Текст книги "Ведьма (СИ)"
Автор книги: Romaria
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
5.
– Дай ключи от машины! – не здороваясь, выпалил Том, требовательно протягивая руку.
– Трюмпер…
– Мне на пару дней всего. Очень нужно, – перебил он собравшегося возражать Брайана. – Верну в целости и сохранности, ты же знаешь.
– Знаю, – согласился Лэйтон, – но мне самому тачка нужна, а у тебя, между прочим, своя…
– Нет. Дашь?
– Бензина почти нет, – вздохнул Брайан, сдаваясь.
– Так я заправлю, – обрадовался Том. – И даже тебе потом с полным баком верну.
– А ты куда собрался-то? – спросил друг, роясь по карманам висевших на вешалке курток и толстовок в поисках ключей. Том начал приплясывать на месте от нетерпения.
– Да так… дело одно есть.
Он был абсолютно точно уверен, что затею с возвращением на Ведьмину поляну Брайан не поддержит, посчитав его законченным придурком. Более того, он даже был согласен с тем, что ведет себя как настоящий дебил, поэтому открывать свои закидоны совершенно не хотелось.
– Ты же вроде работу на лето искать собирался?.. – вспомнил Лэйтон, вопросительно на него посмотрев.
– И сейчас собираюсь, – подтвердил Том. – Я ведь на пару дней всего уеду, ну, на три максимум, а потом вернусь и примусь за поиски.
– Может, всё-таки скажешь, куда намылился?
– Не-а. Мучайся в неведении. Я так люблю когда тебе плохо…
– Щас довыпендриваешься, пешком идти придется… Блин, Трюмпер, не понимаю я тебя, – проворчал Брайан, протягивая ему заветный брелок. – У самого такая тачка в…
– Все, пока. За машину спасибо, с меня причитается, – прервал друга Том, не желая начинать заведомо проигрышный для него разговор. Логики в его поведении было не так чтобы очень много, но поделать с собой он ничего не мог. Это было дело принципа.
Своя машина у Тома действительно имелась. Новенькая, только что с конвейера. Но он ни разу даже за ее руль не сел. Его родители, люди далеко не бедные, на своем единственном чаде экономить не привыкли. Но была у них одна раздражающая особенность: они все делали так, как считали нужным, не прислушиваясь ни к чьему мнению. Они искренне считали, что совершеннолетним ребенок становится в двадцать один год, а до этого времени он должен «жить в семье и слушаться взрослых». Именно поэтому ключи от купленной для него лет пятнадцать назад квартиры Том получил только в свой двадцать первый день рождения. Тогда же он получил и ключи от машины.
Том мечтал об Audi сколько себя помнил. Ему было шесть, когда он впервые в каком-то журнале увидел белоснежную красавицу. Это была любовь с первого взгляда. Та, которая одна и на всю жизнь. После этого он целый день ходил за отцом, уговаривая купить ему такую машину. Отец смеялся и в конце концов пообещал, что обязательно подарит на совершеннолетие.
И Том стал ждать. Терпеливо. Год за годом. На шестнадцатый день рождения, когда другим парням и даже девчонкам родители дарили ключи от новеньких авто, ему объяснили, что это еще не совершеннолетие, и в таком нежном возрасте за руль садиться очень опасно. Том пообижался пару дней и принялся ждать по новой.
В восемнадцать, не получив желаемое, он закатил дикий скандал. С переворачиванием праздничного торта, матами и уходом из дома на целую неделю. В лоно семьи его вернуло сообщение о том, что мама попала в больницу с гипертоническим кризом. О машине он больше не заикался.
А в двадцать первый день рождения он сначала даже не понял, что на брелоке висят не только ключи от квартиры, но и еще одни, поменьше, те о которых мечтал столько лет. Когда до него, наконец, дошло, Том взвизгнул совсем по-детски и под покровительственный смех отца выскочил из дома. Завернул за угол… и увидел его. Ford. Серый.
На выдавленный через силу вопрос «Почему?» отец только отмахнулся, коротко бросив, что безопасность Audi за последние годы сильно снизилась, а вот у этих машин, наоборот, возросла. Мама стояла рядом и кивала, поддерживая каждое отцовское слово.
Сухо поблагодарив родителей за подарок, Том вернулся к столу, досидел до конца праздника, собрал вещи и переехал в новую квартиру, вызвав такси. Он поклялся себе, что единственная машина, которую он назовет своей, будет белоснежная красавица-Audi. И он купит ее сам. На свои деньги. Закончит колледж. Устроится на работу и купит. А в ту, подаренную, он не сядет ни за что и никогда.
И дело было даже не в марке машины, и уж тем более не в ее цвете, а в том, что никто так и не услышал, о чем он твердил большую часть своей сознательной жизни. Самым близким для него людям было абсолютно наплевать на его мечты и желания. А такое, по твердому убеждению Тома, уже не прощается. И он не простил. Не смог. Он не ссорился с родителями, не устраивал показательных выступлений, он даже на праздники домой приезжал, когда мама просила. Просто в день своего совершеннолетия он действительно стал взрослым. Свободным. Одиноким. Семьи, способной понять, поддержать, принять любого у него не стало, да ее, наверное, и не было никогда.
Заскочив на заправку, Том залил бензина под завязку и, заглянув в маленький магазинчик, собрал там джентльменский набор: бутылка воды, пачка сигарет, шоколадный батончик. Расплатившись и распихав все имущество по карманам, он вернулся в машину и тронулся в путь.
В этот раз дорога заняла намного меньше времени, чем в прошлую поездку. Он ни разу не останавливался и гнал на предельно позволенной скорости. Хотелось уже поскорее добраться до Ведьминой поляны и ее загадочного обитателя. Но, не потеряв здравый смысл окончательно, Трюмпер все-таки заскочил в город и, найдя небольшую уютную гостиницу, снял номер, чтобы с ночевкой проблем не возникло. Бросив машину Брайана у гостиницы, к поляне Том отправился пешком. Дорогу он помнил идеально, она на всю жизнь засела в голове, словно отпечатанная на ксероксе.
Его навязчивая идея сидела в стоящем на крылечке плетеном кресле и пила чай. Притаившись за большим деревом, Трюмпер замер, впитывая в себя это зрелище. Очередная безразмерная кофта, скрывающая половые признаки. Черно-белая грива волос. Тонкие пальцы, обхватившие в попытке согреться гладкий фарфор. Задумчивый, немного растерянный взгляд, смотрящий в никуда.
Словно почувствовав, что за ним наблюдают, парень настороженно закрутил головой по сторонам, вглядываясь в лесную мглу и пытаясь высмотреть опасность. Не желая пугать, скрываясь дальше, Том вышел из своего укрытия и сделал несколько шагов в сторону дома. Брюнет вскочил на ноги и отошел поближе к двери, ни на секунду не спуская с него взгляда. Эту странную манеру смотреть, не моргая, Том заметил еще при прошлых встречах. От немигающего безотрывного взгляда становилось неуютно, хотелось поежиться и потереть затылок, разгоняя скапливающееся там напряжение, но в то же время разорвать зрительный контакт сил, почему-то, не было. Медленно, стараясь не делать резких движений, Том подходил все ближе и ближе… а парень отступал все дальше. Стоило прикоснуться к перилам крыльца, как брюнет тенью скользнул в приоткрытую дверь и скрылся из вида.
– Подожди… – попытался остановить его Трюмпер, но в ответ раздался только тихий щелчок закрываемого замка.
Взбежав на крылечко, Том постучал в дверь, а потом еще и еще. Ему никто не открыл ни через минуту, ни через десять. И вот тогда до него, наконец, дошло, что никто ничего ему рассказывать не станет. Да почему он вообще решил, что сразу получит ответы на все вопросы, стоит только потребовать объяснений?! Какого хрена одинокий необщительный пацан, из которого, судя по всему, именно мать сотворила какую-то… недодевочку, должен выворачиваться наизнанку перед первым встречным?!
Выматерившись с досады от таких неутешительных выводов, Том вытащил сигарету и закурил. А вот хрен вам. Сдаваться он не собирается. Не получилось поговорить сегодня – не беда. Будет ведь завтра или послезавтра… В любом случае, он отсюда не уйдет, пока до конца не разберется во всей этой чертовщине. Логического объяснения на вопрос нафига ему вообще это нужно у Тома не было, он просто знал, что спокойно спать не сможет, пока не узнает все, что намеревался.
Удовлетворенно кивнув, словно говоря себе, что все совершенно нормально и правильно, Том сделал глубокую затяжку и оперся о перила, пытаясь присесть…
– Бл*ть! – от его тяжести доски жалобно затрещали и, почувствовав, как теряет опору, Том замахал руками, пытаясь схватиться за что-нибудь, но удержаться не смог.
Крыльцо было невысоким, и падать пришлось недолго, что радовало. Мягкая, покрытая густой травой земля тоже не могла нанести серьезных повреждений, а вот больно впившиеся в спину деревянные обломки радости не вызывали. С трудом сев, он замер, пытаясь понять, где болит сильнее всего. Левый бок и поясница. Осторожно нырнув рукой под одежду, Том, едва прикасаясь, потрогал пострадавшее место. Сухо. Значит, до крови не поранился, что уже хорошо.
Он перевел взгляд на крыльцо, в попытке оценить плоды своей неуклюжести. Приличный кусок перил был вырван с корнем. Неизвестно как удержавшись, одна перекладина торчала, словно сама по себе, а от крыльца и до места его падения землю запорошила труха от сгнившего из-за старости дерева. Заметив, как колыхнулась шторка на окне, и поняв, что все это время находился под наблюдением, Том очень захотел побиться головой обо что-нибудь твердое.
– Да твою мать!.. Молодец, Трюмпер! Умничка просто! Давай, разгроми ему дом, он тогда тебе вообще пи*дец как рад будет! – зло прошипел он, потирая пострадавший бок.
С кряхтением поднявшись на ноги, Том поплелся в сторону дороги, решив, что сегодня ему здесь больше делать нечего. Он уже и так сделал достаточно. Этот день можно было считать полным и безоговорочным провалом. Кое-как добравшись до гостиницы, Том, не останавливаясь, прошел в свой номер, лишь махнув рукой на вопросительный взгляд консьержа за стойкой.
Скинув одежду по дороге в ванную и подойдя к зеркалу, он начал разглядывать свои болячки. Порез, причем приличный, все-таки обнаружился, только почему-то дальше, чем болело. Почти на позвоночнике. Смочив полотенце, Том, как мог, промыл рану и заклеил ее найденным в казенной аптечке пластырем. Спать он лег рано, даже не поужинав. Есть от расстройства совершенно не хотелось. Дурацкий день.
Утро началось с хлопот. Всё тело болело. Из-за пропущенного ужина его одолел дикий голод, но, не обращая на это внимания, Том отправился по магазинам. Купив все запланированное, он все-таки перекусил в ближайшем от гостиницы ресторанчике, чтобы набраться сил для предстоящего ему дела, и отправился в место, которое, Трюмпер точно был в этом уверен, будет долго теперь сниться ему в кошмарах.
Поляна выглядела абсолютно безлюдной, даже намека на то, что брюнет дома, не было. Зная, что это только видимость, Том скинул все принесенное и принялся за работу. Нужно было восстановить разрушенное им вчера крыльцо. Опыта в таких делах у него было не так чтобы много, но все-таки совсем неумехой Том не был.
В процессе реконструкции он пару раз съездил молотком по пальцам, посадил несколько заноз и от души наматерился. И все время своей работы чувствовал спиной настороженный взгляд. Том был абсолютно уверен, что если бы умел рисовать, смог бы точно изобразить выражение, плещущееся в безотрывно следящих за ним глазах, настолько четко он его представлял. Один раз он резко обернулся, желая застать наблюдателя врасплох, но уловил только легкое колыхание оконной занавески.
Закончив с починкой крыльца, Том сел в кресло, попить принесенной с собой водички и перекурить. Внимание привлек тихий скрип открываемой двери. Медленно, боясь спугнуть, Трюмпер, чувствуя себя то ли дрессировщиком, приручающим дикое животное, то ли канатоходцем, балансирующим на десятиметровой высоте, но в любом случае кем-то цирковым, повернул голову и встретился взглядом с огромными внимательно разглядывающими его глазами.
– А ты настырный, – иронично ухмыльнулся парень, прерывая затянувшуюся паузу. Тому всё еще странно было думать о нем в мужском роде, слишком уж он был похож на девушку. – Зачем ты возвращаешься снова и снова?
– Поговорить…
– Не хочу. Уходи, а? Тебе ведь всё равно здесь ничего не светит, – словно в противовес словам и злому взгляду, голос был пронизан тоской и обреченностью, и Том решил, что ни за что не уйдет, как бы его ни гнали.
– Тебя как зовут? – спокойно спросил он, туша окурок прямо о крыльцо и поднимаясь на ноги.
– А то ты не знаешь? Неужели дружки не просветили?
– Имя Беатрис как-то не очень уместно в данной ситуации.
– Знаешь, когда я на тебя смотрю, мне хочется сотворить что-нибудь пакостное, – вздохнул брюнет. Тому такая манера общения начинала нравиться. Причем пугающе сильно. – На кухню пошли, там удобнее, всё равно ведь не отвяжешься…
Неяркий уют этого дома снова произвел на Тома сильное впечатление. Маленький, чистенький, он словно излучал всеми своими стенами какое-то тихое достоинство и гордость. В этом он был очень похож на своего хозяина. В отличие от гостиной, кухня, куда парень провел его, была очень светлой, но не менее стерильной.
Сев, брюнет подтянул к себе стоящую на середине стола чашку с чаем, который он, судя по всему, пил до того как решился пригласить Трюмпера в дом. Том замер, ожидая, когда ему предложат какой-нибудь напиток или хотя бы сесть, но, так и не дождавшись ни одного знака элементарной вежливости, тяжело вздохнул и опустился на еще один стоящий рядом со столом свободный стул.
– Ну, давай, задавай свои вопросы, – наконец хмыкнул брюнет.
– Я же уже вроде спросил, – пожал плечами Том. – Как тебя зовут.
– Билл, – ответил парень, после минутной заминки. Трюмпер удивился, заметив, как странно он произнес это имя. Как что-то чужое, инородное, прокатил по языку, будто стараясь распробовать на вкус. – Но я не понимаю, зачем тебе это? Почему ты не оставишь меня в покое?
– Ты меня напугал, – признался Том, решив обойтись полуправдой. О не понятном ему самому сжигающем изнутри любопытстве говорить было рано. – Да тут еще эти… «ведьма, ведьма…», бояться я не люблю, в мистику не верю, вот и захотел выяснить все раз и навсегда.
– Я не ведьма. Порчу наслать не смогу, так что бояться меня незачем. Ты это выяснил. Теперь отстанешь?
– А те слова, что ты говорил… ну, в то утро? – спросил он о том, что не давало покоя уже несколько дней. – Про кровь и солнце… что они значат?
– Ничего, – хмыкнул Билл.
– Я серьезно.
– Я тоже. Несколько лет назад в одной книжке вычитал. Совершенно дурацкая книга, но этот бред на идиотов вроде тебя действует безотказно.
– А лапка?
– Кота кормил. Он их любит. Пытался отучить, сильно уж они противные, но он ни в какую…
От осознания, что его развели, как малолетнего лоха, стало обидно. Том сидел и абсолютно не представлял, что сказать.
– Хочешь шоколадку? – вдруг ляпнул он, не к месту вспомнив про до сих пор валяющийся в кармане джинсов батончик.
Вытащив его и увидев, что обертка заметно пообтрепалась, а в одном месте даже чуть-чуть надорвалась, и поняв, что произошло это во время его фееричного падения, Том чуть не заскулил от досады. Чувствуя себя законченным кретином, Трюмпер встал и протянул его Биллу. Тот презрительно фыркнул и, нехотя взяв шоколад, засунул в карман безразмерной кофты. Снова схватился за свой чай и сделал несколько торопливых глотков.
Тому нестерпимо захотелось с ним поговорить. Не задавать вопросы, что-то выпытывая, а именно поговорить. Ни о чем и обо всем одновременно. Было невероятно интересно узнать об этом человеке… все, что угодно. Что он любит больше, чай или кофе? Та книга, фразы из которой он цитировал: почему она показалась ему глупой? Он любит смотреть фильмы? И если да, то какие? А еще про погоду, искусство, политику, кота, питающегося мерзкими куриными лапками…
– Наверное, мне пора… – выдохнул Том, чувствуя себя крайне неуютно из-за того, что творилось у него внутри.
– Да, – согласился Билл, не подозревая о его душевных метаниях.
– До завтра?.. – полувопросительно заметил Трюмпер, переступая порог.
– Больше не приходи, – то ли попросил, то ли приказал Билл.
– До завтра, – утвердительно хмыкнул Том и, не оборачиваясь, ухмыльнулся, услышав неразборчивое шипение, раздавшееся ему в спину.
Завтра он снова пойдет на Ведьмину поляну. Обязательно пойдет. Его ничто не остановит… даже если с неба камни начнут сыпаться
6.
Билл привычно проснулся еще до рассвета. Тут же встав с кровати, он быстро прошел в ванную, на секунду зажмурился, ступив на ледяные плитки пола, поджал пальцы, обнял себя руками, словно пытаясь удержать тепло, резко выпрямился, встал на цыпочки и скользнул к раковине. Несмотря на холод, нужно было почистить зубы и умыться. Торопливо водя щеткой, он, отвлекая себя от начинающего сотрясать тело озноба, вспоминал, что нужно сделать сегодня.
Сначала покормить кота, потом себя. Обязательная ежедневная уборка. Протереть пыль, подмести пол. Мама терпеть не могла, когда дома грязно, и вечно ругала его за каждую брошенную соринку. Сразу после ее смерти, когда Билл очень злился на нее за то, что она его бросила, он бунтовал, почти месяц не убирая, и делал все, что, по его мнению, ей могло бы не понравиться, но потом здравый смысл, многолетняя привычка и врожденная чистоплотность победили, и он вернулся к обычному образу жизни. Ранний подъем. Умыться. Поесть. Убрать дома и за работу.
Быстро сполоснув лицо ледяной водой: горячая стоила дорого и ее нужно было экономить, он выскочил из ванной комнаты. Старенький потрепанный ковер в спальне хоть немного скрывал холод, и стоять на нем было значительно приятнее. Холод Билл не любил больше всего на свете, потому что мерз почти всегда. Даже летом. Иногда он замерзал настолько, что кости начинали противно ныть, мышцы сводило судорогой и хотелось плакать. Помочь в такой ситуации могла только горячая ванна, но воду нужно было тратить бережно.
Быстро одевшись, он провел руками по волосам, приводя их в относительный порядок. Мама заставляла отращивать волосы, говоря, что они должны доходить минимум до талии, так он больше походил на девушку, и никто ничего не смог бы заподозрить. Билл ненавидел такую прическу всей своей душой.
Первое, что он сделал после похорон – это сходил в парикмахерскую. Для этого пришлось ехать довольно долго, даже не в соседний город, а еще дальше. Никто не должен узнать правду. До этого в большом городе Билл бывал редко, и то только с мамой и только по работе, и впервые сидя один в полупустом вагоне скоростного поезда, он отчаянно трусил, замечая на себе чужие заинтересованные взгляды, но оно того стоило.
Правда, подстричься совсем коротко, как намеревался сначала, смелости так и не хватило, но зато он сделал что-то невообразимое, состоящее из черно-белых веревочек. Сам до такой прически он никогда бы не додумался, ее предложила веселая девушка-парикмахер, сказав, что ему очень пойдет. И Билл дал согласие. Тогда же он купил кое-что из одежды, заменив ненавистные до дрожи платья на нечто нейтральное и бесполое. Возвращаясь домой и ловя свое отражение в попадающихся временами зеркальных стенах, приходилось старательно сдерживать улыбку, настолько красивым он себе казался.
Уже намного позже, дома, стали выявляться проблемы, связанные с его новым обликом. Прическа оказалась страшно неудобной. После душа все это сооружение из веревочек и спутанных волос долго не сохло, из-за чего он мерз больше обычного. Про то, чтобы хорошенько расчесать их, вообще речи не шло. А еще у него совсем закончились деньги. На похороны, поездку и новую одежду ушло все, что было.
Больше месяца они с котом жили в режиме строжайшей экономии, даже на еду не всегда хватало. Животному пришлось позаботиться о себе самому, обходясь пойманной дичью, а Билл доедал остатки сделанных еще мамой запасов. Макароны, рыбные консервы, рис. Ел один раз в день, чтобы на подольше хватило, и работал. Много, почти круглосуточно. До кровавых мозолей и полуобморочного от голода и усталости состояния. Хорошо, что материала было более чем достаточно, спасибо маме, иначе бы он не выжил.
Сейчас, спустя два года после ее смерти, он научился жить один и неплохо с этим справлялся. Денег было немного, но их хватало на вполне безбедное существование. Он даже несколько раз за это время снова выбирался в город за покупками. И в парикмахерскую. Сначала избавился от веревочек, вернув волосам былую гладкость, но потом снова, только уже чуть-чуть по-другому, заплел дреды. Так, несмотря на трудности с уходом, ему нравилось больше. Жизнь вошла в однообразный монотонный ритм.
В принципе, такая немного давящая стабильность его устраивала. Только иногда, после недельного, а то и дольше молчания, когда поговорить можно было разве что с котом, становилось одиноко. Чтобы чем-то занять себя, он сначала читал все, что удавалось найти. А потом, когда книги кончились, подкопил, бросаться из крайности в крайность в этот раз он не решился, и купил себе ноутбук с возможностью выхода в интернет. Новой игрушке радовался долго и сильно, а позже, обнаружив все ее возможности, пребывал в безграничном восторге. Книги теперь не переведутся никогда.
Только общаться с кем-нибудь, пусть и виртуально, он так и не начал. Не смог себя пересилить. Просто не представлял, как это – разговаривать, обмениваться мыслями, взглядами на жизнь, рассказывать о себе. Но это было уже не очень важно. Все что, нужно, у него теперь и так имелось. И без общения.
Легко сбежав по лестнице, Билл поморщился, почувствовав, как вторая снизу ступенька прогнулась под его весом. Дому требовался капитальный ремонт. И как можно быстрее. Но на это денег он еще не накопил и вряд ли сможет позволить себе такие траты в этом году. Если только последний заказ принесет обещанные доходы… но на авось надеяться нельзя.
Вытащив из холодильника пакет с кошачьей едой, Билл привычно передернулся от отвращения и, достав корм двумя пальцами, пошел к двери. Кота в этот раз даже звать не пришлось, он уже крутился у порога, радостно мявкнув при его появлении. Очень хотелось запустить его домой, хоть иногда, когда становилось совсем уж тоскливо, но: животному в доме не место, – Билл всегда помнил это и не пускал.
Заварив себе крепкий черный чай и сделав пару тостов с джемом, он приступил к завтраку. Это время суток Билл любил больше всего. Можно сидеть в тишине, греть руки о приятно горячую чашку и вдыхать головокружительно-сладкий аромат клубничного джема. Настоящего. Домашнего. Его продавала в городе миссис Эйбрамсон, милая старушка, всегда находящая для него, несмотря на их с мамой репутацию, непроданную баночку, улыбку и доброе слово. Стоил такой джем почти в два раза дороже магазинного, но вкуснее, по мнению Билла, был раз в десять. Этот продукт являлся его единственной слабостью, и он потворствовал ей с удовольствием, наслаждаясь пленительным ароматом каждое утро вот уже почти год.
Закончив с завтраком, Билл принялся за уборку. Как обычно, сначала его комната. Протерев пыль, которой и так почти не было, он принялся перетряхивать шкаф, в поисках вещей требующих стирки. Кофта, которую он надевал вчера, висела не очень ровно и от неосторожного движения соскользнула с вешалки. Подняв ее, Билл встряхнул, собираясь повесить на место. Неожиданно из кармана выпала шоколадка.
Смущение накатило волной, заставив покраснеть и зажмуриться. Перед глазами, как на пленке в повторе, тут же прокрутился весь вчерашний день. Схватив батончик, Билл заметался по комнате. Оказавшись рядом с кроватью, опустился на нее, словно растеряв все силы и мысли. Так расстроивший шоколад все еще был у него в руках, и Билл сунул его под подушку, только чтобы не видеть. Ему никогда раньше ничего не дарили, только мама иногда на праздники, и как реагировать на подарки чужих людей он не знал. Да еще и поцелуй этот…
Вспомнив про поцелуй, Билл закрыл лицо ладонями, чувствуя, как горят под дрожащими пальцами щеки. Зачем? Вот зачем он это сделал?! Странный, настырный, ни на что не реагирующий. Раньше непонятные фразы и нарочито безумное поведение всегда действовало на тех, кто пытался приставать к нему или посмеяться. Желающих находилось много, но мама научила с ними бороться, и он всегда выходил победителем. Никто не возвращался, а этот почему-то вернулся… Это странно, но Билл только сейчас понял, что не знает его имени. Ощущения незнакомого человека не было вообще. Как будто всегда знал.
Но ведь это не так! Он чужой! А чужие – это опасно! Очень опасно… Но ведь… в нем не было ничего опасного, даже несмотря на наглость. Опасный человек не может быть таким… неуклюжим. А он с крыльца упал. У Билла вырвалось непроизвольное хихиканье. А потом сам же его и починил. Ведь опасные люди не чинят сломанные перила, правда? И у них не бывает таких глаз. Словно янтарь. Прозрачные, ясные, с завораживающими крапинками и узорами. Янтарь Билл любил.
И этот странный парень обещал сегодня снова прийти, несмотря на то, что его выгнали. Он не разозлился, от него не исходило ни грамма раздражения. Зато было так увлекательно наблюдать, как он смущается. А еще он не отводил взгляда. Обычно люди не выдерживали того, как Билл смотрит, начинали отводить глаза. Этому приему его тоже мама научила, они часто играли с ней в детстве в гляделки. Тренировались. Мама говорила ему, что если человек не может выдержать твоего взгляда, он начинает смущаться, теряться, и проигрывает, даже не начав бой. А этот почему-то глаз не отводил.
Услышав стук в дверь, Билл радостно улыбнулся, предвкушая новое развлечение, но тут же обругал себя за это. Нельзя подпускать чужих, общаясь с ними. Это может обернуться катастрофой. Он и так рассказал слишком много. Мама была бы им недовольна. Настроение испортилось, улыбка исчезла, словно ее ластиком стерли. Надо прогнать его, во что бы то ни стало. Мама именно так бы и сделала. И он должен поступить так же. Билл воинственно нахмурился и пошел открывать.
***
Что что-то не так, Том понял сразу, как только вышел на поляну. Дверь в дом была открыта. От беспокойства сжалось сердце, заставив прибавить шаг… Осторожный, скрытный Билл, привыкший прятаться ото всех, ни за что бы не оставил двери незапертыми. Том взлетел по ступенькам и ворвался в дом.
От открывшегося зрелища дыхание на секунду перехватило, а в горле что-то противно забулькало, вырываясь наружу тихим хрипом. Сжавшийся в углу Билл. Волосы совершенно спутались, превратившись в однородную массу, закрывающую правую половину лица. Из не скрытого волосами левого уголка нижней губы тонкой струйкой сочится кровь. Высокий ворот кофты разорван, открывая беззащитно тонкую белую шею с длинной ярко-алой царапиной. Руки скрещены на груди, словно в попытке отгородиться, защитить себя. А над ним, боком к Тому, стоит Зак, высокомерно ухмыляясь.
Ярость. Ослепляющая. Своей силой и мощью причиняющая почти физическую боль. Она заполнила весь организм в одно мгновение, заставляя двигаться и действовать не раздумывая. Глухо зарычав, Том кинулся вперед, врубаясь Трейси в плечо и сшибая парня с ног. Мысль о том, что Зак выше сантиметров на десять и, наверное, значительно сильнее, даже в голову не пришла. Упав на пол, Том начал бить. Не глядя. Куда придется. Стараясь причинить как можно больше боли.
На то чтобы прийти в себя от неожиданного нападения и начать отвечать, Заку понадобилась всего пара минут. Они дрались молча, остервенело стиснув зубы и наугад молотя друг друга кулаками. С каждым мгновением становилось все труднее справляться с болью, но рвущаяся наружу злость придавала Тому сил. Через несколько минут его противник начал сдаваться, но Том все бил и бил, не в силах остановиться. Очнуться заставил тихий испуганный шепот и худое тело, прижавшееся к его спине.
– Хватит… пожалуйста… прекрати, ты убьешь его.
Трюмпер замер, пытаясь сообразить, что к чему. Занесенный для очередного удара кулак завис в воздухе, так и не долетев до цели. К шее прижалось что-то теплое и мягкое. Что это такое, Том сначала не понял, мозг застилал адреналиновый туман, мешая думать и заставляя действовать на инстинктах, он просто знал, что стряхивать это с себя никак нельзя. Зажмурившись изо всех сил и глубоко вздохнув пару раз, он, наконец, сообразил, что тощее, прижавшееся к спине – это Билл, а теплое и мягкое у шеи – это его щека. Получается, что Билл прильнул к его спине всем телом, уткнувшись лицом в шею, и просит не бить Зака. Почему нельзя его бить?
– Почему? – прохрипел Том, тут же озвучивая пришедшую в голову мысль.
– Что «почему»? – шепотом спросил Билл, продолжая изо всех сил сжимать его плечи руками.
– Почему бить нельзя? – пояснил Трюмпер.
– Потому что ты его убьешь, и тогда приедет полиция. А вот этого допускать нельзя. Если узнает полиция, значит и он будет знать. И тогда будет плохо. Будет очень-очень плохо…
– Хорошо, – согласился Том. – Я больше не буду, – смысл этого странного монолога он не понял совершенно, но звучавшая в голосе паника, заставляла согласиться с чем угодно, не раздумывая.
Медленно выпрямившись и чувствуя, как Билл «стек» по его спине на пол, Том поднялся на ноги. Посмотрел через плечо – брюнет сидел, неотрывно глядя снизу вверх, и следил за каждым его движением, перевел взгляд на лежащего без сознания Зака. Почувствовав, что если не уберет его с глаз долой, снова начнет бить, Том, схватив за шкирку, с усилием сдвинул с места бесчувственное тело и потащил к двери.
– Бл*ть, тяжелый, боров! – прохрипел он, перетаскивая Трейси через порог. После чего закрыл дверь, вернулся в комнату и зачем-то снова сел на пол.
– Он?.. – робко спросил Билл при его появлении.
– Жив. Лежит на крыльце. Да них*я ему не сделается, не трясись ты так. Максимум сотрясение мозга, хоть там и трясти-то вроде нечего, – зло выдохнул Трюмпер. Не унявшаяся до конца ярость заставляла материться и говорить гадости. – Как он вообще в дом попал?
– Как обычно попадают. Я открыл, он зашел. Только я не ожидал, что он… он начнет… я просил уйти, а он не слушал и… – голос Билла задрожал, срываясь на шепот и вскоре стих совсем.
– А на*ера ты ему двери открывал?! Меня вон сколько мурыжил, прежде чем в дом пустить, а этого так сразу… – тон получился до того обиженно-глупым, что Том быстро заткнулся, не желая выставлять себя большим кретином, чем только что это сделал. Хотя куда уж больше, он и сам не знал.
– Я думал, что это ты пришел. Ты же вчера сказал, что вернешься, – все так же тихо ответил Билл. В его глазах плескалась такая растерянность и беззащитность, что Тому стало невыносимо стыдно.
– Прости, – искренне извинился он, толком не зная, за что конкретно просит прощения. То ли за то, что сейчас обвинил черт знает в чем, то ли за то, что сам же невольно и послужил причиной сложившейся ситуации.
