Текст книги "Фантастическое приключение городского лучника (СИ)"

Автор книги: Сергей serdobol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

– Володь, можт мы мотнёмся домой, ну в смысле в будущие, в смысле к нам, хапнем стеклотекстолита, а если повезёт, ламинат лучный урвём. А?

– Не выйдет Влад. Во первых в сельпо нет подобных материалов, ехать искать по области опасно, мало ли дверка закроется.

– Ну тык Бурей откроит.

– Теперь четыре года не откроет. Понимаешь, у этого прохода расписание есть, четыре года открывается один раз в год, на три дня, а следующие четыре ни-ни, – объяснил Вовка, – так что мы теперь тут на четыре года, без связи с будущим сидеть будем.

Мне стало не хорошо:

– А Бурей?…

– А что Бурей? Он не изобретатель, а, по местным меркам, учёный и хранитель тайных знаний. Как-то при беседе он обмолвился, что ещё две двери есть, но он их ещё не вычислил. В нашу дверку то он сам нырял… ещё до меня, – Володька задумался и с горечью продолжил, – да сразу попал на подпившую кампанию. Во общем они пьяные были, бутылки да банки валялись, срач кругом… Он как из воздуха появился, а наши ему, мол ура Дед Мороз и все проявления пьяного дерьма. Ему налили, пытались заставить выпить. Дело до драки дошло. Он сначала их словом вразумлял, потом, когда ему попало и ножи появились, отметелил всех посохом своим и нырнул домой. Теперь ему в будущее не хочется. Я же слышал в Харовске историю про белого лешего, который с палкой по лесу ходит и всех колотит, а потом сюда попал и познакомился с ним. – Улыбнулся мой приятель.

– Придётся плечи делать из подручных материалов.

…После разговоров с местными спецами, я остановился на биокомпозите.

Пару турьих, вываренных рогов, сухожилия и рыбий клей я выменял у Кирилла на складной нож. Берёзовые ламели, шестьдесят миллиметров шириной и толщиной два миллиметра, я изготовил сам, изрядно попотев. По дороге в кузню к Горыну меня окликнул Данила:

– Влад! Здрав будь. – Подошёл он с вёдрами на коромысле. – Гляжу несёшь чего то, что затеял?

– Лук хочу изготовить.

– Так ты лучник? А по што молчал? Хорошее дело затеял.

– Не, не лучник, но пытаюсь им стать.

Он осмотрел мою ношу и пригласил зайти к нему. Дома, из-за печки он достал горшок и протянул его мне:

– Держи. Попробуй роговой клей. Себе делал, но ща не до него, бо каждый день спину в порядок привожу.

– Всё ещё болит?

– Малость.

– Спасибо Данила.

– На здравие! …

… Плечи были собраны в бутерброд от живота – рог дерево, сухожилия, дерево, сухожилия, дерево, сухожилия, дерево… и со спины четыре слоя сухожилий. Толщина плеча получилась почти полтора сантима у рукояти и чуть тоньше к концам, то есть лук был цельным и кривым. Процесс был нудным и долгим. Ламель обильно покрывалась роговым клеем, укладывался слой сухожилий, опять ламель, сухожилия и т. д. Всё это обжималось и сушилось. Потом приклеивался рог, а уж потом четыре сухожилия на спину. В концы сразу крепились петли, зацепы для тетивы, эти места укреплялись роговыми пластинами и приматывались с пропиткой обмотки. Промежуточные и окончательная сушка происходила в закрытой кузне. Ох и напотелся я! Лук был готов за три недели. Ещё три дня было потрачено на тиллер по спине. Мы с Вовкой очень переживали за такое быстрое творчество и не были уверены в качестве нашего детища, хотя при тиллере лук гнулся и упирался как положено. С изготовлением рабочей тетивы были сложности и у нас ничего не получилось. Помог нам в этом, Любим. Он никак не мог сообразить, зачем их три, но всё же свил, две из конского волоса, и одну из шёлковой нити, за что пришлось ему подарить своё (современное) огниво. Обе тетивочки получились толще обычных, но мы за это особо не переживали.

И вот наступил день испытаний. Моща нового изделия была в районе тридцати пяти кг и поэтому пришлось попотеть в сарае устанавливая волосяную тетиву и немного потягав изделие, мы завернули секретное оружие в тряпицу и пошли его испытывать. На встречу попался Доброшка с приятелями.

– Здрастя! Поздоровались дети.

– Привет парни! – ответили мы.

… В качестве мишени мы выбрали бочку с проломанным дном, стоящую на берегу реки. Стрелком испытателем был Вовка.

Он надел шелом, наруч, перчатки, выдохнул, с силой стронул тетиву, подвижные рога повернулись в петлях и Пятак удовлетворённо улыбнулся, радуюсь сбросу нагрузки. Первый выстрел он смазал, и стрела мгновенным пунктиром исчезла в траве. Потом подумав повторил попытку. Прицеливался долго. С сорока шагов калёная стрела пробила бочонок на вылет.

Мы обрадовано переглянулись и тут за спиной раздался голос.

– Ежели б своими очами не видел, не поверил бы! – Раздался хитрый голос Данилы.

Мы оглянулись, за нами наблюдали наши помощники – снабженцы и пацаны и даже бабы.

– Чему? Тому что новый лук бочку пробьёт? – Раздуваясь от гордости спросил я.

– Та не. Тому что Волод да Влад по утрам в шеломах с бочками воюют.

Все заржали, а Вовка покраснев лицом снял шлем и усмехнулся.

Мужики подошли к бочке и увидели эффект выстрела.

Потом было обучение, объяснения и пробы стрельбы. Стреляли все взрослые, дивились сбросу нагрузки и мощи выстрела. Одну стрелу Горын запулил на дальность. Как стрела набирала высоту видели все, но где упала не усекли. Искали долго, в итоге нашли на дистанции 636-ти моих шагов, это приблизительно 500 метров.

Мы были довольны и луком, и довольством нашим товарищей.

К сожалению Наша конструкция прослужила не долго. Потом, спустя месяц, лук подсел и перестал выдавать нужную мощь. Наши охотники тоже потеряли к нему интерес и мы раздосадованные разобрали конструкцию.

Увлечённый процессом я продолжил свои изыскания и принялся за изготовление привычного, для местных охотников, лука, но с некоторыми своими доработками.

Пролетел месяц. Похолодало. Частые дожди, наводили хандру. Конец октября был слякотным и промозглым. Весяне оделись в более тёплые одёжи, шапки и обулись в кожаные сапоги. Люди развлекали себя как могли, без отрыва от забот. Женщины ткали холсты, сучили пряжу, шили одежды, устраивали посиделки, пели песни. Мужская половина веси, включая детей, не прекращала заниматься воинским и охотным делом, упражнялись, стреляли, изготавливали силки и вили верёвки. Бурей часто рассказывал сказки и былины подыгрывая на гуслях, собирая слушателей всех возрастов. Вообще с музыкой всё было налажено. многие играли на гуслях, гудках, жалейках. Для музыки годилось всё, из чего можно было извлечь звук.

Наконец, установилась сухая погода, с лёгкими ночными заморозками. Вовка предупредил меня сказав, что б я готовился к охоте и я не замедлил со сборами. Законченный лук, обмотанный жёлто-коричневой берестой, которым я был очень доволен, не терпелось испытать в деле, тем более, что наши охотники, постреляв из него сделали заказы, отметив его быстроту и постоянство выстрела. Биокомпозит, по мотивам археологических ноходок из швецкого Хольмгарда и русского Новгорода оказался очень стабильным и предсказуемым. Для не следующих, это укороченный, до метра шестьдесят пять, новгородский лук, на котором концы плеч являют плоскости перпендикулярные плоскостям плеч, как на хольмгаардском. Со спины приклеены четыре слоя сухожилий, а на животе турий рог. Лук почти прямой, с небольшим выгибом на спину, когда без тетивы. Я гордился своей работой и не отказывал заказчикам. Каждодневные тренировки в стрельбе с нового лука сделали своё дело. Собрать десяток стрел с сорока шагов в кожаный шар, растянутый на верёвках, для меня было просто. Попытки бить уток в лёт тоже радовали, ибо три-четыре из десяти сбивал, но мои товарищи в этом были искуснее, особенно Любимовы и Кирилловы сыновья. Те вообще почти не мазали, ни в уток, ни в шар, причём с вдвое, втрое большего расстояния…

Я сидел в сенях и готовил охотничьи причиндалы. На завтра намечался выход за мясом. Перебиралось всё, проверялась острота наконечников, короткого копья с висящей на ремешке, ниже наконечника, перекладиной, наличие ложки, и всяких нужностей. Во общем перепроверял то что было уже проверено и получал от этого удовольствие. Наверное, меня поймёт каждый рыбак и охотник. С копьём я научился обращаться достаточно сносно. Метал метров на десять и попадал в козий бурдюк набитый соломой.

Хоть и занимался я любимым делом, а в душе была тоска. Даже песенки у меня были теперь больше грустные, чем весёлые:

 
Меня девушки хорошие не любят,
А плохие самому мне не нужны…
 

Дверь со скрипом отворилась, пламя трёх свечек колыхнулось, на стенах задвигались тени:

– Всё тоскуешь, горе горемычное? – Спросила баба Мила.

– Да нет, просто пою. – улыбнулся я.

– Жениться тебе надо Владушка, а то так усохнешь.

– Да я уж был, хватит.

– Не там был видать. Нака вот тебе одёжу охотничью, и не только!

Баба мила порылась в дощаном ящике, в котором лежал лапник, веники для бани и достала от туда кожану куртку, тканые толстые порты, шерстяной свитер и расшитый, да отделанный тесьмой, плащ-накидку.

– Порты орехом крашены в коричневый цвет, а куртка корнем крапивы в зелёный. Тут таких ни у кого нет!

– Эт што ж такое бабуль, когда ты успела сшить? Ну спасибо, буду должен.

– Пень ты берёзавай, дубина стоеросовая (!), – Начала отчитывать меня Бабуся-Ягуся, – да рази я, в своих-то летах, так сделаю?

– Чу-фыр, чу-фыр! – Передразнил я засмеявшись.

– Для такой работы у меня уж давно взор не тот! – ответила она и врезала костяшкой пальца мне по лбу, за передразнивание.

– А кто ж тогда? Опешил я.

– Тфу ты! Годами вышел, а умом нет.

– Да скажи, кому я теперь должен?

– Мне Светла наказала не говорить. – Хитро отозвалась старушка.

– Светла? – Громко переспросил я.

Это была та милая, симпатичная женщина, которая в лазарете слегка опёрлась мне о плечо головой, смеясь над шуткой Данилы. Её мужа лет десять или больше назад медведь поломал, она теперь жила одна, деток то не успели завести. Жила тихо в маленькой избёнке, вросшей в землю, мужиков к себе не подпускала, как бы те не хорохорились. Я на неё давно поглядывал, но не решался не то что бы подойти, но даже в глаза посмотреть. Так выходит, мы друг на друга смотрели и боялись не понравиться. То-то Бурей часто о ней говорил при мне, привлекая при этом моё внимание, мол Светла, опять замолодилась, расцвела, томится, а я балбес не понимал о ком и для кого он это говорит…

– Выходит Бурей специально… А я баран тугой…Так надо к ней зайти, сказать…

– Тфу, тялок ромейский. – Огрызнулась бабуля.

– Почему ромейский? – Растерялся я.

– Потамушта сначала обгадиться, а потом хвост подымает. – Отозвалась Баба-Яга и шаркая, по скрипучим половицам, зашла в горницу.

Рано утром охотники собрались у расшив и занимались погрузкой вещей. Было слегка морозно, людей окутывал пар от дыханья, под ногами хрустела заиндевелая трава и скрипел прибрежный песок. Кругом шныряли пацаны, помогая отцам, жёны укладывали хлебы и другие продукты. Собаки радостно вертя хвостами каральками, понимая куда собираются люди, сами прыгали в расшиву и устраивались поудобнее, иногда огрызаясь друг на друга.

Планировалось уйти от веси на день пути, остановиться у зимовья и там начать охоту, а через пару тройку дней возвернуться.

– Ух хороша у тебя одёжа и в лапнике вылежанная! – принюхиваясь похвалил Данил.

– Шо так далеко идём? Возле веси зверя ж достаточно. – Спросил я у него.

– Вот поэтому и далеко, что б своего сберечь. Уразумел?

– Угу.

Погрузка заканчивалась. Кто-то передавал передачку родственникам, жившим в полдне пути, кто-то друзьям.

Женские руки подали мне наплечную суму.

– Кому? – принимая вещ и поднимая глаза выпрямился я.

– Вот. – Неуверенно ответила Светла, испугано глядя и пятясь назад.

– Благодарствую. – Тихо ответил я и улыбнувшись повесил сумку на плечо.

Глаза её расширились, и она скромно улыбнулась. К нам подошёл Бурей.

– Не пуха ни пера Влад! – А ты Светлушка готовь кадки, пялки, скребки, соль для добычи… Чай охотник с добычей приде.

Светла покраснела, а я опять улыбнулся.

Расшива отчалила, гребцы налегли на вёсла, заскрипело в уключинах, судёнышко набирало ход. Она сделав шаг, помахала мне рукой, я в овеет шапкой.

Во мне всё ликовало! Меня ждали на берегу не только друзья, но и любовь. Это было счастье! Вовка сзади похлопал меня по плечу. Данила обернулся и как всегда выдал:

 
Завилóсь у селезня на хвосте колечко,
Видно ждёт желанная, дома на крылечке.
И порты на селезне стали тесноваты
Не стерпеть желание, засылайте сватов.
 

По расшиве прокатился смех. Я, смущённо смеясь, шлёпнул Данилу по шапке. Он обернулся и с улыбкой записался в сваты.

Мы шли в верх по течению.

Первые минут десять мы шли достаточно ходко, потом Кирилл, являющийся старшим, дал команду, и расшива пошла более спокойно, держась своего берега. Мимо «плыли», привычные взгляду, леса. Иногда от берега отходил лось и скрывался в чаще. Через два часа, нас сменили на вёслах наши товарищи. Настроение у всех было хорошим, чему способствовал Данил.

Я думал о Светле и боялся, что вдруг мы не подойдём друг другу, вдруг любовь угаснет, не разгоревшись и тут же отгонял эти мысли, переключаясь на другие размышления.

Наш маленький промышленный отряд поднимался выше и выше по течению реки Кубены. Вот жизнь, думал я, чтобы съездить на охоту, тринадцать человек идёт почти в полном вооружении. В расшиве лежали мечи, сулицы, луки с наполненными тулами, щиты, шеломы, не было только доспехов. Всё это добро было на всякий случай. Дай бог, что бы это всё не пришлось применить.

Вскоре Кирилл дал команду поменять загребных. Моя шестёрка снова взялась за вёсла.

К полудню показался песчаный пляж, на котором стояли не большие челны. Это было соседское селение. Встречая нас к берегу сходились люди, улыбались, махали руками приветствуя.

Мы пристали к берегу. Кирилл выпрыгнул и подтянул нос судна на песок.

– Доброго здоровица соседи! – он степенно поклонился, – Здравствуй МогУт!

– И тебе здравия Кирилле! Тебе и твоим спутникам. Отдохните у нас, расскажите новости, отведайте хлеб соль. – Ответил, МогУт, глава этой деревеньки, и пожал руку Кириллу.

– Благодарствую! – И наш предводитель махнул нам рукой.

До этого мы сидели молча и теперь с шумом, смехом и разговорами начали высаживаться на берег и выгружаться. Полуденное солнышко пригревало, не смотря на осень, распотевшиеся мужики, поснимав верхние платья белели в одних рубахах. Началась мелкая торговля и передача посылок. Сразу же где-то раздался хохот. Это Данила опять что-то учудил. Наши привезли на торг, различные металлические изделия. Ножи, скобы, петли, навесы, скребки, даже рыболовные крючки, нашего производства, пользовались здесь не плохим спросом из-за качества, количества и дешевизны. Оно было и понятно, нашим мастерам помогал инструмент, внесённый в этот век Вовкой. Я с интересом наблюдал за торжищем и жалел, что мне нечего предложить, не ради наживы, а просто ради общения, ради «себя показать и на людей посмотреть». Мне нравилось всё происходящее и для меня обозначилась чёткая граница настроений и поведения людей моего времени и времени наших далёких предков. Здесь всё было просто и открыто, а у нас всё натянуто и не откровенно. Дальние родственники торговались меж собой, иногда доходило до повышенных тонов и ругани. Со стороны хозяев плёса, были выделены люди, которые следили за происходящим и не допускали ссор. Это были два молодых здоровяка типа Горына, и спорить с ними было себе хуже.

– Ничё, в следующий раз свои луки привезёшь, или ещё чего и расторгуешься. – подошёл ко мне Володька.

– Привезу, обязательно привезу! – Кивнул я, горя глазами.

На берегу был поставлен котёл, разведён огонь и началось приготовление супа, а точнее пшённого кулеша. Каждый член команды почистил по две картошины и мелко их порезал, в котёл была налита вода и засыпано пшено. Пока крупа варилась, очищенный лук запекался над углями до золотистого цвета, нанизанный на прутики, потом порезан и заброшен вместе с сушёным мясом и картофаном в котёл. В конце сыпанули соли и сушёной зелени. Запах плыл по всему берегу. Наши собаки не подпускали хозяйских собак к котлу, и провоцировали драку, поэтому пришлось их привязать на расшиве. После трапезы был отдых и разговоры с хозяевами.

МогУт поведал, что в серпень, меж Стрибожьим днём и Златогоркой (я потом узнал, что это с 21 по 28 августа) налетели на них несколько человек доспешных буртасов, злые были, ошалевшие. Пытались пограбить, но селяне их прижали, одного полонили, остальные пятеро, не солоно хлебавши в леса ушли. Пленник оказался нашим русином, он и рассказал, что была у них ватага, разномастная, русские, меря, один варяжек, буртасы и другие люди. Не то все беглые, ни то изгои за грехи… В общем сплотились они в ватажку и пошли мошну набивать, да приключилась с ними беда. Ходили по Волге, на двух лодиях, а очутились тут. Начали местных грабить, а наша весь их побила. Пленный всё валил на демонов, а когда случайно услыхал, кто княжит в Новгороде, и какой ныне год, не поверил, кричал, что мы на сто лет ему врём и князья те уже померли давно, плакал, просил у кого-то прощения и умом тронулся. Хоть он и зарубил двух местных защитников, люди сжалились над блаженным и оставили жить.

Услышав этот рассказ, мы с Володькой переглянулись:

– Выходит, они как и мы сюда влетели? – Спросил я.

– Выходит так. – Вздохнул Пятак, – но психика у нас покрепше оказалась.

Отдохнув с часок, наш отряд, продолжил путь. Облегчённая расшива резво шла, рассекая воду, легко реагируя на потуги вёсел. Уже в сумерках, мы причалили к берегу, возле дальнего зимовья. Собаки сразу бросились в полаз и исследовав берег вернулись. Весь скарб был перенесён в домик, расшива на руках доставлена под стену сруба. Двое сынов Кирилла мигом растопили глиняную печь, организовали лёгкий перекус, и все улеглись отдыхать перед завтрашними охотными трудами. Я открыл суму и рассмотрел, что дала мне в дорогу Светла. В суме лежало огниво, трут, тёплые портянки и зашитая ладанка (!). Оберег, она дала мне оберег, значит она дорожит мной, бережёт, любит. Мне было хорошо. Я повесил заветный мешочек на шею под одежду, потушил свечку, расстелил на полу рысью шкуру и довольный уснул, накрывшись плащом.

Утром все были на ногах и не торопясь собирались. Было слегка зябко и поэтому, все по очереди заигрывали с собаками, чтобы разогреться. Умные животные скакали козликами, носились сбивая с трав утренний иней, а подбегая к оружию поскуливали в нетерпении и предчувствии охоты. Решено было разделиться на три группы по три человека и уходить на поиски зверя, а оставшиеся четверо исследуют угодья вокруг зимовья и приглядят за обстановкой. Перед отходом, охотники исполнили ритуалы поклонения и просьб своим богам. Я мысленно поздоровался с лесом, попросил его дать мне зверя, а лешего попросил не мешать, но помочь.

…Наша тройка шла на юг к дальним болотам. Первой бежала Вовкина собака Дуся, за ней следовал Вовка, потом я и замыкал шествие Данила. Идти по хвойной подстилке леса было очень приятно. Она смягчала поступь и глушила шаги. Двигались часа три. Всё больше попадалось лиственных деревьев, растущих не в одиночестве, а колониями. Облетевшая листва уже не давала тишины и шуршала под ногами. Изредка стрекотала сорока, выдавая нас всему лесу, и Данила грозил ей пальцем. Иногда на лицо прилипала, брошенная паучком, паутина, не замеченная глазом. Дуся, всё время бежавшая носом в землю, иногда останавливалась, прислушивалась, вынюхивала что-то под корнями поваленных деревьев, сбегала с тропы в сторону и делая не большую петлю, возвращалась, поглядывая на нас умным взглядом, как бы говоря, что тут столько всего, но интересного мало. Чуть погодя начался смешанный лес.

Мы остановились передохнуть, глотнуть воды и послушать. Дуся сразу сделала круг и подбежав села у Вовкиных ног, глядя в сторону дубравки.

– Чует. – Проговорил Данил.

– А что там? – Спросил я.

– За дубами сырость, болотина, осинник, ельник, кабан, лось, олень к воде выходит. Ща изведаем.

Припрятав крошни (заплечная рамка с полкой, заменяющая рюкзак) и всё лишнее под стволом необъятной, поваленной ели, мы растянулись цепочкой, оставив Володьку с Дусей в центре. Охота началась внезапно. Собака почти сразу нырнула в осинник и залаяв, выгнала на нас трёх лосей. От неожиданности мы подняли луки и всадили стрелы залпом в одного самца. Он был ближе ко мне и моя стрела оказалась более точной и смертельной. Начался мандраж, я был доволен собой и луком.

– Ты гляди как тебе попёрло! – Сказал Вовка.

– Ни чё Володь, мы его нагоним! – Азартно проговорил Данила.

– Дуся ищи! Надо переплюнуть этого задаваку! – Прошипел Вован.

Дуся сразу вся изменилась, стала серьёзной и пошла в полаз.

Мы двигались цепочкой, с луками наготове. Я, то пригибался под нависшие ветви, придерживая копьё за спиной, то перешагивал валежину. И вот собака сработала. Метрах в ста от нас, из ельника лился громкий хрипящий лай, отзываясь эхом по лесу. Мы ускорили шаг, лай собаки перемещался из стороны в сторону. Когда до места оставалось метров тридцать, из ельника не торопясь выбежало стадо кабанов. Ай Дуся, ай умница, на нас ведь выгнала. За дикими свиньями, с лаем, вылетела охотник Дуся, стараясь укусить последнего, самого крупного кабана, который периодически останавливался, чтобы дать отпор назойливой собаке. Моё сердце заколотилось, отдаваясь ударами в висках, происходящее перед нами, лай, рык, кабаний запах, глухой стук копыт, всё это горячило кровь. Я растянул лук, взял упреждение и мягко отдал тетиву. В глазах всё происходило в замедленном темпе. Я слышал хлопки тетив моих товарищей, я видел, как отошла от лука стрела, извиваясь оперением, как она летела на перехват бегущего кабана и только момент поражения цели оказался резким и быстрым, с характерным хрустом пробитой шкуры. Вторая стрела летела следом за первой, а третья, уже догоняя стадо, срикошетила о ветви деревьев.

Вовка резко свистнул призывая Дусю, что бы успокоить её и не дать уйти за стадом.

Шапки у всех были на затылке, всем было жарко. Данила подошёл к собаке и потрепал её за ухо:

– Молодец Дуся! Не зря тя хозяин на цепь не садит. Такой как ты на цепи не место.

Собака понимая, что все её хвалят, дышала, вздымая бока, счастливо виляла хвостом, высунув язык, и поглядывала в сторону ушедших кабанов, показывая, что ещё не такое может в такой доброй компании.

Просидели около получаса, остывая и попивая травяной настой.

– Пора. – Тихо сказал я.

Товарищи кивнули и мы двинулись по следам. Я посчитал шагами дистанцию стрельбы, оказалось примерно одиннадцать – двенадцать метров. Ну, посмотрим.

Собака сразу взяла след и повела нас за ушедшими кабанами. Обилие крови по сторонам тропы говорило о хороших попаданиях. Тут же, у тропы валялся окровавленный обломок стрелы, длиной в ладонь с моим наконечником. Шагов через семьдесят, Дуська присела, вздыбила холку и зарычала – не далеко лежала чёрная масса дошедшего кабана, килограмм под сто. Вовка вытащил за хвост стрелу:

– Твоя Влад. Похоже лёгкие прошла.

– Хороший выстрел. – Похвалил Данила.

Мы шли дальше. Шагов через сто лежал ещё один кабан, тоже одной стрелой битый в лёгкие, второй в брюшину и с третьей, моей, в заднице. Первые две были Даниловы.

– Ну у тебя и скорость стрельбы! – Удивился я, обращаясь к Даниле, – две успел всадить пока он мимо-то бёг.

– На том стоим! Но ты его в зад добил, – довольно улыбнулся он.

– Данила с отрочества со степняками сшибался! Что верхом, что пешим, вот и поднаторел. – Вставил Вовка.

– Где? – Изумился я.

– Под Курском. Курянин я. – Взгрустнул Данила. – Так, не слабнем други!

Дальше по крови шли минут десять, подошли к редкому камышу, у Дуси поднялся загривок.

– Хреново! – Сказал Данил и снял копьё, – он ща нас поджидает, теперь мы для него мишень, а не он для нас.

Мы на приличном расстоянии друг от друга, медленно двинулись в камыш. Дуся первая, за ней Володька, пригнувшись и низко неся копьё. Я и Данил шли плечом к плечу позади.

Секач с красными, налитыми злобой глазками, вылетел внезапно, Дуся бросилась на встречу, увернулась от его клыков и вцепилась ему в заднюю ногу. Зверь этого почти не заметив атаковал Володьку, тот упёр комель копьеца во влажную землю, наступил сапогом и принял кабана под рыло, на отточенный лист копья.

Древко вошло в мягкую землю и сломалось. Удар по ногам Вовки со стороны казался просто толчком, на самом деле это было чревато порванными и поломанными ногами. Вован сиганул что было мочи и падая, подался в сторону, Дуся, с рыком бросилась спасать хозяина, вцепившись в пятак зверя. Данила молнией оказался в ревущей, орущей, визжащей куче и всадил своё оружие в бок секачу, тот перекинул свой гнев на него и стряхнув собаку, мотнул мордой по Данилиным ногам, тот отлетел вместе с копьём. Я с налёта, что было дури сунул свою рогатину кабану в шею, под ухом, тот рванул на меня, опрокинул, но подоспел Вовка, он подхватил Данилово оружие и всадил в сердце бешеного зверя.

Покалечены были все. У Вована был порван сапог и кожа голени, у Данилы раскрыта кожа на бедре, у меня вывих кисти на одной и разрез по предплечью на другой руке, спасибо Светле за куртку, смягчила удары клыков. В общем мы легко отделались. Хуже всех была Дуся. Она в полулежащем положении, поскуливая, пыталась зализать правое, разорванное плечо. Шкура висела лохмотьями.

– Раздевайтесь! – Заорал уже не Вовка а опытный хирург.

Он быстро снял с пояса кожаную аптечку, обработал нам с Данилой раны, перебинтовал и бросился к Дусе, припав на колени.

– Дусяна моя, потерпи, я сейчас, я быстро. – Шептал он, склонившись над собакой.

Дуся, поскуливая, пыталась слизнуть слёзы со щёк трясущегося Вовки. В конце концов он пришёл в себя, перетянул свою кровоточащую руку и принялся обрабатывать, а потом зашивать собачьи раны, причитая:

– Дуся, сколько ж под тобой крови, ты только не умирай, кости целы, жилы целы, а мясо и шубку твою, я зашью, держись, иначе что я детишкам скажу, они же тебя любят, а кровь я тебе добуду, – приговорил хирург теряя слезинки. Потом Володька начал зашивать нас и успокоился, а под конец, вправил мне кисть и упаковал в лубок. Я подивился мастерству хирурга и его медицинским запасам в аптечке.

О разделки добычи не могло быть и речи. Забинтованная Дуська встала и пошла пошатываясь. Пройдя десяток шагов села уставшая. Кровопотеря была огромной, глаза застила пелена…

Сделав волокуши для раненой собаки, мы возвращались к зимовью израненные, уставшие и забрызганные кровью, от сапог до шапок.

… Пришли уже в темноте. Наши встретили нас с расспросами и переживаниями.

Кирилл сразу отправил команду за нашей добычей. Нам наносили воды и помогли помыться. Одежду мужики постирали и разложили на глиняную печь.

Володька сделал перевязки и утомленный лёг на рысью шкуру возле своей собаки. Мы с Данилой пристроились рядом.

– Дуся, – обратился к собаке Данила, – с тобой не пропадёшь.

Она попыталась нас облизать, но мы, рассмеявшись, отклонили её старания.

Она устало завиляла хвостом.

– Выздравит! – Констатировал я.

Ослабевшие от вчерашних злоключений мы проспали утро и не слышали, как встали наши товарищи. Мы торопливо поднялись. Володька сразу занялся нашими ранами, промыл каким-то отваром и намазюкал мазью из тюбика, который откопал в своём мешке, потом забинтовал. Пока он обрабатывал Дусю, та вяло старалась слизнуть мазь и лизнуть Вовкины руки. Наш доктор всё бубнил про какой-то сепсис и другие медицинские штучки.

– «Левомиколь», – прочитал я надпись на тюбике, – эт что?

– Злобных микробов не пускает на рану.

– Эт хтож такия? – Спросил Данил вертя в руках мазь.

– Демоны не видимые! – Ответил доктор.

Данила посерьёзнел и уважительно положил тюбик к Вовкиным причиндалам.

В домик вбежал сын Кирилла, Никифор, что-то ища.

– Никиша, шош не побудили то? – Спросил вяло Данила.

– Тятя не велел. Он давича с Могутой договорился, тот как обещал, малую расшиву прислал. Парни вчетвером засветло вышли и уже тут. Притомились сердешные. – Деловито, по взрослому ответил парень и исчез с мешком в руках.

Надев на затылок шапку я вышел на морозный воздух. Пробежав взором по окрестности, поймал себя на мысли, что, живя в двадцать первом веке, у меня никогда не было такого чудного ощущения от выхода на улицу, как здесь. Воздух! Его приятно было вдыхать, он пьянил, бодрил, казалось, он давал силы.

За спиной появился Данила и поправляя пояс на куртке спросил:

– Ну, шо тут они без нас нагородили?

– Пошли, поглядим.

Мы спустились к реке. На берегу стояли две расшивы, наша восьмивёсельная, без пары вёсел и малая, наших соседей, о четырёх вёслах.

– Данило! – Окликнул Кирилл, – грести из вас троих кто может?

– Я.

– Не густо! Пойдёте на малой расшиве, она уже гружёна, я сыновей своих вам на весла дам, по течению управятся. Хозяева здесь остаются, будут ждать своих охотников. Дойдёте до их плёса, могут пособит по разгрузке, вернёте расшиву и ждите нас, а мы за вами, как с мясом закончим.

– Добре.

Володька, западая на раненую ногу, спускался к берегу с собакой на руках.

…Расшива, подгоняемая течением и парой вёсел, шла достаточно ходко. Я сидел на корме и разговаривал с Данилой об охоте. Иногда к разговору, аккуратно, дабы не перебить старших, подключались сыновья Кирилла Ефим и Никифор, Вовка изредка корректировал движение судна, предупреждая гребцов.

На одном из поворотов реки, течение прижало расшиву ближе к берегу…

Ни кто не ожидал нападения, но оно произошло, из-за поваленного дерева вылетела извивающаяся, длинная, чёрная «змея», волосяная петля обвила Даниловы плечи и он кувыркнулся в ледяную воду.

– К берегу, к берегу! – Разрывалась моя глотка.

Вовка схватился за лук, братья налегли на вёсла и судёнышко, найдя открытый берег, зашуршало дном по отмели. Сорвав с левой руки лубок, торопливо навесив на пояс меч, за ним тул, за спину щит я прыгнул в холоднющую воду с луком в руках. Продираясь сквозь кустарник, было слышно, как Володька отослал гребцов подальше от берега смотреть в оба. Выскочив на бережок, у злосчастной, поваленной в реку лесины, крутанулся в поиске следов и рванул по ним в чащу. Тропа была хорошо видна, видимо животные ходили по ней на водопой, она огибала поваленные деревья и уходила в глубину леса. Я бежал, задыхаясь от гнева, уж слишком много с нами произошло за прошедшие сутки, чтобы быть спокойным. Вскоре остановился в поисках человеческих следов. Обернувшись на топот, я увидел хромающего Вовку, он не останавливаясь навалился на меня всем телом и повалил наземь, над нами в ель врезалась стрела, раздался топот удаляющихся шагов.

– Пепел, ты куда бежишь? – Задышал в ухо Пятак, – вишь как хитро нас уводят от реки.

Я оглядел тень леса, мысли быстро прокрутились в голове: