Текст книги "Лёшкино солнце (СИ)"
Автор книги: Rinhur
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Лёшкино солнце
https://ficbook.net/readfic/4362173
Автор:
Rinhur (https://ficbook.net/authors/3583)
Фэндом:
Ориджиналы
Пейринг или персонажи:
м/м
Рейтинг:
NC-17
Жанры:
Ангст, Драма, Психология, Повседневность
Предупреждения:
Насилие, Изнасилование, Нецензурная лексика, Смерть второстепенного персонажа
Размер:
Макси, 66 страниц
Кол-во частей:
11
Статус:
закончен
Описание:
– Ты ведёшь себя, как прирождённая шлюха.
– Никто не рождается шлюхой, – он дёрнулся зло, но вдруг успокоился и откинулся на спинку кресла, растягивая губы в похотливой улыбке. Закинул ногу на подлокотник и чуть сполз вниз, выставляя на обозрение обтянутую потёртыми джинсами промежность, словно предлагая трахнуть себя. Недвусмысленным, совершенно пошлым движением толкнулся языком в щеку и вызывающе усмехнулся. –Просто у меня учителя были хорошие.
– Понравилось нагибаться?
– Меня жизнь нагнула
Посвящение:
Я хочу посвятить этот рассказ **~bonny**. Её коллажи и арты сыграли немаловажную роль в написании ЛС.
Ссылки на коллажи ниже, а это замечательные арты:
Лёшка:
http://s017.radikal.ru/i439/1511/d1/85efc60cf3cc.jpg
http://s017.radikal.ru/i437/1511/3c/947eb2251d35.jpg
http://s49.radikal.ru/i125/1511/b5/768be106c4de.jpg
Вик:
http://s018.radikal.ru/i526/1511/8f/dd868757c763.jpg
http://s003.radikal.ru/i202/1511/ed/e40675c421a4.jpg
Китаец:
http://s020.radikal.ru/i706/1511/8f/92e6f3c7879b.jpg
Публикация на других ресурсах:
Нет.
Примечания автора:
По не зависящим от автора причинам, ЛС был снесен с сайта – со всеми комментариями, что мои читатели писали три года, со всеми лайками и подарками. Мне, как и любому автору жаль пропавших многочисленных лайков и подарков (думаю, все авторы немного честолюбивы и всем душу греют знаки внимания и одобрения их творчества), но больше всего мне жаль потерянных комментариев. Некоторые комментарии (уверен они были, как и к другим работам), в силу редкого посещения, я не успел прочитать.
Меня в личке спрашивают: «что с ЛС» и «есть ли у тебя еще работы». Поэтому я решил разместить тут первые 11 глав из 45. Полностью рассказ можно найти тут http://archiveofourown.org/works/6821815/chapters/15572605. Печально, что я не могу сделать это на этом сайте. Мне нравится этот ресурс в плане взаимодействия с читателем.
И еще жаль, что с работой были удалены и замечательные арты **~bonny**.
1.Коллаж самого автора. Если приглядеться, в нем рассказана вся история ЛС http://s019.radikal.ru/i632/1511/ef/79f575492d3c.jpg
2.Коллаж**Olesya Severnaya**
http://s017.radikal.ru/i420/1511/ea/ea223e7f9735.jpg
1.Коллажи **~bonny**
http://s011.radikal.ru/i316/1511/ae/fd70f486700f.jpg
http://s019.radikal.ru/i615/1511/5d/8d51a35c2528.jpg
http://s020.radikal.ru/i712/1511/c2/376697a9861e.jpg
http://s017.radikal.ru/i404/1511/94/f3af96b15409.jpg
http://s016.radikal.ru/i335/1511/dc/87b2fedb6547.jpg
http://s017.radikal.ru/i415/1511/60/7cb2bd07f132.jpg
http://s017.radikal.ru/i414/1511/70/c9b15dd50098.jpg
Содержание
Содержание
1 глава
2 глава
3 глава
4 глава
5 глава
6 глава
7 глава
8 глава
9 глава
10 глава
11 глава
1 глава
«– Ты ведёшь себя, как прирождённая шлюха.
– Никто не рождается шлюхой, – он дёрнулся зло, но вдруг успокоился и откинулся на спинку кресла, растягивая губы в похотливой улыбке. Закинул ногу на подлокотник и чуть сполз вниз, выставляя на обозрение обтянутую потёртыми джинсами промежность, словно предлагая трахнуть себя. Недвусмысленным, совершенно пошлым движением толкнулся языком в щеку и вызывающе усмехнулся. – Просто у меня учителя были хорошие.
– Понравилось нагибаться?
– Меня жизнь нагнула.
– Мстишь мне за то, что уехал?
– Я себе мщу. За то, что надеялся и ждал... Всё правильно. Наивных дурачков, верящих в сказки, надо наказывать. Чтобы не смели верить. Тогда потом не будет разочарований...»
1
1995 год
***
– Витя! Витя! Подождите меня! Я с вами!
По деревенскому переулку, раскалённому июльской жарой, бежал, поднимая пыль, худенький мальчик лет семи. Растянутая, когда-то белая майка висела на нём, как поникшее знамя на флагштоке в безветренную погоду. Почти полностью прикрывая спереди хлопковые шорты, сзади она была заправлена под резинку. Видимо, мальчик торопился и одевался в большой спешке. На плече у него подпрыгивала длинная бамбуковая удочка. Леска, свисающая с её конца, была не видна на ярком солнце, и поэтому казалось, что привязанный к ней поплавок сам по себе висит в воздухе. Он раскачивался за худенькой спиной по ровной дуге, словно большой красно-белый шмель, примеривающийся к понравившемуся цветку.
Мальчик торопливо перебирал тощими загорелыми ногами, стараясь не наступать на мелкие камешки и оставшиеся после дождя комочки грязи, высохшие под палящим солнцем до твёрдости гранита. А когда ему не удавалось их обойти, и они кололи босые ноги, он смешно подпрыгивал, вскидывая острые коленки. Сандалии – неопределимого цвета, обшарпанные до белизны на мысках, со стоптанными задниками и стёртой почти до бумажной тонкости подошвой – он держал в руке. Они болтались вразнобой на расстёгнутых ремешках и издалека были похожи на пойманных за хвосты старых серо–коричневых крыс с белыми проплешинами на облезлой шкуре.
Но, несмотря на острые камешки – даже через задубевшую кожу больно жалящие босые ступни – мальчик не останавливался, чтобы обуться. Он боялся, что подростки – небольшой кучкой столпившиеся в конце проулка и поглядывающие на него кто раздражённо, а кто недоуменно – ждать не будут.
Он уже почти добежал до цели и готов был облегчённо вздохнуть, но тут крючок, прикреплённый к обмотанной чёрной изолентой ручке удочки, вдруг отскочил и, качнувшись из стороны в сторону, зацепился за старенькие шорты. Мальчик дёрнулся, пытаясь освободиться от неожиданной помехи. Крючок тут же взлетел вверх, и клочок темно–синей ткани маленьким комочком повис в воздухе. Остановившись как вкопанный, мальчишка изогнулся, заглядывая за спину, и недоуменно уставился на просвечивающую через прореху незагорелую кожу. Потом растерянно и как-то жалобно взглянул на одного из подростков – высокого паренька лет пятнадцати, с выгоревшими на солнце льняными волосами – ожидая от него то ли подтверждения случившегося, то ли сочувствия, и сморщил нос, собираясь заплакать.
Подростки отреагировали по-разному: кто-то смотрел равнодушно, кто-то сочувственно, некоторых это развеселило – раздались приглушенные смешки. Белобрысый стоял молча, засунув руки в карманы потёртых джинсов и недовольно поджав губы. Какое-то время он сверлил взглядом хлюпавшего носом мальчика, потом раздражённо пожал плечами и развернулся к нему спиной, собираясь продолжить путь.
Но не успел он сделать и двух шагов, как метрах в пятидесяти от него, в доме с бело-голубыми ставнями и высоким штакетником вдоль палисадника, открылась калитка, и на улицу выглянула чуть полноватая женщина в синем ситцевом сарафане, открывающем округлые плечи. Приложив козырьком руку к глазам, она, щурясь от яркого солнца, окинула внимательным взглядом переулок и, оценив ситуацию, не терпящим возражения зычным голосом окликнула его:
– Ви-итя-а! Возьми Лёшика с собой.
Подросток резко затормозил и, закатив глаза к небу, беззвучно зашевелил губами. По выражению лица можно было догадаться – в его тираде не было ни одного цензурного слова.
– Ну, мам, – недовольно протянул он, оборачиваясь, но, наткнувшись на строгий взгляд матери, понял, что просто так она не позволит отвязаться от мальчишки, и попытался воззвать к голосу разума. – Он штаны порвал. Куда с дыркой на жопе? Я чё, позориться с ним буду?
– Ничё. Не на танцы собрался. Кто там, на пруду, будет вас разглядывать. А штаны я вечером зашью, – грозно взглянула на него женщина. Потом кивнула застывшему в ожидании, готовому вот-вот разреветься мальчику, и почти пропела ласковым голосом. – Иди, Лёшик, с Витей. А ты смотри там за братом.
Голос матери – когда она обратилась к старшему – опять изменился, став строгим.
– Схуя ли он мне брат? – заворчал подросток, но так чтобы мать не услышала. – Навязался на мою голову.
Лёшка последний раз на всякий случай хлюпнул носом, но видя, что наказания не будет, и старшие мальчики всё же берут его с собой, расплылся в щербатой улыбке, обнаруживая отсутствие верхнего резца, и вприпрыжку побежал за компанией подростков, направившихся в сторону совхозного пруда.
***
– Витёк, откуда этот шкет взялся? У тебя вроде братьев не было?
Подростки лежали, лениво раскинувшись на песке. Полуденное солнце, стараясь укусить побольнее, нещадно пекло. Но они будто и не замечали этого. Наплескавшись в тёплой, как парное молоко, мутной воде совхозного пруда, они с удовольствием подставляли его безжалостным лучам загорелые до темно-коричневого отлива тела.
– Мать по весне с одним мудаком сошлась, а у него вот такое уёбище. Теперь меня заставляют везде с ним таскаться. Вот кто за ним до этого следил?
Витька раздражённо дёрнул ногой, сгоняя надоедливую муху.
– М-да, не повезло, – равнодушно бросил похожий на цыгана Мишка, лениво потягиваясь.
– У тебя, значит, теперь есть отчим и брат? – оживился другой его приятель – смешливый и непоседливый Юрик.
И, дождавшись недовольного кивка, с интересом спросил:
– А что отчим? Не достаёт?
– Пусть только попробует, – Витька выпятил грудь и согнул в локте руку, демонстрируя бицепс, неплохо накачанный для его возраста.
Мишка посмотрел немного завистливо, а Юрка ткнул пальцем и уважительно цыкнул. Насладившись реакцией приятелей, Витька расслабился и опять улёгся на спину, закинув ногу на ногу, и ворчливо пробормотал:
– Мать говорит, дом мужского внимания требует. Ну, в деревне ладно. У бабы Зины дом, конечно, ещё крепкий, а вот сарай уже заваливаться начал. Только ведь года через два я и сам бы всё поправил. Вот чё, потерпеть не могла? А в городе так вообще проблем нет. Много ли в квартире мужской работы? Что я, выключатель не смогу починить? Или там полку какую прибить. Разве нам вдвоём плохо было? Нет ведь. Нашла себе мудака… Вообще-то он всё больше молчит. Правда, когда напьётся, совсем дурной становится. Но к нам с матерью не лезет, своего начинает строить. Поначалу попытался и меня воспитывать, да я быстро ему показал «кто из ху». Сказал, что он мне не батя, чтобы меня воспитывать. А будет лезть, мы его с пацанами возле гаражей встретим, вот тогда и поговорим. Теперь он на меня внимания не обращает, только своего уёбыша достаёт. Да и тут мать ему не даёт сильно развернуться. Защищает мелкого, как родного.
Витька приподнялся, облокотившись на предплечья, и покосился на мальчишку.
Тот, путаясь в леске, пытался забросить удочку с берега. Долго сосредоточенно примеривался, потом широко, от плеча, размахнул удилищем – чуть не зацепив крючком уже и так пострадавшие шорты – и немного неуклюже выбросил вперёд. Внимательно проследил за шлёпнувшимся в воду поплавком и быстро-быстро что-то зашептал себе под нос – то ли ругаясь, то ли колдуя на большой улов.
«Ну что за идиот?» – Витька смотрел, недобро щуря глаза.
Словно почувствовав его пристальный взгляд, Лёшка обернулся и, перестав бормотать, обезоруживающе улыбнулся. И Витька вдруг смутился, будто его поймали за чем-то постыдным. И от этого разозлился ещё больше.
Пацан напрягал его с первого дня. Он казался до неприличия наивным и чистым. В доверчиво распахнутых глазах словно жило ожидание чуда. Будто он каждую минуту ждёт, что вот сейчас произойдёт что-то сказочно-хорошее. А когда он смотрел на окружающих людей, его взгляд говорил: «Я знаю, ты хороший. Я верю тебе».
И всё время улыбался как малахольный: отцу, Витькиной матери, самому Витьке и даже старой соседке – вреднющей бабе Мане. Но Витька в свои неполные шестнадцать давно уже не верил, что в наше время, когда даже двухлетний ребёнок знает свою выгоду, кто-то может быть бескорыстно-искренним, и каждый раз ждал подвоха. Конечно, мотивы пацана Витька мог понять – родной отец обращал на Лёшку внимание, только «приняв на грудь». И то только для того, чтобы в очередной раз отругать или шлёпнуть тяжёлой мозолистой ладонью по заднице. Было ясно, что заступаться за сына, в случае чего, он точно не будет. Поэтому положение Лёшки в новой семье полностью зависело от того, как к нему отнесутся мачеха и её сын.
Мать сразу повелась на эту открытую улыбку и относилась к «Лёшику» даже лучше, чем к родному сыну. Витьку это злило. И ещё – Витька сам никогда не прогибался перед теми кто сильнее и в других терпеть не мог заискивания и льстивого старания угодить. А в этой показной, как ему казалось, искренности и немом обожании во взгляде, когда Лёшка смотрел на него, Витька видел только расчёт. Но он никому не позволял использовать себя, и тем более это не удастся семилетнему пацану.
– Блядь, всё лыбится и лыбится. И прилип ко мне, как банный лист к голой жопе.
Зло сплюнув сквозь зубы, Витька поднялся, отряхивая налипший песок, и побежал к пруду, с размаха врезаясь в воду, нарочно обдавая стоящего на берегу мальчика веером брызг.
Остальные тут же повскакали с мест и с хохотом последовали за ним, стараясь поднять как можно больше волн и брызг и перебаламутить воду.
Лёшка стоял на берегу – мокрый с головы до ног, с налипшими на лоб черными прядями – и смешно морщил нос с повисшей на кончике прозрачной каплей воды.
Но улыбаться так и не перестал.
Словно поддерживая его и призывая повеселиться вместе со всеми, среди искрящихся солнечных бликов на воде, норовя запутаться в камышах, весело прыгал яркий поплавок, только сегодня выкрашенный Лёшкой алым лаком.
Подростки тут же забыли о маленьком рыбаке. Они долго плескались на мелководье, прыгая в воду с плеч и подставленных рук, потом плавали наперегонки до противоположного берега неширокого пруда.
Вдоволь накупавшись, вповалку упали на песок и лежали, лениво переговариваясь ни о чем. А кто-то, утомившись, уже дремал в тени густо разросшегося по берегу ивняка.
– Жрать охота, – Витька, прищурив глаза, посмотрел сквозь белёсые ресницы на давно перевалившее зенит солнце. – Часа три уже, а может, и четыре.
Мишка еле слышно угукнул и, перевернувшись на живот, опять погрузился в сон.
– Я бы сгонял, да мать на ферму ещё не ушла, – немного виновато протянул Юрик.
Юрка был деревенским, в отличие от того же Вити или Мишки, которые приезжали лишь на лето, а всё остальное время жили с родителями в городе. Его мать – замученная, уставшая женщина – вертелась целыми днями, как белка в колесе, стараясь прокормить Юрку и его брата с сестрой – близнецов шести лет – Василия и Василису, которых в деревне, сильно не мудрствуя, звали просто Васьками. Рано утром, ещё затемно, мать уходила на ферму. Подоив коров, она, когда совхозный пастух выгонял стадо на пастбище, возвращалась домой: готовила, стирала, полола. А вечером опять бежала на ферму.
Юрка, конечно, помогал, как мог. В этом году даже отработал месяц в совхозе и весь свой заработок – пусть и небольшой – отдал матери. Но летом, когда приезжали городские приятели, старался лишний раз дома не показываться, зная, что мать обязательно найдёт ему какое-нибудь дело. Близнецы ещё были слишком малы для какой-то существенной помощи, а отец у Юрки, как и большинство деревенских, пил запоем, вынося из дома всё, что можно было продать. Так что жили они бедно, хотя и не голодали.
Витька, когда бывал у них в хате, и Юркина мать – тётя Таня – звала его за стол, почти каждый раз отказывался под благовидным предлогом, стараясь не обидеть её и приятеля. Отказывался не потому, что брезговал нехитрой деревенской едой – они и сами с матерью не шиковали – а потому что с несвойственной для его возраста житейской мудростью понимал – им и самим едва хватает.
Вот и сейчас на робкое Юркино замечание отмахнулся, пробормотав:
– Сиди уж. Тебя мать из хаты не выпустит, если дома появишься, – и, обернувшись к возившемуся на берегу Лёшке, громко свистнул сквозь зубы. – Слышь, ты. Сгоняй домой, попроси у матери бутербродов. Тебе она точно даст.
Лёшка всё это время – пока компания подростков плескалась, а потом дремала на берегу – так и возился с удочкой. Путаясь в леске, он неуклюже ловил раскачивающийся из стороны в сторону крючок, насаживал на него извивающихся дождевых червей и, с важным видом поплевав на них, словно заправский рыбак, закидывал удочку в камыши. Но леска, относимая ветром, цеплялась за острые листья, и Лёшка, тяжело вздохнув, лез в воду, распутывать снасти.
На Витькины слова мальчик радостно кивнул. Без видимого сожаления прервав своё занятие, аккуратно сложил удочку на берегу и с готовностью подорвался в деревню.
Вернулся он почти через час, когда все окончательно проголодались, и голод поднял уже и тех, кто до этого крепко спал. Но зато Лёшка принёс не только бутерброды, но даже конфеты и бидончик холодного домашнего кваса.
– Тебя только за смертью посылать, – ворчал Витька, раскладывая на газете бутерброды с подтаявшим на жаре сыром, варёные яйца и пупырчатые огурцы.
– Меня мама Рая не пустила, пока я не поел, – пробормотал Лёшка, бросив на Витю виновато взгляд.
– Пока он не поел, – передразнил тот. – Он пузо набивал, а мы тут чуть не подохли с голодухи.
– Да ладно тебе, – благодушно протянул Юрка, отпив из запотевшего бидончика. – Чего привязался к мелкому. Жри давай.
– Фафаны, – пробубнил Мишка набив полный рот, отвлекая внимание от Лёшки, который стоял понурив голову и, кажется, опять собирался зареветь.
– Блядь, да прожуй ты. Чего бормочешь?
– Гофовю, фафаны, – Миша с трудом проглотил огромный кусок хлеба с кружочком колбасного сыра и повторил уже более внятно: – Пацаны. Тут такое дело. Меня вчера бабка припахала в сельпо с ней идти. Типа, крупа-сахар у неё закончились, а ей нести тяжело. Но сначала мы на Нагорную пошли…
– Фигасе, – Юрка присвистнул. – Для бешеной собаки семь вёрст не крюк. Это ж на другом конце села. Я за всю жизнь всего пару раз там был. Да и что там делать?
– Надо было к одному деду зайти, а он на Нагорной живёт. У бабки печь зачадила, а мастер только в райцентре есть, да и дерёт, сука, три шкуры. А этот дед, говорят, когда-то печником был. Вот бабка и решила…
– Короче, – перебил его Витька.
– У него в саду белый налив почти поспел.
– Да ты гонишь, – недоверчиво возразил один из подростков сидящих вокруг разложенной на манер скатерти газеты с едой. – У нас в саду тоже белый налив и яблоки ещё кислющие. Жрать невозможно.
– Вот и не жри, – пренебрежительно отмахнулся от него Мишка. – У вас, может, и кислющие, а у деда яблоки хорошие.
– Ты их пробовал?
– Ну не пробовал. И что? Я и так вижу – спелые яблоки или нет.
– Ага. На расстоянии определил. Эксперт-агроном.
– А в глаз? – Мишка угрожающе двинулся к насмешнику.
– Хватит базлать, – прервал их ссору Витька. Сыто икнув, он лениво отвалился на песок. – Чего спорить-то? Надо слазить и проверить.
– А если поймают, – опасливо заметил Юрка.
– Чё, сдрейфил? – сам Мишка, в отличие от того же бесшабашного Витьки, не отличался храбростью, но он тщательно скрывал эту слабость, недостойную мужчины. И поэтому часто подначивал пацанов на шалости и никогда не упускал возможности уличить в трусости других. – Смотри, штаны уже мокрые. Обоссался от страха.
– Заткнись, – огрызнулся Юрка. – Ты, если что, в город свалишь, а меня мать прибьёт, если поймают.
Он не хотел, чтобы ребята, а особенно Витёк, заподозрили его в трусости. Но и гнева матери, в случае их поимки, тоже опасался. Когда Юрка был ещё совсем маленький, отец отсидел год в колонии за кражу овса. И мать до смерти боялась, что Юрка может пойти по его стопам. Яблоки – это, конечно, не совхозный овёс, но она любое воровство считала смертным грехом, ведущим на кривую дорожку. И за это вполне могла отходить по спине и ногам старыми вожжами, которые висели в сарае ещё со времён, когда отец работал конюхом в совхозной конюшне.
– Да кто тебя поймает? – Мишка презрительно выпятил губу, демонстрируя превосходство. – В доме, кроме деда, никто не живёт. А он старый, да ещё и глухой.
– Ну всё, договорились, – подвёл итог Витька. – Вечером после заката собираемся у Мишкиного дома, он ближе всех к Нагорной.
Хотя в их компании все были, с первого взгляда, на равных, но чаще всего решающее слово оставалось за ним. Приятели безоговорочно признавали его негласное лидерство и организаторские способности.
– Ты с нами?
Юрка, не желая больше спорить, нехотя кивнул.
2 глава
***
– Ну и где этот дед живёт? – Витька тихо матюгнулся, врезавшись в спину остановившегося Мишки. – Хули молчишь? Заблудился?
– И ничего не заблудился, – огрызнулся тот, напряжённо вглядываясь в темноту. – Просто при свете дома выглядели немного по-другому, а сейчас они все одинаковые.
Из всей компании, собравшейся днём на берегу пруда, на «дело» отправились только четверо. Неразлучная троица – Мишка, Витёк и Юрка – и пацан, подвергший сомнению спелость яблок – то ли Валька, то ли Валерка – Витька не помнил точно его имени. Остальные, скорее всего, струсили. А может, родители не пустили их так поздно на улицу.
Прождав возле Мишкиного дома лишние полчаса сверх оговорённого для встречи времени, парни отправились на Нагорную, которая находилась довольно далеко от мест их обычных прогулок. В эту часть села никто из них без особой на то надобности не совался. А если и случалось кому-то бывать здесь, то только днём. Вечерние прогулки были чреваты столкновением с местными. Село – как впрочем, наверно, и любой населённый пункт – было негласно поделено между пацанами, и чтобы безнаказанно пройти по чужой территории, требовалась веская причина. А обнос сада таковой никак не являлся.
И теперь парни брели в темноте по незнакомым улицам, насторожено оглядываясь, без конца спотыкаясь и тихо матерясь. Фонари в посёлке уже года два как горели только в центре – возле правления и клуба – на остальных улицах освещения не было – либо перегорели лампы, и у совхоза не было денег, чтобы их заменить, либо местные умельцы и вовсе поснимали провода.
Витьке уже стало казаться, что они пошли на второй или даже третий круг. По крайней мере, резная лавочка под большим кустом сирени, возле которой они сейчас остановились, была точной копией той, на которой он, минут двадцать назад, завязывал шнурок на кроссовке.
– Блядь, нихуя не видно. Хоть глаз выколи, – громким шёпотом выругался Витька, ткнувшись в очередной раз Мишке в спину.
За забором, срывая глотку, злобно залаяла собака. Её подхватили в соседних дворах. Местные шавки, одна другой громче, старались показать хозяевам, что те не зря их кормят.
– Тише ты, – зашипел Мишка. – Всех перебудишь.
– Не пизди. Сам говорил, что дед глухой. Так что хуй его разбудишь.
– Витя, а материться нехорошо. Так мама Рая говорит.
– Блядь, кто тут? – Витька резко оглянулся, ориентируясь на писклявый голосок, и щёлкнул зажигалкой, напряжённо вглядываясь в темноту. И тут же схватил за шкирку шагнувшего навстречу Лёшку, встряхивая его, словно нашкодившего щенка. – Какого ты тут делаешь?! Ты как сюда попал, придурок?! Хули за нами увязался?!
– Витёк, поосторожней, – Юрка опасливо тронул рассерженного приятеля за плечо. – Ты ж малого так придушишь.
Выругавшись, Витька чуть ослабил захват, хотя тянуть за шиворот не перестал. Лёшка стоял покорный и тихий, даже не пытаясь вырваться. Он почти не шевелился, лишь чуть переминался на цыпочках, стараясь встать повыше – так ворот рубашки меньше врезался под горло, и можно было дышать почти свободно.
Правда пуговица неприятно давила под подбородок, но Лёшка думал, что всё это ерунда, главное, чтобы Витя перестал сердиться и разрешил остаться.
– Долго вы ещё собираетесь разборки наводить? – Недовольно заворчал Мишка. – Скоро луна взойдёт. Будем как на ладони. Дай ему поджопник, и пусть домой валит.
– Он же заблудится, – вступился сердобольный Юрик.
– И что? – Мишка удивлённо глянул на приятеля, вернее на его силуэт, тёмным пятном виднеющийся на фоне дощатого забора. – Тебе-то какое дело?
– Он пойдёт с нами.
– Витёк, ну ты чего? Куда с поциком? – возмущённо затараторил Мишка, чуть задыхаясь от волнения. – А если убегать придётся? Его же сразу поймают, и он нас сдаст.
– Не сдам, – пискнул Лёшка и обижено засопел.
– Тоже мне, Мальчиш–Кибальчиш выискался. Вали домой, мелочь.
– Захлопнись. Я сказал, шкет пойдёт с нами. А ты сильно не радуйся. Дома я с тобой ещё разберусь, – Витька отпустил ворот рубахи и, отвесив небольшого леща, подтолкнул Лёшку вперёд. – От меня ни на шаг. Понял?
Лёшка с готовностью кивнул, нимало не заботясь – сможет ли собеседник разглядеть в темноте его жест.
Даже не пытаясь спорить, Мишка пожал плечами и молча пошёл вперёд.
Собаки наконец успокоились. Только одна в конце улицы всё ещё взлаивала лениво. Но вот и она замолчала. И теперь кроме стрёкота сверчков в траве, ничто не нарушало тишину ночи.
– Кажется, здесь, – остановившись около очередного забора из неплотно прилегающих неструганных досок, Мишка повертел головой, пытаясь разглядеть окрестности. – Да, точно здесь.
– А как мы через него перелезем? – Валера-Валя с сомнением оглядел препятствие высотой метра в два. – Только заноз насажаем.
– Ты чё, как девка? Слабо через забор перелезть? – зло огрызнулся Мишка.
Днём он не подумал, как они попадут в сад. С бабкой они, естественно, заходили через калитку. Но теперь им этот путь был закрыт. А преодолеть препятствие в виде высокого забора было довольно проблематично. Но признавать, что он был неправ или что-то недодумал, Мишка не привык. Да и стычка с Витькой хорошего настроения не добавила.
Окинув притихшего Лёшку оценивающим взглядом, Мишка злорадно прищурился:
– Можно мелкого на ту сторону перебросить. Зря что ли он за нами увязался? Пусть яблок нарвёт. А мы тут подождём.
– Ща я тебя самого переброшу. Обратно ты его будешь доставать? – недовольно заворчал Витька. – Надо доски проверить. Может, какая неплотно сидит. Выломаем снизу и пролезем. А ты не бойся. Никто тебя в сад не кинет.
– Я не б-боюсь, – Лёшкины зубы простучали азбукой Морзе.
– А чего дрожишь?
– З-замёрз.
Витька хотел уже разразиться недовольной тирадой, но посмотрев на маленькую фигурку, одетую в лёгкую рубашку и шорты, снял толстовку и, накинув на хрупкие плечи, только тихо проворчал: «Навязался на мою голову». И тут же заткнулся под восторженной Лёшкиной улыбкой, видной даже в темноте.
Витьку отвлёк тихий радостный возглас.
– Нашёл.
Юрка, не теряя зря времени, уже отогнул одну из досок и просунул внутрь голову, пытаясь разглядеть сад. Удостоверившись, что всё спокойно, протиснулся боком и нырнул в тёмный провал.
Подростки затаили дыхание, прислушиваясь к шуршанию за забором.
Доска опять отъехала в сторону, и в проем высунулась лохматая Юркина голова.
– Нормально. Только тут кусты, но пройти можно.
Все сразу засуетились, споря громким шёпотом, кто полезет следующим. Слегка оттерев Мишку плечом, к лазу подобрался Валя-Валера. Просунул в узкую щель ногу и попу и застыл на месте, глядя на приятелей то ли испуганно, то ли виновато.
– Давай быстрее. Чё замер? – Мишка нетерпеливо топтался рядом. – Зассал?
– Я застрял… кажется, – сдавлено просипел Валерка.
В сравнении с остальными приятелями, тощими и угловатыми, Валя-Валера был довольно упитан. А надетая по случаю прохладной ночи ватная куртка увеличивала его объем чуть ли не вдвое. И теперь он намертво застрял в заборе.
– Ну, ты лошара, – Мишка покачал головой.
– Эй, ты чего? – волновался по ту сторону Юрка. – Лезь, давай.
– Не могу.
– Винни Пух, млин. Жрать меньше надо, – громким шёпотом возмущался Мишка.
Навалившись на Валерку плечом, он попытался протолкнуть его в дыру. Юрка по ту сторону забора тоже решил внести свою лепту. Его никак не привлекала перспектива оставаться одному в чужом саду, лишённым единственного пути отступления, и он с большим рвением потянул Валерку за ногу. Тот тут же заверещал:
– А-а-а-а. Ты мне ногу выдернешь!
Рядом во дворе заворчал соседский пёс, потревоженный шорохом кустов и невнятной руганью. Подростки застыли, прислушиваясь. Пёс прошёлся по двору, гремя цепью и, успокоенный тишиной, опять залез в будку.
– Тише вы, идиоты, – Витька отпихнул Мишу и уцепил Валерку за борта куртки, пытаясь снять её.
Ткань затрещала, но Валерка умудрился извернуться в узком проёме, и куртка оказалась у Витьки в руках.
– Нахуя фуфайку напялил? Ты бы ещё тулуп надел.
– Это не фуфайка, а охотничья куртка.
Валерка, царапая о неровные края досок живот и спину, с трудом протиснулся в сад.
– Ага, как же, куртка, – подав через лаз ватник, Витя с Мишкой нырнули следом.
Доска с тихим скрипом качнулась пару раз и остановилась, закрыв проем.
– Витя, Витя, а я? – заволновался Лёшка.
Испуганно засуетившись, он попытался отодвинуть тяжёлую доску, царапая о шершавую кору пальцы и едва не обламывая ногти. Чуть сдвинул её и попытался просунуть голову в узкую щель.
Но доска вдруг сама с лёгкостью отошла в сторону, и из темноты показался Витя.
– Жди меня тут. Никуда не уходи. Будешь на шухере. Если что, свисти, – приказал он строгим тоном.
Лёшка хотел спросить, что значит «на шухере»? И когда свистеть? Если кто-то пройдёт? Или если станет страшно? Но в такой темноте пока не столкнёшься нос к носу, разглядеть кого-либо просто невозможно. А страшно Лёшке было уже сейчас. Да и свистеть он не умел. Он каждый день учился. Подражая Вите, закусывал зубами нижнюю губу и старательно дул. Но из-за выпавшего резца изо рта вместо звонкого свиста, вырывалось только смешное шипение.
Всё это Лёшка хотел сказать Вите, но тот уже исчез за забором.
Распорядившись, Витька вернулся в сад и полез через кусты, полосой разросшиеся вдоль забора. Ветви и острые сухие сучки чувствительно царапали голые руки, и Витя, оставшись без толстовки отданной Лёшке, порадовался, что это поросль вишни, а не малины, иначе набор колючек ему был бы обеспечен.
Выбравшись на открытое пространство, он чуть замешкался, оглядываясь по сторонам. Пока он разговаривал с мелким и продирался через препятствие, пацаны ушли, и теперь Витька не знал, куда двигаться дальше.
Сразу за забором и разросшейся вдоль него вишней расстилался огород. Можно было различить тёмное пятно то ли теплицы, то ли сарайчика и невысокие кусты, росшие рядами. Случайно задев один из них штаниной, Витя по резкому специфическому запаху понял, что это помидоры.
Луна уже взошла, но её закрывали плотные тучи, и определить в темноте, где сейчас его товарищи было сложно. И Витька, не доверяя зрению бесполезному сейчас, весь обратился в слух, пытаясь по звукам понять, в каком направлении их искать.
Шорох листвы и сдавленный шёпот раздавались от дома, возвышающегося чуть в стороне. Миновав грядки с помидорами и капустой, круглые кочаны которой, словно футбольные мячи, ровными рядами лежали на земле, Витька обнаружил утоптанную тропинку, ведущую от дощатого сортира – притулившегося в углу огорода рядом с кустом бузины – к бревенчатому дому, глухой стеной выходящему на огород.