Текст книги "Поместье Гринграсс (СИ)"
Автор книги: Ryo Imamura
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
– И что? Значит ли, что ты тоже гомик?
Прозвучало довольно резко, словно я хотел его поддеть. В действительности же, мне просто хотелось узнать его мнение на этот счет. Мы никогда не говорили с ним о подобном. Никогда не разговаривали о наших отношениях и никогда не давали им определение или какое-то внятное объяснение. Нет, для нас это не было чем-то вроде «табу». Просто до этого момента в словах не было необходимости. Но, видимо, что-то перевернулось в Драко после моей шутки, что-то заставило его углубиться в мысли на эту тему. И хоть я на сто процентов уверен в том, что Драко никогда не признается мне в том, что может навсегда перевернуть все вверх на голову, мне хотелось убедиться в этом прямо сейчас.
– Non (фр. нет).
Слишком быстрый и слишком резкий ответ, после которого он отводит глаза от меня. И я понимаю, что был прав.
–Если нет, то porqué te gusta chuparme la polla (исп. Почему тебе нравится сосать мой член)?
Драко вновь переводит взгляд на меня и хмурится. На его лице отображается тяжелый мыслительный процесс, после которого я рискую наткнуться на взбучку.
– Ты же меня сейчас что-то про «член» спросил, верно?
То, с каким серьезным и одновременно сосредоточенным лицом, он произнес эту фразу, заставило меня издать какой-то сдавленный смешок. Я вспомнил, что еще на первом курсе учил ребят испанским ругательствам, которые они потом выкрикивали в след «Золотому трио». В свою очередь, я немного подучил французский, хоть и принципиально бросаю ничего не значащие фразочки исключительно на том языке, на котором вырос.
– Sí (исп. да). Я спросил: почему тебе нравится сосать мой член?
Я буквально ходил по краю, задавая такие откровенные вопросы. Но возможность увидеть озадаченность на лице моего друга того стоила.
– Pervertir (фр. извращенец), – тяжело вздыхает, откидывая волосы со лба.
– Да и ты не святой. Ну, так что?
– Я не обязан отвечать на такой вопрос.
Я усмехаюсь, щелкая его по носу. Драко возмущенно восклицает и весьма ощутимо пихает меня локтем в бок. Он мстительно улыбается, когда видит, как я потираю ушибленное место, недовольно поглядывая на него из-под черной челки.
– Тогда передаю тебе священное право вести эту «занимательную» дискуссию дальше. Может быть, твой личный пример положительно отразится на моем желании поговорить о моих проблемах ориентации, – фыркаю.
– Non merci (фр. нет, спасибо). Предлагаю на этом закончить.
Он резко поднимается на ноги, даже не смотря в мою сторону, и идет к поместью. Сейчас Малфой будет строить из себя обиженного, хотя это всегда только для вида. Ему просто необходимо показывать кто главный в наших отношениях. Кто морально устойчивый. Кто не побежит первым мериться, хотя очень хочется. Я воспринимаю это как игру, где мне дана определенная роль, которой я должен придерживаться, чтобы это все не скатилось в «театр одного актера» и не превратилось в фарс. В нашей постановке мы всегда на ведущих ролях, остальные лишь массовка и случайные зрители. Сценарий пишем на ходу, либо импровизируем. Но в любом случае финал нашей эпопеи нам не известен, поэтому нам так интересно, куда же именно заведет нас эта история.
Я догоняю его в пять шагов. Драко всем своим видом выказывает мне полное равнодушие, в своей обычной высокомерной манере. Но не надо быть гением, чтобы догадаться, что он рассчитывал на то, что я рвану за ним. Моя рука касается его белесых волос на макушке, растрепывая его уже далеко не идеальную прическу. Он на это только шипит, но думаю, что Малфой догадывается, что на самом деле вместо этого детского жеста, я бы хотел притянуть его за светлые пряди и впиться в губы влажным поцелуем, если бы сейчас мы были в совершенно другом месте.
– Может быть, наведаемся в нашу любимую бирюзовую комнату? Никто не заметит, если мы ненадолго исчезнем.
Он не сразу понимает, о чем я говорю, отвлекшись на зализывание своей прически. А когда до него доходит смысл моих слов, его губы расплываются в нахальной ухмылке.
****
Когда же все началось?
Это случилось в поздний вечер, когда в бальном зале Малфой-менора играл струнный оркестр? Когда под звуки вальса, роскошно разодетые пары плавно кружились в танце? Когда под потолком невесомо порхали экзотические бабочки, переливаясь всеми цветами радуги? Когда мимо меня скользили, словно безликие тени, домовики, разнося фужеры с белым и красным вином? Когда я поймал затуманенный взгляд серых глаз, блуждающий по моей одинокой фигуре, примостившейся у стены?
Нет, раньше.
Вероятно, это случилось на третьем курсе в мрачном кабинете зельеварения, где мы оба отрабатывали свое наказание за первую в наших жизнях драку, зачинщиками которой являлись. Наверное, тогда со стороны все выглядело крайне комично. Неумехи, которые размахивают кулаками и пытаются повалить друг друга на пол, ошибочно предполагая, что такой низменный магловский способ решения проблем делал нас похожими на настоящих мужчин. За что потом и поплатились, скрупулезно отдраивая котлы под пристальным взглядом нашего декана.
В те годы, я с трудом терпел присутствие Малфоя. Заносчивого, хвастливого мальчишку, который вечно всеми командовал. У него сложный характер, с которым очень сложно мериться. Особенно когда ты сам наследник древнего чистокровного рода, которому с детства вдалбливали в голову, что никто не имеет права указывать тебе, что делать. Вот только Малфой не обращал внимания на такие вещи, не считая никого действительно равным себе.
Мы частенько «сталкивались лбами». Ругались, пререкались, спорили по мелочам, ставя свой собственный эгоизм, превыше другого. В какой-то момент просто словесных перепалок стало недостаточно для того, чтобы отстоять свою позицию. И я первый переступил черту, разбив ему нос. Его лицо исказилось в какой-то абсолютно непривлекательной яростной гримасе, а на глазах выступили слезы. Боли или обиды? Не могу сказать точно. Помню только, что в этот момент решил, что он не выдержит и убежит в комнату, поджав хвост. Как ни крути, но он всегда оставался маменькиным сынком. Поэтому, разумеется, для меня стало полной неожиданностью, когда тот с криком наброситься на меня. Мы катались по полу, словно пара обезумевших макак, самозабвенно молотя друг друга кулаками, на потеху всему нашему факультету. Но как не крути, мы все же оставались слабаками, поэтому никаких более-менее серьезных увечий мы друг другу не нанесли. Я даже не чувствовал боли, лишь слепую ярость, которая застилала глаза.
В классе Малфой без конца ныл о том, что не собирается заниматься столь мерзкой работой. Перед тем, как поступить в Хогвартс он в жизни не держал в своих холеных руках грязную тряпку, в прочем, как и я. Хотя в отличие от него, я с видом профессионала молча терпел столь тошнотворное занятие, не желая опускаться до его уровня. Он предпринимал несколько попыток спихнуть всю свою работу на меня, под предлогом: «Но у тебя же так хорошо получается!», и это еще больше выводило из себя. Выводило именно потому, что он относился ко мне точно так же, как и ко всем своим прихлебателям. Я был тем, кто не имел достаточного веса в его глазах, но не только я. Малфой ни к кому не относился серьезно, кроме… Поттера. В этом не было ничего удивительного, учитывая то, что именно Гарри Поттер был виноват в том, что мистеру Малфою-младшему не уделялось достаточного внимания всей школы. Даже наш «многоуважаемый» директор записал Мальчика-Который-Выжил в свои вечные любимчики. Наблюдая за негодованием Малфоя, я понимал, что он получает по заслугам. Не стоит всем плясать под его дудку и давать то, что он действительно хочет.
Обожания.
Водя мокрой тряпкой внутри чугунного котла, его передергивало от отвращения. Я видел, какой напряженной и неестественно прямой была его спина, словно кто-то заставил его проглотить длинную палку. Светлые брови были нахмурены, а темно-серые глаза наполнились влагой. Он злился и раздражался из-за того что вынужден делать что-то против своего желания. Это ясно читалось у него на лице, и отображалось в резких движениях. Мне оставалось лишь молча злорадствовать его невыносимому наказанию и тому, какую внутреннюю борьбу он вел сам с собой, пытаясь отодрать на дне засохшую жидкость наверняка мерзкого вида. «Обыкновенный брюзга. Как бы его не стошнило от такой впечатлительности», – подумал я тогда. Казалось, что я должен еще долго радоваться его немым страданиям, но почему-то никакого удовлетворения я и близко не испытывал. Наоборот, почувствовал себя настоящим мерзавцем, который издевается над ребенком. Странно было вообще себя ощущать взрослым по сравнению со своим одногодкой, но узнав Малфоя достаточно хорошо, я уже не мог воспринимать его иначе.
Совершенно внезапно для самого себя, я выдернул из его рук злосчастный котел и отдал свой вычищенный. Взгляд, которым он одарил меня тогда, стал доказательством моей слабохарактерности. Мне оставалось только корить себя все оставшееся время за то, что мое проклятое сердце сжалилось над Малфоем, вновь угождая ему. Я никак не ожидал, что оно предаст меня в тот момент, когда я увижу его уязвленный вид. А для Малфоя столь благородный и бескорыстный жест от слизеринца стал явным сюрпризом, в общем-то, как и для меня. Мне было до конца не ясно, почему именно этот противный парень стал причиной моего проснувшегося великодушия, но с того дня мы стали более сдержанны в присутствии друг друга.
Постепенно наши ссоры сошли на «нет», а отношения выровнялись. Сейчас я понимаю, что это все было частью взросления, которая открывала для нас мудрость, приходящую с годами. Люди учатся общаться друг с другом постепенно. Точно так же и мы учимся взаимодействовать друг с другом, находя точки соприкосновения. Это помогло нам с каждым годом меняться все сильней.
Но нет. Это не то. Все началось еще раньше.
На втором курсе я выходил из библиотеки, когда он окликнул меня. Малфой торопливо собирал все свои учебники, которые до этого долго пролистывал, оставляя после себя на столе только пару филиалов. Расставлять их обратно на места в стеллажах, было не в его стиле.
– Ты в гостиную?
– Да.
– Пойдем вместе. Я как раз закончил.
Его внезапный интерес настораживал, а повелительный тон вызывал лишь острую неприязнь, поэтому я собирался отказать ему в своем сопровождении, но не успел и слова вставить. Не дожидаясь моего ответа, Малфой уже направлялся в сторону подземелий. Мне только и оставалось, что раздраженно пойти следом, пристраиваясь к нему с правой стороны.
– Ты дописал свое эссе? Сколько у тебя вышло страниц? – спросил он и, не дожидаясь моего ответа продолжил. – У меня ровно двенадцать. Надеюсь, что теперь эта старая кошка не стает доставать меня. Она всегда придирается ко мне из-за оформления работы, хотя я всегда пишу гораздо больше, чем эта заучка Грейнджер, но Макгонагалл все равно присуждает ей высший балл за теоретическую часть. А я не хочу, чтобы эти тупые гриффы опять обогнали нас по баллам и получили школьный кубок! Помнишь, как в прошлом году они увели его у нас прямо из-под носа? Это было так не справедливо! Отец тоже это сказал. Тем более как можно поверить в то, что этот очкарик Поттер смог одолеть взрослого мага? Я уверен, что это просто наглая ложь, которую придумал директор, чтобы специально начислить лишние балы своим любимчикам. И отец тоже так считает! Ну, сам подумай: что он мог ему сделать? Заставить леветировать? Вингардиум левиоса! Немыслимый бред. Глупость! Неужели все настолько наивны и… – его внезапный поток откровений, которым он обдал меня с ног до головы, продолжался еще какое-то время, пока мы не спустились на первый этаж.
Признаться, я сильно растерялся из-за столь эмоциональной тирады в исполнении Малфоя, который и слова не давал мне вставить. Я не мог понять, всегда ли он был настолько болтлив или только со мной? Тогда, окончательно упустив нить повествования, я принялся мысленно перебирать все наши случайные беседы с однокурсником, после чего сделал вывод, что сегодняшний разговор был самый долгим за все время нашего знакомства, хоть он и был только односторонним.
Получается, что его внезапный интерес к моей скромной персоне чем-то подиктован? Как истинный слизеринец я был слишком мнителен и во всем искал подвох, особенно когда ситуация была весьма неоднозначной. Обычно Малфой проводил все свое время исключительно между двух громил Крэббом и Гойлом, лишь иногда обращая свое внимание и на других обитателей нашего факультета. Не сказать, что я был сильно озабочен этим фактом, но такое пренебрежение немного задевало. Хоть мы все и жили в одной комнате, дружеское отношение мне удалось наладить только с Ноттом. С остальными парнями общение было довольно поверхностное, но зато девушки во мне души не чаяли. Поэтому можно было бы предположить, что Малфою понравилась какая-нибудь из моих многочисленных подруг. В последнее время парни просили меня «замолвить за них словечко» перед объектом воздыхания, а взамен неизменно сыпали различными обещаниями. Интересно, а кто нравится Малфою? Неужели Паркинсон? В последнее время они действительно неплохо ладили.
Поток моих мыслей прервал тревожный шепот:
– Ты это слышал?
Малфой резко остановился посреди коридора, озираясь по сторонам. Его глаза испуганно округлились, что в купе с его узким лицом, делало его похожим на долгопята (21). Из-за этого забавного сравнения я едва не рассмеялся, но во время взял себя в руки, помня о том, что Малфой не приемлет насмешек в свою сторону.
– О чем ты? – я успел сделать пару шагов вперед перед тем, как остановится и вопросительно приподнятьлевую бровь.
– Я что-то слышал!
– Что именно?
– Я не знаю, какой-то странный звук.
– Ну, знаешь ли, в этом нет ничего удивительного. Мы ведь в школе, – я не смог сдержать усмешки, когда произносил это. На самом деле наблюдать за испуганным Малфоем было довольно забавно.
– Нет, ты не понимаешь. Это был очень странный звук.
– Возможно, это просто звук топота твоих ног, который эхом отдается от стен?
– Ты думаешь это смешно? Посмотрим, будет ли тебе весело, когда та тварь из Тайной комнаты сожрет тебя!
– Так вот в чем дело. Ты боишься «Ужаса Слизерина»? Он ведь не опасен для чистокровных.
– Почему ты в этом так уверен? Ты что проверял?!
Я отчетливо слышал в словах Малфоя нарастающую панику и почему-то только сейчас заметил, что он достал из кармана школьной мантии свою палочку. Видимо, так он чувствовал себя спокойней, хотя изначально никакого повода для волнения не было. Но, видимо, идти против собственной трусливой натуры для Малфоя было не привычно, поэтому он продолжал трястись посреди полупустого коридора.
– Нет, не проверял, но думаю, что если мы так и будем стоять на месте, скоро сам сможешь это проверить.
Не оглядываясь, я пошел дальше по коридору. Именно сейчас я, наконец-то, почувствовал себя хозяином положения и негласным лидером нашего дуэта. Прижимая к своей груди несколько учебников, я слышал, как в моих ушах отдается стук собственного сердца. Глупо, но я ощутил некий триумф, когда Драко вновь поравнялся со мной, пристраиваясь под темп моих шагов.
Солнце уже давно спряталось за горизонт, и замок погрузился в полумрак, освещенный только желтоватым светом зачарованных свечей в коридорах. Но, несмотря на позднее время, атмосфера совершенно не казалась мне зловещей из-за периодически попадающихся на нашем пути преподавателей и учеников школы. Я украдкой кидал взгляды на Малфоя, который уже убрал палочку и теперь молча шел рядом, прижимая к груди учебники и производя впечатление уже более уравновешенного типа, чем несколько минут назад. На самом деле эта явная трусость не раздражала меня, а скорее умиляла. Может быть, потому что в силу своего характера я сам был немного трусом, и поэтому когда кто-то другой боялся сильней меня, это заставляло чувствовать себя бесстрашным. Наверное, гриффиндорцы чувствуют себя так двадцать четыре часа в сутки. Это довольно здорово.
– Опять! Какой-то шелест! – он вцепился в рукав моей мантии и потянул на себя.
– Малфой, отпусти! Порвешь, – я раздраженно взмахнул рукой, пытаясь вывернуться из его цепких пальцев, но он словно не обратил на эту попытку никакого внимания. – Сейчас даже отбоя нет, все по школе ходят!
– В прошлый раз мы нашли Миссис Норрис как раз в это время, помнишь?
– Ну и что? Нам все равно нечего бояться.
– Для второкурсника ты слишком самоуверен! Какие ты знаешь защитные заклинания?
– А что? Ты прикидываешь, чем я смог бы нас защитить?
– Я прикидываю, как в случае нападения задержать эту тварь, чтобы другой позвал на помощь!
– И тем, кто будет звать на помощь, будешь, естественно, ты?
– А что? Я быстро бегаю!
То, с каким искренним видом он это произнес, заставило меня рассмеяться в голос. На его фоне я казался себе слишком уж серьезным маленьким мальчиком. Тогда как передо мной, внимательно ожидая моего ответа, стояла детская непосредственность, которая всем желала казаться опасным темным волшебником. И всё, начиная с рассуждений о Мальчике-Который-Выжил и заканчивая составлением плана отступления от фантастического Ужаса, который обязательно должен был напасть на нас, было настолько комичным и по-детски наивным, что я действительно проникся симпатией к этому парню.
– Ладно, Малфой, прекращай, – отсмеявшись, я вновь придал лицу серьезное выражение. – До подземелий осталось недолго, – тащить за собой Малфоя, вцепившегося в мою мантию, было не комфортно, но через несколько минут он сам отпустил меня. На это я лишь ухмыльнулся и бросил ему через плечо. – Кстати, в случае опасности, я тоже умею быстро бегать.
Мы с большим трудом добрели до гостиной, вынужденно останавливаясь по дороге, потому что Малфою упорно продолжали слышаться эти странные звуки. А я, как настоящий мужчина, сдержанно успокаивал его и тащил дальше. И в итоге то расстояние, что мы могли преодолеть за десять минут, мы преодолели за двадцать. Вот такая занимательная прогулочка у нас получилась в первый раз.
Сразу же после того, как мы вошли в общую спальную, разложив свои учебники, я внезапно вспомнил, что Малфой так и не спросил у меня ни об одной знакомой девчонке. Тогда если он не собирался выпрашивать у меня какую-либо информацию, зачем ему нужна была моя компания? И тут до меня дошла одна не очень приятная мысль. Этот белобрысый гаденыш просто использовал меня! Он так сильно трусил, что не мог передвигаться по нашему огромному замку в одиночку. Именно поэтому Крэбб и Гойл всегда встречали его по вечерам у выхода из библиотеки, хотя сами ни разу не изъявляли никакого желания взять в руки книгу. А сегодня эти двое умудрились подхватить несколько проклятий, которые предназначались их белобрысому дружку, из-за чего мадам Помфри оставила их на всю ночь в Больничном крыле. Именно поэтому Малфой проявил такой внезапный интерес ко мне. Сегодня я засиделся допоздна над эссе по Трансфигурации, и он все это время ждал, пока я освобожусь, чтобы пойти обратно в подземелья. Ему просто было страшно, поэтому он должен был найти какую-нибудь компанию.
Мерлин. А ведь я решил, что это могло бы быть начало нашей дружбы. Меня впервые кто-то использовал в угоду своим желаниям, а я был не против. И в итоге наивным оказался я, так как Малфой после этого случая по-прежнему предпочитал игнорировать окружающих из-за чего я злился на него все больше. Было горько осознавать, что попал в настоящий гадюшник.
Нет. Все-таки это не та история.
Все началось на перроне вокзала Кингс-Кросс, откуда отправлялся экспресс, чтобы увести меня в самую известную Школу Чародейства и Волшебства Хогвартс. Я обнимал свою, вновь овдовевшую, madre (исп. мама) прощаясь с ней до Рождества в пол уха выслушивая ее наставления.
Долгое время я никак не мог привыкнуть к промозглому Лондону. Постоянные дожди и туманы, нагоняли на меня тоску, заставляя с улыбкой вспоминать яркое полыхающее солнце Пальма. Там, в старинном испанском особняке, который достался матери от очередного покойного мужа, прошло все мое детство. Я до сих пор вспоминаю узкие извилистые улочки старого города, по которым я убегал от нянечек. Прекрасно помню, какая именно стена дворца Альмудайна открывала вход в магический район города. А так же громадное «Готическое око», сквозь разноцветный витраж которого, проходил солнечный свет и отражался красочными переливами окна-розы на каменной стене кафедрального собора Ла Сеу. Это был один из тех городов, в котором с радостью проживешь всю свою жизнь, и если бы у моей матери не было той всепоглощающей страсти к частой перемене мест, я бы остался там навсегда. Но для нее было вполне нормально бросить все и ринуться в Лондон за богатым английским аристократом, с которым она случайно познакомилась на очередном светском приеме, захватив меня с собой. Поэтому как бы я не желал остаться на Майорке мои слова не имели под собой абсолютно никакого веса, ведь я был всего лишь ребенком.
И вот спустя всего полтора года мы вновь остались вдвоем. И если раньше осознание этого факта скрашивали светлые праздные дни на побережье, то после переезда в Англию цвета дней постепенно потускнели, сделавшись серыми и однообразными. Мне осточертел холод, а люди вокруг вызывали лишь раздражение. Все чего я страстно желал на тот момент – это сесть в поезд и очутиться в совершенно ином месте. Там где я утопал ногами в горячем мокром песке, когда пенные волны набегали на морской берег. Там где приходилось взбираться на изрезанные прибрежные скалы вместе с местными мальчишками, исследуя очередную живописную местность. Там где загорелые улыбчивые незнакомцы целовали меня в обе щеки, как родного. Но вместо этого оглядываясь по сторонам, я ощущал внутри себя жгучую пустоту, разбавленную полнейшим безразличием к будущим переменам.
А затем я увидел Его. Это был очень хрупкий худенький мальчик в черной бархатной мантии. Казалось, что он был окутан ореолом едва сдерживаемой магии, поток которой проходил сквозь толпу людей на перроне. И я почувствовал, что в тот момент, когда наэлектризованный волна магии прошла через меня, пальцы на руках и ногах сжало секундной судорогой. Тело наполнилось невероятной легкостью и энергией, словно механизм работы моего сердца только что перезапустили и слегка видоизменили с удалением поврежденных элементов. Мальчик стоял ко мне спиной, а напротив него высокая длинноволосая пара. У всей троицы были выбеленные блестящие волосы, словно их головы облачены в шапки из белоснежных хлопьев снега. Отец семейства, широкоплечий мужчина с заостренными скулами, что-то очень сдержанно говорил в напутствие своему сыну, который постоянно кивал во время его речи. А мать лишь тепло улыбалась, взирая на них и сжимая в руках свою дамскую сумочку. Кинув случайный взгляд на них можно было бы сразу определить, что перед вами люди высшего магического общества. Их отличали несколько шикарно расшитые наряды, а надменная отстраненность от всех остальных людей на платформе. Словно для этих троих больше никого не существовало в их небольшом мирке.
Я взглянул на скучающий профиль матери. Помню, как только мы переехали в Англию, лондонские магические издания давали ей определение «эксцентричная» и это как нельзя лучше характеризовало эту женщину. Яркие зачастую вульгарные наряды, в которых она любила щеголять на светских раутах. Резкий запах амбровых духов, аромат которых не так уж легко выветривается. Бронзовый неестественный загар, который достигается с помощью различных косметических зелий. И если в Испании весь ее образ смотрелся как никогда уместно, то в Англии среди сдержанных, холодных аристократок она была словно бельмо на глазу, вызывая частые насмешки и недоуменные взгляды у женской половины окружения. Мать принципиально не реагировала на явные провокации со стороны дам, предпочитая истинно мужскую компанию. И это никогда не казалось мне чем-то удивительным. Я всю свою жизнь видел ее исключительно рядом с разнообразными лордами и сэрами, которые норовили залезть ей под юбку. И в тот раз на перроне я осознал, что мне очень повезло не побывать ни на одном светском приеме в Лондоне. После того, как я лично своими глазами увидел свет магической аристократии в лице той светловолосой семьи моя неприкрытая индивидуальность и довольно шаткое положение в обществе, благодаря стараниям моей матери, всплыли наружу, подставив под сомнение все мои стремления к лучшей жизни. И если всего пару минут назад меня мало волновало все это, то теперь странное зудящее чувство закралось под кожу, настойчиво напоминая о себе легкой дрожью по всему телу. Это было странно и волнующе. Внезапно проснулось любопытство и интерес к другой стороне жизни, о которых я раньше не думал.
Распрощавшись, я пошел в сторону экспресса. Я смог сделать только несколько шагов перед тем, как почувствовал, что по спине пробежала стайка мурашек. Мне страшно захотелось оглянуться и еще раз взглянуть на ту семью, попытавшись рассмотреть лицо мальчика, который теперь будет учиться со мной в одной школе. Я сразу нашел их в сгустившейся толпе. Мать в последний раз обнимала сына перед отъездом, нежно поглаживая того по спине. Я смотрел на них, совершенно по-идиотски застыв посреди движущегося потока учеников, только для того чтобы увидеть как мальчик с белоснежными волосами обернется и пойдет мне навстречу. Непонятное чувство обволакивало меня в свое плотное кольцо движущихся частиц, заставляя волосы на моих руках вставать дыбом. Меня пару раз ощутимо толкнули прямо в бок, но это не заставило меня двинуться с места. А закрыв несколько раз обзор, я упорно продолжал выискивать их глазами, пытаясь поймать взглядом «белые шапки». И, наконец, сквозь плотное сосредоточение тел, я уличил тот момент, когда мальчик взял в руки свой чемодан, и у меня не получилось сдержать рвущийся наружу вдох.
Секунда. Две.
И он обернулся.
Он шел в мою сторону с не читаемым выражением лица. И я мысленно восхитился его умением контролировать свои эмоции. Внешне он походил на уменьшенную копию своего отца, правда черты лица были более сглаженными и мягкими. Про себя я отметил, что мое сердцебиение учащалось, с каждым уверенным шагом мальчишки, словно я уповал на скорейшую встречу с самим Мальчиком-Который-Выжил, а не воспринимал его как обычного ровесника. Но почему-то то впечатление, что он производил на меня, было странным и пугающим. Громогласные звуки окружающего мира разом отошли на задний план, оставив меня в полнейшей тишине отсчитывать удары своего сердца. А когда его безразличный взгляд скользнул по моему лицу, я отмер.
Теперь я точно вспомнил, что это был за момент. То событие, с которого и начался мой мысленный отсчет времени, когда я попытался вскрыть шкатулку своих драгоценных воспоминаний. Пытаясь разложить свою память по полкам, тщательно выискивая нужный фрагмент, мне, наконец, удалось установить точное время моего падения на самое дно. Оказывается, это случилось еще раньше, чем я предполагал. Еще раньше, чем я мог признаться и с уверенностью сказать это самому себе. Мое нелепое чувство не было заботливо взращено годами, не было связано с моим взрослением или с моими аморальными желаниями. Меня пронзило именно в тот момент, когда я впервые взглянул ему в лицо на перроне вокзала Кингс-Кросс. Когда я совсем еще мальчишкой отправлялся в свое бесконечное путешествие и не представлял, что оно сулит мне. Это был тот самый момент.
Теперь я это знаю.
****
Мы лежим на кровати, уставившись на бирюзовый балдахин над нами. Я играюсь со светлыми прядками его волос, наматывая их кольцами на свой указательный палец. В то время как он лежит на моей груди, собственнически обнимая меня за талию. Мне приносит спокойствие его горячее тело под боком, его мягкие волосы и холодные пальцы. Яркие лучи солнца скользят по пустым рамам на стенах, на их фоне четко виден летающий порошок мелкий пыли. За окном слышатся громкие голоса наших друзей, которые уже торопливо ведут подготовку к приему. Опустив свои тяжелые веки, чувствую, как сон постепенно одолевает меня. И уже где-то на границе сознания мне приходит мысль о том, что вся эта атмосфера размеренности и спокойствия и есть мое истинное счастье. Недолгое, почти искусственное, но такое желанное.
– Выходи за меня.
Я чувствую, как тело рядом со мной напряглось, а спустя несколько долгих секунд раздается глухой смешок.
– Это уже что-то новенькое. Неужели сегодня тебе было настолько хорошо? – он поднимается, опираясь на локти, и заглядывает мне в лицо. Я замечаю, какая внутренняя теплота плескается на глубине его глаз, как они ярко светятся изнутри. И я радуюсь тому, что могу наблюдать его таким настоящим только когда мы наедине друг с другом, сказочным, невероятным, наполненным магией до самых краев. В такие моменты меня посещают мысли: «А что если бы он всегда был таким? Что если бы для всех вокруг он был таким же невероятным?» Вероятно, это было бы сродни измене с его стороны.
– Ты же знаешь, что мне всегда с тобой хорошо, – тяжело вздыхаю. – Просто я хотел бы, чтобы наши встречи длились гораздо дольше или чтобы они вообще никогда не прекращались.
– Да, это было бы неплохо.
– Неплохо? Я ожидал более восторженных эмоций.
– Я боюсь разочарований, поэтому никогда не забиваю свою голову глупыми мечтами.
– Ты думаешь, что все это лишь мечта? – сердце больно кольнуло, от его небрежно брошенных слов.
– Блейз, ты же и сам знаешь, как абсурдно это звучит.
– Мы можем получить все, что пожелаем. Достаточно захотеть.
– Ты такой наивный. Хотя, возможно, мы просто по-разному воспринимаем эту реальность. В какой же реальности живешь ты?
Я молча глажу его по волосам, пытаясь мысленно ухватиться за тот образ, что на протяжении многих лет, стоит у меня перед глазами. Тот образ, что больше всего волнует мою душу.
– В той, где не надо ни перед кем притворяться, скрывать свою истинную сущность, подавлять свои эмоции. В той, где никто никому ничего не обязан, а обязательства существуют только перед самим собой. В той, где мое личное счастье является целью моего существования. В той, где мне принадлежит небольшой домик на южном побережье Испании. И в этом небольшом домике ты всегда ждешь меня.
Я пытаюсь прочесть в его глазах какие-то эмоции, в глубине души проклиная себя за столько сильное желание обладать им. Есть ли в них отражение жалости ко мне? Считает ли он меня глупым безнадежным романтиком? Я так этого и не понял, но все же надеюсь на то, что мои слова что-то всколыхнули в его сердце, что-то действительно запретное. То, о чем мы никогда с ним не говорим.
