Текст книги "Фантастическое приключение городского лучника (СИ)"

Автор книги: Сергей serdobol

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

Часть третья. Дома!

Чувство опустошения, от навалившейся современности, смога города, шума музыки из окон автомобилей, вони, гари, суматохи, смурных лиц взрослых и бестолковых криков молодёжи, вывело из равновесия, отняло силы, и положило на диван, заставив взор подпирать поток. Часы на стене показывали начало шестого. Спать было рано, но огромная усталость, в союзе с унылостью и чувством плена, потихоньку притупили восприятие действительности.

– Может напиться? – Спросила одно моё я.

– Тык легче не станет. – Ответило второе.

– А что делать?

– Выговориться.

– Кому? – Прошептал я безнадёжно, – с кем говорить, кто поверит? Сочтут за психа и поминай как звали Влада Палыча Пеплова. Белая палата, решетчатые окна, в соседях Барак Обама, чтоб ему пусто было и Бонапарт…

Дремота навалилась тяжёлым, чёрным покрывалом, накрыла с головой, отделив свет от тьмы…

…Сны, тяжёлые, не понятные сны, винегрет из каких-то городских событий… …глубокое, яркое, слегка затуманенное небо, а в нём птица. Высоко, над гигантскими деревьями, парила птица с человечьей головой.

– Уж не гамаюн ли? – Спросил голос Данилы.

– Не с запада ль летит? То худо. – Переспросил я.

– Не, Пепелац, с севера. Всё добре будя. – Успокоил голос Вовки.

…Потом позвонил телефон, я вскочил, растирая слипшиеся глаза:

– Да! – В надежде гаркнул я в трубку, дёргая зарядный шнур из мобилы.

На том конце, призывно, лаяла собака, потом лай перешёл в поскуливание с присвистом.

– Лю! – Радостно заорал я, узнав собаку. – Люля, ты моя, соба-а-ка! Ты где Лю, я приду, подожди, я одеваюсь.

Связь оборвалась.

Я заторопился, рыдая не то от радости, не то от горести и беспомощности. Одевая штаны запутался в штанинах и грохнулся на пол, сильно долбанувшись локтем…

…Глаза открылись. Во сне моё тело сверглось с дивана, лоб был мокрым, локоть болел, телефон тихо заряжался на кресле. На часах было 19–30.

– Час спал, а устал как час пахал. – Прошептал апатично я, – надо чё то пожевать.

В сознании всплыли события сна, а именно лай лохматой Лю, зовущей меня прийти к ней на помощь.

…Всё это был сон, подумал я. Русь, жена, мутная Кубена – всё сон. Жаль!

В дверь позвонили.

Ноги дошаркали до двери, а руки открыли замок.

– Вла… Здрасте, а Владислав дома? – Подозрительно спросил сосед Толик.

– Привет Толя, давненько не виделись, заходи.

– Влад, это, э-э-э, это ТЫ?! – Ошарашено спросил сосед.

– Узнал. – Апатично улыбнулся я.

– Что с тобой?

– А что?

– Эт парик? – и Толян потянул меня за подкрученный, седеющий ус.

– Да не… – я осёкся.

Мысль настойчиво начала прогонять сонливость.

– Мы с тобой, когда виделись Толя?

– Позавчера, я саморезы брал. – Упал задом на обувной ящик, бывший прапор ВВС, отвесив челюсть. – Ты как умудрился, за сутки, так обрасти и поседеть?

Вот он момент истины, всё не сон, сверкнула вспышка в голове:

– Толя, не поверишь, но я, по-моему, был в прошлом, в древней Руси!

Сосед коротко и дико хохотнул:

– Опять на пострелушки свои, что ль, ездил?

– Пытался, но попал в прошлое.

Толик хохотнул, сглотнул слюну:

– Погоди. – Сказал он не однозначно и исчез за дверью.

Ща позвонит куда надо, подумалось мне.

– Да не-е, – заговорил я сам с собой, – Толик свой мужик, бывший военный, трудяга и своих не сдаёт.

Так и было. На лестнице хлопнула соседская дверь, открылась моя, и зашёл Толик, с пакетом в руке. Не расшаркиваясь на пороге, он, по-холостяцки – свободно, прошёл на кухню и поставил на стол ноль семь домашнего «сэма», настоянного на чём-то ягодно-красном:

– Аля «АМГ»! – Гордо, с улыбкой, констатировал сосед, – под неё и расскажешь!

– Эт чё, алюминиево-магниевое нечто?

– Не, АМГ это гидравлическое масло в самолёте, почти такое по цвету. Закусь есть?

Я пожал плечами, и открыл холодильник:

– Не помню, ща глянем. Салат, почти свежий, колбаса, банка огурцов…

– Годится! – перебил меня Толик и достал из своего пакета сало и зелень.

– Не, так не пойдёт, – начал скучно хозяйничать я и отнёс два табурета в комнату, которые поставил перед диваном в виде стола. – Вот так пусть будет.

– Ну пусть так. – Согласился гость и перенёс харч в комнату.

… Потом мы пили. Толян слушал мою историю, иногда кивал, иногда ржал, а иногда сокрушался от услышанного.

– А доказательства! – Вопрошал Толян.

Тут же мной выворачивался рюкзак и предоставлялись артефакты – ещё влажные порты, рубаха, кресало, трут… Почему-то не было сапог.

– Были сапоги на лосинной подошве! – Ответствовал я, – видно у костра забыл…

– Не, это не доказательства. – Осаживал меня Толик.

Я иногда пламенел речами, иногда плакал, а иногда замолкал, роясь в воспоминаниях. Толик наливал чарку и моё естество сново было на трибуне, и история лилась в уши соседа.

… – Вот так Толя, хош верь, а хош нет. – Опустил я пьяную головушку.

– Если б я тя не знал Влад, то не поверил бы, но я тебя давно знаю, поэтому верю, – отвечал, во хмелю, Толик.

– Что мне делать Толь, лечиться?

– За-а чем, ты ж здоров!

– А сегодня мне сон приснился. – И я рассказал сон про Люлю.

– Это знак Влад! Завтра же надо ехать искать твою… эту… ну как её – жизненную стезю, и Люлю.

– Да Толя, ты прав, завтра… Спасибо что выслушал, что поверил…

– Я с тобой поеду Влад.

– Спасибо. А вдруг этого не было?

– За два дня, Владик, такого не придумаешь, не поседеешь и усы не отпустишь! Понял? – Очень серьёзно и удивительно трезво сказал сосед. – Завтра едем.

Потом мы тихо пели, уперевшись друг в друга:

 
«…есть только миг
Между прошлым и будущим
Именно он
Называется жизнь…»
 

Толик ушёл.

– Хороший мужик. – Сказал тихо я, сидя в одиночестве. – Ни куда мы не поедем, всё это бред!

… Проснулся я от длинного звонка и стуков в дверь.

– Ну ты чё Влад? – сказал с порога бывший прапор ВВС, – семь уже!

Анатолий стоял в походном снаряжении городского рыбака-охотника, собравшегося, как минимум, на неделю в речные и лесные дали.

– Что чё? – спросил я, разлепляя опухшие глаза.

– Мы ж собирались твою Древнюю Русь искать.

Его ответ меня ошарашил и заставил полностью проснуться. Уж больно призывно звучали слова «Древнюю Русь искать». Снова верилось в чудо:

– Я ща! – Отвел я и кинулся в ванну.

Пока я умывался, Толик хозяйничал на кухне, и готовя мне завтрак шипел и шкворчал яичницей…

…Вечерело. Мы шли по лесной тропинке, моим маршрутом, проделанным четыре года назад. Мои мысли не давали мне покоя. Куда идём, зачем, что найдём? Почему открылось временное окно и забросило меня домой, ведь раз в четыре года…?

– Далеко ещё? – Спросил мой спутник, доставая карту-атлас.

– Да где-то тут. От реки отошли, болотину обогнули, ща опять к реке надо.

– Надо к ночёвке готовиться, ибо скоро стемнеет.

Мы свернули вправо к реке и вскоре вышли к песчаному берегу.

…Костёр горел, котелок кипел, макароны варились, тушёнка ждала своего часа.

– Я не представляю, как искать, где и что? – Буркнул я.

– Поищем мета, тебе знакомые, ну или те, за какие глаз зацепится.

– А потом?

– А потом будем ждать, рыбачить. До заморозков ещё далеко, так что поживём недельку, я от города отдохну, ты мыслями посвежеешь, может вспомнишь что важное.

Сумерки сгустились, наступила ночь. Кубена издавала всплески и бульки, где-то над головой, иногда, слышался свист утиных крыльев, в лесу раздавались редкие крики потревоженных птиц, потрескивания, шелест ветвей и шорохи в лесной подстилке. Природа жила своей дикой жизнью, по своим законам, по своим меркам и правилам.

– Я гляжу, Влад, ты не куришь? – Спросил Толик и отхлебнул чай.

– Давно уже, четыре года почти.

– Правильно.

– Пойду в темноту.

– Зачем?

– Отолью.

Я углубился в прибрежный кустарник и сделал своё дело. На ходу застёгивая молнию, меня остановила мелькнувшая тень. Какое-то существо мелькнуло под светом костра и слилось с чёрной травой. Что за зверёк?

Направившись к костру, я чуть не споткнулся о кого-то. Этот некто остался позади.

Оглянулся. Освещённая светом костра, подняв хвост трубой, боком ко мне, стояла кошка. По-моему, у меня тогда затряслась губа, ибо это была Катя, моя Катёна!!!

– Катёна! – Выдохнул я, – Катя, кыс-кыс-кыс.

Та мяукнула, и как бы нехотя, по кошачьи лениво пошла ко мне и потом скакнула под ноги, затёрлась о них, замяукала.

– Толя! – Крикнул я, – моя Катёна здесь, – и подхватил кошку на руки, зарывшись носом в её шубке. – Ты моя домушка, – шептал я, – а где все, где люди?

Катёна «запела ворночку», замурчала и прижалась к груди как дитя…

Потом мы сидели у огня, кормили котю тушёнкой, и при свете пламени рассмотрели опаленный мех бедного животного. Что она пережила, как сюда попала, то одному богу известно.

– Вот это и есть доказательство большого пожара. – Сказал Толик, чухая Катю за ухом, – люди во всём виновны, даже в бедах животных.

– Влад, а может мы уже там? – Озираясь спросил Толян.

– Нет, дерева не те. Там могучие были. – ответил я, прижимая родное существо к груди…

… Туманное утро, повеяло прохладой и сыростью. Мы пробудились. Кошки в палатке не оказалось. Я попереживал немного, но Анатолий меня успокоил:

– Не куда она не денется, коль нашлась, не переживай.

И в самом деле, вскоре кошка появилась у опушки леса и терпеливо нас ждала, будто бы призывая к походу.

Мы сварили чай, перекусили, свернулись и двинули в путь.

Шли вдоль реки, чуть углубившись в лес, по заметной тропе. Не большой ручей, пересекавший нам путь, мы благополучно перешли по положенным кем-то брёвнышкам. У ручья Катёна выгнулась дугой и попятилась. Оказалось, на влажной глинистой почве, был отпечатан не давний след медведя.

Вскоре показалась обширная луговина, на которой стояли несколько домов. Точнее домов было два, остальные домами назывались с натяжкой. Пахло дымом и стряпнёй, видимо кто-то готовил пищу. У одного из строений стоял, видавший виды уазик.

………………………………………………………………………………….

– Похоже, аборигены харч готовят. – Констатировал Толян.

– Ну да.

Катя бежала впереди, то исчезая, то появляясь в высокой траве.

– Вот те и путеводный клубочек. – Улыбнулся Толик на кошку.

Я вспомнил Бурев шар и подумал, что жаль что его сейчас нет. А что? Пустил бы себе кровь и впал бы в нирвану, как инструктировал когда то ведун, шар бы отозвался…

Толику про поход в прошлое из прошлого я не говорил, подумал что не к чему, а вот сейчас захотелось рассказать, но я сдержался и улыбнулся кошке, которая остановилась дожидаясь нас.

– Деревня Плясово. – Пробухтел Анатолий закрывая атлас.

У меня внутри что-то затрепетало, загудело, по телу прошла волна дрожи. Я засунул руку под рубаху и прижал Светлину ладанку к груди.

– Это тут Толя! Я чувствую! Здесь было Гудошное…

– С чего взял? – Спросил мой спутник.

– Чую, Толя! Вот те крест! – И я перекрестился, удивив себя.

– И что тут тебе знакомо?

– Всё, Толя! Река, лес, воздух, трава, даже запах пожарища чую.

Толик заглянул мне в глаза. Его взор был очень серьёзен и проницателен. Казалось, что его взгляд пронзил меня насквозь, потом заглянул в душу, затуманил мысли..

– Толя… – Прошептал я робея.

Он дёрнулся, и улыбнулся:

– Ну что ты сел, пошли к домам. – Сказал сосед и пошёл по заросшей тропке за кошкой.

Я поспешил за ним, ловя себя на мысли, что такой взгляд я уже ощущал, когда первый раз встретил Бурея.

– Анатолий, как твоё отчество, а то два года соседи а я и не знаю.

– Борисыч. А твоё?

– Палыч. – Ответил я, разглядывая соседа, нагруженного рюкзаком. – А лет тебе сколько?

– Сорок девять, по паспорту.

– А без паспорта? – Вылетела из меня усмешка.

– Без, можт и больше. – Хохотнул Борисыч.

…Мы пересекли большую луговину и подошли к дому.

– Хозяева! Есть кто живой?

Из-за новенького редкого забора вылетела мелкая собачонка, и начала визгливо лаять. Катёна вздыбилась, выгнула спину колесом и, бочком отойдя к высокой траве, исчезла.

– Лилу! – Призывно крикнул мужской голос и из-за дома показался его обладатель.

– Здравствуйте. – Поздоровался Толян и продолжил, – можно у Вас водички набрать.

– Заходите, – нехотя произнёс хозяин и открыл калитку…

…Мы познакомились. Аборигена звали Владимир. Он не был слишком разговорчивым, но Толик одарил его двумя банками тушёнки, и он помягчел, и разговорился. Потом мы спрашивали о истории деревни, о названии, разговаривали о прошлом.

Хозяин и единственный житель деревни, о истории этих мест ничего не знал, так как сам поселился тут всего два года назад, убегая от городской суеты, но зато оказался интересным собеседником на тему древних верований и древних культур.

– Вы позволите мы тут недельку походим, посмотрим, может покапаем, порыбачим? – Спросил Толик.

– Так вы копатели?

– Нет. – Ответил я. Мы ни чего себе не берём, просто интереса ради. Есть версия, что тут, восемьсот лет назад, была древнерусская весь и там жили мои родственники и друзья.

– Чего? – Скривил рот в непонимании Владимир.

– Ну, – осёкся я, – в смысле наши древние предки.

– А-а. И что?

– Ну хотелось бы узнать.

– Ды копайтесь, только без газетных сенсаций. Мне одному тут тихо и хорошо.

Мы помолчали и продолжили беседу на другие темы.

…Потом мы помогали хозяину с ремонтом ветхого дома, готовили обед и все вместе обедали. Собачка Владимира Лилу к нам привыкла и даже давалась погладить. Я вспомнил свою Лю и погоревал, ведь она не дала мне утонуть. Что с ней сейчас, жива ли?

… Вечером мы с Толиком сидели на берегу мутной Кубены. Толик рыбачил, я просто сидел, молча уставившись на воду и периодически отмахивался от назойливых комаров. Солнышко постепенно приближалась к макушкам тёмно-зелёных лесов.

– Где ж Катя? – Промямлил я?

– Да вот она.

Катёна стояла метрах в пяти от нас и терпеливо смотрела на меня.

– Что ж ты смотришь? Где ты была весь день? – Поднялся я, и направился к кошке.

Та исчезла в траве.

– Катя, Катя!

Но она только замяукала в ответ.

– Знать бы что она говорит. – Задумчиво произнёс Толик…

– То нам не ведомо.

– А ты постарайся понять.

– Да как же? – Отозвался я и шлёпнул себя по щеке, прибив летающего кровопийцу.

– Кошка твоя? Твоя! Она тебя понимает, а ты её нет. Странно, не правда ли?

– Да шож тут странного? Что же я должен как Маугли с ней говорить, типа «мы с тобой одной крови»?

Толик глянул не меня пронзив знакомым взглядом и проникающим в желудок голосом наставника, произнёс:

– Именно! По-другому – ни как! Только не просто скажи, а уверуй, всей душой, всим нутром, в правильность своего действа.

У меня пропал дар речи. Казалось, что я услышал поучение Бурея. Голос, манера говорить, проницательность и уверенность в своей правде меня поразили. Где-то в позвонках стало холодеть. Я икнул и не уверенно спросил:

– А если не получиться?

– Превращу в мыша! – Резко отрезал Толик.

Волосы встали дыбом.

– Толя, – аккуратно спросил я, – а ты случайно не-е…

Толик шикнул и кивнул на поплавок, тот пару раз качнулся, полез из воды и лёг. Сосед подсёк, с возгласом – Лещ (!), телескоп согнулся, рыба, хлебнув воздуха и прекратив сопротивление, оказалось на песке.

Толян хлопнул себя по ляжке и хохотнул:

– Я знал, что поймаю!

Он радовался как дитя, а я, оглушенный своей растерянностью, переваривал услышанное.

Успокоившись, Борисыч глянул на меня с улыбкой:

– Спрашиваешь как? – он пошёл к тропке, – ну может как то так, – и остановился выискивая кошку взглядом.

Вскоре Катёна появилась, и усевшись у его ног начала вылизывать лапку. Толик спокойно смотрел на неё. В его взгляде было умиротворение и сосредоточенное добродушие.

Катя прекратила умывание, муркнула и побежала по заросшей стёжке. Толян позвал меня, мотнув головой, и мы поспешили за животным, вниз по течению реки.

Пересекли луг, углубились в лес и минут через двадцать вышли на небольшую полянку, ту самую полянку, на берегу которой я очнулся, потом сушился и спал…

…Я затрясся от увиденного, меня терзали разные чувства, жалость, радость перемешанная с чувством вины и наверно маленькое счастье. Возле раскидистого куста, в стороне от моего недавнего кострища лежала лохматая Люлька. Катя вылизывалась возле неё.

– Лю! – Выдохнул я и бросился к собаке, – так это ты прыгнула в воду с лодии на крик!

Я обнял её за шею, зарылся носом в шести, пряча влажнеющие глаза и вдыхая знакомый, дорогой, запах псины.

Верное животное повизгивало от радости, пытаясь вырваться из объятий и лизнуть меня в лицо. Мой взор упал на что-то лежащее под собакой. Сапоги! Это были те самые, на лосиной подошве, мои сапоги! Люля, найдя обувь, лежала на ней, верно ожидая меня и охраняя моё, нет наше (!), имущество. Пытаясь подняться, она поскуливала и заваливалась задом на бок. Оказалось, что в задней лапе у неё была рана. Из-под шкуры торчал обгрызенный кусочек древка стрелы. Наконечник застрял где-то в мясе…

– Прости меня Лю! Прости что не дождался!

Люля лизнула меня в щёку. Я позвал Катёну, та подошла и была насильно мной обласкана, за ум, смекалку и верность.

…К дому мы вернулись уже в сумерках. У хозяина, в аптечке, нашёлся бутылёк перекиси, и мы занялись лечением собаки.

– Эт кто ж её так? – Спросил Владимир.

– Злодеи. – Ответил я.

Он непонятливо посмотрел на меня, но вопросов задавать не стал.

Когда перевязка была закончена и бронебойный наконечник ходил по рукам, накормленное зверьё отдыхало, валяясь во дворе дома и наслаждалось ночной прохладой, при свете дворовой лампочки. Лю вытянулась во весь рост, Катёна устроилась на её хвосте, иногда играя с его кончиком, а хозяйская собачонка Лилу, устроившись на старой пружинной кровати застеленной дерюгой, наблюдала с суровым видом за новыми знакомыми.

Наступала ночь, заполняя окружающие травы стрекотанием кузнечиков. На темном августовском небе метеориты чертили яркие штрихи.

– Да-а, а у нас метеоритов поболе будя. – Задумчиво произнёс я, задрав голову.

– Эт где? – Спросил наш хозяин.

– А в Гудошном.

Толик промолчал…

………………………………………………………………………………………

… Чуть позже, хозяйская собачонка попросилась в дом и Владимир впустил свою любимицу.

… Рано утром, перед рассветом, глухо кашлянула Лю, и коротко гавкнула.

– На корову что ли? – Пробубнил во сне я и очнулся.

Все проснулись и заторопились, поднимаясь с пола.

– Кого там не лёгкая…? – Проговорил хозяин, открывая двери в сени, а его собачка вторила ему гнидодавным рыком.

Скрипнула дворовая дверь и раздался удивлённый и одновременно настороженный голос Владимира:

– А ну стой! Кто таков?

Мы с Толяном заторопились на помощь нашему новому знакомому. Мало ли что!

В конце двора, возле старенького хлева, дворовая лампочка слабо освещала прижавшегося к забору худенького не высокого человека в камуфляже. Возле него виляла хвостом Лю.

Хозяйская Лилу, надрывалась хриплым визгливым лаем стоя на пороге у ног хозяина.

Владимир двинулся к незнакомцу, но тот выхватил засапожный нож и присел, готовясь ни то к бою, ни то бегству.

На крыше хлева что-то зашуршало и на фоне ночного неба я различил силуэт человека с луком. И что-то знакомое, родное повеяло от этой фигурки:

– Кириллычи, вы ли? – Спросил я громко.

Фигуры замерли. Из-за старой, покосившейся дровницы вынырнула тень, и осторожно вышла на свет:

– Владислав? – Спросил молодой человек.

– О как! – Ответил я, хлопнув себя по ляжкам не скрывая радости, – и Любимычи тут! Неразлучные парочки…

По двору прошлось какое-то движение, каких-то сил и эмоций. Я обнимал подростков, ворошил им волосы, хлопал по спинам, расспрашивал их о весянах, о своей семье. Они коротко отвечали, что мол все тут, не далеко, в лесу, день ходу. Я лохматил их волосы, хвалил за смелость и тут же смеясь укорял что они так просто попались Владимиру. Они смеялись и обвиняли во всём дворовую лампочку, мол загляделись на чудо сие, и ждали пока погаснет, а оно не гаснет, «светило тягомотное», потом хотели потрогать и затушить насильно, но Лю их учуяла…

…Моему счастью не было предела, казалось, что среди ночи воспылало солнце – так светло у меня было на душе.

Владимир, хоть и понял, что боятся нечего, немного нервничал. Его что-то тревожило, но он не задавал вопросов.

…Потом хозяин пригласил всех в дом. Парни исчезли на минуту в утренних сумерках и явились в полном вооружении, неся луки, тулы, копья… вот только доспеха ни у кого не было.

Поняв выражение моих поднятых бровей, Ефимша по-взрослому ответил:

– Тык не в сечу шли, но в догляд, а по лесам без сброи сподручнее, бо телеса не тянет.

Я понимающе кивнул:

– И то верно, Ефим Кириллыч, верно вы собрались.

В комнате подростки опять уставились на лампочку, потом попривыкнув к сему диву огляделись и осторожно уселись на подставленные табурет, стул и лавочку, не выпуская оружия из рук.

За столом парней угостили лёгким завтраком, потом я завалил их вопросами, и они на перебой отвечали.

Решив, что наш гостеприимный хозяин всё равно ничего не поймёт, я осмелел, и повёл более откровенную беседу. Анатолий молча слушал и казалось, очень переживал об услышанном, а Владимир застыл в одной позе и лишь хлопал глазами.

Пусть хлопает, думалось мне, мы уйдём, а ему всё равно никто не поверит.

Я коротко пересказал события, которые произошли со мной. Пацаны оживились и поведали как их корабли утром оказались на другой Кубене, как видели самоходный челнок, который с рёвом вёз по реке человека, как бурей вразумлял люд не чему не удивляться, слушаться Володимира, его и отца Прокопия, как все, кто способные роют землянки, собирают лес, валят дерева, охотятся, готовятся к зиме. Володимир скачет за всеми, лечит раны, и всё переживает что придёт какой-то большой лесник и большой «егорь» (егерь-догадался я), и начнут качать «праву». Как христиане просили бога помиловать их и отвести этих «правокачей» от оставшихся в живых весян, а язычники призывали лешего не пускать ни того ни другого в лес. Потом рассказали о Светле и моих дочках, и я почувствовал, как заколотилось, потом сжалось сердце. Как же я соскучился по ним…

Всё это время Толик с интересом слушал рассказ парней, а Владимир ошарашено взирал на всё происходящее и видимо не понимал всего сказанного, язык то ещё тот – древний, а уж понять происходящее было и мне трудно…

Так мы проболтали до светлого утра.

…Утром, не дождавшись просыхания росы, мы собрались в путь. Сборы были коротки и не прихотливы. Владимир с неверием наблюдал за вооружением молодых древнерусских охотников в камуфляже, потом подошёл ко мне и спросил:

– Послушай Владислав, если я правильно понял, вы все пришли из прошлого, или играете в реконструкции, или у меня помешательство?

Я заглянул ему в глаза, как когда-то на меня глядел Пятак:

(Владимир отшатнулся)

– Да, они прошли сквозь восемьсот лет…

Хозяин дома и единственный житель умершей деревеньки Плясово, выпучил глаза. На его лбу выступил пот.

– За дурака меня ставить не надо!

– Я и не смею. – Отвернулся я.

…Я шел последним, а за мной брёл по заросшей тропинке приютивший нас абориген.

– А ты от куда? – Неожиданно спросил Владимир, как-то дико глядя мне в глаза.

– А ты поверишь?

– Не знаю.

– Я тутошний, в смысле современный. – Улыбнулся я, – там гостил и вернулся домой.

– Этого не может быть, не верю!

– Тык я и не настаиваю, и не собираюсь что-то доказывать. – Пожал плечами я, – ты спросил я ответил.

– А они?

– Пацаны да, они оттель, а Толян тож здешний, сосед мой.

– Как же так?

– Не уж то веришь?

– Нет! – Некнул Владимир.

– Ну как хош! – Усмехнулся я снова.

– Да я с трудом разобрался в вашем старославянском, как тут не поверить…Кажется, что я схожу с ума… Не, не верю… А, может и верю. Ох плохо мне.

– Не бери в голову Володь.

– Так что, пресветлый гостеприимец, – лестно обратился к Владимиру Никеша, услышав наш разговор, – я, моит, твоим прадедом мозю бытии, а коли так, ты мне внучком придется моиш, – ощерил в усмешке зубы лихой подросток.

Владимир открыл рот, пытаясь понять сказанное. Пацаны гыкнули смехом.

– Что? – Переспросил наш хозяин.

Я виновато поднял брови:

– Никифор свет Кириллыч, бает что он может дедом тебе приходится, а ты соответственно ему правнуком. Охотники и разведчики они знатные, а вот важу к старшим иногда перебдевают.

Подростки затихли, засмущались.

– Понятно. Принимается! – пробормотал Владимир, – лучше перебдеть, чем недобдеть, можт он и прав.

Не забывайте меня, заходите в гости, а может и рядом живите.

– Нас много, где поселишь? – Спросил я улыбнувшись.

– Но ты ж говорил, что тут деревня была. Я так понял, что это ваша деревенька была-то… тогда, давно.

– Правильно понял. Ну там видно будет, если что жди в гости.

…Вскоре мы попрощались с заброшенной, но всё ещё гостеприимной в лице одного жителя, деревенькой Плясово и углубились в лес…

Лю бежала первой, за ней бравые подростки, потом я с Катей на плече и замыкал колону Анатолий.

– Я с тобой Влад. – Тихо сказал Толик мне в спину.

– Я не против, главное сам не пожалей.

– А что жалеть то? …Иль там народ иной?

– Иной Толя, иной. Там все с верой живут, ни как у нас.

– Я всю жизнь с верой был и корил себя за…

– За что?

– Ой Владик, как-нибудь расскажу.

– Зверя тут мало. – Заговорил один из Любимычей.

– Но пушнины и птицы хватает. – Отозвался Кириллыч.

– А вы что вообще тут делаете?

– Доглядываем.

– А тут что делаете. Вам небось затихориться велели, а вы по реке шлындаете.

– Тык тут весь наша была.

Я замолчал. Узнали, значит, Родину пацаны. Сорвал на ходу соломинку и сунул в рот.

Вот пацаны, всё знают и уже не удивляются, не пугаются будущего, место родное помнят и видимо тянет их сюда.

Далече ль идти?

– Не.

– А не заплутаете?

– Не, места чай, знаёмые ужо. Щас в расшиву-то сядем, и пойдём. Тут на самом деле не далече, да на том берегу.

…Из густого камыша, молодые охотники выгнали чёлн, Лю первой заняла место и удовлетворительно буркнула, приглашая людей в судёнышко. Лодочка приятно порадовала глаз своей знакомостью.

– Откуда челн? – Спросил я.

– Да за лодию был привязан, так вместе с нами сюда и закинулся.

– Сколь идти то?

– Десяток перестрелов. – Отозвались гребцы.

Я кивнул и глянул на Толика.

– Два с полтиной кэмэ сидя, эт не трудно. – Улыбнулся Толян.

– Примерно так, – ответил я и осёкся. – А ты откуда знаешь, чему равен перестрел?

– Так ты сам рассказывал.

– А-а-а. – Успокоился я и попытался вспомнить, когда я это ему рассказывал… Так и не вспомнил.

Вскоре, пройдя под огромной, скрывающей берег, ракитой, мы зашли в камышовый тоннель, который вывел наше судёнышко в довольно крупный затон, где нашёл пристанище весь наш флот, четы лодии, расшивы, челны.

Чудное место, с реки и не углядишь.

… От затона к родному стану шли не торопясь, следуя за Кириллычами и Любимычами, они в свою очередь шли осторожно, чутко прислушиваясь к лесу, к деревьям, животным и, наверное, к самой природе. Метрах в двухстах от реки по лесу раздался беличий стрёкот. Никешка ответил и остановив всех пошёл вперёд.

Из-за корня поваленного дерева вышел подросток Торопка. Никифор поговорил с ним и махнули нам рукой.

«Всё секретничают, всё играют» – подумал я и тут же вслух добавил:

– А может уже и не играют вовсе, давно не играют.

– Ты об чём, Влад? – Спросил Ефимка.

Я потрепал его по шапке и улыбнувшись ответил:

– О былом друже, о былом.

Вскоре нос угадал запах дыма, потом послышался стук топоров, потом залаяла собака, закричал петух. Лю остановилась, заурчала и глянув на меня, вздыбив загривок, поспешила вперёд.

– Надо же, петуха уберегли. – Пробубнил я.

– А Янгурша и скакуна своего сохранил, тот чуть ноги не поломал. – Ответил мне Ефимка.

– Эт как жа?

– Да он из сечи коня направил прям на Лодью. Конь взлетел с пристани аки птица сказочная, под самые под облака, и на копыты ступил уже в лодии (Вот так и рождается былина, мелькнула у меня мысль), несколько досок треснули и сам подкосился, встать не мог, Янша с седла слетел, и головой об брус саданулся, аж искры из глаз. Янгур плакал по коняке своей, дажа про саблю, что в бою потерял, позабыл, так коня жалел… Но, скакун отлежалсы, и потом поднялсы, а Янгурша танцевать начал. Ночь на реке, раненые стонут, бабы и мужики всхлипывают, а он, танцуя, да чудно так. Одёжа в руде, руки в стороны, кистями крутит, про скакуна что-то напевает, так люди стонать перестали, увидев диво такое, а Данила возьми и ляпни, что мол, Янше не баба в жёнах нужна, а кобыла, тогда он всю жизнь от радости плясать будя, тут народ и заржал, а Ян в Даньшу горшок запустил, тот чуть увернулся.…

Ефимка бубнил, его приятели помогали ему, а я их слушал.

Лес начал редеть, открывая обширную поляну. На поляне велась работа. Строились шалаши, стучали топоры, варились котлы, пахло травяными отварами. Кругом шныряла детвора. Тот тут то там раздавались возгласы о моём появлении. Я здоровался с людьми, обнимался.

Впереди, возле огромной кучи хвороста, всхлипывала и пищала мелкая, годиков трёх, девчушка, слушая дразнилки мальчишек. Утирая глаза кулачком одной руки, другой она прижимала к себе соломенную куклу.

Толик поспешил к девочке, присел перед ней на корточки:

– Ты что плачешь, краса ненаглядная?

Девочка, увидев чужого человека, испуганно замолчала, кривя в страхе губки.

– Ты угадал Толя, её Красавой зовут. – Поспешил я развеять испуг малютки. Та увидела меня, узнала, осмелела и опять пустила огромные слезины:

– Меня мальцы дразнят гусеницей. – Пищала она.

Стоящие рядом мальчишки захихикали.

– Эй, тараканы, вы за что её гусеницей дразните? – Строго спросил Толян.

– А у ей сарафан зелёный. – Отозвался один и хохотнул.

– Как у гусеницы. – Засмеялся пацан помельче.

Толик повернулся к девчушке:

– Видишь ли дитятко, гусеница превращается в прекрасную, красивую бабочку. Так?

Девчушка кивнула и шмыгнула носом.

– А тараканы, – Толик кивнул в сторону пацанов, – как были тараканами, так и останутся. Так что ты на них не обижайся, они сами того не ведая, твою красоту хвалят.

Девчушка всхлипнула, улыбнулась, показала язык пацанам, поклонилась Толику и деловито зашагала прочь. Мальчишки были ошарашены доводами Толяна, и ловили ртами воздух.

А говорит-то мой сосед по тутошному, как плёткой хлестнула догадка…

…Мурашки пробежали по моей спине, и я почувствовал себя голым. Мальчишек как ветром сдуло. Обернувшись мои глаза поймали взгляд Бурея. Он стоял худой, высокий, мудрый и буравил взглядом спину Толика. Тот медленно повернулся…

Они смотрели в глаза друг другу около минуты.

Толик первым опустил глаза, и пал на колени:

– Прости мя, тятя! Прости дитя своё не разумное! – И Толик приложился лбом к ногам ведуна…

У меня сорвалось дыхание. Как тятя? Неужель Бурей отец Толяна?

– Наконец то, я тебя нашёл дитятко! – прохрипел Бурей, старея на глазах, – вот мать то обрадуется.

– Прости меня тятя! – Громче застонал Толян.

– Давно простил сыне, давно. Не было дня, что бы я не искал тебя, но не хватало чутья… Глаза волхва слезились.

Моя голова кружилась от эмоций и энергий, исходящих от двух Святогорычей. Как в пелене я видел бегущую, плачущую бабу Миланью.