Текст книги "Грязная игра (СИ)"

Автор книги: Рал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

На всякий случай бросив в открытый проем Ревелио, он двинулся вперед, чутко прислушиваясь и подсвечивая себе Люмосом. Шагов позади слышно не было, значит, Малфой следует за ним на метле.

Пройдя короткий и абсолютно пустой коридор, Гарри оказался в довольно просторной комнате. Света Люмоса едва хватало, чтобы из сумрака проступили стены и нехитрая мебель: письменный стол, кровать, несколько стульев, что-то вроде гардероба в углу. Не было слышно ни звука. Гарри медленно пошел вдоль стены, но потом все же снова повторил:

– Ревелио.

Силуэт в двух шагах от двери проявился до того резко, что Гарри просто не успел среагировать. Человек метнулся мимо него в коридор и тут же отшатнулся обратно, явно влетев в невидимое препятствие. Параллельно послышалось сдавленное шипение Драко. Гарри выкрикнул:

– Ступефай! Инкарцеро! – и в довершение: – Люмос Максима!

– Епт! – невидимый Малфой крайне вульгарным образом выразил свой восторг по поводу яркого света после почти полной темноты. Гарри тоже понял, что погорячился, и слегка убавил яркость. Потом еще несколько раз повторил Ревелио, аккуратно минуя заклинанием зону входа – все равно коридор был слишком узким, и вряд ли кто-то смог затаиться в нем, пропустив их с Драко мимо себя. Малфой между тем взял себя в руки и снова стал неслышимым.

Убедившись, что больше в помещении никого нет, Гарри обратил все свое внимание на поверженного противника. Ощупал его карманы и отложил на стол волшебную палочку, затем устроил пленника на стуле, переналожил Инкарцеро и только потом применил Энервейт.

Это несомненно был Дэвид Кэмпбел из воспоминания Малфоя-старшего – то же блинообразное лицо, мясистый нос, только взгляд стал еще более цепким и хищным. Страха Кэмпбел не испытывал или же очень хорошо его скрывал, всем видом демонстрируя только сильную досаду на такое неудачное положение дел.

– Чем обязан, мистер Поттер? – голос у него оказался сипловатый и тоже какой-то хищный.

– Рад, что вы меня узнали. Вы, наверное, в курсе, что квиддичистка Джиневра Поттер – моя жена? – Гарри решил сразу брать быка за рога.

– Разумеется, об этом ведь регулярно пишут в газетах. И как это связано с тем, что вы врываетесь в мой дом и связываете меня?

Кэмпбел совершенно точно не боялся. В его взгляде даже появился некоторый намек на издевку.

– Не видите связи? Ну тогда все еще проще. Вы в розыске с девяносто восьмого, а я – аврор. Так понятнее?

– Какая удача, что я даже не успел оказать сопротивления при аресте! – глумливо откликнулся Кэмпбел. – Только мне показалось, что вы хотели поговорить о жене, нет? И вы обратились по адресу, я действительно кое-что знаю о ее делах. Хотите почитать об этом в протоколах дознания, или поговорим с глазу на глаз? Хотя у вас, я так понял, приятель тут? – он стрельнул глазами сперва в сторону входа, а потом оглядел комнату. – Так что с глазу на глаз не получится.

– Что вы хотите сообщить о моей жене? – Гарри очень старался говорить сдержанно, но Кэмпбел его стараний не оценил, вернее, проигнорировал. Изобразил всем лицом смертный ужас и нарочито тоненько заскулил:

– Ой, нет-нет, ничего, совсем ничего! А то пришибете меня ненароком за дурную весть! Лучше уж я в Аврорате, при свидетелях!

На взгляд самого Гарри, эти опасения были отнюдь не напрасными. Не за «дурную весть», а вот за это наглое паясничанье Кэмпбела очень хотелось приложить чем-нибудь несовместимым с жизнью. Но тут на его плечо легла рука Драко, безмолвно призывая к сдержанности. А еще через пару секунд в карман Гарри скользнуло что-то стеклянное, и Малфой отстранился.

Гарри пошарил в кармане и извлек флакон с бесцветной жидкостью. Интересно, веритасерум входит в обязательный походный набор целителя или ликвидатора проклятий? В любом случае, сейчас малфоевская запасливость оказалась очень кстати. Гарри деловито обвел взглядом комнату, заметил на столе обломок писчего пера и трансфигурировал его в стакан. Налил воды Агуаменти и накапал сыворотки правды.

– Выпьете так, или разжать зубы заклинанием? – любезно поинтересовался он у Кэмпбела.

Тот недовольно зыркнул, но брыкаться не стал.

– Ну вот, теперь рассказывайте! – скомандовал Гарри, выждав немного, чтобы зелье точно успело подействовать. – Что за дурная весть о моей жене?

– Рога у вас, господин Избранный! – радостно осклабился Кэмпбел. Видимо, этот факт доставлял ему искреннее удовольствие. – Прямо как бульварных романчиках: высокий мускулистый негр, спортсмен, и хозяйство у него, как у коня! Вот мадам Поттер и соблазнилась…

– Рад, что вы смогли оценить размер гениталий этого парня, – процедил Гарри. Ситуация стремительно выходила из-под контроля. Затыкать ублюдка, которого только что сам напоил сывороткой правды, было бы нелепо, но разговоры в таком ключе он долго не выдержит, внутри уже поднималось что-то тошнотворное и убийственное.

– Еще как смог. Людо ведь мне воспоминания отдал. Уж больно рыженькая хороша, не потрогать, так хоть посмотреть.

– Какие воспоминания? – Гарри начало потряхивать.

– Как негритос вашу супругу оприходовал! – Кэмпбел произнес это с явным удовольствием. Гарри из последних сил напомнил себе, что работа прежде всего, и общаться с ублюдками разных мастей – ее, увы, неизбежная часть.

– Какова роль Людо Бэгмена?

– Он придумал и организовал скандал с Поттер. Наложил Империус, велел ей писать письмо своему трахалю, мол, скучаю-не могу, потом снять серьгу – это у нее такой амулет противозачаточный, уж не знаю, вы в курсе, нет ли? Потом велел принять зелье для верного залета и отдаться негру со всей страстью. Только негр оказался дурной и слишком внимательный: углядел, что серьги нет, и начал кобениться. Людо пришлось его тоже брать под Империус и руководить всем процессом. Зато и колдофото наделать успел, и рассмотреть все подробности.

Гарри дернулся, но Малфой мгновенно повис у него на плечах. Кэмпбел заткнулся и заинтересованно наклонил голову.

– Значит есть все-таки приятель, да? Ничего, что я при нем рассказываю?

Хватка Малфоя стала еще крепче, а потом он зашептал, практически касаясь губами уха Гарри:

– Сперва закончи допрос, потом будешь убивать! Если не можешь сдерживаться, вали на улицу, я сам с ним пообщаюсь. Успокоительного дать?

– Нет! – рявкнул Гарри, отвечая обоим разом. Малфой отпустил его, но продолжил слегка придерживать за рукав, просто напоминая о своем присутствии.

– Зачем вообще нужна была беременность Джинни?

– Чтобы сыграть на ставках. Это меня Людо надоумил. Но беспроигрышную комбинацию уже я придумал, этот осел хотел ломиться напролом и просто запугать охотницу. Говорил, что уже делал так однажды.

– Что за комбинация?

– Ловец у Гарпий тоже не без греха, зато понятливый и сговорчивый. Но охотница Поттер слишком хороша, может вытянуть игру даже вопреки снитчу. К тому же просто внезапный проигрыш сильной команды – это подозрительно, надо, чтобы публика понимала, откуда у Гарпий проблема. У меня был человек в Мунго, готовый засвидетельствовать факт беременности Поттер, даже если бы она избавилась от ребенка по-тихому. Как раз к четвертьфиналу Кубка Вронского был бы вброс с фотографиями и скандал вокруг тайного аборта. Раз она сама устроила шум на весь Мунго, значит, скандал начался раньше, только и всего. А если бы она решила сохранить ребенка, то на этот счет у меня тоже была пара ставок. Ставки бывают не только на спорт, вы в курсе? А на то, что «ваш» ребенок окажется черным, в конторе у Корви Дайлса ставят под неплохое соотношение. Лично мне бы это было выгоднее всего, честно говоря. Да к тому же это я придумал подложить ее не под первого встречного – это могло вызвать вопросы. Люди не слепые, видели, с каким мужиком Поттер общалась больше прочих, так что их амурная связь никого бы не удивила.

– В чьих интересах вы действуете, кроме собственных? – слова Гарри теперь буквально выталкивал, боясь расцепить зубы.

– Имен не знаю! Есть номера их ставок в конторе Корви, они у меня записаны.

– Их?

– Двое их, господин аврор! – расплылся в ликующей улыбке Кэмпбел. – Друг о друге не знают. Один ставит против Гарпий в текущем Кубке, как раз когда рыжая и ловец сольют игру. А второй – на Гарпий в отборочных Мировой Лиги, когда ставки на них – после проигрыша во Вронском – будут в самом лучшем соотношении, а я ловца придерживать уже не буду. Сам я тоже кой-что поставил и там, и там.

– За что убили Людо Бэгмена?

– Так ведь вы ему на хвост уже сели, а этот осел рванул ко мне. Я побоялся, что ваши явятся прямо за ним. Пришлось убирать.

– Убийство совершили вы?

– Да, я.

– К делу Лагхол вы имеете отношение?

– Кто это? Не знаю такой.

– Похожая манипуляция со ставками в середине девяностых.

– А, так это и есть прошлое дельце Людо, наверное. Он говорил, что тоже сливал там какую-то девку, ловчиху, кажется.

– По чьему приказу он ее «сливал»?

– На Цеппера он тогда работал. – Кэмпбел нехорошо оскалился. – Ныне покойного.

– Вы убили Цеппера?

– Куда уж мне! Там много народу было. На этом деле я с Людо и познакомился, это же он сдал Цеппера Бёрку.

– Заказчиком убийства был Санктуар Бёрк?

– Он. Очень он этого сквиба не любил! Вот прямо очень!

– Вы участвовали в нападении на дом Цеппера?

– Под конец уже, когда зачищали дом. Работенка была та еще, да Адское пламя, да народу тьма, а у меня ж задача была, мне ж платили, а заказчиком был господин Бёрк. Он не назывался, конечно, да разве ж я его не узнаю, я же сколько работал на их шайку еще до победы вашей, господин Поттер… – Кэмпбел тараторил все быстрее и бессвязнее, и это было явным признаком того, что он пытается что-то скрыть, «скармливая» веритасеруму в своей крови менее значимую информацию. Гарри коротко проанализировал, на каком этапе речь начала ускоряться, и требовательно вскинул руку.

– Вы хотите рассказать, как именно зачищали дом Цеппера.

– Ой, очень старательно, господин аврор, просто изо всех сил… – уже с заметным усилием зачастил Кэмпбел. Гарри снова прервал его:

– Что было вашей задачей?

– Вынести некоторые бумаги, у меня целый список был… – по лицу допрашиваемого прошла судорога. Ясно было, что долго сопротивляться сыворотке он не сможет, но прямые вопросы всегда работали лучше.

– Вы вынесли эти бумаги?

– Да!

– Только их?

– Н-нет.

– Передали их заказчику?

– Не все…

– Где остальное?

– У меня!

– Конкретнее.

– Ыммм! – сказал Кэмпбел и победно ухмыльнулся. – Мы-ымым! Чары конфиденциальности!

Гарри покоробило от его торжествующего тона.

– Это не проблема. В Аврорате есть специалисты, снимающие такие чары. Не Непреложный же?

– Никак нет, господин Поттер. Вы всё же собираетесь доставить меня в Аврорат?

– У вас есть сомнения?

– Свою и супруги честь не хотите поберечь? В Аврорате-то я молчать не стану и воспоминание Людо предъявлю. Хотите этого, или разойдемся полюбовно? Я вам много рассказал, так и быть, номера своих заказчиков отдам, контору Корви в Аврорате наверняка знают, дальше сами разберетесь. Клятву магическую дам больше не трогать вашу супругу, если хотите, конечно. И будет с вас.

– Вы серьезно? – опешил Гарри. – Вы думаете, я вас просто возьму и отпущу?

– Отпустите, никуда не денетесь, – с продиктованной веритасерумом искренностью проскрипел Кэмпбел. – Да вы представьте, что я иначе сделаю с вашей жизнью. Допросы там, потом суд, журналисты. И я рассказываю, какая ваша жена сладкая да гладкая, и какой папуас ее, такую сладкую…

Гарри снова затрясло, теперь даже не от гнуси, которую говорил Кэмпбел, а от того, как и почему он это говорил. Веритасерум не оставлял места сомнениям: он не блефует, а совершенно искренне намерен в случае отказа Гарри максимально облить Джинни грязью. И при этом искренне же уверен, что отказа не будет.

– Не нравится вам? Соглашайтесь уже, господин Поттер, не трепите себе нервы! Ну дайте мне по морде пару раз, я ж вижу – ретивОе кипит. Или это не по-вашему, не по-геройски? Слишком вы чистоплюйный, вам и жену-гулену жаль, и скандала не хочется, и со мной вы ничего поделать не сможете! Один у вас выход – сторговаться со мной и разойтись миром!

«…Он искренне уверен в собственной безнаказанности и доволен своей добычей. Вот такой человек Дэвид Кэмпбел», – очень четко прозвучали в голове у Гарри слова Люциуса. И так же четко представилось плохо скрытое торжество на лице Кэмпбела: и то, что он видел в воспоминании, и то, что обязательно проступит на нем вновь – либо в ответ на согласие Гарри, либо позже, когда газеты запестрят грязными статейками о Джин. Под веритасерумом невозможно лгать. Кэмпбел не чувствует ни страха, ни сомнений, только наглую уверенность в том, что все будет так, как он захочет.

Видимо, у Гарри как-то изменилось лицо, потому что Кэмпбел впервые сбился с бодрого тона на опасливый:

– Или вам кажется, что я мало предложил? Ну, что вы еще хотите, Поттер? Я вам и своих стукачей сдам, хотите? Хотите же?

Опаска в его исполнении выглядела не лучше, чем самодовольство. Гарри непроизвольно передернулся от омерзения и тем смутил пленника еще больше. Лицо Кэмпбела стало недовольным, а еще через пару секунд – почти плаксивым.

– Что вам надо? – взвизгнул он. – Денег? Да подавитесь! Скажите сколько, но слишком много не просите, не дам, мне тоже на что-то надо жить!

«Вот такой человек Дэвид Кэмпбел».

– Сколько вы хотите, господин Избранный?

Гарри был уверен, что таких людей существовать не должно.

Он был уверен в этом, когда направлял на Кэмпбела палочку. Был уверен, когда смотрел в лицо, перекошенное не страхом, а только жадностью. Был уверен, когда произносил два запретных слова, и когда зеленый луч вырвался из палочки и ушел в грудь Кэмпбелу, Гарри тоже был уверен в своей правоте. Но когда стул качнулся, и безжизненное тело завалилось набок, он окаменел от осознания непоправимости и непростительности совершенного.

– Сдурел?! – вывалившийся из невидимости Драко отпихнул его с дороги и заметался загнанным снитчем. Схватил со стола палочку Кэмпбела, дважды выпустил Аваду в сторону двери и бросил подле убитого. Ухватил одной рукой Гарри, другой, на ходу – валяющуюся в коридоре метлу, и бегом рванул к выходу. Вылетел из двери, захлопнул ее за собой, нервно огляделся, протащил Гарри еще полтора десятка шагов и аппарировал с ним в обнимку. На неизвестной поляне в окружении сосен бросил метлу, отпустил Гарри, выхватил у него так и зажатую после Авады палочку и замахал ею, загибая пальцы на свободной руке:

– Акцио, Эскуро, Таргео, Джеминио, Нокс, Люмос, Темпус, Акцио, Акцио…

Гарри смотрел на него и не видел, все глубже валясь в ощущение… Авада Кедавра раскалывает душу, и как назвать то, как ощущается этот свежий, залитый чужой кровью скол?

– Все, больше тридцати даже лордово Приори не вытягивало, – облегченно выдохнул Драко и пихнул палочку обратно в руку Гарри. – Совсем больной, своей палочкой Непростительное накладывать? Там, конечно, купол, но Мордред знает, насколько сильный, а следилки Аврората непростиловку чуют… Поттер? Гарри? Гарри!

Малфой заглянул ему в глаза, потом сильно тряхнул за плечо, но результата это не возымело. Тогда Драко нырнул в свою сумку, вынырнул с флаконом, грубо надавил Гарри на челюсть, заставив открыть рот, влил содержимое флакона и зажал рот ладонью, а второй рукой сильно обхватил поперек груди и так замер.

Гарри прошибло крупной дрожью, в голове моментально прояснилось, а ноги стали ватными и горячими. Он упал бы, но Малфой держал крепко и помог аккуратно сесть на землю.

– Вот что тебе может понадобиться противошоковое, я вообще не ожидал.

– Я заавадил человека, – произнес Гарри.

Малфой поглядел на него непонимающе.

– Это же вроде не первый труп негодяя на твоей совести?

– Я использовал Аваду. Убил связанного и безоружного. Просто захотел, чтобы его не существовало.

– Первая Авада? – голос у Малфоя слегка дрогнул. – Ты же у нас святой, да? Это, конечно, грехопадение, но после него люди живут дальше, посмотри хотя бы на меня.

– Авада раскалывает душу, – сказал Гарри и только потом осознал услышанное. – Ты тоже убивал Авадой?

– Ты что, мое дело не читал? – невесело скривился Драко. – После Астрономической башни Лорд у меня лично принимал экзамен на умение пользоваться Убивающим. По безоружным и обездвиженным, да. С этим живут, Поттер, я тебе как эксперт говорю.

Гарри промолчал. Малфою легко было говорить: его Волдеморт принуждал ко многим страшным вещам, но именно принуждал. Драко не знает, каково это – самому, по собственной прихоти принять решение о жизни и смерти другого волшебника. Драко не понимает, какая темная, темнее любого Пожирателя Смерти, натура оказалась у Героя Света. Хотя Драко-то как раз должен был понять, он ведь боялся его, еще и пары лет с тех пор не прошло. Драко уже тогда как-то почувствовал эту, еще не проявлявшую себя сторону хваленого Спасителя. А вот теперь темная сущность пробудилась.

Гарри знал, что должен делать дальше. Так уже было однажды, он должен добровольно, без палочки прийти и отказаться от собственной жизни, чтобы могли жить все остальные. Чтобы остановить темную тварь. Иначе все жертвы в этой войне окажутся напрасными. Раньше тварью был Волдеморт, а теперь вот он сам. А делать надо то же самое. Грустная ирония.

А Драко сидел рядом с ним на земле, обнимал двумя руками так, как Тедди обнимает своего тезку-мишку, и чтобы выполнить необходимое, надо было сперва выпутаться из этой хватки, крепче и теплее которой не было на свете. Гарри мягко погладил вцепившееся в него пальцы.

– Мне надо идти.

– В Аврорат сдаваться? – понимающе спросил Драко, но рук не разжал.

– Да.

– Рассказать, что применил Непростительное, покаяться и получить справедливое воздаяние? – тем же понимающим тоном продолжил Малфой, но на этот раз сарказм был слишком очевидным.

– Драко. Я убил беспомощного человека. Дело даже не в самом заклинании, Авада только подчеркивает, что я хотел именно этого. Убить ради убийства.

– И отговаривать тебя бесполезно? – Драко так и не сменил тон.

– Бесполезно. Ты знаешь, что так надо.

– Конечно. Ты же всегда прав, верно? – этой фразой Гарри резануло, как Сектумсемпрой. Драко специально указывает на то, как Гарри присвоил себе право судить и осуждать на смерть?

– В общем, Поттер, просто выслушай одну вещь. Ты никуда не пойдешь. Я знаю, что ты сильнее и прошибешь любую мою попытку остановить тебя силой, поэтому я просто говорю: ты никуда не идешь.

– Драко, – Гарри постарался улыбнуться, чувствуя, как горькая нежность затапливает его с головой. Малфой все-таки не понимает. Не хочет понять. Ему потребуется время, чтобы осознать и смириться. Но он справится, он сильный. – Драко, я должен идти.

Он вырастил щит прямо из себя, осторожно отодвинул им Драко, оставив в его пальцах кусок своей мантии, и встал.

– Поттер, ты не понял. Я сказал…

Гарри не стал дослушивать.

Он аппарировал в министерский Атриум. Вокруг ходили волшебники, кто-то приветственно махнул ему рукой. Эти люди просто еще не знали, кто появился среди них. Оставалось надеяться, что Фальк сразу правильно оценит всю глубину…

Импульс от сигнального браслета прошил руку до самого плеча: рядом с Драко темная магия, смертельная опасность! Гарри аппарировал раньше, чем успел додумать эту мысль до конца.

…И оказался на той же самой окруженной соснами поляне. Малфой даже позы не сменил, так и сидел на земле, только в правой руке у него теперь был не лоскут от мантии, а палочка. И на него стремительно надвигалось полукольцо Адского пламени. Гарри сам не понял, каким заклинанием ухитрился практически мгновенно скрутить эту стену огня в багровый изогнутый канат, а потом уничтожить без следа. Только дуга обугленной земли осталась.

– Я сказал, что ты никуда не пойдешь. И я буду вызывать Адское пламя столько раз, сколько потребуется. Не жалко меня, пожалей хоть лес, тут все выгорит к Мордреду. И не факт, что Адское пламя в лесу вообще возможно остановить. Так что присаживайся, разговаривать будем, – Драко приглашающе похлопал по земле рядом с собой.

– Ты сдурел? – осознание, что Малфой устроил почти самосожжение только для того, чтобы заставить его вернуться, обрушилось на Гарри, как ведро кипятка на голову. Чертова Хоря хотелось вздернуть за шиворот и пару раз приложить головой обо что-нибудь твердое, просто чтоб он вспомнил о хрупкости собственной жизни и начал относиться к ней аккуратнее.

– Сдурел здесь ты, Поттер, – Малфой продолжал сидеть как ни в чем не бывало и изображать полнейшего отморозка. – Я примерно понимаю, от чего тебя так накрыло, только способ выразить свои переживания ты выбрал крайне неудачный. Повторяю в третий раз: ни в какой Аврорат ты не идешь. Сейчас ты будешь мне изливать душу, а я буду пытаться вправить тебе мозги.

Гарри сдался и опустился на гостеприимно предложенный Малфоем кусок земли. Адреналин и страх за Драко схлынули, оставив звонкую пустоту в голове. Что сказать Малфою, он не знал. Даже бить уже расхотелось.

– Ну? – требовательно спросил тот.

– Я не знаю, что ты надеешься услышать. Я убил связанного человека заклинанием Авада Кедавра, которое требует искреннего желания убить и только убить. Что еще?

– Это я и так знаю. Мне интересен ход твоих дальнейших рассуждений.

– О чем здесь можно рассуждать?

– Так, между нами опять культурная пропасть. Вот смотри, если я совершил что-то, на мой взгляд, неправильное, дальше я делаю две вещи. Во-первых, признаю совершенную ошибку, потому что иначе не смогу учесть ее в будущем и, вероятно, наступлю когда-нибудь на те же грабли, а это недостойно слизеринца. И во-вторых, если считаю нужным, ищу способы компенсировать нанесенный моей ошибкой ущерб. Это подход, который лично я считаю единственно правильным. Теперь же я хочу понять, что в такой ситуации происходит в голове у гриффиндорцев.

Гарри задумался. Спокойный, деловитый даже тон Малфоя как-то принижал и упрощал масштаб совершенного злодеяния. О таких вещах надо говорить не со слизеринцем. Голос Дамблдора – мягкий и утешающий или полный холодного отвращения – был бы более уместным для…

– Раскаяние, – сказал Гарри. – Раскаяние – единственный способ собрать расколотую душу обратно.

– Ага, – терпеливо кивнул Малфой. – Ты раскаиваешься?

– Да! – наконец-то был вопрос, на который Гарри знал однозначный ответ.

– Отлично. Вероятно, душа у тебя снова собралась в единое целое. С компенсацией ущерба разобрались. Ошибку ты осознал и учел на будущее?

– Это слишком по-слизерински для меня, Драко. Я должен рассказать Фальку…

– Зачем?

– Это и есть раскаяние.

– Вот этот момент я упустил. Еще раз: ты раскаиваешься?

– Да.

– И причем здесь Аврорат? Чем тебе эта полянка не подходит?

– Я совершил преступление. Я должен…

– Давай, герой, скажи это!

– Меня должны судить.

– Зачем?

– Чтобы определить степень вины и назначить наказание…

– Вот! – сказал Малфой и встал. Постоял спиной к Гарри, а когда развернулся, маска спокойствия уже слетела с его лица. Рот кривился в брезгливой гримасе, глаза метали молнии, а в голосе, когда он заговорил, было столько гнева, что над поляной ощутимо сгустились тени.

– Вот истинная суть вашего раскаяния. Обязательно нужен судья, который определит, насколько ты на самом деле виноват, и назначит наказание. На этом Дамблдор и держал Снейпа, знаешь? Служить «делу света», я уверен, можно разными способами, не обязательно быть учителем, если от учительства тебя тошнит, не обязательно опекать мальчишку, которого ненавидишь, и отправлять на смерть единственное дитя любимой женщины. Но Снейпу нужно было не раскаяние и даже не прощение. Судью и наказание он себе искал, и Светлейший с удовольствием стал судьей и устроил ему наказание длиною в жизнь. Раскаяние, чувство вины – это тот ошейник, за который так удобно водить любого, и любого заставить делать то, что он иначе никогда не сделал бы. Хуже Империуса. Я расскажу тебе, как это будет. Ты думаешь, Шеклболт произнесет суровую речь о том, что закон един для всех, потом свершится справедливый и неподкупный суд, и тебя запрут в Азкабан каяться в заточении? Все будет не так, Гарри. Ни Шеклболту, ни Фальку не нужна тень на сияющем образе Спасителя. Взрослые умные волшебники увидят своего неуправляемого маленького Героя, который уже надел на себя ошейник вины и готов отдать поводок в руки первому, кто присвоит себе право судить и назначать расплату. Тебя выслушают, осудят и решат «дать шанс», не ломать жизнь оступившемуся юноше. Но каждый раз, когда ты будешь показывать зубы и вообще делать не то, что нужно твоим судьям, тебя будут дергать за ошейник. Напоминать, что ты наказан. Что ты больше не имеешь права сам решать что хорошо, а что плохо, потому что однажды уже перепутал. И когда тебе прикажут отправить на смерть кого-то, кто тебе дорог, ты тоже не посмеешь ослушаться, ведь ты виновен и не смеешь рассуждать!

– Этому учат в Слизерине, да? Никогда не раскаиваться и не признавать за собой вины? – хрипло спросил Гарри. Сейчас в облике Драко ему виделось что-то демоническое: слишком острые черты, слишком гордая посадка головы и слишком много холодной злости в голосе. И в тоже время этот демон остро напоминал другую картину: трехлетие Победы, и Драко стоит на залитой солнцем трибуне под взглядами сотен ненавидящих его волшебников. Сияющий в солнечных лучах, невыносимо прямой, не сломленный. Не раскаявшийся.

– Этому невозможно научить. Это вдыхают вместе с воздухом Родовых поместий, – Драко медленно опустился на траву, чтобы оказаться на одном уровне с Гарри и смотреть глаза в глаза. – И когда мы сидели в Большом Зале после твоей Победы, еще не зная, станут ли нас судить или растерзают на месте, отец говорил мне именно об этом. Что теперь с нами могут сделать все, что угодно, но нельзя позволять себе поверить, что в любой из предстоящих нам кар есть хоть что-то, кроме права победителя.

«– А может стоило бы, лорд Малфой?

– Что «стоило бы»?

– Покаяться! Осознать наконец, как велика ваша вина!

– Нет, мистер Поттер. Не стоило бы.»

– Это страшно. То, что ты говоришь.

– Мне так не кажется.

– Нельзя жить, всегда отрицая любую свою вину! Никогда и не в чем не раскаиваясь! Это просто… это убьет тебя, убьет человека в тебе…

– Ты плохо слушал, – улыбка Драко один в один повторила улыбку Люциуса: горьковатая и всепонимающая. – Или я плохо объяснил. Вот сейчас – в убийстве Кэмпбела – ты раскаиваешься?

– Да.

– И это только твое дело, Гарри. Даже я здесь лишний. Это дело между тобой и… совестью, наверное, у Светлых это так называется? О себе я сказал бы «между мной и Родом».

– Черт, Драко, погоди! Ты хочешь сказать…

– Цыц! – резко оборвал его Драко. – Все, что хотел, я сказал. Моё – только моё, а твоё – только твоё. Впрочем, если Светлым обязательно нужен исповедник, то так и быть!

Малфой грациозно, без швов соскользнул на привычный тон – саркастический, издевательский, легкий:

– Я, так и быть, тебя выслушаю. Или найди кого-нибудь другого, менее слизеринца, я имею ввиду, только хорошо обдумай кандидатуру. Я бы рекомендовал Джиневру Поттер, она тебе быстро объяснит, сколько раскаяния должен вызывать факт убийства этого конкретного человека. Так же можешь на досуге заняться самобичеванием, постоять в углу, и, кстати, где-то в менорских подвалах могли заваляться вериги, я могу поискать, если хочешь. Но никакого Аврората, Поттер! Это понятно?

– Не смешно, Малфой.

– Совершенно не смешно! Поттер, однажды ты уже почти проделал этот фокус – после смерти того исполнительного аврора, помнишь? Тогда я тебя едва выцарапал у Фалька и у твоего собственного чувства вины. Прекращай это! Раскаяние – это наука Светлейшего, а ты ведь уже понял, что все его науки были рычагами манипулирования теми, кто ему верит?

– О любви, – сказал Гарри. – Его наука была о любви.

– Да, конечно! – ядовито скривился Малфой. – Если бы ты хоть что-то усвоил о любви, то точно не рвался бы в Аврорат!

– Почему?

– Действительно, – сказал Драко и как-то вдруг оказался очень близко. – Действительно, при чем тут любовь? Почему бы тебе не уйти, если я прошу остаться?

Это был грязный прием. Гарри так и сказал, когда снова смог дышать, и онемение отпустило его.

– Это грязный прием, Драко.

– Я знаю, и я никогда таковыми не брезговал.

– Ты просишь для себя или снова как Наследник Малфой?

– На этот раз я именно прошу, а не предлагаю сделку. Чувствуешь разницу?

– Мордред! – Гарри обессиленно упал навзничь, хорошо приложившись затылком о влажную землю. – Как ты это делаешь? Я никогда не чувствовал себя настолько запутавшимся.

– Очень просто я это делаю, – Драко навис над ним, перекрывая солнце. – Я тебе рассказываю базовые принципы элементарного самосохранения. Это та область знаний, которую ты всю жизнь старательно избегал не без помощи некоторых очень добрых людей, я думаю. Сохранения себя, Поттер, и я сейчас имею в виду не только физическую целостность. Ты мне нужен весь, полным комплектом, и я буду этого добиваться, как умею.

– Хорошо, – сказал Гарри. – Сдаюсь. Обещаю не делать глупостей.

– Не делать глупостей ты просто не умеешь.

– Драко, пожалуйста! Я не могу сейчас… мне нужно побыть одному.

– Пообещай не являться с повинной в Аврорат и не снимать браслет.

– Обещаю.

– Я буду дома.

Раздался хлопок аппарации, и Гарри остался на поляне один.

Некоторое время он просто плыл на бурных волнах противоречивых чувств и порывов, болтался на них, как лодка без весел, и отстраненно ждал, когда шторм уляжется, и на горизонте появится хоть какой-то берег, к которому будет шанс прибиться. Но постепенно мысли начали обретать законченную форму, и штормовое море эмоций превратилось в ровный поток размышлений.

Все-таки Драко потрясающе умел вправлять мозги на положенное им место. Сейчас Гарри сам не мог понять, отчего так стремительно и полно упал в ночь на второе мая, во всеобъемлющее ощущение того, что сегодня должен принести себя в жертву, чтобы уничтожить великое зло, иначе трупы за спиной будут напрасными и вскоре приумножатся многократно. Убийство оставалось убийством, но общий масштаб трагедии все-таки несравним, и он должен был понять это сразу, разве нет?

И еще Гарри был теперь полностью согласен с иронией Малфоя по поводу сурового и неподкупного правосудия. И правда, Кингсли совсем не нужен Спаситель Британии в Азкабане. Открытого суда все равно не будет, вопрос будет решаться кулуарно и из соображений пользы для Министерства, а отнюдь не высшей справедливости.

Правда, мнения Драко о том, что Кингсли с Фальком только и ждут момента, чтобы обвешать Избранного поводками и клятвами, он не разделял. При случае напомнить, чтобы надавить на больное и развернуть Героя в нужную сторону – это вполне вероятно, но далеко не на таких рабских условиях, как обрисовывал это слегка повернутый на власти Малфой. И, пожалуй, если бы Гарри был твердо уверен, что все будет именно так, то все же отправился бы сдаваться Фальку. Но был еще один исход, которого не предположил Драко, но который, чем больше думал о нем Гарри, тем более вероятным ему казался. Исход, от которого веяло тоскливой обреченностью. В этом варианте будущего Фальк смотрел на Гарри с усталым раздражением и спрашивал: «Парень, вот на кой черт мне было это знать?», а Кингсли говорил как всегда размеренно и веско: «Я ценю твою искренность, Гарри. Но припомни хорошенько, может, ты все-таки убил его при попытке вооруженного сопротивления аврору? Я уверен, что так оно и было». Кто ж откажет Победителю Волдеморта, немного не совладавшему с ненавистью к военным преступникам, даже после Победы не бросившим свою преступную деятельность, в праве собственноручно казнить одного из них без суда и следствия? Просто надо соблюсти видимость приличий, не заявлять об этом своем поступке на весь свет. Хотя даже если и на весь свет… Открытого суда не будет, еще и потому что множество честных волшебников просто не поймут, в чем вина Избранного, уничтожившего волдемортова прихвостня. Будет скандал в прессе и сотни адресованных Гарри писем со словами поддержки и прямого одобрения.