Текст книги "Здесь и сейчас: Новая жизнь (СИ)"

Автор книги: raksha_satana

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

========== Путь к побережью ==========

Сентябрь разливался по земле своим двадцать восьмым днем, постепенно окутывая восточные равнины северной Италии прохладной осенней накидкой, солнце уже не обжигало и лучи его, отражаясь в каплях все чаще проливающихся с небес дождей, едва нагревали воздух и почву. Октябрь принесет с собой туманы и сырость, пока же плодородные равнины, лежащие по левую сторону горного хребта, ощущали лишь свежесть и прохладу все больше остывающих порывов ветра. С востока этот край обволакивал соленый воздух Адриатического моря, хоть и лежащего в двух днях конного пути отсюда, но без преград приносящего с собой аромат морской воды.

Просторы еще зеленых полей, с редкими рощами и лесными массивами, позволяли взгляду охватить величественную красоту местной природы до самого горизонта. Все здесь дышало умиротворением и покоем, не было ни шума больших городов, ни суеты прибрежных деревень. Крохотные же поселения вдоль горных склонов скорее походили на сказочные селения и ничем не нарушали великое таинство осенней тишины. Мир вокруг казался абсолютно безлюдным, и от того совершенно чужими здесь ощущались фигуры двух человек, замерших на дороге, словно они были прихотью капризного художника, неосторожно махнувшего кистью.

Если бы какой-нибудь путник стал случайным свидетелем этого неожиданного малого собрания, в первое мгновение ему скорее всего показалось бы, что это привал конных странников, от чего-то случившийся прямо посреди дороги. Но приблизившись и всмотревшись повнимательнее, он бы увидел, что на широкой полоске дорожной пыли лежала лошадь; ее бока тяжело поднимались и опускались, выдавая сбившееся дыхание, левая передняя нога была неестественно вывернута и с полной уверенностью можно было сказать, что она сломана. От боли животное издавало протяжное ржание, дергало тяжелой головой, выгибая шею под твердой рукой своего хозяина, который склонился к лошади, пытаясь успокоить. Дорожный плащ его был в пыли, по всей видимости от падения с седла, рыжие волосы всклокочены и в беспорядке прилипли ко лбу. Оруженосец что-то судорожно искал в дорожной сумке, висевшей на спине стоявшего подле него мула. Наконец, слуга протянул хозяину длинный кинжал с серебряной рукоятью, украшенной гербом в виде коронованного пса в папской мантии. Рыжий синьор вскинул брови и, прищурившись, посмотрел на слугу.

– Прекрасно, Пьетро, самый подходящий клинок, чтобы отрезать тебе уши.

– За что, синьор Меркуцио?! – мальчишка испуганно попятился, с ужасом глядя на хозяина.

– А зачем они тебе? Все равно ты ими по прямому назначению не пользуешься, – рыжий синьор вздохнул и спрятал лицо в ладонь, словно пытаясь прогнать из глаз вид бестолкового оруженосца, – Я просил дать мне арбалет. Арбалет, Пьетро, а не стилет. Я тебе что, мясник, лошадь кинжалом добивать?

Пока незадачливый слуга возился с кожаными ремнями на спине мула, пытаясь отцепить хозяйский арбалет, Меркуцио Делла Скала снова наклонился к несчастному животному, еще не ведавшему, что сейчас ему придет конец. Мужчина с сожалением погладил черную гриву.

– Прости, красавица. Жаль, ноги тебя подвели…

Тяжелый болт аккуратно лег на натянутую тетиву, и Пьетро, передав взведенный арбалет в руки хозяина, быстро отскочил назад. Меркуцио сделал шаг в сторону, выпрямляясь во весь рост, и, прицелившись, пустил снаряд прямо в голову лошади. Животное дернулось, издав последний короткий хрип, и затихло. Смертельный выстрел оказался почти бескровным, и все же это зрелище заставило синьора поморщиться и отвернуться. Выстрел в доброго четвероногого друга, служившего хозяину верой и правдой, слишком сильно отдавал бесчестным убийством, пусть к нему и побуждало милосердие.

Меркуцио тряхнул головой, изгоняя из дум тяжелое мрачное ощущение греха, и протянул слуге разряженный арбалет. Оруженосец принял оружие из рук хозяина и, перехватив его за ремень, в нерешительности замер на месте, словно набираясь храбрости, чтобы что-то сказать.

– Отличный выстрел, синьор.

– Да уж, отличный, – Меркуцио невесело усмехнулся, – Дай-ка мне вина.

Оруженосец со всех ног бросился за бурдюком, висевшим на седле его лошади. Кобыла мирно щипала траву, стоя бок о бок с нагруженным поклажей мулом и совершенно не обращала внимание на тело своего собрата, лежащее на земле. В животном мире суровые законы: радуйся, что сейчас ты жив, ибо завтра может не наступить. Меркуцио вздохнул и, приняв бурдюк из рук слуги, сделал несколько глотков.

– Простите, синьор, а сейчас мы что делать-то будем?

– Как что? Строить новый Иерусалим, прямо вот здесь, на дороге, – господин оторвался от горлышка бурдюка и очень внимательно посмотрел на оруженосца, от души про себя потешаясь над мальчишкой, который, уже год находясь в услужении у рыжего синьора, все еще принимал его остроты за чистую монету.

– Но для строительства Иерусалима мы недостаточно набожны, друг мой, а посему будем исправлять эту грешную оплошность и учиться хотя бы смирению. Так что ничего не остается, кроме как дожидаться возвращения синьора Капулетти и надеяться, что он или лошадь с собой приведет, или хотя бы сообщит добрую весть о том, что здесь недалеко есть, где ее достать.

Слуга помолчал еще мгновение, покорно склонил голову и пошел в сторону пасущихся лошадей, чтобы водрузить бурдюк обратно на луку седла. Лицо его было скрыто от Меркуцио, но рыжий и без того легко угадал, о чем думает оруженосец. Юноша не выказал особой радости, когда утром четвертого дня хозяин объявил ему, что дальнейший путь они продолжат в компании Тибальта Капулетти и его оруженосца Абры, но спорить с синьором у Пьетро не было никакого права. И только его негромкие перепалки со слугой Тибальта и обиженно-напряженная, лучше всяких объяснений говорящая спина показывали, что вопрос, за каким же дьяволом им приходится ехать вместе с Капулетти, неизменно мучил мальчишку с самого их отъезда с постоялого двора.

Меркуцио усмехнулся, вспоминая, как за время их совместного пути оруженосцы дважды умудрились подраться между собой, пытаясь показать, кто из них более опытный и искусный мастер в услужении хозяину. И забыть о разногласиях они сумели лишь единожды, перед лицом общей угрозы.

Выехав со двора гостиницы утром двадцать пятого сентября, маленький отряд двинулся вперед по дороге, ведущей на юг. Они пробыли в пути целый день и к ночи оказались вблизи небольшой деревеньки Кревалькоре, где и было решено заночевать. Хозяин постоялого двора охотно согласился предоставить синьорам две отдельные комнаты, дабы те могли ночевать порознь со слугами, желание, вполне объяснимое при долгом странствии, еще и подкрепленное золотой монетой. Служанки быстро принесли постояльцам заячье рагу и кувшин вина на ужин, а хозяин изрядно приправил стряпню историями о покровителе их тихого края, Святом Сильвестре, собственноручно изловившем морского змея Левиафана, чем окончательно сморил и без того уставших путников.

Утром следующего дня они снова тронулись в путь, рассчитывая, что за день смогут преодолеть достаточное расстояние, чтобы вечер их застал уже в Болоньи. Но погода, уже по-осеннему капризная, нарушила их планы, посылая короткие, но чрезвычайно обильные дожди, так что всадникам приходилось останавливаться и пережидать непогоду. И в северные ворота города они въехали, когда часы на университетской ратуше уже готовились отзвонить полночь. Меркуцио послал оруженосца вперед, найти какого-нибудь припозднившегося горожанина и узнать, где ближайшая ночлежка. Пьетро повезло, буквально через улицу ему попался подвыпивший гуляка, с охотой сообщивший, что совсем рядом на улице Фарини расположен трактир, который он сам покинул вот буквально мгновение назад, и где хозяин сдает комнаты на ночлег.

Войдя в трактир, веронские синьоры сразу поняли, что это место никогда не бывает пустым и, похоже, хозяин держит заведение открытым всю ночь. Толпа в трактире была самая разномастная и шумная, и расходиться на ночь никто не спешил. Встретили здесь чужаков настороженно, внимательно проследив за тем, как хозяин проводил их к единственному свободному столу. Громче всех гуляла компания уже изрядно хмельных студентов, и судя по тому, что их разговоры о теологии и юриспруденции перешли в разглагольствования о том, чья семья больше золота принесла их alma mater, попойка учащихся Болонского университета продолжалась уже давно. Появление Меркуцио и Тибальта вызвало развязный интерес, стали слышаться громкие высказывания, что чужим здесь не рады, самые задиристые начали вставать на ноги и нагло рассматривать новых постояльцев, уже расположившихся за столом. Пьетро и Абра угрюмо посматривали по сторонам, ощущая, что в воздухе запахло стычкой, да и Меркуцио начинал терять терпение, от того, чтобы схватиться за шпагу его удерживало лишь спокойствие любовника. Тибальт еле заметно качнул головой и медленно похлопал ладонью по деревянной поверхности, призывая рыжего успокоиться и не придавать значения пьяным воплям из-за соседнего стола. Однако выдержки самого Капулетти хватило ровно до того момента, как один из студентов, спотыкаясь на пьяных ногах, завалился на бок и опрокинул свой кубок вина на плащ Тибальту. Меркуцио с немым восхищением смотрел, как его возлюбленное божество очень медленно поднимается на ноги, величественным движением стряхивает с себя бордовые капли и вдруг одним резким ударом сбивает пьяного студента с ног. Тело незадачливого гуляки рухнуло на деревянный пол с глухим ударом, и это послужило искрой для давно рвущегося наружу пожара. Драка так стремительно захватила всех присутствующих, что стало очевидно: хмельной компании было все равно, с кем вступать в схватку, все равно, на кого нападать. Студенты хватали из ножен шпаги и бросались не только на заезжих постояльцев, но и друг на друга, те, кто был уже не в состоянии стоять на ногах, пускали в ход посуду и пинали ногами всех, до кого были способны дотянуться. Меркуцио, стоя плечом к плечу с Тибальтом, парировал случайные пьяные удары, от души наслаждаясь этим неожиданным развлечением, по которому давно истосковался. Оруженосцы, на короткое время забыв все разногласия, прикрывали спины своих синьоров.

Итогом этого трактирного побоища стали немалые увечья, нанесенные будущему цвету болонской просвещенности, однако веронские синьоры к этому оказались почти непричастны: студенты сами от души отмолотили друг друга, под конец совершенно забыв, на кого же они сначала нападали. Хозяин трактира был человеком привычным к подобным заварушкам и всю драку пересидел на кухне, прекрасно зная, что весь урон ему сами же синьоры студенты и возместят. Когда все стихло, а толпа начала разбредаться, трактирщик снова показался в зале и с готовностью предложил Меркуцио и Тибальту комнаты для ночлега. Оруженосцы, уже усвоившие, что синьоры предпочитают ночевать одни, без лишних вопросов отправились на поиски отведенных им постелей, Меркуцио же, поднявшись на второй этаж трактира и убедившись, что вокруг ни души, прижал любовника спиной к двери, ловя губами его дыхание.

– Мой неистовый Тибальт, ох и скор же ты, оказывается, на расправу. А казался таким сдержанным. Этот бедолага даже не понял, что за бешеная сила сбила его с ног.

– Ну я скорее заботился о будущем этого ученого города. Вдруг этому малому предстоит стать великим мыслителем, и так глупо пасть от клинка в мстительной руке одного рыжего сатира. Ведь ты бы убил его, опрокинь он кубок на тебя… – Тибальт хитро улыбнулся, облизывая губы и сверкая изумрудными искрами глаз. Уже в который раз Меркуцио ощутил, как внутри все замирает, когда жаркие пылкие губы раскрываются навстречу его поцелую.

– К дьяволу мыслителей! Сатиру нужна нимфа! – и, толкнув дверь в комнату, он утащил возлюбленного в темноту.

Воспоминания последних трех дней так захватили Меркуцио, что он не сразу понял, что его зовет слуга, а, оторвав взгляд от горизонта, увидел, что Пьетро показывает куда-то вперед на дорогу.

– Они возвращаются! Синьор Капулетти возвращается!

Еще издали стало понятно, что добыть лошадь Тибальту не удалось, но рыжий синьор, всмотревшись в его фигуру, понял, что любовник улыбается.

– Здесь рядом деревня, Чезена. Там можно будет заночевать, – Капулетти натянул поводья и спрыгнул с седла. – Нашел постоялый двор, развалюха ветхая, но хозяйка приветливая, обещала послать сына за свежими лошадьми, к утру сможем сменить всех троих и тебе новую взять. Наши уже начинают уставать, а ехать еще долго… Абра, полей.

Оруженосец спрыгнул с коня и, схватив с седла бурдюк с водой, стал лить на подставленные ладони хозяина. Тибальт ополоснул лицо и шею и тряхнул головой, откидывая назад длинные мокрые пряди волос. Меркуцио внимательно всмотрелся в бледное лицо возлюбленного.

– Все ли с тобой в порядке?

– Да, это всего лишь головная боль. Не сильная. – Тибальт сжал пальцами переносицу и поморщился, но, увидев тревогу на лице любовника, тут же улыбнулся, – Пустое, доберемся до Чезены, приму лекарство. Ну что, едем?

***

Деревушка Чезена была маленькая и малолюдная, среди горных хребтов и огромных зеленых полей она казалась маленьким потерянным ребенком. Хозяйка трактира испытала неимоверную радость, получив наконец постояльцев в свое заведение, и загоняла двух молодых служанок, стараясь услужить заезжим синьорам. Их плащи и сапоги тут же были начищены, большой стол в зале ломился от блюд, наполняя воздух ароматом бараньего жаркого и сладостью терпкого вина. Гостям было предложено и ведро воды, чтобы смыть с себя дорожную пыль, и комната с двумя постелями, и даже (шепотом и румяно смущаясь) любая из служанок на ночь на выбор. От последнего синьоры отказались, сославшись на чудовищную усталость, однако, призадумавшись, Меркуцио протянул хозяйке золотой и шепнул, что, пожалуй, компания на ночь очень сгодится их оруженосцам. Пьетро и Абра, уже смирившиеся с тем, что в этом путешествии им предстоит делить ночлег друг с другом, тут же оживились и заулыбались, всем своим видом показывая, что совместная ночевка им более не в тягость.

Добравшись до комнаты, Тибальт быстро подошел к столу, плеснул в бокал вино из стоявшего там кувшина и высыпал порошок, который уже держал наготове. В три глотка осушив посуду до дна, Капулетти с тихим стоном опустился на кровать и, нагнувшись вперед, сжал голову руками. Послышались негромки шаги, звук закрывающейся двери, на плечи Тибальта легли крепкие ладони, и Меркуцио опустился на колени перед любовником.

– Лжец вы, однако, синьор Капулетти. Не сильная головная боль, как же, – Меркуцио начал стягивать с любовника сапоги, продолжая буравить его взглядом.

Плечи Капулетти медленно приподнялись и тут же опустились, выдавая покорный вздох согласия. Меркуцио поднялся с колен и, обойдя кровать, сел рядом с Тибальтом, откидываясь спиной на подушки. После долгих дней в дороге тело при свидании с кроватью жаждало только одного – забыться сном. А перед этим насладиться горячей лаской пылкого возлюбленного. Но в тот момент рыжий меньше всего думал об отдыхе и любовных утехах.

– Ну и как же ты догадался? Неужто мысли научился читать? – Тибальт повернулся голову к любовнику, слабо улыбаясь и морщась от боли. Меркуцио фыркнул.

– Можно подумать, мне это нужно. У тебя на лице все написано: побледнел как смерть, морщишься, когда голову поворачиваешь, вылил на себя воду из бурдюка, когда на дворе осень и нет ни жары, ни духоты. К еде почти не притронулся, – рыжий Делла Скала вздохнул, успокаивая клокочущее внутри раздражение и досаду, и протянул руку, касаясь щеки возлюбленного, – Иди сюда.

Тибальт покорно придвинулся к нему и устроил голову на груди. Длинные пальцы вплелись в черные пряди, мягко поглаживая макушку и затылок и то опускаясь до шеи, то снова поднимаясь вверх. От этой приятной нежной ласки Капулетти начала одолевать дремота, несмотря на головную боль. Меркуцио усмехнулся и провел губами по лбу Тибальта, убирая длинные непослушные пряди.

– А знаешь, что мы сделаем первым делом, как доберемся до Бари?

Капулетти на мгновение задумался.

– Воздадим хвалу Николаю Угоднику за то, что помог нам совершить наше путешествие?

Меркуцио торжественно закрыл глаза, словно готовился произнести высокопарную речь, и тут же его лицо расплылось в улыбке.

– Первым делом мы отыщем лучшую таверну и отпразднуем наш приезд. Хотя нет. Сначала мы найдем лучшего в городе лекаря.

Тибальт вздохнул и беззвучно засмеялся, проводя пальцами по завязкам на рубахе рыжего.

– А я-то думал, мысли твои наконец обратились к высокому и духовному.

Меркуцио, продолжая улыбаться, скользнул пальцами к подбородку Капулетти и, приподняв его лицо, очень внимательно всмотрелся в изумрудные омуты.

– О высоком я подумаю обязательно. И Николаю Угоднику помолюсь непременно. Но только после того, как позабочусь о любимом человеке.

Их захватил новый поцелуй, долгий и трепетный, наполненный абсолютным безмятежным счастьем, таким простым и бесхитростным, и, проваливаясь наконец в сон, Меркуцио почувствовал, как прохладная ладонь возлюбленного скользнула в его руку, переплетая пальцы. И Делла Скала улыбнулся, уже полностью отдаваясь силе Морфея.

Комментарий к Путь к побережью

Это первая часть повествования о новой жизни Тибальта и Меркуцио, грядет продолжение, оставайтесь со мной. Ну и жду комментариев, конечно.

========== Лагерь у моря ==========

Для рыцаря соблазна нет,

Его не манит звон монет.

Своей лишь даме верен он,

И честь меча ему закон!

И честь меча ему закон!

Последняя строчка песни повисла в воздухе, эхом скользя по морской глади прибрежной волны, и растаяла, утонув во вновь воцарившейся тишине. Меркуцио закатал штаны до колена и сделал несколько шагов вперед, погружая голые ноги в воду. Холодная вода обжигала и бодрила, от чего по коже тут же побежали мурашки. Рыжий веронец прокашлялся, набрал побольше воздуха в грудь и снова запел:

В походах славу раздобыв,

Врагов немало победив,

Обрел домашний он уют,

Но снова долг и честь зовут,

Но снова долг и честь зовут!

Меркуцио на мгновение замолчал и, повернувшись к берегу, пропел нарочито громко и протяжно:

А Капулетти, гордый франт,

Презрел мой певческий талант.

Мне наглеца бы утопить,

Но надо в воду заманить.

С берега раздалось пренебрежительное фырканье, и Меркуцио засмеялся.

– Синьор Капулетти, вы, похоже, думаете, что я шучу, так вот напрасно. Я еще прошлый раз вам не забыл. Помните, в нашей прекрасной тюрьме, вы изволили пренебрежительно отозваться о моем пении? Меня до сих пор занимает вопрос, почему я тогда вас на дуэль не вызвал.

– Полагаю, потому что ваши ноги, синьор непризнанный певец, в тот момент были не в состоянии удержать ваше хмельное тело в положении, необходимом для дуэли, – Тибальт сел на расстеленный на земле плащ и вытянул вперед ноги, – Меня же иной вопрос занимает: где мы будем искать лекаря, когда ты отморозишь себе чресла и начнешь мочиться кровью?

– Ну уж не настолько холодная в море вода, чтобы грозить мне такими лютыми бедствиями. Мы уже две недели скачем вдоль побережья, грешно хоть единожды не окунуться в море. Солнце сегодня весь день печет как адский котел, так что я намерен остудиться, чего и тебе советую, – Делла Скала зачерпнул соленую воду ладонью и с удовольствием ополоснул лицо. Тибальт лишь покачал головой, глядя на рыжий затылок.

– Нет уж, благодарю. Октябрь на дворе, а я не норманн, чтобы в ледяную воду добровольно лезть.

– Ну как знаешь, – Меркуцио сделал несколько шагов вперед, пока вода не начала доставать до середины бедра, и остановился, привыкая к холоду. Поначалу ему казалось, что море не прохладнее сентябрьской Адидже, а разгоряченное от солнца и долгой скачки тело остро нуждалось в прохладной водяной свежести. Однако уже через несколько мгновений рыжий веронец понял, что слова любовника были не далеки от истины: ноги стало пронзать мелкими иглами, пальцы и ступни начали неметь. Увы, октябрь оставался октябрем даже здесь, в одном дне езды от прекрасного южного Бари, и морская вода обжигала осенним холодом не меньше, чем воды Адидже в Вероне.

Постояв еще немного, Меркуцио снова зачерпнул воду ладонями и умылся, смывая знойный осадок с лица и шеи. Затем он развернулся и пошел к берегу, под пристальным взглядом Тибальта, в котором читалось злорадство.

– Ладно-ладно, в этот раз твоя взяла, хитрый лис, – Меркуцио плюхнулся на свой плащ и начал растирать окоченевшие ступни, – Пьетро, живей разводи костер, что ты копаешься?

Оруженосцы тем временем насаживали на прутья заячьи тушки, неожиданный трофей, доставшийся странствующим синьорам утром этого дня, когда Меркуцио пришло в голову поохотиться. Удача им улыбнулась, и не прошло и четверти часа, как верный арбалет принес им в награду двух жирных зайцев. Привязав добычу к седлу, синьоры двинулись дальше; закатное солнце застало их в одном дне пути от Бари, их главной цели, ни трактира, ни постоялого двора вблизи видно не было, а посему веронские господа решили остановиться на ночь здесь же, на берегу моря, а заодно и воздать должное пойманной добыче.

Приказ хозяина заставил оруженосца поспешить, и уже через несколько минут собранные в кучу прутья затрещали, загораясь от высекаемых огнивом искр. Дождавшись, пока костер разгорится сильнее, Абра расположил над ним два прута с зайчатиной. Скоро запах жареного мяса заполнил воздух вокруг их маленького лагеря.

Меркуцио натянул сапоги и придвинулся к костру, подставляя ноги под его жар. Солнце уже наполовину скрылось за морем, окрасив воду огненно-красным, дневной зной сменился прохладой, наполнив воздух осенней свежестью. Делла Скала сделал глубокий вдох, наслаждаясь смесью аромата мяса и сладковатой морской терпкостью.

Вчетвером путники быстро расправились с жареной зайчатиной, присовокупив к ней полкаравая хлеба, головку сыра и бурдюк вина, запасы, которые они с регулярностью пополняли в каждом трактире, в котором останавливались. Оруженосцы молча проглотили свою долю ужина и, подбросив еще веток в костер, расположились в стороне от господ: Пьетро принялся подтягивать тетиву на хозяйском арбалете, вполголоса огрызаясь на Абру и его непрошенные советы.

Тибальт принял из рук Меркуцио бурдюк с вином и, сделав несколько глотков, сыто улыбнулся и вытянулся на плаще во весь рост.

– Все же верным было решение ехать на юг. Не хотел бы я, чтобы ночь нас застигла вдали от постоялого двора где-нибудь на севере от Вероны.

– Зато какой был бы повод всю ночь ютиться под одним плащом, согревая друг друга, – Меркуцио скосил глаза на любовника, хитро ухмыляясь, – Хотя, пожалуй, для октябрьских холодов этой меры было бы недостаточно, пришлось бы приложить больше усилий.

Тибальт засмеялся в голос, не поворачивая головы.

– От твоих усилий и лед в январе начнет таять. Страстный сатир на охоте… Хотя после того, что ты устроил в трактире Пескары, я уже ничему не удивляюсь.

– А что мне оставалось делать? С самой Чезены нам словно Мадонна неделю поста уготовила: твоя головная боль, переполненные трактиры, слуги ночуют чуть ли не у нас на головах. И потом ты сам виноват: нечего было любезничать с дочерью трактирщика, бедная девица уже готова была идти греть тебе постель!

– Не возводи на девочку напраслину, я всего лишь поблагодарил ее за то, что свела меня с местным лекарем, и я смог пополнить свои запасы. Подожди, – Тибальт приподнялся на локте и уставился на рыжего возлюбленного, – только не говори, что ты приревновал меня к дочери трактирщика! Это было бы чересчур даже для тебя!

– О, это и впрямь было бы презабавно, – Меркуцио сделал глоток из бурдюка и внимательно и серьезно посмотрел на Тибальта, еле сдерживаясь, чтобы не улыбнуться, – но все куда проще: один проклятый ведьмак становится таким прекрасным, когда улыбается, что несчастный рыжий мирянин теряет волю и позволяет грешным мыслям взять верх. А улыбался ты девчонке много.

На несколько мгновений повисло молчание, и тут оба синьора не выдержали и расхохотались.

– Я улыбался девчонке и поэтому ты набросился на меня как оголодавший варвар, едва за нами закрылась дверь? – Капулетти не скрывал удовольствия, глядя на любовника.

– Именно, душа моя, именно, так что не обессудь, вина полностью твоя. И потом, – Делла Скала облизнул губы и пристально посмотрел на Тибальта, – что-то я не припомню, чтобы ты в ту ночь жаловался…

Похоже, что в памяти Капулетти всплыли подробности страсти под крышей трактира Пескары, потому что скулы мужчины вдруг вспыхнули алым и он опустил глаза. Когда же взгляды любовников снова пересеклись, в зеленых омутах плясали озорные искры.

– Я пожалуюсь, если подобное не повторится.

Меркуцио довольно улыбнулся и лег на плащ, устраивая голову на меховом воротнике.

– Ну так, любезный Капулетти, в связи с этим завтра по прибытию в Бари нам предстоит чрезвычайно важное дело.

Тибальт фыркнул.

– Да я знаю, ты две недели неустанно мне напоминаешь: лекарь и трактир. Правда, это два совершенно не связанных между собой дела…

– А вот я тебя сейчас поражу до глубины души: первым делом мы отправимся в базилику Святого Николая, помолиться покровителю славного города Бари.

Делла Скала лежал с закрытыми глазами, поэтому не мог видеть реакции Тибальта, лишь услышал быстрое движение на плаще Капулетти и голос, в котором звучало недоверие:

– Что-то совсем не похоже на Меркуцио Делла Скала, скажи еще, что хочешь замолить свой грех несдержанности и сладострастия.

Мгновение, и рыжий Делла Скала перевернулся на живот, взгляд синих глаз впился в бледное лицо любовника и голос прошептал с торжественным удовольствием:

– Я хочу помолиться, чтобы Николай Угодник помог нам быстрее обустроиться в Бари, обрести свое жилье, чтобы тебе, пылкий мой Тибальт, даже в голову не пришло жаловаться хоть на одну ночь.

И снова тишина наполнила воздух между ними, лишь плескалась у берега ласковая волна, да тихонько переговаривались оруженосцы, проверяя, чьи руки ловчее и быстрее заряжают арбалет. Тибальт еще несколько мгновений смотрел в лицо Меркуцио, губы дрогнули, выдавая согласие, и черноволосая голова снова легла на плащ. Рыжий мужчина счастливо вздохнул, проводя взглядом по фигуре в черном.

– Ну а пока нам лучше отдаться власти сновидений, чем раньше мы завтра встанем, тем быстрее доберемся. Если только… – тут раздался резкий свист спущенной тетивы и короткий черный болт воткнулся в тлеющую головешку костра, прямо около сапога Меркуцио. Оба синьора мигом подскочили на ноги и уставились на этот шальной снаряд, чуть не ставший роковым. Делла Скала поднял глаза на побледневших оруженосцев.

– Если только нас сегодня не прикончат наши собственный слуги. Пьетро, собачий сын! Высеку!

========== Гостеприимный Бари ==========

– Поздравляю, мой бесценный Капулетти, мы приглашены сегодня на прием к герцогу Бари! – и разгоряченный после быстрой ходьбы Меркуцио устало рухнул на скамейку рядом с Тибальтом, не потрудившись понизить голос при обращении к любовнику: на дворе стояло уже позднее утро и зал трактира был почти пуст, а посему и подслушать их разговор было некому. Рыжий веронец осмотрелся, выискивая служанку.

– Эй, милая, принеси-ка нам еще вина! – затем он снова повернулся к Капулетти и негромко добавил, – И я купил нам дом.

Последние слова прозвучали самым будничным тоном, словно Меркуцио сообщил о погоде на дворе, что не помешало Тибальту, в это мгновение поднесшему к губам кубок, поперхнуться от неожиданности. Уняв кашель и смахнув с глаз выступившие слезы, черноволосый синьор повернул голову к любовнику и уставился на него, хотя это казалось невозможным: довольный Меркуцио сиял как доспех крестоносца, начищенный до ярчайшего блеска и заставляющий врагов отводить взгляд.

Служанка принесла кувшин вина, и Делла Скала сделал глоток из бокала в тот момент, когда Тибальт решил нарушить повисшее между ними молчание.

– Повтори еще раз, что ты сделал? – зеленые глаза буравили смуглое лицо, голос же выдавал неприкрытое удивление, – И скажи на милость, где тебя носило все утро?

– Прекрасный Тибальт, сегодня Господь явил нам великое чудо: давеча мы вознесли молитву к Николаю Угоднику у алтаря в его обители, и вот покровитель этого славного города услышал нас и послал ответ нашим мольбам, – Меркуцио счастливо улыбнулся, наслаждаясь торжественностью момента и недоумением в лице возлюбленного.

Первые дни в городе Бари оказались для рыжего веронца чрезвычайно богатыми на успешные предприятия, и Меркуцио не склонен был ожидать, что удача его покинет. Маленький отряд прибыл в город накануне, ближе к вечеру: часы на ратуше уже отзвонили шесть пополудни и улицы этого южного города постепенно начинали пустеть, сменяя дневную суету на неспешные приготовления к ночи. Оставив оруженосцев с лошадьми ждать на площади, Тибальт и Меркуцио пешком пересекли улицу и направились в сторону Базилики Святого Николая, дабы, как и было условлено между ними, преклонить колени и возблагодарить святого за успешное завершение их долгого странствия. Памятуя об их разговоре на берегу моря, Меркуцио не забыл в молитве обратиться к покровителю Бари с известной просьбой, но вынужден был признать, что хоть место и дышало святостью и покаянием, вид замершего рядом возлюбленного будил в нем совершенно иные, далекие от молитвы мысли. Тибальт смотрел прямо перед собой, не поворачивая головы, однако дернувшиеся уголки губ указывали, что он прекрасно чувствует взгляд любовника и благочестие Капулетти вступило в борьбу с явным удовольствием, которое Тибальт от этого взгляда испытывал.

Очистив душу в святой обители, синьоры вознамерились позаботиться и о грешной плоти, подыскав место для ночлега. Труда это им не составило: торговец на площади, готовившийся убирать на ночь свою лавку, сообщил молодым господам, что недалеко от храма, на улице Святого Бартоломео, есть трактир, славящийся отменной стряпней и радушными хозяевами, которые ко всему прочему еще и сдают комнаты для ночлега. Эти сведения пришлись очень кстати, и веронский отряд пустил лошадей вдоль по улице, следуя в указанном торговцем направлении.

Трактир оказался переполнен, что было не удивительно для такого заведения в портовом городе, однако комната для вновь прибывших господ нашлась. Потчуя своих гостей рыбой, мясом и прекрасным молодым вином из местных погребов, хозяин с готовностью отвечал на их вопросы, рассказывая о местном укладе и жителях. Бросив быстрый взгляд на Тибальта, Делла Скала осведомился у трактирщика, есть ли в городе заслуживающий доверия лекарь; самого же Меркуцио интересовали честные менялы, с которыми не было бы рискованно иметь дело. Оказалось, что и того, и другого в Бари было в избытке, и хозяин трактира незамедлительно рассказал господам, где искать искусного врачевателя и на какой площади держит свою лавку самый добропорядочный итальянец, ведающий деньгами.