Текст книги "Дом волков (СИ)"
Автор книги: saturnien
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
========== 1. ==========
Киллиан сидел, вперившись взглядом в потолок, оставив учебник висеть корешком вверх на подлокотнике кресла. Целую неделю в Маргене шел дождь, комната казалась вымоченной насквозь, хотя печка горела, становилось только хуже – от влажности и тепла чесалось все тело.
Медлительной левой рукой он нашарил портсигар и вытащил длинную, ароматную папиросу. Вот же дьявол, последняя. Придется снова ждать, а в ближайшие дни обойтись местной дрянью.
Во дворе, густо и втемную, шептались деревья. Под потолком дрожала пыльная нитка паутины. Киллиан начал курить.
В учебник он сегодня больше не взглянет. Раз уж на то пошло, и вовсе уже не взглянет; если он чего-то не усвоил до сих пор, то теперь и подавно можно не стараться. Время отдыхать, решил он. Ведь так ему и говорили: к экзамену нужно быть свежим и спокойным, выспаться, пить много воды. Отчего-то он даже думал, что теория – всего лишь формальность, и так было понятно, что он хорош. Настолько хорош, что уже заработал себе место в специальной программе, после которой его ждет правительственный ранг – и это как минимум.
Киллиан думал об этом, выдвигая и задвигая нижнюю шуфлядку стола носком ботинка. Взад-вперед. Мысли о будущем приятно грели в груди, раскатывали волны сладкой тревоги. Взад-вперед.
Деревья за окном зашептались все громче – поднимался ветер.
В дверь раздраженно постучали. На пороге стояла управительница дормитория, в руках держала свернутую записку – как бы показывая ему, но не отдавая.
– Мэм, – сипло сказал Киллиан и неохотно встал с кресла.
– Ворота запираются через пятнадцать минут, мистер Доэрти, – сказала управительница, наконец протягивая ему листок. – Советую все важные дела, если такие у вас имеются, отложить на завтра.
Киллиан опустил глаза на записку. Прочел. Потом прочел снова. Продолжал перечитывать, пока пальцы резко не обожгло – догорела папироса.
– Да, мэм.
На пороге уже было пусто.
Ветер действительно разыгрался.
Киллиан быстрым шагом преодолевал темные и блестящие улицы Маргена. Полотняные навесы торговых лавок надувались и трещали по швам, узкие переулки выли и дребезжали окнами, мокрые порывы не давали толком дышать, или видеть дальше собственного носа.
Пятнадцать минут уже наверняка прошло. Киллиан об этом не задумывался. Преодолев последние городские строения, он вышел к реке.
Каменный мост, возведенный над яростно бурлящей Антрой, был скупо освещен фонарями и пуст. Киллиан ощутил, будто его обидно укололи, и тут же заметил, что сильно выдохся. Тяжело дыша, он все же ступил на мост и, щурясь против ветра и брызг, двинулся дальше.
Не пройдя и пяти метров, он увидел, как от одного из фонарных столбов отделился силуэт, высокий и такой прямой, будто не подвластный злым порывам, которые уже почти превратились в настоящую бурю. Он ждал его.
Теперь и Киллиан будто не замечал ничего вокруг. Он был тут, и он ждал. Киллиан зашагал быстрее.
***
– Да это просто праздник какой-то, – невыразительно сказала Кира, раздвигая брюшную полость специальным инструментом, названия которого Эмори не знал. Инструмент был острым и блестел, напоминал скорее о походе к врачу, чем о магических манипуляциях.
– Что-то… почувствовали, мисс Кира? – спросил Эмори недоверчиво.
Магичка выпрямилась, аккуратно вытерла инструмент платком, и только потом повернулась к нему. На лице ее читалось что-то между веселым любопытством и брезгливостью.
– Никак нет, мистер Редкрест, сэр.
Великолепно, подумал Эмори, и вдохнул полную грудь студеного воздуха. Оглянулся.
Портовые работяги, вытащившие тело из реки, не торопились уходить. То-то им будет, что понарассказывать своим старухам и чумазым детишкам сегодня вечером за тарелкой супа.
– Так это, стало быть, как увидали, за вами послали, – говорил один из них, таращась на маргенского полицейского. – Болтался тут, ишь ты. Думали этот, самоубийственник проклятый, как девка та, ну, как ее… Потом гляди – неладное дело-то, студентик висит. Рыжий такой, ну, не из местных, мы и смекнули сразу. Вот, не трогали его, нет. Так и болтался.
Кира щелкнула застежкой на своем кофере и одновременно фыркнула – или показалось?
Эмори продолжал стоять неподвижно, скрестив руки на груди, лицом к лежащему на мостовой кладке трупу, спиной к северу, не меняя положения с момента их прибытия, пока Кира сдержанными движениями выстраивала над телом считывающее поле, собирала в отдельный мешочек бахрому с висельной веревки и педантично рассматривала потроха молодого человека, будто он был жертвенной овцой, носившей в себе ценнейшее послание Всемогущего.
– Мое заключение – никакой магии в теле, – Кира встала рядом с ним и вытащила из нагрудного кармана жилетки папиросу. Несмотря на серую морось, практически заменившую этим утром воздух, бумажная гильза в ее пальцах была сухой, и хрустко разгорелась с первого раза.
– Спасибо за откровенность, мисс Кира.
Она вопросительно посмотрела на него.
– Видите ли, – Эмори потер лоб, пытаясь сдерживать подкатывающий к горлу яд, – восьмой раз. Восьмой раз я наблюдаю подобную сцену убийства вместе с инспектором-магиком – самих по себе их было, безусловно, больше, но с тех пор, как сопровождение ваших коллег стало обязательным, прошло не так много времени. Извините за прямолинейность, но я думаю именно поэтому люди вашей профессии пытаются играть словами, месяцами проводить экспертизы и, за неимением лучшего, увиливать, чтобы не ставить под сомнение свой авторитет. Хотя куда легче для всех сторон сразу признать очевидное, магия к этому делу не имеет никакого отношения. Вы первая, кто пришел к этому заключению настолько быстро.
Кира улыбнулась, отводя взгляд.
– Озвучивая такую позицию, мистер Редкрест, вы оказываетесь в меньшинстве. Любой, кто читал об убийствах, – да и те, кто не умеет читать, особенно, – поставит свой последний скиллинг на то, что это дело рук мага.
– Не сомневаюсь.
Рядовой полицейский, дослушав показания, повел мужиков в сторону левого берега, где успела собраться небольшая толпа зевак. Навстречу спешил краснолицый репортер-рисовальщик из Маргенского Листка. Отвесив им незначительный поклон, он распростал свой чехол и начал рисовать.
– Зачем же нам, как вы сказали, увиливать? Чем скорее магия исключена из убийства, тем скорее рассеивается тень над всем подразделением магиков. Наше положение в полицейских рядах и вправду еще не окрепло, – рассудила Кира с простотой, которой Эмори от нее не ожидал, – зачем же расшатывать его длительными экспертизами и мудреными ритуалами, которые не дают в итоге никаких результатов? Так разве набивают себе цену?
Эмори посмотрел прямо в ее колючие глаза, впервые, с долей интереса.
– А как же ее набивают?
Кира помолчала, задержав табачный дым во рту.
– Вот это, – она круговым движением отметила лежащее перед ними тело Киллиана Доэрти, – не главное. Важное, но не главное – для меня. Убить и замести следы, положим даже магические, труд не велик.
– Продолжайте.
– Продолжаю. Допустим, это спятивший фанатик. Ловит маленьких мальчиков и девочек, режет их в полночь на перекрестках, кушает их кишочки… Извиняюсь. Проводит свои авгуровы церемонии. Богиня знает на кой ляд, когда существует десяток более надежных и гигиеничных способов…
– Не говоря уже о том, что не запрещенных законом.
– Безусловно, и это тоже, но мы ведь допускаем, что у него крышечка уже далеко уехала. Почему бы ему не бросить тело, где попало?
– Потому что он не глуп, и вы это знаете, – ответил Эмори, будто это очевидно им обоим. Так оно и было.
– То есть, и этой теории вы не придерживаетесь?
– Если бы он был глуп…
– То его бы уже давно поймали, мистер Редкрест, – Кира подмигнула, и тут же развернулась, подошла вплоть в массивному парапету моста. Эмори шагнул за ней. Они оба наклонили головы к кипящему, пучинно-серому течению Антры. – Река забирает и уносит все, что бы ей ни предложили. Живая, текучая вода смывает грехи, прячет от зла, рубит узы. Вот это, – она направила раскрытую ладонь на поток, ее лицо на несколько секунд пояснело и разгладилось, – главное. Для меня.
– Позвольте перефразировать, – Эмори уперся руками в бугристый камень. – Тело было намеренно подвешено над водой, чтобы скрыть цель преступления? Вы сказали, что магии в теле нет. Уже нет.
Кира кивнула.
Оставив Киру, Эмори снова приблизился с уложенному на грязное полотнище трупу. Рыжие вихры на голове Киллиана ярко выделялись на фоне синюшной кожи, в пустые глазницы натекла вода. Омытый, бескровный торс вспорот от шеи до паха, часть содержимого отсутствует, другая часть – прилажена не на свое место. Именно эта последняя деталь заставляла Эмори терять самообладание, кричать на коллег, случайно разбивать стаканы с водой по утрам, потому что каждый раз он чувствовал, будто его собственные внутренности начинают меняться местами и скручиваться в узлы. Так быть не должно.
Ярость, ревность и страх, хоть и не были ему свойственны, были чувствами, присущими любому разумному существу, и Эмори Редкрест мог с ними примириться. Он понимал как, возведенные в бесчеловечный предел, эти чувства вели на убийство. Более того, он должен был и умел им сочувствовать, следить за руками, которые выполняли приказ импульса, а не его обладателя, и видеть глазами, на который опускался красный туман.
Глядя на Киллиана Доэрти, как и на тех, кто ушел до него той же дьявольской дорогой, сочувствовать он отказывался. Такому не могло быть ни объяснения, ни оправдания.
Из слов Киры он сделал три вывода. Во-первых, ему наконец повезло с партнером-магиком. Во-вторых, тело убитого было ключом к мотиву убийцы – таким ключом, с которого сбили все зазубрины, и ни одну дверь им не откроешь. В-третьих, все было не так плохо, как он предполагал. Было хуже.
Убийства начались в столице, больше года назад. Первую жертву звали Грейс Коллинз, ей было восемнадцать и она училась на втором курсе медицинского факультета Алькенбругской академии. Из зажиточной, но не титулованной семьи – вполне возможно, она была первой из своего рода, кому удалось бы получить высшее профессиональное образование, что закономерно – мисс Коллинз была божественно одаренной и целенаправленной.
Ее отсутствие заметили днем в понедельник. К среде ее родители, состоящие в хороших отношениях с начальником полиции Фирсом Юбэнксом, сообщили о пропаже. В пятницу взошла полная луна. В субботу утром тело мисс Коллинз нашли в ее комнате, не слишком бережно, но правдоподобно сшитое обратно в единое целое.
Как ни странно, это дело не вызвало заметного резонанса у столичной публики. То ли из-за не больно знатного происхождения жертвы, то ли из-за настолько необычного метода убийства, что газетчики не понимали, как его преподнести, а люди не знали, как реагировать. Общественное мнение разобралось в себе немного позже.
За Грейс последовали Вернон Бартли, Джозеф Коэн, Марша Коулберри, и каждый раз, оставшись непойманным, убийца выбирал жертву рангом чуть выше, с чуть более чистой родословной, с чуть более влиятельной семьей, как будто поднимался по ступеням социальной лестницы, осторожно проверяя каждую на прочность. Внучатый племянник парламентария? Есть. Деверь баронессы? И он сошел с рук.
Именно это Эмори Редкрест, офицер полиции Алькенбруга, говорил своему шефу, но проблема была в том, что Фирс Юбэнкс не верил в заговоры. Эмори тоже не верил, он был взрослым человеком, но вместе с тем понимал, что не все, во что мы не верим, исключается из реальности. До недавних пор он также не верил в педантичную жестокость, но жизнь открылась ему и с этой стороны, причем намного откровеннее, чем он хотел бы.
Вскоре пресса нащупала верную жилу: убийца постепенно превратился в зловещего Авгура, сорвавшегося с цепи жреца кровной магии. Он приносил молодых людей в жертву, выбирая непременно лучших из стада, самых достойных быть отданными. Переиначенные органы, обугленные части тела, вытянутые вены и с каждым разом все более показательные сцены убийства щедро кормили воображение людей, которые еще десятилетие назад готовы были слать на виселицу любого, кто имел неосторожность засушить венчик полыни или завязать три узелка на платке. Убийца нарушал все уставы, созданные Союзом магиков под наблюдением Министерства внутренних дел. Абсолютно все.
На некоторое время он пропал из системы координат Эмори. Не потому что перестал убивать, а потому что начал делать это не только в столице. Близлежащие города, не дальше ночи езды на поезде, круг ширился, но Эмори обрел второе дыхание. Сначала он потратил несколько выходных в Национальной библиотеке (думая о том, что и Грейс, и многие другие жертвы не так давно дышали здесь той же пылью) и освежил свои географические познания. Места, как и жертвы, были связаны между собой опосредованно. Среди жертв не было детей и стариков, а среди мест – глухих деревень или промышленных центров. Это не позволяло ему продвинуться ни на дюйм, но он пытался. Начал гоняться за делами вне столичной юрисдикции, которым требовался патронаж, каждый выходной день проводил в другом городе, брал отгулы, чтобы работать, спал сидя чаще, чем в кровати.
Эмори бежал с ружьем наперевес по темному лесу, но у его гончих не было следа, а лес становился все темнее. Он слышал волчий крик в чаще, и каждый раз слишком поздно. Каждый раз до тех пор, пока не оказался в Маргене дождливым декабрьским утром после штормовой ночи.
***
К полудню Эмори должен был официально прибыть к начальнику маргенской полиции, но до полудня было еще далеко. Он попросил Киру сопроводить его в дормиторий, точно так же, как часом ранее просил ее сопроводить на место преступления – в качестве местного уполномоченного эксперта.
– Почему именно туда? – она потянулась за новой папиросой.
– Рабочие сказали, что он был студентом.
Управительница дормитория приняла их довольно сдержанно, хотя медная бляшка с инсигнией столичной полиции явно произвела на нее благоприятный эффект. В описании убитого она сразу узнала Киллиана Доэрти, получившего вчера поздно вечером записку.
– И вы, естественно, не знаете ее содержания? – осторожно уточнил Эмори.
Управительница посмотрела на него так, будто он поставил под сомнение ее честь.
Эмори объяснил, что Киллиана нашли мертвым. Лицо женщины окаменело на долю мгновения, но тут же исправилось – держание себя в руках было частью ее ежедневной работы.
– Вы можете осмотреть его комнату, офицер, – предложила она в знак перемирия.
– Это нам будет крайне полезно, – Эмори дернул губами, изображая подобие благодарной улыбки.
Комната была маленькой и угловой, зато в ней было целых два окна. Заправленная кровать, видавшее виды кресло, стол, горы учебников и бумаг. Эмори подошел к столу и вынул из пепельницы сморщенный окурок.
– Мисс Кира, в Маргене торгуют Блумингейлом?
– Нет, – Кира стояла на месте, но слишком сосредоточенно, чтобы ее неподвижность можно было принять за бездействие.
Эмори вытащил мусорную корзину из-под стола и опорожнил ее содержимое на пол перед собой. Ворох разорванных черновиков, пепел, оберточная бумага. Он собрал все листки, не содержащие юридических терминов и латинских слов, в одну стопку, а затем начал складывать из них нечто, напоминающее письма. Те, что начинались со слов “Дорогие мама и папа”, отложил слева от себя. Затем отмел все, адресованное маргенскому профессорату. Когда перед ним осталось последнее письмо (“Уважаемый С.Г.”), он почувствовал, что Кира заглядывает ему через плечо.
– “Благодарю за табак и копию Трактата о принципе законности”, – прочитала она вслух.
– Читали?
– Нет, но теперь есть повод, – сказала Кира, снимая книжку, висящую на ручке кресла. Несколько секунд она оценивающе держала ее в руках. – Прислал мужчина, старше среднего возраста.
Эмори усмехнулся:
– Это ваша специализированная оценка? Я мог прийти к такому же выводу, исходя из названия книги, мисс Кира.
– Вы правы, – она улыбнулась в ответ, и в ту же секунду комнату озарила слабая вспышка фиолетового света, исходящая от ее правой руки. Эмори успел заметить невидимую до этого печать на корешке.
– Это точно не из частной коллекции, – сказала Кира. – Такие сигилы не так давно начали ставить в публичных библиотеках, государственных учреждениях, очень редко – частные предприятия.
Она выбрала из кучи относительно чистый клочок бумаги и начертила угловатую фигуру.
– Выводы? – спросила Кира, подавая листок Эмори.
– Только один, – ответил он, завороженно глядя на рисунок. – Передай, пожалуйста, своему шефу мои извинения за то, что не смог явиться. Срочные дела в Алькенбруге.
========== 2. ==========
Небо Алькенбруга закрылось стальным щитом, обещавшим скорый снег. Декабрь усердно стирал грань между днем и ночью, забирал память о солнечном свете, залезал, как злой любовник, холодными руками под сорочки и пеньюары. Так Мона чувствовала себя – придавленной серостью, в холодной тесноте. Она скучала по нему.
Несмотря на большие окна и отсутствие высоких зданий поблизости (с другой стороны – выше министерств строили только церкви), света было настолько мало, что едва можно было разглядеть собеседника напротив. Мона зажгла стеариновую свечу, опустила подсвечник на край стола и присела.
– Сегодня утром, мэм. Инспектор Редкрест оказался в нужное время в нужном месте.
Фирс Юбэнкс положил перед ней небольшой лист бумаги. Изображение на нем было словно выточено тысячью крошечных игл. Она без труда узнала магический импринт – нововведенный метод передачи визуального материала на расстоянии. Насколько она помнила объяснение советника из департамента магиков, передача изображения осуществляется двумя специально обученными связными, один создает энергетический импринт, другой получает и проецирует его на бумагу. Чтобы узаконить эту практику было сломано немало копий, но в итоге она предложила проводить данную манипуляцию только и исключительно под надзором офицеров полиции рангом не ниже инспектора.
Мона прищурила серые глаза, всматриваясь. Еще одно убийство, еще одно выброшенное на обочину жизни тело, и, безусловно, еще одна оглушающая первая полоса: “Новая жертва Авгура – полиция бездействует, министерство молчит”.
– Маргенская полиция дала нам фальстарт, – решившись прервать молчание, сказал Юбэнкс. – Но к вечеру, без сомнений, об этом будут кричать с каждого вонючего угла столицы.
– Мэрия плохо выполняет свою работу? – Мона подняла одну бровь и откинулась в кресле. – Или вам было бы легче, если бы об этом кричали с идеально чистых мраморных постаментов?
Юбэнкс слегка осел, но не зарделся. Возможно, в глубине его начинающей обрастать мещанским жирком души, он испытывал раздражение от того, что пост его прямого начальника, статс-секретаря министерства внутренних дел, занимала женщина, к тому же несколькими годами моложе него. В то же самое время, в ее присутствии он не мог расслабиться ни на мгновение, что-то в ее безэмоциональной манере, негнущихся движениях и лице, висевшем на ней как красивый занавес, за которым никогда не зажигался свет, заставляло Юбэнкса испытывать уважение.
Мона соединила кончики указательных пальцев у рта, выдохнула.
– Мы должны пойти на опережение.
Юбэнкс посмотрел на нее с недоверием. Она коротко кивнула, не глядя, будто подтверждая что-то самой себе.
– Но мы же до сих пор отрицали связь между убийствами, – Юбэнкс развел руками. – По крайней мере, не подтверждали ее. Это сенсационно, и неоправданно. Я докладывал вам о теориях Редкреста, все так, но это же курам на смех…
– Как ни крути, они привели его к месту преступления. У вас есть повод не доверять теориям офицера Редкреста, шеф Юбэнкс? – неверный свет пламени бросил на лицо Моны тень язвительной улыбки, но тут же сместился.
– Нет, мэм, – напряженно ответил Юбэнкс. – Я не ставлю под сомнение своих офицеров, но каждому доводу необходима платформа из чистых фактов и неоспоримых улик. Если некто приходит ко мне и говорит, что череда разрозненных, пусть и извращенных, убийств имеет целью подорвать безопасность целого списка знатных семей, место такой теории – в помойном ведре.
– Особенно если этот некто – сэр Амалрик Редкрест? – Мона понимала, что швырнула на стол рисковый козырь, и Юбэнкс это знал. В горле у него пересохло.
– Он предпочитает имя Эмори.
– Так что же, вы предлагаете тиражировать сплетни о черной магии? – как ни в чем ни бывало продолжила Мона. – Положим, эта версия становится официальной. И что потом, массовые волнения со стороны магического сообщества, специалисты-магики толпами уходят с официальных должностей, мы теряем треть и без того хрупкой инфраструктуры, без которой и моему в целом, и вашему в частности ведомству будет ох как не просто… Мне продолжать?
Юбэнкс стукнул кулаком по ручке кресла, скорее от беспомощности.
– Неужели у нас нет другого выбора?
– Это вы мне должны сказать, шеф полиции Юбэнкс, есть ли у нас выбор – в голосе Моны скользнул метал, она облокотилась на стол, так что ее лицо стало ближе, отчетливей, и вместе с тем опаснее. – Вы копаетесь в этих убийствах больше года, в вашем распоряжении не только лучшие умы, но и мощнейшие магические технологии, поэтому если лучшее, что вы можете мне предложить, это анти-элитарный терроризм, то именно с ним мне придется работать. Сегодня вечером, вы, я и советник по безопасности – перед парламентом. Копию речи получите через несколько часов.
Фирс Юбэнкс встал, не проронив больше ни слова, резко поклонился и вышел.
Когда дверь за ним закрылась, Мона вновь откинулась в широком кресле, нервно закусила кончик большого пальца и треснула ногой по столешнице. Две небольшие рамки с портретами дрогнули, одна из них упала – та, что изображала ее мужа Анри Аматоре. Мона привстала, бережно поправила черную ленту и вернула рамку на место.
***
– Эмори, сучий ты потрох! А ну выходи!
Голос донесся с перрона, хотя поезд еще не успел толком остановиться. Эмори ухмыльнулся и двинулся к выходу.
Главный вокзал гудел и пускал пар во всех направлениях, как гигантское морское чудище, выброшенное к берегу. Крытый стеклом и арматурой павильон пах всеми сортами отходов, человечьих и механических одновременно, но на том же дыхании – далеким чистым воздухом, открытым пространством впереди.
Эмори ожидали два подозрительных типа, в которых он узнал своих непосредственных коллег и друзей: младшего инспектора Лесли и инспектора-магика Ошина. Лесли стоял, засунув руки в карманы штанов, весело щерясь, румяный и круглый, как пивной бочонок. Чуть поодаль, возвышаясь над коллегой и отвернувшись в сторону пустых путей, курил Ошин. В отличие от Лесли он был сдержан, но стоило ему посмотреть на Эмори, стало ясно, что и он своеобразно горел нетерпением.
– В честь чего такой почетный прием?
– В честь героя дня! – Лесли начал энергично хлопать Эмори по плечу. – Небось и не знает еще ничего, негодяй!
– Не нагнетай, Лесли, ради всего святого, я только пообедал.
– А! – махнул рукой тот. – Сейчас сам все увидишь.
Протиснувшись через толпу пассажиров, они вырвались в стылую привокзальную площадь, где людская масса разливалась в десятки хаотичных русел, а продавцы газет, возвышающиеся в этом потоке на своих кривых помостах, криками зазывали покупателей. В этих криках ему слышалось собственное имя. Он отчаянно надеялся, что слух его подводит.
Только усевшись в экипаж и двинувшись с места, Эмори выправил перед собой газету и начал читать: “Статс-секретаресса Аматоре выступила перед парламентом с заявлением об угрозе национальной безопасности. Она заявила, что в процессе расследования ужасающих убийств полиция пришла к выводу, что их совершает человек или группа людей, враждебно настроенная против существующего истеблишмента, а также королевской семьи и ее окружения в частности. Ее слова поддержали шеф полиции Алькенбруга Фирс Юбэнкс и советник по безопасности Генри Клейтон”.
Лицо Моны Аматоре смотрело на него с незыблемой и суровой прямотой. Эмори помнил, что похожий ее портрет напечатали несколько лет назад, когда государство лишилось руководителя Оборонной научно-технической лаборатории, а она стала вдовой. Тогда она выглядела так же стоически, и только присутствие рядом высокого молодого мужчины в военной форме – ее брата, – деликатно поддерживающего статс-секретарессу Аматоре за руку, выдавало в ней человечность.
– Во-от, вот здесь читай, – Лесли ткнул пальцем внизу страницы, потом, потеряв терпение, выхватил ее из рук и начал зачитывать вслух: – “Следствию удалось добиться значительных успехов, благодаря старшему инспектору Эмори Редкресту. Инспектор Редкрест проявил профессионализм и инициативность, демонстрирующие блестящую работу Алькенбругской полиции, и будет в дальнейшем содействовать в поимке убийцы или убийц”.
– Завтра у тебя большой день, – добавил Ошин.
Когда они вкатились в Блэксмит, уже почти стемнело. Они пропустили по пинте пива, оставаясь у барной стойки, пока Эмори быстро рассказывал им о произошедшем утром в Маргене.
– То есть, ты хочешь сказать, что это случайность? – скривившись, спросил Лесли.
– Ну, не совсем так, – ответил Эмори. – Вы сами знаете, что я не упускал возможности отправиться туда, где убийца мог – шанс из ста – появиться. Но в целом, это скорее слепая удача, чем “блестящая работа”.
– Это все твоя чертова скромность, – выплюнул Лесли, к тому времени уже уговаривая вторую пинту. – Политикам всегда нужен мальчик для афиши, и ты – Ошин не даст соврать – подходишь на эту роль.
Ошин безучастно пожал плечами.
В пабе стоял протухший воздух, гомон развязных, подвыпивший голосов и тусклый газовый свет не давал Эмори вырваться из чувства нереальности, будто он задремал в поезде по пути из Маргена, да так и не проснулся. Что-то пошло не так. Как и в любом сне, цепь событий сшивалась в безупречный узор логической последовательности, стежок в стежке, но одно было известно наверняка – к утру от него останется только лохматый узел абсурдных событий.
– Пожалуй, мне пора откланяться, – Эмори опустил пару монет рядом с недопитой кружкой.
– Эх, парень, завтра!.. – Лесли снова с энтузиазмом схватился за его плечо, но так и не договорил, увидев знакомую компанию за одним из дальних столов.
Распрощавшись, Эмори и Ошин отправились ловить извозчика. Начался мокрый снег, он опадал на поля шляп, но не долетал до земли. Немного постояли на мокрой мостовой молча.
– Нужно обсудить нечто важное, – сказал Эмори.
– Завтра, до твоей встречи с чинами?
Эмори помотал головой.
– Прямо сейчас, и желательно у меня дома.
– Скандальное предложение, – ровно сказал Ошин, втаптывая что-то невидимое в дорожную грязь. – Согласен.
Эмори квартировался на втором этаже не самого чистого или красивого блокированного дома в Алькенбруге, зато имел личный вход со двора, а с ним – иллюзию обособленности, насколько ее можно вообще было поддерживать в пределах столицы. Ему нравилось быть полноправным хозяином, какими бы скромными ни были его владения.
В прихожей, которая по совместительству была гостинной, столовой и рабочим кабинетом, все было ровно так, как он оставил – аккуратно и на своих местах. Добавился лишь неуловимый запах, который можно почувствовать только вернувшись из далекой дороги, – запах собственной повседневности.
Закрыв дверь на замок, Эмори снял шляпу, отряхнул пальто. Ошин безучастно взял их из его рук, потому что стоял ближе к вешалке, и Эмори на миг кольнуло – вдруг он прогадал? Не то время, не то место? Сомнение вспыхнуло и погасло быстрее, чем его рука легла на плечо Ошина, тело потянулось к телу, и за скованным фасадом разлилось знакомое тепло.
Эмори целовал долго, но не жадно, словно наслаждаясь возвращением. Ошин был частью этого его мира – не только слаженной алькенбругской жизни, разукрашенных огнями ночей, королевских праздничных парадов, но и обратной стороны – грязи, причиняемой походя жестокости, круговерти глупого, мелочного зла. Но, по натуре всех магиков, Ошин обитал в нескольких степенях удаленности, это позволяло ему видеть больше и чувствовать вширь, и в то же время – оставлять свое нутро на расстоянии вытянутой руки от происходящего, если того требовал инстинкт самосохранения.
Эмори завидовал этой способности.
Когда его руки потащили за край рубашки, Эмори поймал его и с разочарованным вздохом прервал поцелуй:
– Я знаю, это ужасно. Но у меня действительно есть к тебе дело.
– Приступим, не теряя времени, – лицо Ошина было целиком серьезно, выдавал только блеск черных глаз.
Когда Эмори принес из кухни два черных чая без сливок, Ошин сидел, закатав рукава, и сканировал привезенную из Маргена книжку вдоль и поперек.
– Это улика? – спросил он, отпивая горячий чай.
– Это зацепка.
Эмори уперся локтями в широко расставленные колени и подпер голову кулаком, разглядывая томик в руках Ошина.
– Я крутил эту печать и так, и этак. Сейчас больше всего в мире я надеюсь, что ты вдруг вспомнишь, что ей пользуются в какой-нибудь тайной магической ложе.
– Эмори, это сигил Министерства внутренних дел, и ты сам прекрасно это знаешь. Им отмечают огромное количество казенных вещей, в том числе книги. В остальном – не могу добавить ничего выше того, что тебе рассказала маргенская магичка. Увы, сегодня у нас обоих вечер разочарований.
Эмори сдался, начиная улыбаться уголком рта.
– На твоем месте я бы не был так уверен.
– Как скажете, инспектор Редкрест.
Упав, выдохшийся, на подушку, Эмори закрыл глаза и изо всех сил схватился за крошечный миг небытия, который еще гулял в его теле. Поздно. Он сел, будто наконец проснулся. Темноту нарушил желтый огонек – Ошин зажигал папиросы от пальцев, когда никто не видел. Многие считали это клоунским трюком.
– Завтра я должен им об этом рассказать, верно? – сказал Эмори, глядя в темно-синее, запотевшее окно, пропускающее в комнату разве что далекое эхо уличного света. – Я же не могу умолчать о том, что убитый был как-то связан с министерством?
Ошин фыркнул, но другого не ожидал.
– Говори или нет, какой толк? Мало ли у кого студент мог одолжить книгу, это еще не подразумевает причастности, – Ошин выпустил поток сизого дыма в потолок. – Хотя нет, один результат будет: сэр Генри вцепится в этот факт, чтобы надавить на Аматоре и ее некомпетентность, что бы это ни значило.
Эмори озадаченно повернулся к нему:
– Сэр кто?
– Генри Клейтон, советник.
– И с каких пор ты его так называешь, Ошин? Сэр Генри, сэр Генри… – Эмори повторил несколько раз, потирая рукой колючий подбородок.
Советник по безопасности не был подотчетен министерству, только королевской семье, и о его работе ходило много слухов, поражающих воображение – как хороших, так и плохих. Тем не менее, он был кем-то вроде крестного отца для молодых людей и девушек, желавших сделать достойную карьеру в обороне.
