Текст книги "Дар неба (СИ)"

Автор книги: Серый Шут

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

====== Пролог ======

Яркие обертки подарков тепло переливались в моргающих огоньках лампочек на елке, отбрасывая на стены веселые разноцветные искорки.

До рождества было еще полчаса, как всегда томительных и самых долгих.

Эйприл поерзала на циновке, удобнее усаживаясь и уже пятый раз поглядывая на часы.

«Господи, ну почему всегда время так тянется, когда хочется, чтобы оно шло быстрее? А им, кажется, даже дела до этого нет. Вот бы и мне такое терпение настоящего ниндзя».

Она оторвала взгляд от часов, понимая, что секундная стрелка, словно издеваясь, стала ползти еще медленнее, и вздохнула, посмотрев на своих друзей-черепах.

Она впервые отмечала Рождество не дома и впервые видела парней такими. Затихшими, сосредоточенными и умиротворенными. Даже задира-Раф никого не подкалывал и не цеплял, немного хмуро, но ласково ковыряя старым складным ножом узор на панцире сидевшего перед ним Дона. Тот не возражал, удобно устроившись на полу около кресла Сплинтера и глядя в пламя электрического камина.

Лео стоял за спинкой отцовского кресла, тоже глядя в огонь и бережно положив руки на плечи Мастеру, а Майки уселся на подлокотник и играл в телефон. Без звука и как-то рассеянно.

«Единое целое. Как же им всем повезло в жизни».

– Здорово, когда есть такая семья, – Эйприл нарушила молчание, не удержавшись от короткого вздоха. Нет, она любила своего папу, а он ее, но такого вот невероятного единения она вообще не видела ни разу среди людей. – Вы как одно целое все. Жаль, люди так редко бывают настолько верны друг другу.

Сплинтер улыбнулся ей уголками губ и погладил бородку, отвлекаясь от созерцания камина.

– Многие испытания делают семью крепче и дружнее.

– Вы потрясающий отец, мастер Сплинтер, – Эйприл тепло улыбнулась, склонив голову набок. – Даже не представляю, сколько сил надо было вложить в четверых мальчишек с такими сложными характерами, чтобы вырастить их настолько преданными друг другу. Невозможно представить их поодиночке и без Вас.

Раф хмыкнул, но не отвлекся от своего занятия, а остальные черепахи, казалось, и не услышали ее, полностью погруженные в свои мысли.

– В этом не моя заслуга, – Сплинтер покачал головой, погладив Лео по руке, словно привлекая его внимание. – Скорее наоборот.

Эйприл удивленно вскинула брови.

– Но разве не Вы воспитали их и вырастили? Вы же рассказывали мне.

– Скоро Рождество, Эйприл, стоит ли задерживать его еще одним долгим рассказом? – Сплинтер лукаво улыбнулся, заставив ее вспыхнуть.

«Как он заметил, что я смотрю на часы?»

– Расскажите, Мастер, – Эйприл уселась удобнее, заблестев глазами от предвкушения интересной истории.

Сплинтер поднял голову и посмотрел Леонардо в глаза, а тот поочередно переглянулся с каждым из братьев, словно о чем-то спрашивая, и лишь после этого коротко кивнул.

«Невероятно, он как будто спрашивает у них разрешения, у своих детей! Я думала, Мастер всегда все сам решает и учит их».

Улыбнувшись, Сплинтер удобнее устроился в кресле и сложил руки на груди, переплетя пальцы.

–Ты знаешь, что когда-то я был человеком, – негромко начал он. – И долгие годы мечтал вернуть себе утраченную семью.

====== День, когда все изменилось для каждого ======

– С днем рождения, дочь, – Ороку Саки присел на корточки и вручил улыбающейся девочке длинный сверток, перевитый простой бечевкой. – Сегодня ты становишься взрослее, и твое детство остается во вчера.

Кивнув, девочка засмеялась и обняла его за шею, поцеловав в изуродованную страшным ожогом щеку.

– Спасибо, папочка! – она захлопала в ладоши, прижав к себе сверток. – Это тот самый подвесной ветерок для кукольного домика, который я так хотела? Да? Да?

Ороку Саки поднялся и скупо погладил ее по голове, чуть задержав в пальцах шелковую ленту, завязанную в красивый бант.

– Это то, что станет тебе дороже и ближе всех кукольных домиков с этого дня.

Он отвернулся и пошел прочь из детской, где на столе возвышался большой двухъярусный торт с горящими семью свечами, а на стенах красовались яркие рисунки.

– Выбросить все лишнее, – коротко распорядился он, закрыв за собой двери. – Игрушки, наряды, перины и вышивки. Все, что будет мешать ее обучению и становлению на пути воина-ниндзя.

– Да, Господин, – седовласый воспитатель коротко вздохнул.

Наполовину француз, наполовину японец, он хорошо знал традиции этой варварской и дикой страны – родины своей матери, где в семь лет дитя переставало быть господином в доме и становилось покорным рабом.

Юная и трепетная воспитанница, к которой его пригласили четыре года назад дать достойное образование, запала в сердце и полюбилась старику более, чем он хотел того.

И ему было больно и страшно за нее, зная, что завтра утром она проснется одна в комнате без любимых игрушек и милых ее сердцу платьев и кимоно, теряя статус божества в этом доме.

– Она такая хрупкая, – рискнул он проговорить в спину Господину Саки, который все эти годы с какой-то дикой неистовой жаждой торопил время и ждал, когда же настанет этот день. – Может, стоит оставить хотя бы теплые одеяла и ночник?

Ороку Саки оглянулся через плечо и коротко дернул бровью над страшным слепым глазом.

– Убрать все, – тихо повторил он. – Вам плохо слышно, уважаемый Говард-сан? Вы тоже можете складывать вещи. Ваша миссия в воспитании моей дочери завершена. С завтрашнего дня у нее будут иные педагоги и наставники.

Говард покачал головой, горько сокрушаясь, и пошел следом за своим работодателем.

– Но девочка так ранима. Она же сиротка, растущая без матери. Я понимаю Ваши традиции и устои, но не стоит ли Вам сделать исключение для нее?

– Лишь из своего милосердия и глубокого уважения к Вашим сединам я повторю еще раз, – сквозь зубы процедил Ороку Саки. – Ваша миссия здесь окончена. Ваше жалование ждет Вас на счету, как и теплое место гувернера в больнице для душевно больных. Вы же мечтаете помогать убогим? Не так ли?

Испуганный Говард поспешил поклониться и больше возражать не решился.

Ему было жаль малышку Караи, которой предстояло проснуться утром не навстречу привычному шумному празднику в честь ее дня рождения, а мрачной тишине пустой комнаты, лишениям и побоям за каждую провинность. Но он очень хорошо понимал, что оспаривать решение Господина Саки бессмысленно и добиться от него ничего не получится, кроме разве что собственной гибели.

«Что ж, значит, так угодно Богу. А я еще смогу спасти не одну душу, если он сдержит слово и даст мне работу в больнице».

– Тебе бы сегодня исполнилось семь, – длинные когти погладили старое истертое фото, бережно вставленное в рамку с заклеенным скотчем стеклом. – С днем рождения, дочка.

Маленькая зеленая лапка потянулась следом, но Сплинтер остановил ее легким шлепком.

– Не трогай, Микеланджело, уронишь.

Он с коротким вздохом отвлекся от созерцания фото и обернулся к четырем черепашатам, столпившимся за его спиной.

– Сегодня урока не будет. Просто уберите додзе, натрите пол в доме и ведите себя тихо.

– Да, Мастер, – они поклонились и один за другим пошли к выходу.

Последний задержался у двери, неуверенно оглянувшись.

– Что тебе нужно, Леонардо? – Сплинтер дернул ушами, немного раздраженный тем, что ему мешали уйти в медитацию, которая могла бы воскресить в памяти чарующие мгновения прошлой жизни, когда он качал на руках свою дочь.

– Мастер, можно спросить? – тот вернулся и сел напротив, коротко поклонившись. – Вы каждый год смотрите на это фото… кто эта женщина?

Сплинтер едва заметно улыбнулся.

– Ты очень наблюдательный. Однажды я расскажу вам о ней. А теперь иди. Проследи, чтобы твои братья не шумели и поужинали вовремя. Я хочу сегодня быть в тишине.

– Хай, Мастер, – Леонардо поднялся, но не ушел, неловко переступив с ноги на ногу. – А можно еще один вопрос?

Уже закрывавший глаза Сплинтер нахмурился, но все же перевел взгляд на черепашонка.

– Вы каждый год отмечаете этот день, прибавляя на полку свечу за свечой. Почему?

Горько усмехнувшись, бывший Хамато Йоши качнул головой.

– Потому что там, где я жил раньше, на день рождения принято зажигать столько свечей на торте, сколько лет исполнилось имениннику.

– А когда у нас день рождения, Мастер? И сколько свечей мы будем зажигать?

Сплинтер вздохнул, усилием воли гася волну раздражения.

– Это уже два лишних вопроса, Леонардо, – негромко заметил он, закрывая глаза. – Почему я должен повторять свою просьбу? Ступай, проследи за братьями.

– Хай, – поклонившись, черепашонок вышел.

На долю секунды Сплинтера остро укололо чувство вины, потому что ему показалось, что тот как-то ссутулился и был расстроен.

«Ерунда, – отмахнулся он сам от себя. – Они же всегда сутулые и горбатые, потому что на спине панцирь. И, в конце концов, хоть и странные, но они все же черепашки из зоомагазина, а не дети. Не забывайся, Йоши, они никогда не заменят тебе твою Миву».

Он глубоко вдохнул, выдохнул и погрузился в тишину, заставляя себя успокоить все мысли и чувства, и хорошо зная, что скоро его накроет блаженная чернота, а за ней из памяти всплывут видения тех дней, когда он еще держал за руку свою возлюбленную Тенг Шен и улыбался крошечной дочери у нее на руках. Своей наследнице, которая с годами должна была занять его место во главе клана.

«Мива…»

– Йоши… Йоши… Йоши…

Говард заглянул в небольшое окошечко, расположенное в двери палаты, и сверился с записями в карте.

– Давно она в клинике? – спросил он у санитара, который знакомил его с пациентами.

– Несколько лет, – тот пожал плечами. – Поступила без памяти, вся в ожогах. Ни имени, ни документов. Ничего. Несколько раз пробовала покончить с собой, поэтому за ней особый надзор.

Говард снова заглянул в оконце, изучая взглядом красивую японку, которая сидела, сложив у груди руки, и как заклинание повторяла одно и то же слово.

– Йоши… Йоши…

– Я займусь ей, – решил он, испытав острую жалость к этой несчастной девушке, лишившейся, очевидно, памяти по какой-то страшной причине.

«Йоши. Это имя. Возможно, мужа или возлюбленного, или даже ребенка. Но сколько их, этих Йоши, и как понять, какого именно она так горько зовет?»

– А где именно ее нашли? – Говард повернулся к санитару.

Тот пожал плечами почти безразлично, но все же ответил.

– В руинах одного старого додзе. Ну, все эти традиции, школы ниндзя, боевые искусства, знаете? Видимо, здание было старое, может, свечу опрокинули со своими медитациями, или вообще кто-то намеренно поджег. Это же пережитки прошлого, на дворе уже 20 век, а они все в самураев играют. Вот и доигрались. А она, очевидно, то ли прислуживала там, то ли уборщицей была. До последнего, дурочка, цеплялась за какие-то обгорелые тряпки, когда ее привезли.

– За какие? – Говард нахмурился.

Санитар махнул рукой.

– Да у главного врача спросите, – посоветовал он. – Все в архиве хранится.

– Спасибо, – Говард кивнул, дождался, когда санитар пошел дальше, и снова посмотрел в оконце.

«Клан ниндзя? Йоши? Не та ли это громкая история, облетевшая все газеты, когда рухнуло додзе Мастера Хамато, похоронив и наследника, и его молодую невесту? Виновных так и не нашли тогда и списали все на старую вражду кланов, которые все еще живы в этой стране… Как же ее звали, ту девушку? Как же?..»

– Тенг Шен, – тихо-тихо и очень неуверенно позвал Говард, прислонившись лбом к оконцу. – Тенг Шен.

Девушка на минуту перестала раскачиваться из стороны в сторону, словно оцепенела, а потом повернула в его сторону красивое, но совершенно безумное лицо.

– Йоши? Йоши, где моя Мива?

====== Обрывки истории ======

– Многое из того, что я расскажу тебе дальше, я знаю со слов и из дневников, обрывков писем, которые мне удалось прочитать, что-то сложил и понял я сам.

Сплинтер задумчиво покачал головой, пристально глядя на замершую Эйприл.

– Поэтому эта часть рассказа во многом будет обрывочной, но необходимой, чтобы ты понимала всю полноту картины тех событий.

На короткий миг морда Мастера искривилась в горькой, больной и брезгливой гримасе. Эйприл готова была поклясться чем угодно, что это была всего лишь доля секунды, и никто не мог этого увидеть, но Леонардо отчего-то сильнее сжал плечи своего Учителя, а поднявший голову Рафаэль коротко улыбнулся мимолетной ободряющей искоркой. Майки продолжил играть, но его пальцы впились в приставку сильнее, а Донателло чуть придвинулся к креслу, привалившись плечом к колену Сплинтера.

Они словно поддерживали его в этот момент, хотя с точки зрения Эйприл такой несокрушимый, мудрый и сильный Мастер не мог в этом нуждаться.

– Все еще хочешь услышать историю? – Сплинтер глянул на часы.

Эйприл кивнула, уже позабыв про Рождественскую индейку и подарки под елкой.

Перед глазами стояло лицо Тенг Шен – такое, каким она видела его не раз на фото в додзе Сплинтера. Прекрасное, строгое и удивительно светлое.

– Я не помню, Говард-сан, – девушка устало опустила глаза, рассматривая карточки на столе. – Я каждый раз говорю Вам, что ничего не помню. Отчего вы снова меня спрашиваете? Где моя Мива? Что с моей дочерью?

Говард сложил на столе руки и ободряюще сжал тонкие пальцы Тенг Шен в своих. Он уже не сомневался в том, что нашел именно ее – невесту Хамато Йоши, исчезнувшего несколько лет назад.

Да, в газетах писали о его гибели в руинах, но тела так и не нашли.

– Они дрались в огне… – Тенг Шен закрыла глаза и вздрогнула, вдруг начав снова шептать.

Она часто говорила сама с собой, и большей частью это был бессмысленный бред, как сперва показалось Говарду, но вслушиваясь и наблюдая, он понял, что она все же вспоминала кусочки своего прошлого.

– В огне, как два дракона, мелькали их тени… Я боялась за Миву и оставила ее на крыльце… а тени танцевали на стенах… бой… звон… голоса…

Тенг Шен закрыла лицо руками и замолчала.

– Я думаю, нам на сегодня хватит карточек, – Говард осторожно собрал со стола картинки и стал складывать их в большую коробку. – Ты устала…

– Да… устала… я очень устала, доктор… я устала искать ее… – пальцы Тенг Шен удержали одну из карточек, с которой смеялась девочка с яркими воздушными шарами.

Говард хотел забрать у нее картинку, чтобы закончить сеанс, но неожиданно она не выпустила ее, вцепившись что было сил.

–Мива. Моей Миве было бы сейчас семь… я вспомнила его, доктор! – безумный взгляд, полный дикой надежды, обратился на Говарда. – Доктор! Я помню второго дракона!

Старик сел обратно на стул, перестав вырывать у Тенг Шен карточку.

Они каждый раз упирались с ней в одно и то же – она не могла вспомнить, с кем именно дрался Хамато Йоши в тот день, и кто был виновен в гибели старого додзе.

– Его брат… его брат был той тенью…

Говард нахмурился и вздохнул. Порой безумие Тенг Шен было почти невозможно отличить от подлинных воспоминаний или фантазий, которые порождал воспаленный разум.

– У Хамато Йоши не было брата, дорогая, – возразил он. – Ты устала, давай закончим на сегодня.

– Был! Он был! Был! – Тенг Шен замотала головой, прижав карточку к лицу. – Не родной, но брат! Дракон, как и мой Йоши. Прекрасный, статный, любящий! Моя Мива улыбалась, когда он держал ее на руках!

Говард поднялся и направился к выходу. Он тоже устал от этих бесконечных фантазий, сплетенных с реальностью. Ему было невыносимо жаль Тенг Шен, он хотел ей помочь, но она упрямо не желала вырываться из своего безумия, словно в нем было что-то очень ей важное.

– Саки… Ороку Саки… – шелестом доползло до его слуха уже у двери. – Они были как братья. Как близнецы-драконы, достойные друг друга и сильные, как стихии.

Говард выпустил ручку двери и резко обернулся.

– Наставник, мне так хочется есть, пожалуйста… – девочка в черном кимоно и широких хакама с огромным трудом перебралась через забор и упала на землю. – Я больше не могу.

– Ужин не ждет слабых и жалких, – высокий мужчина с совершенно равнодушным лицом тоже во всем черном едва заметно пожал плечами, даже не обернувшись. – Нам надо преодолеть еще реку, а ты еле плетешься. Если из-за тебя и я останусь голодным, то вышвырну спать на улицу. Шевелись, размазня.

Он смотал веревку, по которой они перебирались через забор, и забросил ее на плечо, сорвавшись с места легким стелющимся бегом.

Караи заплакала, вытирая глаза рукавом, поднялась на ноги и, спотыкаясь, поковыляла следом за ним.

Она ненавидела своего учителя.

Ненавидела наставника и нового гувернера, сухого и черствого, который не объяснял ей, как правильно писать кистью красивые затейливые иероглифы, а бил тонкой линейкой по пальцам всякий раз, как она сажала кляксу на бумагу.

Она не понимала, за что с ней это происходит. Что такого сделала она отцу и всему миру, что у нее отобрали все-все, даже Говарда, который читал ей замечательные сказки.

«Если бы мама была жива, она бы мне рассказала… она бы все-все объяснила и помогла…»

Споткнувшись об камень, Караи упала, разбив колени, и снова заплакала.

– Реветь потом будешь, – хлесткий удар веревкой пришелся по спине, заставив вскрикнуть. – Поднимайся. Нас ждет река.

«Когда он успел вернуться? Он же убежал далеко вперед… Боги, я хочу к маме, я хочу, чтобы она спасла меня…»

– Закончили на сегодня! – Сплинтер щелкнул хвостом по полу, стараясь удержать в себе гнев.

Ученики построились, потирая локти и колени, и преданно уставились ему в глаза.

Они старались.

Он это видел.

Но ничего не мог поделать с собой, гляда на их жалкие попытки овладеть искусством ниндзю-цу.

«Убого. Не могут нормально тянуться, потому что мешает этот панцирь, ноги коротковаты. Всего по три пальца – куда им оружие держать. Кулак-то сжать толком не могут».

– Это было жалко, – бросил он, отворачиваясь. – Надо больше стараться! Надо вкладывать себя полностью в каждый удар и в каждое движение. Всегда! Каждую минуту надо делать все, как в последний раз, а не еле-еле!

Черепашата подавленно опустили головы, когда он обернулся.

– Плохо. Очень плохо. Вы поняли, что надо делать лучше?

– Хай, сэнсэй, – тихо прозвучало в ответ.

– Идите. Быстро в душ и ужинать. Через час чтобы спали все, Донателло, а не как вчера. Сперва выучись хорошо делать то, что требуется, а потом уже будешь бездельничать с книгами.

– Хай, – самый высокий из черепашат поклонился и опустил взгляд, шмыгнув носом.

– И вам надлежит больше заниматься растяжкой и думать о боевых искусствах, а не валять дурака в свободное время.

Сплинтер чувствовал, что в нем закипает безудержная черная ярость, отравленная вечными сравнениями.

«Мива бы легко все это смогла делать. Она бы была гибкой, сильной, красивой. Она бы прыгала высоко и изящно, легко, просто. Ей бы не надо было говорить очевидные вещи. Она бы могла… а они…»

«Они стараются, ты же видишь, – внутренний голос, как всегда, вступил в спор запоздало, когда за учениками уже закрылась дверь. – Они тоже могут, им просто нужно чуть больше времени. Они научатся…»

«Ничему они не научатся, – Сплинтер сел в позу лотоса и закрыл глаза, стараясь успокоить себя. – Им не дано. Они не люди. Боги Всесильные, за что вы так меня караете?! Почему, ну почему я не купил четырех котят?! Они бы были ловкими, прыгучими, сильными. Черепахи… из всего это самая поганая насмешка судьбы. Как будто и так мало на мою голову».

Он сжал пальцы в кулак и прокусил губу, вспоминая, каков теперь он сам.

«Крыса, которая учит черепах ниндзю-цу. Господи, самый жалкий итог нашего клана. Лучше уж смерть и забвение. Зачем я жив?.. Отчего мне не уйти за Тенг Шен и Мивой? Зачем я тут застрял?»

Выйдя из додзе глухой ночью, Сплинтер тихо прошел по своему дому, проверяя, все ли сделано, как он сказал.

Вымыта ли посуда, убран ли ковер и на местах ли вещи.

В общей комнате тускло горел свет торшера.

«В чем дело?!»

На полу около дивана возился один из его учеников. Закусив губу и зажмурившись, он медленно и старательно наклонялся вперед, стараясь развести ноги на шпагат.

«Кому это из них не спится?!»

Сплинтер подошел ближе, на секунду даже удивившись, что кому-то мало нагрузок на тренировках.

«Леонардо, кажется? Мива бы в их возрасте давно сидела на шпагате и легко сгибалась в кольцо. Она бы смогла. Ей было столько дано природой».

– Почему ты не в кровати?

– Мастер? – черепашонок испуганно вскинулся, распахнув глаза. – Я… простите, просто Вы сказали, что нам надо больше стараться…

– Я скажу, когда это надо будет делать, сам, – Сплинтер прошел мимо и сел в потрепанное кресло. – Но раз уж тебе не спится, и ты решил пренебречь моими словами о ночном отдыхе – займемся тренировкой.

Леонардо торопливо выпрямился и с коротким поклоном встал в стойку.

– Ката, которое я показывал днем, – взяв газету, Сплинтер раскрыл ее и начал читать новости. – До первого поворота.

– Хай, сэнсэй, я могу сделать все, я выучил…

– Я сказал, что сделать, – Сплинтер бросил острый взгляд на черепашонка поверх газеты. – Делай!

Он уткнулся в новости, зло листая страницы и сгорая от желания дать нагоняй маленькому наглецу, который опять выпячивал себя, словно желая продемонстрировать свое превосходство над всеми остальными.

«Пусть до утра его делает. Может, хоть это научит смирению. Сколько можно так выставляться и вечно лезть везде со своим «Я»?! Мива бы никогда так не сделала…»

Оторвавшись через час от газеты, Сплинтер смерил ученика холодным взглядом. Гнев не прошел, наоборот распалившись еще больше – черепашонок не плакал и не просил закончить урок.

Еле-еле стоя на дрожащих ногах, он упорно повторял движения ката, уже с трудом поднимая руки.

– Плохо, – Сплинтер поморщился. – Что это за стойки? Убогое зрелище. Рано тебе этим заниматься. «Я выучил!» Что толку от того, что ты выучил набор неясных тебе и недоступных движений? Плохо.

Он поднялся и вышел, швырнув газету на стол.

«Боги, как прекрасна была бы моя девочка, исполняя Ката Дракона! Как она бы была изящна в этих движениях!»

Ворвавшись в додзе, Сплинтер коротким кувырком вылетел в центр и нанес несколько ударов по воздуху, рассекая его ладонями.

«Какой бы она была!»

– Иди сюда, я кровать постелил уже.

Леонардо устало оперся на руку брата, протянутую из-за дивана.

– Мастер не сказал, что урок закончен.

– Мастер и не сказал, что его надо продолжать, – Рафаэль дернул Леонардо за собой. – Идем. Микеланджело кашляет сильно…

– Надо сказать Учителю…

Рафаэль скривился совсем не по-детски и потащил брата за собой в их общую комнату, где они спали все вместе.

– Да ему до этого дела нет, – прошипел он. – Иногда мне кажется, что ему вообще до нас дела нет, или он нас терпит только для того, чтобы зло срывать.

Леонардо лег и уткнулся носом в подушку.

– Не говори так, – возразил он. – Просто в Учителе что-то горит и болит очень, а мы его постоянно разочаровываем.

– А в нас нет? – Рафаэль лег рядом, натянув на них обоих одеяло, потом перевернулся и поправил одеяло на Микеланджело, который свернулся клубочком рядом. – Мы что, не живые, что ли? Микки плохо, а я не знаю, как лучше сделать… Лео, мы же стараемся!

– Мы завтра с тобой устроим ему День Рождения, – Леонардо поднял голову и устало улыбнулся. – Я знаю как. Мне Мастер рассказал.

====== Имена, дороги, свечи ======

– Атакуй!

Удар отбросил Караи к стене, заставив больно проехаться лицом по шероховатым камням.

– Жалкое зрелище, – Ороку Саки вздохнул, отворачиваясь. – Ты думаешь, враг станет ждать, пока ты будешь лежать и прохлаждаться?

Два сюрикена врезались в стену над головой девочки, срезав прядь волос с макушки.

– Враг быстр, беспощаден и силен. Ему все равно, что ты устала, или тебе больно. В этом и есть его цель – измотать, уничтожить, причинив страдание. А ты опять сдаешься.

– Я не сдавалась, папа! – Караи вскочила, вытирая горевшие от царапин и слез щеки. – Я просто…

– Мастер! – хлесткая подсечка снова уронила ее на пол. – Я, прежде всего, твой Мастер. Выучи это!

– Господин, – в зал с поклоном вошел один из ниндзя клана Фут. – Для Вас есть срочные новости.

Ороку Саки с разворота метнул в него веер звезд и со злым восторгом заметил, как восхищенно охнула Караи, когда ниндзя отбил их все до единой короткими точными блоками.

– Вот так это делается, дочь, – сухо заметил он. – Всегда наготове, всегда как в бою. А ведь он далеко не лучший!

Атаковав своего подчиненного, Саки несколькими ударами уложил его на пол и прижал к шее нож.

– Хай, Мастер, благодарю за урок, – ниндзя дождался, когда лезвие было убрано от его горла, поднялся и снова поклонился. – В Нью-Йорке найдена одна вещь, которая может Вас заинтересовать.

Дернув бровью, Ороку Саки дал разрешения продолжить говорить и брезгливо скривился, видя, как Караи с трудом встает, опираясь на стену.

«В ней больше от Йоши, чем от моей Тенг Шен. Такая же, как и он, капризная заносчивая и ленивая гордячка, считающая, что ей весь мир должен только по праву рождения. Я выбью из нее это. Она станет такой же, как я!»

– Какая вещь может оказаться настолько важной, чтобы прерывать мои тренировки с дочерью?

– Смотрите, – ниндзя протянул газету, которую до этого прятал за пазухой. – Один из уличных бродяг попытался продать это в скупку ценностей. Полиция арестовала его и допросила. Он утверждает, что подобрал на улице то, что показалось ему антиквариатом, и понятия не имел, что это оружие. Судя по фото, вещь действительно старая.

Ороку Саки взял газету и впился взглядом в фото красивого сюрикена с клеймом в центре и сколами на двух остриях.

– Это и в самом деле старая вещь, – после долгого молчания произнес он. – Но все, кто мог владеть ею – мертвы. Или… или трусливо бежали из родной страны.

Он свернул газету и мазнул взглядом по Караи.

– Останься с ней, – бросил он ниндзя. – До ночи тренируй так, как тренируют тебя. А я пока подготовлюсь к поездке. Мне пора навестить Америку.

– Папа, не уезжай! Не бросай меня! – Караи бросилась к Ороку Саки, но он оттолкнул ее прочь.

– Я твой Мастер.

Уже закрывая за собой дверь в додзе, он нахмурился и процедил сквозь зубы:

– А впрочем… Если вернувшись, я увижу хоть что-то, то возьму ее с собой. Пусть привыкает.

Говард снял шляпу, нерешительно покрутив ее в пальцах, и вздохнул.

Дом Господина Саки взирал на него темными окнами и закрытыми дверями как будто враждебно и зло.

Переступив с ноги на ногу, старик нерешительно постучал. Прошло довольно много времени, прежде чем ему открыл высокий японец в черном кимоно с длинными распущенными волосами.

– Что Вам угодно, Говард-сан? – сухо спросил он.

Говард помнил его. Управляющий Ороку Саки, всегда вызывавший безотчетное желание держаться от него как можно дальше. Слепой самурай.

– Вы узнали меня?

– У Вас сильная отдышка и Вы хромаете на левую ногу, – управляющий скупо улыбнулся. – Да и тростью стучите излишне громко. Что Вам угодно?

– Я бы хотел увидеть Господина Саки, – Говард улыбнулся в ответ. – Мне нужно расспросить его кое о чем и порадовать хорошими новостями, если все сложится. А еще я бы хотел повидать Караи. Как у нее успехи?

Слепец холодно дернул уголком губ, но все же ответил.

– Она сопровождает Мастера в поездке. Я могу передать Ваши новости, когда Господин вернется.

– Нет, нет, благодарю Вас, – Говард поторопился отступить в сторону.

Почему-то у него возникло ощущение, что этот человек сейчас схватит его за ворот пальто и затащит в дом, чтобы вытрясти новости, которые он принес.

– Я, с Вашего позволения, зайду позднее. Когда они возвращаются? И куда, позвольте спросить, Господин Саки решил поехать.

– Господин не сообщал о своих планах, – управляющий холодно поклонился, давая понять, что разговор закончен. – У него срочные дела в Нью-Йорке. Всего доброго, Говард-сан.

Дверь захлопнулась.

«Нью-Йорк. Господи, зачем он потащил туда бедную девочку? Нужно непременно отыскать ее. Придется нам ехать в Америку».

– Тенг Шен, я уверен, что мы найдем ее, но ты должна мне помочь, – Говард взял свою подопечную за руки и сжал их. – Пожалуйста.

Подняв голову, Тенг Шен пристально посмотрела ему в глаза и едва заметно кивнула.

С тех пор, как Говард показал ей фотографию Караи, которую хранил в своих вещах, она стала гораздо внимательнее к их занятиям. Ее память восстанавливалась все быстрее и быстрее, а поведение стало почти нормальным.

– Мне нужно, чтобы ты правильно ответила на все вопросы комиссии, убедила их, что наши с тобой занятия и терапия привели к положительной динамике, и ты – здорова.

– Я хочу найти Миву, – Тенг Шен склонила голову набок.

Говард сел напротив нее на табурет и улыбнулся.

– Тогда давай повторим еще раз ответы на все вопросы.

Дождавшись утвердительного кивка, он начал раскладывать на столе свои карточки.

Говард был уверен, что соединив крошку-Караи с ее матерью, он сделает самое благое дело из всех, какие только ему представлялось возможным в жизни. И загладит свою вину перед малышкой, которую покинул, даже не попрощавшись.

***

– С днем рождения!

Леонардо, Донателло и Рафаэль поднесли к кровати пирог, сооруженный из кусочков хлеба, сахарных кубиков и раскрошенной шоколадки.

Микеланджело даже задохнулся от восторга, во все глаза уставившись на это чудо, украшенное большой белой свечой.

– Спа-апчхи-ибо!

– Загадывай желание и задувай ее, – Донателло сел рядом с ним, поджав на кровать ноги. – Я прочитал в книжке, что так надо сделать, если хочешь, чтобы оно сбылось.

– Хочу игрушку! – Микеланджело зажмурился, сжал кулаки и, что есть силы, дунул на пламя, сдув на пол и шоколадную крошку. – Теперь сбудется? Да? Да, Лео?

Леонардо улыбнулся брату и утвердительно кивнул.

– Ешь скорее, чтобы точно сбылось. А почему ты меня Лео называешь?

Микеланджело, уже засунувший в рот кусок сахара, улыбнулся и зажмурился от удовольствия.

– Я так придумал, – сообщил он. – Потому что выговаривать сложно. Особенно Йафаэль…

Донателло засмеялся, глядя, как Рафаэль сердито засопел, сжимая кулаки.

– Рафаэль, ну ладно, у него же день рождения сегодня, – примирительно сказал он.

– И что же я тогда, если он – Лео?

Микеланджело улыбнулся еще шире, продолжая запихивать в рот сахар и хлеб.

– Йаф!

Леонардо не выдержал и тоже засмеялся в голос.

– Хорошо, Микки, пусть будет так.

– Я не мышь, – Микеланджело торопливо прожевал и чуть не подавился. – Я – Майки. Майки-зайка!

Рафаэль недовольно скривился, но решил не спорить.

– Ладно. А вот, Лео, почему только у него день рождения сегодня? Давайте он будет у всех?

Донателло вскинул голову и радостно заблестел глазами, кивнув.

– Да! – поддержал он. – Это справедливо! Я зажгу сейчас свечку, и каждый ее задует. И каждый сможет загадать желание!

Леонардо грустно вздохнул.

– Чем ты ее зажжешь? Я зажигал от свечи в додзе, но Мастер не разрешает выносить их, а сейчас уже поздно идти туда еще раз. Нам велено спать…

– Ха! Неудачник! – Рафаэль победно хмыкнул и вытащил из-за своего пояса коробок спичек. – Надо больше хлопать ушами.

Он торжественно достал спичку и, чиркнув об коробок, поднес ее к фитильку.