Текст книги "Как я провела лето (СИ)"

Автор книги: Sandy van Hiden

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

– Не надо. Пустите. Остановите, я выйду.

Давай ручку на дверце дергать. Белый его за руки схватил, тянет к себе.

– Да ты не бойся, я тебе плохого не сделаю, дай в губки поцелую и выпущу.

Пацан давай отбиваться не на шутку.

–Пустите, – шипит, – я закричу.

Влад смеется.

– Кричи, – говорит, – кругом ночь, трасса пустая, кричи, сколько хочешь.

Малой давай упираться:

– Не надо, вы же обещали.

Но Влад ему поцелуем рот закрыл. Слышу: мальчишка ему в губы стонет, вырывается. Как отпустил – пацан давай всхлипывать, типа не трогайте, пожалуйста. Жалостливо так просится.

Куда уж там, Белого уже понесло. Он пацану на ушко нашептывает:

– Какие губки у тебя сладкие, дай шейку поцелую, у тебя там тоже сладко должно быть…

В общем, возятся они позади меня. Глянул в зеркальце – Влад с малого рубашку сдирает, тот отбивается молча, но отчаянно. Не кричит – чего силы зря расходовать?

Слышу, ткань треснула, пуговицы посыпались. Куда уж этому птенчику отбиться. Заломил пацану руки за спину и давай везде целовать. Малой задыхается, рвется, просит:

– Не надо, пожалуйста, не надо. Остановите, выпустите.

Да уж нет, коготок увяз... Белый одной рукой запястья мальчишке за спиной держит, другой гладит его везде, грудь, там, живот, ниже опускается. Пацан в рыданиях заходится, вырывается из последних сил, ему, видать, каждое прикосновение как нож острый. Нецелованный он был, представь. А Влад его целует везде и все приговаривает: какая кожа у тебя нежная, гладкая, как атлас.

Смотрю, у мальчишки на шее и на груди уже засосы, Владик все больше в раж входит. Тут дело до штанов дошло. Белый, видно, отвлекся, может – пуговицу хотел расстегнуть, которая никак не поддавалась. Я уж сам не знаю, как пацан вывернулся, ручку дернул. Дверца открылась. Он из машины выскочил, как еще ничего себе не сломал.

Кубарем покатился на дорогу. Я еле успел притормозить, хорошо, скорость небольшая была. Ну и задал мальчишка стрекача. Я Белого таким злым давно не видел.

– Какого хрена ты двери не замкнул? – орет, и за пацаном вслед.

Я его понимаю – представь, какая лакомая добыча из-под носа уходит, Влад уже на взводе был. Ну и рванул он за ним, а я следом. Малой бежал, словно за ним сама смерть гналась. А что, трасса ровная, асфальт недавно положили, пацан молодой, чего ему.

В общем, он и убежал бы, только смотрю, Белый наган достает. Я еще подумал, он его пристрелить хочет. Нафига?

Белый этот наган пацану в ноги кинул, примерился с полсекунды и кинул. Мальчишка далеко уже был, не верилось, что попадет, но получилось. Мальчишка ойкнул, нам слышно было, и на асфальт полетел с размаху. Думал, убьется. Нет, смотрю, приподнимается, вроде как на ноги пытается встать, дальше бежать или хотя бы отползти.

Влад уже тогда не стал спешить. Подошел к мальчишке вразвалочку. А этот упрямец все старался отползти подальше. Даже на больную ногу пытался встать. Уже не судьба ему была сбежать. Белый его легко подхватил и на плечо себе бросил.

А тот до последнего вырывался, бился, как пойманная птица. Я наган подобрал, пошли мы к машине.

Белый вроде как поостыл от этой беготни.

– Все, – говорит, – давай домой, нагулялись.

Затолкал он беглеца на заднее сиденье, сам впереди сел, двери заблокировали. До дому быстро доехали. Только слышно, как пацаненок на заднем сиденьи всхлипывает.

У Белого в саду флигелек стоял. Небольшой, две или три комнатушки, удобства, все дела. Он там с бабами, случалось, зависал, все же не у Маринки на глазах. Совесть надо в этих делах иметь. Вот туда он своего мальчишку и отнес, на руках, как жених – невесту.

Поначалу у них все тихо было. Белый потом рассказывал, пацан у него в ногах ползал, одно просил: не надо, типа, молодой еще и ни разу ни с кем не был, а Влад на него прикрикнул: «Ты мне уголовный кодекс читать собрался? Ложись давай!»

Потом кричал мальчишка сильно.

Я покурить на крылечке сел.

Хороший вечер был. Тепло, ни ветерка. Издалека слышно, на дискотеке «Фаину» играли и молодежь хором припев подхватывала.

Влад о народе заботился. Он как-то от широкой русской души дискотечное оборудование однажды для клуба закупил, колонки там, все дела.

Долго он еще эту целку ломал, пацан уже и орать не мог, только стонал. Потом Белый вышел покурить. Вид у него уставший был, если пацану несладко пришлось, то Влад тоже подустал.

– Ну, – говорю, – как дела?

– Да ничего, – говорит, – блюет вон в обнимку с унитазом, хочешь, поди посмотри.

– Нафига мне смотреть на него. А чего блюет-то? Он же не ел ничего.

– Откуда я знаю, от нервов, может. Оно мне надо? А вообще, ты Доцента позови, а то кровь у него.

Доцент – это наш дружбан, врач в местной больнице. Он Белому в разных делах частенько помогал. Отличался он одним хорошим качеством – болтал мало. Дело свое делал и уходил. Вот и сейчас пришел без вопросов. Мы покурили, поговорили, в общем, о делах. Потом они с Владом во флигелек пошли. Влад – чтоб пацана держать, если тот дергаться начнет. Я у них только вскрик слышал, потом затихло все. Вышли они примерно через полчаса. Свет во флигельке выключили.

Доцент говорит:

– С недельку его не трогай, потом мазь у меня возьмешь для этого дела специальную – и совет вам да любовь. Сейчас он под уколом вырубился, пусть спит. День-два полежит, потом пусть пробует вставать, на больную ногу пускай сильно не наступает.

Поговорили мы еще про разное. Влад Доценту башли отсчитал.

На том мы и разошлись.

7. 

Как малой на утро себя чувствовал, сказать не берусь. Знаю, что ему еду носили, но он ничего не ел. Я если что и видел, только, как он лежал, уткнувшись лицом в подушку. Иногда он плакал, но тихо так, как ребенок маленький, которого обидели горько.

Влад на следующий день мне говорит:

– Пойди родакам этого итальянца бабла отнеси, и чтобы не трандели много.

– Нахрен им бабло?

– Пусть себе корову купят, я знаю?

Я в конверт заглянул, там, конечно, можно было не только корову, а целое стадо купить, ну да бог с ними, с деньгами, один раз живем.

Я сам к ним под вечерок наведался. Сашкины мать с отцом во дворе сидели, сестра мальчишки рядом лазила. Меня как увидала, давай реветь и к матери прыг на руки. Механизатор бедный чуть в штаны не наложил. Маман уже под газом была. Они по ходу вообще не просыхали. Я им деньги отдал, вот вам, говорю, для поправления материального положения. Мамаша говорит: «Что Сашенька, здоров ли?»

– Здоров, – говорю, – не кашляет, вы поменьше языками трепещите, здоровее будет. Если кто спрашивать будет, скажете, уехал в Белоречье, к примеру.

Маман Сашкина давай бубнить, что у нее там какая-то свояченица, правда она ее сроду не видала.

– Ну вот, говорю, очень хорошо, если что – он там.

Мать давай причитать, а отчим как глянул в конверт, так давай ее ногой под столом пинать. – Вы, – говорит, – передайте, что мы премного благодарны. Все в точности исполним.

И опять жену свою толк ногой под столом.

Влад к пацану своему заходил, про любовь ему что-то загонял. Думаю, пацана его любовь изрядно проняла, до самых печенок. Потом, когда мальчишка чуть отлежался, давай Белого просить: «Вы же свое получили, отпустите». Влад ему сначала лапшу на уши вешал, типа: «Подожди, отлежись, извини, так получилось, погорячился я».

Как-то у них разговор один случился. Пацан уже ходил, плохо, правда. Зашел Влад на него полюбоваться. Комплименты ему там всякие: «Как ты сегодня хорошо выглядишь, уже почти поправился», и прочая лабуда. Тут малец давай свою волынку тянуть, мол, спасибо вам, конечно, за все, но пора бы мне уже и честь знать, отпустите меня уже домой.

На этот раз Белый ему все и высказал. Типа, никуда ты не пойдешь и никуда от меня не денешься. Сильно ты мне понравился, и отпускать я тебя не собираюсь. На этом месте с пацаном форменная истерика приключилась. Никогда не слышал, чтобы так рыдали. Повалился он Белому в ноги, за сапоги его хватает: «Отпустите. Вы же обещали, что если я приду, вы отцу долг простите. Я же все сделал, как вы хотели...»

Влад ему и говорит: «Про то, что я тебя отпущу, речи не было. И вообще, я с пидорасами ни о чем не договариваюсь. Еще раз рот без разрешения откроешь, огребешь так, что мало не покажется».

На тех словах он и вышел, а малой в дверь давай стучать, рваться и одно кричит, чтобы выпустили, ага разбежались… Вечером я ему еду принес, он на полу у стенки сидел, лицом в колени уткнулся. Есть он с тех пор перестал, кормили насильно. Целыми днями на постели лежал, в стенку глядя.

Через несколько дней Влад к нему зашел, смурной такой, видно, что не в настроении. Слышу, кричит мальчишка, навроде того: «Что вы за негодяй, ненавижу, руки уберите». Потом был звук удара. Мальчишка только вскрикнул. «Рот свой закрой», – это уже Влад. Потом у них возня была. Пацан все просил: «Не надо. Пустите». Ясно, чем у них дело там закончилось. Белый вышел потом довольный. А к мальчишке опять врач приходил, и простыни выносили. А на них – пятна крови. Опять он лежал, не вставал, ел сам, мало, правда, но ел. Не хотел, чтобы насильно запихивали.

Влад с неделю по делам был в отъезде. К Маринке с детьми ездил в Ильичевск. Они на лето с Дашкой к нам поближе перебрались. В Красногорск-то ездить каждый раз – не ближний свет. Семьянин он был неплохой. С Маринкой нормально у них все было. Детишки в хороший садик ходили, Маринка не работала, все по салонам сидела, они с моей Дашкой большие подружки были, ну, все как у людей. А что помимо случалось, так это же не в ущерб семье. А это самое главное, по-моему.

Как в деревню вернулся, дела порешал, и к пацаненку наведался. Давай заливать: «Я соскучился. Как тут мой малыш». Пацан в угол забился. «Не подходите ко мне, не трогайте. Я вас ненавижу, вы это понимаете?»

Влад послушал весь этот расклад, снял ремень свой армейский, пряжка на нем была здоровая. Видно решил отходить пацана от всей души. Вот это было шоу. Мальчишка кричит, по комнатке своей мечется, Влад за ним, не знаю, попал он по нему или нет, но орал он тоже немало:

– Гаденыш ненавистный! Ну попадись мне!

Вдруг, бац и затихли. Я думаю: "Ну все, угробил пацана нафиг".

Захожу. Смотрю, Влад под кровать лезет, вроде как хочет из под нее банку с вареньем достать. Я хотел сказать: "Да Петровна все варенье на той неделе еще в подвал спустила, я же ей помогал". Только слышу Влад рычит:

– Вылазь, кому говорю!

 А из-под кровати всхлипывания только и слышатся. Пацан видать, вывернулся как-то и под кровать залез и там заякорился так, что Влад его никак достать не мог. Я спрашиваю:

– Помочь? И присел тоже около кровати.

 Влад на меня зырк. Смотрю, вроде отпустило его, типа уже не злится так. Я тоже под кровать заглянул и понял сразу, если бы мы Сашку оттуда тащили, то порвали бы его точно, потому что он в самый угол забился, в ножку кровати вцепился и фиг он ее когда отпустил бы. Трясется там, сжался в комочек и зыркает на нас.

 Влад говорит:

– Ладно, все, вылазь. Все уже, руку давай. И так говорит, чтобы пацан понял, что правда все, бить не будут.

Выволок он малого из-под койки, тот со страху уже и шевелиться толком не может, смотрит на Влада глазищами по пять копеек, бледный весь.

Белый его к себе подгреб.

– Чего, стремно за базар отвечать? Все, иди сюда.

Пацан только пялится на него и руками ему в грудь упирается. Влад мне через плечо говорит:

– Макс, выйди.

Я уже дверь закрывал, последнее, что слышал:

– Да что ты не привыкнешь никак. Дай я посмотрю...

Остальное я не слышал уже, потому как про варенье вспомнил, решил в подвал наведаться, у Петровны малиновое всегда хорошо получалось.

Где-то через неделю после этого урока, помню, дело к осени шло, зашел Влад к своему любимчику с утра, типа: «Как поживаешь, как вообще дела?» Пацан к тому времени уже и не трепыхался почти, только смотрел так, что аж за душу брало. «Что вы хотите услышать?» – говорит. Влад ему: «Хотелось бы услышать, что ты меня любишь или привык хотя бы, или еще чего». Пацан ему отвечает: «Можете меня хоть убить, от этого я вас не полюблю. А вам не все равно, что я чувствую, вы со мной делаете, что хотите, и не спрашиваете согласия».

Влад ему и говорит: «Все видели, как ты в машину сам садился и в ресторане был. И что ты со мной спал, последняя собака в округе знает, и все понимают, почему – из-за денег. Тебе тут все равно уже не выжить, затрахают в прямом смысле...» На этом месте мальчишка не выдержал, кинулся на Белого, кричит: «Ах ты, скотина, тварь, ненавижу». Тот его быстренько скрутил, руки за спину заломил. А пацан все не унимается: «Какая же ты скотина, тебе самому не противно?! Убей меня лучше, я рядом с тобой даже дышать не хочу!»

Видать, изрядно его Белый тогда достал. Как ты думаешь, чем у них дело кончилось? Ну да, Влад его завалил и оттрахал за милую душу. Ох, и долго после этого мальчишка ревел. Я к нему несколько раз заходил, а у того все глаза были на мокром месте, он к окошку все время отворачивался, что бы не видно было. Халат на нем был длинный темный, вот он в него кутался и сидел на полу у стены, нахохлившись, как раненая птица, которая уже никогда крылья в вольном небе не расправит».

8. 

Алинка сидит на берегу в наушниках, расшифровывает диктофонную запись: 

«***Записано со слов Ивана Михайловича Полевого, 23 июля 2008 г.***

Единственный, кто решился за Сашку вступиться, был библиотекарь наш старый, Матвеич. Фронтовик бывший, смелый был человек и умнейший к тому же. Царствие ему небесное, дай я за него выпью. Хороший человек был, только он нормально к механизаторову пасынку и относился. Возился с ним, книжки они всякие читали, на скрипке его пиликать учил да картинки малевать. Все говорит: «Надо же, какой талантливый ребенок, жаль, нет ему здесь развития». Ну придумал тоже, развитие, в то время все думали, как с голоду не помереть, а не про развитие.

Да что ты все дергаешь-то меня! Дальше, да дальше! Я тебе что, радио што ли! Подожди, дай закусить.

Ну вот уж как с месяц Сашка нигде не появлялся, библиотекарь забеспокоился. Он думал, что тот на дальние делянки подрядился, свеклу собирать. Но наши как раз вернулись, сказали, не было его там.

Тут до Матвеича слухи стали всякие нехорошие доходить, ну про то, что я тебе уже рассказывал. Матвеич не поверил сначала, потом ему Ивановна наша под большим секретом и рассказала, сам, говорит, вышел и сам в машину к Белому сел, с тех пор его никто и не видел.

«Пойду, – говорит Матвеич. – Спрошу у этого Белого, что он вообще вытворяет. Он что, решил, что хозяин тут?» Я ему: «Ты поаккуратней с ним, а то хрен их знает, бандюков этих». – «Я фрицев на фронте не боялся, всю войну прошел, нечего меня бандюками пугать, распоясались они совсем».

Вот Матвеич наш собрался с утра, в чистое оделся. Пошел.

Белый его хорошо принял. Он как раз побрился, рубашку свежую на себе застегивает. Одеколоном хорошим от него пахнет. Довольный чем-то. Под нос себе песенку какую-то мурлычет. Друг мой говорит: «Может, мне обождать?» Белый: «Нет, что ты, батя, проходи, садись, что за дело у тебя, рассказывай, чем смогу – помогу».

Библиотекарь ему: так и так. Вот мальчик пропал, Сашенька, механизатора пасынок. Уж с месяц как нет. А мальчик в школе хорошо учится, семье своей помогает и вообще очень талантливый ребенок, на скрипке хорошо играет. Лауреат районного смотра-конкурса молодых талантов.

Белый говорит: «На скрипке, значит, играет. Лауреат, говоришь. Хорошо. Так ты хочешь, чтоб я розысками занялся, давай организуем, что ж ты раньше молчал?» Библиотекарь мнется: «Да я уж не знаю, говорят, он с вами в машину садился и уехал с вами же куда-то». А Белый аж хмыкнул: «Так ты вот про какого мальчика. Ну, так сразу бы и сказал. Теперь припоминаю, да это тот мальчик, что попросился на машине его подвезти к родственникам в Белоречье, давно он их не видел. Он там собирается в школе дальше учиться. Ты же сам говоришь, что ребенок талантливый, чего ему в этой деревне пропадать? Мы, пока ехали, поговорили, он – человек необычной судьбы. Результат дружбы народов, так сказать. Как, он тебе ничего не сказал о своих планах? Странно. Ну да бог с ним. Как дочка твоя поживает, второго внучка тебе родила? Как они, все здоровы? Ну и хорошо, здоровье-это главное. И здоровье наших детей и внуков напрямую зависит от нас».

И бровью эдак повел, что Матвеич вскочил и давай откланиваться. «Спасибо, – говорит,– вам за информацию. Я просто не знал, извините».

Белый ему: «Да без проблем, заходи если что. Может, останешься позавтракать?»

В это время во дворе под навесом стол накрывали.

Матвеич: «Нет, нет, спасибо, идти нужно, дела». И давай чуть не бегом со двора, в воротах с самим майором Евсюковым столкнулся, это был глава милиции нашего района. Он к Белому на завтрак, оказывается, приехал. После этой встречи библиотекарь наш успокоился, тем более, что у механизатора бывшего и правда в Белоречье какая-то родня дальняя была, по чести сказать, они с ней сроду не общались. Белоречье – это за райцентром аж было. Но мало ли что пацану в голову пришло. Вас, молодых, не разберешь».

Закончила писать, аккуратно вкладывает или подшивает в папку. 

Вот, теперь все сходится. Следом идет: 

«***Записано со слов Макса С., 24 июня 98 г.***

А вот еще прикол был, в октябре уже где-то. Притащил Влад скрипку откуда-то и давай мальчишку заставлять: «Играй, мол, лауреат». Тот сначала упирался: «Я не играл давно, забыл уже все. Руки еще болят». Влад ремень свой снял, у пацана аж дыхание остановилось, по-моему. Влад ремень на гвоздик повесил и опять на стул сел ногу на ногу, и смотрит так внимательно на музыканта своего.

Тот скорее за эту скрипку схватился и давай ее настраивать всяко. За струны ее дергает, подтягивает что-то. Настроил он ее кое-как и спрашивает: «Что вам сыграть?»

Сам стоит, рубашка на нем длинная, белая, типа бабской ночнушки, и халат этот его всегдашний. Влад сказал, так удобнее: штаны пока снимешь, уже перехочется, а так – рубашку задрал и вперед. Стоит наш лауреат, в пол смотрит, руки опустил, в одной скрипка, в другой смычок.

Молчим. Я на Влада смотрю, он голову наклонил и так искоса на пацана поглядывает, и вижу, что уже злится. Пацан чует, что долго тишина стоит, глядь на Влада, потом они оба на ремень посмотрели.

Мальчишка аж подхватился, и давай пилить чего-то на скрипке на этой. Прикольно было, я тебе скажу, красиво так. Пропилил он эту свою сонату или фиг знает, как ее звать, и остановился, передохнуть вроде. Стоит, дышит тяжело, в пол смотрит.

Гляжу, Владу нравится. Он опять ему: «Давай играй дальше, чего стоишь?» Мальчишка вскинулся, давай какую-то другую мелодию играть. Но на этот раз грустная такая, скрипка вроде как человеческим голосом плачет, да красиво так. Влад слушал, а потом встал, подошел к мальчишке и скрипку у него из рук вырвал. Пацан заигрался, вздрогнул – не ожидал он такого. Ну чем все эти игрища кончились, всем известно. Скрипку – в угол, скрипача мордой в подушку, и отпялил Белый своего лауреата так, что тот только выл тихонько.

9. 

Вскоре после этого Белый решил своему мальчику подарок сделать. Он мне показывал, кольцо, прикольное такое, типа с бриллиантом.

Я говорю:

– Не возьмет, откажется.

Влад мне:

– Возьмет, и еще спасибо скажет.

Решил я глянуть на эту сцену. Зашел он к своей красоте. Пацан, как всегда, у окна стоит, в решетку вцепился, все на розы свои пялился, да только их и видно было из окна-то.

Потом повернулся, смотрит на нас. Ничего хорошего не ждет. Белый к нему подошел: «Руку, – говорит, – дай».

Мальчишке аж взбледнулось. Однако руку подал, куда деваться. Потом кольцо увидел, давай дергаться, типа: «Нет, я не возьму, не надо». Влад ему кольцо на палец одел, на безымянный, на левую руку. Тут этот наглец кольцо снимает и шварк его об пол. И опять: «Я не возьму!»

Влад его хрясь по морде, вроде не сильно, но мальчишка ойкнул, за лицо схватился, сквозь пальцы кровь течет, а пальцы-то дрожат. Влад ему: «Подбери». И ближе придвигается, типа второй раз вмазать. У пацана нервы не выдержали, он на коленки опустился, колечко подобрал, нехотя так, правда.

Белый ему: «Одевай». Мальчишка на него глянул. Начал кольцо одевать, только руки у него тряслись, не сразу получилось, и кровь одно на пол капает и на халат его, и руки все уже в крови вымазаны, и кольцо. Вот он его одел и вроде встать хочет. Белый его обратно на колени толкнул. Пацан в непонятках, на Влада смотрит.

Тот ему: «Извинись».

Пацана аж передернуло всего, но из себя выдавил: «Простите».

Влад дальше: «Подарок понравился?»

Пацан опять пищит: «Да». И одно кровь пытается остановить, она уже по рукам льется, в рукава халата затекает.

– Что надо сказать?

– Спасибо.

– Вот так, а теперь умывайся и за собой прибери, на ковре хоть одно пятно увижу – огребешь еще.

Мальчишка встал с трудом, на Влада глянул и хотел уже в ванную идти.

Влад ему:

– Еще раз так посмотришь – получишь ремня.

Пацану аж плохо сделалось. Он глазами в пол уставился и давай ходу за дверь.

Долго он потом за собой вымывал. Одной рукой тряпку мокрую у лица держит, чтобы кровь унять, а другой – ковер оттирает. Потом еще халат свой застирывал. Судя по тому, что Белый его в тот день больше не бил, вычистил, видать, все хорошо.

Потом все цацки принимал и даже вякать не пробовал. Одно только «спасибо» говорил, и глазами в пол глядел.

Я думаю, все правильно, если тебе кто приятное хочет сделать, зачем же быть свиньей неблагодарной?

10. 

Как-то еще было нас Ванька, председателев помощник, на свадьбу еще пригласил. Родня какая-то у него была. Осенью же всегда в деревнях свадьбы играют. Мы с Владиком приперлись, нам-то что. Белый бабла в конвертике подарил и колечко невесте, простенькое такое, у Сашки даже самое завалящее намного круче было. А тут невеста чуть в обморок от счастья не хлопнулась, типа как ей подфартило. Наверное, и внукам будет рассказывать, как сам Влад Белый у нее на свадьбе гулял.

Сидим, в общем, нормально все. Жених с невестой целуются, гости песни орут, все дела. Самогон был хороший у них, тут ничего не могу сказать, конкретно забирал. У нас же в бригаде как и у всех – сухой закон, старшим-то если очень хочется, то можно, изредка. В общем, ужрались все в умат, поперлись драться, ну, как всегда – женихова родня что-то с невестиной не поделили, вопят все во дворе.

Я тоже хотел пойти кости размять, а то оно как напьешься, так и тянет кому в рожу зарядить. Но тут вижу такую прикольную картину: Владик к невесте подсаживается и начинает ей что-то в розовые ушки дуть. А у него для телок взгляд такой специальный, он как начнет типа на телку глядеть и чего-нибудь ей в уши заливать, та краснеет, хихикает, на Влада поглядывает, глазки опускает и в конце концов ему дает.

Я Белому давай глазами и всем своим фейсом показывать, типа, ты что творишь? Есть у тебя что святое в душе? Белый мне так же взглядом отвечает, короче, типа, не ссы, все путем, и давай опять девку взглядами своими обрабатывать. Я сижу, смотрю. Ну что ты думаешь? Надул он ей чего-то в уши, встали они и рулят в спальню. В общем, пока жених с кем-то дрался, Владик невесту оприходовал. Я со злости пошел и подружку невесты трахнул, потом еще какая-то фря подвернулась, оно же когда пьяный, все бабы красивыми кажутся.

Потом смотрю – народ валит в дом, я быстрей за всеми, думаю, Белый успел там процесс закончить, а то как-то некрасиво получится. Успел. Все зашли, а Владик уже за столом сидит, салат задумчиво жрет. Невеста попозже появилась, красная вся, растрепанная, да этого уже никто не заметил. Тогда все уже растрепанные были и красные. Мы еще чуть посидели, Белый говорит: валим, завтра на стрелку ехать.

Притащились мы домой, Владик к флигелю прется. Я говорю:

– Пошли спать уже, ты что, не натрахался еще?

Белый мне:

– Не транди, щас гляну, все нормально или нет, и пойдем.

Да что там ненормального могло быть. Пацан принципиально на полу спал, не хотел на кровать ложиться, типа, там с ним что-то нехорошее делали. Я ему сколько раз говорил, спи на кровати, ну нет, упертый такой, что ему сделаешь?

– Где ключ? – Влад говорит.

– Да где? Тут, на крылечке под ковриком.

Заперлись мы во флигель, пьяные в дым, в коридорчике свет включили, Влад дверь открыл в Сашкину комнату. Тот, как всегда, на полу дрых – нас, видать, услышал, на полу барахтается, запутался в халате своем, давай от света закрываться, жмуриться. Влад такой:

– Ты почему на полу спишь? Нехорошо. Давай на кровать ложись.

Пацан спросонья обалдел от такой заботы. Кое-как на ноги встал, поперся на кровать. Белый прям как добрый папа, давай укладывать, да оперся на Сашку, так что тот на кровать и свалился, а Белый на него сверху, подмял под себя и, по ходу, там и дрыхнуть собрался. Я говорю:

– Ты тут останешься?

Он говорит :

– Да.

Слышу, он малому говорит: «Вот видишь, как тебя трясет, замерз совсем на полу-то».

– Как бы пацана, – думаю, – не задавил.

Наутро башка трещала неподобно. Я как раз сидел, пиво пил, когда Владик приперся. «Дай и мне, – говорит, – пивка, самогон, зараза, крепкий у них».

Я говорю:

– Ты дверь во флигеле запер?

Он говорит:

– Нет.

– А если сбежит?

– Да он сейчас не очень в настроении бегать.

Ну что ты тут скажешь. Перед отъездом, думаю, пойду посмотрю, запереть надо бы для порядку. Бежать-то все равно не сможет, ну чтобы по территории не шарашился.

Захожу. Малой, видать, недавно из ванной вылез, следы мокрые. Я к нему в комнату, он у стенки сидит, одной рукой рот себе зажимает, другой за живот держится. Видать, ревел, а как меня услышал – сам себе рот зажал, чтобы я типа не услыхал. Я говорю:

– Может, болит что? Врача позвать?

– Нет! – выкрикнул, со злостью так, как руку от лица убрал и глазами прям показывает, в каком направлении мне дальше двигаться.

Я, конечно, мог бы эту заплаканную мордашку подпортить, но, думаю, кукла-то не моя, пускай Белый сам разбирается. Запер дверь, в дом поперся. Белый на веранде сидит, на виды любуется да пиво глушит.

– Когда ты пацана уже отпустишь, а то он шизует там сам по себе.

– Отгребись ты от меня, и так башка трещит. Бля! Время сколько? Стрелка ж седня!

Ломанулись мы в машину, поперли в Ильичевск. Рожи у нас, конечно, перекошенные были, но гаишники чуть не кланялись, глядя на наше превышение, номерок нашего «мерина» давненько на всех планерках озвучен был, я так думаю.

Влад, все-таки, наверное, потом решил, что перебор какой-то получился, или просто случайно вышло. Через время денек погожий выдался. Солнечный, ясный.

Влад говорит: «Поехали, постреляем по мишеням за полями, а то давно пацаны не отрывались. Форму теряют. Сашку с собой возьмем».

Он ему на выход прикид купил: свитер белый под горло, джинсы, плащ кожаный. Сашка в этом прикиде не пацан был, а так, супермодель хренова.

Организовались быстро. Я бойцам сказал. Мальчишке велел собираться.

Приехали. Погода классная была. Солнце. Тепло. Паутинки в воздухе летают.

Поставили мишени, давай пристреливаться.

Белый мальчишке говорит: «Пострелять хочешь?» Тот мнется, не знает что сказать.

Влад его тогда перед мишенью поставил и объясняет, как целиться нужно.

Выстрелил Сашка, его отдача хорошо дернула, но Влад сзади стоял, подстраховывал.

А пистолет у Влада тяжелый, боевой. Барабан полный. Пацану не так просто его было держать, но он старался, хотя в последнее время ничего тяжелее скрипки в руки не брал. Выстрелили они пару раз.

Потом Влад мальца отпустил и ко мне что-то сказать отвернулся.

Уже никогда не вспомню, о чем мы терли, вдруг смотрю, Влад аж в лице изменился. Оглянулся я, а Сашка уже наган поднимает. Как в замедленной съемке это все было. Наган тяжелый, он его двумя руками держит. В правильной стойке, стервец, стоит. Как сейчас вижу глаза его синие, спокойные такие, внимательные над дулом пистолета. Руки тонкие в рукавах кожаного плаща, скрипач, блин! И не трясутся вообще. Медленно курок взводит. И взгляд такой, что я сразу определил, щас выстрелит.

Помню, у меня в башке одна мысль: «Все, трандец. Патронов в барабане еще до хрена!»

Вся жизнь, бля, перед глазами пронеслась. С детьми мысленно прощался.

Не знаю, почему он замешкался немного, две секунды где-то. Может, потому что Влад к нему повернулся, и в глаза они друг другу посмотрели. Влад вроде как к нему двинулся. «Стреляй, – говорит, – прямо в сердце. Не промахнись». Мальчишка на шаг назад отступил. И уже на спуск давить начал.

У меня аж в ушах зазвенело.

И вот этих двух секунд пацану и не хватило. Я и сам не понял, как Белый у него из рук пистолет выбил. Мальчишка на ногах не удержался, упал. Вроде за пистолетом дернулся, да куда уж там. Влад на него сверху навалился, руки его к земле прижал, и глядят они друг на друга так, что можно было спичку между ихними взглядами поджечь.

Ну, думаю, тут он Сашку и закопает. Живьем.

Но нет, Влад так посмотрел на мальчишку, и поднялся.

– Оружие ему больше не давать, – приказал.

И пошел дальше целиться. Пацаны между собой переглядывались, однако ничего не сказали. Пошли тоже своими делами заниматься.

Сашка сел на землю. Сидит, тяжело так дышит, и вроде глаза ему открыть трудно, и ни на что ему смотреть не хочется. Я ему:

– Вставай, застудишься, земля холодная.

Встал он, на меня даже не глянул. Потом повернулся и пошел к берегу речки. И стоял там долго, ото всех отвернувшись. Никто к нему не лез тогда. Я хоть его и караулил, но издали. Смотрел, как ветер с реки его волосы перебирает. Солнце уже низкое и блестит, отражается в его каштановых кудрях. А за речкой – лес золотится в лучах осеннего солнца. Птицы над лесом летят. Небо синее-синее, прозрачное, высокое.

Красиво было.

11. 

Ноябрь уже к концу подходил. Холодно было реально. Влад из Ильичевска явился. С Ванькой, помощником председателя, первым делом все вопросы перетер. На следующее утро Белый, как всегда, пошел своего лауреата навестить. Все как обычно, как зашел, через время слышу, мальчишка начинает причитать. Влад ему по доброте душевной разрешал поплакаться немного в самом начале, типа подождите, больно и все такое. Влад говорит, блин, каждый раз как в первый, поначалу тяжело идет.

Сижу, курю. Попричитал мальчишка, затихло все, ну, думаю, процесс пошел. Где-то через полчаса, слышу, опять причитает – что такое, не понял. Потом, уже после всей феерии, мне Влад рассказал, что этот хитрец давай опять на свободу проситься. Видать решил, раз мужик кайф получил, надо случаем воспользоваться, секс-бомба, бля.

Слышу, Влад орет: «Да куда ты пойдешь? Ты ведь сосать да зад подставлять только и умеешь! На трассу, что ли? Чего нюни распустил? Куда морду воротишь, в глаза, говорю, мне смотри! Что, недоебом страдаешь, по соплякам своим соскучился?»