с девушкой без тени…

«Она придет за тобой, – буднично сообщает Джесси Дин. – Ты для неё опасна теперь, хотя обычно их видят только намеченные жертвы. Её не особо останавливают стены, она – одна из сестер, которые приходят. Но если хочешь, я могу защитить тебя. Это в моей власти»

Нора соглашаться на предложение Джесси не хочет – он всё ещё монстр в её глазах, монстр, убивающий людей на протяжении веков. Но чем ближе полночь, тем скуднеет её решимость, и каждый шорох в квартире кажется ей предвестником опасности. Нора выливает остатки виски в раковину – хватит пить, к черту. Но она трезва, как стекло, и сама об этом знает.

Кто-то или что-то скребется в её входную дверь, шкрябает когтями по обитой кожей поверхности железной двери.

Норе хочется закричать, и кричать, пока не сорвет голос, пока не охрипнет к чертям. Она вжимается в угол и закрывает лицо руками. А потом раздается вполне себе человеческий звонок в дверь, пронизавший тишину, и в голове у Норы звучит знакомый голос.

«Ты могла просто меня попросить»

Джесси Дин ещё на днях был последним, кого Нора хотела бы видеть в своем доме, но теперь она слишком напугана, чтобы думать о последствиях его визита. Джесси шагает за порог и тянет её к себе, а Нора не сопротивляется – никогда прежде эти существа не замечали её, не ломились к ней в квартиру, не угрожали её жизни. Джесси удивительно теплый и сильный, и высокий – её белобрысая макушка упирается ему в подбородок.

– Последний, кого ты должна бояться, – это я, – тихо произносит он ей на ухо, и Нора отчего-то ему верит, хотя ещё неделю назад бы не поверила, например. Но Джесси не пытался напасть на неё, Джесси уже дважды спас ей жизнь.

И даже если у него есть свои цели – пусть.

А ещё у Джесси Дина губы сухие и горячие. Он проводит пальцем по её подбородку, по скуле, запускает ладонь в светлые волосы, и Нора приподнимается на цыпочки, обхватывая его руками за шею. Джесси совершает невероятное – он делится с ней своей силой, скопленной из обрывков чужих душ, и страхи уходят, усталость растворяется в его поцелуе.

Джесси упирается лбом в её лоб.

– Нам лучше держаться вместе, ты не находишь? Кажется, ты притягиваешь неприятности, как магнит. А я слишком давно был один.

Нора с ним согласна.

========== Музы ==========

Комментарий к Музы

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c845522/v845522812/ab44f/GxKPwVwPsm0.jpg

Родители называют Мэтта подарком Бога, но сам он подарков от Господа и вовсе не получал – не повезло ему в жизни. Большинство его друзей были хороши хоть в чем-то – в спорте, в искусстве, в математике. Мэтт – середнячок, крепкие оценки по любому из предметов у которого свидетельствуют об отсутствии хоть какого-либо таланта. Мэтт хочет быть гением, хочет аплодисментов и восхищения, не хочет быть ремесленником, для которого единственный путь развития – невероятный труд и «железная задница».

Он хочет быть, как Эдвард, – лучшему другу легко даются сложные роли в школьном драмкружке.

Он хочет быть, как Джеймс – тот пишет сценарии к школьным спектаклям, и каждый из них больше похож на произведение искусства.

А Кайли хорошо рисует портреты.

К черту, даже его старый друг, чертов Джесси, и тот настолько хорошо играет в футбол, что аж с тринадцати лет выступает за различные клубы!

Мэтт неплох и в точных науках, и в английском языке с литературой, но по сравнению с прозой Джеймса его потуги на писательство выглядят смешно. Мэтта съедает изнутри зависть. Он пытается заставлять себя радоваться успехам других, но самовнушение, пропагандируемое интернет-страничками, работает крайне плохо. Родители его метаний не замечают – чем бы дитя не тешилось, поступит в университет, успокоится, найдет свою дорогу. Мэтту кажется, что дороги перед ним и вовсе нет, одна вязкая тьма.

Он мечется, не находя себе места, пока не вычитывает в одной из старых книг, забыто валяющихся в библиотеке, легенду о музах – языческих божествах, что одаривают своих почитателей талантом и удачливостью. Говорят, муз всего девять. Говорят, они божественно-прекрасны, но могут обернуться чудовищами, коли ты их предашь. А чтобы найти их прибежище, нужно прийти к любому заброшенному театру и ждать полуночи. Если человек в своих амбициях тверд, музы явятся к нему и назовут свою цену.

Книга жжет Мэтту бок, пока он выносит её из библиотеки под полой куртки. Учителя считают его хорошим мальчиком, способным сделать неплохую карьеру в любой из областей. Мэтт хочет признания и всеобщей любви. Ему кажется, что книга – живая, что книга хранит в себе знание, которое поможет. Разумная часть Мэтта ему твердит, что древних божеств не существует, как не существует и того парня, который превращал воду в вино. А если не существует муз, то никакой опасности в «просто попробовать» нет, правда? Он просто попробует, попытается.

Очередной удачный сценарий Джеймса только укрепляет Мэтта в его задумке. Зависть обвивается вокруг его сердца черной скользкой змеей.

В их городке в графстве Нортумберленд и правда когда-то был театр. Хозяин его ушел на войну с нацистской Германией да так и сгинул, а город не нашел денег, чтобы в старом здании что-то открыть, не до того было, а потом и само помещение обветшало. Когда Мэтт был младше, они с Джеймсом и Эдвардом часто подначивали друг друга забраться в заброшенный дом да порыскать там, наверняка что-то от хозяев осталось, но так и не решились – страшно было всем троим. А ну как в стенах поселились призраки? Но Мэтту теперь пятнадцать, он уже не ребенок, и знает, что призраков не существует.

А ещё знает, что идти в старый дом с прогнившими половицами и старыми лестницами – безумие, можно упасть, повредиться, сломать себе что-нибудь. И вообще, он уже взрослый, и верить в существование муз – глупо. Ему бы на свидания и вечеринки ходить. Но что-то внутри зудит-подзуживает: «Что тебе будет? Сходи да попробуй, потом, если что, сам над собой посмеешься и забудешь об этом. И книгу в библиотеку вернешь».

Мэтт знает, что ведет себя глупо, но хочет попытаться. Не получится – с чистой совестью назовет себя идиотом.

Он выскальзывает из дома в начале двенадцатого. Родители спят, младшая сестренка тоже спит, а у Мэтта дрожат не только коленки, когда он добирается до театра. В осенней темноте здание чудится ему монстром, который готов проглотить его без остатка. Мэтт светит фонариком себе под ноги, чтобы не запнуться и не полететь носом вперед. На смартфоне светятся крупные цифры – 23.45.

Внутри театр – заброшен и стар, за половину века отсюда растащили все, что можно, и листья летят в пробоины в крыше. Мэтт чувствует себя неуютно, свет фонаря скользит по стенам. Тишина давит на уши, будто здание само находится в вакууме, и звуки из реального мира до него не долетают. Мелькает предательская мысль «Может, уйти?», но Мэтт продолжает чего-то ждать. Наверное, полуночи, чтобы окончательно понять, что в его возрасте уже пора перестать быть дураком. Но ещё ему кажется, что, стоило ему прочесть эти странные строчки в книге, он перестал быть властен над собой, и что-то толкало его в спину, шептало ему в уши… звало.