Текст книги "Принцип Новикова. Вот это я попал (СИ)"

Автор книги: shellina

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 15

В Горенки я поехал в сопровождение двух рот Вятского пехотного, Репнина-Оболенского, Шереметьева, Митьки и подпоручика Юдина, уже приступившего к новым обязанностям, хотя никто еще толком не понимал, в чем они состоят. Вот как только я телеграф доведу до ума, то сразу же определимся с обязанностями, потому что на телеграфе должны сидеть только самые преданные люди. Ведь они первыми будут принимать и расшифровывать телеграммы, а это просто огромное преимущество. Еще я взял с собой Бидлоо, просто так на всякий случай, к его откровенному недовольству, но ослушаться прямого приказа Николай Ламбертович не посмел, и ворча собрал свой докторский чемоданчик, и взял с собой несколько сменных комплектов белья, да пару камзолов – мы планировали провести в поместье Долгоруковых не менее пары недель.

Когда мы подъезжали к поместью, расположенному неподалеку от Москвы, то увидели, что народу туда наехало столько, что яблоку некуда было упасть. Весь двор был заставлен каретами, да лошадьми, которых конюхи не успевали определять на конюшню. Моя добровольная охрана, отъехав в сторонку, посовещалась и выдвинула ко мне старшего, которым единогласно был выбран подпоручик Михайлов Кузьма Алексеевич.

– Государь, Петр Алексеевич, что-то не слишком спокойно нам, как бы чего не случилось, – он говорил, искоса поглядывая на дворец. – И самый большой вопрос – почему нас никто не встречает?

– Сомневаюсь, что здесь может случиться что-то, направленное на причинение мне вреда, – я передернул плечами. – А почему не встречают... Вот на этот вопрос ответить и сложно и, наверное, не очень.

– Но полноценно, Петр Алексеевич, ты не уверен, что для тебя здесь полностью безопасно? – Михайлов смотрел, сурово сдвинув брови.

– Скажем так, я подозреваю несколько другие планы в моем отношение, и они связаны скорее с потворствами моих пороков, коих во мне предостаточно, но не могу полностью исключать все остальное.

– Может быть, вернемся в Москву? – я почти целую минуту обдумывал это вполне разумное предложение.

– И оставим всех потенциальных заговорщиков вместе продумывать свои коварные планы? Вон, глянь, видишь, это Адель, кобыла Елизаветы, мною подаренная на тезоименитство. Поверь, в Москве никого не осталось, все здесь, собрались на этот праздник жизни, посвященный празднованию моего дня рождения. Просто прочувствуй всю комедию этой ситуации, Кузьма Алексеевич, – я криво усмехнулся. – Ну что же, не будем праздновать труса, нужно поздороваться с гостями. Они же, согласно этикету, жрать не должны, пока меня не дождутся, тем более, что я предупредил князя заранее о моем визите.

– Нам, скорее всего, не найдется места во дворце, но не переживай, мы в конюшне разместимся, не впервой. А твои покои по очереди будем стеречь, – Михайлов, нахмурившись еще больше, подошел к своему коню и вскочил в седло. – Трогаем, – он махнул рукой и наш небольшой отряд тронулся, при этом меня запихали почти в самый центр, чуть впереди кареты, в которой трясся со своим инструментом Бидлоо. Митька сидел рядом с кучером на козлах.

Зачем я сюда приехал? Решил подергать судьбу за косы? Ну, не без этого. Чем ближе приближался январь, тем сильнее мне хотелось сотворить нечто безрассудное, что-нибудь на грани, в русскую рулетку поиграть с кремневым пистолетом, или еще что-то такое же самоубийственное, лишь бы перестали трястись руки и в голове появились хоть какие-то иные мысли, кроме полнейшего фатализма. А еще, я хочу переговорить с Екатериной Долгоруковой, потому что в моей больной голове в то время как я собирался сюда, родился безумный, но хоть какой-то план. Нужно только с княжной поговорить, оценить степень ее влюбленности в того секретаря австрийского посольства, которого ей вроде бы в женихи прочили. От того насколько она в него влюблена и будут зависеть мои дальнейшие действия.

Ждать, когда подъедет долгожданный государь, гости не стали. Это было настолько ожидаемо, что, пожалуй, даже смешно. Когда я зашел, все уже сидели за столом, ели, пили и громко разговаривали. Но стоило мне появиться в дверях столовой, как все разговоры стихли. Я обвел собравшихся тяжелым взглядом, запоминая каждого, кто сейчас сидел за этим проклятым столом.

Ушаков не так давно в порыве тренировок умудрился перехватить письмо леди Уорд своей подруге, снять с него копию и принести мне почитать. Занятное чтиво, я даже местами посмеялся. В этом письме Джейн очень подробно описывала свою жизнь в дремучей России, ее новых знакомых и... меня. Мадам явно не лишена литературного таланта, поэтому читать ее письмо было увлекательно и интересно. Так вот, я, оказывается, высокий, крепкий юноша с хорошо развитым телом, очень сильный и выносливый. Интересно, когда это она мое тело успела рассмотреть, да еще и выносливость проверить? Или это литературный оборот, ну там, для создания интриги, чтобы подруга тоже погадала, откуда Джейн особенности тела и пределы выносливости Российского императора знакомы? Но, не суть. Далее шло описание моей физиономии. С точки зрения женщин я – очень красив, но моя кожа весьма загорела, и это вульгарно, хотя и не лишено привлекательности, потому что мои светлые голубые глаза становятся жутко выразительными. Там так и написано – «жутко выразительные». А еще, я париков не ношу – это вообще кощунство какое-то: волосы чистые, свои, хорошо расчесаны и ухожены, в общем, истинный кошмар. И все бы ничего, если бы не одно «но». Я – очень красив, но совершенно не мил. Мой взгляд бывает настолько тяжелым, что внушает трепет, и красота меркнет, делая меня властным и даже ничуть не симпатичным. Вот как хочешь, так и представляй императора Петра, неизвестная подруга Джейн Уорд. Одно было подмечено чрезвычайно точно, мой взгляд ни каждый был способен выдержать, я это уже несколько раз отмечал. А вот Де Лириа, например, написал королю Испании, что, «похоже, у волчонка начали прорезываться клыки, и не всем власть имущим это по душе». Волчонок – это, судя по логике, я. Недурственное развлечение нашел себе Андрей Иванович – диппочту читать, причем незаметно. Каким образом он снова письма запечатывал, лично для меня было загадкой, но ровно до тех пор, пока я не увидел, как этот жук горячим воском оттиск с моей печати снимает, чтобы копию этой самой печати сделать, не иначе.

В столовой в это время наступила такая тишина, что пролетевшая рядом со мной муха, слышалась, как вертолет, заходящий по посадку. У кого-то сдали нервы, послышался стук упавшей ложки и звон посуды, надеюсь, тарелка не треснула, иначе как бедолага будет есть на разбитом фарфоре? А вообще, это я удачно зашел. Репнин с Юдиным с самого порога блокировали дворецкого, который не успел доскакать до столовой вперед меня, и предупредить гостей и хозяев, что император пожаловал, прячьте жратву с тарелок и делайте постные мины. Так что я свалился жующему бомонду как снег за шиворот.

Слегка наклонив голову, я продолжал пристально осматривать каждого из сидящих за столом. Эти бараны продолжали сидеть, не шевелясь. Я нахмурился. Первой сообразила, что нужно делать Лизка, как особо важная персона, сидевшая на противоположном конце стола, прямо напротив хозяина этого шабаша. Подскочив так, что опрокинула стул, она присела передо мной в глубоком реверансе и произнесла глубоким голосом с легкой хрипотцой, от которого должно быть ни у одного мужика... хм... душа зашевелилась.

– Государь мой, Петр Алексеевич.

– Встань, Лиза, ну что же ты вскочила, негоже женщине из-за стола выпрыгивать перед мужчиной, – сделав несколько шагов в ее сторону, я поднял тетку, приобняв за плечи. Все-таки Елизавета весьма соблазнительна. А еще она знает это и умеет пользоваться. Если выживу, обязательно ее замуж выдам. Подхватив стул, я поставил его на место и помог ей сесть. Лишь затем обернулся к покрасневшему непонятно от чего, от злости, или смущения Долгорукому. – Алексей Григорьевич, неужто не получал ты мое письмо, в коем я обещался приехать, навестить тебя?

– Я думал, что ты, государь, Петр Алексеевич, как обычно, много пообещаешь, но обещания так и не сдержишь, – Долгорукий подскочил и принялся освобождать свое место за столом. Ах ты... я почувствовал, как начинаю закипать от ярости, но, проглотив рвущееся наружу ругательство, я прищурился и скрестил руки на груди, наблюдая, как начали суетиться слуги, подготавливая для меня место во главе стола. За моей спиной в столовую проскользнул Шереметьев и сел на свободное место рядом со своей сестрой. Вот его, получается, ожидали. Он повернулся к Наталии Борисовне и тут же принялся читать ей нотации прямо на ушко, для этого Петру пришлось немного наклониться. Ей это не слишком понравилось, потому что она сжала вилку и покраснела так, что кончики ушей заалели. Большинство присутствующих в комнате гостей были без париков, что меня изрядно повеселило. Но встречались и те, кто не принял эту новую моду. Снова наступила тишина. Но вот слуга поставил чистую посуду и наполнил бокал красным и тягучим вином, Долгорукий турнул этого... как его...графа Меллезимо и сел на его место. Тут же из-за стола вскочили две девушки и поменялись местами. В одной из них я узнал Екатерину Долгорукую, которая села напротив своего жениха, или их еще не обручили? и улыбнулась ему. Графенок прямо засветился весь. Даже завидно немного стало, такая любовь возвышенная... тьфу!

– Государь, знаком ли ты с моей второй дочерью Анной? – Долгорукий был просто самой любезностью, словно и не сказал мне гадость совсем недавно, и не повел себя по-свински, даже место для припозднившегося государя-императора не забронировав. Но все воспринимали происходящее как должное, и я решил пока следовать правилам этой игры, потому что очень сомневался, что такой опытный человек как князь Алексей Долгорукий не сделал то, что сделал нарочно, просто, чтобы посмотреть на мою реакцию и определиться с тем, как со мной вести себя в дальнейшем. Я перевел взгляд на севшую по правую руку от меня потупившуюся блондинку. Ага, так значит, меня точно не с Екатериной хотят окрутить. Неужели это были неверные сведения, или просто история уже немножко поменялась, и вместо одной княжны Долгорукой мне подсовывают другую?

– Нет, Алексей Григорьевич, по какой-то нелепой причине я был лишен счастья быть представленным княжне Анне. – Моего ерничества никто не заметил, все сидели с вилками и ложками наготове, ожидая, когда я дам сигнал к началу трапезы. Я поднял бокал. – Ну что же, за то, чтобы все друг друга ждали, хотя бы некоторое время, – мой взгляд встретился со взглядом Долгорукого. Я очень старательно жду, когда ты оступишься, князь. Я умею ждать, вот только у меня слишком мало времени. И да, у волчонка действительно начинают резаться клыки. Улыбнувшись краешками губ, я пригубил вино и поставил бокал на стол, взявшись за нож с вилкой. Тут же раздался облегченный коллективный вздох и застучали по тарелкам столовые приборы. Мы с князем поняли друг друга, я очень на это надеюсь.

– Государь, Петр Алексеевич, ты же примешь участие в сегодняшней охоте? – лишь на мгновение подняв взгляд, спросила Анна.

– А не поздновато для охоты? – я иронично приподнял бровь. – Алексей Григорьевич, мои поздравления твоему повару, этот тетерев просто волшебно приготовлен. – Вот чего-чего, а отравления я не опасался, меня действительно не ждали на этом празднике жизни. Может быть все еще обойдется?

– В самый раз на вечорке птицу погонять, – ответил Долгорукий.

– Почему бы и нет? – я продолжил поглощать тетерева, который мне так понравился. Съев ее пару кусков, я отложил столовые принадлежности и поднялся из-за стола. Вот сейчас встали все мужчины. Лучше поздно, чем никогда, так что ли? – Раз намечается вечерняя охота, то мне необходимо приготовиться. Как минимум охотничий костюм надеть.

И я вышел из столовой, оставив и гостей, и хозяев в недоумение с поднесенными ко рту вилками. Чего, мол, вообще приходил? Не понятно.

Ко мне тут же подскочил вырвавшийся на свободу дворецкий.

– Ах, государь, такое счастье лицезреть...

– Да-да, я просто уверен, что еще немного, и ты скончаешься от счастья. Но пока еще жив, проводи меня в мои покои. Мне же здесь какую-нибудь комнатенку выделили?

– Как можно сомневаться, государь, – и дворецкий побежал впереди меня, показывая дорогу. Судя по манере обращения, этот перец тоже в Варшаве много лет жил. Вместе с Иваном и Екатериной.

– Государь, подожди, – ко мне подбежал Иван Долгорукий, о котором я сейчас вспоминал. – Не сердись на отца, он просто уже не верил, что ты можешь на самом деле приехать.

– Ну что ты, Ваня, я не сержусь, – мне удалось выдавить из себя улыбку. – А по какому поводу здесь столько народа собралось?

– Так ведь твой день рождения аккурат через день.

– А, значит, праздновать собрались. Ну, это же здорово, – я шел за дворецким, рядом со мной шел Долгорукий, заложив руки за спину, чуть поодаль – Репнин с Юдиным. Иван только покосился на Юдина, но ничего не сказал. И правильно, нечего воздух зря сотрясать. Я же искоса посмотрел на Ваньку. Ну не похож он на прожженного интригана. Обычный раздолбай. Вот папаша его, да дядька – вот это да, змеи те еще, а этот... обычный мажор.

– И все? Просто здорово? – Иван покосился в мою сторону.

– Ну а что еще? Просто здорово, – я приостановился, заставляя тем самым остановиться и его. – Ты пошто графиню Шереметьеву обижаешь?

– Что? Кто тебе наговорил такого про меня? – Иван удивился, и это удивление было вполне искренним. – Она мне по сердцу: красивая, милая. Богатая невеста к тому же. Да и жениться мне пора. Отец уже всю плешь проел, что пора остепениться, глядишь, и ты, государь, на меня глядючи, решишь с беспутной жизнью покончить.

– А-а-а, – протянул я. – Значит, это так сейчас называется, ну-ну. И на ком он предлагает меня женить?

– Да ни на ком. Просто говорит, что иноземные девицы не доведут до добра. Что лучше будет, если ты русскую девушку выберешь. И в пример отца твоего приводит, Алексея Петровича.

– А что же он деда моего и бабку за пример не считает? – я только хмыкнул. – Ну, а ежели прав твой отец, что же ты поперек меня на одну из самых завидных невест глаз положил? А вдруг я захочу с Петром Шереметьевым через Наташку породниться?

Упс, как говорится. Иван слегка подзавис, а так как выпил он достаточно, чтобы соображалка работала с трудом, то и ответить мне сразу не сумел. И тут я понял, что он знает, кого Алексей Долгорукий мне в жены прочит. Знает, но промолчит, не предупредит. Все-таки фальшивой была эта дружба, когда свои интересы он всегда впереди моих выставлял. Теперь я уже не сомневался, Иван мог, не моргнув глазом, подписать фальшивое завещание, если оно гарантировало ему дальнейшее положение важнейшей особы. Грустно, но не смертельно, хотя, в глубине души я все же надеялся, что этот мальчик, в чьем теле я оказался, был нужен хотя бы еще одному человеку, а не только Петру Шереметьеву, который был рядом в то время, когда никто не знал, что этот мальчик будущий император, как друг. Нет, не получилось, ну, бывает. Хоть Петьку вовремя вернул, и то хлеб. Оставив Ивана раздумывать над вариантами правильного ответа, я поспешил за дворецким, который терпеливо ждал, пока я наговорюсь с хозяйским сыном.

Насчет комнатенки, это я, конечно, погорячился. Мне выделили довольно неплохие апартаменты, в составе пяти комнат, среди которых был и кабинет, и небольшая гостиная, и пара комнат, одну из которых занял Бидлоо, другую делили Репнин и Юдин. Трое охранников из вятских пехотинцев расположились в гостиной, еще двое встали возле входа в апартаменты. Неплохо, жить можно.

Пока я обследовал комнаты, а Митька раскладывал на кровати охотничий костюм, во дворе начали собираться охотники. То и дело раздавался собачий лай, и конное ржание. Посмотрев в окно и отметив, что Елизавета, снова вырядившись в мужское платье, уже садится с помощью подскочившего к ней конюха в седло. Сколько же я здесь медитирую, если уж цесаревна успела переодеться?

Одевшись и прицепив к поясу уже знакомый кинжал в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, я быстро вышел из спальни.

Репнин вопросительно посмотрел на меня, я кивнул. Судьба у тебя сейчас такая меня на охоте сопровождать.

Когда я вышел на крыльцо, солнце уже начало садиться, но было достаточно светло, чтобы увидеть дичь. Ко мне подвели Цезаря. Всунув ему взятку в виде куска сахара, я вскочил в седло и махнул рукой. Ко мне подскочил Селиванов и всунул в руки ружье, громоздкое и уже заряженного. Не пристрелить бы кого. Но тут затрубил горн, и Селиванов проорал.

– Пошли, родимые! – борзятники отпустили собак, и всадники понеслись за сворами.

Эта охота совсем не напоминала загонную. Собаки неслись вперед, поднимая уже готовившуюся ко сну птицу. То и дело раздавались выстрелы и радостные крики. Мне не очень везло, пока никто не хотел попасть под мой выстрел. Я притормозил Цезаря. Похоже, что сегодня не мой вечер. И тут прямо передо мной на тропу вышел огромный глухарь. Я медленно поднял ружье, но птица, словно что-то почувствовав, сорвалась в полет. Это только так кажется, что большой и кажущийся неповоротливым глухарь медленно летает. На самом деле эта хитрая птица летает очень быстро, еще и взлетает с разворотом. Два взмаха крыльев, и я почти потерял его из вида.

– Врешь, не уйдешь, – прошептал я, и послал Цезаря за летящем уже далеко глухарем, все больше и больше наращивая скорость. И все равно я отстал. Птицу не было видно, и я остановил коня, приподнявшись на стременах, осматривал округу. И тут я его увидел. Он сидел на ветках растущей неподалеку сосны, почти слившись со стволом. Очень аккуратно подняв ружье, я тщательно прицелился и выстрелил, едва не кувыркнувшись с седла назад, от ударившей в плечо отдачи. – Твою мать, надо откатный ствол «придумать», – прошипел я, слезая с седла, приторачивая к нему ружье, и поглаживая не на шутку разболевшееся плечо. Цезарь вел себя на редкость флегматично. Выстрелов он явно не боялся. Глухарь лежал под сосной. – Йо-хо! – не удержавшись, крикнул я, поднимая свою первую добычу. Сунув птицу в специальную седельную сумку, я снова вскочил в седло и огляделся по сторонам. – Так, и где мы?

Прислушавшись, я не услышал ни лая собак, ни других звуков, которые издавали охотники. Солнце садилось все ниже. Начинало холодать, и камзол ни черта не грел, к тому же становилось темно. Поискав взглядом тропинку, ее я тоже не нашел. Вот придурок! В пылу погони даже не заметил, что съехал с тропы. И куда мне теперь податься? Цезарь переступил с ноги на ногу, почему-то сильно занервничав. Он негромко заржал, и я услышал невдалеке злобное ворчание. Просто зашибись через колено. Мало того, что я похоже безнадежно заблудился, так еще и на волков нарвался. Хорошо еще, что Цезарь быстрее любого волка, но гнать его в темноте, это почти гарантированно переломать благородному коню ноги. Тем не менее, я тронул поводья, и гнедой начал потихоньку отступать, словно чувствуя момент. Ворчание немного отдалилось, и тут откуда-то сбоку раздался стук копыт, а затем вой волка, громкое ржание и отчаянный женский крик.

– Вот тебе бабушка и Юрьев день, – прошипел я, направляя Цезаря в ту сторону, откуда раздавались крики.

Глава 16

Ехать до места, откуда раздавались крики и рычание, было недалеко – три сосенки, пять березок, и передо мной открылась небольшая полянка, на которой в последних лучах стремительно заходящего солнца я сумел разглядеть и потерянную тропу, по которой, чисто теоретически, я могу вернуться в поместье Долгоруких. Хотя, это вполне могла быть и не потерянная тропа, а, например, звериная, ведущая прямиком к водопою, но наличие на той тропе всадницы, все-таки настраивало на более позитивный лад, если она тоже не заблудилась, отстав от охоты.

Одновременно с моим появлением огромный матерый волк, перегородивший дорогу всаднице, лицо которой я никак не мог рассмотреть, да и не до этого мне было слегка, утробно рыча, бросился на приглянувшуюся ему добычу. Представить себе, что волк не заметил меня, я не мог, это было бы слишком фантастично. Вообще-то интеллекта животному было не занимать – из двух возможных целей он выбрал ту, которую взять было гораздо проще. И лошадка поменьше и не такая агрессивная, как то чудовище, на котором я сейчас сидел, способное своими копытами проломить череп и не такой зверюге, если Цезарю придется защищать свою жизнь. Да и женщина имела гораздо меньше шансов защитится от него, чем мужчина, пусть даже вооруженный одним кинжалом. Нет, я не принижаю достоинства прекрасного пола, напротив, мне всегда импонировали сильные женщины, способные чего-то добиться в жизни, где, как ни крути, а мужики занимают главенствующую позицию, являющееся верными помощницами своим мужчинам, а не просто красивыми сексуальными игрушками, вот только физиологию, заложенную в нас природой, или Господом Богом, да хоть инопланетянами, никто не отменял. Любая женщина, если это конечно женщина, а не обожравшийся гормонами трансвестит, будет всегда при любых равных условиях слабее, чем мужчина – это просто физиологические особенности, ничего более. Поэтому волк выбрал себе отличную цель, вот только он не ожидал, что к его жертве кто-то придет на помощь, и не сумел перестроиться в сложившихся обстоятельствах.

Волк прыгнул на лошадь, пытаясь дотянуться до ее уязвимых мест и повалить на землю вместе со всадницей, чтобы, порвав их, уже не спеша попытаться разобраться с более серьезной добычей. Ему почти удалось совершить намеченный маневр, но в последний момент лошадь взвилась на дыбы и забили в воздухе передними копытами, отгоняя от себя зверя. Визг женщины слился в единое с рычанием разочарованного в броске волка, но из очень уж неудачной позиции тот нападал, и истошным ржанием насмерть перепуганной кобылы. Не удержавшись в седле, женщина начала падать прямо под копыта своей обезумевшей от ужаса лошади и беснующегося рядом волка. Невероятным образом ей удалось сгруппироваться, и отползти в сторону, пышные юбки спасли ее от травм во время падения, но, казалось, ничто не может спасти от клыков разъяренного зверя.

Ждать больше было нельзя. Вяло промелькнувшая в голове мысль про то, что мне это вообще надо? была сметена другой, о том, что да, надо, раз я пытаюсь строить параллели и называть себя мужчиной. Поморщившись, я, испытывая острое сожаление о том, что ружье разряжено, и что мне не удалось бы его зарядить достаточно быстро, даже, если бы умел, а, к своему стыду, проведя здесь почти год, так и не научился, я соскочил с коня, выхватил кинжал и принялся приближаться к волку сзади, надеясь, что тот меня не услышит и не учует достаточно долго, чтобы потом было уже поздно. Вот же наивный юноша, мать твою.

Волк меня учуял, точнее, чуял-то он меня уже давно, но теперь к чутью присоединилось чувство опасности, и зверь сделал единственное, что мог сделать, кроме бегства – попытаться эту опасность ликвидировать. В невероятном прыжке развернувшись, он серой тенью бросился на меня. Кобыла, воспользовавшись тем, что хищник отвлекся, тут же сорвалась с места и понеслась по тропе, высоко задирая задние ноги. На белоснежном крупе я успел даже разглядеть кровь и следы от костей, все-таки волк ее достал и ему не хватило совсем немного, чтобы завершить начатое.

Петра учили ходить на волка. Физически сильный и хорошо развитый он был непростой мишенью для опьяненного кровью ускользнувшей добычи зверя. Вот только я волков видел исключительно на картинке, да по телевизору, поэтому буквально приказав себе отключить разум, позволил телу действовать самостоятельно. При этом отошедшее на второй план сознание словно со стороны наблюдало за разворачивавшимися действиями. Полминуты. Бой длился всего полминуты, которые очень четко доказали теорию относительности на практике, растянувшись для меня на долгие часы.

Сорвав с головы шляпу по примеру Шереметьева, я бросил ее в сторону волка. Вот только этот волк не был дезориентирован окружившей его толпой охотников, и бешено лающими собаками, поэтому сбить его с курса было не так уж просто. Но немного поменять траекторию броска мне все же удалось. Вдобавок ко всему, я уже просто не успевал уклониться от удара, и смог лишь немного повернуться, подставив зверю вместо шеи, в которую он целил левое предплечье. Морально приготовившись к боли, я был удивлен, что сначала ее даже не почувствовал, когда острые клыки вошли в мою плоть. Под весом рухнувшей на меня зверюги я начал падать, одновременно вонзая кинжал волку под левую лопатку, прямо туда, где билось сердце зверя. Еще пока мы падали, я, оставив кинжал в сердце зверя, ухватил его за верхнюю челюсть и с силой надавил на самую чувствительную точку в организме волка – кончик мокрого бархатистого носа. Волк рефлекторно раскрыл пасть, освобождая мою руку, и я сумел вывернуться так, чтобы он не упал на меня. Вой умирающего зверя ударил по ушам, заставляя выплеснуться в кровь очередную порцию адреналина. Перевернувшись, теперь я оказался сверху, и выхватив из раны кинжал, ударил еще раз, а потом еще. Когда конвульсии лежащего подо мной зверя прекратились, я, покачиваясь как пьяный, поднялся с земли, все еще продолжая держать в руке окровавленный кинжал.

И вот тут я почувствовал в полной мере все прелести отходняка от пережитого только что боя. Резко заболела отбитая прикладом после выстрела рука, и я с трудом удержал в ней кинжал, и тут же накатила боль в другой, в которую совсем недавно вошли клыки волка. А еще я почувствовал, что рана кровоточит, и что, если кровь не остановить, то я просто окочурюсь в этом проклятом лесу, потому что не смогу пережать рану уже практически ничего не чувствующей правой рукой, в которой я, похоже пару связок точно потянул.

– Ну уж нет, мне еще не время умирать, до января далековато, так что я еще побарахтаюсь, – процедил я сквозь стиснутые зубы. Почему-то мне пришла в голову запоздалая мысль о том, что я так сильно рисковал только по одной причине – я знал, что мне сегодня умереть не суждено. Точнее, я подсознательно надеялся на это. И что, чуть не загрызенная женщина здесь не при чем? Это всего лишь дополнительный стимул. Я вяло отмахнулся от совершенно неуместных сейчас мыслей и прокричал в ту сторону, куда, как мне показалось, отползла женщина. – Эй, кого я там только что спас от жуткой участи и пасти зверя? Может быть, уже соизволишь подняться и поблагодарить своего спасителя? Ну, не хочешь благодарить спасителя, помоги своему императору, а то, не слишком красиво получится, если тебя потом обвинят в его гибели.

Становилось все темнее, перед глазами плавали разноцветные круги, и я уже практически ничего не видел, когда почувствовал за спиной шумное дыхание. В шею уткнулся большой бархатистый нос, и я протянул руку, чтобы потрепать не бросившего меня Цезаря по шее. Тут же с другой стороны послышалась возня и ко мне прижалось женское тело с весьма приятными округлостями, а в испуганном голосе я узнал голос Екатерины Долгорукой.

– Господи Боже мой, государь, Петр Алексеевич, ты ранен!

– Ранен, и все станет совсем печально, если ты не соберешься и не скажешь, куда меня занесли черти, или провидение, и мы не найдем хоть какое-то укрытие, чтобы перевязать мое плечо и дождаться помощи. Ну, или хотя бы утра. Потому что кроме всего прочего я начинаю замерзать. И, пожалуйста, не говори мне, что ты полжизни прожила в Варшаве, потому совсем не знаешь местности, и заблудилась, и вообще почти не местная. Кто придумал эти идиотские камзолы? – я говорил, для того, чтобы не потерять сознание, отмечая про себя, что Екатерина обхватила меня за талию и куда-то целенаправленно тащит, а сзади за нами бредет Цезарь, залазить на которого в такой темноте – это угробить и коня и себя до кучи.

– А зачем тебе знать, Петр Алексеевич, кто придумал камзолы? – я все больше и больше наваливался на нее, и по голосу княжны было слышно, что тащить меня ей становится тяжеловато.

– Как это зачем, чтобы казнить самой лютой казнью мерзавца, – я постарался хоть немного снизать давление своего ослабевающего тела с невысокой девушки, чья макушка упиралась мне в подбородок, но только еще больше навалился на нее. – А куда мы идем? – догадался спросить я, потому что все мои силы уходили на то, чтобы переставлять ноги, не оглядываясь по сторонам, хотя стало немного светлее, из-за взошедшей луны. Изо рта при каждом слове валил пар, и я стал чувствовать, как меня начинает потряхивать.

– Здесь недалеко стоит охотничий домик, – пыхтя ответила Екатерина. – Там все специально приготовлено, чтобы принять важного гостя, если он вдруг захочет отдохнуть. Я знаю, что туда прямо перед началом охоты дворовые ездили, еды привезли и печь натопили.

– Вино и фрукты, ночь, романтика, фонаря с аптекой только не хватает, – я умудрился хмыкнуть. Екатерина не отвечала, видимо сочтя, что я брежу. – А скажи мне, Екатерина Алексеевна, с кем меня хотели в этот домик заманить? Явно же не с тобой?

– Да как...

– Ай, брось, я хоть и молод, но не вчера родился. Так кого я должен был скомпрометировать так, чтобы сделать предложение?

– Аньку, – тихо проговорила Екатерина. – Но Остерман продолжал настаивать на Елизавете.

– Идиот. В последнем случае, я бы просто прекрасно провел время, потому что православная церковь категорически не приемлет родственных браков.

– Все равно ничего не получилось. Когда отец хотел предложить проехать в этот домик, то оказалось, что тебя, Петр Алексеевич, давно никто не видел. Тогда он протрубил возвращение, потому что подумал, что тебе надоело и ты домой вернулся. Такое уже случалось, поэтому никто не удивился. – У меня просто язык чесался, чтобы сказать про то, что я велю всех повесить, шутка ли, императора потеряли, и даже искать не поехали, просто посчитав, что он уже дома, но промолчал. Зато не задать другой вопрос не сумел.

– А почему ты здесь в такой час оказалась? – в ответ мне было только негромкое сопение. Тогда я со смешком сам предложил вариант ответа. – Воспользовавшись оказией своей графенку свиданку назначила?

– Да какое тебе дело, государь, до того, с кем и где я хочу увидеться? – даже через камзол я почувствовал, как она вспыхнула.

– Да нет мне до вас никакого дела, встречайтесь где вам угодно, но в следующий раз выбирай сеновал – недалеко и в сено можно зарыться в случае чего, – успокоил я Екатерину, и тут мы вышли к тому самому охотничьему домику, о котором она говорила.

Опершись на коновязь, я подождал, пока княжна привяжет Цезаря и ослабит подпруги. Стащить тяжелое седло у нее просто не хватало сил. У коновязи стояла кормушка с овсами и вода, так что я перестал волноваться за коня, к которому испытывал в последнее время большую привязанность, и позволил увлечь себя в небольшой домик.