Текст книги "По завету крови (СИ)"

Автор книги: Р.Р. Артур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 25. Храм Ста

потерянный свет в башне, что выше небесного свода

У дозорных уж такая работа – каждый день всматриваться вдаль. От безделья они, конечно, часто разглядывают и свой собственный нос, хотя сами стражи утверждают, что это особое упражнение для тренировки зрения. Посему иногда их можно пожурить за несерьезное отношение к обязанностям, но обвинять в плохом зрении глупо. Вот и на этот раз один из солдат на северной башне вмиг разглядел всадника вдалеке, и не только его фигуру и цвет лошади, но и пресловутый черный крест на тяжелом доспехе. К Валиону скакал один из кардиналов ордена Ста.

Рыцарь летел стрелой. Привратники возле Северных врат только и сделали, что удивленно проводили его взглядами. Сонный народ, прогуливавшийся по улицам, очумело бросался врассыпную от мчавшегося во всю прыть коня.

Всадник беспрепятственно проехал через третий и второй квартал. Перед ним выросли первые врата. Два стража, обычно останавливавшие каждого, на этот раз поклонились и расступились в стороны.

Мимо проносились площади с разными статуями и дома влиятельных аристократов. Проехав по небольшому саду, всадник оказался на обширном поле, где гуляло стадо лошадей. Вот и, наконец, тяжелые ворота. Как только рыцарь подъехал ближе, плотно закрытая решетка поползла вверх, а навстречу ему вышел камердинер. Всадник кивком поприветствовал вежливо склонившегося слугу и, ловко спрыгнув с коня, передал поводья.

– Накормить, сменить подковы, взнуздать как можно скорей, – бросил рыцарь на ходу, посмотрев на самый верх высокого шпиля, затянутого серыми клубами облаков.

Мерные шаги латных башмаков разносились по широкому коридору. Слабый свет тонкими лучами падал через узкие стрельчатые окна на каменный пол и голые, неприкрытые картинами и гобеленом, стены. Люди, боготворившие храм и считавшие его кладезем всех сокровищ мира, никогда бы не поверил глазам, попади они сюда.

Однако слухи не врали. Главные богатства ордена хранились в потайных залах, скрытых комнатах и библиотеках. Братство сотни лет принимало самое деятельное участие в жизни империи: бессчетные экспедиции, задания и исследования приносили им достаточно славы и пополняли казну. Стоило просто взглянуть на Небесный Шпиль и земли вокруг.

Найти нужную комнату в огромном замке иногда стоило многих усилий и времени, но рыцарь точно знал, куда лежал его путь. Коридор заканчивался большими дубовыми дверями, обитыми блестящим металлом. Сделанные из особенной, ценной древесины, их много лет назад доставили из Дубовой рощи, где мастера-плотники собирали сложную конструкцию по старинным чертежам. Каждую створку везли четыре быка; сложно было представить, сколько работников ставили двери на специальные стальные петли.

Рыцарь остановился и сосредоточился, произнося про себя молитву, после чего расстегнул специальные крюки и снял блестящий шлем. По правилам ордена рыцари скрывали лицо от мира. Истоки древнего ритуала терялись в прошлых эпохах, но соблюдать его считалось священным долгом. Только в храме и, в особенных случаях, за его пределами сто рыцарей могли ходить с непокрытой головой.

Ценители красоты не преминули бы указать на идеальные черты лица этого воина. Длинные волосы, похожие на чуть искрящиеся нити серебра, и печальные глаза цвета утренней лазури делали его лик совсем чуждым для простого смертного.

Вздохнув, он толкнул дверь и, несмотря на огромный вес, она легко распахнулась. Вверх уносила ступени круговая лестница. Нешуточный подъем в немалых пять тысяч ступеней вел в верхнюю залу. Некоторые рыцари и служители проделывали нелегкий путь ежедневно и даже по несколько раз в день, считая испытание за благость.

С каждой минутой домики, видневшиеся в окнах, становились все меньше, а воздух тяжелел. Настал момент, когда из башни открылся вид на всю столицу и земли вокруг, но скоро стены снаружи обуяло марево облаков. Стеклянная смотровая площадка, венчавшая Небесный шпиль, никогда не видела пасмурных дней, дождя или снега, потому что лежала куда выше всяких туч. В непогожие ночи звездочеты ордена забирались на вершину храма, дабы не упустить важных событий на небосклоне.

В углу площадки ютилась почти незаметная дверца. За ней лежала последняя лестница, поднимавшаяся на пик Небесного Шпиля, в комнату света – так называлась малая зала, прямо под самой крышей башни. Преклонив колени, в ее центре молился рыцарь. Трудно было представить себе мужа более достойного или могучего, чем этот воин, бывший настоящим воплощением силы и храбрости. Если бы он попал на площадь, запруженную толпой, то на две, а то и три головы возвышался бы над людьми. Даже во время молитвы он не снял доспехи, которые как две капли воды походили на снаряжение всадника.

В полутемную залу с одним окном в самом центре потолка ворвался луч солнца. Тяжелые доспехи рыцаря и вся комната наполнились неожиданно ярким светом, мерцание походило на снисхождение бога в мир людей. Латы воина вспыхнули ярким огнем, и на стали отпечатался багровый росчерк символов. Свет угас, и письмена со временем потемнели. Рыцарь поднялся с колен и последний раз с печалью посмотрел через стекло в небо.

– Эолай, брат, – поприветствовал он всадника, хотя не мог слышать или видеть, как тот зашел. Связь между ними была так велика, что он давно почувствовал близость встречи.

– Израэль, брат, – ответил ему вошедший рыцарь, и улыбка осветила его прекрасное лицо теперь совсем похожее на лик ангела. Когда Израэль обернулся, Эолай пошел навстречу, и они обнялись, словно не виделись много лет.

Несмотря на равенство всех кардиналов, все почитали Израэля за самого могущественного и справедливого. В ордене он считался старшим из братьев, но никогда не смотрел на остальных из сотни или служителей свысока. Ответственность и рассудительность, а не гордыня, как считали многие, делала его главой самой властной и сильной гильдии в Валионе, да и во всей империи. Он отечески похлопал Эолая, который выглядел куда младше него, по плечу и тоже улыбнулся.

– Ничего? – спросил младший брат и выразительно посмотрел на окно.

Израэль отрицательно покачал головой. Они вместе вышли из комнаты света и стали медленно спускаться. Впереди ждали пять тысяч ступеней молчания. Каждый чувствовал, что предстоял тяжелый разговор, ведь старший кардинал, без сомнений, уже догадался о причинах визита любимого брата, на дух не переносившего суету человеческого города.

Они остановились на одном из нижних пролетов. Хмурая перина туч вздыбилась и свисала с неба рваными лоскутами. Старший кардинал с грустью посмотрел на Эолая и надел серебристый шлем.

– Что бы там ни произошло, рад видеть тебя во здравии. Какие же вести или события прервали твою миссию и заставили столь спешно вернуться? – тон Израэля говорил о серьезности предстоявшей беседы. Он прекрасно понимал, о чем пойдет речь.

– Я отыскал нечто важное и не мог продолжить порученное задание без особого доклада, – младший брат отвел глаза в сторону и стал разглядывать крыши домов и соборов, над одним из которых кружила стайка ручных голубей.

– Брат мой, – старший кардинал сделал ощутимую паузу, хотя подобрал слова для беседы задолго до нее. – Ты всегда был лучшим из нас, самым светлым и добрым. Ты прекрасно знаешь, как сильно я тебя люблю и как ты нужен братству. О, Эолай, только глядя на тебя в темные годы я побеждал сомнения, готовые сломить мой дух. Ты верил в свет… Поверишь ли в новую жизнь без него?

Младший брат выглядел покинутым и опустошенным, разглядывая купола храмов и небо, беспросветно затянутое облаками. Когда глава ордена говорил про свет, он вздрогнул и будто очнулся ото сна.

– Знаешь, брат, они ведь и не подозревают, насколько глупы и бессильны, – ответил он, указывая на копошившихся внизу горожан и приезжих. И те, и другие одинаково походили с такой высоты на муравьев. – Люди давно отравились честолюбием и тщеславием; полагают, что разбираются во всем на свете, но их внутренний мир пуст, как гнилой орех. Они воздвигли ложные престолы, и сами взгромоздили на них идолов себе подобных: царей, баронов, графов, наконец – императора. Истина для них – ничто. Долгое время я думал, что все люди достойны лишь презрения и всем сердцем презирал каждого из них, – он замолчал, взял обеими руками шлем и медленно надел его. – Но, как не больно признавать – нам все еще есть, чему поучиться у некоторых из них, – голос его стал сильным. – Ты прекрасно знаешь, про что я говорю, раз через столько лет сам еще поднимаешься на Шпиль. Я никогда не потеряю надежду, так же, как и ты, и найду первого кардинала!

– Надежда… – Израэль внимательно посмотрел на младшего брата, хотел сказать что-то, но в последний момент передумал. Привязанность, которую он питал к Эолаю, порой заставляла его отступать перед затеями этого мечтателя, о чем в последствии постоянно приходилось жалеть. Предприятие, которое он затевал теперь, было слишком опасным.

– У меня сегодня важный прием у императора. Не мог бы ты проводить меня до дворца? – старший кардинал принял решение и положил руку на плечо Эолая, от чего тот снова улыбнулся.

Двое служителей, стоявших возле ворот, держали запряженных коней под уздцы и склонились в глубоком поклоне при появлении кардиналов.

Братья ехали молча, любуясь чудесной дубовой аллеей, тянувшейся вдоль дороги.

– Да, для меня надежда еще не потеряна, – наконец вымолвил Израэль, – но я храню ее глубоко в сердце. Следовать за ней, как за путеводной звездой – совсем другое дело! Полагаясь на судьбу, остаешься слаб. Сильные своими руками вершат судьбу и не надеются на случай!

– Должен ли я забыть о нем, о первом?

– Ты должен помнить о том, что имеешь, а не о том, что потерял. Братство – наш новый дом; пора задуматься, как сделать его лучше.

– Я пытаюсь только объяснить тебе то, что видел своими глазами. Ты же веришь мне? – не унимался Эолай. Он понимал, куда клонил Израэль, но отступать от своей затеи не собирался.

– Всем сердцем! – не задумываясь, ответил на вопрос брата старший кардинал. Оба замолчали, разговор снова зашел в тупик.

Улица, пустынная без народа, медленно тянулась к Императорскому дворцу. Никто из аристократии не выезжал с подворий и не шел на прогулку, боясь быть застигнутыми в дороге непогодой. На блестящих наплечниках рыцарей появились капельки воды; начал моросить мелкий дождь.

– Я видел след собственными глазами, и это не просто след. Могу поручиться своей жизнью! Брат, это они, слезы Эйриан, – тихо проговорил Эолай. Голос его дрожал от волнения.

Израэль, не ожидавший ничего подобного, повернул голову к младшему брату. Даже его конь странно навострил ушли, как будто прислушиваясь к человеческой речи.

– О, теперь я вижу, откуда в тебе столько упорства. Тебя же было не переубедить с самого начала, но послушай внимательно своего старшего брата. Я видел, что случилось той ночью. После, прочтя тысячи манускриптов, нигде я не усмотрел намека на то, как можно спастись после такого! Мы все скорбим по участи Первого, и ты прекрасно помнишь, как наши враги сыграли на этом.

– Дневник предтечи? Мы потеряли треть ордена и двух кардиналов в той западне. Вечный свет их памяти, – закрыв глаза, промолвил Эолай.

– Вечный свет их памяти, – произнес Израэль и совершил про себя молитву. – Ты слишком добр и доверчив. Не забывай, где мы оказались, и кто находится по другую сторону баррикад.

Эолай, до тех пор уверенный, что старший кардинал наложит строгое вето на его план, воссиял и обещал соблюдать осторожность.

За время короткого разговора рыцари успели преодолеть путь до дворца. Ворота широко отворились. Никто не посмел преградить путь младшему кардиналу, пусть аудиенция ему и не назначалась. Рыцари Ста не только могли в любое время войти во дворец, но и пользовались определенными привилегиями, дарованными императором. Пока приближенные генералы его Величества являлись к нему полностью разоруженными и в простых суконных рубахах, рыцари с нашитыми черными крестами расхаживали в покоях владыки в полном доспехе и при всем оружии. Помимо этого, каждый сотник в любое время мог свободно пройти в любую часть дворца.

Эолай, правда, не собирался пользоваться высоким статусом и остановил коня. Меньше всего на свете он любил сплетни дворцовых прихвостней, надушенных до безобразия дам и шуршание шелков. Среди братства он более остальных оставался верен образу странствующего рыцаря и постоянно путешествовал по дальним уделам, подальше от столицы. Сначала Израэль старался держать одного из своих самых преданных и любимых братьев как можно ближе к себе. Тщетно! Неисправимый романтик все равно умудрялся подписываться на самые отдаленные рейды, так что потом его целыми месяцами не видели в храме, и только изредка от какого-нибудь дозора на краю света долетала весточка о нем. Иногда его видели у самого Незыблемого моря, а однажды рыцарь с черным крестом прогуливался по затерянной дороге недалеко от Слатанидских гор, пока его конь мирно щипал травку неподалеку в поле. В конце концов Израэлю пришлось смириться с упрямым нравом брата.

Они распрощались. Младший кардинал натянул поводья и развернул коня в сторону храма. Он планировал отыскать кое-какую информацию, прежде чем покинуть город.

– Эолай! – напоследок окрикнул рыцаря Израэль. – Император хочет послать меня с особым заданием в свой северный замок. По пути я заодно разберусь с твоим старым поручением. Прежде чем отправиться за слезами, поговори с архивариусом, для Ордена есть интересное дело в западных землях. Думаю, тебя оно сильно не задержит.

Он поднял руку в прощальном жесте и долго смотрел вслед удалявшемуся всаднику.

Дождь усиливался, крупные капли барабанили по доспехам Эолая. Скоро налетел ураганный ветер, который принялся обрушивать на рыцаря шквальные водные потоки. Не прошло и нескольких минут, как с крыш домов уже ниспадали настоящие водопады, а мостовая запрудилась и стала похожа на бурлившую реку. Не обращая внимания на страшную непогоду, всадник отпустил поводья и позволил коню выбирать дорогу до храма. Надо сказать, скакун всецело разделял неприязнь господина к этому каменному недоразумению, звавшемуся Городом всех городов. Животное наклонило морду, понюхало воду, чихнуло и ускорило шаг.

Промокшего до нитки всадника у ворот встретил все тот же служитель. Он отвел скакуна в стойла. Конюшня ордена прилегала к храму, а рядом зеленело большое поле для выгона. У каждого сотника имелся отличный конь, но со скакунами кардиналов не могла сравниться никакая лошадь во всей империи. Даже чистокровный изийский иноходец императора с завистью глядел вслед этим быстроногим жеребцам.

Кони пяти высших братьев могли идти галопом несколько дней кряду, несмотря на то, что и сами они и их седоки были закованы в тяжелую броню. Животные отличались острым умом и невероятной преданностью.

Однажды небольшой отряд ордена попал в засаду. После кровопролитной драки немногие выжившие наблюдали, как конь склонился над поверженным кардиналом и мордой уткнулся ему в руку. «Вставай, хозяин, мы победили!», – будто говорило животное, но рыцарь все не поднимался. Тогда конь опустился на колени возле кардинала, закрыл глаза, тяжело вздохнул, и его сердце перестало биться. Преданный скакун не выдержал горечи утраты.

Конечно, и кардиналы любили своих питомцев и заботились о них. Коня Эолая сразу отвели в специальный загон, который никогда не закрывался – животное могло свободно гулять, где ему заблагорассудилось. На конюшне работал молоденький паренек – последний из нанятых служителей. Мальчишка обожал животных, и когда жеребец стал уплетать любимый корм, он снял доспехи, досуха вытер животное и покрыл его теплой попоной.

В общем, у Эолая не было причин беспокоиться за четвероногого компаньона. Ему скорее следовало подумать о себе – вода стекала с него ручьями. Судя по сырым следам, оставленным на каменных плитах хлюпавшими стальными башмаками, он направился прямиком в свою келью. Промокший насквозь рыцарь отсалютовал нескольким братьям, тоже недавно вернувшимся в храм, но успевшим вовремя укрыться под сводами Небесного Шпиля. За окнами молнии рассекали тучи, а раскаты грома больше походили на урчание в животе проголодавшегося дракона.

Келья странствующего рыцаря сильно отличалась от захудалой пещеры обычного отшельника. Комната с высокими потолками и широкими окнами-витражами с отличным видом на поле и небольшую рощу. Стены украшали трофейные стяги за победы на разных турнирах.

– И находил же когда-то время для всей этой праздности! – Эолай мельком оглядел награды. Последние годы выдались тяжелыми, ни о каких турнирах не могло быть и речи.

Деревянная лавка, покрытая простыней, заменяла ему кровать. Широченные ножки подпирали массивный стол и стул, стоявшие под окном, так что днем свет ровно падал на гладкую столешницу. Внушительный огарок свечи расплылся на подставке и напоминал о долгих бессонных ночах. Рядом лежала раскрытая книга. Кардинал поморщился, вспомнив архаичное варварское письмо – руны севера. Те, кто пользовался этим языком, кажется, и сами не всегда могли понять, о чем писали, а порой и просто прочесть написанное своей же рукой. Прошло уже много лет с тех пор, как умер последний варвар. Оставалось только гадать, то ли язык у них был слишком мудреный, то ли на трезвую голову варвары не отваживались брать в руки стилус.

– И стоит потом удивляться, что они вымерли? – недовольно проговорил Эолай и закрыл книгу. В этот раз на разбор старых писаний времени все равно бы не нашлось. Да и мутило его от неровной мазни лихих парней с севера, хоть он и боялся себе в этом признаться.

Чтобы снять доспехи, обычные рыцари всегда прибегали к помощи оруженосцев. Коварные бронники постоянно, будто специально, крепили застежки и крюки в самых неудобных местах, куда воин самостоятельно ну никак не мог дотянуться. С латами братства все обстояло иначе, ковали их очень далеко от Валиона. Стальные пластины весили немало, но и обладали высокой прочностью, не говоря о том, что, расстегнув пару замков и ослабив пояс, Эолай быстро снял блестящий панцирь, наплечники и пластрон с набедренниками. Под латной броней находилась тонкая кольчуга причудливого плетения со странным символом, выжженным на груди. Под кольчужную рубаху поддевался удобный ватник, служивший для смягчения ударов.

Скоро доспехи, кольчуга и ватник покоились на специальных подставках, а Эолай облачился в белые шелковые одежды ордена с незаменимым черным крестом на спине и рукавах. Без тяжелых лат дышалось легче, но было не по себе. Последние две ночи он провел в дороге, но решительно отказал себе в приятной неге, вздохнул и отворил дверь. Впереди его ждал долгий и тяжелый день!

Глава 26. К углу Ротозеев

Раз-бойник, два-бойник

Южный тракт пользовался популярностью, но большинство путешественников его недолюбливали. Как ни странно, в этом нет никакого парадокса: в полуденный зной на широкой дороге было попросту невозможно находиться. Пыль, жар и приставучий гнус не давали людям покоя. Поэтому многие бывалые путники отдавали предпочтение спокойным Западным и Восточным вратам. Северный путь рассматривали редко, так неудобно он лежал.

Отчего же столько людей все же выбирали южную дорогу? Здесь стоит отметить, что Валион, будучи городом крайне многообразным, был потрясающе красивым – местами, а другими местами – совсем наоборот. Про столицу много говорили и писали; среди этих слов найдется много правды, и еще больше – вымыслов, но одного у этого города было не отнять. Любой человек, отправившийся в нем на прогулку и сошедший с главных дорог в улочки, был обречен заблудиться.

Среди гостей Валиона встречалось много людей, которые попадали в столицу впервые. Найти нужное место они могли лишь воспользовавшись Южным трактом, точной картой и доброй щепоткой удачи. Стоило немного ошибиться, и риск потерять целый день в поисках нужной улицы рос стократ. Некоторые горячо рекомендовали услуги проводников. К сожалению, эти самые провожатые терялись даже чаще обычных путников. Искать их после этого и пытаться вернуть деньги было абсолютно бесполезной затеей.

По определенным причинам Арвин не очень верил в удачу, совсем не верил людям и мог надеяться только на Южные врата. Ночь перед первым посещением столицы выдалась неспокойной. Спалось ему плохо то ли от сухого воздуха, то ли от волнения. Он одернул покрывало, когда луна еще маячила на небосклоне, набросил полотенце на плечи и отправился умываться во двор.

Так повелось, что подниматься до первых петухов считалось для гостей столицы признаком дурного тона. Неясно, кто ввел эту глупую традицию, но путники строго придерживались негласного правила и послушно не покидали таверн до восхода солнца. Воспользовавшись безлюдьем, Арвин почти беспрепятственно прошел через все дозоры и посты.

– П-профинциал! – фыркали ему в спину стражники, недовольно нахлобучивая каски и стараясь не потерять нить почти упущенного сна. До рассвета оставалось еще достаточно времени.

На Южных вратах Арвин немного задержался, спросив дорогу. Угол Ротозеев оказался не самым популярным местом, но после короткого совещания стражники смогли указать примерное направление.

Как и ожидалось: ему не повезло. Нужная улица, по словам ранних прохожих, лежала в самых дебрях третьего квартала. Очень скоро, помолившись богам, пришлось сойти с прямого Южного тракта и углубиться в страшные трущобы. Приятная поездка по городу неожиданно превратилась в тяжелый поход в непроходимых болотах. Прямо посреди улиц от одного дома до другого были перекинуты широкие жерди, по которым спешили человекоподобные существа, не обращая никакого внимания на его вопросы и окрики. Конь начинал волноваться – грязь в подворотнях иногда доходила животному до самых запястий.

После долгих утомительных блужданий Арвин решил, что неприятное приключение выходило куда сложней, чем большая часть заданий, выполненных им в последние месяцы. Чем дальше он уходил от центральных улиц, тем унылее становился пейзаж. Люди, так и вовсе, кажется, вымерли.

– Не мудрено! – озадаченно пробурчал молодой воин, с отвращением озираясь вокруг. – Удивляюсь, как вообще тут можно жить…

Несмотря на тяжелые условия, жизнь в трущобах третьего квартала все-таки существовала – в переулке метнулась тень.

– Эй, постой! – крикнул юноша. Неожиданно перед ним предстал вымазанный с головы до ног в грязи оборванец. Арвин мог поклясться, что мальчишка вынырнул прямо из огромной лужи.

– Чего желаете?! – вызывающе гаркнул мальчуган и нагло уставился на воина. Среди бурой грязи и бездонных луж третьего квартала был его дом, и он чувствовал свое превосходство над этим чванливым воякой.

Воняло от юнца так, что конь пошатнулся и сделал полшага в сторону. Нещадный запах оказался не единственным оружием юного непризнанного гражданина. Он обладал просто сногсшибательной улыбкой, которую тут же, не стесняясь, продемонстрировал. Таким оскалом можно было насмерть перепугать ребенка или какого-нибудь очень впечатлительного зубного врача. Почерневшие останки зубов венчали два резца, почему-то совсем не тронутые гниением.

– Дорогу к углу Ротозеев, – стараясь преодолеть отвращение, скомандовал Арвин.

– Два серебряных, – нагло заявил бесстыжий проводник, с завистью разглядывая одежду и доспехи воина. В ответ на него посмотрели равнодушные, какие-то мертвые глаза. Мальчугану стало не по себе и он быстро сбросил цену вдвое.

Арвин вообще-то не хотел торговаться. Он молчал, потому что приметил странные гнойники на щеках бездомного.

– А у тебя не чума случаем? – спросил он, достав монеты, и бросил их в сторону нищего. Бродяга ловким движением налету схватил серебряный, разжал кулак и сначала не поверил своему счастью.

– Чума у тебя голова! – заорал бездомный сумасшедшим голосом и вприпрыжку помчался к одному из закоулков. Пару раз он не разбирал, куда несся, по пояс утопал в смрадных ямах, на силу выкарабкивался оттуда и продолжал марш-бросок, шлепая босыми ногами по заплесневелой воде. В вытянутой вверх руке победоносно сверкала ценная добыча.

Ошарашено наблюдая за безумной борьбой человека с окружающей средой, Арвин даже не шелохнулся, чтобы догнать дерзкого воришку – слишком опасной ему показалась такая затея. Мальчонка вытворял настоящие чудеса ловкости и скорости. Да и за все представление пришлось заплатить всего-ничего. На самом деле, он бы дал вдвойне сверх того, если бы ему еще и показали дорогу.

– Не зря кто-то сравнивал это местечко с лабиринтом! – выдохнул расстроенный юноша, когда бродяга скрылся из вида. На поиски пути ушло уже больше половины дня, а он все больше терялся. Нет, последнее замечание совершенно бездумно! Чтобы теряться, нужно знать, по крайней мере, куда ты направляешься. Арвин же скорее просто не находился.

После случая с маленьким попрошайкой ему на пути встретилось несколько прохожих, но они в страхе разбегались прочь, стоило ему обратиться к ним. Кажется, они деградировали настолько, что забыли человеческую речь и больше походили на животных, живших в огромных городских джунглях и бросавшихся прочь при виде настоящих людей.

От палящего солнца рубаха и ватник пропитались потом. Конь, утомленный непредвиденным путешествием по топям посреди города, устало склонял голову. Ко всему прочему, живот призывно урчал и обещал устроить Арвину какую-нибудь пакость, если тот не соблаговолит его накормить. Знакомство с язвой не прошло для желудка бесследно: он стал требовательным, противным и до невыносимости пунктуальным. Пришлось остановиться и перекусить.

Близился вечер. У очередного распутья юноша насторожился. Он давно приметил, что за ними следили. Преследователи не особо умело скрывались за кучами мусора, таились в хибарах или выглядывали с чердаков заброшенных домов. Он дотронулся до рукояти меча. От тревожных мыслей его отвлекла горбатая старуха, ковылявшая навстречу.

– Ты, сынок, чего-то далеко забрался от южной дороги, – прокряхтела она, когда на третий раз расслышала просьбу о помощи, подумала немного и протянула руку в сторону заходившего солнца. Арвин бросил ей пару медяков, и она, восхваляя небеса, удалилась восвояси.

Через пару минут он заехал в тупик и уже хотел поворотить коня, когда на землю спрыгнули несколько человек. Один из них быстро перекрыл путь к отступлению. Перед молодым всадником стояли четыре бандита, еще трое сидели в засаде за кучей мусора, и два стрелка заняли позиции на крышах хибар. Вооружение налетчиков оставляло желать лучшего, но их число сулило мало приятного.

– Добрый вечер, господа, – холодно поздоровался юный воин и приветственным жестом вытащил из ножен широкий двуручный меч. Этот был хорошо заточен.

– Зачем же так грубо, мессир? – отозвался здоровенный детина, играя огромной дубиной. Он очень походил на тролля, вырвавшего свое деревянное оружие из матери-земли многие века назад. Громила усмехнулся, при этом стал еще больше походить на древнее чудище.

Разбойники не теряли времени и сужали круг. Арвин оценил расстановку и вонзил шпоры в бока жеребца, который прыгнул в коридор, оставшийся для отступления. Всадник угодил в ловушку. Огромный детина, и по совместительству – главарь банды, проворным движением закрыл проход и опустил дубину на голову коня. Раздался противный хруст, и животное замертво упало на землю. Головорез с довольной ухмылкой отпрыгнул в сторону от покалеченного трупа жеребца.

В следующий момент улыбка исчезла с его лица. Ловкий мечник на лету сделал неожиданный выпад в его сторону. Рука, на разжимая дубины, шлепнулась в лужу. Громила опустил голову вниз, и ничего не понимая, осмотрел непривычную пустоту ниже плеча.

Вся банда разом кинулась на всадника, спешившегося не по своей воле. Арвин увернулся от резкого колющего удара в грудь и одной рукой сильно выбросил меч в сторону нападавшего, краем глаза заметив, как клинок отсек голову. Безглавое тело немного постояло, сжимая и разжимая ладони, а потом как бревно упало к ногам соратников.

Скрежет металла вывел однорукого бандита из оцепенения. Он оглядел свое изуродованное тело и зарычал так, что драка на секунду остановилась. Все остальные разбойники рассыпались в стороны, зная, что бешеный главарь мог по ошибке легко убить кого-то из своих, попадись они ему под руку.

Трехсот фунтовая туша ринулась на щуплого юнца. На этот раз здоровяк просчитался. Он привык запугивать врагов своим страшным видом, но его нынешний соперник повидал на своем веку такого, что не боялся толстых одноруких бандитов. Вершковый меч вонзился в грудь и вышел между лопаток. Великан ухватился за основание клинка и обмяк.

Несмотря на череду побед, положение Арвина было незавидным. Его конь пал, верный двуручный друг отдыхал глубоко в стане врага, а численное превосходство бандитов не очень и сократилось. Один из налетчиков, опьяненный видом крови и безоружности юноши, кинулся на него, резво размахивая кривой шашкой. Дешевое железо отскочило от стального щитка на нарукавнике, а следом в сторону полетела кисть нерадивого бандита. Резкий удар кинжалом в горло закончил хитрую комбинацию. Мощным рывком Арвин потянул нож вниз до самой грудины.

Он понимал, что последнее движение было лишним, но сделал его совсем не по глупости или кровожадности. Кто сражался против него? Кучка разбойников, людей, привыкших к пьяным потасовкам, кражам и неоправданному насилию. Подобная жестокость и реки крови могли ошарашить их, внушить страх, посеять неуверенность и сомнения. Пусть и всего на несколько мгновений, этого могло хватить для решающего удара.

Враги, стоявшие напротив него и увидевшие фонтан кровавых брызг, и правда, замерли в замешательстве. К несчастью юного бойца его план потерпел неудачу. На крышах послышалась возня, свистнул ремень, и Арвин еле успел убрать голову от камня, угодившего в плечо. Второй булыжник попал точно в затылок. Стальной шлем спас от удара, но после прямого попадания гул внутри железного каркаса стоял такой, что оглушенный юноша упал на колени.

Два бандита подскочили к нему и скрутили руки, третий ногой выбил кинжал. Арвин открыл глаза и посмотрел на пыхтевших разбойников.

– Так что вам все-таки нужно, господа? – спросил он все тем же ледяным тоном, с презрением обводя шайку взглядом.

– Он еще спрашивает! Эй, Риз, кончай его! – крикнул с крыши один из пращников, игриво раскручивая подлое оружие.

– Да, давай Риз!

– Вы чертовы олухи! Зачем мы вообще ловили его? Чтобы прирезать, как свинью?! – огрызнулся Риз, театрально вытирая о тряпку чистое лезвие клинка, будто он был запачкан кровью.