Текст книги "Дом волков (СИ)"
Автор книги: saturnien
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Поцелуй застал Эмори врасплох, настолько, что он тут же на него ответил, не успев ни о чем подумать. Кожа на лице горела там, где Найджел дотронулся до нее кончиками пальцев, сердце сладко сжалось, и на несколько медленных секунд Эмори стало так легко, как будто все вот-вот разрешится, обернется еще одним неспокойным сном, который наконец-то закончится хорошо. Эмори держал его, пока не стало совсем душно.
– Теперь у твоего доверия не осталось никаких “но”? – спросил Найджел, отстранившись.
Эмори улыбнулся:
– Ни малейших. Надеюсь, оно взаимно?
– Выходит, что так.
– Одним словом, это ключ, – объяснил Симон, демонстрируя свою открытую ладонь. – А замок внутри вас, мистер Редкрест. Печать хозяина, видимо, нарочно не больно сложная, чтоб без ненужных препятствий хозяина можно было сменить. Теперь точно готовы?
Эмори сдержанно кивнул, но продолжал смотреть на Симона с явной озабоченностью. Когда его холодная рука легла на грудь, к горлу подкатила мощная волна тошноты, выступил привкус желчи, и хоть Эмори не видел, как у него под кожей вспыхнула красная вереница символов, почти не отличимая зеркальная копия той, что рисовал Симон, внутри он почувствовал каждую ее черточку и завиток намного болезненнее, чем хотелось бы.
Не отрывая ладони, Симон медленно поворачивал запястье, пока не сделал полный круг; в тот же момент в ушах у Эмори что-то надорвалось и лопнуло, из горла вырвался хрип, а все тело будто сразу стало легче фунтов на двадцать.
– Любопытно… – сказал Симон, рассматривая то, что осталось у него на руке. Чернила растеклись уродской кляксой, настолько его заинтересовавшей, что он даже немного по-звериному к ним принюхался, а потом достал из кармана платок и аккуратно прижал его к ладони, чтобы как можно точнее сохранить остаточный выброс.
– И это все? – спросил Эмори, все еще пытаясь целиком прийти в себя.
– А вам что, острых впечатлений не хватило? – нетерпеливо отозвался Симон. – Все как я сказал: распечатывание – это легкая часть. Теперь мне надо временно закрепить петлю, или думаете мне вот так вот легко ее в руках держать? А вы можете идти. Водички попейте, или чего покрепче. Мы тут надолго, никуда не денемся.
Эмори оглянулся на Найджела – тот на прощание невесело улыбнулся и взял под козырек, в то время как Симон выставил Эмори из комнаты и закрыл дверь.
В нос ударил запах пыли и мокрой земли, в окна бил холодный яркий свет. Эмори рассеянно оглядел помещение, звенящее пустотой так же сильно, как и он сам.
========== 12. ==========
Когда Мона оставила его – быстро, без единого слова, убегая словно от чумы, – Ошин первым делом достал свой саквояж, намеренно убранный от чужих глаз в полку одного из шкафчиков. Хоть руки его оставались твердыми, он чувствовал себя на исходе. Он не спал всю ночь, в маниакальном порыве расходуя силу, и с трудом мог поверить в удачу, которая привела Шо прямо ему в руки. В ночной тишине и ярком свете, отрезанный от внешнего мира, пока он стоял над операционным столом в комнатке на цокольном этаже Алькенбругской академии, где студенты-магики обычно проводили практические упражнения, а выпускники могли заниматься частными исследованиями, – он был в коконе своих мыслей, и план его казался беспроигрышным. Ошин был уверен, что к утру сумеет поставить трем самым влиятельным людям в Бриелии ультиматум, и эта ошалелая самоуверенность не покидала его до самого последнего момента.
Но теперь… Теперь все казалось далеко не таким однозначным. Сорен Ван Хертен не дал ему ответа и использовал все свои дипломатические навыки, чтобы не допустить даже намека на свои следующие действия. Райво Блэквелл выглядел на удивление воодушевленным, но его воодушевление уж больно походило на радость рэкетира, который уже приготовился всадить нож в спину конкурента. Мону он вывел из себя вполне осознанно, но легче от этого не становилось.
Тревога исхаживалась по нему то жаром, то ознобом, высасывая последние остатки силы. Даже если страх был не выдуманным, даже если король в действительности посчитал, что избавиться от Ошина легче, чем делить с ним власть, и прямо сейчас Блэквелл отдает секретный указ небольшой команде самых преданных службе магиков устранить его, не могло быть и речи о том, чтобы останавливаться. Работу нужно было закончить.
Ошин вытащил из саквояжа бутыль с настойкой темно-красного цвета. Один взгляд на нее послал по телу приятный онемелый холодок. Нет, это делу не поможет. Нужно было нечто совершенно противоположное – нужно было взвинтиться до небес, вернуть ощущение целенаправленного, полубезумного азарта, пронесшего его через вчерашнюю ночь и сегодняшнее утро. Раздвинув инструменты, использованные пробирки и несколько блокнотов, Ошин нашел маленький пакет из плотной бумаги, а в нем – немного побуревший порошок.
Несколько следующих часов прошли гладко, как он и рассчитывал. На спине Шо остался всего лишь малейший след, невооруженным глазом его было не заметить. Когда он сказал ей встать – она встала. Когда подал стопку сложенных вещей и сказал одеться – она оделась. Когда сказал принести добычу, она вышла в темный коридор, передвигаясь почти беззвучно, и вернулась, держа в руке свернутую шею большой грязной крысы. В этот момент Ошин почувствовал, как последние сомнения растворяются. Понял на собственной шкуре то, о чем мог только строить гипотезы, – что влекло Анри Аматоре не одно десятилетие, и привлекло прямо к смерти; во что Генри Клейтон вцепился, не имея ни малейшего права, но в итоге кончил так же, как Аматоре. В отличие от них, Ошин владел этим по праву рождения. Годы опыта, годы жизни обрушились с него и исчезли в никуда, будто их и быть не должно было – всех этих лет подчинения и прислуживания. Мир был задуман совсем иначе, и теперь Ошин знал это лучше всех.
***
После полудня поднялся холодный ветер. Небо вычистилось, заголубело над редкими клочками облаков и осветило город равнодушным зимним солнцем. Эмори впервые с момента прибытия в Ольфсгейт видел его таким – обычным и настоящим.
Сначала он не мог отойти от дома. Больше всего ему хотелось свежего воздуха – теперь, после нехитрой манипуляции Симона, казалось, что он мог вдыхать его бесконечно, пока кислород не начинал жечь легкие. Не в силах оставаться внутри, он не придумал ничего лучше, кроме как обойти дом снаружи по периметру, изучая все вокруг своим инспекторским глазом, на минуту притворяясь, будто он снова попал в гущу полицейской рутины. Ничего не вышло. Вместо этого Эмори начал думать о том, что за люди работали здесь прежде, догадывались ли тогда, что им придется пережить, и где были сейчас? Начальник цеха, вероятно, перебрался прямиком в Алькенбруг, или Марген, или соседний Берценхоф, и завел такое же производство, а сыновья, которые его унаследуют, никогда не узнают, что где-то не так далеко кирпичным монументом стоит черновик их прежней жизни. Призрак, который никак не упокоится.
Эмори не отказался бы оказаться на их месте: не ведать о том, что судьба готовила для него что-то совсем иное, крепко стоять на ногах и быть уверенным в своем месте под солнцем. Глядя как солнечный свет с блеском разбивается о десятки окон вдоль узкой улицы, как в конце этой улицы стайка детей затеяла игру в снежки, а мимо проехала запряженная черной лошадью повозка, он на секунду забыл обо всем, что было так важно в настоящий момент, и зашагал вперед, а потом уже не смог остановиться.
Улица, сверкая вмерзшим в землю льдом, в конце концов привела его обратно к Мейер-плац. Город, как и было положено старым городам, рос вокруг храма, поэтому любая улочка рано или поздно вела к нему. На месте прежнего праздника ничего не осталось, но в такой яркий день даже пустой площадь выглядела торжественно. Эмори окинул ее взглядом, но останавливаться не стал, а пошел дальше, в северную часть города, которую еще не видел. Чем дальше он шел, тем выше становились дома, некоторые стояли особняком, других от улицы отделяли огороженные кованым забором дворики. Если раньше хоть изредка попадалась открытая бакалейная лавка, или свидетельствующее о чьей-то жизни движение в окнах, то здесь Ольфсгейт был действительно пуст.
Дорога в последний раз вильнула и вывела его к аллее, с обеих сторон усаженной голыми, почерневшими стволами деревьев. На другом ее конце возвышалось здание. Эмори замедлил шаг, чувствуя невнятное волнение, исходящее не изнутри, а как будто висящее над этим местом, как невидимый туман. Чем ближе он подходил, тем сильнее убеждался, что здание это не может быть ничем иным, кроме как давно покинутой резиденцией наместника. Не такой роскошный, как дворец в Алькенбруге, к тому же подъеденный недолгим пожаром, разорением и естественным течением времени, и все же это был дворец. Над главными воротами висели остатки вымощенного в камне имперского герба, а на постаменте, который опоясывала дорога, осталась обезглавленная статуя мужской фигуры в парадном мундире.
Эмори долго стоял, вглядываясь в то место, где когда-то была голова гранитного мужчины, не смея двигаться дальше. В глазах у него отражалось только ясное небо.
Симон выскользнул из своей каморки и, не в силах сдерживаться, разошелся в зевке. Заметив, как быстро успело потемнеть, он раскрутил в руках плотный шарик энергии, похожий на тот, что висел у него в комнате, и запустил его к потолку. Тот разросся и высветил помещение, уже практически потерянное в поздних сумерках.
Эмори все это время сидел на старом, скрученном от влаги деревянном столе – стульев тут не было. Симон заметил его только когда он развернулся к нему с вопросом:
– Закончили?
Покручивая головой и разминая затекшие плечи, Симон подошел ближе.
– Еще нет, – ответил он, остановившись рядом с Эмори. – Мое участие прямо сейчас не обязательно.
Из-за того, как Симон сделал ударение на слове “мое”, Эмори внимательно на него посмотрел, но уточнять ничего не стал. Вместо этого спросил:
– Вы, наверное, очень устали?
– Не то слово! – выдохнул Симон, жалостливо опрокинув голову набок.
– Многие из магиков, которых я знаю, прибегают к стимулянтам. Практически все они как минимум курят табак, чтобы поддерживать себя на плаву в сложных ситуациях.
Симон только помотал головой, а потом задумчиво вытащил из кармана грязный платок, которым утром оттер с руки остатки печати.
– Например тот магик, который оставил вам это? – он помахал платком перед лицом, немного скривившись, как от плохого запаха. – Уж я бы поспорил, что он не только табаком балуется.
– В самом деле?
– Ну, как говорится, не суди о магике по его протоплазме… С другой стороны, по чему еще о нас можно судить? – сказал Симон и издал покашливающий смешок. – Кто-то считает, что хороший магик не оставляет за собой следов, но это только если дело касается примитивной магии. Если спросите меня, то в любую махинацию сложнее оберега магик вкладывает часть себя – в прямом смысле. Даже когда в этом нет острой необходимости. Это что-то вроде гордыни, или желания пометить свою территорию.
– Даже если это может повлечь опасные последствия? – спросил Эмори, глядя в темное окно. В нем не было видно ничего, кроме их с Симоном отражения.
– Особенно, если может! Я бы так, конечно, делать не стал, но у меня особый случай…
Симон замялся, продолжая бездумно комкать платок в руке.
– С ним все будет в порядке? – наконец спросил Эмори.
– Ага, – ответил Симон, не особо раздумывая. Его непринужденность должна была злить, но почему-то наоборот – только придавала уверенности.
– Боюсь, уже поздно спрашивать, но вы так и не сказали, что мы будем должны за ваши услуги? Ведь не за доброе слово вы этим занимаетесь?
– Вы правы, мистер Редкрест, спрашивать поздно, – ухмыльнулся Симон. – Больше всего на свете я бы хотел ободрать вас обоих как липку – знаю, что деньги у вас есть, хоть с виду и не скажешь, – и покончить на этом. Но вот засада – за последние несколько лет я не заработал ни одной медной монеты, ни одного грязного скеллинга за свою работу не получил. Есть правила, которые не я придумал. Если я… если мы вам помогаем, значит вы расплатитесь. Рано или поздно. Но об этом я…
– Об этом вы говорить не можете, а мне лучше и не знать? – закончил Эмори.
– Точно. Ох!..
Симон дернул головой, будто от удивления. Сощурился, силясь уловить какой-то неясный, только ему доступный звук.
– В чем дело?
– Не могу понять…
– Может стоит вернуться к Найджелу? Если что-то пошло не так…
– Нет, с ним все в норме, – ответил Симон. – Ой… ой-ой-ой… Мистер Редкрест, я так понимаю, что вы совсем не полюбовно разошлись с тем магиком, который… которому принадлежит это? – он снова потряс платком перед собой.
– Правильно, – Эмори напрягся.
– Тогда у меня плохие новости. Скоро он будет здесь, и не один.
Найджел лежал на дряхлой кушетке, выдвинутой в середину комнаты. Так, будто секунду назад его сморило сном и он вот-вот проснётся – в неспокойной подвижности он перебирал пальцами что-то невидимое, неслышно что-то говорил, глаза под веками явно что-то видели, за чем-то наблюдали.
– Надо будить его, – потребовал Эмори. – Симон?
Магик мялся, стоя в дверном проеме, то морщась, то отворачиваясь.
– В чем дело? Мне не нужны ваши секреты, поверьте, просто приведите его в чувство. Нам надо идти. Как можно скорее.
– Осталось недолго, но если прервем все сейчас, петля останется на прежнем месте, – наконец ответил Симон. – На гвоздь в стене ее не повесишь, и на меня тоже не смотрите. Ну что?
– Другого выхода нет?
– Можно попробовать… Хотя это опасно…
– Говорите прямо!
– Минуточку, мистер Эмори, это вы мне сначала объясните, куда вы так навострились? – спросил Симон с неслыханным для него напором и серьезностью. – Он знает где вы, бежать некуда. Скрываться поздно. Я могу попытаться вырвать петлю как есть, силой, но на кой нам этот риск, если он все равно вас тут же найдет?
Поджав губы, Эмори уставился на Симона. Его волнение выдавали вздымавшиеся крылья носа.
– Он пришел за мной.
– А мне почем знать?
– Это не вопрос, это моя догадка. В любом случае, я останусь. А теперь Симон, ради всех богов и чертей, скажите, что у вас есть пути к отступлению?
Лицо магика несколько раз поменяло оттенок, прежде чем он коротко кивнул.
– Тогда вы воспользуетесь ими, чтобы доставить Найджела в Алькенбруг.
– В Алькенбруг! – взвизгнул Симон, но затем сразу же сжался и перешел на шепот, будто их и впрямь мог еще кто-то услышать: – Да хоть на край света, только не туда! Вы хоть представляете, сколько лет я получу за открытие кустарного телепорта в столице?
– От двадцати без смягчающих обстоятельств, – так же серьезно ответил Эмори. – С возможностью условно-досрочного, если незаконный телепорт использован в целях самообороны или спасения жизни. К счастью, – быстро добавил он, – я предлагаю вам переместиться не абы куда, а прямо в дом статс-секретарессы министерства внутренних дел.
– И чем же это лучше?!
– Тем, что пока с вами Найджел, вас не арестуют. Хотелось бы мне сказать, что вас к тому же отблагодарят, но сам уже в этом не уверен. Я буду вам обязан, – сказал Эмори, чуть погодя, пытаясь вложить в свои слова как можно больше весомости, – не тому, что снабжает вас силой, а лично вам, Симон.
Симон покосился на Найджела, одновременно яростно расчесывая себе кожу за ухом. Едва слышно и очень недовольно прошипел что-то под нос, потоптался на месте. Глубоко вздохнув, сказал:
– Ладно. Черт с вами, хорошо, – сорвавшись с места, он отошел, встал напротив ног Найджела и скомандовал: – Приподнимите его и держите сзади. Крепко.
Сделав как велено, Эмори стал наблюдать за Симоном. Его лицо напряглось, пропустило через себя знакомую уже тень, руки впились в воздух. Эмори ощутил, что и Найджел, которого он удерживал за плечи, окаменел всем телом и потянулся вперед.
– Держи! – прикрикнул Симон не своим голосом.
Силясь найти точку опоры, Эмори сцепил руки вокруг торса Найджела. Кушетка уехала вбок, стоило упереться в нее ногой, за ней последовали тумбочка, тяжелый с виду кофер, ореховый стол – все разъезжалось под напором невидимой тяги, пока наконец Эмори не стукнулся каблуками о выступавшую из пола балку. Сосредоточившись на том, чтобы не лишиться последней опоры, он не заметил, как резко все кончилось. Нещадно дернулось в последний раз и оборвалось: лицо Симона побелело, что-то теплое брызнуло Эмори на руки, и только потом он почувствовал пол под спиной и вес Найджела сверху.
Перекатившись на бок, Найджел стал надрывно откашливаться. Эмори помог ему встать. Сначала он обратил внимание на блуждающие, бессмысленные глаза Найджела, и только потом на то, что с подбородка у него капает кровь.
– Переживет, – сказал Симон, все еще бледный как покойник и с испариной на лбу, – сосуды полопались от давления. Все в норме. А теперь сложная часть. Мне нужно время, чтобы открыть телепорт.
Эмори машинально кивнул и попятился к двери. Найджел сидел на полу, сникло глядя в одну точку перед собой – у него никак не получалось восстановить дыхание. Симон уже начал чертить нечто так размашисто и энергично, что светящийся шар под потолком подрагивал.
Две фигуры приближались неспешным шагом. Шедший сзади был выше, его фигуру Эмори узнал без труда даже в плотных синих сумерках. Видеть Ошина было нелегко, но он справился – заранее решил, что сдержится от импульсивных поступков и необдуманных слов, чего бы это ни стоило. Однако увидеть и узнать того, кто шёл вместе с ним, было намного сложнее. Эмори не был готов. Эхом в его голове раздался голос Найджела: «В следующий раз она не будет на нашей стороне».
Дели подошла и остановилась под отбрасывающими свет окнами первой. Ошин остался на шаг позади, что не мешало Эмори разглядеть умиротворенное, доброжелательное выражение его лица. Будто он только что случайно повстречал старого знакомого во время вечерней прогулки.
– Какими судьбами? – выговорил Эмори, стараясь придать голосу непринужденность, и в тот же момент осознавая, что это попросту невозможно.
– Да вот, ищу здесь в Ольфсгейте двух преступников, сбежавших из-под надзора, – Ошину непринужденность давалась куда лучше.
– И как успехи?
– Одного нашёл.
– А второй?
– Второго стерег первый.
– Не стоило доверять преступнику работу надзирателя.
– Пожалуй.
Окутывавший их до того ореол желтого света быстро замигал, ярко полыхнул на долю секунды и окончательно погас. В тишине было слышно, как Ошин озадаченно хмыкнул. Эмори не знал наверняка, что это значит, но мог только надеяться – Найджел с Симоном уже далеко отсюда.
Небо было ясным, но темным; тонкая полоска луны едва мерцала. Скупой свет из соседних окон бегло выхватывал очертания улицы. Ошин не спешил это исправить.
– Ну что ж, – наконец сказал он, – похоже придется окончательно испортить отношения с Аматоре. Догадываюсь, что Прескотта тут нет, не так ли, Эмори?
– Почему бы тебе не проверить самому?
Ошин наигранно улыбнулся:
– Условимся, что я прав. По правде, я даже рад, что мне не нужно с ним возиться. Перейдём к главному сразу и без препятствий. Ты ведь уже знаком с мисс Шо?
Эмори перевёл взгляд на Дели, которая стояла тихо и неподвижно. Не раздумывая, он подошел к ней ближе и начал вкрадчиво говорить:
– Шо, вспомните, что мы обсуждали вчера утром. Вы были правы, и я должен был прислушаться к вам с самого начала. Кто бы ни отдал вам приказ работать с этим человеком…
– «С этим человеком», – повторил Ошин, забавляясь. – Как холодно, Эмори! Можешь не растрачиваться. Приказы здесь отдаю я.
– Прошу вас, – продолжал Эмори почти шепотом, не оглядываясь на Ошина, в то время как к горлу его уже подбиралась тошнотворная волна. – Прошу вас, помогите мне в последний раз. Найджел свободен и надеюсь, что в безопасности; по крайней мере я сделал все от меня зависящее. Я больше не наврежу ни ему, ни вам. Я исчезну, если вы только мне поможете. Вы сумеете его остановить…
Лицо Ошина растянулось в такой болезненно широкой улыбке, что в уголках глаз у него выступили слезы.
– Шо! – его голос гулко прокатился по пустой улице. – Выруби его.
Молниеносным движением слева прилетел удар, точно в висок, быстрее чем Эмори смог опомниться или по-настоящему испугаться за свою жизнь. В глазах померкло – надолго.
Он пришёл в себя от того, что солнце жгло глаза, хоть он ещё и не мог их открыть.
– Дядя! Эй, дядя Ганс!
Эмори не чувствовал ног, спины и доброй половины головы – все онемело, растворилось. Мокро и нечеловечески холодно.
– Дядечка, эй, ты жив?
Кто-то без устали то тыкал его в бок, то дергал за плечо. Когда Эмори наконец это ощутил, то очень пожалел, что снег заморозил его только наполовину, а не целиком.
Собравшись с силами, он продрал глаза. О том, чтобы принять вертикальное положение, и речи не шло. Сверху над ним маячило знакомое мальчишеское лицо. Он хотел сказать Кришхену, что узнал его, но едва смог вдохнуть – внутри все опухло и будто обросло колючим льдом.
– Жив! – крикнул Кришхен. Эмори смутно уловил новые голоса. Постепенно его стали обступать длинные тени.
– И это точно? – все еще недоверчиво спросил Райво Блэквелл.
– Проверено, что субъект успешно выполняет приказы любого уровня сложности и летальности. Прошлая история или личные убеждения по отношению к жертве не играют ни малейшей роли, – Ошин расположился в кресле напротив главнокомандующего чуть более фамильярно, чем ожидалось от штатного магика. – В любом случае, у вас есть возможность опробовать и убедиться лично.
– Непременно. Когда же вы мне предоставите такую возможность?
– Как только закончу работу над вторым исполнителем, мисс Шо перейдет под ваше крыло. Сами понимаете, мне нужна гарантия безопасности, пока вы не примете окончательного решения.
– Хорошо, мистер Ошин, – Блэквелл удовлетворенно покивал. Как ни крути, этот самоуверенный магик становился ему по-своему симпатичен. – Очень хорошо.
Мона не отходила от него всю ночь.
Запинаясь, съёжившись под взглядом Аматоре и наведённым ею же дулом револьвера, Симон кое-как смог объясниться прежде, чем успел разразиться хаос. Сам Найджел говорить мог едва ли. Смутно помнил, как Мона помогла ему доплестись до постели. Она ничего ему не сказала, но пробиваясь сквозь тяжелый и неспокойный одновременно сон, Найджел видел, что она сидит рядом. Поджав ноги в кресле, она смотрела на него неотрывно.
На утро он по-прежнему чувствовал себя выпотрошенным, лишенным даже намека на жизненную сил. Пока он завтракал, Мона вслух читала газету. У мамы была привычка точно так же по утрам читать отцу. Что-то встало на своё место, и что-то бесповоротно сдвинулось. Может, тот дьявольский телепорт перенёс их не только в другое место, но и в другое время?
Грезы рассеялись, стоило Моне снова обратиться к нему своим деловым тоном. Она рассказывала о том, что успело произойти в столице за последние дни, рассказывала об Ошине, о заседаниях парламента, на том же дыхании стала рассказывать о том, что знала – обо всем знала уже давно, но сначала была слишком наивна и слаба, чтобы защитить Найджела, а потом пошла на опасную сделку, чтобы как-то попытаться ему помочь, и что ни о чем не жалеет так сильно, как о том, что не рассказала ему все раньше и не была рядом, когда это было нужно.
Найджел не нашёлся, что ответить. Он понимал, что сознаться в чем-то для Моны значило то же, что для обычных людей – слезно просить прощения, стоя на коленях. Он пока не был готов ни дать его, ни отказать в нем. Вместо этого он спросил:
– Где Симон?
– Ушёл.
– Как ушёл? – глухо спросил Найджел. – Просто ушёл? Эмори остался один в Ольфсгейте. Ты ведь позволила Симону телепортироваться обратно?
– Да. Естественно, он ушёл через телепорт, – соврала Мона.
Найджел не поверил.
