Текст книги "Безнадежный (СИ)"
Автор книги: S. Awelina
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)
Безнадежный
Часть 1
Оболтусы.
– Записали условие? – спросила я, нахмурившись, путешествуя от стола к столу и заглядывая к великовозрастным слушателям в тетради.
– Угм, – раздалось в ответ нечленораздельное и нестройное согласие от нескольких студентов.
– Итак, скоррелируйте коэффициент защиты от апатита и золота с коэффициентом берилла и осмуса дэва три.
– Магистр Ш’энн, – перебил меня бедолага, сидевший за последним столом в третьем ряду. – А можно выражаться на едином имперском, а не научно-забубенном?
Послышались смешки и хмыканье.
Я же говорю: оболтусы.
– Загляните в словарик, курсант Харкрисс. Если у вас недостаточный словарный запас, – холодно отрезала я, прошив взглядом черноволосого парня с орлиным носом, криво мне ухмылявшегося.
Несколько студентов нашли ситуацию чрезвычайно смешной – загоготали.
– Уела она тебя, Рэй.
– Расширяй кругозор, остолоп, – прокомментировали друзья Харкрисса.
– Пошли вы, – беззлобно огрызнулся тот, вернувшись к написанию условий задачи.
О-бол-ту-сы. Впрочем, я повторяюсь.
Вот вроде бы сущий пустяк – полтора-два года. Это разница в возрасте между мной, магистром артефакторики, преподавателем высшей академии магии Ровшана, и ими – моими студентами, солдатами северной границы, проявленными огненными магами. Мы практически ровесники, но чувствую так, будто принадлежим к разным поколениям и между нами разница лет в сто, не меньше. Интеллектуальная, разумеется. В физической и боевой сферах эти оболтусы меня обойдут, хотя, если воспользоваться лучом Гоббса…
Да уж. Здоровенные детины в количестве одиннадцати штук. Жесткий, цепкий взгляд, какой бывает лишь у военных, в плечах – косая сажень, ширь и размах ушли в мускулы ну и пороки, типичные для вояк: несговорчивость, упрямство, презрение к людям иных профессий. Сюда еще прибавить армейский похабный юмор, ограниченное мышления, разухабистое поведение, поистине подростковую задиристость, агрессивность и привычку слышать лишь командный тон, и, в принципе, впечатление от данной группы в военной школе при академии будет полным.
Хотя нет, не полным. Есть еще один нюанс. Тоже неприятный.
– Как только получите величины, – я продолжила объяснять задание, возобновив прогулку по рядам, – эти соотношения…
– Сношения? – вновь перебил меня Рэй Харкрисс и засмеялся. Глупую шутку рискнули оценить еще несколько студентов.
– Простите, магистр, но при взгляде на вас ни о чем другом не думается.
Я стиснула челюсти. Нет, подобный выпад меня не задел, уже привыкла к плоскому юмору этих юнцов и завуалированной похабщине. Оценивающие, раздевающие и масленые взгляды перестали нервировать и занимать где-то минут через десять после начала первого занятия в их группе. Ну молодая преподавательница, девчонка совсем, хороша собой, притягивает взгляд, во что бы ни была одета, и возбуждает – в общем, я своих студентов понимала. А еще понимала: во-первых, мы здесь не за этим и в сидящих в аудитории пустоголовых болванов мне за короткий срок придется запихнуть то, что остальные слушатели академии два года изучают, во-вторых, нрав у меня драконий не только потому, что отец принадлежит к этой расе, но еще и потому, что я помешана на своем предмете.
Очень скоро курсанты оценили, чем грозит нарушение дисциплины на занятии, игнорирование заданий и ошибка в восприятии меня как очередной симпатичной мордашки. Ознакомившись опытным путем с системой наказаний и перспективой попасть в рапорт, предъявляемый их командиру, эти оболтусы прониклись, перестали паясничать и звать меня на свидание (шутки ради, приключений для?). Почти перестали. Бывали редкие дни, когда отдельные элементы, такие, как Рэйбанд Харкрисс, впадали в тоску при виде магматематических величин и задач и напрашивались на неприятности.
Но сейчас моя вспышка гнева была вызвана даже не тем, что один особо одаренный, в кавычках, студент мешает учебному процессу, а тем, что его шутки грозят сварой. А за драку на занятии выговор получу уже я. Ректор предупреждал.
Опасения оправдались. Воздух в помещении заполнялся запахом пепла и озона, характерным для магии огневиков, а Харкрисс завопил:
– Ай! Демон треклятый! Ты что, мать твою, творишь!
И это были единственные цензурные слова недалекого Рэя.
Я мгновенно обернулась к студенту, сидевшему за первой партой первого ряда, прямо напротив преподавательского места. Вот он, мой неприятный нюанс, Марэк де Онтэрго. Личная головная боль, самый безнадежный из всей этой группы оболтусов.
– Курсант Отэрго! – одернула я парня, который посветлевшими до ярко-янтарного глазами глядел на сорвавшегося с места и потиравшего зад Харкрисса. На мой окрик Марэк предсказуемо не отреагировал, заклинание не развеял.
– Немедленно извинись перед магистром, – угрожающе протянул Онтэрго.
– Ах ты ж… – Рэй вновь перешел на нецензурщину. Ожог второй степени на пятой точке, видимо, мешал ему выражаться светским языком.
– Курсант Онтэрго! Я зафиксировала применение заклинания третьего порядка и уведомлю вашего командира.
– Фиксируйте, магистр, – наглец мимолетно и как-то снисходительно улыбнулся мне. – Но этот гад извинится перед вами, иначе…
– Простите меня, магистр Ш’энн. Был не прав. Каюсь, – выкрикнул Рэй, кривясь от боли. Бедняга весь побелел, на лбу появилась испарина.
– Так-то лучше, – удовлетворенный Марэк перевел взгляд на меня. Радужки парня вернулись к обычному ореховому цвету. – И не говорите, госпожа Элейна, что этот остолоп не напрашивался.
Я раздраженно выдохнула, направилась к столу парня.
– Хочу напомнить, – произнесла, пристально и со значением глядя на Онтэрго, – что право наказывать здесь имею лишь я.
– Речь шла о вашей чести, магистр, – посуровел мой несносный студент. – Посчитал нужным вступиться за нее.
– В следующий раз посчитайте нужным подготовиться к контрольной. Вы сами топчите мою честь преподавателя, студент Онтэрго, имея незачет по моему предмету. А здесь и сейчас я прежде всего ваш наставник, а уж потом лицо, за честь которого нужно или не нужно вступаться, – припечатала, остановившись напротив Марэка и давя на него яростным взглядом.
И почему он не действует на Онтэрго? Другие всегда съеживались при виде разгневанной меня, отодвигались, спешили закопаться в какую-нибудь работу, лишь бы не видеть моих глаз, в которых, как прекрасно знала, в моменты потери спокойствия вспыхивали золотые крапинки драконьего пламени. Другие, но не Марэк.
Видимо, сказывается кровь аристократов, хладнокровных и помешанных на контроле как эмоций, так и действий, упертых воинов (только таким в империи лет семьсот назад и раздавали титулы). Парень принадлежал к одному из старейших родов. Его отец, правая рука правителя, генерал-командующий восточным округом, преданный солдафон, умнейший тактик, вошедший в учебник истории, и просто герцог. Марэк младший сын. Два его старших брата уже высоко поднялись по служебной лестнице и, кстати, тоже начинали на северной границе провинции Ровшан. Скорее всего, досточтимый батюшка рассматривал здешние земли как неплохую закалку будущим воинам. И трудно с ним не согласиться: здесь постоянно кипели схватки с граагами, расой полудемонов, выживали умелые и сильнейшие.
Младший, полагаю, тоже должен взлететь, подобно братьям, и даже, наверное, повыше, ведь в нем неожиданно проснулась магия. Последнее существенно мешало, по моему мнению, ведь теперь, помимо занятий физической подготовкой и дисциплинами, необходимыми военным, Онтэрго требовалось отточить и магическое мастерство. И как раз с ним не все гладко, хотя заклинания третьего порядка студенту даются легко…
Безусловно, Марэк, как и всякий аристократ, чья внешность – плод неустанной селекции (видно ведь, что предки в жены лишь красавиц брали), весьма эффектен. И черная курсантская форма это только подчеркивала. Блондин, чьи светлые выгоревшие на солнце кудри не поддаются укрощению гребнем, большие яркие ореховые глаза, чувственные губы, квадратный подбородок, выдающий упрямую и волевую натуру, по-мужски острые скулы. Военная выправка и стать, армейская форма и галантность, впитанная с молоком матери, – все, что требуется, чтобы разбить сердце романтически настроенным барышням.
Слава богам-создателям, к таковым я никогда не относилась. Возбуждали меня не скулы, не глаза, не мускулы и уж тем более не форма. Мой экстаз и восторг способен вызвать лишь ошеломительный размер интеллекта, а им Марэк похвастать не мог. Парню с трудом давались все науки, а артефакторика и вовсе не укладывалась в голову. Вот никак. Даже после примененных усилий, зубрежки и моих послаблений.
Ну а что я хотела? Мозг ученого у молодого человека, который является потомственным военным? Нет, Онтэрго отлично разбирался в истории (особенно войн и сражений), военной инженерии, химии и геометрии, на занятиях по физической и боевой подготовке, судя по табелям успеваемости, ему не было равных, но все остальные предметы были для него в десять раз хуже полосы препятствий высшей сложности.
Безнадежный, одним словом.
Размер его интеллекта я сумела оценить на индивидуальных дополнительных занятиях, Марэк почти ежедневно приходил на них, ректор настоял. Мы повторяли теорию, приступали к практикумам, и я едва не плакала от злости и отчаяния, когда видела, как Онтэрго ляпает одну ошибку за другой, одну за другой…
Боги! У него что, в одно ухо влетает, в другое – вылетает?
Хотя, возможно, да. Ведь к колоссальному невезению, Марэк был влюблен в меня. Думается, он не особенно вникал в то, что я говорю, объясняю и пытаюсь вбить в бестолковую голову. Все внимание парня растрачивалось на мои глаза («Они у вас такие синие, точно ночное небо»), звук голоса («Когда слушаю вас, магистр, мысли вовсе не об учебе, ну вы понимаете»), движения, руки, пальцы, губы, позы («Вы невероятно красивая, госпожа Элейна, все в вас. Глаз не отвести»).
Конечно, мне привычно видеть влюбленных и сраженных моей внешностью (весьма обманчивой, кстати) студентов. Увы, еще лет пятьдесят-шестьдесят в силу отцовской крови первое впечатление на юнцов я буду производить именно такое: лакомый кусочек с налетом экзотики, красотка, предмет грез, неземное создание, которому можно посвящать стишки. Но Марэк де Онтерго… Это, вне всяких сомнений, худший из моих кошмаров.
Любовные записки и вирши о том, какая я прекрасная, умная, неотразимая и прочая в зубах навязшая чепуха, находила регулярно: в своей сумке, столе, книгах, конспектах Марэка, в его контрольных вместо решенных задач. Я демонстративно их рвала, уничтожала, ставила неуды, перечеркивая строки, осаживала Онтэрго безразличием, даже презрением, не явным, конечно, но подтекст он должен был почувствовать.
Над Марэком посмеивались Харкрисс и ему подобные, подзадоривали опять же от большого ума, провоцировали. Бедняга вечно лез на рожон из-за меня, дрался на дуэлях, сидел на гаупвахте в качестве наказания, отбывал один наряд за другим за драки и неуспеваемость и… не отступался. Не ставил точку, не был намерен прозреть, взяться за ум, забыть о своих чувствах ко мне, о чем регулярно оповещал в письменной и устной форме, клялся в вечной любви и верности. И продолжал смотреть на меня голодным восторженным взором даже тогда, когда я злилась, зверствовала больше обычного и сверлила его уничижительным взглядом.
Казалось, то, что на корню убивало чувства других и подчистую вытирало их юношеские сопли, Марэку дэ Онтэрго было совсем нипочем.
Он безнадежный. И в плане артефакторики, и в плане разумности.
Усилием воли вернув себе спокойствие, я отвернулась от Онтэрго и закончила давать студентам задание:
– Получившиеся соотношения, – голосом выделила это существительное, – занесите, пожалуйста, в таблицу номер четыре. После занятия записи сдать. Я проверю усвоение материала.
***
Пусть я наполовину и дракон, но от обычных девушек отличаюсь лишь тремя параметрами: цветом глаз (темно-синий – такой у людей действительно не встречался), волос (густые и непослушные, они были черными с фиолетовым отливом), а также трезвой головой (или бессердечностью, как однажды констатировал разозленный моим отказом один поклонник).
Сердце-то у меня было. Просто если мои сверстницы, двадцатичетырехлетние девицы, растрачивали чувства на мужей и кавалеров, читали любовные романы с сюжетом как под копирку, сплетничали, видели смысл жизни в следовании моде, обновлении гардероба и уходе за собой, то я весь свой пыл, разум, силы тратила только на одно – артефакты и артефакторику. Вот она – основа основ моей жизни.
Матушка сколь угодно могла посыпать голову пеплом, упрекая меня в каждом письме, что я при всех выдающихся внешних данных останусь одинокой, превратившись в синий чулок. Но разве может союз с мужчиной (красавец он или нет, ученый или полный болван, как Марэк) вынести меня на такие высоты удовольствия, возбуждения и удовлетворения, как работа в лаборатории, завершение очередного исследования или нащупывание пути к созданию артефакта? Пока я получила лишь магистра второй ступени, но в планах было дойти до двенадцатой. Для начала. А в идеале – до двадцать первой, опередив гениального Сакреуса Тобольда, открывшего принципы работы магдвигателя.
Надо сказать, мне восхождение на вершину дастся проще. Магия была со мной чуть ли не с самого рождения, и уже в три года я управлялась с ней на том уровне, каким сейчас владеет большинство студентов первого курса академии. В людях сила пробуждается относительно поздно, лет с десяти, пятнадцати. Бывает, что проявленным, пробужденным маг становится в уже сознательном возрасте, пережив что-то страшное, оказавшись на грани жизни и смерти.
Я же – плод смешанного союза, не совсем человек. Моя мать работала секретарем у императрицы, когда начались переговоры с Трассирией, населенной драконами. Между матушкой и одним из дипломатов делегации завязался бурный роман.
Они смогли зарегистрировать лишь гражданский брак, поэтому, когда я родилась, меня в метрики законно записали с фамилией отца. Он жил с нами вплоть до того, как мне исполнилось восемь, а после родители поставили точку. Расставание матери далось почти безболезненно, ведь к тому моменту чувства успели остыть: дала знать разница между менталитетами и национальными традициями, принципами. Да и характер у драконов очень и очень непрост. Неуживчивый.
Отец же вернулся на родину, где, как через пару лет сообщил, удачно женился. Теперь у меня есть еще сводные брат и сестра. О прошлом союзе папа не забывал: маме регулярно отсылал сумму, которая позволяла не только не нуждаться, но даже и жить с определенным шиком, мне – редкие трактаты по магии и камни.
От отца мне достались пресловутая драконья аура (крайне редко давила ею), неуравновешенный нрав (иногда мешал нормально жить, но нанятые родителем преподаватели обучили неплохим способам медитации, чтобы держать характер в узде) и огромная любовь к камням. Их изучению, поиску, коллекционированию, классификации и экспериментам с образцами я посвящала все свободное время. И даже во сне продолжала видеть кристаллические решетки и преломляющуюся в них энергию.
В десять я впервые шагнула в чертоги артефакторики и поняла, что нашла себя. Экстерном окончила первый общеобразовательный, второй специализированный и третий квалификационный модули, стала мастером, а в четырнадцать поступила в Имперскую академию магических наук. Я с отличием закончила ее в девятнадцать, получив степень магистра первой ступени, дающую право преподавать и иметь собственную лабораторию.
Жизнь в столице угнетала меня, выросшую в сельской местности, среди холмов провинции Ширдор, закрытых вечными туманами и поросших вековыми кедрами и соснами, в тихом домашнем кругу, состоявшем из мамы, двух теток да нескольких соседей, иногда заходивших на утренний чай и остававшихся до ужина. Блисвург – вечный шум, яркость, насыщенность, претенциозность, снобизм, лицемерие.
Я решила найти местечко поглуше и попроще. Тот период жизни после окончания академии, пожалуй, можно назвать сложным. Мой юный возраст и смазливая внешность производили на потенциальных работодателей неоднозначное впечатление: от негатива и резкого отторжения («Вы как, милочка, диплом свой заработали?») до попыток заигрывания и непрозрачных намеков («Все гранты на исследования проходят через меня. Будете хорошей девочкой, все вам предоставлю»).
Наконец, получив десять отказов на запросы и послав подальше шестнадцать ректоров и завкафедрой, я добралась до Кархерша, столицы провинции Ровшан. Совсем рядом находилась граница и гарнизон, поэтому город был наводнен военными, и все тут носило отпечаток солдатской жизни.
Северные земли отличались немягким климатом: близость гор и холодного моря, частые пронизывающие ветра, дожди. А еще суровые пейзажи, жесткие и немногословные местные жители, однако здешняя высшая академия магии прославилась парой имен, среди которых нет ни одного артефактора. Пока.
Ректор Домар Бий получил степень в области демонологии да и сам немного напоминал объект своего изучения: темноволосый, темноглазый, смуглый, с непропорционально длинными руками и ногами. Он встретил меня без ставших привычными предубеждений, почти ласково, как дочь, и уж тем более не флиртовал. Поспрашивал об уровне силы, о направлении исследований, о планах и взял на кафедру артефакторики. Правда с одним условием: я возьму классы в вечерней школе, созданной при академии.
Дополнительные часы у взрослых, желающих получить новую квалификацию, повысить магический уровень или обрести его в случае, если сила недавно проснулась, не отягощали. Я читала вводный курс, принимала после него экзамен и прощалась со слушателями.
Проблемы были лишь с будущими боевыми магами, группа которых пошла мне в довесок. Все они огневики, мои ровесники, наглые, недалекие, не желающие ничему учиться, а желающие приволокнуться за мной, подраться в шутку и вообще развлечься любым доступным способом.
Учебные часы и практикумы с ними были не то чтобы невыносимы, но некомфортны определенно. Давили не только зашкаливающий тестостерон и чисто мужская зашоренность, но и необходимость читать им годичный курс. В силу того, что военные маги никак не могли обойтись без досконального знания работы того или иного артефакта, принципов действия оружия, где использовались силовые поля активных камней и металлов, я вынуждена была ежедневно встречаться с этими оболтусами. Тратить на них свои нервы и вталкивать в них максимально разжеванный материал, который они глотать не хотели, но который, я точно знала, однажды спасет их жизнь и жизни их подчиненных (все эти болваны происходили из аристократических родов, именно в их жилах текла кровь с частичкой огненной магии, передавшейся от предков, и когда-нибудь они возьмут под командование взвод, роту, полк).
Помимо этого, с некоторыми особенно отстающими студентами приходилось заниматься дополнительно, тратя на это драгоценное время, которое могло бы более продуктивно пройти, к примеру, за очередным опытом.
Кстати, о нем! Я не могу уравновесить поля серого агата, алмаза и серебра, с выстроенными в нужных направлениях векторами и обработанными в специальных условиях. Ставшие слишком сильными элементы будущего артефакта для подтверждения истины (судейские за него меня на руках носить будут) буквально отталкивали друг друга и не хотели жить в мире и симбиозе. Нужен какой-то посредник…
После занятия с группой я вернулась в лабораторию. До прихода Онтэрго у меня было еще два часа.
У горелки возилась Алиша Джорд, моя новая помощница, студентка предпоследнего курса, подающая надежды девица, но рассеянная временами. Я скучала по предыдущей, Фелис, ставшей не только помощницей, но позже и напарницей. Она получила вожделенного магистра, вышла замуж (за военного, кстати) и уехала в Илинсвилл, городок в соседней провинции. Ей обещали там грант на исследования в области бытовой артефаторики.
– О! Доброго дня, магистр, – поздоровалась Алиша, оторвавшись от наблюдения за кипевшем в колбе раствором смурьи с капелькой субстанции аспидного камня. Я видела характерные черно-розовые разводы магии, поднимавшейся от жидкости.
– Доброго, – отозвалась я, проходя в кабинет, чтобы преподавательскую мантию заменить на лабораторный халат. Дверь не стала закрывать, желая напомнить кое о чем помощнице:
– Алиша, ты же помнишь о фоне? После последнего толчка он еще двенадцать часов будет нестабильным, поэтому сегодня никакого сопряжения. Может рвануть.
Академические лаборатории были всем хороши, кроме одного. Здание стояло на изломе, под которым находился источник, столь необходимый магам для работы. Следовательно, полностью экранировать помещения от землетрясений, защитив их куполом, было нельзя. Стены трясло раза два в год, магические поля бесились, а после ученые были вынуждены отдавать предпочтения экспериментам с минимальным участием силы. Во избежание, так сказать.
Помощница ничего не ответила, но, кажется, услышала, а я отвлеклась на лежавшую на столе почту, вернее, ответ на мой запрос, пришедший от имперского общества исследователей.
«Заинтересованы в Вашей работе… финансирование из государственной казны… Уведомьте, когда отправите заявление на получение патента…» – пробежалась глазами по строчкам, улыбнулась.
Чудесно! Теперь у меня есть все условия для создания артефакта. Осталось лишь уравновесить треклятые поля, но тут придется попотеть…
Усевшись за стол, я погрузилась в расчеты, перемежаемые раздумьями, что могло бы послужить посредником-проводником. Исписывала цифрами лист за листом, заносила значения в таблицу. Именно за этим занятиям и застал меня явившийся на занятие Онтэрго.
– Госпожа Элейна, вам бы взять перерыв, – с дурацкой улыбкой на красивом породистом лице произнес Марэк, после того как я рассеянно предложила ему присесть и дать мне пару минут. – Хотите, сходим вместе в кафетерий.
Нахмурившись, я бросила на студента красноречивый взгляд. Парень заулыбался еще шире.
– Когда вы злитесь, становитесь еще красивей, – отвесил очередной комплимент.
Я, вскипев, стукнула ладонью по столу.
– Пару минут, курсант Онтэрго! И проведите их молча. Прошу вас!
Но равновесие, необходимое для расчетов, было потеряно. Сложив листки аккуратной стопкой и тяжело вздохнув, я достала из ящика стола сборник задач по артефакторике и тесты.
Мы перебрались за специальный стол в лабораторию. Повторив теорию, я дала Марэку четверть часа на решение пяти задач, а после приступила к сортировке и уборке материала, оставшегося после последнего практикума.
Вообще это работа Алишы, для этого девушку, собственно, и наняла, но, взглянув на нее, целиком погруженную в замеры и записи, прониклась сочувствием. В свое время я работала лаборанткой у магистра Вильярда, моего наставника, научного руководителя, и, поглощенная результатом опыта, вдохновением и азартом, так же забывала обо всех обязанностях. И магистр даже не выговаривал за это, наоборот, хвалил.
Когда камни, металлы, оправы и нити были разложены в нужные ячейки и должным образом экранированы и заперты, я вернулась к Марэку. Парень уже все сделал и просто наблюдал за мной горящим взглядом, за который хотелось припечатать ментальным щитом и закрепить подзатыльником.
– Итак. Полюбопытствуем. – Ледяным менторским тоном протянула я, приблизившись.
Начальные решения первой задачи, надо сказать, порадовали. В кои-то веки Онтэрго верно подошел к условиям, вспомнив алгоритм, но затем этот оболтус допустил такую глупую ошибку в расчетах, из программы начальной ступени, честное слово, что на глазах выступили слезы злости.
Дальше – больше. Смотреть на эти бредовые решения и медленно не закипать я не могла. Венчали безобразие две приписки, сделанные после слова «выводы» под бестолковым решением третьей по счету задачи. Первая гласила: «Элейна, пойдете со мной на свидание?» Вторая была еще хуже: «Я вас люблю безумно. Выйдете за меня замуж?»
И я не выдержала. Реторта моего терпения переполнилась и взорвалась, разлетевшись мелким крошевом.
– Марэк де Онтэрго, – зарычала я. – Вы невероятный, редкостный болван. Безответственный, невыносимый студент. Худший из всех возможных! Вы…
В крови забурлила больше не сдерживаемая щитами воли магия, стократно усиливая мою ярость. Ее покалывающие разряды покрыли кожу будто панцирем. Из прически посыпались шпильки, и волны тяжелых локонов упали на спину. В сжатых кулаках зудела сила. Я знала, что их практически скрыла иссиня-черная дымка тьмы.
В шкафах, на полках, в ячейках и даже сейфе (никакие экраны не выдержали сырого поля, невольно сгенерированного мной) зашевелились, застучали металлы, камни, опытные образцы, пробудившись, откликаясь на призыв.
– Магистр, – пискнула в испуге Алиша, отскочившая от лабораторного стола.
Но я не обратила на нее внимание. Препарировала взглядом этого влюбленного идиота, оставшегося (будь он проклят трижды и с особой жестокостью) совершенно безмятежным, словно бы вышел на прогулку, а не находится в смертельной опасности.
– Вы никчемный, безмозглый… – продолжила я и почувствовала, что в помещении задрожала мебель.
Это чуть привело меня в чувство. Последнее дело – разрушать собственную лабораторию. Ректор точно не выделит мне новую.
– Магистр Ш’энн! – уже завопила моя помощница, побелевшая как полотно, дрожащая. – Оно сейчас рванет!
– Я же сказала: не сопрягать! – прокричала в ответ и замерла, впившись взглядом в желто-зеленый огонь, разгоравшийся на пластине.
– Я не сопрягала, – провыла Алиша и с визгом выскочила за дверь.
Инструкции по технике безопасности требовали покинуть лабораторию и от меня. Ну и не забыть прихватить Марэка, который, взглянув на пламя, распространившееся уже и на столешницу, с ожиданием воззрился на мою напрягшуюся персону.
Нет! К дархам все. Это моя лаборатория. Я здесь хозяйка. Здесь моя жизнь, любовь, страсть и будущее. И чтобы все это трусливо оставить? Ни за что!
Сделав несколько шагов к столу, я окинула огонь магическим зрением. Алиша работала с лаиндиром и родонитом. В конфликт они вступить не должны были. Но вступили. Я отчетливо видела красные агрессивные потоки, исходившие от полей образцов. Причина: нестабильный магический фон после недавнего толчка, еще более дестабилизированный драконьей магией высшего порядка, а также соприкосновение из-за того, что металл и камень лежали рядом, а когда мебель начала трястись, столкнулись.
Взрыв намечался знатный, с этим помещением можно было попрощаться, но я намеревалась все уладить.
– Элейна, нам надо уходить, – Онтэрго встал рядом и хотел схватить за руку, но я резко вскинула ее вверх и предупреждающе шикнула:
– Не мешай. Уходи сам.
Нейтрализовать опасные потоки магии этих элементов помогут рубины. Не сразу, конечно. Есть вероятность, что не успеют, но рискнуть следовало.
Я ментально потянулась к ячейке, где хранились эти камни. Они тут же отозвались, вняли приказу, начиная наращивать силу, подпитываясь от меня.
Желтое пламя с зелеными язычками на столешнице превратилось в сферу, неуклонно расширявшуюся. Через мое тело проходили потоки колоссального тепла и жгущей энергии.
Времени мало! Не успеваю…
И тут сфера схлопнулась. Обжигающие волны магии хлынули во всех направлениях, испепеляя и круша. Я бы тоже стала их мишенью, но Марэк толкнул меня вниз, на пол, заставляя потерять концентрацию и связь с рубинами, и сам рухнул сверху, придавив своим весом, точно плитой из железного дерева. Будто в замедленном действии я видела, что моему спасителю досталось: желто-красное поле буквально облизало его, но не прошло глубже, наткнувшись на мощную родовую защиту (кто бы и когда бы ее ни поставил – настоящий гений). А потом сверху на нас посыпались обломки мебели, опытных материалов и оборудования.
Один из крупных кусков стукнул Онтэрго по голове. Студент глухо простонал и потерял сознание. Кровь из рассеченного затылка испачкала мой халат.
– Замечательно, – прохрипела с сарказмом я, пытаясь пошевелиться. Нет, выбраться из-под этой обмякшей горы, ставшей раза в два тяжелее, так же невозможно, как сопрячь золото и уголь.
Благо, на помощь звать не потребуется. Сигнализация выла во всю мощь. Клянусь силой, сюда уже вовсю спешат.
***
Ректор Бий, жестикулируя длиннющими руками, кричал на меня уже, должно быть, минут двадцать. Столько красочных эпитетов, метких резюме и жутких предсказаний сыпались на мою бедную головушку, но, поскольку это был уже третий сеанс выговора за минувшие двое суток, устрашающего, воспитательного и парализующего воздействия на меня слова начальства не имели.
Моя лаборатория, хоть и была разгромлена, восстановлению подлежала. Рубины все же помогли. Ее закрыли на ремонт, так что экспериментировать придется дома, а вот практикумы у студентов пока отменяются.
Алишу едва не рассчитали, но я вступилась за помощницу, заявив, что главная вина лежит на мне. Впрочем, девушка не торопилась возвращаться под мое крыло. И я ее понимала: хоть раз испытавший на себе силу драконьего гнева еще долго будет избегать представителей этой расы. Конечно, я извинилась, но Джорд продолжала относиться ко мне с опаской.
Однако больше всего последствий от взрыва испытали мы с Онтэрго. Марэк оказался в лапах целителей с сотрясением головного мозга и магической травмой средней степени тяжести, а я – в кабинете ректора, претерпевая выволочку за выволочкой.
По крайней мере, меня не уволили…
– … И именно по вине вашей вопиющей безответственности, – надрывался раскрасневшийся от бешенства ректор, – Марэк потерял память, а его отец сегодня сообщил, что намерен засудить меня, вас и вообще всю академию!
– Что? – встрепенулась я, поерзав в жестком кресле, вернув внимание начальству.
– То! – прогремел Бий. – Да, дарх вас подери, Элейна, – он стукнул кулаком по столу. От всплеска вырвавшейся силы бумаги, лежащие на нем, разлетелись по углам кабинета почерневшими клочками пепла. – Сказал, что засудит. И засудит! У него возможностей почти столько же, сколько у императора.
– Я про память Марэка, – уточнила, сглотнув.
– Он потерял ее, Элейна! Слетели все блоки, теперь парень неуравновешен, временами агрессивен, едва помнит, кто такой. Про взрыв – вообще ничего. Короче, гарнизон потерял лучшего бойца, мы – лицо и, возможно, будущее. И все это – из-за вас! – дрожащий указательный палец начальства вытянулся в мою сторону.
Я нервно потерла лоб.
Странно. Алиша работала над простейшим артефактом, который с закрытыми глазами может сделать любой выпускник – «ясностью памяти». Как любопытно, однако: взбунтовавшиеся поля изменили свойства родонита на прямо противоположные. Это немедленно стоит изучить…
