Текст книги "Prognosis bona (СИ)"
Автор книги: Sgt. Muck
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– Это похвально, – только и сказал он. – У меня слишком мало информации, чтобы разрулить эту ситуацию, а покровительство доктора Сингера не вечно, как и его терпение. В наших с тобой интересах как можно скорее решить эту проблему, затрагивая как можно меньше специалистов. Как правило, специалисты настолько доработались, что они все равно не помогут. К тому же, ты примерно в том же возрасте, что и он – даже если тебе неприятно читать чужой дневник, – Габриэль покраснел от неловкости, – это все равно нужно сделать как можно быстрее. Я обещаю, что не поставлю тебе в вину отказ от ответственности за это дело в любой момент, потому что ты еще не врач, но ты, по крайней мере, человек и можешь потратить часть своего времени.
– Я не уверен, что стану…
– По-моему, он понял, Алистер, – прервал Габриэля Люцифер. Старший брат посмотрел на него с вызовом, мол, давай, выскажи все, что думаешь, но Габриэль сумел пережить обиду невысказанных слов. – Расскажи, пожалуйста, мне тоже интересно, какие-такие успехи ты не сообщаешь нам с Майклом.
– Ну я же не 15 суток в обезьяннике скрываю, – пробормотал Габриэль, отворачиваясь от брата, когда он с ужасом осознал, что Кроули перед ним отчаянно пытается сдержать смех. Улыбка делала его еще более некрасивым, и без того обнажая все острые черты лица, но зато, смотря на него, не хотелось ничего подправить – заново создать и только. Кроули потер щеки узкими ладонями и наконец подавил улыбку. – Я просто подумал, что врачи, им некогда, конечно, а медсестры не могут относиться так к каждому, с ума сойти можно, но не все же такие крутые 24/7. Каждый из нас найдет себе, перед кем быть слабым, а в больнице это каждый второй из лечащего персонала, и несмотря на доверие со стороны пациентов, они в ответ ничего не получают, даже ободряющего прикосновения. Вы ведь сами начали всю эту тему с рецепторными полями, так почему так удивляетесь тому, что можно что-то делать и с нашей стороны? – к концу фразы он как-то удивительно разошелся. Винчестер представлялся ему тем, кого ему нужно и можно защищать (пока в коме, неважно, насколько он сильнее физически), а Габриэлю только дай шанс повыпендриваться – это брат тоже ему сказал перед отъездом. Брат вообще считал своим долгом высказать ему все самое плохое и, насвистывая, пойти себе дальше, словно слова о его собственных недостатках Люцифера ничуть не смущали из уст младшего брата.
– Это интересная мысль и в масштабах производства, конечно, невыполнимая. Ты тем не менее знаешь, в чем проблема Винчестера, пусть и похвально твое стремление раньше времени. Однако не ты один понимаешь, что Дин Винчестер тут тоже не проходил мимо, – Габриэлю было отвратительно сознавать, что, судя по взгляду Кроули, тот уже догадывается обо всех проблемах с ориентацией (причем почему-то приписывает их Габриэлю, а он просто проявил участие!). – Если он действительно имеет к этому отношение, а мы соберемся лечить именно… потворствуя и говоря, что это нормально, Винчестер может дать задний ход, и мы никогда не вытащим Сэма.
– Да не гей он, – вырвалось у Габриэля. – У всех есть проблемы, все сомневаются, но он там вроде в бабу какую-то был влюблен!
– Да я и не говорил, что гей, – удивление Кроули было искренним. – Я про то, что скрывать что-то от брата – это ненормально, и что бы у него там ни было – это в любом случае не смертельно и с этим можно жить. Но это больше похоже на правду, тем не менее. Как у Дина Винчестера к этому отношение?
– Мне пойти спросить у него номер телефона? – совсем раскраснелся Габриэль, а потому и потерял снова свои тормоза. Он вспомнил, как Винчестер прижался к нему в попытках услышать разговоры в ординаторской. О, он бы спросил, наглости природной хватает все равно, да только не из тех… – Нет, он наверное бы не принял, – удивленно воззрился на Кроули Габриэль, понимая, что знает ответ.
– А что такого в том, чтобы спросить номер телефона? – заинтересовался Люцифер, опираясь на спинку стула Габриэля. Габриэль его не понял, тогда как Кроули наградил старшего брата Люцифера совсем уж убийственным взглядом (по меркам шотландца это было абсолютно спокойное выражение лица и едва прищуренные глаза, Габриэль в этом отлично разбирался).
– Возвращайся к Сэму, Габриэль, – сказал ему Кроули, не прекращая этой битвы взглядов со старшим братом Габриэля. Габриэль, не будь дураком и с хорошим чувством самосохранения, быстро ретировался из ординаторской. Ему показалось, что он слышал что-то вроде: «А что я такого сказал?», но возвращаться и проверять точно не хотелось. И тот, и другой Габриэля напрягали и легко подчинили бы себе, поэтому Габриэль старался их избегать в таком настроении. Внутренне, он, конечно, не был так силен, как они.
Но все же ему было до смерти интересно, что здесь делал его брат.
– А ты и не говорил, что у тебя такой брат симпатичный, – Джо показала ему язык, закрывая сестринскую. Они с Анной уже переоделись в обычную одежду, распустили волосы и показались совсем уж молодыми девушками. – Мог бы и познакомить вообще-то, – фыркнула она, проводя по волосам.
– И вечно воспитывать Габриэля, – добавила Анна, и, улыбнувшись, увернулась от щелчка Габриэля. Он все равно ущипнул ее за руку. Они были старше его, обе лет по двадцать пять, и потому совершенно не воспринимались им как объекты ухаживаний, хотя они были по-своему интересны. – Но почему бы и нет, ты вечно ноешь, что на тебя никто не смотрит – вот и идите.
– А правда, – Габриэль поначалу не думал ничего такого. Он не знал, была ли у его брата девушка (вообще когда-нибудь, осознал он), но попробовать с его стороны точно ничего не стоило. Он оценивающе посмотрел на Анну – кто там Майкла знает, а он бы точно одобрил. Она помахала им обоим рукой, выходя их отделения, тогда как они замерли перед поворотом.
– Что мне нужно о нем знать? – спросила Джо, открывая зеркальце и размазывая тональник выше переносицы. – Количество детей не надо.
– Да он вроде обычный парень, – пожал плечами Габриэль. Он хотел выйти в коридор, когда Джо удержала его – они оба видели, как из ординаторской в конце коридора вышел сначала, засунув руки в карманы, Люцифер, а за ним Кроули, закрывая общий для врачей кабинет. До них донеслась часть разговора:
– … А я предупреждал, что так или иначе случайно кто-нибудь увидит. Это не так просто, как тебе кажется, особенно когда от их отношения ко мне зависят условия, и, следовательно, качество моей работы, – он пилил взглядом молчащего Люцифера выше его на голову. – Я же не знал, что он твой младший брат, а ты не потрудился даже спросить, где он практику проходит! Иди ему сам и объясняй, откуда меня знаешь, – Кроули хотел обойти его, когда Люцифер поймал его за руку.
– О, серьезно? Я пришел потому, что Лилит позвонила мне и сказала, что тебя не бывает дома, – резко сказал ему Люцифер. И Джо,и Габриэль притаились еще усиленнее, переставая, кажется, даже дышать. – Вообще. Кто тебе оплатит то время, что ты проводишь здесь? Зачем нужно себя гробить?
– Такой шанс выпадает, может быть, единственный раз за всю карьеру, тем более что это уникальный случай с хорошим концом, только если я все сделаю правильно…
– А мне плевать, – довольно флегматично возразил ему Люцифер. – Когда ты в последний раз дома был?
– Какая тебе разница? – устало возразил Кроули. – Почему ты брата своего об этом не спрашиваешь? Он здесь вообще жить вынужден. То, что я здесь ровно столько же, сколько и он – та маленькая компенсация за то, во что его ввязали. А я не могу его отпустить, потому что с высоты своего опыта и возраста вижу, что для него это не будет большой потерей, а для мальчика – жизнь, для меня – что-то действительно стоящее…
– Он себя слишком любит, в отличие от тебя, – возразил ему Люцифер. Кроме его руки на предплечье Кроули между ними не было контакта, но Габриэлю уже было достаточно. Ему было обидно, безусловно, за такие слова, но еще обиднее за то, что они были произнесены перед тем, кого он вроде бы даже начал уважать. А у Габриэля с этим обычно были большие проблемы.
– Поговори сперва с ним, Люцифер. Я как-нибудь обойдусь, обходился же все шесть месяцев, что тебя не было, – и Кроули первым вышел на лестницу, уходя, вероятно, в приемный покой, где врачи требовались всегда. Джо потащила Габриэля назад, к посту, словно они там и стояли, а он не знал даже, в чем причина этой липкой гадости, что окружила его. Что в этом было такого? Вроде бы и ничего, а нежелание принимать все равно росло. Он это даже произнести не мог.
И еще он не умел врать о себе. По его глазам Люцифер его быстро раскрыл, а Джо успела вовремя уйти.
– Поговорим? – спросил его Люцифер, когда из палаты Винчестера выбежала обеспокоенная процедурная медсестра. Почти никто, кроме Джо, Анны, Сингера и Кроули не верил в то, что присутствие Габриэля необходимо, но его реакция была быстрее мысли. Он оттолкнул старшего брата, бегом устремляясь в знакомую ему палату. Он и без кардиомониторов угадал, что давление Сэма падает, что едва заметная дрожь – это судороги, и он определенно на грани того, чтобы умереть.
– Блин, – произнес себе под нос Габриэль, бросаясь к кровати и стараясь прижать руки Сэма к ней. Он знал, что Кроули прибежит слишком поздно, а медсестры не знают вообще ничего. Он знает еще меньше медсестер.
Что сделал бы он, если единственный человек, кто составлял ему компанию, неожиданно признался в том, что ему надоело? Особенно в таком положении, когда психология оказывает?
– Даже не смей умирать, я же в глаза ему посмотреть не смогу, – пробормотал Габриэль, не зная, кого имеет в виду – Кроули, старшего брата, Дина Винчестера или самого себя. Но его слова, видимо, не доходили до мозга Винчестера. Все проблемы отошли на задний план, а его мозг лихорадочно рождал самую безумную идею в своей жизни.
Остается лишь думать о том, что он этого парня во всех видах видел и это будет точно лишено всякой нагрузки для самого Габриэля, главное только, чтобы никто не вошел.
Главное, чтобы это подействовало.
– Я серьезно, Сэм, перестань, или укушу, – Габриэль сперва так и думал, но вспомнил о боли, что не пускает Винчестера обратно, закрыл глаза и просто сделал то, что умел лучше всех – ошибку, на которые он мастак и профессионал. Он слепо ткнулся губами в губы Винчестера, мысленно моля Бога за то, чтобы парень очнулся, потому что, черт возьми, он не ботаник, не зануда, не нытик, а прежде всего – человек, которого он в силу каких-то причин может вытащить!
Тело в его руках успокоилось и упало обратно на кровать. Габриэль перестал сжимать руки Сэма так сильно, после чего открыл глаза. Никакого чуда не случилось, и коматозник не вышел из своего плена, но приступ прошел так же быстро, как начался. Он опустил Сэма обратно на подушки, понимая, что за эти мгновения вспотел до ужаса, после чего вытер щеки. Но это оказалось даже не потом, а его собственными слезами. Он с удивлением посмотрел на влагу на своих пальцах, после чего понял, что за ним наблюдают две пары глаз – Кроули и Люцифера. И ни один их них ни на минуту не подумал ни о чем ином, кроме как о чуде.
***
– Слушай, я не знаю, какие там могут быть вообще проблемы, но твоему брату что в лоб, что по лбу – это бесполезно, – произнес Кроули, раздраженно поправляя солнцезащитные очки. Без них он напоминал на солнце беззащитного вампира, с худыми руками, обнаженными футболкой. Видимо, Кроули пожелал бы надеть что-нибудь другое, но в тридцать градусов в тени это было бы идиотским решением. Это был его законный выходной, который, несмотря на обиду на брата, поддержал даже Габриэль. На что Кроули согласился с одним условием – Габриэля он тоже берет с собой.
Габриэль отказался. После того момента, когда он хотел просто спасти жизнь и понимал, что из-за какого-то там Майкла относился к этому, как к игре, он словно бы позврослел. Это зрело в нем, как революция, расставившая все по своим местам. Минула вторая неделя на отделении, когда к ним привели еще двоих практикантов.
– Уколы умеешь ставить? – спросил одного Габриэль, натягивая перчатки, хотя это было простой формальностью.
– Нет, – покачал головой хамоватый парень выше него ростом, нехорошо ухмыльнувшись.
– Хочешь научиться? – спросил он второй раз, даже не смотря на его неприятную прыщавую рожу.
– Нет, – еще шире улыбнулся парень, и Габриэль замер прямо у поста, не понимая, откуда в нем столько гнева. В тот день на посту сидела какая-то из нелюбивших его медсестер. Но на удивление ровно в тот момент он почувствовал, как она встала на его сторону.
Иногда Габриэль стоял в дверях палаты и просто смотрел за другими практикантами. Он с удивлением понимал, что его решение спасть жизни зрело в нем гораздо дольше его жизни с Винчестером, потому что ответственностью никогда не отличался действительно, но никогда не вел себя так. День за днем он наблюдал за тем, как студенты третьего курса, двумя пальцами сжимая тряпку, отказывались мыть полы. Когда санитарки просили их помочь сменить подгузник, они просто выходили из палаты, словно это его не казалось. Габриэль пылал ненавистью и раздражением. Поняв сам, он теперь злился на тех, кто не видел очевидного – это не та профессия, где можно просто взять и пройти мимо. Он отчаянно желал иметь сверхъестественные силы, чтобы скинуть сначала парня, а потом и девушку с маникюром как красные скальпели с лестницы. Из уважения к девушки, на два этажа ниже, чем парня. Но и они быстро спеклись – на третий день исчез сперва парень, а за ним и девушка. И хотя они принесли отделению только местные шутки, они в каком-то роде помогли Габриэлю – ни одна медсестра больше не посмеивалась над его положением нянечки, а он порой помогал им, чем мог.
Винчестер за эти несколько дней словно бы замер на исходной отметке успеха. Габриэль не мог сказать точно – он так и не поговорил с Люцифером, у того, как всегда, были дела – но ему казалось, что Кроули все так же не покидает здания больницы. Для него это было не так тяжело, как для Кроули, но, благо он случайно оказался врозлее, чем себя считал, он в это лезть не стал.
Вместо этого он читал записи Винчестера. Они не отличались особенной оригинальностью и как-то обходили интересующий Габриэля вопрос. Он отчаялся найти в этом дневнике ответы на вопросы, когда однажды вечером набрел на одну запись, сделанную Винчестером поздно ночью, запись, которая хоть и выглядела туманной, но навела его на определенную мысль:
«Я ей сразу сказал, что это была отвратительная идея. Ей кажется, что она сможет найти ко мне подход, а я тем временем все больше в ней разочаровываюсь. Я не хочу, чтобы во мне копались. Куда бы я ни приходил, я каждый раз натыкаюсь на это – они каким-то образом чувствуют это во мне. Когда она предложила, я отказал. Когда она педложила во второй раз, я был в том состоянии, чтобы сказать, что это глупая идея, но мне было плевать. Я узнал тогда про Лизу. Я возненавидел ее, потому что сразу после Дину нужно было, чтобы и я нашел себе девушку. Он знал, что Джессика – не тот профиль, а может, она ему просто не нравилась, но он так наседал на меня, что мне стало плевать. Сегодня она привела его. Он был именно таким, они как будто окружают меня. Я никогда не поверю, что это знак судьбы или прочая хрень, но я больше не могу их видеть. Каждый раз мне кажется, что он похож на того, кто мне нужен. Этот был похож сильнее обычного.
Я еще никогда так не унижался».
Он промотал дневник дальше, но не смог найти записей. Он обнаружил, что дата эта трехмесячной давности – за месяц до катастрофы. Больше он не писал. Но здесь не было и намека на то, что с Винчестером не так! Разве что его везде преследуют какие-то похожие на какого-то «него». Он подумал, что у Винчестера вполне могла поехать крыша, но додумать ему не дал Кроули. Непривычный, без халата, в черной футболке и сумкой через плечо, он спрятал глаза за солнцезащитными очками и передал равнодушным тоном Габриэлю, что Люцифер изволит видеть их обоих. Он хотел возразить, когда в палату мимо Кроули прошел, поздровавшись, Дин Винчестер. Габриэль поздоровался и с ним, но Винчестер его словно бы не видел.
– Пойдем, Габриэль, – повторил свою просьбу Кроули, и именно поэтому они оказались на самом солнцепеке, ожидая, пока Люцифер припаркует машину.
– Я не уверен, но похоже, что у Винчестера поехала крыша перед аварией, – наконец сказал он. Кроули склонил голову, выражая внимание, но очки снимать не стал.– Он везде видел одного и того же парня – или очень похожего на него – и с ним у него были какие-то свои проблемы. Он так и не написал об этом, – Габриэль пожал плечами. Ему было обидно понимать, что в этом летнем кафе на него ни одна девушка не бросила даже мимолетно взгляда. Вероятно, они диссонировали в образы скелетов, находясь друг с другом, потому что больничная еда и ритм жизни здорово выматывают.
– Это значительно усложняет ситуацию, – они увидели Люцифера, махнувшего им из-за уже занятого столика. Видимо, старший брат Габриэля предпринял это, чтобы наконец-то устроить общий разговор, но и Габриэль, и сам Кроули, видимо, не были сторонниками таких разговоров. Они держались друг с другом вежливо, но Габриэлю перестало казаться, что Кроули – это какое-то сверхъестественное существо, которому не нужна еда, вода и пара на ночь. Тогда как Кроули вообще не знал, как обращаться с младшим братом своего парня.
Габриэль резко отвернулся, когда эта фраза не уложилась в его голове снова. Как-то не получалось у него это произнести, и не потому, что он был против Кроули, просто в этом было что-то кардинально неправильное. Видимо, экперименты экспериментами, а он был свято убежден в том, что жизнь нужно и правильно будет строить с девушкой.
– Вы опять о том парне в коме? – скучающе спросил их Люцифер, взглядом провожая официантку. Глядя на него, Габриэль вздохнул: о ком он вообще говорит, его старший брат и святые убеждения и рядом не стояли. Если подумать, от него вообще стоило ожидать такого…. Кроули однажды. – Только не о работе, умоляю, это очень и очень скучно.
– Боюсь, у нас больше нет общих тем, – холодно сказал ему Кроули. Официантка все не шла.
– А как же я? – шутливо раскинул руки в стороны Люцифер, но глаза его не улыбались. Кроули и Габриэль впервые переглянулись, сами того не ожидая. – Так и знал, что альянс против меня всегда сработает.
– Ты уверен, что это мания, а не что-нибудь нормальное, скажем? Я не показатель обычных подростковых проблем, – Габриэль вскинул брови, но уже знал, что Кроули сказал все, что хотел и добавлять к этому ничего не будет.
– Я не уверен, что у меня бы это звалось иначе, – признался он, когда они наконец сделали заказ, и официантка принесла им всем чай со льдом. Лед они предусмотрительно растопили на солнце одновременно с Кроули, тогда как Люцифер пил просто так. – Я не могу представить себе иную обсессию на каком-то определеннем парне, чтобы при каждом похожем меня клинило.
– А с прекрасным полом у него как? – спросил Люцифер, крутя стакан на подставке. Габриэль, подумав, пожал плечами. – Если у него был отвратительный первый раз, то он, вероятно, ни с кем больше не решался переспать, но вы же, медики, лучше меня знаете эту сторону жизни, – он потер листочек мяты, удерживающийся на краю стакана. – Может у него типаж такой, а мальчик боялся себе просто признаться в том, что у него типаж.
– Ну нет, я бы… – и Габриэль неожиданно замолчал. Он забыл, что его присутствие рядом с Винчестером с этим как-то связано, и уж насколько должна была быть сильна потребность Винчестера в ком-то из этого типажа, что он чувствовал это даже в коме! – Я похож на героя бульварного романа?
– Дохловат, признаю, – тут же ответил Люцифер. Кроули бесшумно и едва заметно улыбнулся, опустив голову. – У вас это семейное, – Габриэль так же улыбнулся – уж по ним с Люцифером точно нельзя было сказать, что они братья. Если вкратце, то он был гораздо внушительнее Кроули и Габриэля вместе взятых, но не страдал при этом мышечным синдромом Винчестера, хотя и был силен. – Ну а почему нет, это как с шоколадом – жить без него не можешь и все тут, дай шоколада, даже во сне учую, лунатиком отберу?
– Звучит глупо, но нам просто не понять, – пожал плечами Кроули. Разговор как-то затих: каждый из них думал о своем, когда Люцифер имел несчастье вякнуть:
– Оно вам надо, жизни класть на то, чтобы какой-то озабоченный очнулся и начал за Габриэлем бегать? – и покрутил кольцо на пальце так, словно сказал самую вежливую вещь на свете. И Кроули, и Габриэль вспыхнули одновременно. Но если для Габриэля это было нормально, то для Кроули совершенно неестественно.
– Не тебе меня учить, как жить, Люцифер, – довольно жестко произнес он, поправляя очки на переносице. Люцифер спокойно наклонился к нему и сорвал с него очки. При свете дня, а не ламп больницы мешки под его глазами выделялись гораздо сильнее. Злобным взглядом темных глаз одарил Люцифера Кроули и отнял свои очки. – Мы об этом договаривались. Езди где хочешь, а я буду работать так, как сочту нужным.
– Да ты же себя угробишь, – чуть повышенным тоном ответил ему Люцифер. Габриэль сполз по креслу, мечтая исчезнуть отсюда как можно быстрее. Он точно не хотел присутствоват при подобной семейной сцене, тем более что он не понимал ни того, ни другого, ни что между ними происходит. – Я уже все решил.
– Как мило с твоей стороны, – ядовито ответил Кроули, после чего отодвинул стул, собираясь выйти из-за стола, но Люцифер перехватил его за руку.
– Я сказал, стоять, – тихо проговорил Люцифер, так что даже Габриэль, подумывающий смыться, тут же замер, покрывшись мурашками. Таким голосом Люцифер обычно ловил его после попыток устроить шалости типа краски в душе, после чего… Не будем о грустном для одного мягкого места на теле Габриэля. – Если я решил, то я решил, – Кроули поморщился, но сел обратно. – Так уж мне пришлось заставлять тебя привыкать, – Кроули возмущенно шевельнул крыльями носа – это было для Габриэля так же пугающе, честно говоря, не говоря уж о том, что он не представлял возможность такого – и снова сорвался с места, – и я больше не уеду, я нашел работу здесь.
– Поздравляю, – почти прошипел Кроули. – Я не собираюсь терпеть, пока ты…
– Год же как-то терпел, – самодовольно ухмыльнулся Люцифер, и Габриэль, обладая уникальным чутьем – заслуга того же мягкого места – вовремя отвернулся, дабы не видеть саого смущающего в своей жизни зрелища. Судя по возмущенным взглядам окружающих, правильно сделал. А еще чем больше они смотрели, тем больше было плевать Люциферу. Габриэль, глубоко вздохнув, выполз из-за стола и, согнувшись, постарался незаметно уйти, как вдруг пейджер и Кроули, и Габриэля яростно запищал.
«Критическое состояние».
Эта надпись мигала на экране, но они оба едва успели на нее взглянуть. Габриэль рванул меж столиков к выходу из кафе, тогда как Кроули замер лишь на секунду, чтобы забрать у Люцифера ключи. Они даже не договаривались, что поедут вместе – у них была одна цель, необходимая и важная по-своему, а потому Кроули гнал так быстро, как мог. За пять минут, избежав аварий и полицейских, они затормозли прямо у больницы, притом Габриэль успел выбежать из машины первым. Он же не стал ждать лифта и побежал по лестнице пешком, как будто всю жизнь только этим и занимался. Не замечая усталости в ногах, он не остановился даже у поста, прежде чем влететь в палату.
Однако он уже опоздал.
Дежурившие врачи собрались вокруг Сэма, на знакомом уже лице красовалась кислородная маска, а грудная клетка ходила ходуном от непрямого массажа сердца, но подключенный кардиомонитор не показывал реакции даже на дефибриллятор.
Кроули прошел мимо Габриэля, мгновенно занимая свое место среди них. Он выглядел как будто на десять лет старше, без халата, без очков и со следами вечной усталости и бессилия. Габриэль как можно острее почувствовал свою беспомощность. Его взгляд упал на раскрытый ноутбук, который он закрывал перед уходом, на знакомый серый цвет дневника, после чего он не мог думать ни о чем, кроме како Дине Винчестере и о том, что он натворил. Он не предупредил даже Кроули о возможности подобного, о том, что слуховой центр различал интонации несколко дней назад, но теперь Сэм, вероятно, мог понимать и слова, хотя и на уровне все того же ребенка, с кратким анализом и отсутствием памяти…
Потому что если Дин Винчестер сказал ему, что он болен, что его можно вылечить – все, что говорят обычно родственники уличенным в симпатиях к своему полу, то Сэм Винчестер больше никогда не захочет вернуться к жизни. Ему просто не к чему было возвращаться.
Он вылетел из палаты, никем не замеченный. Он обнаружил Винчестера у окна, бледным, пожалуй, даже до синевы, прислонившимся к подоконнику и абсолютно беззвучно переживавшим свою вину, как надеялся Габриэль.
– Что вы ему сказали? – первую фразу получилось сказать тихо. Габриэль никогда не знал в себе такой силы, как тогда, когда отрывал руки Дина Винчестера от лица и повторял эту фразу уже громче. Как Винчестер вообще мог ему нравиться? В нем же нет ничего, кроме прямолинейности и узколобости, да и лицо его не такое симпатичное, как казалось раньше. Но, что еще более важно, Винчестер уверен в том, что ему никто не нужен, что он имеет право говорить то, что причиняет боль другим, а потому Габриэль еще сильнее осознавал свою ошибку. – Дословно. Что, – приказал Габриэль, но Дин Винчестер лишь покачал головой. Его покрасневшие глаза выражали только надежду на то, чтобы кто-нибудь исправил его ошибку.
Даже сам Габриэль не знал, будет ли у него такой шанс.
– Алистер! – неожиданно фамильярно позвал он среди всей этой кутерьмы шотландца. И хотя все остальные, переговариваясь в привычном ритме, качали сердце, считая его главным фактором выживания, только двое в этой комнате знали, что проблема не в этом. Кроули хватило взгляда для того, чтобы понять план Габриэля.
– Прекратить, – произнес так же ровно в шуме Кроули, отступая от кровати. – Немедленно прекратить, – повторил он, когда реаниматологи посмотрели на него с удивлением.
– Но у нас есть еще двадцать минут, регламентированных….
– Выйдете из палаты, – не попросил, но приказал Кроули. – Это будет только моя ответственность, – реаниматологи отказывались отойти от Сэма, переглядываясь неуверенно и все еще склоняясь к тому, чтобы спасать Сэма.
– Но он же совсем мальчик! – произнесла какая-то анестезистка, контролирующая кардиомонитор. Все взгляды были направлены на Кроули. Пусть он был в тот момент слабее всех предыдущих, для Габриэля уже было понятно, что он на своем настоит. Почувствовали это и реаниматологи, однако не было решающего голоса.
– Слушайте, что он говорит, – Сингер за спиной Габриэля возник словно бы из ниоткуда, заставив мальчика подпрыгнуть. – Не подведи, сынок, – шепнул он Габриэлю, положив руку на плечо. Габриэль понимал, что он держиться на ногах одним лишь желанием вытащить Сэма Винчестера, потому что никто не заслуживал предательства и непонимания семьи. Реаниматологи выходили за двери, но оставались у входа в палату, когда Кроули кулаком врезал по кнопке, закрывающей двери, и в палате стало неожиданно тихо.
– Но ведь пять минут уже прошло, – в отчаянии произнес Габриэль.
– Он все равно умрет, – ответил ему Кроули. – Мы выйдем, – и хотя Сингер протестовал, Кроули насилу вытащил его из палаты. Габриэлю стало жутковато. Но как только он допустил мысль о том, что остался наедине с трупом, как его взорвало гневом, каким он еще никогда не испытывал в своей жизни.
– Как ты можешь слушать его, если всю жизнь думал, что он неправильно поступает? Как ты можешь умирать, не показав ему, что ты здоров, что тебе, в отличие от многих, просто повезло увидеть, кого на самом деле ты ищешь? Ведь ты же взрослый и свободный человек, живущий в обществе, где это больше не признается болезнью, почему ты даже не попробовал повоевать? – он должен был вытаскивать мольбами, но вместо этого получался гнев. Да он бы ударил Винчестера, если бы это помогло. – Я провел здесь две недели не для того, чтобы еще и на похоронах твоих побывать, слышишь! Имей совесть выжить и сказать мне, почему я, а не кто-нибудь другой! Я имею право знать! – он схватил Винчестера за руку и поднял его на кровати, хотя Винчестер был слишком тяжел для него. – Мне надоело тебя уговаривать, слышишь? Кроули в меня верит, в меня вообще все верят, а до того – никто и никогда! Даже мой собственный брат не верит, что я смогу, а я никогда еще не был так уверен в том, что должен сделать. Даже не вздумай эгоистично помирать! – ему было плевать, что что-то из этого было слышно за дверьми. Он не стал трясти Винчестера, как истеричные девушки в кино, но просто обнял – или попытался задушить – не зная, откуда у него ощущение, что он знает Винчестера лучше, чем кто-либо. Не дневник же в этом виноват. Он просидел так несколько минут, понимая, что у него кончились слова и перегорел гнев. Его бесило, что он не может сдержать слез – для первокурсника иметь труп на своем личном счету слишком тяжело – да и вообще просто очень тяжело, и он еще по-детски не хотел его отпускать. – Тебе только двадцать два, что ты вообще можешь знать о жизни, чтобы с ней прощаться?! – он спрятал лицо в изгибе холодного плеча Винчестера. Не имело значения, сколько он так просидит.
– Габриэль, его больше нет, – Кроули зашел первым, не пуская остальных. Габриэль не хотел видеть его лица, не хотел уходить отсюда с поражением, вообще не хотел – разве его желание настолько бессильно? Он задыхался от разочарования, отчаяния и безысходности, а слезы даже не думали высыхать. – Габриэль, – еще раз тихо позвал его Кроули. Габриэль хотел в тот момент такую же шотландскую выдержку, что-нибудь, что позволило бы ему отпустить Винчестера. Он уже знал, что никогда не сможет стать врачом – не перенесет каждый гибели, зная, что виноват. Глупый поступок, но вот такой он – не Кроули, который настолько холоден, что смог бы вынести десяток и больше.
– Габриэль, – снова позвал его по имени Кроули, касаясь плеча. Или не Кроули. Габриэль от неожиданности едва не отпихнул Винчестера от себя – на него смотрели два светло-карих глаза, постепенно концентрируясь. За своим дыханием он не почувствовал чужого.
– Док.. У меня же не глюки? – спросил Габриэль несколько неуверенно, все еще держа Сэма за руку – тот выглядел не очень уверенным в своем пробуждении.
– Немедленно сюда всех! – услышал Габриэль властный голос Сингера. Кроули осторожно помог Сэму снова лечь, после чего совершенно забыл о Габриэле – он осматривал, ослушивал, проверял зрачки на свет, пока Сэм не закрыл глаза и не склонил голову на бок.
