Текст книги "Бремя власти (СИ)"
Автор книги: Rungerd
Жанр:
Фанфик
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)
Часть 5. Der verhassteste Tag (Самый ненавистный день)
Флешбэк 2. Сонмус. Birthday
Утро было сырым и хмурым, как и всегда в этот сезон. Каждый раз из года в год, без шанса на чудо. Как раз на день рождения Ноктиса. Человека, что родился в глухую звездную ночь, когда шел мелкий упорный дождь. Это вам не солнце и пляжи Тенебраи.
В комнате было необыкновенно тихо, и рассеянный свет слабо очерчивал контуры, выделяя краски предметов. Здесь всегда пахло металлом, что чуть нагревается от тепла рук, правда, до тех пор, пока какая-нибудь горничная не вздумает открыть окно, чтобы сырость улицы не принесла в замок свежести.
Неудивительно: частично комната походила на арсенал, где были собраны всевозможные виды и модели ножей, мечей и винтовок. Они блестели, будучи отполированными: заметно, что их часто берут в руки, ухаживают, следят за состоянием. У кого-то, подобное хобби распространяется на домашних животных или растения, но те, кто однажды понял, насколько важна хорошая винтовка или заточенный нож, всегда остаются благодарны этим «товарищам». У солдата есть негласное правило: «Возлюби оружие свое. Оно тебе и мать, и отец, и любимая девушка, особенно когда свищут пули, а взрывы над ухом гулко бахают, потому что ты ничего не соображаешь от контузии».
Сама коллекция была размещена на разных держателях, полках и нишах, согласно размеру и собственной опасности, строго в вертикальном положении. Древние всегда брали мечи почтительно, на расстоянии от груди, двумя руками. Несколько секунд требовалось на то, чтобы «поговорить» с оружием, ощутить его тяжесть, определить баланс, а потом осторожно взять рукоятку, чувствуя, как клинок помещается в руке. Если меч тебя принял, никаких сложностей не возникало. Обычно не привередливо оружие в отношении настоящих мастеров, что и оценить его умеют, и нехитрый ритуал провести, не похваляясь собственной ученостью и силой. А дурак никогда не сможет сладить даже с простым ножом.
Впрочем, после первого впечатления, что неизбежно возникает при ровном строе антресолей и опор, занимающих несколько углубленных отделений огромной комнаты, служа основной декорацией и ясной характеристикой хозяина, стоит обратиться ко всему остальному. Например, покои наследника Селума были на редкость темными, что и подобает человеку ночи. Темно-синие панели с серебристым напылением, металлическими каркасами-стенами, перегородками между разными сегментами комнаты, отделяющими спальню от гардеробной, библиотеку от зоны отдыха. Под ногами было пушистое ковровое покрытие в тон, которое сменяла мозаичная плитка ближе к балкону и ванной. Точечные светильники выхватывали из полумрака какую-нибудь причудливую картину, стеллаж с книгами, небольшую софу черной кожи, вращающиеся сферы на стеклянной полке, зеркало, или огромную кровать из темного дерева. Мягкие блики настенных и напольных ламп создавали атмосферу уюта, конкурируя с мертвым светом над арсеналом. Особое внимание стоит уделить паре стульев с резными спинками и ножками – массивные, такого же темного дерева, чуть потрескавшиеся, древние. К ним прилагалось солидное кресло той же работы, в котором можно было застать хозяина, обычно – за книгой. Иногда – дремавшего.
Напротив кровати располагалось окно с пуленепробиваемым стеклопакетом. Оно было художественной работы: матовым, как бы разделенным на решетки сегментом, откуда свет стремился в комнату, дабы принять форму правильной клетки. Сам проем был чем-то похож на бойницу замка, только намного шире. Подобные изыски современности вкупе с древностью можно было списать на эксцентричность хозяина, который всячески стремился оградиться от непрошеных тенденций моды, правил приличия и даже первой необходимости. Король долго выговаривал Ноктису за одно только окно, пытаясь загнать наследника в четыре угла без окон вообще, потому что так безопаснее. Селум молчал, чувствуя, что злится. Как будто бы он не способен уничтожать отряды и разносить бронетехнику. Как будто бы он не сумеет защитить себя, а заодно и других.
Балкон был тоже источником опасности и лишней щелью для врагов, которые не помедлят воспользоваться им. Вид оттуда был воистину впечатляющий, только немного однообразный. Огни бесконечных небоскребов, головокружительная высота, скульптуры, лепнина прошлого века и, наконец, луна, которая обожала показывать свой желтый глаз, заглядывая прямиком в комнату Ноктиса.
У наследника было много странностей и много древностей. Чего только стоили многолетние книги с инкрустированными переплетами и пластинки. Тонкие, виниловые хранители полумертвой информации, чаще всего, музыки. От двух до десяти штук, шипящих, плюющихся, как масло на сковородке, но являющихся настоящим раритетом. Иногда отец принца заставал того в полном бездействии: играло нечто певучее, кажется, скрипка, чуть шелестело фортепиано, а сам Ноктис сидел в кресле, закинув одну ногу на другую, и читал что-то совсем неудобоваримое. Король всегда сердился, называя книги мертвым прошлым, которое заслуживает забвения. Он осуждал любовь сына к каким-то стихам, поэмам и драмам древности, которой, казалось, никогда не было; говорил, что это дело копающихся в пыли ученых, развлекающих народ глупостью старины. Наследнику не прилично заниматься чем-то подобным.
Люциус молчал, недобро сверкая глазами. Он безукоризненно выполнял свою «работу» приставленной к короне особы, полководца и правильного сына, так что имел право на неприкосновенность личной жизни. Селум-старший пробовал давить на него, думая очистить комнату, но Ноктис отрывисто замечал, что откажется от всего, если ему запретят заниматься собственными делами, хранить свои тайны и увлечения.
Прошел год с момента его совершеннолетия. Описать празднества того времени – взять на себя слишком неподъемную задачу, потому что это было немыслимо и грандиозно. Сам же принц совершенно не стремился вспоминать этот день, поскольку церемонии, «этапы», парады и прочие «развлечения» настолько его утомили, что он едва нашел в себе силы пережить эту муку и скуку. Принц надеялся, что год пройдет не так скоро. Однако, время неумолимо.
Юноша всегда остро чувствовал момент пробуждения. Оно начиналось с того мертвого света у кромки небес. Ноктис видел его сквозь веки. Поэтому у Селума никогда не возникало желания провести в постели больше времени, предаваясь безделью и полудреме. С тихим бурчанием, как это делает человек с утра, не способный еще говорить, но мысленно проклинающий новый день, Ноктис повернулся на бок, открыл глаза и чуть приподнялся с кровати, чтобы тут же упасть обратно, в мнимой попытке разбить себе голову. Подушек было несколько штук, хотя сам принц предпочитал одну. Но, то ли ночью, то ли перед самым сном, ему их кто-то подкладывал, а кто – выяснить за всю жизнь так и не удалось.
Как бы то ни было, инфанту пришлось вставать. Вчера была особенная усложненная тренировка с Гладиолусом, где было запрещено использовать кристалл. Товарищ же, а по совместительству, соперник, все время вел себя как взбесившийся таран, атаковал в лоб, стремясь, скорее, вдолбить своего повелителя в землю, чем снести голову или оторвать руку. Это было особенно плохо по двум причинам: на теле принца почти не осталось живого места, а живописная синева узорами расплывалась на спине и плечах, к тому же, это самое тело следовало упаковать в подобие мундира, потом в костюм, а потом черт знает во что, согласно дворцовому регламенту. И только лицо молодого Селума выглядело образцом сибаритской жизни: переживания не оставляли на нем следов, так же, как тренировки. Уж что-что, а голову Ноктис берег, так, что невозможно было к ней подобраться.
Холодный душ притуплял все чувства, в том числе, глухую боль. Конечно, к ней наследный принц уже привык, просто ощущение ее по всему телу неизменно портило настроение. Когда стоять под водой просто надоело, Ноктис нехотя последовал к следующему пункту расписания. И, едва он умудрился повязать полотенце, как к его неудовольствию зашла горничная. Это была одна из тех дам, что занимались чем угодно, кроме уборки. Она, конечно же, изобразила удивление, граничащее с восхищением. Принц мрачно вспомнил о синеве, хотя восторг был вызван скорее его рельефной мускулатурой. Девушка поспешно извинилась и раскланялась, опять-таки согласно регламенту. При этом даже слепой бы обнаружил в ней массу прелести, которую совершенно не скрывала одежда.
– Идите прочь, – глухо скомандовал принц, отворачиваясь. В принципе, ничего удивительного. При дворе принято оказывать такие мелкие услуги всевозможным наследникам, надеясь, что через фаворитку можно чего-то добиться, в качестве признательности или простого расположения духа. Не стоило забывать и о наивных дурочках, живущих мечтою о настоящем принце, особенно, если он так красив и неприступен. Они всегда согласны согреть постель, приласкаться и снять напряжение, отвратить скуку. Самому Селуму не раз приходилось вылавливать таких девиц в своей опочивальне, требовать другой комплект постельного белья и покоя. И дело не в том, что с принцем было что-то не так: он был настолько же мужчина, насколько любой другой. Просто в особенно трудные периоды жарких ночей и мечтаний Селум был так утомлен дневными занятиями, что ничего кроме сна на ум просто не шло. Вся похоть, желания и любовь возникают от массы свободного времени. Его-то как раз и не хватало юноше.
Девушка зарделась и нехотя ускользнула, бросив прощальный, по-звериному жадный, взгляд. Ноктис взъерошил волосы на затылке, чувствуя, как в голове медленно рождается атомный взрыв. Почему-то неправильные полюса этого мира дико раздражали, но выражать недовольство нельзя: наследник беспристрастен, и держит себя с умом и честью, он не будет орать, и прогонять слуг. Поэтому, от молчания, в голове созревала мигрень, подобная адским кузням.
Одевшись, Ноктис обнаружил в комнате Игниса. Тот равнодушно рассматривал оружие, но тут же обернулся к Селуму и коротко кивнул.
– Что ты сегодня приготовил? – приступил прямо к делу принц, когда присел на софу и сплел пальцы в крепкий «замок».
– Не я, Нокт, – поправил парень, доставая «органайзер» – тонкую полоску – сенсорный экран, персональный коммуникатор и компьютер одновременно.
– Отец что-то задумал? – чуть скривился «их высочество», но тут же вернулся к состоянию полного равнодушия.
– В девять у Вас завтрак с аристократией первых двух ветвей. Обратите внимание на ее сиятельство Лукреци...
– Если бы это была настоящая Лукреция*.
– Смотря, какую Вы имеете в виду*, – спокойно возразил стратег, поправляя очки. Ноктис впервые за утро улыбнулся, натолкнувшись на такое абсолютное понимание. Настроение несколько улучшилось, поэтому он без особого недовольства выслушал распорядок дня. А был он расписан по часам, включая завтрашнее утро.
Уходя, Игнис пристально осмотрел фигуру принца и добавил:
– Приходите в храм, жрецы устранят вчерашние... «старания» Гладиолуса. Поздравляю.
Ноктис позволил себе улыбнуться лишь тогда, когда слуга ушел.
Одна из бешеных тенденций хорошего тона: удвоить-утроить обеденные часы. Устроить пир на весь мир, грубо говоря. И действительно, устраивались общие празднества с почти бесплатной едой для народа, этакие ярмарки без хозяйственных продаж, но зато с массой различных развлечений, начиная с театральных постановок и заканчивая танцплощадками, выпивкой и фейерверками. Во дворце это означало бесконечный прием с самого утра, балы и ужины, так что сейчас здесь собралась, по меньшей мере, вся аристократия, а не только первые ее ветви. Так же были допущены именитые граждане и свободные бизнесмены, которые владели крупными корпорациями, если не целой сферой определенных товаров и услуг. Такого ажиотажа не бывало даже в национальный день и в праздники, посвященные Этро. Только день рождения Ноктиса, который, честно говоря, никогда бы не пожелал родиться, узнав, что вокруг него будет происходить такая шумиха.
Телевидение тоже взбесилось: велось транслирование прямо из дворца, так что наследник Селумов при всем желании не смог бы отобедать, находясь в поле зрения многочисленных камер. В течение пяти часов каждый канал сколько-нибудь раз напоминал о программе вечера, обсуждал моду и заслуги гостей, но больше комментировал каждый шаг принца. Еще немного, и начнут выпускать тематические футболки и кружки, фирменную одежду для особенно продвинутой молодежи.
В свой собственный день рождения Ноктис мог принадлежать всему миру, должен был демонстрировать себя всем, кто этого хотел, без жалоб и требований конфиденциальности личной жизни. Этот праздник не его – народа, который хочет знать все о своей «новой надежде». Чтобы каждый отец семейства удовлетворительно кивнул: «Да, в нем есть толк, ему надо верить». Чтобы каждая мать приятно улыбнулась: «Он милый молодой человек и совсем не гордый». Чтобы каждая дочь хотела себе мужа, подобного принцу, а каждый сын мечтал о подобной силе и природных дарованиях, имел такого героя, в лице Ноктиса Люциуса Селума.
Принц весь день говорил столько, сколько не мог наговорить за целый год. От него требовали ораторского искусства, честности и раскрытия тайн. Было множество вопросов, дерзких и, зачастую, бестактных. Около десятка репортеров получили по подробному интервью, причем никого не смущало, что наследник Селумов повторяется. Еще двадцать получили возможность записать комментарии. Но это было не все. Почти каждая особа высшего общества, считала своим долгом преподнести подарок лично, поздравив многословно и торжественно. Если бы ситуацию не спас Игнис, то весь вечер Ноктис занимался бы только приемом презентов.
Отец подарил Ноктису кинжал с гравировкой: «Обагрив кровью – смочи слезами» написанной на латыни. Что же, двадцать шестой, с такой же долей пафоса и бесполезности. Принц коротко поблагодарил отца, выражая почтение и признательность. Это засняли для новостей и крутили в повторе раз пятнадцать.
Покоя не было от мужчин, которые всячески стремились узнать настроение, политические взгляды и общую эрудицию молодого человека. Они толпились около Селума так, что юноша чувствовал себя окруженным, а инстинкты вопили, что всех надо разбросать в стороны и, материализуя кристалл, убить незамедлительно. Но вместо осуществления желаний, Ноктис решил ограничиться лишь разговорами, в другой раз и при других обстоятельствах. С любым, кто пожелает этого.
Он лгал. После этой кутерьмы одна дорога – на тренировочное поле, к блаженному покою бессознательной усталости, к повседневным кровавым мозолям и победами над самим собой.
Дамы были хуже мужчин. Они совершенно не понимали намеков, так что Игнис насильно уводил некоторых особей высшего общества «подышать свежим воздухом», тем самым лишь расчищая дорогу новым претенденткам на внимание принца. Тот держался из последних сил. Годы нелюдимого существования, полного права окружать себя лишь верными друзьями в количестве трех человек, сделали его слишком раздражительным – спокойствие юноши объяснялось лишь силой воли.
Пяти минут свободы хватило лишь на то, чтобы пересечь пару зал, встретил Гладиолуса, который весело смеялся, будучи настороже (в праздник его поставили в службу охраны, выдав черный костюм и рацию). Мечник нисколько не расстроился, и был рад находиться здесь, а не в баре, как обычно, где за неминуемым весельем к Гладиолусу приходила все та же неминуемая грусть.
Пропто был уже во всех смыслах «готов». Он так лихо опустошал запасы вина и шампанского, да еще совершенно не пьянел, что невинные и бывалые аристократки не могли пройти мимо такого зрелища. Солдат был красив, нагл и нетрезв, а еще своим лучистым взглядом любил абсолютно всех. Ноктис моргнул, чувствуя, что в любой другой момент незамедлительно посмеялся бы. Но не успел тот оторваться от размышлений, как стрелок исчез, заодно прихватив с собой пару девушек, одна из которых, по слухам, была в списке потенциальных невест Ноктиса. Селум искренне пожелал им счастья или хотя бы чистой страсти и любви на всю ночь, и вернулся к своим обязанностям.
Дальше по списку шли танцы. На первые шесть принц приглашал постаревших уважаемых жен министров, представительниц древних родов и одну жрицу культа Богини Смерти, дабы та вспомнила молодость. Когда долг был исполнен, дальше было абсолютно все равно, с кем танцевать и кого вести. В любом случае, будь даже она страшной или замужем, эти невинные контакты назвали бы в газетах годовой связью или секретом наследника.
Поэтому надо было выбирать красавиц – журналы хотят красивых обложек с идеальными людьми. Буквально все томно вздыхали и жались к груди Ноктиса, бросали кокетливые взгляды, шептали слова, полные надежд. По правилам этикета приходилось целовать им руки, отвечать и улыбаться. Последнее давалось особенно трудно: чем-то Селум походил на нахохлившегося ворона на ветру. Нахмуренные брови, упрямо сомкнутые губы, впрочем, все вместе выглядело потрясающе, так что некоторые особенно скандальные газетенки написали, будто принц выжигаем страстью, и потому так сумрачен.
Фейерверки были изумительными. Водопады искр, шутихи, потоки огней, чем-то напоминающие блеск кристалла. Ледяные фонтаны, отлитые по приказу из раствора, ощупью напоминающего замерзшую воду, но не тающего, переливались всеми возможными цветами, реагируя на подсветку.
Пили шампанское, вино, коктейли. Веселый смех, поздравления хором – это услышал принц со всех уголков города. То же самое происходило и по всей стране.
Были также парады войск, за которыми плыли празднично украшенные платформы с танцующими полуобнаженными девушками, цветами и льющимися во все стороны струями вина. Музыка не умолкала ни на минуту: гимны, песни-поздравления, мелодии на счастье, популярные хиты, которые обычно крутят по соответствующим каналам и в клубах.
Ноктис освободился только утром, где-то в шестом часу. Он чувствовал себя выжатым. Каждый приложился к нему, каждый попробовал и остался доволен: беседой, видом, праздником в его честь. Юноша забылся тяжелым сном, успев скинуть лишь пиджак, ремень и галстук. Принц проспал до самого вечера, пока Игнис не разбудил его.
* Дискуссия Игниса и Ноктиса о Лукреции: проще говоря, самых известных было две. Одна – жена Тарквиния Коллатина, образец добродетели и верности, мученица, весьма почитаемая. Другая – Лукреция Борджиа – развратница и отравительница, личность крайне неприятная и мерзкая с точки зрения мудрых мужей.
P.S. Отправьте хотя бы один комментарий автору. У меня, в конце концов, День Рождение. Хотя бы критику напишите, что ли.
Часть 6. Die Rettung und die Nutzlosigkeit (Спасение и тщетность)
Стелла прижала платок к носу и рту, старясь не вдыхать отравленный воздух. Не получалось: для полной безопасности нужно было получить респиратор. Иногда, когда легкие нестерпимо жгло, она призывала свой свет, и он временно очищал организм. У группы не было достаточно масок и оружия: никто не мог даже предположить, что целевой пункт будет запретной зоной. Большие потери были у первых трех отрядов: почти 80 процентов. Они, ценой своей жизни, остановили несколько чудовищ у черты города. Больше семи машин выведено из строя. А тенебрайские вертолеты не могли подлететь к цели, потому что валил густой дым. Датчики и приборы были неточны: что-то постоянно сбивало их, так что невозможно было вычислить координаты для посадки, не то, что для атаки. Большинство разведчиков погибло, но внедриться в систему города удалось. Принцесса гневно остановила атаку, хотя не была главнокомандующим. Ее авторитет в этой критической ситуации был неоспорим. Пока командование копается с неверными отчетами и собирает информацию со спутников, Флерет уже отдавала приказания, и они были необходимы. Раненных и пострадавших собрали внутри машин, чьи фильтры для воздуха пока справлялись. Стелла никак не могла понять, что случилось с городом за какие-то двое суток. Что сделал принц? Впрочем, чтобы ни предпринял, он действительно остановил продвижение ее армии. Возможно, Селум с успехом отравит принцессу, и в короткие сроки закончит конфликт.
Девушка с раздражением поправила юбку, и поняла совершенное неудобство такого внешнего вида для прогулки. Куртку ей уже подарил один сержант, через два часа умерший, наткнувшись на мину. Это было третьей причиной, почему они не могли продвигаться дальше. Нужна была команда саперов. Лучше – две. Все это передала по рации Стелла, но ей не ответили. Возможно, это конец.
Совершенно безумная мысль пришла в голову ей, когда она посмотрела на хмурое небо. Запросить помощи у врага? Ничего бредовее не придумаешь. Но ей было невыносимо смотреть на страдания тех несчастных, что вышли на передовую. Нужно закончить эту войну, единственный выход – сдаться на милость врагам.
Если бы еще иметь гарантии, что безжалостный Ноктис не казнит ее подданных в тот же час, когда доберется до них. Он весьма мил, но, возможно, он слишком устал в прошлый раз, чтобы сражаться с ней. Может, его благородство было обманом? Но, ведь он проводил ее. Не коснулся даже, не сказал и слова, не обещал разгромить или убить лично. Он молча ушел, даже не выслушав слов благодарности.
Может, он не так жесток? Да, его сила ужасна, он холоден, как лед, но не похоже, чтобы Ноктис был тираном или питал особенную ненависть к тенебрайцам.
Рация рядом зашуршала. Испуганно пискнула, а сообщение отчаянным шепотом заставило Флерет похолодеть:
– Ваше... высочество... нас атаковали Звери... – девушка с трясущимися руками схватила прибор и поднесла к самому уху. Ее оглушили помехи:
– Доложите обстановку! Прием! – не своим голосом поспешно приказала принцесса.
Но ей никто не ответил. Чтобы услышать рев и предсмертные стоны связиста, надо было нажать на кнопку рации. Это было некому сделать.
Промпто довольно насвистывал,но респиратор коверкал звуки, и выходило нечто похожее на змеиное шипение. Походкой «ловкого и крутого парня», он пересек улицу, вслушиваясь в редкие поскрипывания рекламных щитов на ветру, да мирный треск огромного жаркого пламени. За Промпто разверзла свой жадный зев пропасть огня, искрящаяся, пахнущая жженой мертвечиной. Она опаляла дома, пробиралась внутрь и захватывала здания. Некоторые угасали сразу же, потому что срабатывала пожарная сигнализация, некоторые сгорали в течение часа. Даже асфальт плавился от жара, про Промпто и говорить нечего: от пота слиплись волосы на затылке и лбу, а обнаженная грудь влажно блестела. Жар, правда, нисколько не докучал парню, наоборот. Он скучал по такой температуре. Его тело, возможно, искало жарких объятий потому, что в стране Ноктиса он откровенно замерзал.
Завернув за угол, слуга заметил очередную кучу тухнущего мяса, застывшего в собственной слизи. Промпто уже не испытывал отвращения, потому что досконально изучил строение этих тварей, и знал, кто чем плюется, как истекает кровью, и что из всего этого разнообразия токсично. Честно говоря, все эти чудовища были жутко ядовиты. Игнис уже предположил, что это искусственно созданные организмы, или модифицированные, как в случае с ящерами. Такие твари жили в степях и ущельях, далеко от населенных пунктов и никогда на человека не нападали. Они питались рыбой в океане или жевали траву, были небольшими, едва превышая размеры легковой машины. То, с чем сталкивались Гладиолус и Промпто, выходило за все рамки: мало того, что эти твари были плотоядными, но еще могли легко кусок арматуры переварить, судя по составу желудочного сока, который собрал ради исследования Игнис, когда два солдата привезли ему одного такого, выпотрошенного. Кто-то экспериментировал, причем по-крупному. И кто-то натравил этих чудовищ на город.
Конечно, Промпто не особо об этом беспокоился. Роль у него маленькая и понятная – жечь и стрелять. Об остальном пусть позаботятся Игнис с Ноктисом. Они находятся ближе к власти, да и обладают большей смекалкой. Хотя стрелка немного напрягало, что вся эта ситуация затянулась на такое долгое время. Он привык проводить вечера в компании хороших людей и хорошей выпивки, а если появлялись ко всему этому девушки – жизнь вообще казалась Раем. Он молод, хорош в своем деле, пригож, черт возьми, так почему не насладиться «красавицей и кубком», как написано в мудреных книжках принца?
Промпто ухмыльнулся. Но тут же собрался, решив, что подумает обо всем в машине. На сегодня, по его скромному мнению, было достаточно. Он стянул винтовку и аккуратно повесил ее на раздолбанный дорожный знак, который был похож на дерево, обнажившее свои корни над почвой, когда его кто-то, вырывая, потянул в сторону. Канистра, которую он все это время держал в руке, была почти пустой, и, в конце концов, горючего еще хватало. Он немного отрегулировал подачу воздуха, переключив на режим угарных газов и органических ядовитых веществ. После этого стрелок легкой пружинистой походкой подошел к трупу и внимательно осмотрел предполагаемую площадь возгорания. Чудовище на чем-то лежало, и сколько бы Промпто ни всматривался, на чем, понять не удавалось.
Внезапно к стрелку подкрался голод. Он всегда наступал неожиданно, но неизменно и требовательно. Шутка ли – с самого утра работать? Сейчас было около четырех, так что пора на базу и догрузиться, чем придется. Собственно, по этой причине Промпто не особо думал.
Он быстро распылил остатки смеси, учитывая охват площади по краям, чтобы огонь двигался к центру. Когда с этим было покончено, парень достал небольшой гранатомет, что на проверку было частью сложной системы реактивного огнемета. Проверив сумку, он нашел два снаряда и выбрал один, самый мощный. Вскинув ствол, стрелок прицелился и нажал спусковой механизм. Небольшая отдача пришлась на плечо, а вдалеке что-то негромко «бахнуло», и громоподобно зазвучала знакомая симфония огня. За несколько секунд от туши остался дымящийся скелет, который давался огню в самую последнюю очередь, чего не скажешь о многоэтажном доме и внутреннем дворе, которые тоже запылали, весело и ярко, заставляя тени плясать по стенам. Промпто услышал, как треснули стекла и потекли пластиковые панели, издавая змеиное шипение. Сквозь респиратор потянуло горелой пластмассой. И тут он увидел свою фатальную ошибку. Чудовище лежало на баллонах с кислородом и водородом, в количестве минимум десяти штук. По-видимому, здесь проводились какие-то работы, хотя Промпто предположить не мог, что каким-то идиотам вздумается оставить целую десятку, да еще на улице.
Что там застала эвакуация? А, черт его знает. Промпто с широко раскрытыми глазами наблюдал, как плавятся поверхности, как клокочет внутри баллонов. И вот один прорвался: огонь жадно лизнул баллон, и Промпто почувствовал жар у лица. За какую-то секунду его накрыло мощнейшим взрывом. У ближайших домов вынесло стеклопакеты, а асфальт под ногами стал жидкой массой.
Ноктис постепенно привыкал к такой бешеной тряске и качке, и перестал зеленеть. Датчики тепла невыразительно запищали, показывая высокие температуры впереди. Действительно, откуда-то несло дымом, что серьезно мешало обзору. Селум глухо выругался, когда увидел гарь домов и открытый огонь прямо на улицах. Научи дурака молиться, так он и храм разнесет. Когда принц найдет Промпто, самолично устроит ему «выволочку». Интересно, сколько будет стоить компенсация всем семьям и фирмам, потерявшим имущество и квадратные метры в самом высокотехнологичном районе города? Казначейство снимет шкуру с наследника. Если обиженные граждане не захотят собственноручно сделать то же самое.
Гладиолус лихо развернулся, и буквально взлетая над трещинами в асфальте, протаранил парочку дорожных знаков и въехал в переулок. Ноктис успел заметить спину Промпто, который неподвижно стоял вдалеке. Перед ним полыхало пламя: оно поднималось ядерным грибом вверх, закрывая газовым облаком небо. Стекла трещали, а этот придурок стоял как вкопанный.
Прежде чем Гладиолус успел что-то сказать, инфант покинул броневик и захлопнул дверь. Буквально в следующий момент машину потрясло от взрывной волны, и всю поверхность замело то ли пылью, то ли пеплом. Что-то пару раз треснуло по обшивке, потом был небольшой толчок. Механизм немного подался вперед и замер снова. Мечник пораженно застыл, чувствуя, что сделал непоправимое. Вернее, не сделал: остановить Селума – вот что от него требовалось.
А теперь, судя по всему, тот нарвался на взрыв. Промпто, одной ногой уже в могиле, утянул за собой единственную надежду этой страны.
Гладиолус не открыл – вынес дверь, хотя для этого требовались усилия. На нетвердых ногах он вышел и тут же почувствовал ужасный жар. Обшивка броневика накалилась, но покрышки выдержали: все-таки разработки устойчивой к высоким температурам резины не прошли даром. Надо же, в такой критической ситуации он подумал о металлоломе. Гладиолус со зла пнул бок автомобиля и мысленно приготовился обнаружить останки наследного принца.
Респиратор справлялся с гарью и пеплом, которые темным облаком заполнили все пространство. Развороченные стены домов, кое-где обвалы, липкий асфальт под ногами – взрыв точно был мощным. Слуга сделал несколько нерешительных шагов в сторону и увидел два силуэта, чуть намеченных в серой дымке. Мечник чуть не сошел с ума от радости, и в тот же момент понял, что двинуться не сможет. Бывают такие типы стресса, после которых остается только сползти на землю без сил. Гладиолусу еще хватало твердости держаться на ногах.
Этот необыкновенный парень, это чудо королевства тащил за собой обмякшего Промпто, перекинув одну руку через плечо. Голова стрелка свободно болталась – он был если не оглушен, то контужен. Вокруг них поблескивали мельчайшие частицы кристалла, создавая тонкую, как стекло, защиту. Она была полноценной: юноша ступал по тонкой поверхности, а не по расплавленной земле. Селум легко доставил свою ношу на место, сделав знак Гладиолусу, сесть в машину. Ноктис, не касаясь двери, открыл ее: опять сила Этро помогла ему. Гладиолус, перебравшись назад, в машину, принял Промпто и втащил внутрь кузова. Там могли свободно поместиться до шести бойцов. Кроме того, слева была медицинская станция, куда входили простейшие установки и аптечка. Выдвинув прилагающиеся к станции носилки, которые были хитро собраны для экономии места, парень поместил туда тело светловолосого друга. Когда мечник обернулся, чтобы найти принца, тот уже был рядом и протягивал ему респиратор. Двери Ноктис закрыл и включил систему фильтрации воздуха. В принципе, теперь Промпто мог обойтись без маски.
Гладиолус быстро стащил то, что осталось от старой защиты: резина немного поплыла, и если бы не устойчивая к огню основа, которая плотно прилегала к самому лицу, стрелок получил бы тяжелые ожоги. Но сие смазливое личико абсолютно не пострадало. Когда мечник осмотрел голову пострадавшего, то невольно усмехнулся: этот пацан имел сказочную удачу. Сам Гладиолус никогда так легко не отделывался. Этот красавчик даже волос не сжег, хотя первоклассной шевелюрой ему не хвастаться. Мечник осторожно провел пальцами по прядям, устроив окончательный беспорядок на голове Промпто, но за ними он не нашел ни ран, ни ожогов. Когда Гладиолус опустил товарища обратно, тот слегка пошевелился и застонал. Мечник встревожился, и быстро осмотрел его тело: жилетку, конечно, придется выбросить. Небольшие ожоги на груди и животе, местами уже набухали пузыри, сползала кожа. Раны не были страшными, максимум – вторая степень.