Текст книги "Дом волков (СИ)"

Автор книги: saturnien

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

В ногу Эмори влетел твердый мысок сапога, так что тупая боль оборвала его вопрос на полуслове. Найджел как ни в чем не бывало внимательно разглядывал унылый пейзаж в окне, аккурат поверх головы Эмори.

Дели чуть сузила глаза, помолчала. В ее взгляде заваривалось что-то сложное, что-то не до конца разрешенное для нее самой.

– Офицер, у вас есть друзья?

– Что это, атака личного характера? Ну же, агент, я такого не ожидал. Дальше спросите, не живу ли я до сих пор с родителями, и не задираю ли юбки незнакомым девицам?

Дели тихо и утомленно посмеялась. Достаточно долго, чтобы стало понятно, что ей вовсе не смешно.

– Два дня назад у меня о вас сложилось совсем иное впечатление, офицер, – сказала она. – Оказывается, я ни черта не разбираюсь в людях. Или это пагубное влияние Прескотта? Поверьте, он порой имеет такой эффект даже в самых благородных кругах. Стоит какой-нибудь самой любезной не-вздохни-не-тронь графине провести с ним приватно пару часов, потом только и слышно: “И вам де что с того?” и “А не засунуть бы вам сами знаете что сами знаете куда?”

Найджел приподнял брови и сжал губы, мол, что поделать.

Было бы чудно свалить все на него, думалось Эмори. Все свои просчеты заодно с нависшей опасностью. Возможно, так бы он и сделал, и роль Найджела действительно была немаловажной, но правда была в том, что этой монетке, подброшенной в воздух почти тридцать лет назад, так или иначе было суждено упасть. Эмори всерьез рассчитывал на то, что за стенами тактичности и сдержанности он сможет провести всю жизнь. Он ошибся.

Что же касалось Найджела, суждение Эмори никак не могло остановиться на чем-то определенном. Как будто он пытался поймать рыбу, в бочке с темной водой, голыми руками – сама попытка обрекала на неудачу.

Был Найджел, острый и ледяной, как спрятанный за спину кинжал. Сейчас он скрестил руки перед собой, расслабленно, уверенно, белые пальцы подергивались в такт мыслям. И как бы насильно Эмори ни заставлял себя осознать, что эти же руки резали, рвали и душили, делали это много раз и делали это мастерски, – это не казалось ему правдой. Найджел как будто умел врать всем телом. Эмори верил ему беспрекословно, пока видел, но как только оставался наедине с собой хоть на минуту, морок рассеивался и он снова знал, ясно как день, что Найджел никогда не был и ни в каком сценарии не может быть на его стороне. В лучшем случае – невольная, но лояльная пешка в чужих руках; в худшем – первая скрипка, на звук которой он заходит все глубже в чащу.

Не потому ли появлялся другой Найджел? Обжигающий, как в ту ночь. Или покорный, как вчера, ищущий близости, не отпускавший.

Хотя сложись все иначе, ему и самому не захотелось бы его отпускать.

Эмори думалось: что было бы, если б они встретились волей более доброй судьбы? Например, на задании, приставленные к общему делу, как когда-то он встретил Ошина. Длинные вечера за бумажной работой, осторожное доверие, перерастающее в интуитивную связь двух работающих в унисон умов. Затем – случайный замешкавшийся взгляд, пара провокационных шуток, и чей-то неизбежный первый шаг. Эмори сделал бы его; хватало взгляда на Найджела, чтобы у Эмори не оставалось в этом сомнений. А что бы сделал Найджел?

Тут бархатистая фантазия крошилась в мелкий пепел. Кое-что наконец открылось Эмори, такое очевидное в ретроспективе.

Личная жизнь любой Сороки, пожалуй, полна нюансов и подводных камней, обходить которые в конце концов проще, если этой личной жизни вообще нет. Но ведь Найджел не только жил с тайнами, он сам был чьим-то темным и очень опасным секретом. Вереница операций, роспись новых шрамов каждый месяц, которые хоть и несложно скрыть, но будь они замечены – невозможно объяснить. Поводок, укорачивающийся с каждым годом. Наверняка ему было запрещено приказом сближаться с кем-либо, если эта близость могла хоть как-то скомпрометировать ход эксперимента. Что могло случиться в противном случае, Эмори примерно представлял: устранение тех, кому стала известна тайна, любыми способами.

Смерть Аматоре, а теперь и смерть Клейтона, какими бы извращенными и бесчеловечными их отношения ни были до того, оставили Найджела подвешенным в пустоте. Если бы не Эмори.

Он посмотрел на Делиссу с каким-то новонайденным отвратительным трепетом: она не знала. Она и Найджел были близки как семья, выбранная собственноручно, но и тут Найджел балансировал на тонкой грани, так, что даже она ни о чем не догадывалась.

– Простите, Шо, – Эмори прервал затянувшуюся паузу. – Усталость и непривычная обстановка делают меня нервным. Почему вы заговорили о друзьях?

Дели ответила не сразу.

– Вчера я спросила офицера Ошина, где мне вас искать. Офицер Ошин отправил меня в Эрденборг.

Найджел нахмурился:

– Хочешь сказать, что ты заранее не прочитала записку?

– Конечно прочитала. Но думала, он даст мне какую-то зацепку, Ольфсгейт ведь не деревня в три дома. Так или иначе, мне это не понравилось, особенно если прибавить поведение твоей сестры.

– И что же она сделала на этот раз?

– В том-то и дело – ничего. Молчала как рыба, пока Ван Хертен инкриминировал Эмори убийство. Я решила понаблюдать за ними, пока не пойму, в какую сторону ветер дует. Думала, упущу целый день, но они мне сэкономили массу времени. Они встретились.

– Ошин и Мона? – Найджел навис над Дели, будто не мог толком понять сказанного, пока не рассмотрел ее вплотную. – Ну конечно… О, просто прекрасно…

Эмори почувствовал, как волосы на затылке встают дыбом. Дальше он слушать не хотел.

– Разговор я не разобрала – они были за глухим барьером. Но если навскидку, то их связывает какая-то сделка, – она снова подняла глаза на Эмори: – Судя по всему, ее исход хуже всего отразится именно на вас, офицер. Напомню, что имя Найджела до сих пор даже близко не прозвучало в связи с делом Клейтона. Когда сюда заявится какой-нибудь констебль из вашего же, офицер, департамента, – а это произойдет скорее раньше, чем позже, – на вас наденут наручники, а Найджел так и останется ни при чем.

Не выдержав, Найджел треснул по толстой столешнице, так что пробравшийся под стол кот пулей вылетел в противоположную часть зала и скрылся за кухонной дверью.

– Не смеши, Дели! Я тут буду как раз таки очень даже при чем, зная мою сестру. Думаешь, Редкреста найдут какие-нибудь находчивые идиоты из ближайшего села, или невероятно догадливые полицейские из столицы? Мона пошлет сюда своих людей. Может, этого самого магика и пошлет, дьявол его дери. А они напишут в рапорте, что она надиктует. – Найджел завелся, бурно жестикулируя и выписывая перед собой невидимый документ: – Что-то вроде: “В результате независимого расследования агент Прескотт единолично задержал особо опасного преступника, бежавшего от полиции Алькенбруга…” или: “Агент Прескотт вызвался сопровождать нашу команду, способствовал быстрой поимке и оперативному обезвреживанию подозреваемого в убийстве…”

– И тебя это не радует? – Дели скептически на него посмотрела.

– Я в восторге! – прикрикнул Найджел. – Просто в экстазе бьюсь от мысли, что Мона сначала использует меня в своих подковерных играх, а потом до конца жизни будет напоминать, как устроила мне повышение по службе ценой казни невиновного человека!

Эмори негромко кашлянул:

– Мне кажется, мы топчемся на месте.

– Куда же по-вашему нам следует двигаться?

– Вам – подальше отсюда, агент, – сказал Эмори. – При всем уважении.

Дели вопросительно посмотрела на Найджела.

– Не люблю повторяться, Найджел, – она сухо заговорила, – но твой друг офицер причастен – не виновен, но причастен – к убийству нашего начальника. Ты оказался здесь, потому что твоя сестра что-то вам пообещала. Она соврала, и теперь водит дружбу с тем, кто в действительности убил Клейтона. Тебе здесь больше нечего делать, это дело чести и здравого смысла. Едем сейчас и едем прямо к королю. Может, еще удастся что-то спасти.

В отличие от прошлого раза, Найджел не дрогнул, не изменился в лице. Наоборот, сделался спокойным, в тон своей подруги.

– Нет.

Поджав губы, Дели пару раз медленно кивнула, потом поднялась и стала наматывать на себя шарф. Похлопав по карманам, она нашла в одном из них ключ и протянула его Найджелу:

– Второй этаж, последняя дверь справа. Комната оплачена на сегодня. Попросите хозяина нагреть воду, помыться вам точно не будет лишним. Долго не задерживайтесь… ну, ты и так знаешь, – она хмыкнула себе под нос. – Надеюсь, когда-нибудь ты мне все расскажешь.

– Когда-нибудь, – Найджел слабо, точно сквозь боль, улыбнулся.

После ухода Дели они еще долго сидели молча, думая каждый о своем. Хоть день только начинался, занявшаяся метель быстро облепляла окна снегом. Проникавший внутрь свет отливал все, к чему прикасался, в густой серый свинец, беспробудно тоскливый и тяжелый. В рамах и стенных щелях подвывал ветер. Последний посетитель рассчитался с хозяином у стойки и ушел.

– Знаешь, в следующий раз, когда мы ее встретим, она будет не на нашей стороне, – сказал Найджел, обращаясь куда-то в сторону.

Эмори собирался сдержаться, но не смог:

– Ты действительно ей ничего не рассказал? О себе, о том, что с тобой делали? О том, что делал Клейтон?

– Нет, конечно. Не мог, – Найджел откинул голову, прислонился к стене. – Мы попали к Сорокам почти одновременно, вместе тренировались. На разведывательные задания чаще всего кидают парами, она была моей, – Найджел неприятно скривил губы. – Сложно скрывать что-то от напарника-шпиона. Уже приходилось пару раз разбивать ей сердце, так что теперь у меня это хорошо получается.

***

В кабинете пахло стоячей водой, опилками, кроличьим пометом и резкой микстурой трав. На секунду Мону отбросило назад во времени, вспыхнул какой-то условный рефлекс, память завертелась хороводом теней: грязные клетки, разлитые чернила, дым сигарет. На рабочем столе трепещет что-то не вполне живое, не до конца мертвое. Ей интересно, она ступает на новую грань мира, а он – ее преданный проводник.

Ошин наскоро прикрыл то, над чем работал, погасил настольную лампу и включил верхний свет. Он был, несомненно, аккуратней: из шкафчиков не торчало лоскутов и записок, пол был тщательно подметен, и если бы не запах, то никто бы и не подумал, что здесь часто занимаются с подопытным зверьем.

Предложив Моне сесть на жесткий диван, Ошин сразу перешел к делу:

– Маршрут предсказуемый, за исключением последней ночи, – он расстелил перед ней карту города и стал показывать: – Вчера утром они въехали с запада, покружили сначала по окраинам, вышли к центру города и на несколько часов остановились здесь, – он поставил палец на прямоугольник, обозначающий дом на Мейер-плац. – Потом, ближе к вечеру, небольшое передвижение сюда, в бывший храм, а ночью – из храма, за черту города, до лесной полосы. Дальше – ни шага за все утро.

Мона скрестила руки на груди, следя за Ошином с дистанции, которую можно было одновременно счесть как за почтительную, так и за брезгливую.

– Что-то очевидно неверно в подсчетах. Не окоп же они себе в лесу вырыли, офицер?

– Маловероятно, – ответил Ошин, не теряя серьезности. – Но ошибки быть не может, если только Редкрест намеренно не выбросил маячок.

– У вас есть основания полагать, что он мог?

Ошин отвел волосы с лица, еще раз пристально всмотрелся в карту.

– Маячок выглядит как обычная безделушка, пустяковый медный амулет, который каждый второй покупает в магической лавке и вешает на шею. Я передал его вместе с запиской, и написал Редкресту, чтобы держал при себе, потому что только так я смогу быстро найти его в случае необходимости. Редкрест доверяет мне, но чует откровенную ложь, поэтому я сказал правду. У него нет повода от меня прятаться. Если только…

Плохое начало, подумала Мона.

– Дайте угадаю – если только не Найджел?

– Обыскал его? Рылся по карманам?

– С него станется, – Мона едва успела подавить улыбку.

– А потом незаметно унес маячок в лес? Бессмыслица какая-то. У него не может быть такой автономии после переноса петли… – Ошин осекся. От главного полицейского управления их отделяла всего одна стена, и никаких магических преград.

Мона лишь покачала головой. Она встала и оценила взглядом откинувшегося на стуле Ошина. Лицо задумчивое, но не замутненное.

– Работайте дальше, офицер. Чертите поисковые диаграммы, медитируйте с маятником, хоть по костям гадайте, но найти вы их должны по первому моему сигналу. Промахи исключаются.

– Да, мэм, – Ошин ответил машинально.

В голове у него перемалывались десятки вариантов и алгоритмы возможностей, глаза были широко раскрыты, сжатые мышцы челюсти выступили. Моне было знакомо это выражение и ей нравилось его наблюдать – оно предвещало успех любой ценой.

========== 9. ==========

Выйдя за порог трактира, Симон сразу же изрядно наглотался метущего снега, но остановиться и не подумал. Наперекор ветру он побежал через дорогу, пару раз поскользнулся в обледеневшей снежной каше, и зашел в грязный тупичок между двух домов. Он отошел в самую глубь, хотя людей этим утром на улицах не было – все отсыпались после ночного бдения. Указательным и средним пальцами правой руки он наскоро стал чертить вызывательный круг, целясь на полметра перед собой и нашептывая одному ему понятную вязь звуков; на снегу потихоньку образовывалась проталина, крючковатая и унылая, как детский рисунок пальцем на запотевшем стекле.

Симон выплюнул последние слова формулы и, когда над кругом завертелся теневой сгусток, опустил руку.

За пару секунд, что пришлось ждать, в голове у него промчалось много мыслей. Прав был чертяга, пинками вытолкавший его на мороз и заставивший плестись на окраину города, прав впервые за столько времени. Симон уже и не помнил, когда в последний раз тот подбрасывал ему что-нибудь стоящее. Сама идея перебраться в Ольфсгейт, казавшаяся пару месяцев назад просто отличной, а на деле обернувшаяся полным фиаско, принадлежала именно ему. Хотя и до Симона доходили слухи, что для отлученных магиков места лучше не найти во всей Бриелии, все-таки для настоящих отщепенцев и попирателей закона, вроде него, особой разницы не было, в тенях какого города и королевства существовать. Мало кто был готов вести с Симоном дела, а те, кто действительно смог бы отважиться, обитали скорее в больших городах и обладали весомым положением в обществе, способным защитить их репутацию в случае чего.

Но каждый раз, когда Симон выкладывал ему эти аргументы, тот заводил свою философскую шарманку о чем-то вроде квинтэссенциального стечения обстоятельств, и что он может отвечать только за правильное место, а правильное время – это их, смертных, забота, и что терпение – высшая добродетель. А потом ржал, как ошпаренный.

Так и вышло, что попав в Ольфсгейт Симон перебивался грошовой работой, в основном притворяясь самородком-неучем, который только и горазд, что грунтовые воды искать да цветочки выращивать. Тут собьет лихорадку, там заговорит дом против пожара – велика заслуга. Он-то надеялся здесь найти тайную ложу магиков-ренегатов, и конечно же вступить в нее, это как минимум, а дальше использовать свои проклятые способности в полную силу, делать одолжения баронам, потом князьям, а там и до королей рукой подать. Такая у него была мечта – обосноваться серым кардиналом, со всеми соответствующими благами и привилегиями, при каком-нибудь титулованном засранце, которому даже совсем не обязательно знать, что все его недюжее магическое мастерство было результатом не столько многолетней учебы, сколько одного любопытного, смертельно запрещенного пакта…

Черная сфера, парящая над вызывательным кругом, чуть расширилась, треснула, как миниатюрная молния, запульсировала, расплющилась, и наконец из нее выпал и мягко шлепнулся на землю серый кот.

Симон присел на корточки и нетерпеливо помахал рукой:

– Ну же, отследил девку?

Кот медленно помотал головой и сказал:

– Как сквозь землю. Вел ее полчаса, а потом зашла за угол – и след простыл.

– Засекла что ли? – Симон сокрушенно схватился за лоб.

– Если б засекла, то вернулась бы, – авторитетно заключил кот. – Скорее, какой-то барьер. Она из легавых, а их в последнее время так от магии оснащают, что не забалуешь.

Симон понимающе помычал, но потом всполошился:

– А те двое что, не легавые что ли? Да похлеще, чем девка.

Кот ухмыльнулся:

– От этих магией за версту фонит, как от эльфьего холма. Как будто они заклинания на завтрак ложками кушают. Если на них противомагический барьер повесить, они самоуничтожатся, как материя с антиматерией.

Симон нервно почесал за ухом. Как обычно, когда грандиозные мечты уступали место реальности, самоуверенности в нем поубавилось.

– Пошли, мальчик.

Кот быстро засеменил к дороге, через нее, и дальше, пока они снова не оказались у трактира. Симон бегло глянул в окно – стол, за которым до этого сидела троица, был пуст.

– Девка сказала, второй этаж, – вспомнил Симон.

Они обошли здание справа. Последнее окно было единственным с задернутыми шторами.

– Видишь что-нибудь, – спросил Симон, сам для виду выставляя руку в направлении окна. Сканировщик из него был так себе. Глаза кота в это время обернулись черным, как две круглые агатины.

– Их там нет, – коротко сказал он. – Вперед.

Они прошли через трактирный зал тихо и без помех, поднялись по лестнице. Колдуя над замком, Симон спросил:

– Надолго они?

– Да нет. Хозяин им баньку растопил внизу, запаха что ли не чуешь? Попарятся и придут.

– Ага. Одного только не пойму, – Симон приостановился. – На кой нам прямо к ним под нос лезть? Если, как ты говоришь, им магик позарез нужен, может нам лучше ошиваться поблизости, пока они сами не проявят инициативу?

– Хуициативу, – уклончиво ответил кот.

Решив, что больше объяснений не добьется, Симон снова занялся замком.

Комната оказалась абсолютно нетронутой, не считая запахнутых штор. Ни сумок, ни одежды, ни вмятинки на кровати. Симон подошел к самому темному углу, слева от окна.

– Да, – протянул он, – в таком порядке не укроешься. Сработает?

Кот лишь посмотрел на него. В то же мгновение его образ стал темнеть, мутнеть и расти во все стороны, растекаться как акварельная клякса; сущность вытянулась ростом с самого Симона, потом стала на пару голов выше и обрела неясный, но вполне узнаваемый силуэт. Симон знал, что он делает это нарочно – дергает его за какую-то первобытную струну подсознания, чтобы испугать. На самом-то деле у него не было материальной оболочки, и все едино, что серый кот, что бес козлоногий, Симону он не угрожал никаким образом.

Его обдало влажным холодом, когда тьма целиком сомкнулась вокруг него и они слились с плотной тенью в углу комнаты. Все стало неподвижно и беззвучно, как и должно было быть.

Хозяин постоялого двора, хоть поначалу и забрюзжал о том, что заплачено ему было всего за одного гостя, в итоге махнул рукой. То ли оценив нахальную физиономию Найджела, который с ним разговаривал, то ли мрачный, какой-то голодный взгляд Эмори, что стоял рядом и молчал, то ли потому, что на других постояльцев ему рассчитывать было нечего, а эти еще могли раскошелиться на еду с питьем.

– Нам бы какую одежку на смену, не найдется? – спросил Найджел, убавляя градус нахальства.

Побурчав еще немного, хозяин скрылся в комнатах, где жило его семейство, а затем вынес стопку тряпья, когда-то принадлежавшего его сыновьям.

– Все в ваш учет запишу, – строго сказал он. – Свое оставляйте, жена выстирает.

Горячая вода, терпкий запах черного мыла и душный пар как будто вымыли из Эмори что-то тяжелое, сбили с разума заскорузлый слой сомнений. Новая одежда пахла по-стариковски, но была сухой и теплой – два ощущения, которые он успел подзабыть за последние пару дней.

Снова оказавшись в зале трактира, он набрал полную грудь воздуха и взглянул вокруг себя по-новому. Помещение казалось теперь куда уютнее, а бойкий снегопад за окном – почти веселым, наполняющим мир обычной и понятной любому красотой. Холод, который казалось навсегда поселился в его костях, отступил; взамен ему Эмори почувствовал свежесть. Зал был пуст, не было видно даже серого кота, барски разгуливающего здесь на протяжении всего завтрака.

Эмори еще не успел подняться по лестнице, как ему стало совершенно понятно, что делать дальше. Решение было само собой разумеющимся, а поэтому правильным, хотя на первый взгляд невыполнимым. Зайдя в комнату, он бросил на стул пальто и шляпу, которая каким-то чудом все еще была при нем, и стал расхаживать по комнате. Ему сделалось легко, как давно не было, как будто внутри забился источник энергии, новой и ослепительной.

Когда Найджел пришел в комнату и закрыл за собой дверь, Эмори стоял спиной к окну. Он не стал дожидаться, пока Найджел что-то скажет, сразу начал говорить сам:

– Скорее всего, это прозвучит абсурдно, но я точно знаю, как мы поступим дальше.

Найджел со вздохом упал на пружинистую кровать, подобрал под себя подушки и без всякого выражения уставился на Эмори.

– Мы должны найти способ снять петлю.

– Ха! – вырвалось у Найджела. – Серьезно?

– Смертельно, – голос Эмори звучал гулко и расслабленно. – Я знаю одну магичку в Маргене, она исключительно толковая, и точно не связана со столицей. Так я, по крайней мере, думаю.

– Ты так думаешь? – эхом отозвался Найджел. – Очень интересно. Очень, прямо-таки прелюбопытно. То есть ты считаешь, что годы, – он повысил голос, – магических формул, вписываемых мне под кожу и в каждый орган, которые проводили лучшие, – он снова сделал ударение, – руки и умы Оборонной научно-технической лаборатории… Что какая-то магичка из паскудного Маргена сможет махнуть рукой и все это отменить?

– Этого я не говорил. Я только имел в виду, что возможно нам удастся снять петлю. В конце концов, перебросить ее уже один раз удалось, – Эмори многозначительно посмотрел на Найджела. – Ты ведь с самого начала это заподозрил?

– Твой… партнер, – Найджел неприязненно скривил верхнюю губу. – Если только магия высшего порядка каким-то случайным способом не хлестанула по первому попавшемуся, что фактически невозможно, твой партнер-магик точно в этом замешан. Не хочешь кстати спросить, где тот милый амулет, который он тебе передал?

Эмори непонимающе нахмурился, но тут же его лицо озарило:

– Стыдно признаться, я просто забыл про него. Подожди, ты что ли украл его? Когда?

– Тогда, – лаконично ответил Найджел. – Еще по пути из Алькенбруга. В любом случае, теперь мы точно знаем, что он спелся с Моной. Если оно выглядит как утка, и плавает как утка…

– То это, вероятно, и есть утка, – закончил Эмори и опустил глаза. Когда-нибудь ему придется хорошенько подумать над всем, что связывало его с Ошином, что он знал о нем, а чего, быть может, старательно не замечал. Но это произойдет не сегодня.

– Не пойму только, почему ты? – в серых глазах Найджела блеснуло движение, отраженный из окна снежный вихрь, ледяное стекло.

Эмори ухмыльнулся, присаживаясь на край кровати. Потер лоб кончиками пальцев, потом посмотрел куда-то в пустоту.

– Я много раз задавал себе этот вопрос, – сказал он, поворачиваясь к Найджелу. – Много раз и задолго до того, как мы встретились и все это… произошло. Чаще всего ответ намного проще, чем нам того хотелось бы. Это случайность. Клейтон чем-то не угодил твоей сестре, а то и кому повыше, – могу предположить, что именно чередой провальных экспериментов, – поэтому его решили убрать. Что там говорила Делисса – ты должен был стоять за него грудью? То есть, тебе было приказано защищать Клейтона ценой своей жизни в буквальном смысле?

Найджел кивнул. Волосы у него уже почти высохли и сбились густой волнистой копной над лицом. Одетый в простецкую деревенскую рубашку он выглядел моложе своих лет, почти мальчишкой.

– Вот и выходит, – продолжал Эмори, – что никто не мог прикоснуться к нему, не рискнув твоей жизнью. А ты, Найджел… – он сделал вынужденную паузу. – Ты для них на вес золота. Уникальное произведение, научно-военное достижение в единственном экземпляре. Остается один выход: подгадать момент и сорвать с Клейтона петлю, прежде чем кто-то из вас поймет, что происходит, и тут же его устранить. Господи, – Эмори провел рукой по лицу, не скрывая дурной улыбки, – Ошин, должно быть, месяцами выжидал такого момента.

– Вы были близки?

– Как выяснилось, не очень, – ответил Эмори. Заметив, что лицо Найджела осталось серьезным, добавил: – Да, были. Это что-то меняет?

Найджел неопределенно повел плечом. Эмори ждал, когда ему станет не по себе от такой откровенности, но он чувствовал себя на удивление умиротворенно, точно зная, что должен сказать все прямо и до конца.

– Отвечая на твой вопрос, – вздохнул он, – я думаю… Нет, я уверен, что на моем месте должен был быть сам Ошин.

– Осечка?

– Она самая. Все должно было сложиться красиво – Клейтон мертв, я за решеткой, а Ошин, с помощью твоей сестры выйдя сухим из воды, по-тихому занимает какую-нибудь лакомую должность в Министерстве, откуда они продолжают использовать твои способности, как видят то нужным.

– Знаешь, что в этой истории самое поганое? – резко спросил Найджел. – Я был уверен, что Моне ничего неизвестно. Потому что если бы она знала, если бы знала все, как есть на самом деле, она бы никогда не позволила этому продолжаться.

Снег за окном поутих. Маленький внутренний двор стал белоснежным, совсем чистым. Поблизости не было даже настенных часов, поэтому каждый раз, когда они переставали говорить, пространство заполняла тугая, осязаемая тишина.

– Я без малого восемь лет живу приказами, – глухо сказал Найджел. – И примерно шесть из них приказы такие, для выполнения которых мне не надо даже думать. Как бестолковая собака на поводке, которая всегда бежит туда, куда ее тянут, день изо дня, каждый шаг и каждое слово предрешено какой-то архи-задачей, настоящих целей которой я не вижу, да и не особо хочу. И тут я кое-что заметил, Эмори, – в его голосе зазвенело что-то металлическое и ломкое одновременно, он тут же выплюнул некрасивый смешок, – без этого мне еще хуже. Сижу здесь и гадаю, когда ты в следующий раз мне что-нибудь прикажешь? Тебе, я вижу, это не шибко нравится.

– Мне это крайне неприятно, – отозвался Эмори.

– А я вот просто с ума схожу, как хочется что-нибудь такое выкинуть, чтобы у тебя не осталось выбора.

– Ты заставишь меня, чтобы я заставил тебя, и так мы сомкнемся в уроборосе неизбежности, где никому не нужно будет брать ответственность и решать за себя, – сказал Эмори. Найджел выглядел скованным и бледным, почти злым, но в ответ Эмори мог только беспомощно улыбнуться. – Одному тебе известно, каково это, и я не претендую на роль сочувствующего. Но в то же время я отлично понимаю, что значит жить под прицелом, не иметь возможности рассказать всю правду о себе ни единой душе, бояться, что один неверный шаг сведет на нет не только твою жизнь, но и жизни тех, кто стал тебе близок. – Он снова ухмыльнулся. – Я боялся, что меня прогонят из единственного дома, который у меня когда-либо был, стоит кому-то узнать о моем происхождении. Магики боятся потерять единственный клочок земли, где их человеческие права защищены, стоит им совершить хоть одну оплошность. Совсем не обязательно быть магически скованным, чтобы жить под чью-то диктовку, и лезть на стены, когда мир из понятных инструкций и точных указаний рушится.

Не отводя от него взгляд, Найджел сдерживался и постепенно надувал щеки, пока наконец не расхохотался, съезжая вниз по постели.

– Ты эту речь заранее придумал или божественное вдохновение снизошло?

Эмори посмеялся вместе с ним – он видел, пожалуй впервые, что этот смех для Найджела не показательное выступление, не осознанно подобранный фасад и не язвительная усмешка.

– Так или иначе, – сказал Эмори, – я от своих слов не отказываюсь. Хотел Ошин того или нет, но он сделал мне одолжение. Путь назад в Алькенбруг мне заказан, полицейской должности больше не видать, поэтому придется выяснить, на что я гожусь на вольных хлебах.

– И первый шаг к тотальной свободе – избавиться от меня, как я понимаю? – Найджел вопросительно наклонил голову вбок.

– Скорее, наоборот, – сказал Эмори, тоже откидываясь в изголовье кровати. – Причиню тотальную свободу тебе, Прескотт, просто чтобы насолить Ошину, сестре твоей, и всем министерским лакеям, кто стоит за этим зверством.

– А если выйдет так, что меня не исправить? – продолжал Найджел без намека на серьезность. – Ну, мышечная память, синапсы в мозгу. Я просто не смогу остановиться, так и буду убивать направо и налево, потрошить трупы где ни попадя.

– Оставлю эту проблему на совести всех бравых полицейских Бриелии.

– А если, – сказал Найджел совсем тихо, – я останусь с тобой? Не отвертишься от меня, и все тут.

– То это будет решение, которое ты примешь самостоятельно, – вкрадчиво ответил Эмори, – когда все будет кончено.

– Значит, Марген?

– Если нет других предложений.

Что-то треснуло в воздухе, картинка сместилась, поле зрения сузилось, будто вот-вот должен накатить обморок, прежде чем Эмори или Найджел успели осознать происходящее. Пахнуло сладковатым запахом гнилья, а в углу, где только что было пусто, стоял беловолосый, коротко стриженый человек неопределенного возраста с глуповатым выражением на лице, и нервно почесывал шею.

– У меня, кхе-кхе… – он неловко прокашлялся, – у меня есть. Предложение.

========== 10. ==========

Найджел вскочил на ноги, как со спущенной пружины; от незнакомца его отделяло полтора шага, и за долю мгновения, которая потребовалась, чтобы их преодолеть, Симон не успел ни дернуться, ни пискнуть. Отточенным ударом под дых Найджел выбил из него воздух, дар речи и ориентацию в пространстве. Когда колени Симона глухо ударились об пол, Найджел уже вовсю затягивал его же собственный шарф тугим узлом сзади, предварительно засунув его Симону, на манер кляпа, в открытый от боли и неожиданности рот.

Эмори краем сознания опознал эту последовательность приемов: дыхание, голос, теперь дело оставалось за руками. И тут же Найджел рванул руки Симона на себя и назад, до тех пор пока Симон, всхлипывая и мыча, не врезался лбом в половицу.

– Магики… – выдохнул Найджел, с силой сдувая упавшие на лицо волосы.

– Прекрасно, – только и смог сказать Эмори. Найджел смотрел на него вопросительно, слегка растерянно, хотя и не без тени довольства.

Как-то некстати Эмори понял, что ни разу за всю карьеру ему не приходилось брать магика голыми руками, то есть без помощи хотя бы одного компетентного, прошедшего всевозможную подготовку офицера-магика. Это не поощрялось, а на деле считалось глупостью особого порядка.

– Видимо, Мона нас опередила, – сказал Найджел. – Избавимся от него, и бежим не оглядываясь.

– Я бы так не спешил, – Эмори подошел ближе, присел на корточки и стал разглядывать скрученного в унизительной позе Симона. – Если все наши домыслы верны, я сомневаюсь, что Аматоре стала бы рисковать, посылая за нами всего одного человека…