Текст книги "Лёшкино солнце (СИ)"

Автор книги: Rinhur

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Витька прошёл по тропинке. Потом вдоль дома, чуть касаясь стены кончиками пальцев, ощущая подушечками бархатистую гладкость и тепло древесины, прогретой за день на жарком летнем солнце. В темноте казалось, что это тёплый бок огромного добродушного животного. Иллюзию усиливала выбивающаяся кое-где пакля, которой конопатили щели между брёвнами. Её длинные нити вполне могли сойти за мех какого-нибудь доисторического мамонта. Казалось, что он сейчас заворочается во сне, отфыркиваясь и отгоняя надоедливых комаров, звенящих над ухом.

Завернув за угол, Витька попал в сад, где и обнаружил приятелей. Юрка стоял под деревом. Прямо над его головой, в развилке двух самых толстых ветвей, копошился Валерка. Нашарив в темной листве яблоки, он рвал и рассовывал их по карманам куртки, а часть кидал вниз в подставленный Юркой подол футболки. Но иногда он промахивался, и яблоки летели на землю или Юрке в голову. Тот только тихо ойкал и тёрся лбом о плечо, но подол футболки не отпускал.

Мишка крутился рядом. Он уже оборвал яблоки, что висели в пределах вытянутой руки и, запихнув их за пазуху заправленной в штаны футболки, теперь подбирался к тем, что росли выше. Тяжело подпрыгивая, словно перегруженный «кукурузник» взлетающий с убранного картофельного поля, он пытался дотянуться до ветки, на которой сидел Валерка. Яблоки под футболкой подпрыгивали вместе с ним, больно ударяя по рёбрам. Но Мишка, не обращая внимания, продолжал прыгать. В конце концов он зацепился за толстый сук и повис, подтягиваясь как на турнике. Яблоня качнулась и склонилась под его тяжестью. Ветка громко ударилась в окно выходящее в сад и с надсадным скрежетом проехала вниз, царапая стекло.

– Валим! – Мишкин голос от страха сорвался на визгливый фальцет, как-то особенно тревожно продолжив неприятный скрежет по стеклу.

Одновременно Мишка разжал пальцы, выпустив ветку, и с низкого старта рванул в сторону лаза в заборе.

Чуть не до икоты испугавшись неожиданного шума, Валерка засуетился и попытался спрыгнуть следом, но не удержался на качающейся от Мишкиных кульбитов ветке. Нога заскользила по гладкой коре, и он полетел прямо на зазевавшегося Юрку.

Послышались маты и приглушенный стон.

– И-извини, – Валерка забарахтался, пытаясь встать, упираясь одной рукой Юрке прямо в живот, а другой в грудь.

– Блин, да слезь ты с меня, кабан, – Юрка захрипел и закашлялся.

Он уже стал задыхаться, когда тяжесть наконец исчезла, и вместо бестолково и испуганно барахтающегося Валерки над ним склонился Витя.

– Ты как? Идти можешь?

– Могу, – Юрка кивнул, с трудом поднимаясь и провожая взглядом Валерку, убегающего вслед за скрывшимся за углом дома Мишкой.

Что произошло дальше, Юрка и Витя поняли не сразу.

Из-за сложенного венцом угла дома вынырнул Мишка, и с криком «Шухер, там мужик» на полной скорости столкнулся лоб в лоб с летевшим навстречу Валеркой. Тот громко охнул и подпрыгнул на месте. Тут же в прыжке развернулся на сто восемьдесят градусов, словно гимнаст на показательном выступлении, и, не задерживаясь, побежал в противоположную сторону. Теперь он был впереди, а Мишка остался в арьергарде.

Следом за Мишкой из-за дома плавно выплыл яркий уголёк сигареты, сразу привлекая к себе внимание. И лишь потом мальчишки разглядели широкоплечий мужской силуэт. Мужчина двигался спокойно и неторопливо, видимо, ещё не заметив незваных гостей.

В это время Валерка, пробежав вдоль стены, скрылся за противоположным углом. Там, где находились двор и крыльцо. Но вдруг во дворе вспыхнул свет, показавшийся особенно ослепительным после кромешной тьмы под деревьями. В его яркой полосе, словно бабочка бьющаяся о лампу, беспорядочно заметалась Валеркина тень, а потом появился он сам. Кинувшись обратно в сад, он опять столкнулся лбом с несущимся навстречу Мишкой. За Валеркой, чуть не наступая на пятки, следовал дед в фуфайке и кальсонах. И с ружьём в руках.

Витька с Юркой так и стояли под яблоней, не успевая ориентироваться в изменяющемся каждую секунду местоположении друзей. И только вертели головами, следя за их метаниями между дедом, матерящим их на все корки, и мужиком, который ржал в голос раскатистым басом.

Но этот забег не мог продолжаться вечно. Витька, оценив ситуацию, решил, что смеющийся мужик безопаснее деда с ружьём. Громко скомандовав: «К забору», – прошмыгнул мимо мужчины, обходя его по небольшой дуге, подавая пример остальным.

3 глава

***

Деду Василию не спалось. После почти пятилетнего отсутствия в гости приехал племяш Антоха – единственный сын его сестры Марьяны. Последний раз они виделись на её похоронах, и сейчас дед разволновался встречей. К тому же они засиделись допоздна. Ну и, чуть выпили – не без этого – давно припрятанной дедом для подобного случая магазинной водки. Вспомнили родных, поделились новостями, обсудили политическую обстановку в стране и мире вообще. Но больше всего они говорили об армии.

Антоха, а вернее Антон Михайлович Звонарёв – кадровый военный, воевал в Афгане и Чечне, а у деда Василия за плечами была Великая Отечественная. Будучи девятнадцатилетним мальчишкой, он прошагал пол-Европы в составе пехотного полка. И теперь дед Василий – впрочем, как любой мужчина, прошедший армию – мнил себя великим знатоком стратегии и тактики. Антон только посмеивался над горячностью деда, его устаревшими представлениями о ведении боевых действий и непониманием ситуаций в горячих точках, но разъяснять суть происходящего не торопился и в бутылку не лез, а лишь слегка подначивал, радуясь, что с годами задора у деда Василия не убавилось.

Разошлись они затемно, и теперь дед беспокойно ворочался за печкой.

В этот узкий закуток, куда помещались только односпальная кровать и стул, он перебрался после смерти жены. За пятьдесят лет, что они прожили вместе, широкое супружеское ложе – украшенное никелированными шишками на кованых спинках и огромной мягкой периной – подаренное им на свадьбу родителями его Алевтины, настолько прочно ассоциировалось с женой, что уснуть на нем одному было сложно. И только в тёмном запечке, по необъяснимым причинам, дед Василий не чувствовал себя одиноко.

Но сегодня душу бередили воспоминания об ушедших годах. И дед Василий, борясь с накатившей бессонницей, вздыхал, кряхтя поворачивался с бока на бок, стараясь сильно не скрипеть панцирной сеткой старой кровати, и прислушивался к звукам дома.

Дом-пятистенок был стар, как и сам дед Василий, но такой же крепкий. Словно мучаясь артритом, он скрипел половицами и ставнями, но ещё твёрдо стоял на земле, не заваливаясь на бок. И его бревенчатые бока от дождей и палящего солнца, казалось, становились лишь прочнее.

Антохе видать тоже не спалось. Дед слышал, как тот ворочается за стеной.

«Вот ведь не сложилась у Антохи жисть. Хороший он мужик, а с бабами не везёт. Сорок лет и ни жены, ни детей, ни дома настоящего. Да и то, не всякая баба будет за своим мужем по стране таскаться, терпеть гарнизонную скуку и бытовую неустроенность. Это раньше порядок во всём был. Семья на первом месте. Мужик достаток обеспечивал, за хозяйством следил. В деревне мужской работы завсегда много: вспахать, посеять, сено накосить, дом или забор подправить, дров наколоть. А баба знала – её обязанность мужа холить и лелеять, детей растить, уют в доме создать. Ну и хозяина слушаться. Вот Алевтина, сроду слова поперёк не говорила. Да ещё и наперёд знала, чего муж захочет. Бывало, подумать не успеешь, а она уже готовое решение выдаёт. И ведь так всё складно у неё выходило, что только кивать оставалось: «Да-да, правильно поняла, именно так я и хотел». Так и жили, душа в душу, пока Господь не прибрал её в прошлом году.

А Антонова фифа городская, после свадьбы пожила полгода в дальнем гарнизоне, закрутила роман с командиром, да и усвистала в город, пока муж в Афгане воевал. Это теперь, когда он полковника получил, да жилье в столице, свиристелка вспомнила о нём, вернуться захотела. Мол, семья у нас, не поздно ещё и деток родить. Только теперь уже Антохе этого не надо. Кроме армии другой семьи он не знает. Да и понятно, привык, за столько-то лет».

Дверь в комнату приоткрылась, скрипнула рассохшаяся половица. В темноте замаячил силуэт. Антон, старясь не шуметь, на ощупь двинулся через кухню к выходу. В тишине ночи его босые ступни звонко шлёпали по деревянному полу.

– Не спится, Антоха?

– Да. Пойду, покурю.

– Давай, чего ж не покурить. Да и я, пожалуй, проветрюсь до сортира, – дед сел, нашаривая в темноте валенки с обрезанными голенищами. Повздыхал, поскрёб пятерней подбородок, заросший седой клочкастой бородой. Поднялся, с кряхтением хватаясь за поясницу и бормоча под нос. – Ох, грехи наши тяжкие.

После душного, жаркого дня с его пронзительно-голубым безоблачным небом к ночи набежали тёмные тучи, и на улице ощутимо похолодало.

Антон прикурил, прислонившись плечом к резному столбику крыльца, и выдохнул клуб дыма в ночное небо. В разрывах между тучами, по краю подсвеченных серебристым светом луны, сверкали звезды. Мужчина полюбовался их спокойным сиянием, подумав, что в России небо совсем не такое, как на Кавказе или в Азии. Тут оно дышит умиротворением и покоем. А там небо опасно-красивое и тревожное. С мириадами ярких звёзд, которые словно фантастические хищные цветы на антрацитно-чёрном поле, подмигивают, зовут, обещая удовольствие и рай. А засмотришься, пытаясь проникнуть взглядом в глубину, и кажется, что вот сейчас закружится голова, покачнёшься и полетишь кувырком в этот бездонный колодец. Или небо раскроется, как пасть хищника, звезды расступятся, и из чёрного провала повалят стрекозы-вертолёты, сея из распоротого брюха огонь и смерть.

Антон Михайлович тряхнул головой, разгоняя наваждение. Глубоко вдохнул пьянящий ночной воздух и с наслаждением потянулся до хруста в позвоночнике, расправляя мускулистые плечи.

«Пожалуй, тоже прогуляюсь к сортиру», – затушил окурок в прикрученной к перилам жестяной банке из-под консервов и неторопливо спустился с крыльца.

Прикуривая на ходу вторую сигарету, через палисадник прошёл в огород и уже взялся за деревянную ручку дощатой двери с вырезанным вверху кокетливым сердечком, когда услышал за домом какой-то шум.

Изменив маршрут, Антон Михайлович направился в сад.

Как только племянник скрылся в палисаднике, на крыльцо вышел дед Василий.

Его не интересовало звёздное небо и загадочный свет Луны. Единственное, о чем он подумал, что ночь сегодня прохладная и следует поберечь свои старые кости. Запахнув фуфайку, дед включил свет над дверью, чтобы не споткнуться в темноте. И уже было собрался спуститься во двор, как из-за угла дома выскочил невысокий, чуть полноватый подросток в ватнике цвета хаки, с претензией на куртку то ли десантника, то ли охотника. Увидев деда, он испуганно вытаращил глаза, словно увидел привидение, и заметавшись в растерянности по двору, быстро нырнул обратно в сад, как вспугнутый таракан под печку.

Досадливо крякнув, дед Василий подхватил ружье, что всегда висело при входе в сенях, и решительно двинулся за нарушителем. Заряженное солью старенькое ружье дед держал, чтобы гонять местную шпану, что иногда лазила к нему, не столько воруя, сколько топча и портя урожай. Большого вреда соль не причинит, но хоть какой-то урок будет. Если попасть в мягкое место, пострадавший дня три сидеть не сможет, вспоминая недобрым словом чужой огород и меткость хозяина.

Как дед Василий и предполагал, в сад залезли подростки. Они, словно испуганные зайцы, суетливо метались из стороны в сторону – от одного угла дома, где уже стоял племяш, до другого. Прицелившись в воришек, дед, чуть ли не подпрыгивая от возбуждения, закричал с азартом в надтреснутом старческом голосе:

– Ах, ты ж етить растуды налево. Вот я вас ужо. Антоха, лови огольцов!

Из-под яблони метнулись ещё двое, не замеченные дедом в темноте, и вся компания, проскочив мимо веселящегося Антона, скрылась за углом.

*

Лёшка всё это время послушно стоял возле лаза, не отходя ни на шаг от места, где его оставил Витя. Высокая трава, разросшаяся вдоль забора, щекотала и колола голые икры, и Лёшка нетерпеливо переступал тощими ногами, прикрытыми до середины острых коленок Витиной толстовкой, которая висела на нем, как на вешалке.

Ему было не по себе. При каждом звуке он нервно вздрагивал и ёжился, сам не понимая от холода или страха, что его оставили одного в темноте. Его немного пугали непонятные шорохи в кустах, звон цепи и тихое ворчание собаки в соседнем дворе, которая то ли чуяла чужака, то ли просто ей что-то снилось.

Казалось, что парней нет уже долго. Очень долго. Может, уже и ночь прошла, и сейчас встанет солнце.

А вдруг с Витей что-то случилось?! Он мог упасть с дерева и сломать ногу. Может, он лежит там один в чужом саду, всеми покинутый, ему одиноко и страшно и он ждёт, чтобы хоть кто-то ему помог. Но сумеет ли Лёшка найти его в темноте? И как дотащит до дома? Витя ведь большой и тяжёлый.

А если придёт хозяин сада?!

Перед Лёшкиным взором встал огромный бородатый мужик, похожий на лешего или домового. Он грозил кулачищем в пустоту и страшно скалил жёлтые зубы.

Лёшка тревожно оглянулся по сторонам, опасаясь увидеть придуманное страшилище вживую. Но вокруг, кроме уже привычных шорохов и звуков, было тихо. И Лёшка немного успокоился.

Витя сильный и ловкий. С ним ничего не может произойти. Раз сказал ждать его здесь, значит он обязательно придёт. Нужно просто набраться терпения. А чтобы не было так страшно, можно зажмурить глаза.

Бросить всё и сбежать домой, Лёшке даже не пришло в голову.

Чтобы немного отвлечься от тревожных мыслей, он поковырял неструганые доски забора, поддевая ногтем шершавую сосновую кору. Она снималась тонкими пластинками и тут же крошилась в пальцах, рассыпаясь ломкими хлопьями.

Вдруг за забором в глубине сада раздался крик. Добрался до самой высокой ноты и резко оборвался.

Лёшка испуганно вздрогнул и выронил отломанный кусок коры. И тут же торопливо придвинулся к забору. Оперся ладошками о доски и попытался заглянуть в тёмную щель между ними. Но кроме черноты, ничего не увидел. Тогда он приложился ухом, пытаясь понять, что происходит.

Какое-то время всё было тихо. Потом послышался шум – будто стадо напуганных лосей неслось через кусты, ломая ветки – и раздались маты. Лёшка, на всякий случай, отодвинулся подальше от лаза.

И вовремя.

Первым из дыры в заборе выскочил Валя-Валера. Он вылетел, словно пробка из бутылки шампанского. Проскочил прямо в фуфайке, не задерживаясь ни на секунду. Следом за ним показался Юрка. Мишка, не дожидаясь, когда освободится проход, от страха перемахнул через двухметровый забор, будто это невысокий штакетник. Если бы его видел в этот момент Бубка*, он бы позеленел от зависти. Последним, чуть замешкавшись, вылез Витя. Ухватив за руку застывшего на месте Лёшку, он рванул вперёд, потянув его за собой словно электровоз маленький вагончик.

Стараясь не отставать от Вити, Лёшка, вцепившись в его ладонь, бежал, что было сил, но длинные полы толстовки путались между ног, мешая бежать, а «собачка» замка каждый раз больно ударяла о колени. На перекрёстке, поворачивая на соседнюю улицу, Лёшка споткнулся о какой-то камень и чуть не упал. Но Витя подхватил его подмышки, ставя на ноги. Лёшка в панике оглянулся, опасаясь увидеть преследователей, готовых схватить его за шиворот.

Но рядом никого не было. Лишь вдалеке, возле ворот, в ярком свете вышедшей из-за туч луны, вырисовывалась сухопарая, чуть сгорбленная фигура старика, который тряс в воздухе ружьём и материл «проклятых оглоедов», обещая им все кары небесные. Рядом с ним смеялся высокий широкоплечий мужчина.

*

Пробежав три улицы и убедившись, что погони нет, подростки наконец остановились. Уперев руки в колени и согнувшись пополам, они, тяжело и хрипло дыша, какое-то время стояли молча, не в силах произнести ни слова.

Чуть отдышавшись, Юрка заговорил противным голосом, явно передразнивая Мишку:

– Дед глухой. Спит без задних ног и нихрена не слышит.

– Я чё, знал, что к нему кто-то придёт? – огрызнулся тот.

Готовую начаться ссору прервал Витька. Он вынырнул из темноты, таща на буксире Лёшу.

– Пацаны, я жетон посеял.

– Армейский жетон?!

Подростки сочувственно и тревожно посмотрели на приятеля. Витька обречённо кивнул.

Этим жетоном на серебристой цепочке – с выбитыми на тонкой железной пластине с закруглёнными углами группой крови, фамилией и именем, точь-в-точь как у солдат в американских боевиках – Витька очень гордился.

Жетон был настоящий солдатский, а не какая-то подделка, которую можно купить в любом киоске. В прошлом году Витька выменял его возле гостиницы у какого-то иностранца на несколько значков. Не на нынешние, сляпанные кооператорами из тонкой жести, с гнутой и заточенной на конце проволокой вместо булавки, а ещё советские: добротные, сделанные из «тяжёлого» металла.

В этих значках запечатлелось Витькино детство.

Когда-то он очень дорожил ими. Каждый день любовно перебирал свою коллекцию. Аккуратно, в только ему одному известном порядке, раскладывал в альбоме, прикрепляя к поролоновым листам. Менялся с пацанами. Экономил на завтраках, чтобы по дороге из школы купить в киоске Союзпечати очередной значок с летящим по небу самолётом и гордой надписью «Аэрофлот», или с рельефным танком на фоне взрыва.

Но детство прошло, и в четырнадцать Витька расставался с когда-то столь ценными для него экземплярами уже без всякого сожаления. Он равнодушно смотрел, как иностранец откалывает понравившиеся значки, откладывая их в сторону, рядом с вожделенным солдатским жетоном на серебристой цепочке. Теперь все помыслы подростка сконцентрировались на нем. И Витька с одинаковым безразличием расставался с мультяшным львом Бонифацием, что купили ему в четыре года. И с выпущенным к тридцатилетию Сталинградской битвы юбилейным знаком, выменянным у мелкого шкета с соседней улицы на пять значков с героями мультфильмов. И с октябрятской звёздочкой.

Ею первоклассник Витя когда-то гордился больше всего. Став октябрёнком, первые дни он не расставался с ней ни на минуту. И даже когда ложился спать, клал значок под подушку. Потом немного остыл и, приходя из школы, уже не перекалывал звёздочку со школьной формы на домашнюю футболку. Но ещё долго Витя лелеял в душе воспоминание, как на торжественной линейке высокий пятиклассник с красным галстуком на груди прикрепил эту звёздочку к кармашку его форменного пиджачка.

И вот теперь один металлический жетон на цепочке в виде соединённых шариков, перекрывал ценность всей коллекции значков, которую он собирал несколько лет.

А потом знакомый чеканщик за бутылку водки, стащенную Витькой у матери, перебил на жетоне имя и подправил дату рождения. Группа крови на жетоне, к счастью, совпадала с его.

С тех пор Витька носил жетон на шее, практически не снимая. Часто он выправлял его поверх футболки, словно тот выбился случайно, и, перехватывая завистливые взгляды дворовой шпаны, просто раздувался от гордости, хотя внешне всегда старательно изображал спокойное безразличие.

Но в этот раз – пока он оттаскивал упавшего Валеру и помогал подняться Юрке – жетон сам выбился из-под футболки. А когда Витька лез через кусты и дыру в заборе, цепочка за что-то зацепилась и оборвалась.

Собственно Витька вполне мог успеть поискать его. Хоть дед уже и гремел засовом на калитке. Но в темноте попасть из ружья по убегающей фигуре ему, скорее всего, не удалось бы. А тягаться с пятнадцатилетним подростком в беге деду было без вариантов. А его гость, похоже, вообще не собирался участвовать в преследовании. По крайней мере в кусты за пацанами он не полез. Так что времени у Витьки было вполне достаточно.

Если бы не Лёшка.

Шкет, к огромному Витькиному удивлению, не убежал при первой же тревоге, а так и топтался у забора, поджидая его. Поэтому пришлось пожертвовать жетоном. Про себя Витька решил, что вернётся сюда, как только рассветёт, и потихоньку пошарит по кустам. Вряд ли дед или его гость сообразят что-то искать у забора. Так что шансы вернуть жетон были весьма велики. Такие же, как и те, что если бы они не поторопились убежать, то дед схватил бы этого мелкого придурка.

*

– А если они найдут жетон? – испуганно вскинулся Мишка, отвлекая Витьку от размышлений. – На нем ведь твоя фамилия.

– Кто его ночью в кустах найдёт? А я приду на рассвете и пошарю там по-тихому. Да даже если и найдут, – Витька с преувеличенным пренебрежением и вызовом взглянул на собеседника, – ты-то чего очкуешь? Твоей фамилии там нет, – и, не дожидаясь ответа, перевёл разговор в другое русло. – Что яблоки? Не зря хоть лазили?

Мишка запустил руку за пазуху, оттягивая горловину, пошарил под футболкой и протянул яблоко. Нагревшись от горячей мальчишеской кожи, оно тёплым шаром легло в ладонь.

Оборвав оставшиеся на черенке листья, Витька потёр яблоко о штанину и откусил почти половину. Но тут же скривился и выплюнул чуть жёваную мякоть.

– Блядь, кислое, сука!

Отшвырнул огрызок в сторону. Тот с глухим стуком ударился о забор. Витька ещё раз сплюнул под ноги и, ни на кого не оборачиваясь, пошёл в сторону дома.

Подростки переглянулись. Мишка пожал плечами и вытащил из-за пояса штанов подол футболки, вытряхивая яблоки. Они посыпались, ударяясь о землю и чуть подпрыгивая, словно небольшие зелёные мячики. Валерка раскрыл было рот, собираясь выдать злорадное «Я же говорил», но наткнувшись на мрачный Мишкин взгляд, промолчал и просто вывернул карманы.

Все молча последовали за Витей.

Через секунду они скрылись в темноте. Улица опять опустела. Теперь её тишину нарушал только стрёкот сверчков. Но вдруг и они замолчали. Из кустов, громко топая лапами, выбрался ёж. Прошуршав по траве, подобрался к обочине. Быстро-быстро двигая носом, обнюхал горку яблок, фыркнул недовольно и, развернувшись, опять скрылся в кустах.

______________________________

*Бубка С.Н. – советский и украинский спортсмен-легкоатлет по прыжкам с шестом, первый в мире человек, прыгнувший выше шести метров.