Текст книги "Просто ты умеешь ждать (СИ)"
Автор книги: roseIceberg
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
Джон теперь по несколько раз в день проверял почтовый ящик, каждый раз гадая, придёт ли сегодня письмо от Шерлока, и радовался, как ребёнок, когда обнаруживал долгожданный бумажный прямоугольник. Письма были редкими и короткими, Джон счёл бы их холодными и официальными, если бы не постоянные вопросы о сыне. Откуда ему было знать о том, что вся переписка сотрудников «почтового ящика» проверяется отделом безопасности на предмет пресечения возможной утечки информации? Поэтому Шерлок, предвидевший, что перед тем, как попасть к мужу, письмо обязательно побывает в чужих руках, и не писал ничего лишнего. И всё равно Джон по несколько раз перечитывал каждое из писем. Первый раз, вскрыв конверт прямо у ворот, жадно проглатывал письмо, второй раз, дождавшись, когда все соберутся за столом, читал его вслух, потом ещё раз, когда писал ответ, окуная железное перо в фарфоровую чернильницу, и, наконец, перед сном, лёжа в кровати, снова перечитывал его не спеша, пытаясь угадать, что скрывалось между строк.
Первое время Джон ужасно тосковал по Шерлоку. Тяжелее всего было пережить одиночество долгими зимними вечерами. Уложив Эдди, он придумывал себе всё новую работу, чтобы только не ложиться одному в постель, ставшую внезапно такой большой и холодной. Каждый вечер Джон вытирал несуществующую пыль на шкафах и многочисленных статуэтках и вазочках, которыми они были уставлены. Он перемыл до блеска праздничную посуду и полки в серванте и стёкла в книжном шкафу, провёл ревизию продуктов в буфете и сундучке в летней кухне и перечитал все книги, которые отдал им доктор Дэвидсон. Но это не могло избавить его от одиночества и чувства пустоты в душе.
Весной стало немного полегче: как только потеплело начались привычные работы на огороде. После работы Джон дотемна белил деревья, вскапывал землю, высаживал рассаду, выращенную заранее в торфяных горшочках на подоконниках в доме, поливал и пропалывал. Он выматывался за день так, что выпадал из реальности, стоило ему коснуться головой подушки.
Летом наступила пора сбора плодов и ягод. Маленький Эдди увязывался за папой на огород и норовил съесть самую красивую клубничку прямо с грядки. Однако на этом он не останавливался и тянул в рот всё, до чего мог дотянуться, включая зелёные вишни, листья смородины и особо понравившиеся цветы. Заметно сдавший за зиму Пол теперь занимался преимущественно готовкой, потому что ему было уже тяжело работать на огороде и сложно угнаться за пострелом. Вот Джону и приходилось одним глазом смотреть на грядки, а другим – следить за неугомонным малышом.
Пару раз они все вместе ходили в гости к Нэду через черногорскую кладку через обмелевший летом ручей. Ребёнок каждый раз был в восторге и от дороги, и от двухэтажного дома Генри с креслом-качалкой на веранде. Эдди с удовольствием лакомился мёдом в сотах, которым его угощал Генри, и буквально пищал от восторга, глядя на клетки с пушистыми кроликами в саду. У Нэда и Генри вскоре должен был появиться первенец, и Пол уже давал будущим родителям советы по поводу выбора имени. Перед их уходом Генри говорил: «Подождите, сейчас я забью для вас кролика», и Эдди начинал хныкать, что ему жалко пушистого зверька. Тогда Генри говорил: «Так я хороших не трону, я непослушного». «Ну, ладно», – соглашался мальчик, продолжая кукситься, однако не отказывался на следующий день отведать тушёной крольчатины.
В конце июня Джона скрутило из-за течки, которая проходила без альфы довольно болезненно. Омегу лихорадило настолько, что пришлось брать небольшой отпуск, чтобы иметь возможность отлежаться дома. Он и так в последнее время всё чаще ловил на себе похотливые взгляды альф, не хватало ещё, чтобы у кого-то из коллег снесло крышу от запаха течного омеги. Успокоительные и жаропонижающие, выписанные врачом, помогали слабо. Они не могли избавить Джона от болезненного возбуждения и постоянного зуда в заднем проходе, обильно сочившемся вязкой жидкостью с резким запахом. Кровь пульсировала в члене, тело дрожало от неудовлетворённого желания. Постоянно хотелось потереться обо что-нибудь пахом, прижаться к большому сильному телу альфы, вдыхая его мускусный запах, почувствовать, как тебя заваливают на спину и бесстыдно раскинуть ноги, принимая в себя член, толкаться навстречу, выстанывая «Шерлок»… От одних мыслей об этом всё тело сводило судорогой и появлялось искушение выйти со двора и отдаться первому встречному альфе. Но он любил Шерлока и не мог, да и не хотел так поступать. Вот и корчился, тихонько постанывая, в своей постели.
Джон пытался мастурбировать, но это не приносило облегчения. Лишь ощутив внутри своего альфу, он смог бы успокоиться. Прометавшись в полубредовом состоянии трое суток без сна и еды, Джон чувствовал себя совсем больным. Казалось, что у него не болит только ленивый орган. Оставалось выяснить, который из них был самым ленивым. Ибо болело всё: кости, суставы, голова, нещадно тянуло низ живота и всё так же знобило. Джон с трудом пережил этот период, надеясь лишь на то, что когда настанет время следующей течки, Шерлок вернётся домой, и всё будет иначе.
В своих письмах Джон несколько раз спрашивал Шерлока, когда тот вернётся домой или хотя бы приедет на побывку, но тот всегда отвечал ему довольно туманно, мол, вот закончим работу, и тогда…
========== Глава 9 А завтра была война… ==========
Шерлок оказался в одном подразделении с профессором Магнуссеном и майором Бэрримором. Доктора Фрэнклина он больше не видел, однако поговаривали, что тот работает в одной из химических лабораторий, разрабатывающих отравляющие вещества, которые понесёт с собой ракета. Шерлок занимался маршевыми двигателями ракеты, а Магнуссен – рулевыми. Майор Бэрримор был приставлен к их отделу в качестве военного наблюдателя, и без его подписи ни один документ не вступал в действие, а получить её было непросто. Нужно было обосновать все технические решения, ведущие к расходам казённых средств, и только тогда, если Бэрримор соглашался, он давал разрешение на внедрение того или иного нововведения.
Коллектив подобрался неплохой, и если бы не все эти закидоны с секретностью, из-за которых каждый опасался подпускать остальных близко к себе и делиться своими наработками, то работать в «почтовом ящике» было бы весьма интересно. Шерлок быстро разобрался, почему на испытательном стенде регулярно разваливались жидкостно-реактивные двигатели: причиной был перегрев камеры сгорания. Он предложил регенеративную систему охлаждения: создать в стенке камеры сгорания и наиболее нагреваемой верхней части сопла полость, через которую будет прокачиваться горючее перед подачей его в форсуночную головку (отобранное от стенок тепло вместе с горючим возвращалось в камеру сгорания). Поначалу его идея, приводившая к некоторому усложнению и утяжелению конструкции, была встречена в штыки, но после успешных испытаний первого экспериментального образца получила одобрение вышестоящего начальства. Шерлок, получивший премию за внедрение своего изобретения, на этом не остановился и предложил изменить угол входа в сопло, чтобы улучшить отношение величины тяги к весу двигателя. Майор Бэрримор раскричался, что Холмс саботирует работу, чиня препятствия скорейшему запуску серийного производства двигателей, но профессор Магнуссен неожиданно поддержал Шерлока, доказав, что ожидаемая экономия топлива перекроет затраты на изменение конструкции. Бэрримор вынужден был согласиться с этими доводами, и в конструкторскую документацию было внесено предложенное Шерлоком изменение.
Однако после того инцидента Шерлок стал замечать, что иногда папки в его рабочем столе лежали не на тех местах, где он их оставил, а однажды печать на его сейфе, где были заперты секретные документы, оказалась поломанной. Кто-то явно проявлял повышенный интерес к его деятельности. О подобных происшествиях, конечно, следовало сразу же докладывать в отдел безопасности, но Шерлок счёл, что Стамфорд своими неуклюжими действиями только спугнёт шпиона, и решил самостоятельно выследить последнего. Признаться, Холмс грешил на Бэрримора, затаившего на него обиду. Однако если тот и был в чём виноват, то лишь в неприязни к нему. После нескольких дней осторожного наблюдения оказалось, что вскрывал сейф и читал записи Шерлока безобидный на вид профессор Магнуссен. В принципе, этого было достаточно, чтобы предъявить ему обвинение, но Шерлок захотел разузнать, кому и как Магнуссен передаёт секретную информацию. Холмс был уверен, что справится с этой задачей намного успешнее узколобых работников отдела безопасности. Кроме того, это было каким-никаким развлечением.
Шерлок стал следить за Магнуссеном. На первый взгляд, в поведении профессора не было ничего предосудительного. Во время проверок на проходной у него ни разу не обнаруживали запрещённых предметов или каких-либо записей. Однако Шерлок обратил внимание на то, о чём знали все, но никто не придавал значения. У Магнуссена была страсть к разгадыванию кроссвордов. Раз в неделю он выходил в город, чтобы купить субботний выпуск газеты «День», затем шёл в кафе и, попивая кофе, разгадывал кроссворд на последней странице. Иногда он забывал газету на столике, и её уносил убиравший со стола официант. Однажды, дождавшись, когда Магнуссен выйдет из кафе, Шерлок вошёл туда и сел за его столик. Заглянув на последнюю страницу, он обнаружил, что несколько слов в кроссворде были разгаданы неправильно. Не может быть, чтобы такой умный и эрудированный человек, как Магнуссен, ошибся. Наверняка это какой-то код, а официант был связным. Скорее всего, он ничего не знает, а только пересылает газету некоему адресату. Пытаясь разгадать сообщение, Шерлок попытался выстроить несколько логических цепочек от этих неправильно отгаданных слов, но получалась какая-то ерунда. Информации было явно недостаточно, поэтому он не стал сдавать Магнуссена отделу безопасности и продолжил наблюдать за ним.
Купив в следующую субботу газету с ответами на разгаданный Магнуссеном кроссворд, Шерлок обнаружил, что некоторые ответы в ней также были неверными, но не те, в которых ошибся профессор. И снова попытка Холмса понять логику шифра оказалась неудачной.
То, что шифр был простым цифровым кодом, Шерлок понял 12 сентября, когда началась война. Именно 12 по горизонтали и 9 по вертикали были неверными ответами, напечатанными в газете. Магнуссена зачем-то заранее известили о начале войны. Скорее всего, он должен был что-то сделать к этому моменту. Но что? Шерлок вспомнил номера неверных ответов Магнуссена на тот же кроссворд и понял, что это было значением оптимального угла входа в сопло двигателя. Что же сообщит профессор своим хозяевам на этот раз?
Шерлок еле дождался, когда Магнуссен выйдет из кафе. Он слишком торопился, поэтому тот его заметил. Уже не скрываясь, Шерлок схватил со столика якобы забытую профессором газету. На этот раз ошибок было особенно много. Комбинируя цифры, Шерлок понял, что это – географические координаты «почтового ящика».
– Я такой рассеянный, случайно оставил здесь свою газету. Вы позволите? – на руку Шерлока легла холодная ладонь Магнуссена. Несомненно, он понял, что раскрыт, но не выказывал признаков испуга.
– У вас здесь ошибки, – Шерлок ткнул пальцем в первое неверное слово.
– Нет, думаю, это вы совершаете ошибку, суя свой нос, куда не следует, – Магнуссен вырвал у него газету. – Кроме того, было слишком опрометчиво оставлять вашего омегу одного. Мало ли что может с ним случиться… Вдруг в ваше отсутствие поблизости от него окажется его юношеское увлечение? Вряд ли Джон будет опасаться своего давнего приятеля…
Шерлок растерялся. Оказывается, Магнуссен всё знал не только о нём, но и о Джоне.
– Я бы не советовал вам совершать необдуманных поступков, впрочем, и обдуманных – тоже, – продолжил Магнуссен. – И не пытайтесь связаться со своим братом, иначе ваш супруг может пострадать.
– Со сводным братом мы практически не общаемся, – уклончиво ответил Шерлок, оказавшийся в тупиковой ситуации. – С вашего позволения, – он слегка кивнул и вышел на улицу.
Шерлок пошёл к зданию главпочтамта. Ему запретили связываться с Майкрофтом, но он должен был предостеречь Джона. Шерлок воспользовался казённым пером и чернильницей у конторки. Зная, что письмо прочтут, он написал его не на бумаге, а на почтовой карточке*, используя максимально обтекаемые формулировки. Пусть те, кто будут проверять его почту, знают, что ему нечего скрывать. Закончив письмо, Шерлок опустил его в почтовый ящик и направился к одному из окошек, чтобы отправить почтовый перевод супругу. Шерлок надеялся на то, что Джон прислушается к его просьбе и поймёт, почему муж сам не обратился к Майкрофту, ну а если омега не поймёт, то братец уж точно обратит внимание на подобную странность. Теперь нужно было решить, что делать с Магнуссеном.
Здравствуйте, дорогие мои Джон и Эдди!
В связи с тем, что началась война, отменили все отпуска, и я не смогу приехать к вам, как ранее обещал. Детально, что здесь происходит, не опишешь, нет времени. Кроме того, всё и так ясно – раз введено военное положение, то ужесточились сроки выполнения работ и требования к соблюдению трудовой дисциплины.
Я не сомневаюсь в том, что наши доблестные войска вскоре отразят нападение противника, но всё же мне было бы намного спокойнее, если бы вы на некоторое время уехали из страны. Мистер Карлтон по совету сына два года назад открыл филиал своей фирмы в нейтральной Швейцарии. Думаю, и он, и папа с радостью приютили бы вас с Эдди. Свяжись с Майкрофтом, он должен помочь вам с организацией переезда.
Дорогой Джон, я так скучаю по тебе и сыночку. Вспоминая вас, я понимаю, какое это было счастье, быть с вами рядом. Напишу при возможности больше. Думаю, что сегодня смогу послать тебе немного денег.
Целую тебя и сына крепко-крепко. До свидания. Привет папе, Грегу и остальным. Пиши.
Твой Шерлок.
Обратный адрес: «Станция 251 километр, почтовый ящик 47/80 Шерлоку Холмсу.
Остаток лета прошёл для Джона сравнительно спокойно, а в начале осени он услышал по радио страшное известие о том, что началась война. Волна паники среди населения прокатилась по городу и в считанные часы смела с прилавков магазинов все продукты. Через несколько дней были введены продовольственные карточки, но для того, чтобы отоварить их, приходилось часами стоять в очередях. Первыми жертвами войны стали куры, которых пришлось зарезать, потому что их нечем было кормить. Кроме того, ребёнку нужно было мясо, которого не было в магазинах, а на рынке оно продавалось по астрономической цене.
Первое время у Джона было ощущение нереальности происходящего, но вскоре, когда поблизости стали взрываться бомбы, он научился по сигналу воздушной тревоги быстро одевать ребёнка, брать самое необходимое и спускаться в погреб. Эдди плакал, он не хотел сидеть в темноте и боялся гула моторов, проникавшего даже сквозь толщу земли.
С наступлением темноты на улицах больше не включали фонари. Окна домов занавешивали чёрными шторами, чтобы ни один огонёк не помог вражеским лётчикам обнаружить жильё. Стёкла во всех окнах крест-накрест заклеили бумагой, чтобы они под воздействием взрывной волны не разлетелись на осколки и не ранили находящихся поблизости людей. Люди стали ходить осторожно по городу даже днём, потому что теперь повсюду были выбоины от взрывов и вражеские бомбардировщики могли прилететь в любое время суток. С наступлением ночи начинался комендантский час, и все кто не работал и не дежурил в патрулях, должны были оставаться дома.
Соседям стали приходить первые похоронки, и с тех пор Джон подходил к почтовому ящику не с надеждой, а с опаской. Сводки с фронта становились всё тревожнее. Вторжение было слишком масштабным, и его не удавалось быстро отразить. Линия фронта стремительно приближалась. По ночам по их улице с громким лязганьем проезжали только что сошедшие с конвейера танки, круша своими гусеницами уцелевший асфальт. Всё больше ровесников Джона уходили в действующую армию, кого призвали, кто пошёл туда добровольцем. Грега перевели в городской батальон самообороны. Мужья старших братьев-омег были призваны в армию. Поэтому Джон, ведя Эдди из поликлиники, удивился, встретив спокойно прохаживавшегося по улице Джима Мориарти. Джон не чаял уже и увидеться со своим старым другом. Он был уверен, что тот давно на фронте, ведь бет призывали первыми.
– Привет, Джон! Вижу, ты с приплодом, – одетый в дорогой костюм бета смотрел на них свысока.
– Привет, Джим! Давно ты в городе? Приехал повидаться с родителями перед отправкой на фронт? – при виде своего былого увлечения Джон испытывал странные чувства.
– Какой фронт? У меня жёлтый билет, – самодовольно усмехнулся Джим. – И всего-то понадобилось провести месяц в психушке, чтобы получить его. Я приехал насовсем. Уже подыскал работу. Остановился пока у родителей. Может, потом подыщу квартиру. Заходи как-нибудь, попьём чайку, поболтаем.
– Извини, Джим, но я теперь замужний человек, и мне некогда в гостях рассиживаться да чаи распивать. Нам с приплодом нужно заниматься хозяйством, так что мы, пожалуй, пойдём. Был рад встрече, – Джон не подал руки этому уклонисту и заторопился домой.
Он много чего мог бы сказать Мориарти, например, припомнить, насколько редко тот отвечал на его письма или то последнее письмо, в котором бета холодно посоветовал ему выходить замуж, если зовут. Но к чему всё это было теперь? Каждый из них сделал свой выбор. Сейчас у Джона был муж и маленькое чудо по имени Эдди, и он ни о чём не жалел, но осталась некоторая горечь оттого, как они с Джимом расстались.
Через несколько дней он получил тревожное письмо от Шерлока и извещение о денежном переводе. Тогда он впервые задумался об объезде. Но что делать с домом и хозяйством? Как бросить то немногое, что у тебя есть и стать человеком без дома и без родины? Однако он всё же телеграфировал Майкрофту. Ответ был неутешительным, Майкрофт тоже советовал им уехать.
Когда бомбёжки, во время которых приходилось отсиживаться в погребе, участились, и до линии фронта осталось всего несколько десятков миль, Джон решил отправить в Швейцарию хотя бы папу и Эдди. После того, как они уехали, и в доме стало пусто и неестественно тихо, он написал Шерлоку письмо, на которое так и не дождался ответа.
Здравствуй, дорогой Шерлок!
Я почти через день посылаю тебе открытки, но не знаю, получаешь ли ты их. Вчера отправил поездом папу с Эдди к твоей родне в Швейцарию. Мне нужно ещё на несколько дней задержаться, чтобы решить, что делать с живностью, и получить денежное пособие и документы.
Милый Шерлок, если бы ты знал, как мы соскучились по тебе! Получить от тебя хотя бы пару слов было бы большой радостью. А если бы я мог тебя увидеть, то это стало бы ни с чем не сравнимым счастьем. Эдди с каждым днём становится всё больше похожим на тебя, его волосы потемнели и начали виться. Знал бы ты, какой он остроумный и забавный! Как жаль, что ты не видишь его в самом интересном возрасте. Видел бы ты, как он распрощался со мной, когда уезжал с дедушкой, думая, что едет к отцу. Ни о чём другом он не мог говорить.
Шерлок, если ты получишь эту открытку, пожалуйста, напиши как твоё здоровье. Я так беспокоюсь о тебе. Наверняка, ты там забываешь вовремя поесть, и некому тебе об этом напомнить. Так хотелось бы побаловать тебя чем-нибудь домашним. Не нужно ли выслать тебе что-то из твоих вещей? Шерлок, на самом деле я не хочу к твоей родне в тихую и безопасную Швейцарию. Я хочу к тебе, как бы там не было опасно. Я уже не тот плачущий над чужими злоключениями омежка. Вот увидишь, я могу быть сильным. Только для этого мне нужно быть рядом с тобой. Неужели Майкрофт не может сделать ничего, чтобы мы были вместе?
Целуем тебя с сыном крепко-крепко. Твои родные Джон и Эдди.
Комментарий к Глава 9 А завтра была война…
* Почтовая карточка – выглядела почти как открытка, только без картинки. На одной её стороне писали текст, а на другой – адреса получателя и отправителя. Такие действительно были в ходу во времена Второй мировой войны.
========== Глава 10 Пропавший без вести ==========
В эту ночь Джон не мог сомкнуть глаз не только от беспокойства, связанного с переездом, но и из-за продолжительной бомбёжки. Несколько часов ему пришлось просидеть в погребе вместе с козой и чёрно-белой собачонкой по кличке Латка, чувствуя, как содрогается земля от близких взрывов. Похоже, бомбили завод, до войны выпускавший трактора, а сейчас – танки. Сверху осыпались куски глины, которой были обмазаны своды погреба, и Джон опасался, что если его тут завалит, то откапывать будет некому. Но снаружи был ад. Пронзительный вой бомбардировщиков смешивался со звуками взрывов, звоном битого стекла и криками людей.
Когда всё стихло, Джон выбрался наружу. Один из соседних двухэтажных домов оказался разрушен, и он кинулся разбирать завалы, помогая выбраться из-под них уцелевшим. Именно тогда Джон пожалел, что выучился на бухгалтера, а не на медбрата и пообещал себе, что при первой же возможности окончит курсы первой медицинской помощи. А сейчас приходилось действовать, полагаясь на интуицию, и надеяться, что сумеешь хотя бы не навредить. Кто-то из соседских пацанов сбегал на находившуюся в четверти часа ходьбы станцию скорой помощи, и вскоре приехали несколько машин с красными крестами на боках. Тяжелораненых увезли в госпиталь, а остальным оказали помощь на месте. Придя в себя, пострадавшие поковыляли к соседям или родичам.
На удивление, дом Уотсонов практически не пострадал, лишь вылетели стёкла из двух окон, выходивших на улицу. Утром Джон заменил их кусками фанеры и отправился с козой и собачкой к Найтам, намереваясь оставить им своих животных перед отъездом. Однако на месте их дома он обнаружил развалины. К счастью, прятавшиеся в подвале Генри и Нэд с ребёнком оказались целы. Планы переменились. Джон предложил Нэду и Генри перебраться в его дом. Два дня они перетаскивали уцелевшие вещи и не успевших разбежаться кроликов.
К вечеру второго дня вымотавшийся Джон обнаружил в почтовом ящике письмо. Оно было не от Шерлока. Предчувствуя недоброе, Джон вскрыл конверт у ворот. На казённом бланке с гербами и печатью Главного управления кадров Министерства обороны был безличный текст:
“По учётным документам Главного управления кадров техник-интендант I ранга Уильям Шерлок Скотт Холмс пропал без вести после бомбёжки склада горюче-смазочных материалов на станции 251 километр 6 октября 1939 года”.
Как только до Джона дошёл смысл этих страшных слов, у него потемнело в глазах. Нэд еле успел подхватить падающего брата. Вдвоём с Генри они отнесли его в спальню и уложили на кровать. Джон пролежал там трое суток, ни с кем не разговаривая и отказываясь от еды. Ему казалось, что жизнь должна была остановиться, а солнце – перестать светить после того как Шерлок погиб. Однако солнце всё так же вставало на востоке, и жизнь шла своим чередом: люди за окном по-прежнему спешили по своим делам, Нэд хлопотал по дому, Генри стучал молотком, приколачивая что-то. И только Джон выпал из жизни, которая в одночасье утратила для него смысл. Как больно было ему вспоминать о живом Шерлоке, как страшно было думать о нём как о мёртвом, понимая, что больше никогда не увидит мужа-друга. Проклятая война, разлучившая их, забрала у Джона радость. И теперь его удел – лишь воспоминания и сожаления об утраченном счастье. Как поздно он понял, что был счастлив с Шерлоком. Как он корил сейчас себя за то, что из ослиного упрямства настоял на том, чтобы сохранить свою фамилию.
Джон вспоминал, насколько терпеливым и добрым был с ним альфа, когда он ставил свои дурацкие условия перед свадьбой, каким замечательным мужем и отцом тот оказался. Шерлок неизменно был нежен со своим омегой и баловал Эдди. А теперь человека, который был для Джона ценнее всех, больше не было. Глухая тоска поселилась в его сердце. Джон не представлял себе, как будет жить дальше. А надо было жить. Ради сына, который был продолжением Шерлока, который унаследовал его черты и характер. Нужно было вырастить его, чтобы он не повторил судьбу своего отца, не знавшего своего папы. Так маленький Эдди, сам того не ведая, стал якорем, удержавшим Джона в мире живых. Случаи, когда выживал один из истинной пары после того, как рвалась связь из-за смерти второго, были крайне редки. Обычно оставшийся в одиночестве супруг терял интерес к жизни, отказывался от еды и вскоре тоже умирал. Исхудавший Джон с ввалившимися глазами и запавшими щеками поднялся с постели на четвёртый день и заставил себя немного поесть, с удивлением обнаружив, что хлебный паёк за это время уменьшился вдвое.
Через несколько дней, когда Джон окреп настолько, что мог отправиться к сыну, оказалось, что поезда уже не ходят, потому что отступавшие войска взорвали железнодорожный мост. Можно было, конечно, попытаться прорваться через окружение на автобусе или попутках, но это было опаснее, чем оставаться. Эдди уже был в безопасности, поэтому Джон выбрал второе. Тогда Генри, которого раньше удерживало от этого шага беспокойное хозяйство и необходимость заботиться о муже и сыне, препоручив их Джону, ушёл в формировавшийся в городе полк самообороны.
Омеги старались занять себя ежедневной рутинной работой, чтобы не думать о том ужасе, что творился вокруг, и не сходить с ума от беспокойства о своих близких. Нужно было готовиться к зиме, запасая на зиму как можно больше сена для козы и дров, чтобы топить печку. С начала войны никто больше не занимался озеленением города, и Джон оказался не у дел. Раньше он не думал об этом, собираясь покинуть город, но теперь нужно было искать новую работу. Не успел он привыкнуть к новой для себя роли опекуна младшего брата и племянника, как на него обрушился очередной удар – Кристиану пришла похоронка на Грегори. Так в первый месяц войны Джон лишился мужа и брата.
Меж тем, сражения проходили уже в черте города. Окна со стороны улицы пришлось закрыть деревянными щитами, которые Генри сколотил перед отъездом, но даже они не могли спасти от шальной пули. Поэтому, когда бои шли на их улице, омеги с ребёнком отсиживались под столом, огороженным со всех сторон мешками с песком. Той страшной ночью в их двор ввалился солдат, раненный в живот. Это был немецкий солдат, однако Джон всё равно перевязал его, как умел. Раненого нужно было доставить в больницу, однако нечего было и думать о том, чтобы выбраться из дома в темноте, когда их с равным успехом могли подстрелить и свои, и чужие. Раненый, совсем ещё молоденький бета, стонал и просил пить. Джон не знал, что этого нельзя было ни в коем случае делать, и принёс немцу немного воды в эмалированной кружке. Тот с жадностью всё выпил, пытаясь улыбнуться своему спасителю. Но вскоре ему стало хуже, потому что усилилось внутреннее кровотечение, и к утру он умер. Джон и Нэд плакали. Ведь тот мальчишка был не виноват в том, что сильные мира сего отправили его на эту войну, обрекая на мучительную смерть. Наверняка у этого солдатика были родители, для которых его смерть станет смертью всех их надежд.
Когда наступило утро, в городе уже была новая власть. На всех учреждениях теперь красовались знамёна со свастиками. Нэд и Джон, беспокоясь, как бы их не обвинили в убийстве немецкого солдата, отнесли труп в погреб, чтобы следующей ночью закопать его.
***
Джим Мориарти с довольным видом прохаживался по осенней набережной. Знали бы все эти жалкие людишки, считавшие его человеком второго сорта, что он был истинным хозяином их города. Даже не хозяином, а богом. Потому что именно он решал, кому жить, а кому умереть, передавая немцам координаты объектов, которые надлежало разбомбить. Никто не мог бы и предположить, что этот невысокий кареглазый брюнет был не только осведомителем, но и руководителем сети информаторов, опутавшей страну ещё задолго до войны и поставлявшей врагу секретные сведения о передвижениях войск, расположении стратегически важных объектов и маленьких слабостях власть имущих. Многие земляки откровенничали со скромным фармацевтом, жалуясь на свои хвори, и без опаски болтая о своих служебных делах и происходящем в стране. Джим выуживал из этой словесной шелухи то, что представляло интерес, анализировал и отправлял донесения в Германию.
Он без присущего остальным горожанам страха смотрел сейчас в лица встречных немецких офицеров. Ведь у него давно уже был аусвайс, обеспечивающий свободу передвижения, личную неприкосновенность и карт-бланш на любые действия, которые он сочтёт нужными для укрепления власти Третьего Рейха на оккупированной территории. Но, в первую очередь, Мориарти заботился об укреплении своей тайной власти. Но об этом не стоило знать никому, включая тех, кто считал себя его хозяевами. Однако зачем нужна власть, если нельзя ею злоупотребить?
***
Шерлок продолжал следить за Магнуссеном. Однажды тот засиделся на работе допоздна, и, выйдя из корпуса, направился не в сторону проходной, а к складским помещениям, где хранилось горючее для жидкостно-реактивных двигателей. Холмс следовал за ним на безопасном расстоянии. Дойдя до склада, Магнуссен стал подниматься наверх по пожарной лестнице на торце здания. Поднявшись вслед за ним и осторожно выглянув, Шерлок увидел, что профессор разжигает на крыше сигнальные огни, подавая сигнал немецким бомбардировщикам. Если в склад попадёт хотя бы одна бомба, то горючее воспламенится, и произойдёт мощнейший взрыв, который уничтожит всё вокруг. Холмс оказался перед дилеммой: бежать с докладом в отдел безопасности и потерять драгоценное время или попытаться самому обезвредить Магнуссена и затушить огни. Он всегда следовал правилу: «хочешь, чтобы всё было сделано хорошо, сделай это сам». Однако самонадеянным глупцом он тоже не был. Поэтому тихонько спустился вниз и поспешил к посту военизированной охраны на входе в склад. Минут пять ушло на то, чтобы обрисовать часовому ситуацию и уговорить его позвонить по внутреннему телефону в отдел безопасности и вызвать подкрепление. Шерлок, незаметно стянув у солдата пистолет, сразу же поспешил назад и снова поднялся на крышу склада. На этот раз он не стал скрываться.
– Я не позволю тебе разрушить всё то, ради чего мы здесь работали, – сказал Шерлок, преграждая Магнуссену дорогу к лестнице.
– И что ты сделаешь? – ехидно спросил профессор.
Вместо ответа Шерлок достал пистолет.
– Как примитивно! Я был о тебе лучшего мнения, хотя не исключил и такого варианта развития событий. Если я не выйду на связь в условленное время, то твоему Джону не поздоровится.
