Текст книги "Дом волков (СИ)"
Автор книги: saturnien
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
– Я о том же, – нетерпеливо ответил Найджел. – Надо сматываться, пока не подоспели остальные.
– Найджел, погляди на него еще раз и скажи мне, что он на государственной службе. Это недоразумение какое-то.
Симон не до конца понял, то ли недоразумением назвали сложившуюся ситуацию, то ли его самого. В любом случае он не мог предпринять ничего, кроме как зайтись в еще более громком мычании.
– Действительно… – Найджел задумался. Хватка на руках Симона чуть ослабла – но только чуть. – Выглядит как местный холоп. Мона бы с таким связываться не стала. Может, гость со стороны жениха? То бишь, кто-то из когорты Ошина? Старый знакомый, которого не жалко пустить в расход, чтобы прозондировать почву?
Эмори отрицательно помотал головой.
– Предлагаю спросить у него лично.
– Ублюдка, который шпионил за нами, прикрывшись магией? Предлагаешь открыть ему рот и дать возможность нас оглушить или вызвать подмогу? Я против.
– А я уверен, что мы должны его выслушать.
– Так это приказ?
Оставаясь на одном уровне с обездвиженным магиком, Эмори поднял измученный взгляд на стоящего над ними Найджела.
– Шучу, – серьезно сказал Найджел, а затем обратился вниз к Симону: – Дядя полицейский дает тебе шанс, сопляк. За него не ручаюсь, но могу гарантировать, что на меня твоя соплячья магия и близко не подействует, поэтому даже не пытайся что-нибудь выкинуть, если хочешь, чтобы в следующий раз руки у тебя остались приделанными к телу. Усек?
Эмори поморщился и восхитился одновременно – это были не его методы, но он уважал их действенность. Симон судорожно затряс головой.
Получив руки обратно в свое распоряжение, Симон первым делом поднял их вверх, рядом с раскрасневшимся лицом, и несколько секунд держал их так, мечась взглядом от Найджела к Эмори. Потом медленно освободился от импровизированного кляпа, покашлял и просипел:
– Никакой магии, господа! – он снова поднял руки раскрытыми ладонями вперед. – Силой клянусь, никаких фокусов.
– Говори, кто тебя прислал! – гаркнул Найджел.
– Никто не присылал, силой клянусь, никто!
Эмори с интересом рассматривал магика, который выглядел так, будто готов расплакаться от страха. С одной стороны он казался малолетним преступником, пойманным на первой краже с поличным, с другой – его вполне можно было принять за зрелого мужчину, рослого и сформировавшегося, лет под сорок. В левом ухе сверкала серебряная серьга, одежда только на первый взгляд казалась невзрачной. Он явно не походил на окрестного простачка, который по чьему-то указу или собственной наивности стал бы за ними следить.
– Как вас зовут?
– Симоном.
– Мистер Симон, приятно познакомиться. Меня зовут Редкрест, а это – мистер Прескотт, – сказал Эмори, продолжая спокойно разглядывать Симона. – Как видите, я на вашей стороне, но проблема в том, что у мистера Прескотта очень короткое терпение. Почему бы вам как можно скорее не объяснить, как и зачем вы здесь оказались? Вы же понимаете, почему нас так смутило ваше внезапное появление, верно?
– Я здесь, потому что вам нужен магик, – ответил Симон. Он так и остался сидеть на полу, то и дело бросая вороватые взгляды на Найджела, хотя голос его приобрел в уверенности. – А я и есть магик. Все просто.
– Видите ли, мистер Симон, вам известно, что нам нужен магик, потому что вы подслушали наш разговор. Значит, кто-то или что-то заставило вас его подслушать? Или, может быть, вы выдающийся ясновидец, и узнали о наших потребностях раньше, чем мы сами?
– Нет, такого за мной не наблюдалось, – сказал Симон. – Но я способен на многое другое. Фактически на все.
Эмори улыбнулся, но только губами, во взгляде осталась прежнее прохладное любопытство.
– Мне казалось, ясновидение – один из азов магии. В алькенбругскую Академию, например, без экзамена на ясновидение вас не примут, а на какую-либо магически-ориентированную работу и подавно.
– Точно, – вставил Найджел.
– Почему же так получилось, – продолжал Эмори, – что магик, который способен фактически на все, не способен на ясновидение?
Симон прищурился, нервно пожевывая нижнюю губу. Будто пытался угадать, какой ответ Эмори больше понравится. Наконец, его лицо посерьезнело – Эмори снова заметил этот странный переход от физиономии молодого дурачка к лицу более опытному, осознанному. Он знал, что порой магия забирала у человека годы жизни – особенно у тех, кто практиковал ее день ото дня, у медиков, полицейских и инженеров; другим – могла и прибавлять, если магик поставит перед собой такую задачу. Но вот эта странная мимикрия, мгновенный перелив, то смывающий, то затачивающий черты лица, был ему совершенно незнаком.
– А потому, мистер Редкрест, – начал Симон, – что время, пространство и события в них – это бурлящий котел, подогреваемый тысячами человеческих намерений, желаний и поступков. То, что во всяких ваших академиях зовут ясновидением, не более чем мимолетный взгляд за угол. Да, вы можете там увидеть нечто новое, но скорее всего это нечто еще сто раз видоизменится к тому времени, когда вы сами завернете за этот угол и рассмотрите все собственными глазами…
– Ближе к делу, – Найджел прервал его ледяным тоном.
– Я только хочу сказать, что не использовал никакой магии, чтобы выведать ваши секреты. Я просто их знаю.
– Ну все, – выдохнул Найджел и наклонился к Симону. Резким движением сорвал с него шарф и стал закручивать его в тугой канат. – Привяжем его к каминной решетке, и убираемся отсюда.
– Нет! Стоп! – сорвался Симон. – Правду вам говорю, он мне сказал прийти сюда и ждать, а он все знает, все, всегда и про всех!
Найджел приостановился.
– Он?
– Кого вы имеете в виду, мистер Симон? – Эмори подобрался, готовясь и в то же время противясь тому, что могло прозвучать дальше.
– Я… не могу раскрывать его имени ни одной душе, живой или мертвой, – Симон заговорил быстро и негромко. – Хоть режьте меня, это закон. К тому же, вам его имя не пригодилось бы, технически его ни прочитать, ни произнести невозможно. Примерно как пытаться прочитать слово, составленное только из знаков препинания и математических символов. Оно доступно только контрактеру…
– Контракт? – переспросил Эмори. – Мистер Симон, отвечайте прямо и односложно. Вы заключили с кем-то контракт?
– Да, – выдавил из себя Симон, бледнея.
– С сущностью? – Найджел уставился на него круглыми глазами. – С чертом подколодным, как в сказках?
Симон кивнул.
– Но это невозможно! – лицо Найджела наполнялось диким восторгом, так же стремительно, как лицо Эмори – тревогой.
– И очень, крайне, категорически запрещено, – добавил он.
– Погодите, погодите, – Найджел теперь тоже присел рядом с Симоном. Вся его суровость сиюминутно испарилась, и он разглядывал магика как странную, но отвратительно притягательную зверушку. – Получается, ты говоришь, что этот твой ручной демон может нам помочь?
– Так и есть.
– Так пусть покажет себя, князь тьмы! Разберемся без посредников. Или мы сначала должны ему души завещать?
– Нет, это только я должен, – смущенно выговорил Симон. Посмотрел на обеспокоенное лицо Эмори, потом на расплывшегося в усмешке Найджела и понял, что они ни капли ему не верят. Это вывело его больше, чем физическое насилие, кляп и все остальные унижения, которые ему пришлось вытерпеть. – Знаете что… – пробормотал он, вставая на ноги и отряхиваясь. – Верьте, не верьте, дело ваше, но вот что я имею сказать. Если судьба решится по-вашему, то вас, мистер Редкрест, сдаст маргенская полиция прежде, чем вы доберетесь до своей магички. Вас посадят, но не надолго, а когда выпустят, вы об этом пожалеете еще сильнее. Мир станет для вас совсем другим. Он уже стал быстро меняться, не так ли? А вы, мистер Прескотт… вы сами отлично знаете, что с вами случится. Ваша жизнь идеально предсказуемая примерно с тех пор, как вам стукнуло четырнадцать, и вы сами сделали этот выбор. Не знаете, пожалуй, только одного. Такими темпами вы не дотянете и до тридцати. Магия точит вас по экспоненте; восемь лет позади, и примерно столько же вам осталось.
Симон взялся за ручку двери, но сделал небольшую паузу, прежде чем ее открыть. Найджел и Эмори оба смотрели на него в непроницаемом молчании.
– Узы рубят до новолуния, поэтому в запасе еще два дня. Если передумаете, мы вас найдем.
Закрыв за собой дверь, Симон бросился по коридору, метнулся вниз по лестнице, дальше – в морозный ветер, по занесенным улицам, шел быстро и целенаправленно, без единой мысли в голове, не оборачиваясь. Не чувствовал ни как промокли насквозь сапоги, ни как холод пробрался мокрой лапой под расстегнутый воротник, не заметил наступающих слишком быстро сумерек.
Только оказавшись дома и заперев за собой на все замки, видимые и невидимые, он прислонился спиной к дереву и громко выругался.
– Да уж, представление вышло, – язвительно сказал серый кот, выходя из тени между ногами Симона и стенкой.
– Молчи, дьявол. Трудно что ли было мне помочь, а?
– Нет, – ответил кот, удаляясь вглубь помещения, становясь на ходу больше и больше, расплываясь до размеров человеческой фигуры. – Но нужды не было. Не беспокойся, мальчик, ты справился.
В руках Найджел все еще держал шарф песочного цвета, тонкий и мягкий на ощупь.
День начал быстро сдавать, поэтому Эмори зажег свет и стал растапливать камин. Как бы срочно ему ни хотелось покинуть Ольфсгейт еще час назад, теперь стало ясно – им придется здесь задержаться по крайней мере еще на одну ночь.
– Он же просто псих, ведь так? – задумчиво и совсем неуверенно спросил Найджел. – Двинутый фанатик. Такого просто не бывает. Контракт, чтоб его…
– У парня действительно не все дома, спорить не буду. Но знаешь, чего еще не бывает? Магического рабства, – сказал Эмори. – Похоже что нам обоим придется немного раздвинуть рамки того, во что мы готовы поверить.
– “Немного”, – Найджел невесело усмехнулся. Помолчав, сказал: – Надо добыть еды и денег, раз мы остаемся.
– У меня пусто.
– Тогда будь здесь, смотри чтобы еще кто в гости не заявился. Я со всем разберусь.
Найджел ушел, подгоняемый явно не голодом, а нехорошими мыслями. Оставшись в одиночестве, Эмори присел в кресло рядом с растопленным огнем, на секунду прикрыл глаза и сразу же окунулся в сон, как в темную тяжелую воду. Во сне он снова куда-то бежал, менял лошадей, рвал билеты, не успевал в последний вагон, только в этот раз он не стремился попасть куда-то, а что есть мочи убегал.
***
Ошин чувствовал, что за ним следят.
Чувство это появилось сутки назад, Аматоре он решил не рассказывать, но на всякий случай заперся в кабинете на весь день и с тех пор дважды в час останавливался, чтобы раскинуть вокруг себя сканирующее поле. К вечеру он уже было решил, что интуиция его подвела. В поле попадались лишь привычные сигнатуры коллег из полицейского управления, окутанные казенной защитной магией, к которой он сам частично когда-то приложил руку. Остальное и в счет не шло: однородный людской поток, тут и там подсверкивающий случайным амулетом или заговором – магией настолько разбавленного качества, что можно было разбить ее одним плевком.
Потянув руками в стороны, Ошин начал разминать плечи и спину, не вставая из-за стола. Свет в окнах здания, находящегося через дорогу, стремительно гас – клерки заканчивали работу, – и с обратной пропорциональностью разжигался на улице внизу. Дорожное движение стало неповоротливым, люди спешили домой, другие спешили в пабы, но для многих из них день начинался только сейчас, с наступлением темноты.
Естественно, Ошину не составило труда заново определить местоположение Эмори, без лишних инструментов и вспомогательных конструкций. Связь, которую магик устанавливал с другим человеком в постели, была как прочная струна и пульсирующая жила одновременно; она была надежная и легко доступная, а рушилась крайне медленно, потому что дана была добровольно и за бесплатно, пусть и неосознанно. И хотя Ошин надеялся, что использовать ее не придется – в первую очередь потому, что не хотел впоследствии вдаваться в интимные объяснения перед Аматоре, – теперь, когда все-таки пришлось, особо по этому поводу не переживал.
Гораздо больше его заботили причины, по которым Эмори решил самостоятельно избавиться от его маячка, или же обстоятельства, при которых это смог сделать Прескотт. Сам Ошин не знал, какой вариант ему не нравился сильнее. Но чем глубже он закапывался в засекреченные труды Анри Аматоре, которые полиция получила на обработку вместе с делом Клейтона, тем больше склонялся ко второму варианту.
Анри не был магиком, и тем не менее создавал потрясающее впечатление. Он владел теорией необычайного уровня, понимал и оперировал ею так, как вряд ли умел хоть один из его современников-носителей (оставалось только догадываться, какой ценой он сумел овладеть этими знаниями – Ошин полагал, что далеко не обоюдовыгодной). Но рано или поздно теория без практики становится в тупик. На поверку Анри оказался поваром без языка, который к тому же резал и смешивал ингредиенты чужими руками; каким бы гениальным ни был рецепт, весь этот амбициозный эксперимент был не более чем выстрелом во тьме.
Во что-то они, безусловно, попали, но точно не в яблочко.
Классическое магическое рабство, каким оно было известно за пределами Бриелии, подразумевало не только беспрекословное выполнение приказов. В отсутствии приказов подневольный субъект должен был впадать в состояние гибернации, что одновременно сохраняло его ресурсы и избавляло управляющего магика от лишних хлопот. То, что удалось создать Аматоре, больше походило на магического питомца – исполняющего команды, а в остальное время предоставленного самому себе. Либо Аматоре намеренно выбрал облегченный вариант, либо слишком увлекся энхансированием физических навыков подопытного, чтобы как следует позаботиться об абсолютном подчинении воли. И это Ошина смущало не меньше; да, им удалось преобразовать Прескотта по всем параметрам, начиная от выносливости и заканчивая сверхчеловеческой регенерацией, но вместе с тем они балансировали на пределах возможностей тела. Прескотту уже требовалось наблюдение, а вскоре, когда сердце слишком рано отобьет все положенные ему удары, потребуется и биологическое обслуживание.
Ошин встал, приоткрыл окно и раскурил папиросу. В комнату ворвался холодный порыв, полный дыма и шума.
Он в точности знал, что делать, чтобы исправить ошибки Анри Аматоре. Не нужно было долго рассуждать – под присмотром талантливого магика, которым Ошин бесспорно являлся, труд Аматоре произведет революцию в бриельском военном деле. Оборонная лаборатория могла поставить производство сверхподчиненных много лет назад, если бы правительство так не боялось назначить во главу экспериментов Аматоре по-настоящему сильного магика.
Докурив, Ошин остался перед открытым окном и решил еще раз раскинуть поле. Сосредоточился, закрыл глаза, сложил пальцы в несложный знак и запустил импульс.
Что-то полыхнуло белым прямо перед ним, Ошин с трудом удержал глаза закрытыми. За окном было только падение высотой в двадцать метров, но дальше – черные окна опустевшего здания. Кто-то был там, будто слепое пятно, вымаранное из энергетического поля. Полезный трюк, скрывающий личность, широко используемый в сорочьем департаменте.
Чтобы сделать дальнейшие выводы, совсем не обязательно было быть магиком – достаточно было быть просто полицейским. Ошин улыбнулся. Он в точности знал, что делать.
========== 11. ==========
– Видите ли, что касается магической прошивки… Метод последовательной обработки каждого органа, а также систем органов, включая кровеносную и нервную, – безусловно самый тщательный и надежный. Если наш проект нацелен на создание сверхъестественно модифицированного исполнителя в состоянии тотального подчинения, только такой метод и подойдет. Тем не менее, у него есть масса недостатков. Начем с того, что такого рода манипуляции, даже доведенные до ума, будут занимать многие месяцы, если не годы, учитывая секретность, которая ограничивает нас как в магическом персонале, так и в добровольцах. Далее – продолжительность жизни подчиненного стремительно падает. Думаю, этот факт общеизвестен: способность быть носителем магии бывает только врожденной; тело неприспособленного к магии человека под постоянным ее воздействием теряет витальность как минимум в три раза быстрее, чем должно. Таким образом у нас выходит колоссальная трата ресурсов и времени, едва ли оправданная.
Король Бриелии Сорен Ван Хертен вопросительно поднял бровь. Стоящий за его правым плечом главнокомандующий Райво Блэквелл иронично улыбнулся половиной лица. Лицо же Моны сохраняло завидную невозмутимость.
– Поясню, – продолжил Ошин. – Какое количество квалифицированных магиков имеет достаточно высокий уровень доступа, чтобы занять место в этом проекте?
– Около дюжины, – ответила Мона, не ослабляя сверлящего Ошина взгляда.
– Предположим, каждый из них станет руководить экспериментом, реплицирующим метод Аматоре, а остальной персонал составят медики и ученые из Научно-технической лаборатории…
– Невозможно, – протянул Райво Блэквелл, – чтобы руководящую должность в военном эксперименте занимал магик.
– И все же я закончу свою мысль, – Ошин ответил Блэквеллу, но смотрел прямо и только на Ван Хертена. – Даже если предположить возможность формирования дюжины команд, результатом их работы будет всего лишь дюжина бойцов в год – в самом лучшем случае. Лет через семь наберется сотня солдат, а еще через семь – та же сотня бесповоротно выйдет из строя.
– Мысль нам ясна, офицер, – сказала Мона. – Предлагаю переходить к делу. Судя по всему, – она обвела взглядом просторную светлую комнату, – у вас есть какое-то оригинальное предложение.
– Уже перехожу, – холодно отозвался Ошин. – Прошу подойти ближе.
Когда все собравшиеся обступили высокий двухметровый стол, Ошин аккуратно сложил часть простыни, представляя взору крепкую смуглую спину. Идеально ровный надрез вдоль позвоночника открывал гряду белых, опутанных желтоватыми нервами и пульсирующими прожилками позвонков, медленно вздымающихся при вдохе и снова утопающих в мышцах на выдохе.
Ошин не спеша повел рукой, высвечивая голубоватую магическую вязь от поясницы и вверх до шеи, затем еще немного приподнял ткань. Кожа на наголо остриженном затылке сначала показалась нетронутой, только хорошо присмотревшись можно было увидеть, что надрез уходил от шеи к самой макушке, но частично был уже закрыт. Чуть отдалившись, Ошин развел руки в стороны и бережным движением пальцев начал поднимать голубой отпечаток магии над телом, пока тот, тускло посвечиваясь, не оказался на уровне глаз.
Ван Хертен, Мона и Блэквелл не произнесли ни слова в ожидании объяснений.
– Здесь вы можете видеть отпечаток результата проведенной работы, хотя и несколько схематически, – сказал Ошин, продолжая поддерживать изображение в воздухе. – Цельное овладение центральной нервной системой. Все импульсы, рефлексы, гормональные всплески, движения, желания, мысли – подчиняются воле хозяина, в данном случае мне, но с легкостью эта роль может быть передана любому из присутствующих, либо третьему лицу. Процедура заняла около восьми часов.
Король покивал, одобрительно, но с долей скепсиса. Блэквелл нахмурился:
– Если это было так просто, господин магик, то почему же этого нельзя было сделать раньше?
– Можно было, вполне, господин главнокомандующий, – ответил Ошин. – Но во-первых, все дело в том, что мистер Аматоре был куда больше сосредоточен на разнообразных физиологических энхансиях, стремился как можно лучше снарядить и обезопасить испытуемого от травм. Не буду вводить вас в заблуждение – субъект, что перед вами, не прыгнет выше собственной головы, не пройдет через огонь и сломанная кость у нее не срастется за день. Это всего лишь боец, которая будет подчиняться приказам в любых обстоятельствах, превосходя свои же собственные представления о том, на что она способна.
Блэквелл призадумался, почесывая подбородок:
– В конце концов, подопечный Аматоре тоже не был бессмертным.
– Точно подмечено, – Ошин едва заметно улыбнулся. – От смерти никто не застрахован. Не стоит также забывать о достижениях нашей медицины – вовремя оказанная помощь справится с любым повреждением не хуже, чем встроенные механизмы регенерации.
Ошин отпустил напряжение в пальцах – голубоватый образ магически сплетенного мозга и позвоночника опал в воздухе.
– А что во-вторых? – подала голос Мона.
– Ах, во-вторых. Я опустил еще одну часть процесса, предписанную вашим покойным мужем, миссис Аматоре. Так называемый психологический амортизатор. Пребывание в магическом подчинении, вкупе с тем стрессом, через который военный любой специализации проходит на заданиях, вызывает значительную нагрузку на психологическое состояние субъекта. С помощью комплексного воздействия на головной мозг эту нагрузку можно в значительной мере абсорбировать, приглушить, так сказать, переживания. Работа трудоемкая и длительная, но выполнимая. Однако я не вижу в ней смысла.
– Почему же?
– Потому что я посчитал, что гораздо целесообразней избавиться от рудиментарной детали, нежели подстраивать под нее весь остальной механизм. В том случае, конечно, если мы говорим не о создании шпионов, которым зачастую приходится пускать в ход эмоции, а о настоящих бойцах, – закончил Ошин, обращаясь с Ван Хертену и Блэквеллу.
– Очень хорошо, мистер Ошин, очень, – наконец откликнулся Ван Хертен. – Если отбросить все технические разъяснения, вы предлагаете мне армию рабов в кратчайший срок. Не буду спрашивать, как такой одаренный магик оказался на посту обычного полицейского, но спрошу о другом. Чего вы хотите взамен?
– Взамен? – Ошин деланно удивился.
– А как же! – Ван Хертен сложил руки за спиной и отошел к окну, через которое просвечивало неверное зимнее солнце. Свет как будто разгладил его испещренное морщинами лицо, сделал глаза почти бесцветными. – С такой технологией вас примут с распростертыми объятиями даже во дворце имперской столицы, не говоря уже о более толерантных к магии южных провинциях. Случись это, Бриелия потеряет то малое преимущество, которое у нас есть на данный момент – развитая магическая оборона. Раскрывшись лично передо мной и мистером Блэквеллом, вы ставите нас перед неравнозначным выбором: устранить вас, или же предложить что-либо взамен на вашу лояльность.
Мысленно Ошин порадовался тому, как четко король прочувствовал ситуацию; впрочем, он едва ли ожидал другого. Без всяких стеснений Ошин произнес:
– Пост советника по безопасности…
Райво Блэквелл негромко хохотнул. Мона опустила голову и прижала кончики пальцев ко лбу, будто испытывала жуткую мигрень.
– … и пост руководителя Оборонной научно-технической лаборатории, разумеется, – закончил Ошин.
Попрощавшись с королем и главнокомандующим, Ошин не сразу вспомнил о присутствии Моны – так тихо она стояла, опершись на шаткий стеклянный шкаф и буравя его взглядом, теперь совершенно не скрываясь.
– Ты… – прошипела она, – паскудный сукин сын…
Как ни в чем не бывало, Ошин снова подошел к столу, заправил рукава и, повиснув пальцами над открытым надрезом, принялся сантиметр за сантиметром восстанавливать структуру мышечного слоя, прилегающего к позвоночнику.
– Как прекрасно все складывается для тебя, – сказала Мона, подходя ближе. – Только вот что будет, если я расскажу Ван Хертену, что это ты в самом деле убил Клейтона? Самовольно и абсолютно намеренно?
– Я не оставляю следов, Аматоре, – Ошин не отрывал глаз от работы. – Клейтон упал и сломал шею о лестничную ступеньку, судмедэксперты это подтвердят. Мои действия были минимальны и оправданы, учитывая, что я действовал по приказу вышестоящего офицера. Того же не скажешь о Редкресте, который способствовал убийству, а потом бежал вместе с субъектом, во всех смыслах напичканном военными тайнами. Почем нам знать, что задумал этот имперский выродок, так ведь, госпожа статс-секретаресса? Саботаж бриельской безопасности как он есть. Так ведь все и было, по крайней мере в вашем отчете королю?
– Ошин, – Мона наклонилась, пытаясь поймать его взгляд, – ты дал мне одно простое обещание, и только из-за него я согласилась на всю эту игру. Забрать Найджела у Клейтона и вернуть его мне. Заметь, я даже не стала выяснять, зачем тебе понадобилось подставлять Редкреста. Это было удобно для всех, да и меня не слишком заботило. Только теперь мне кажется, что ох как должно было озаботить. Помимо политических амбиций у тебя еще и личная вендетта?
– Не притворяйтесь, Аматоре, – непринужденно сказал Ошин, на секунду остановившись, чтобы сбросить напряжение с запястий. – Вы, как и я, помните жизнь до независимости. Ваши родители жили при имперской власти, как и мои, вот только мы оба отлично знаем, что жизнь моих родителей сильно отличалась от жизни всех Прескоттов, Редкрестов и Клейтонов этого мира, а также знаем, по чьей вине. Я не вижу в этой вендетте ничего личного, только историческую справедливость. Что касается обещания, его я сдержу, ждать осталось недолго. Блэквелл уже говорит о вашем брате так, будто он списан со счетов. Когда все закончится, никто кроме вас о нем и не вспомнит, можете мне поверить.
– Поверить тебе! – Мона взвилась, теряя последние крупицы самообладания. – После вот этого представления? Кстати о нем – какого черта ты здесь устроил, не желаешь объяснить? Кто это?
– Всего лишь одна любопытная птичка, – пробормотал Ошин, хотя Мона его уже не слышала.
Обойдя стол, она подняла простыню с головы лежащей девушки и открыла лицо, которого прежде не было видно. Ее встретили широко раскрытые, кристально осознанные, но ничего не выражающие карие глаза. Черные ресницы чуть подрагивали в такт дыханию.
Она отвернулась так быстро, как только могла. Красивое лицо скривил страх, отвращение и неожиданно – стыд, как раз в тот момент, когда Ошин наконец удостоил ее взглядом.
Заметив реакцию Моны, он усмехнулся особенно очаровательно.
– Праведное возмущение можете приберечь. Как-никак, я без пяти минут ее начальник.
***
Вернулся Найджел только под утро, хмурый и опавший. Одежда покрылась тонкой ледяной коркой, будто он всю ночь провел на улице, пригвожденный к одному месту – Эмори подозревал, что так оно и было. Ночью он то и дело просыпался со скребущим чувством тревоги. Если бы Эмори чуть лучше разбирался в магической теории, то смог бы узнать в ней симптом психической связи, натянутой до предела. Вместо этого он просто спросил Найджела, принял ли тот решение. Найджел утвердительно кивнул.
Симон сдержал свое слово – не успели они выйти со двора, как он незаметно материализовался среди редких прохожих. Нельзя было сказать, что он полностью оправился от вчерашней встречи, однако держался увереннее, меньше дергался и ничего не говорил, пока не привел их к неприметному дому из неотделанного кирпича. Внутри здание оказалось почти таким же необжитым, как и снаружи; оно было разделено надвое: в большом открытом помещении раньше, судя по всему, располагалось небольшое ткацкое производство, а дальше за ним – отделенная стеной комната, которая теперь служила Симону жилищем и рабочим местом.
– Начнем с вас, – деловито обратился Симон к Эмори, как только закрыл за ними дверь. Окон в задней комнате не было, но стоило Симону переступить порог, как под потолком зажегся желтоватый шар. Его фантомный, переливающийся свет озарял обстановку не хуже десятка газовых ламп.
– С меня? – удивился Эмори.
– А то! – сказал Симон, доставая с полки небольшую склянку, содержащую нечто похожее на чернила. – Сделаем сперва самое простое – снимем с вас петлю, и гуляйте на все четыре стороны. Я хорошенько подумал над этим. Просто рубить небезопасно. Негигенично. А вот как сниму петлю, так смогу отмотать ее до самого основания, до несущей точки, и оттуда уже буду выкорчевывать, сколько бы это времени ни заняло.
– Здорово придумано, – подал голос Найджел. – И на ком же петля в это время повиснет?
– В техническом смысле, на мне. Пока не кончим ритуал, разумеется… – Симон сощурился, осматривая Эмори с ног до головы. – Ага… Рубашку приоткройте, пожалуйста.
Эмори расстегнул три верхних пуговицы и Симон тут же принялся чертить у себя на левой ладони загадочную последовательность фигур, то и дело бросая короткие взгляды на грудь Эмори, будто с чем-то сверяясь. От чернил пахло спиртом и чем-то телесным, глубоко несвежим. Закончив, Симон сказал:
– Теперь мне надо… уточнить… кое-что… – и, не закончив, прошмыгнул за дверь.
Тяжело вздохнув, Найджел воздел одну руку вверх с явным недовольством на лице, но потом передумал что-либо говорить и просто махнул.
– Не доверяешь ему? – спросил Эмори, рассматривая магический антураж вокруг себя, скупой, но крайне странный.
– А что это меняет? Между дьяволом и синей бездной…
– Все готово! – Симон вернулся так же бесцеремонно, как и ушел.
– Погодите, – Эмори чуть отстранился от исполненного энтузиазмом Симона, – дайте нам пару минут.
Когда Симон, пожав плечами, снова вышел, Эмори подошел к Найджелу. Сказал негромко:
– Тебе обо всем этом известно больше, чем мне, и, в конце концов, кто несет больший риск – тот и должен принимать решение. Если тебе кажется, что он что-то задумал…
– Эмори, – Найджел измученно посмотрел на него, – какое тебе до этого дело? Сам слышал, что освободить тебя – проще простого. Не это ли тебе было нужно последние три дня, поскорее от меня избавиться и заняться собственными проблемами? Я же знаю, что повис на тебе мертвым грузом, копаю тебе яму все глубже и глубже с каждым часом, что нахожусь рядом…
– За эти дни многое изменилось, – Эмори не дал ему договорить. – Что бы ни толкнуло меня взять тебя под свою ответственность – желание выслужиться, страх или глупость, я и сам уже толком не знаю… Что бы то ни было, я не могу сожалеть, потому что это не имеет значения. Как в твоей сказке, нужен был всего один раз, всего один неверный шаг, чтобы кто-то почуял волчий дух и использовал его против меня, и сделал я его намного раньше, чем мы встретились. Все остальное – лишь череда обстоятельств, в которые ты угодил не по собственной воле. Впрочем, и о них я не жалею. По крайней мере я знаю, что во всем королевстве есть один человек, которому я могу доверять, – положив руку Найджелу на плечо, он добавил: – Хоть ты в тот раз и залез ко мне в штаны, как последний подлец, только чтобы обыскать на предмет магической слежки и обчистить карманы.
Найджел усмехнулся, не отводя взгляда. В подрагивающем эфирном свете Эмори заметил, что волосы у него вовсе не черные, как ему казалось, а темно-каштановые, с золотым проблеском.
– Не только для этого, – сказал Найджел, потянувшись ближе. – Если ты еще не понял…
