Текст книги "Фантастическое приключение городского лучника (СИ)"

Автор книги: Сергей serdobol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

…На том и порешили, как Бурей в весь из лесу прибудет, так и обмозгуем, а пока живём как жили. Потом курянин сам вышел на крыльцо и уговорил людей разойтись.

– Люди добрые, – начал Даньша поклонившись в ноги весянам, – всем сердцем благодарю вас за потуги и помощи ваши мне немощному и суженой моей. Было бы тягостно нам поднять хозяйство в болезни моей и помощь ваша зело заботлива и упоительна. Но не могу я уследить за таким обилием скота козьего, ибо аще немощен, а по здраву буду занят другими, не менее важными, заботами. Скоро свадьба наша со Милёною, по сему прошу простить мя, что отклоняю ныне дары ваши и прошу помочь в свадьбе нашей и приглашаю всех прибыть на пир свадебный…

Народ, выслушав благодарную и впервые серьёзную речь балагура, одобрительно загудел и разошёлся, пожелав Даниле скорого здравия. Горына с сынишкой Даньша пригласил за стол.

…Сидели мы у Данилы долго. Беседовали, вспоминали былое, смеялись. Уставшая за последние дни Милёна спокойно уснула за шторкой и мы, стараясь её не будить убавили громкость разговоров. Обедать разошлись по домам.

…Бурей долго ждать себя не заставил и скоро заявился в веси. Порешав какие-то свои вопросы зашёл к Даниле справиться о здравии. Даньша высказал ведуну наши чаяния, тот выслушал, переварил и ушёл к церкви, где, усевшись в тени бревенчатого храма, предался размышлениям.

Он сидел, не обращая ни на кого внимания, весь в белом, расшитым красной нитью, одеянии. Люди, проходившие мимо него, лишь почтительно кивали, стараясь не отвлекать ведуна от дум.

Бурей размышлял до конца обедни, потом к нему вышел отец Прокопий, тот самый священник, с которым ведун водил некую дружбу. Они о чём-то коротко обмолвились, и священник уважительно пригласил ведуна в церковную пристройку, на что волхв, не менее уважительно, согласился коротко кивнув. Видимо у них намечался серьёзный разговор.

…Да-а, подумалось мне, не дай бог сюда нагрянут какие-нибудь проверяющие Вологодской церкви, тада нашему Прокопию кранты. Обвинят в ереси, в пособничестве язычеству и накажут по-свойски, предадут анафеме, отлучат от церкви.

Как потом оказалось, Бурей и Прокопий говорили о нас, о нашем желании вернуться домой, в наш мир, с нашими новыми семьями. Два умудрённых мужа обсуждали правильность наших желаний, моральную чистоту нашей затеи и эта беседа способствовала исполнению наших чаяний.

…………………………………………………………………………………….

Вечером, перед сном ко мне забежал Вовка. Он постучал в ставню. Лю откликнулась приглушённым коротким лаем. Я вышел на крыльцо:

– Кто тут?

– Да я это. – Полушёпотом отозвался Вован.

– Ты чё припозднился то?

– А-а, – тоскливо махнул рукой друг, – понял, что не засну, поговорить захотелось.

– Заходь, – тихо пригласил я.

– Я тут это, вон чё. – Таинственно произнёс хирург и достал из тяжёлой сумы предмет, который и в сумраке сеней определялся как бутыль русской.

– Фига се! – удивился я, – эт ты «оттуда» припёр, каков калибр?

Вовка утвердительно кивнул:

– Ноль семь.

У меня началось обильное слюноотделение.

– Есть закусь, втихаря от Светлы? – Неловко спросил хирург.

– Найдём. А чё ты боисся, чай мы не там и жёны наши не те.

– Кто там Владушка? – спросила жена, высовываясь в сени в ночной рубахе.

– То Володимир Светлушка, – ответил я, присев от неожиданности.

– Здрава будь Светла, я это. – Приветливо ответил Вовка, спрятав пузырь за пазуху.

– Ну что вы в сенцах то шепчетесь, проходите в дом.

– Да не Светла, боюсь мешать буду, а потолковать надобно, – робко ответил Володька.

– Женуля, ты ложись, а мы с Вовшей на погребке потолкуем. – С деланным спокойствием молвил я, прикидывая в мозгах закусь.

– Ну как хотитя. – И Светла закрыла за собой дверь.

Мы оба прекрасно понимали, что Светла подала бы на стол хмельного да съестного, но нам обоим хотелось другого, нам хотелось посидеть вдвоем, с бутылкой беленькой, без присутствия дам, в простой, свойской обстановке, как раньше.

…Мы вышли в сумеречный двор, Лю сразу окружила нас вниманием, из курятника донеслось куриное кряхтенье, под ногами появилась кошка Катя, я отворил дверь времянки, катёна нырнула внутрь, Вовка потряс какой-то погремушкой и протянул её мне. Это были спички.

– Блин! Что ж ты раньше их не приносил оттуда?

– Всё просто, всегда хотел и всегда забывал. Ныне припёр на всю весь, на тысячу рублей накупил. Понимаю, что немного, но при необходимости будет у каждого.

Толстая свеча, осветила помещение, наши тени заиграли на стенах, я засуетился с закусью, открыл в полу лаз и слазил в погреб за солениями, щами, мочёными яблоками. Вовка, продолжая меня удивлять, достал набор из семи нержавеющих стопок, грамм по сто каждая, несколько вилок и газету. Елки палки, газета приковала мой взгляд, мне хотелось её прочесть, узнать новости, влиться в ту жизнь, почувствовать себя частью того мира, мира в котором родился и вырос. Меня поразило моё желание, ведь я никогда не интересовался газетными новостями, да и вообще прессой.

Вовка, взяв газетный лист, произнёс:

– Что тут? О, программа передач. Что ж, будем есть на программе. – И постелил газетный лист на табурет как скатерть.

– Дай почитать. – Сказал жадно я и взял остальные листы.

– Читай. – Ответил хирург и хрустнул винтовой крышкой бутылки. – Я тож давича жаждал, а прочитав понял, что люди там на голову больные, выдержав паузу Вовка продолжил:

– Пока не читал, хотелось домой, а как прочитал, так пожалел о своём желании. Ну давай вздрогнем, – и Вован поднял стопку.

– Давай. – Ответил я.

Мы чокнулись, выпили и только потом сели на скамьи.

Некоторое время молчали, слушая свои животы и смакуя вкус водки. Первым очнулся Володька:

– И всё-таки она гадость! Согласен?

– Согласен.

– Вот за это и выпьем. – И мой дружок наполнил стопки.

Мы чокнулись и опрокинули по второй.

Во дворе тихо заворчала Лю.

– Кого там ещё бог принёс? – Напрягся я.

Мы прислушались. Тихие шаги приближались к двери, раздался голос жены:

– Тут они, заходитя.

Дверь открылась, пламя свечи заколыхалось, разбрасывая по стенам кривые тени, в дверном проёме, из темноты ночи появился Данила, за ним Горын.

– О как Горын, видал? – Обратился к старому воину курянин, – как меч рудой поить так оне вместе со всеми, а как меды распивать так оне отдельно! Двигайся Вовша, чё расселси!

– И шо вы тута вкушаете? – Поинтересовался Горын.

– Грузди солёные, щи холодные, яблоки мочёные, хлебушко. – Ответил я.

– А что испиваете?

– Русскую водку. – Констатировал Володька.

– Шо? – Пригляделся к нам Данил. – Да вы очи свои видали? Давно сидите видать.

– Только начали. – Ответил хирург и поставил на табурет початую бутылку, – а тебе по ранению такое рано потреблять.

Даньша с Горыном переглянулись и Горын вымолвил:

– Видать сильна настойка! Наливай, – черниговец вытащил из своей сумы печёную рыбину, добрый шмат сала и положил на газету. – Во Даниле нёс, а шо за грамота? – справился он, доставая лук и пареную репу.

– Газета. – Буркнул Вовка.

– Видать дюжа ценна, коль скатёркой пошла.

– Эт да. – Ответил Вовка разливая водку по стопкам. – Ну…

– За нас… – вставил я и стопки стукнулись друг о друга.

Мы с Вовкой привычно опрокинули пойло в глотки и показав своим видом что проглотили гадость принялись закусывать яблоками, потом рыбой с хлебом.

Горын выпил, не скривился, некоторое время молчал, выпучив глаза, потом выдохнул:

– Зело-о-о! Чую как по нутру идёт.

Я нарезал сало.

Данила хлопнул стопку, открыл рот и задышал, я подсунул ему щи, он отхлебнул прямо из миски и сдавленным голосом прохрипел:

– Это шож такое?

– Алкоголь. – Пьянея ответил хирург. – Называется Русской Водкой.

– Ядрёна водица! – Отозвался курянин, хрустя солёным груздём.

На улице опять раздались голоса. Светла снова направила кого-то к нам.

Кто ж там ещё?

Дверь отворилась во времянку зашли Бурей и отец Прокопий.

– Здравствуйте чада. – Степенно промолвил священник.

Во влипли подумал я.

– А шо ты спужалси, Влад? – Будто прочитал мои мысли Бурей.

– Да я ничего. Проходите, садитесь. В охмелевшем мозгу сверкнуло открытие, что люди здесь не говорят присаживайтесь и я перестал говорить, что слово «кончить» означает лишь окончание дела. Как это правильно и верно, без изврата, без кривды и пошлости.

Мы потеснились, старцы расселись.

– Ну потчуйте. – И Бурей, видя наш харч, положил на газету отменный кусок вареного мяса, завернутый в холст, а Прокопий лук, мёд и десятка два расстегаев.

Ни фига себе, подумал я, вот это старцы, во это блюстители вер.

– А вы… – смутился Вовка.

– Мы тоже люди, чадо. – Вставил Прокопий, – шли Даниилу навестить, а он у тебя окозался…

Горын и Данила чрезмерно внимательно рассматривали нержавеющие стопки.

Вовка крякнул, разлил водку в шесть стопок и достал из своей сумы ещё одну ноль семь.

Все выпили разом.

– Однако, прости господи. – Выдал Прокопий и перекрестился.

– Однако! – Закашлялся Бурей.

Остальные уже просто выдохнули и принялись закусывать.

– Ты припёр Володьша? – Поинтересовался Бурей жуя закусь.

– Угу. – Кивнул хирург.

– На кой? – Продолжил вопросы Прокопий.

– Хвори лечить, – ответил Вован с набитым ртом.

– Что б я боле этого тута не видал! – Вставил ведун, – токмо для хворей.

Володька испуганно глянул на волхва.

– Сие есть грешное питие, уразумел? – Добавил Прокопий.

Вовка бледно кивнул. Все затихли.

– Что затихли чада? – Спросил священник, – будите молить за грехи свои? – Мы закивали, – ну тада наливай покуда, – толкнул Вовку в коленку Прокопий.

Вовка оживился и принялся за дело.

– Мудр ты вельми Прокоп и зело умён разумом. – Поправил усы Бурей в одобрении слов священника.

– На том сами стоим и вера наша. Помилуй, господи. – Перекрестился священник.

– Так и мы не лыком шиты, – отозвался Бурей, – наливай Володимир.

– Знаю Буреюшка, знаю. За что и уважаю тебя.

О как, подумал я, развязались языки у стариков.

Выпили ещё, закусили, точнее поели, потом начались беседы.

Бурей и Прокопий от дальнейшего пития отказались, мы допили остатки.

– Вот вы с Володей домой захотели, – обратился ко мне ведун, – а всё ли обдумали?

– Да не думали мы, просто захотелось, – ответил я.

– А ежели мы туда всей весью уйдём?

Мы с Пятаком переглянулись.

– А народ согласится?

– Ежели добрые посулы услышит, то и согласится.

И тут я понял, как решаются судьбы людей. Бурей и Прокопий являлись политической силой веси, как они народу объяснят, так и будет. Людям оставалось только решиться на тот шаг к которому их подбивают. Хорошо, что эти политические силы в руках у умных и мудрых старцев.

– А не грешно ли это? – Спросил Вовка. – за людей то решать?

– А что есть грех? – обратился к нему священник.

– Ну. – смешался Вован, – запретное деяние.

– Нет Володимир, грех – это ОШИБКА, сделать которую просто, а исправить сложнее, а, не исправив которую сделаешь худое. Представь идёшь ты по стёжке, вокруг грязи и что б сократить путь ты идёшь по грязям, пачкаешь ноги, порты. Выходит, ты допустил ошибку скоротав путь и стал грязен. Но ты можешь помыться и опять станешь чист. Если, спасая кого, ты бросишься в грязи, суть доброго деяния перекроет страдания о грязной обуви, и помывшись ты даже не заметишь переживаний от грязей, но радоваться будешь за спасённого – Прокопий помолчал и продолжил, – эта ошибка пустяковая, но бывают разные, более тяжёлые ошибки, смертные ошибки, поэтому каким бы грех ни был, он всегда является ошибкой, но тяжесть у него разная.

Бурей одобрительно крякнул. Прокопий, чуть заметно, благодарно кивнул.

– Токмо так жить и думать надо сызмальства. – Прокомментировал Горын.

– Так что делать то? – Спросил Вовка. – Идти нам домой или нет?

– Никто вас силком удерживать не будет и обид не затаит, – начал Бурей, – сюда вы по дурости своей и по уменью моему попали, но теперь вы не одни, у вас чады, жёны, дымы. Думайте. Не одолеют ли хвори тамошние людей здешних, коли ваши семьи туда попадут, примут ли люди тамошние вас и семей ваших?.. Год ещё до следующего оконца, так что думайте. Как надумаете скажите, а там поразмыслим.

…Разошлись за полночь. Я забрался по одеяло, Светла заворочалась, фыркнула:

– Фу, чем вы беседы свои заливали? – И закинув на меня ногу и руку, тихо засопела.

Я ещё долго лежал в темноте и думал о словах наших стариков. Жаль, что я никогда не думал об этом раньше, жаль, что современные люди не думают о праведности и мудрости. А водка всё-таки гадость… …но под хороший закусь не такая уж и гадость. Утром вставать с петухами…

……………………………………………………………………………………

…Постепенно страсти утихли, жизнь пошла своим чередом.

В конце месяца липеня (июль), Светла родила мне вторую дочь.

Рождение первой Настёны было встречено мной в не понятном нервяке и опаске, а папой я ощутил себя, когда первеница впервые сказала «тятя».

Ныне нервяк был ещё больше.

Данила с Милёной, Вовка с Ладой, Горын с Младой, Янгур с женой и дочерью сидели на лавках во дворе дома под окном. Настя играла в компании детей гостей. Лю сидела в ногах у Горына, а кошка Катя лежала на её хвосте.

Сомкнув перед собой пальцы рук, я ходил, в зад – вперёд, по двору, не находя себе места, друзья наблюдали за мной молча, двигая в след головами.

– Да усядься ты! – Буркнул Пятак.

Горын вздохнул.

Я сел. Начал дёргать коленом и потирать ладони:

– Володь, ты-ж врач, может ты там поможешь? – Кисло спросил я.

– Влад я могу голову к заднице пришить, а тут… – помолчав продолжил, – Лада рожала, тык я в дом войти боялся. Миланья ежели кликнет, так я чем смогу…

Горын снова вздохнул.

– Охолонись Влад, всё добрёшенько пройдеть. – Обратилась Милёна.

– Я не, я ничё, всё нормально, – промямлил я и опять затряс коленом.

– Ды всё хорошо будя, – подключилась Лада, – первый раз труднее, а второй уж легшее.

– Да-да, я понимаю.

Горын вздохнул и почесал бороду.

– Скоро ты двойной тятя будешь, – улыбнулся Янгур, – и я тоже, погодя.

Эта новость меня немного отвлекла:

– И вы тож? А когда?

Все сидящие перенесли взоры на жену Янгура Лею, та смутилась и покраснела:

– РанА об том. – Тихо молвила она.

Горын опять вздохнул. Я, переживая, на него уставился:

– Что? – Вылетело из меня.

Горынова Млада двинула мужа сухеньким локотком:

– Та шош ты всё вздыхаешь? Нешто не видишь, что у человека крыша едет?

Весь женский состав присоединился к Младе, обругав могучего черниговца.

Испуганный могучий черниговец плюнул:

– А шо я? Ты, когда рожала, оне тож вокруг меня вздыхали – и встав присоединился ко мне.

Теперь мы топтали двор вдвоём.

О, как мы слиплись в дружбе, подумал я, каждый переживает, участвует.

– Да шож вы шарохаетесь? Усядтесь! – Встряла Лада, и толкнув Вовку, продолжила:

– Скажи ты им.

Пятак потёр бок, молча встал и пересел на бревно, лежащие у сарая, напротив.

Мы с Горыном уселись рядом. Данила с Янгуром покрутив головами пересели к нам. Так мы некоторое время сидели разделённые на два лагеря, женский и мужской, а меж нас играли дети возле которых легла Люля.

Я посмотрел на кошку:

– Катя, а ты за кого?

Та посмотрела на Лю и запрыгнула на лавку, на нагретое Горыном место.

В доме раздался женский полу-крик, полу-стон.

Я вскочил и опять начал мерить шагами двор, а друзья, собака и кошка наблюдали за мной как за маятником. Как только мой зад уселся на бревно, все вскочили.

…Детский крик! Крик появившегося человека огласил дом, трубя миру о новой жизни, о новых слезах, о новых радостях. Встать я не смог, только дурашливо улыбался.

Через некоторое время дверь дома отворилась, и баба Миланья поманила меня:

– Иди дочь встревай.

Я рванулся в дом, в уме договаривая за Миланьей «чуфыр-чуфыр».

Даньша пошёл в присядку, закидывая ладони на затылок, потом ползунком:

 
Ох, ёлочки-сосёночки,
Ой, родилась девчоночка…
Радуйтесь, родовичИ
Не угаснут русичи!
 

Горын, подхватив на руки своего сынишку и Настю, топал ногой и приплясывал, Вовка кружил своих мелких «Пятаковичей». женщины тоже вошли в притоп, А Лю прыгала и лаяла…

Раньше мне думалось, что сын – это хорошо, а дочь не плохо. Ныне было всё наоборот. Я ликовал больше чем Кот Матроскин, который с двумя коровками стал вдвое счастливее. Радости было «полные штаны». Вторая дочь, это вторая нежность и доброта, это косички и бантики, это снова «петя в попу клюк» … А мальчишки, ну и их нарОдим, лишь бы женушка не хворала, дай ей бог. Вот она, ещё одна частичка счастья.

Жизнь потекла рекой дальше. Забот чуть прибавилось. Ночные подъёмы, недосыпы, кормления, всё опять легло на плечи Светлы. Я конечно помогал чем мог, подменял на баюках пока она спала и так далее, но всё равно, чадо было всегда при ней, у её груди. Сколько ж в матерях выносливости и сил? Иной раз стыдно за нас мужиков.

В заботах угасали мысли о возврате домой. Вовка тоже был отвлечён новой идеей прокладки дороги через лес к соседям. Данилова жена крестилась, взяв имя Мария и теперь у них, после венчания, был как бы медовый месяц, без отрыва от грядок и коз.

Бурей заходил в весь реже и реже, отец Прокопий тож был загружен службами, да крещениями.

Однажды я спросил у Бурея, почему он дал нам год для размышлений о переходе в своё время, он ответил, что надеется научиться открывать окошко сам, но ещё пока не властен, а тот прибор, что припёрли мы с Данилой, будет этому подмогой.

Мне казалось, что наша весь изменилась. Нас часто навещали не знакомые торговцы, причём особо ничего не покупали, а так разнюхивали, мол готовились к большому торжищу. Мне иногда казалось, что все знают о нас, в окно ходивших, о том откуда мы, из каких времён прибыли. В воздухе чувствовалось какое-то напряжение, какая-то не видимая сжатая пружина.

По этому поводу мы частенько беседовали. Подозрительнее всех были Янгур и Горын. Назвеневшись железом, отдыхая, мы делились мнениями.

Горын твердил о грядущей беде. Не нравились ему эти не известные люди, приплывающие в челнах. Янгур тоже подозревал подвох. Мы с Вовкой не видели ничего плохого в гостях, ибо и раньше так бывало, но нехорошие предчувствия тоже имели. Данила отрицал наши переживания, видимо сказывалось обретение любимой, но одобрял наши бдения.

…И беда всё же пришла.

Вначале вересеня (сентябрь) собирались пойти снова в Городок, на торжище, расторговаться урожаями да ремёслами, да торжище само к нам прибыло, с огнём да сечей.

…Однажды утром, охотники обнаружили в лесу убитого, опознали как рыбака из соседней веси. Он был завален валежником не далеко от берега Кубены, причём не очень аккуратно, видимо тать спешил. При осмотре определили, что мужчина убит стрелой в спину, стрелу убийца забрал. О происшествии доложили Горыну, тот велел знающим помалкивать и принял некоторые меры. К соседям были посланы договорщики о совместном походе на торжище и пара человек с острым глазом да резвым умом, дабы разнюхать об убиенном подробнее. Ушли большим челном, особо не сторожась, а следующим днём, к нашему причалу, прибыли три больших лодии. Наши дозоры сообщили о подходе гостей заранее. Чужаки, достаточно бесцеремонно, пришвартовались и начали высадку. Береговая стража попыталась пресечь их наглость, на что гости проявили деланное дружелюбие и согласились дождаться наших старшин и их разрешения.

Как выяснилось, команды судов состояли из разного люда. Были и славяне, и свеи, и немчины, общим числом под сто человек.

Кирилл с мужами, поговорив с пришлыми, дал им добро на установку палаток у пристани, в стороне от мостков.

Гости принялись расставлять столы-прилавки, носили с лодей не приметный товар, растягивали холщёвые «дома».

Наши мужики подтягивались к берегу, к столам, к товарам. Вскоре появились жёны, подростки.

Торговля была вялой. Как не старались, как не расхваливали свой товар гости, а большого интереса, у весян не возникло. Слышались возгласы наших, что мол это мы и сами делаем, а это у нас лучше, а от этого старья давно отказались.

Меня удивляло то, что торговцы не обижались на хулу их товара, а наоборот радовались и желали посмотреть наш. Наши убегали в городок, приносили свои изделия и с гордостью выпячивали груди на цоканье и похвалы иностранцев.

Иностранцы представлялись купцами, всё выспрашивали чем торгуем, что изготавливаем, да кто научил. Видимо, кто-то из весян, взболтнул, по простодушию лишнего, взвалив на Вовку чрезмерное внимание гостей.

Володьку, глядя на его изделия, расспрашивали о его инструментах и приспособах. Вовка нервничал и не понимал, почему возле него постоянно крутятся чужаки.

– Да шош вы до меня прилипли? У нас все мастера «на все руки от скуки»!

– А это как делать? – Показал иностранец современное сверло.

– Откуда это? – Сдвинул брови хирург.

– Тут купил, – ответил немчин, – очшень дорого.

Вовка обернулся ко мне:

– Всё, достали. Пошли отсель. Даньша где?

– Та где-то тут с Янгуром был.

– Влад, что-то тут не чисто. Пойду ка я с Горыном потрындю, а ты давай найди Даньку с Яном и до нас.

– Добро.

Вовка исчез в толпе.

Было за полдень и мне хотелось быстрее найти друзей и выпить холодного квасу.

Походив меж палаток изучая обстановку, я пошёл к лодьям.

От судов двигались Данил и Янгур. Шли молча, не торопясь. Заметив меня, повернули навстречу и прибавили шагу.

Подойдя ко мне, они приветствовали меня смеясь и хлопая по плечам.

– Вы чё? – Улыбнулся я.

– А ни чё! – Ответил Янша.

– Разговор есть. – Добавил Даньша, сверкнув не хорошей улыбкой.

– А – а, тык и я про то. Пошли до Горы. – Ответил я тише и тоже улыбнулся.

Мы, по-приятельски закинув руки друг другу на плечи, шеренгой направились в горку, к воротам нашего городка.

– Вот что браты, – начал я, – тут наше свёрлышко у гостей нашлось, говорят купили.

– Свёрлышко? – Как бы переспросил Даньша, – у нас два деда пропали. Ушли с утра в лес, грибочки ягодки, к полдню обещали быть. Доброга нашёл, в пяти стрелищах, в лесу. Их кто-то кистенями… и лапником присыпал.

– Думаешь эти? – Кивнул я на пристань.

– Можт и эти… а можт и аще какия.

– В лодиях, – вставил Янгур, – у некоторых кольчуги под рубахами…

……………………………………………………………………………………

…В веси была заметна лёгкая суета. Народ не торопясь забирал крупный скот с пастбищ, заводил коров и лошадей за ворота, загоняя в хлева и стойла. Для меня это показалось странным. На стенах крепостицы тоже велась работа. Не торопливо, как бы обыденно, приносились кожаные свёртки со стрелами, сулицы, корзины с камнями.

У Горынова дома лениво дремали два молодца. Это были караульные, поставленные здесь на время военного совета. Хоть вид у них был и не официальный, своё дело они выполняли отлично, следя за обстановкой. Мы не успели раскрыть в вопросе свои рты, как один из молодцов, вытащив изо рта соломину, слегка кивнул на крыльцо. Не задавая вопросы, мы вошли в дом.

Совещание наших старшин проходило тихо. По горнице летали, довольные прохладой бревенчатых стен, мухи. Мужи беседовали иногда, отмахиваясь от крылатых насекомых. Вовка сидел со сдвинутыми бровями, да и лица всех присутствовавших не были светлы и расслаблены.

– Будем говорить с «гостями». – Сказал Горын, подняв чёрную, треугольную бровь, собирая складки на лбу, – похоже, не чисты оне на намерения. С низу идёт ишшо одна лодия, похоже ихня…

На лицах совета прочитался вопрос.

– Доброга поведал, а ямУ наши передали. – Пояснил Горыня, – ежли шта, в лес не уйдём, поздно. Ихние уж везде шарохутся, – помолчав добавил, – наглеют, однако.

– Как борониться будем? – Спросил Вовка, – их поболе сотни!

– Так и будем. У нас одна печаль, не сгореть, по сему воду пусть по колодцам набирают.

– Так можт, пока до сечи не дошло, в леса уйдём? – Вставил кто-то.

– Узрят, что бабы да дети уходят, сразу в мечи и за ними, а мы из-за стен не помощник. Пока из ворота выйдем, головы потеряем… – встрял Янгур.

Горын постучал пальцами по столу:

– Что им надобно то? Не пойму. Ежли добро, то нападай и секи, ежли люд, тоже сеча…

Я позволил себе предложить версию:

– А можт и то, и сё, и передовые технологии? Уж больно буржуи падки на превосходство в экономической и технической сфере. Оне готовы на любую подлость за это. А буржуев на лодиях пруд-пруди!

На меня глянули как иностранца, не поняв о чём я, только Горын посветлел взором, ибо общение с Вованом обогатило его технические познания и словарь.

– А ить могет и так-то! – Почесал броду черниговец.

– Ты всем то растолкуй. – Попросил Кирилл.

– Да шо тут толковать, – отозвался Горын, – мы думали наш Володимир первый мастер – затейник в округе, а вышло шта и в немчинах, и свеях о нём узнали, вот и хотят энти тати оттяпать у нас и навыки, и струмент, и похоже Володьшу.

Все замерли, уставившись на Пятака. Тот побледнел, на лбу появились капли пота. Мужики молчали.

– Эт как жа так, братцы, – прохрипел хирург, – мы ж вместе всё делали, мы ж свои…

Я не мог и предположить, что Горын так глубоко разовьёт мою версию.

– Не-е, – протянул я с умным видом, – оне бы сначала его подкупить попытались, а уж опосля выкрасть.

Вовка зыркал выпученными глазами. Кирилл глянул на него:

– Охолонь Володьша, в обиду не дадим.

Внезапно раздался голос Бурея:

– У гостей, на лодье, пленник имеется.

Все вздрогнули, ибо ведун умел появляться тихо и неожиданно. Он стоял у двери, старый, высокий, осанистый, с посохом в руке.

– Прокуд углядел, человека повязанного, за щитами, – продолжил Бурей, – я пошёл на догляд и хоть прятали его, но воду всё ж давали… узнал я добра молодца, который на прошлом торжище, со товарищи, свару с нашими устроил…

Я вспомнил бескровное рубилово с подпитыми молодцами в Городке.

– …коль повязан, – вещал волхв, – то не волен он собой… тут и нам надоть готовиться к худу…

После совета все разошлись по местам заведований согласно указаниям.

Мы с Вовкой собирались по домам, но нас остановил Бурей.

– Вот што мужи честные, соберите всё самое необходимое на случай отступления, мало ли … да и всем своим передайте.

…Любим, Данила, Кирилл и я, в сопровождении четырёх воев направились к лодьям «гостей», минуя их палатки. У палаток нас остановили и узнав цель прибытия пригласили в один из шатров, где находились старшины противной стороны. Четверо наших воинов остались у входа в шатёр, в окружении чужаков.

– Почему с оружием пожаловали? – Спросил немец через своего толмача.

– Есть причины. – Тихо ответствовал Любим.

Беседа длилась скользко и не долго. Обсуждались разные вопросы и в конце концов Кирилл заговорил о главном:

– С вашим прибытием, у нас в веси произошли беды. Ныне пропали в лесах наши люди, – выдал надумано Кирилл, – а также убиты два почтенных старца. Хотелось бы знать, не причастны ли ваши люди к сим деяниям.

Толмач перевёл нам ответ, мол гости люди мирные и не хотят никому зла, что прибыли только для торговли и распространения благ, а также для обращения заблудших дикарей в истинную веру Христову.

– У нас есть свой проповедник веры, – ответствовал Кирилл и показав нательный крест продолжил, – ведомо нам, что есть у вас полоняники. Ежели они наши, то требуем их вернуть нам, ежели они злое содеяли, то заплатим за них виру и накажем сами, пред вашими взорами, а ежели вы зло затеваете, то быть вам битыми.

– Нет у нас ваших людей. Мы никого не пленяли и не неволили.

– А вязаные на лодьях? – Вставил я.

– То наши люди. Воровали у своих, теперь ждут наказания за содеянное.

– Дозвольте убедиться, что полоняники не наши сродники и мы уйдём в весь и успокоим родовичей.

– Конечно, сейчас их приведут.

– Нет, дозволь нам самим.

– Хорошо, пусть двое из вас пойдут убедится в нашей честности, а остальных приглашаю отведать наше кушанье.

Кирилл глянул на меня и Даньшу, мы встали, учтиво поклонились хозяину, тот что-то сказал своему поверенному и указал на выход.

По пути к лодьям нас сопровождали чужаки, ибо наши вои остались у шатра.

Нам показали связанного здоровяка, что лежал за щитами, которого мы сразу узнали, не смотря на побитое лицо. Это был тот самый детина, который затеял в Городке свару, зацепив Данилу.

– За что тебя? – Обратился к пленнику Данила.

– Утечь хотел. – Сплюнул лежащий на боку беспомощный здоровяк, не поворачивая головы.

– А что содеял?

– То и содеял.

– Знаешь меня?

– А хто ты таков, штоб о тебе знали?

– Волк, с хвостом поджатым. – Ответил Данил.

Пленник молчал, не понимая чужой интерес к нему.

Я обратился к охране:

– А где остальные вязаные?

– Тута ишо двое, под холстиной.

– Живы ли?

– Живы, сцо им станется – ответил мужик с новгородским акцентом и край тента приоткрылся.

Ну да, подумал я, та же компания.

– А что сотворили?

– Нанялись охраной, а вчарась ночью, мечи да брони на мель покидали и сами утечь хотели, да все не успели. Но трое всё ж утекли.

Я поставил галочку в уме «было шестеро», вся компания из Городка.

Провожатый немчин что-то сказал, а толмач перевёл:

– Видимо те тати ваших и побили.

Мы молча сошли на берег и направились к шатру, где «гостевали» наши старшины.

За спиной раздался крик связанного здоровяка:

– Помню волков, берегитесь волки!

Мы с Данилой переглянулись, выходит узнал нас задира и предупредил.

В шатре доложили, что пленники не наши, на что немчин льстиво улыбнулся.

Кирилл задумался и обратился к чужаку:

– Вас было больше сотни, а теперь чуть более половины, где остальные, не затевают ли замятню?

– Нет. Мои вои ловят рыбу на реке и охотятся.

– А кто дал добро на охоту вокруг нашего града?

– О-о, нет, мы охотимся на другой стороне реки, далеко.

– Понятно. Весь те места не трогает, бережёт, а вы значит хозяйничать начали?

…Мы шли к стенам нашего городка и тихо рассуждали. Теперь было понятно, что весь окружена по лесу не большими отрядами и уводить баб, старцев и детишек в дебри поздно, ибо попадут в полон и начнётся шантаж. Надо было готовить оборону нашего городка, а по большому счёту готовиться к сожжению городка и наших домов.

– Тут, братцы, серьёзные вои собрались, по ним видно. – Высказался серьёзно Данила, – лютые вои, не торговцы.

Кирилл вздохнул.

Настроение у меня было препоганое. Воевать не хотелось, да и не чувствовал я себя воякой, а вот тревога за семью усиливала беспокойство.

Наверное, раньше мне показалось бы, что вот я, вот мы и где-то рядом романтика, но тут было не так, была сухая безысходность, говорящая только о сече, крови, смерти. Это я чувствовал от своих друзей и товарищей, от их серьёзности и сосредоточенности. Данила не шутил и не балагурил, но всем своим видом показывал серьёзность положения.

За что, почему? Почему там, слева по карте, затевается зло против меня? Почему оттуда даже ветры поганые дуют, несущие дожди, слякоть, морось, болезни, мор? Почему оттуда идёт безбожие и гадость на нас, на всех нас?

Мы зашли к Горыну и доложили о том, что узрели.

– Обложили! – Стукнул по столу кулаком черниговец. Как так случилось?

… На улице ударило, загудело било, в сенях послышался топот ног. В горницу залетел караульный: