Текст книги "Здесь и сейчас: Новая жизнь (СИ)"

Автор книги: raksha_satana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

У Меркуцио не было сил отвечать на эти ободряющие слова, и он лишь кивнул, в душе ощущая прилив благодарности. Скорци откланялся, ибо не мог надолго оставлять свою лавку, в городе могли быть еще больные, нуждавшиеся в его помощи, но лекарь обещал вернуться сразу, если только в том возникнет необходимость.

Оставшись вновь наедине с Тибальтом, Меркуцио склонился к возлюбленному и осторожно убрал прядь волос, прилипшую ко лбу. Ему показалось, что веки Капулетти дрогнули, но то была лишь причудливая игра света и тени.

В эту минута дверь осторожно открылась, и показалась фигура Виторио: управляющий сообщил, что внизу стоит посланник из замка герцога и простит передать господам, что его светлость этим вечером устраивает бал и просит молодых синьоров непременно быть. Меркуцио застонал, сжимая пальцами переносицу. За эти бесконечные часы он и думать забыл о том, что где-то там, за стенами их дома, еще есть жизнь и люди, все так же живущие, чувствующие и желающие развлечений. Посланнику было передано, что, к сожалению, синьоры быть не смогут, потому что господину Тибальту нездоровится, но синьор Делла Скала непременно отправит к его светлости своего слугу с более подробными разъяснениями.

В покои поднялась Мария, племянница управляющего Виторио, и, робко присев перед хозяином, протянула ему чашу с дымящейся жидкостью.

– Простите, господин, я молю вас, выпейте это. Тетушка обещала отходить меня хворостиной по рукам, если не уговорю вас выпить бульон.

Меркуцио пристально всмотрелся в лицо девушки, и та густо покраснела. Конечно, никто не стал бы ее бить, и Делла Скала даже усмехнулся от этого бабьего заговора в попытках покормить хозяина. Но возражать не стал, ибо сил на то уже не осталось, взял чашу из рук служанки и поднес к губам. Горячая наваристая жидкость обожгла рот, и он ощутил, как по телу медленно разливается тепло. Осушив до конца чашу с живительным питьем, Меркуцио вернул посуду служанке.

– Мария, останься пока здесь. Мне нужно отойти, написать послание.

Делла Скала не стал распространяться в письме о болезни Тибальта, хотя с трудом удержался от того, чтобы не указать ее истинную причину. Но теперь им владела твердая решимость не посвящать в это герцога. Нет, Чезератти непременно поплатится, но только лишь рыжий Делла Скала вправе с него эту плату потребовать. И он непременно ее получит.

Пьетро хозяин нашел в конюшне, оруженосец помогал Луиджи кормить лошадей. Увидев господина, оба юноши поклонились и замерли в ожидании распоряжений. Меркуцио протянул оруженосцу свернутый пергамент.

– Пьетро, седлай коня, отправляйся в замок герцога. Передашь ему мое послание, но не вздумай рассказывать о том, что здесь происходит. Поторопись.

***

После отъезда оруженосца прошло несколько часов, в другое время Меркуцио бы озаботился, почему слуги так долго нет, но теперь воспаленный разум отказывался об этом задумываться. Усталость начала брать свое, и Делла Скала, сидя подле Тибальта, несколько раз погружался в сон, чуткий и беспокойный. На ум ему пришло верное средство, не раз оказывавшее ощутимую помощь, и Меркуцио поспешил прибегнуть к нему, сбросив с себя рубаху и вылив прямо на голову ведро, наполненное в колодце. Ледяная вода обожгла кожу, и Меркуцио ощутил такой прилив бодрости, словно проспал не меньше дня. Конечно, то было временное решение, и изможденное тело рано или поздно потребует отдыха, но пока его можно было отложить.

Вернувшись в покои, Делла Скала отдал служанке мокрую рубаху, которую использовал вместо простыни для обтирания, и велел принести чистую. Мария быстро выполнила приказ и скрылась за дверью, оставив хозяина одного.

Меркуцио натянул одежду через голову и подошел к окну. Небесные колодцы наконец иссякли, остановив дождевой поток, но на море началось нешуточное волнение, волны с острыми гребнями белой пены яростно бились о берег, разнося шум от ударов далеко вперед.

– Видел бы ты это сейчас. Будто Господь за что-то гневается, посылая через воду нам предостережение… – Делла Скала обернулся и посмотрел на Тибальта. Теперь его лицо казалось спокойным, умиротворенным, словно не было ни боли, ни отравы в крови. Можно было подумать, что его всего лишь сморил сон, но вот сейчас он откроет глаза, на щеках заиграет румянец, а губы улыбнутся. Можно было подумать…

Внезапный ком подкатил к горлу, и Меркуцио ощутил острую щемящую боль в груди. Он готов был отдать все, что угодно, лишь бы возлюбленный открыл глаза.

Делла Скала обошел постель и встал подле нее на колени, так что его лицо почти склонилось над Тибальтом.

– Ты знаешь, я давно не исповедовался. Не люблю я просить прощения за грехи… Господь стребует с меня все сполна, когда настанет час. Но сейчас я прошу прощения у тебя. И у тебя прошу исповеди. Прости меня, – Меркуцио склонился и прижался лбом к ладони Капулетти. – Прости, что по моей вине ты покинул Верону, что оказался здесь… И этот бес добрался до тебя, желая причинить боль мне. В том моя вина, и чтобы искупить ее, мне и всей жизни не хватит…

Меркуцио поднял голову и, всматриваясь в бледное лицо на подушке, протянул руку и дотронулся пальцами до щеки.

– Прошу, не покидай меня. Я буду до самой смерти замаливать грехи перед тобой, только не оставляй. Тибальт… Душа моя… Любовь моя… Вернись ко мне, я молю.

В это мгновение позади послышался скрип двери, и, резко обернувшись, Делла Скала увидел, что в узком приоткрывшемся проеме замерла фигура его оруженосца. Нельзя было понять, как давно Пьетро там стоял, однако на лице его застыло такое выражение, что сомнений не оставалось: слуга слышал все. Поняв, что хозяин обнаружил его присутствие, Пьетро поначалу было попятился, но потом собрал остатки храбрости и сделал шаг вперед.

– Синьор, я хотел только сказать, что исполнил ваш приказ.

Меркуцио чувствовал, что нервы, и без того напряженные, теперь натянулись как струна и звенели в опустевшей вдруг голове. Какой приказ он давал оруженосцу, куда посылал – все куда-то испарилось. И глухим как из бочки показался ему голос Пьетро, который, судя по всему, решил, что терять уже ничего и дважды хозяин его убить не сможет.

– Синьор Тибальт обязательно поправится. Я молился за него Святому Петру, а он всегда отвечает на молитвы, вот вам крест! Матушка говорила: чего бы худого ни сделалось, а уж его благословение не оставит никогда.

Можно было послать к дьяволу дерзкого слугу, выпороть его, пригрозить лютейшей карой, если мальчишка вздумает хоть словом обмолвиться о том, что услышал только что, но вместо этого Меркуцио просто смотрел на юношу, чувствуя, как изнутри поднимается необъяснимой силы облегчение. Будто стало легче дышать от того, что появился кто-то, кому сполна открылись вся боль и волнение, рвавшие на части душу Делла Скала. Рыжий синьор вздохнул, поднимаясь с колен, и встал прямо напротив слуги.

– Ладно, мальчик, посмотрим, что сделает твой святой, – синие глаза сверкнули, и слуга опустил голову, словно в немом заверении, что он будет молчать. – Однако где тебя носило так долго? Я уж было решил, что тебя дождем смыло!

Явный вздох облегчения, вырвавшийся из груди юноши, заставил Меркуцио улыбнуться.

– Так, господин, я бы вернулся быстрее, только у его светлости задержаться пришлось. Он занят был, принимал у себя синьора Чезератти, но как узнал, что я к нему с письмом от вас, велел мне ждать, пока он меня примет. Ну вот я и ждал, не меньше часа или полутора…

Слуга замолчал, с удивлением заметив, как побледнело лицо хозяина. Меркуцио выдержал несколько мгновений тишины, прежде чем спросить:

– А не знаешь ли, зачем Чезератти был у герцога?

– Как же, знаю, – Пьетро закивал головой. – В замке мне попался герольд его светлости, мы потолковали, и он поведал, что, может статься, синьоре Аурелии недолго еще в девицах ходить: руки ее просил молодой Чезератти, и вроде бы наш добрый герцог дал согласие.

Меркуцио почувствовал, что пол уходит из-под ног, а в груди неудержимым пожаром распаляется гнев. Этот шелудивый пес вознамерился жениться на несчастной Аурелии Форьенти, разом отхватить и прекрасную девицу, и покровительство ее отца. А герцог в своей слепой привязанности даже и не предполагает, какому зверю он своими же руками готов отдать дочь!

Как быть теперь? Писать герцогу снова, раскрыть ему глаза на истинное лицо будущего зятя? Но даже если привести все подтверждения того, что Тибальт отравлен аконитом, как доказать, что в этом замешан Чезератти? Он будет все отрицать, и на весах судьи будет лишь слово одного дворянина против слова другого.

Остается надеяться, что негодяй не заставит себя долго ждать и даст новый повод для поединка. И тогда Меркуцио Делла Скала стребует с него плату сполна, за все признанные и непризнанные прегрешения. Делла Скала кивнул и жестом сделал знак слуге уйти.

Часы продолжали тянуться мучительно долго, время словно играло злую шутку с обитателями дома в переулке Кордиоли. Слуги слонялись туда-сюда в ожидании новых приказов от рыжего хозяина, Меркуцио же, между попытками напоить Тибальта, то спускался к колодцу, то уходил в сад, то поднимался на крышу. Ожидание и бездействие сказывались на нем уничтожающе разрушительно, и каждый раз возвращаясь в покои в надежде застать перемену в состоянии Капулетти, Меркуцио ждало жестокое разочарование. Так продолжалось до самой ночи, пока усталость и сон окончательно не сморили рыжего синьора, и он не уснул на постели рядом с возлюбленным, едва прикоснулся головой к подушке.

========== Воскресное утро ==========

– Не опускай глаза!

– Но, отец, я же споткнусь!

– Доверься своему телу: пусть ноги сами делают шаги, пусть рука сама направляет шпагу. А смотреть нужно противнику в глаза. Запомни, Меркуцио, только в глаза.

Голос, родной и близкий с детства, суровый и ласковый в одно и то же время, звучал в ушах так отчетливо, словно говоривший человек стоял рядом. Но Меркуцио никого не видел. Вокруг клубился густой туман, свет был тусклый, причудливо вырисовывались силуэты в этой дымке. Но сердце подсказывало, что человек где-то рядом.

– Отец? Зачем смотреть в глаза? Ведь опасен клинок врага, а не взгляд.

– Опасен для тебя можешь быть только ты сам, сын мой. Сражаясь с противником, ты бьешься с самим собой, со своим отражением в его глазах. Поэтому никогда не отводи взгляд. Враг должен читать в твоих глазах свое поражение. Знать, что проиграл, еще не взяв в руки клинок. Запомни это!

Голос неожиданно начал удаляться, растворяясь в тумане гулким эхом, и Меркуцио вдруг различил вдали знакомый силуэт, на мгновение ему показалось, что фигура машет рукой, как вдруг все исчезло, растаяло, как и не было. Меркуцио протянул вперед руку, хотя знал, что это бессмысленно.

– Я запомню. Только в глаза, только вперед.

– Еще чуть вперед, и ты спихнешь меня с постели, – вдруг прозвучало у самого уха тихо, почти шепотом, но так отчетливо, что Делла Скала вздрогнул и проснулся.

В окно лился солнечный свет, наполняя собой покои и прогоняя ночные тени, через раскрытые портьеры виднелся кусок голубого неба. Меркуцио осторожно приподнял голову, чувствуя, как ноет затекшая шея, и тут же утонул в такой знакомой изумрудной зелени. Ему потребовалось не меньше минуты, чтобы поверить в увиденное: Тибальт открыл глаза, его голос прогнал остатки сновидения, это в его плечо Меркуцио во сне вжимался с такой силой, что сдвинул тело возлюбленного к самому краю.

– Ты жив. Хвала Николаю Чудотворцу, Святому Петру и кому там еще все здесь молились… Вернулся, чертов ты лис! – не в силах сдержать нахлынувшие чувства, Меркуцио бросился обнимать Капулетти, еще боясь, что это лишь отголоски сна.

– Да, и я, пожалуй, еще поживу, если только ты не вознамерился задушить меня, – голос Тибальта прозвучал хрипло, и рыжий любовник тут же ослабил хватку, отстраняясь. Капулетти был слаб и бледен, но при взгляде на Меркуцио его глаза лучились счастьем, и тот не удержался от улыбки в ответ.

– Ты говорил во сне с кем-то. Спрашивал, зачем смотреть в глаза.

– Мне снился отец… Его уроки, когда я учился фехтовать. Уже давно он не являлся мне, и вдруг… Странно это…

Меркуцио на мгновение задумался, но тут же тряхнул головой, возвращая себя к насущным проблемам, его ладонь легла на бледный лоб любовника.

– Жар спал. Кажется, наш добрый лекарь был прав, ты и впрямь удивительно силен, раз смог победить эту отраву.

Глаза Тибальта сверкнули, и он попытался приподнять голову на подушке, но бессильно рухнул назад.

– Какую отраву?

– Аконит, мой дорогой Капулетти, смертоносный аконит. Вот, выпей, – и Делла Скала приподнял ладонью затылок Тибальта, поднося к губам бокал с водой. Капулетти попытался отвернуться.

– Не стану я пить, пока ты мне все не расскажешь!

Меркуцио нарочито медленно присел на край постели и внимательно посмотрел на Тибальта, подобно тому, как взрослые смотрят на непослушных детей.

– Тибальт, я непременно все тебе расскажу, сразу, как только мы сделаем все, в чем ты сейчас нуждается. А вода – это первое, что тебе необходимо. Я по капле вливал в тебя жидкость, пока ты был в беспамятстве, так вознагради меня за труды и выпей все до дна. На моих глазах.

Еще мгновение в воздухе витало сопротивление, но пристальный взгляд синих глаз подействовал лучше уговоров, и Тибальт покорно припал губами к краю бокала. Меркуцио с тревогой замер, молясь про себя, чтобы тело возлюбленного приняло живительную влагу и не отторгло, как ночью. И к его бесконечной радости, выпив один бокал, Капулетти попросил еще.

Его тело возвращалось к жизни и стремилось восполнить потери, утолить жажду, иссушавшую Тибальта все то время, пока он был при смерти. Делла Скала, поднося очередной бокал к губам возлюбленного, ощущал, как внутри медленно и приятно начинает растекаться покой, потерянный им вечером второго дня, после возвращения с охоты. Отныне все грядущее казалось пустяком и мелочью, и в сознании выстраивался точный до мелочей план действий: позвать служанок, чтобы сменили постель и принесли Тибальту рубаху, приказать оруженосцам набрать еще воды в колодце, послать за лекарем, дабы тот подтвердил, что жизнь Капулетти более вне опасности… Рассказать Тибальту правду о его недуге… Что же еще? Ах, конечно, сущий пустяк: убить Чезератти.

***

– Я его убью.

Тибальт сидел в постели, прислонившись спиной к подушке, и буравил взглядом спинку кровати. На лице читалась ледяная ярость, и будь у него больше сил, ни в чем не повинное дерево непременно пострадало бы.

После всех забот служанок и оруженосцев, на радостях бросившихся выполнять приказы рыжего хозяина чуть ли не бегом, Капулетти испытал прилив сил, несказанно обрадовался возможности прикрыть наконец нагую плоть рубахой и даже попытался самостоятельно сесть. Но тело ответило предательской дрожью, и Тибальт вынужден был принять помощь. Теперь, когда беда отступила, но силы все еще не вернулись, настало тяжелое для него время, и Меркуцио это понимал. Ему было известно, как ненавистны для возлюбленного проявления собственной слабости, как смущается он, нуждаясь в помощи. Но эти чувства быстро сменялись радостью от присутствия того, кто эту помощь оказывал. И Меркуцио, не сдерживаясь, улыбался этому.

Когда все поручения были выполнены, слуги удалились, Абра отправился на улицу Чиполы за лекарем, а Делла Скала занял привычное свое место на постели по правую руку от Тибальта, он наконец, поведал Капулетти истинную историю его болезни. И чем дальше заводил его рассказ, тем сильнее Меркуцио распалялся, заново переживая огненную лавину злости и гнева. Когда же он сообщил, что Чезератти вознамерился ко всему прочему еще и жениться на Аурелии Форьенти, Тибальт, все это время хранивший молчание, подвел итог собственным чувствам, ожидаемо схожим с чувствами Меркуцио.

Глядя на этого сурового воина, покалеченного, но не сломленного, Делла Скала с трудом сдерживал рвущуюся родиться на губах улыбку, боясь вывести из себя и без того взбешенного любовника. И неописуемо согревало ощущение, что Тибальт нисколько не утратил душевной силы.

– Ну сейчас ты сможешь его убить, только разве что напугав до смерти. У тебя вид страшнее, чем у покойника, Чезератти решит, что это твой неприкаянный дух явился за ним, чтобы утащить в ад, – Меркуцио приготовился соскочить с постели, если любовник вздумает ответить ему кулаком или локтем, но Тибальт лишь смерил рыжего шутника испепеляющим взглядом и фыркнул.

– Да и потом, даже если бы ты и решил вызвать его на поединок, пройдет не меньше недели, а то и двух, прежде чем ты будешь в силах держать шпагу для схватки с таким противником. А время для нас теперь – роскошь непозволительная, – лицо Меркуцио сделалось серьезным и задумчивым. – Нужно вступить с ним в схватку прежде, чем он добьется своего и женится на дочери Форьенти. Ибо если это случится, он…

– …окажется под кровной защитой герцога, и его преступления уже не будут иметь значения, – Тибальт глубоко вздохнул. – Не станет же Форьенти собственного зятя судить. Да и за что судить? Доказательств его причастности нет, и, как ты сказал, это будет лишь слово одного дворянина против слова другого. А уж про его зверства с простолюдинками никто и слушать не станет… Даже если бы нашлись жертвы и свидетели, никто рта не раскроет, просто из страха.

Повисло молчание. Все, сказанное Тибальтом, Меркуцио и сам себе повторял уже не раз, но из уст любовника все его мысли прозвучали неумолимым приговором. Делла Скала подошел к окну и, облокотившись спиной о подоконник, замер, скрестив руки на груди.

– Значит, я должен вызвать его на поединок как можно скорее…

– Сегодня, Меркуцио, – глаза Капулетти сверкнули. – Это надо сделать сегодня.

Делла Скала впился взглядом в лицо Тибальта, убедился, что тот говорит серьезно, и решительно покачал головой.

– Нет, даже речи быть не может! Сегодня я тебя одного не оставлю, и не проси! Пока не уверюсь, что более тебе ничто не угрожает, я шага за порог не сделаю!

– А меж тем убийца будет спокойно укреплять свое положение, умасливая герцога сладкими посулами! – Тибальт резко наклонился, подаваясь вперед всем телом и желая приблизиться к фигуре у окна. – Ты сам видишь, я здоров, от самого страшного Господь уже уберег меня. Твоими руками. Теперь же ты должен, от имени нас обоих, совершить возмездие.

Рыжий синьор смотрел на возлюбленного и отчаянно пытался найти хоть какой-то аргумент себе в поддержку, однако тому была помехой правота Тибальта, с которой Делла Скала спорить не мог. Тибальт сделал глубокий вдох и заговорил медленно и тихо, отчеканивая каждое слово:

– Меркуцио. Я бы сам убил его, сегодня же, но ты прав, я слишком слаб, а время не ждет, – Капулетти с досадой поморщился. – Предать его суду и ждать справедливой кары тоже нельзя, негодяй сможет избежать ее, в этом сомневаться не приходится. А посему ты сам должен стать палачом и покарать его острием шпаги. Да, то будет считаться лишь поединком чести, да, доказать обществу его преступление нет шанса… Но хватит и того, что правда будет ведома нам двоим. К тому же, это нужно для Аурелии Форьенти. Кем же мы будем, если не избавим девицу от нависшей над ней напасти?

В воцарившейся тишине отчетливо зазвучал шорох от порывов ветра, проникающего в комнату, и шум волн, шепчущих что-то настойчиво и одобрительно. Добавить к словам Тибальта было нечего, да и не нужно это было. Меркуцио прошелся взад-вперед по комнате в раздумье и остановился перед постелью.

– Сегодня воскресенье, вне всяких сомнений, я найду его в храме… Что ж, то будет его последняя исповедь.

– Сомневаюсь, что он тратит время в исповедальнях, для этого ведь нужно уметь каяться… – Тибальт хотел вновь откинуться назад на подушку, но вдруг замер и бросил на Меркуцио быстрый взгляд. – Возьми мою шпагу. И кинжал. Пусть они послужат тебе оружием правосудия…

Едва Делла Скала принял решение уступить любовнику и не откладывать мщения, он ощутил, как душу наполняет жаркая волна, азарт и жажда возмездия горячили кровь, крепла уверенность, что врагу не удастся уйти от карающей стали клинка. Меркуцио торжествующе улыбнулся и бросил на Тибальта хитрый взгляд.

– Ромео бы теперь позавидовал моей участи. Вырвать прекрасную даму из лап дракона – он счел бы это романтичным, – синие глаза вспыхнули лукавым огоньком. – Истинную зазнобу моего сердца спасти из когтей зверя мне вряд ли когда-либо удастся, ибо горе тому дракону, который на тебя покусится, его самого придется спасать. Так что поспешу на помощь прекрасной Аурелии.

После нескольких мгновений молчания Капулетти поднял на Меркуцио глаза, и его губы ответили на остроту любовника мягкой и серьезной улыбкой.

– Меня ты уже спасал. В замке твоего дяди, в ночь перед возвращением в Верону, – Тибальт опалил удивленное смуглое лицо пылким взглядом. – Тогда ты вырвал меня из моих же собственных когтей… Я помню об этом.

Меркуцио не сразу нашелся, что на это ответить, перед глазами всплывали образы тюрьмы, столь внезапно соединившей их воедино и положившей начало долгому пути, приведшему веронских любовников в Бари. На сердце потеплело от воспоминаний и чувств.

– Только тебе под силу облечь простые слова благодарности в возвышенную форму рыцарской клятвы, мой красноречивый Тибальт. Берегись же, Алессандро Чезератти! Я иду за тобой, и в моих руках сталь и благословение храбрейшего из ораторов нашего времени.

Делла Скала решительно повернулся, готовый выйти за дверь, как голос сзади его остановил.

– Меркуцио, – Тибальт поманил к себе обернувшегося любовника и, как только тот приблизился, протянул руку, запуская пальцы в рыжие волосы на затылке, и притянул его к себе, накрывая губы долгим поцелуем.

Через бесконечно сладостное мгновение они оторвались друг от друга, и зеленые глаза вспыхнули безудержным пожаром.

– Не вздумай там умереть, иначе я найду тебя на том свете и сам убью!

========== Возмездие ==========

– Синьор Делла Скала, какая отрада видеть вас! – герцог Форьенти быстрым шагом спустился вниз по ступеням, ведущим от входа в Базилику Святого Николая, навстречу приближавшемуся всаднику.

Воскресная служба уже подошла к концу, и прихожане неспешно покидали стены храма. Спешившись, Меркуцио перебросил поводья сопровождавшему его Пьетро и, почтительно поклонившись герцогу, стал быстро искать взглядом среди толпы высокую светловолосую фигуру. Но то был напрасный труд: ни в сопровождении старшего Чезератти, выходившего из храма, ни среди молодых синьоров, ни рядом с герцогом врага видно не было. Меж тем Винсенто Форьенти положил руку на плечо рыжего дворянина и участливо осведомился о здоровье синьора Капулетти.

– Благодарю, ваша светлость, ему значительно лучше, и он шлет вам свой привет. Однако, не окажете ли вы мне милость? Не знаете ли, где теперь молодой синьор Чезератти? Я рассчитывал застать его здесь.

На эти слова герцог ласково улыбнулся и как-то чересчур лукаво подмигнул собеседнику.

– О, мой мальчик, конечно, он здесь, после службы испросил моего дозволения переговорить наедине с моей дочерью. Я позволил эту маленькую вольность, теперь ведь она простительна, когда… Святые угодники, так вы же еще ничего не знаете! Бари ожидает великая радость, скоро наш добрый отец Роберто соединит Алессандро и Аурелию узами брака!

Герцог говорил еще что-то, от избытка нахлынувших чувство не замечая, как сверкнули синие глаза и по смуглому лицу пробежала тень. Меркуцио прервал Форьенти, без лишних церемоний огорошив вопросом о местонахождении будущих супругов. Герцог удивленно вскинул брови.

– Они пожелали пройтись до конца переулка Арьезе, что прямо у вас за спиной. Но что случилось, синьор Делла Скала? Вы побледнели…

– Прошу меня великодушно простить, ваша светлость, но то – личное дело между мной и синьором Чезератти.

И, спешно поклонившись герцогу и приказав Пьетро ждать его здесь, Меркуцио быстро пошел в указанном направлении, сжимая ладонью эфес шпаги, на котором алым горел герб семьи Капулетти.

***

Винсенто Форьенти обожал свою дочь. Она была его усладой, гордостью и, чем старше становилась, тем больше напоминала свою покойную мать. Герцог радовался всем сердцем, видя, как его маленькая девочка превращалась в прекрасную девушку с острым умом, сильной волей и добрым сердцем. Он от души желал Аурелии счастья в обретении супруга. И неожиданная просьба молодого Чезератти отдать ему руку дочери показалась герцогу знаком свыше. В пользу Алессандро говорило все: знатность, богатство, ум и благородный облик. На глазах герцога наследник Чезератти превращался из юнца в мужчину, Форьенти благоволил ему и был искренне привязан. Что же до излишней вспыльчивости и несдержанности, самым верным средством была удачная женитьба. В объятиях любящей супруги и самое каменное сердце способно оттаять, а глупости, свойственные молодости, неизбежно лечатся годами.

От этого брака герцог ждал всяческих радостей для Аурелии, ибо был он тем редким человеком, для которого выгодность партии не могла перевесить счастья дочери. Ему казалось прежде, что Алессандро не питал к Аурелии столь сильного интереса, но и этому он быстро нашел оправдание, вспомнив, что любовь для молодежи подобна лесному пожару: хватает и одной искры, чтобы вспыхнуло пламя.

Увы, Аурелия не выразила никакой радости на известие отца о сватовстве Чезератти. Она не перечила и не спорила, ответила лишь, что меньше всего ожидала подобного внимания от этого синьора и предпочла бы, чтобы его желание так и осталось невысказанным. Герцога такой ответ поначалу озадачил, однако он вспомнил, что дочь его, всегда радушно принимая внимание ухажеров на балах, в сердце всегда оставалась спокойна и, быть может, сильные чувства не были свойственны ее природе. Что же до любви, сколько счастливых браков случается и без намека на это сильное чувство, и тому есть множество примеров. Молодой же Чезератти – олицетворение всевозможных достоинств и, несомненно, пылко влюблен в Аурелию, иначе разве стал бы он просить руки девушки, которую знал с детства? И его привязанность всенепременно проникнет в сердце невесты и найдет в нем отклик.

Такими благостными мыслями было наполнено сознание герцога Форьенти, когда после воскресной службы он дал согласие на просьбу влюбленного жениха провести несколько минут наедине с дражайшей Аурелией. И если бы герцог последовал за Меркуцио в переулок Арьезе, его, вне всяких сомнений, крайне удивила бы сцена, представшая перед глазами рыжего Делла Скала.

Олицетворение всевозможных достоинств стоял теперь посреди узкой улицы, нависая над хрупкой девушкой, которая, отступая, вжалась спиной в стену. Левая ладонь мужчины опиралась на камень за головой Аурелии, не давая ей возможности ускользнуть. Серые глаза бесстыдно шарили по телу, задерживаясь на вырезе лифа.

– Дорогая Аурелия, жене следует быть более ласковой к своему супругу, – голос Алессандро звучал жарко и приторно, заставляя девушку вздрогнуть.

– Но пока я вам не жена и извольте, синьор, держать себя как подобает дворянину.

Дрожь в голосе выдавала страх, однако же Аурелия смотрела решительно, не давая мужчине почувствовать власть над собой. Алессандро рассмеялся.

– Наш брак – дело решенное. И советую вам постараться полюбить меня уже сейчас… – мужчина наклонил голову вперед и попытался прикоснуться губами ко рту девушки, но его остановила быстра взметнувшаяся рука, наградившая лицо наглеца звонкой пощечиной.

Этого Чезератти не ожидал и на мгновение замешкался, Аурелия сделала шаг в сторону, пытаясь вывернуться из-под его руки, но ее тут же настигли, и стальная хватка впилась ей в локоть, второй же рукой взбешенный ухажер впился в горло девушки, снова вжимая ее в стену.

– Ты строптивая девчонка, думаешь, можешь отказать мне и просто уйти? Ни одна женщина от меня не уходит, пока я не позволю. И лучше тебе не упрямиться, а то ведь после алтаря я и наказать за это смогу…

– Не спешите, синьор, до алтаря еще нужно дожить! – голос Меркуцио ворвался в узкий переулок спасительным эхом и повис в воздухе, накрывая собой все пространство.

Чезератти резко выпрямился, выпуская из рук жертву, и Аурелия, вся дрожа, опустилась у стены на колени, будучи не в силах устоять на ногах.

– А ты, Делла Скала, снова вмешиваешься не в свое дело… Что ж, похоже, ты ничему не учишься, – Чезератти сделал вперед два шага, так что теперь их с Делла Скала разделяло не больше десяти шагов. Меркуцио прищурился, с улыбкой рассматривая своего противника.

– Насколько я понимаю, ты имел наглость навязывать даме свое общество. И своими грязными поползновениями нанес оскорбление, которое смоется только кровью. Твоей кровью, – Делла Скала бросил взгляд вбок на фигуру девушки, – Синьора Форьенти, если вы в силах идти, то лучше вам удалиться. Настало время для этого господина заплатить по счетам.

Аурелия поднялась на ноги и, скользнув по лицу Меркуцио благодарным взглядом, нетвердой походкой пошла к выходу из переулка, откуда только что пришел ее рыжий спаситель. Когда она скрылась за дверью в стене, болтавшейся на петлях, Делла Скала вынул из ножен шпагу и шагнул вперед. Чезератти вскинул брови, изображая удивление.

– Вот как, ты все же решил снизойти до поединка со мной? Я должен быть очень польщен. Но что же заставило тебя передумать? Постой, дай я угадаю, – светловолосая голова наклонилась набок, и губы скривились в усмешке, больше похожей на оскал. – Должно быть, это беда с синьором Капулетти тебя так расстроила?

Меркуцио, отправляясь на поиски врага, был невозмутим и решителен, он знал, что честным их поединок не будет, однако каждая частичка души его вздрогнула, когда ненавистный голос произнес имя Тибальта. И противник это почувствовал. Обнажая клинок, Алессандро сделал еще шаг вперед, все также ехидно ухмыляясь.

– Я поначалу разозлился на слугу за то, что он не успел влить в бурдюк весь яд, и даже высек его…

Еще шаг вперед.

– …но потом решил, что так даже лучше. Полагаю, страдания синьора Капулетти были нестерпимы… Хотел бы я посмотреть на это…

Меркуцио стоял на месте, не сводя с врага взгляда: все его естество призывало броситься вперед и уничтожить, раздавить, стереть с лица земли этого убийцу, который наслаждался, признаваясь в своих деяниях. Но Делла Скала продолжал стоять на месте, а меж тем Чезератти сделал еще шаг.

– Знаешь ли, аконит очень непросто раздобыть… Чудаки-аптекари боятся торговать им. Но средство чрезвычайно ценное. И действие у него презанятнейшее, но ты ведь смог в этом воочию убедиться, не правда ли?

Теперь между ними было не более двух шагов, на шпагу Чезератти попадали лучи солнца, остро отражаясь и ослепляя противника, но Меркуцио продолжал смотреть вперед. Он не знал, почему еще не нанес удар, чтобы слова врага застряли у него в горле, жажда мщения кипела и рвалась наружу. И все же он хотел послушать до конца, чтобы каждым своим словом Чезератти еще больше заслужил кары.