Текст книги "В неведении (СИ)"

Две недели ползли не быстрее столетних черепах. Абсолютно одинаковые, день за днем, они тянулись, как старая карамель, которую кто-то забыл в кладовке. Но в отличие от этой сладости эти дни вовсе нельзя было назвать приятными.

С тех самых пор, как в жизнь юного алхимика вторглись кошмары, он не мог нормально спать по ночам, каждый раз либо внезапно вскакивая на постели с холодным потом на лбу, либо просыпаясь от резкого падения на пол у изножья своей кровати. После такого, как правило, засыпать не удавалось, так что днем он чувствовал себя, мягко говоря, плохо. Это, как нетрудно догадаться, не ускользнуло от проницательных глаз Кассандры. На следующий день после того, как юноша поведал ей о своих престранных снах, фрейлина заявила, что запрещает ему как-либо помогать ей с работой придворной дамы. Вэриан в начале пробовал её переубедить, уверяя, что ему вовсе не трудно, но Кэсс упорно стояла на своём, объясняя своё решение тем, что она лишь заботится о его здоровье. Вскоре алхимик с ней согласился, решив, что спорить бесполезно. Так что большую часть дня парень проводил либо в библиотеке, которую он уже знал, возможно, даже лучше самого библиотекаря, либо в своей комнате, которая к этому времени успешно превратилась в лабораторию. Пусть Кассандра запретила ему помогать ей, но она не могла отобрать у него его любимую алхимию. А потому у него было много времени на доработку того самого «сюрприза», о котором фрейлина, похоже, уже давно забыла.

И в этот день Кэсс, как всегда по вечерам возвращаясь со своей привычной королевской службы, которая сегодня закончилась чисткой камина до полуночи, подошла к уже знакомой, слегка обугленной от частых взрывов двери, и с удивлением заметила, что, судя по свету, исходящему из-под щели, в комнате всё ещё горел свет. Обычно Кассандра заканчивала свою ежедневную рутину чуть раньше, а потому привыкла, что алхимик терпеливо ждал её в своей комнате, но сегодня было уже довольно поздно, и потому она не сомневалась, что мальчик предпримет благоразумие решение просто лечь спать. Но, видимо, Вэриан всё же решил предпринять попытку и дождаться её прихода. Девушка уже подумала о том, что необходимо отчитать его за такое возмутительное пренебрежение своим здоровьем – в конце концов, он спал всего несколько часов в день и лишний отдых ему никак не помешает. Но разве она могла? Определенно, нет, у неё просто не повернется язык упрекнуть его в том, что он так терпеливо ждал её, ради того, чтобы перекинуться парой добрых слов и пожелать спокойной ночи. В конце концов, Кассандра, вежливо постучав, открыла дверь и вошла в комнату.

Вэриан сидел за своим рабочим столом, как всегда уставленным кучей колб и баночек с различными жидкостями, и, похоже, был всецело поглощен работой. Поглощен настолько, что даже не заметил, как громко заскрипела ржавыми петлями дверь, и не услышал, как в комнату ступили два невысоких каблука. Фрейлина постаралась разглядеть, над чем это алхимик так упорно работал, но не смогла ничего увидеть, потому как тот уж очень низко склонился над какими-то мензурками и инструментами.

– Кхм, – тихо кашлянула Кэсс, наконец решив обратить на себя внимание.

Реакция ученого была довольно неожиданной. Он вздрогнул и опрокинул одну из колб на пол, которая тут же разбилась вдребезги, расплескав своё содержимое вокруг; резкими движениями он стал быстро расставлять препараты по местам, словно до них никто и не дотрагивался; и, по пути сбив ещё какой-то инструмент, почти незаметным движением запихнул в карман своего старого закопченного фартука что-то маленькое и блестящее. После этой весьма странно выглядящей со стороны процедуры, он повернулся и взглянул на Кассандру с таким нервным видом, точно только что сделал что-то незаконное. Но стоило ему заметить, кем был его поздний гость, как он тут же с облегчением вздохнул.

– Ах, это всего-лишь ты… – улыбнулся Вэриан, вошедшей фрейлине.

– Да, ты прав, это всего лишь я. – На лице девушки появилась скептическая ухмылка, а её взгляд скользнул по опрокинутой колбе, которая пострадала в результате неосторожного движения рукой, в целях быстро спрятать от чужих глаз что-то маленькое и блестящее. – Неужели ты думал, что к тебе среди ночи нагрянет Его Величество, сам король?

Вэриан, уже успевший переместиться со стула в свою кровать, беззвучно хихикнув, ответил:

– Поверь мне, ты намного лучше какого-то старого монарха.

Девушка со всё той же улыбкой закатила глаза и, присев на край кровати, сказала:

– Пожалуй, соглашусь с тобой.

Сказать честно, они оба скучали по тем вечерам, когда они могли просиживать в этой комнате часами, болтая о какой-то неважной глупой ерунде с таким чувством, словно ничего на свете нет важнее, чем теоретическая возможность приготовить джем, который меняет цвет в зависимости от того, что предпочитает дегустатор (в тот раз они сошлись на том, что такое изобретение перевернуло бы мир, но люди определенно не готовы к такому перевороту). Но всё изменилось. Теперь она заканчивает свою работу позже, ведь без помощи алхимика уборка и прочие обязанности придворной дамы занимали вдвое больше времени, а Вэриан слишком устает от недосыпа и не может дожидаться её каждый день до поздней ночи. И виной тому эти чёртовы видения, которые упорно отказывались отпускать мальчика, что с каждым днем выглядел всё более уставшим, словно страх высасывал из него все жизненные силы. Кассандра искренне хотела помочь ему, но что она могла? Скоро её слова поддержки о том, что всё будет хорошо станут пустой болтовней, а отчаянные объятья и поцелуи больше не смогут спасать своим теплом сохнущее сердце. Кэсс чувствовала себя как никогда беспомощной, ведь не имела ни малейшего понятия о том, как может помочь алхимику. Разве что… Нет! Станет только хуже. Девушка боялась даже представить, что случится, если Вэриан вспомнит своё прошлое. Она больше не сможет его вернуть…

– Кэсси? – вдруг вернул её в реальность слегка взволнованный голос мальчика. – Всё в порядке?

Кассандра лишь сейчас поняла, что в своих глубоких раздумьях она просидела несколько минут с остекленевшим взглядом, чем весьма напугала алхимика. Тот всё ещё смотрел на неё с легкой опаской.

– О, да, да, всё хорошо, – сказала Кэсс, для большей убедительности спокойно улыбнувшись. – Я просто задумалась… о работе.

Видимо, такое объяснение Вэриана вполне устроило, так как он тут же улыбнулся со знакомой искоркой в глазах, что, увы, была уже не такой яркой, как раньше, и увлеченно выпалил:

– Во вчерашнем сне я смог хорошо разглядеть элементарный преобразователь и, кажется, понял принцип его работы, – радостно сообщил он.

– Это как-то относится к твоему сюрпризу? – приподняла бровь фрейлина, про себя радуясь, что смогла так легко избежать неудобных вопросов мальчика, которые он наверняка бы задал, если бы не спешил сообщить так волнующую его новость.

– Возможно, – уклончиво ответил алхимик, загадочно улыбнувшись.

– Что ж, – вздохнула Кассандра, придвинувшись чуть ближе, – как я уже сказала, если твое изобретение не взорвет добрую половину Короны, тогда мне не о чем волноваться. – С этими словами она взяла щеки своего юного гения в обе ладони и ласково чмокнула его в лоб. – Доброй ночи. Помни, я верю в тебя. Ты справишься.

– Спокойной ночи, Кэсси, – прошептал в ответ Вэриан.

Девушка хлопнула его по плечу, тем самым безмолвно желая ему удачи, потушила свечу и, махнув на прощанье рукой, вышла из комнаты. А мальчик с чувством покорности судьбе уронил голову на подушку, готовясь встретить новую порцию боли и страданий.

Он вновь здесь. Вновь в этом зацикленном кошмаре, что слишком реалистичен, чтобы равнять его с простой детской тревожностью или монстрами под кроватью. Слишком правдиво, слишком знакомо, слишком опасно.

Его темный замкнутый мирок с каждым разом приобретал больше деталей и очертаний, так что в этот раз алхимик оказался в полноценной лаборатории, с рабочим столом, разнообразным оборудованием, множеством светящихся и не очень пробирок и подозрительным дымом, что подобно туману оседал у ног. Хотел бы он сказать, что это лучше непроглядной пустоты из первого сна, однако же, это вовсе не так. Почему-то с каждой деталью, появляющейся в этом мире, что под конец раз за разом ломается вдребезги, с каждой восстановленной стеной лабиринта его памяти на мальчика накатывает душераздирающий страх того, чего, быть может, вспоминать и вовсе не стоит?

Две кардинально разные девушки вновь приходят к нему, лепеча что-то о волшебных волосах, вырастающих на несколько метров за пару секунд, и о «загадочном волшебнике», что непременно должен им помочь. В воздухе в который по счету раз отдается эхом его негодование, ведь он вовсе никакой не маг. Просто ученый-самоучка, что ни на что не способен. В любом случае, так определенно считал темный грузный силуэт, что за все прошедшие сны ни капли не изменился, в отличие от всех остальных персонажей, приобретших настоящую свою форму. Нет, тот лишь продолжал держать расстояние, устало вздыхая где-то на задворках памяти и одаривая Вэриана разочарованным взглядом.

Вновь слышатся взрывы, вновь он бежит сломя голову в самое пекло, и вновь она останавливает его. Хватает за руку, болезненно прижимает к себе, слегка раздраженно закатывает глаза, стоит ему поблагодарить свою спасительницу. А он наслаждается считанными минутами спасительного тепла, излучаемого девушкой, с замиранием сердца ожидая стандартного сценария.

Вэриан уже готовится к переходу в следующую часть кошмара, что, однако же, кажется ему самой долгожданной и приятной. Но, как бы то странно ни было, случается нечто из ряда вон выходящее и ситуация продолжается, а его не перекидывает в столь досконально изученный день Научной Выставки. Нет. Заместо этого к нему подбегает темный силуэт. Тот самый, наблюдающий, осуждающий, отдаленный, вызывающий в груди лишь лавины боли и печали. Он садиться перед мальчиком на колено, ласково проводя широкой ладонью по веснушчатой щеке, и мальчику кажется, словно вблизи он неожиданно становится четче.

Спустя пару мгновений диалога, который мальчик слышал, казалось бы, сквозь толщу воды, из-за чего ни слова разобрать не удалось, плечи силуэта поникли, и он, одарив алхимика самым разочарованным из всех своих взглядов, поднялся и исчез в толпе копошащихся жителей не слабо покалеченной деревеньки. Вэриан же остался на месте, уставившись себе под ноги, и неосознанно погружался в самобичевание и презрение к собственной персоне. Как вообще можно гордиться таким как он? И даже теплая рука фрейлины, столь мягко и понимающе опустившаяся на его тонкое плечо, не смогла развеять того липкого осадка, что засел где-то в районе ребер.

А мир вновь рассыпается пылью, перестраиваясь и еле заметно трескаясь. И вот он уже спокойно демонстрирует Кассандре свои знания в алхимии, попутно помогая вымыть посуду или вычистить пол. Всё как она и рассказывала: обещание быть его ассистентом, проделанная вместе работа и душевный разговор об отцах. Вэриан непроизвольно замирает, когда после печальной речи девушки, повествующей о её мечте стать гвардейцем, слышит собственное «Понимаю». Когда с губ слетает горькая усмешка, а он из прошлого что-то молвит о строгости и о том, что «это отцы, что с них взять?».

И он точно знает, что этой части раньше не было. Даже Кэсси, столько раз рассказывающая об этом дне, ни разу не упомянула о данном диалоге… И мальчика осенило. Он ведь так и не спросил никого о собственной семье. Из-за того, что все окружавшие его после потери памяти люди не обмолвились об этом и словечка, он решил, что является сиротой. Да и будь у него родители, разве они бы не искали его всё то время, что он жил в замке? А потому он смирился. Смирился с тем, что он один. Что ни одного родного человека у него нет и всё, что ему нужно, это счастливо жить со своей Кэсси… Но теперь, получается, что она знала? Молчала? Врала?

Она говорит, что не может помочь ему с выставкой, так как Капитан доверил ей охрану одного важного ученого, а Вэриан уже и не спорит, просто соглашается и уходит, молча терпя первое её предательство. Сорванное представление, дисквалификация, тихий шелест фонтана и её мягкая улыбка. Раньше все моменты, как-либо связанные с брюнеткой, были единственным, ради чего он вновь и вновь переживал этот кошмар, а сейчас каждый взгляд на неё сопровождался сотней болезненных вопросов, заполнивших его разум. Почему она скрывала от него его же родителей? Где они сейчас? Как она с этим связана? И почему ему всё страшнее узнать правду?

Больше никаких изменений. Всё как и раньше. Подаренный Кассандриум и звенящая фраза, что «он особенный». А дальше снег. Которого не последовало.

Вместо бури мальчик оказался в своей деревне, что страдала от странных черных камней. Вэриан и раньше мельком видел их во сне, но сейчас камни были абсолютно везде. Они давили, разрушали, уничтожали. Он должен был рассказать об этом королю. Да, определенно, должен был. Вот только этот он – кто? Ведь стоит Фредерику возвыситься на своем троне, как рот алхимику алыми нитями зашивает просьба Рапунцель никому о них не рассказывать, а темный силуэт вновь роняет какую-то абсолютно глупую отмазку, скрывая всё, что происходит.

И в этой карусели лжи Вэриан чувствует себя совершенно одиноким.

Мальчик устало закрывает глаза, моля о том, чтобы это поскорее кончилось. Но уже в следующий момент что-то или кто-то с силой толкает его в грудь, выбивая весь воздух и сбивая с ног. Когда же алхимик удивленно распахивает голубые глаза, пред его взглядом предстает совершенно страшная картина, знаменующая его собственный конец. Мужчина, с опущенной в тихом отчаянии головой, поглощается янтарным камнем, а в горле застревает крик. Прошлый он с ужасом зовет «отца», а Вэриан с ещё большим ужасом наконец осознает, кем был тот силуэт.

Слезы безжалостно прожигают его кожу, когда маленький, потерянный, испуганный мальчик врывается в ледяную стену снегопада и, утопая в белоснежном покрывале, изо всех сил следует своей единственной надежде. Сердце холодеет от безнадежности и паники, захлестнувшей его с головой, а когда принцесса, за которую он хватается как за спасительный канат, отворачивается от него, с трудом сдерживая слезы, он лишь на мгновение замечает Кэсси Кассандру, что стоит в стороне и отводит взгляд.

Верные псы её величества выкидывают мальчика в шторм, и звон часов оглушает. Он уже знает, что время вышло, а потому, когда вновь видит последствия своих ошибок, обессиленно оседает на пол, и лишь отчаянно роняет слезы, понимая, что не сможет это исправить. Не сможет смириться, жить как раньше, вновь забыть или вовсе выкинуть из головы как ненужный мусор. Он больше не сможет смотреть в лживые глаза принцессы, слыша при этом её «всё будет хорошо». Не сможет больше искренне кланяться королю и королеве, помня как они закрывали глаза на проблемы. Не сможет больше взглянуть на фрейлину, чувствуя, как с каждым её появлением ломается его сердце. Теперь он наконец понимает, что сбросило его в пропасть, что произошло с его семьей и чья это вина.

Рядом медленно возникают различные смеси, приборы, буры, которыми он пытался разрушить янтарную тюрьму. В паре сантиметров от него даже появился засохший много лет назад Солнечный цветок, что также не принес пользы. Взяв его в руку, алхимик со слабым удивлением отметил, что совершенно точно знает, откуда достал его и как тогда его упрашивала блондинка оставить реликвию и не совершать очередного необдуманного действия. А он, ясное дело, не послушал.

С улицы вновь раздаются яростные вопли и шум созданных им самим роботов. Теперь он знает, что то кричат солдаты, безуспешно пытающиеся вернуть свою похищенную королеву. А ведет их, несомненно, дочь капитана. Где-то за спиной раздается звон и шорох, а когда Вэриан всё же оборачивается, королевская чета уже счастливо обнимается, радуясь очередной победе. В его голове гулко бьется мысль, что это нечестно, несправедливо, неправильно. Он обязан страдать, его отец, вероятно, уже встретился на том свете со своей супругой, а виновница появления этих проклятых камней вновь улыбается, прижимаясь к отчей широкой груди. Разве так и должно быть?

Очнулся алхимик лишь тогда, когда черная субстанция, схожая со слишком густыми чернилами, образовала смоляного гиганта, в котором медленно тонул сам мальчик. Он разрушал всё вокруг, надеясь, что если отстраниться от всего, что когда-либо любил, адская боль уйдет. Он искренне верил, что уничтожив источник этой самой боли, слезы остановятся, он искренне молил, чтобы это скорее закончилось, чтобы все чувства ушли, чтобы его пустая жизнь вернулась. Он готов был задыхаться, захлебываться в своей ненависти, что чернилами наполняла легкие. А увидев полный страха взгляд зелёных глаз его Кэсси грязной предательницы, ненависть и боль сжали сердце настолько, что мальчик окончательно утонул в собственной тьме.

В серебряных кандалах, что сковывали его дымчатые руки, отражался он сам, словно тень, слегка подрагивающий и не имеющий четких очертаний. Единственное, что было в нем постоянно и нерушимо, так это озлобленно, но в тоже время печально опущенные уголки губ, и стекающие с лица столь же черные капли, похожие и на слезы и на чернила одновременно. Шагая по хрустящим осколкам собственного мира, его – точнее то жалкое подобие прежнего Вэриана, что осталось теперь темным силуэтом, едва ли напоминающим милого мальчика – неизбежно вели к деревянной повозке.

А он абсолютно точно знал, что его не удержат. Ведь ему больше нечего терять.

Вэриан резко распахнул глаза. Вокруг была кромешная тьма, казавшаяся почему-то очень густой и вязкой, словно старый кленовый сироп. Эта тьма была намного чернее и непрогляднее обычной. Даже воздух, и тот словно свернулся прозрачным невидимым комом, нехотя просачиваясь в тяжело вздымающиеся легкие. Сердце в истощенной груди быстро колотилось в такт каплям, барабанящим по крыше замка. Где-то далеко слышались тяжелые раскаты грома, и мальчик различал во мраке секундные вспышки света – похоже, снаружи во всю бушевал шторм. Зрачки потихоньку привыкали к темноте, но очертания комнаты четче не становились – глаза были плотно укрыты пеленой слез. Вэриан моргнул несколько раз: пара горячих струек покатились по его холодных, бледных щеках и попали в уши, вызывая неприятное, щекочущее ощущение. Тело ныло, словно он несколько часов выполнял какие-то жутко сложные упражнения, а кровать, на которой он лежал, казалась ужасно жесткой, словно была сделана ни из чего другого, как из камня.

Но все эти, честно говоря, не самые приятные чувства нисколько не волновали проснувшегося посреди ночи алхимика. В его голове шла непрекращающаяся борьба. Борьба с собственными мыслями. Каждая из них наперебой с другими пыталась занять главное место в голове своего хозяина. Но прежде, чем Вэриан успевал хорошенько обдумать очередную мысль, секунду назад появившуюся в его голове, как она исчезала, а на смену ей приходила другая, ещё более странная, шокирующая и непонятная. Мыслей были миллионы, одна сумасшедшее другой. Не меньше было и вопросов, заставляющих сердце то бешено колотится, то замирать от страха. И эти вопросы, казалось, уже долгое время таившееся на задворках его сознания, больше всего не давали ему покоя.

Значит, у него всё же были родители? Был отец? Отец, который никогда не мог понять его, которому был чужд его собственный сын, но который несмотря ни на что всегда был рядом…

«Чушь какая-то!», – внезапно воскликнул чей-то голос в голове. Этого просто не может быть! Где же тогда он был всё это время, пока его сын, потеряв память, торчал здесь, в замке? Почему он не явился и не забрал его отсюда? Почему не вспомнил о нем? Ответ незамедлительно пришел вместе с воспоминаниями о прошедшем сне и тупой пульсирующей болью в груди.

«Он не мог», – вновь сказал холодный, тихий голос в голове.

Перед внутренним взором появилась та самая комната, в которой он каждую ночь страдал в течении нескольких недель. И в первый раз Вэриан видел её так необычайно четко, словно сам смотрел на неё собственными глазами. Прямо в её центре нерушимо стоял всё тот же проклятый яркий камень, который, как алхимик каким-то образом хорошо знал, ничем нельзя сломать. Сквозь гладкую светящуюся поверхность виднелись очертания скованного прекрасными золотыми стенами мужчины, пленника вечной искрящейся тюрьмы.

«Но как это случилось?», – испуганно спросил всё тот же неведомый голос, что почему-то сейчас стал тонким и дрожащим. – «Что произошло?».

И снова ответа не пришлось ждать долго. Перед глазами возникла сцена, которую он видел лишь неясным обрывком, но которая предстала перед ним не менее четко, чем предыдущая: напуганный, отчаявшийся, выглядящий так, словно сейчас же расплачется, мальчик – в котором Вэриан с удивлением узнал себя – подбегает к ничего непонимающей златовласой принцессе и крепко хватается за её плечи, словно удерживаясь от падения. Алхимик ясно слышит собственный срывающийся на фальцет голос, изо всех сил умоляющий Рапунцель помочь ему спасти его отца, утверждающий, что лишь у неё есть связь с какими-то камнями и лепечущий, словно в лихорадке что-то про то, что у них мало времени. Но вместо ожидаемых слов о готовности помочь он слышит лишь невнятное мямленье принцессы о том, что она не может помочь ему сейчас и несколько не очень-то искренних извинений. Мальчик вновь бросается к ней, стараясь ухватиться за её плечи, но его тут же останавливает королевская стража и спешит немедленно увести его из замка. Последнее, что он успевает сделать – это издать громкий отчаянный возглас. «Ты обещала!», – крикнул мальчик надломившимся голосом, в котором ясно звучали слезы. Эти слова отдавались громким эхом в его голове.