Текст книги "Башня мертвых (СИ)"

Автор книги: пьяная вуаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

XVI. Вера раз, вера два и вера три

XVI

Вот что интересно. В Юсдисфальском королевстве было распространено три верования. Первая (известная всем) вера в Единого бога, давшего начало всем живым существам в нашем мире, а теперь планомерно забирающего души обратно (так считал Рондо). Вторая – эльфийская. По ее версии существовал низший мир, в котором живые существа были смертны, а в верхнем мире (нашем мире) существа были божественны и не могли умереть. Величайшем грехом до прихода Смерти было отнять жизнь бессмертного. Это было крайне сложно сделать, но способы находили. Жерло вулкана Трогас не пощадило ни одного бессмертного. Рядом с жерлом проходили жестокие судилища, которые когда-то проводил первый в королевском роду Юсдисфала. Король Ультриций Первый был ненавидим эльфами за свою жестокость и за то, что он проповедовал веру в Единого бога.

И вот третья… самая старая. Самая забытая и маленькая по числу верующих душ. Вера в Небесный квартет, как ее называли у нас в столице или Четверть мира, как ее называли сторонники. Среди четырех богов был один, имя которого просто запомнить – Крауберт Провожающий. Он же был богом смерти. В древних писаниях упоминалось, что люди, доживавшие до пятидесяти лет считались его избранниками и возводились в ранг Мудрецов Четверти, если они, конечно, принимали данный сан.

Смерть была. Она существовала всегда. Все считали это чушью до того, как появился Кафиниум.

–И что мне с ним делать? – голос Вивай.

–Залей ему в рот весь пузырек. – Альтер.

–И он выживет?

–Не знаю.

Я попробовал открыть глаза. Не получилось. Тогда попробую слушать.

Плеск волн о борт нашего «великого» корабля. Скрип весел. Гребут двое.

–Вечереет… – проговорила Элен.

Она была на другом конце лодки. Наверняка сидела на носу набросив одну ногу на другую, а ее огненные волосы обдувал ветер. А мы с Вивай были на корме. Я лежал головой на ее мягких, как облако, коленях.

Тут она совсем не мягким движением запрокинула мою голову и сдавила щеки. Моя челюсть вывалилась, обнажив сухой язык. Живительный сок обласкал его и потек в горло. У меня получилось сглотнуть не закашляв.

–Спасибо. – сказал я уверенно, словно и не умираю.

Вивай немного испугалась, но потом (я уверен) улыбнулась.

–Выздоравливай, Крау. – мягко произнесла она, насколько это было возможность с ее высоким пестрым голосом.

Я не нашел сил, чтобы ответить. А ведь она продолжала со мной говорить!

Все тело горело. Опять накатывал жар.

Итак, Элен что-то сделала, и мы остались в живых. Хотя и странно сейчас подводить итоги. Отчего-то я был уверен, что умру. Еще не разу не видел тех, кто выжил бы после протыкания мечом насквозь. Но ведь то была черная сталь… кто знает, хотела она моей жизни или нет? Надеюсь, они взяли меч с собой.

Вивай потрясла меня, но было уже поздно. Тьма ждала. Но вечная или мимолетная? Сейчас или немного позже?

И что это была за тварь? Лучше бы Смерти написать указ о моей неприкосновенности, если я ей действительно «нравлюсь».

XVII. Исцеление

XVII

Я открыл глаза и увидел над собой уставшего Рондо, читавшего мне молитву. Я посмотрел вперед и увидел спину Альтера. Меня несли на носилках.

А еще я знал, что умираю. Черная сталь меня не пощадила. Боль паутиной расползалась от груди и спины по всему телу. Меня тошнило, морило жаром, каждый удар сердца заводил молоток, бьющий по голове. Если ты чувствуешь боль – значит ты жив. Я любил продолжать эти слова: «но скорее всего ненадолго».

Высокий потолок был едва освещен. Он состоял из огромных темно-синих плит, наслаивающихся друг на друга. Стен я не увидел. Чем дальше, тем гуще копилась чернота.

Мое сознание словно было отделено от тела. Пока язык в бреду бормотал о Смерти и смерти, я наблюдал за этим со стороны. Недостойны были эти речи, чтобы их произносил Крау, поборник с разумностью.

Мы двигались быстро. Стук сапог Элен слышался где-то позади. Вивай бежала рядом.

–Неважно, веришь ли ты в судьбу, либо в удачу, – сказал Альтер, – молись им обеим.

Но я знал, что молиться нужно Смерти.

Вдали горел яркий белый свет.

Носилки бросили подле него.

На белом троне восседала девочка. Она выглядела более мирно, чем прошлый разумный обитатель Кафиниума. Невинное белое платье было обвязано черным с острыми серебряными зубьями ремнем. И на сотни метров вокруг ничего.

–Привет. – сказала она вкрадчивым тоненьким голоском.

–Кто ты? – спросил ее Альтер.

–Люмиль, любимица публики, милая хранительница башни. – она радостно хлопнула в ладоши, – Я люблю есть сахарную вату и попкорн, когда вы воюете. А ты что любишь есть?

–Маленьких девочек. – ответил Альтер, улыбнувшись во все зубы, – Шучу. Люблю стейки.

–М-м-м… – простонала Люмиль, – Их я тоже люблю, но больше всего их любит Ларгос. Вы его видели, он с крылышками.

Девочка жестом показала крылья.

–Да, было дело… – ответил Рондо.

–Люмиль, ты можешь нам помочь? – Элен выступила вперед. – Наш спутник умирает. А он ведь тоже любит сахарную вату!

–А, он? – Люмиль перевела взгляд на мертвеца, барахтавшегося на полу, – Он проживет еще один час по вашему времени. Госпожа немного расстроится…

–Можно ли его спасти? – спросила Вивай заискивающе.

–Кафиниум не любит, когда в его дела кто-то вмешивается. – девочка грустно покачала головой. Она стукнула туфелькой об туфельку в недовольстве.

–Ларгос тоже хранитель башни? – резко спросила Элен.

–Угу, угу, угу! – Люмиль быстро закачала головой довольная.

–Это он нанес ему такую рану. Получается, он вмешался в дела Кафиниума. Если ты спасешь нашего спутника, ты все исправишь, не так ли? – Элен впечатляла своим умением убеждать.

–Да! И госпожа наверняка будет довольна!

Девочка прямо-таки засияла. Она опустилась на одно колено и коснулась моей груди. Адский холод пересчитал все мои косточки. Хоть бы перед смертью я горел…

–Ох… черная сталь пожелала твою жизнь. – драматическая пауза, – Я могу уговорить ее передумать, но тогда мне нужно покушать.

–Если твоя трапеза не займет много времени, то пожалуйста! – сказал ей угрожающе Альтер.

–Не кричи, иначе нас услышит песик. Он не любит моих гостей и всегда их ест. Кошмар! – девочка поднялась и посмотрела Альтеру прямо в глаза. – Я хочу съесть твою радость. Если дашь мне ее съесть, он будет жить.

Мое сердце сжалось.

–Вот его радость и съешь. Пусть сам платит за свою жизнь.

–Зачем мне радость умирающего? Нет, я выбрала тебя. У тебя есть время подумать, но, боюсь, немного.

Альтер взглянул на меня. Я отрицательно покачал головой – это все на что меня хватило.

–Хорошо-хорошо, делай, что нужно. – сказал он.

Элен пыталась его остановить, но он был уперт, как баран. Может так он хотел загладить свою вину?

Девочка радостно выставила руку вперед и в ней появилась серебряная чайная ложечка. Ею она коснулась груди Альтера и тот как-то тяжело выдохнул.

–Спасибо! – сказала она, – Мне этого надолго хватит! А вы… ну… это… черная сталь у вас с собой?

Ага, то есть, если бы не было, фокус бы не сработал… замечательно.

Вивай сняла с пояса мой меч и передала Люмиль.

Девочка встала надо мной вместе с клинком и сказала:

–Я, знаешь ли, тоже хочу стихи!

Она вонзила черную сталь в то же место, что и Ларгус. Но в этот раз мне не было больно. Впервые за долгое время я почувствовал свободу от оков чертовой боли!

Группа вытащила клинки.

–Стойте! – хрипло прокричал я. – Все нормально!

Вивай чудом сдержалась, чтобы не пронзить малявку.

–Я исцелила его. Через несколько дней будет как новорожденный! —весело произнесла Люмиль и вернулась на свой трон.

–Как пройти на следующий этаж? – спросила Элен.

–Выход прямо за моей спиной. Удачи вам, друзья! Вы лучше всех тех, кто были здесь до!

Рондо кивнул ей и тоже пожелал удачи. Меня подняли на носилках.

XVIII. Ужасный ты человек, как и все

XVIII

По небу лениво плыли облака. Их края багровели и розовели, чем ближе подбирались к закатному диску. Косяки птиц купались в голубых шелках красавицы-небосвода, пока их младшие братья насекомые ласкали уши здесь на земле. В лазури завиднелись звезды. Просыпайтесь, фонари далеких миров! Здесь вам всегда рады! Половинка луны, наспех откушенная вселенским крокодилом, улыбалась в пол лица, как проваливший переговоры делегат чужой страны. Вот облако похожее на яблоко, а вот – на апельсин. Рядом лежала корзинка фруктов. Бананы и арбуз были такими же диковинными и лишними здесь, как и я. По правую руку серебряный поднос, а на нем кружка с чаем из ромашки. Аромат…

Я поднял спину и уперелся рукой в желтое покрывало, на котором прибывал на этой своей вечерней трапезе. Вдали немного левее березовой рощи громыхал водопад. Внизу после крутого склона раскинулась долина, утопленная в желтых полях диких колосьев. А дальше – леса, леса, горный кряж и солнце, мельчавшее собой, но не своим светом.

На душе у меня было легко и спокойно. Даже Смерть знает, что есть истинная красота.

Шаги позади.

Рондо нацепил дорогую рубашку необычного кроя, это была одна из многих странных вещей в том доме, на который мы наткнулись. Я пригласил его к себе. Еще бы! У него было две бутылки вина с красивыми рисунками на блестящей бумаге! Сопровождаемый старческими вздохами, он, наконец, уселся на покрывало.

Рондо протянул мне бокал со словами:

–Хорошо тут…

Я кивнул и налили себе вина. Некоторое время мы молча пробовали его на вкус. Неплохо! Очень даже! Но сладковато…

–Слишком сладкое. – сказал Рондо.

–Да…

–Ты уж прости нас. Все тогда и вправду казалось подозрительным.

–Да уж… Ну ничего, ваши подозрения оказались не беспочвенны. Кто бы мог подумать, что слова, записанные на листке, могут вызвать у наших врагов такой интерес.

–Обычные слова не могли. Когда я еще был молод и бессмертен, учитель всегда говорил, что поэзия – высшая форма магии, способная воздействовать на разумы. Быть может другим этого и не хватало. Не прямой грубой силы, а обольстительной мягкой. Всякому делу господь придумал цель.

–Никогда не относился к этому серьезно. Когда нас муштровали командиры в юсдисфалськой армии, нас научили тому, что только меч может говорить достаточно искренне на поле боя. А у меня это так… меня это дело успокаивает.

Рондо единым глотком осушил бокал и в своей привычной манере принялся задумчиво смотреть на природы ясный лик. А затем, словно выйдя из транса, сказал:

–Относись серьезно даже к самому пустяковому делу. Это обязательно зачтется.

Я кивнул. Наверняка он был прав.

Поднялся нешуточный ветер. Облака, возбужденные им, заторопились в горизонт. Я выпил еще бокал и лег, подложив под голову руки. Во рту торчала бесконечно длинная соломинка, занесенная сюда волей неведомо какого бога. Сейчас ясно одно – я должен был найти ее и вставить себе промеж зубов. Вот уж где бы и остался, так это здесь! Еще бы знать, что по мою душу не придет Ларгос и не доведет дело до конца.

Слышишь ли ты меня, о дорогая Смерть? Не могла бы ты приструнить своих гончих? Ты же хочешь, чтобы мы встретились… Знаю, что хочешь. Как можно не хотеть встретится с самым обычным человеком, который за жизнь научился только махать мечом да складывать какую-никакую рифму? Конечно же я шучу. Ты просто ради своего увеселения подыгрываешь моему воображению.

Если я не прав, докажи это. Назови свое имя! Я знаю, что оно у тебя есть. Иначе до конца своих жалких дней так и буду называть тебя Смертью.

И облака выстроились в простое и понятное слово: «нет». А может мне показалось.

–Остались еще те штуки?

–Какие? – спросил Рондо.

–Табак, забитый в бумагу.

Рондо достал коробок, как из-под свечей, и достал оттуда две белые палочки. Одну сунул в рот, а другую подал мне. Огнивом (только тем, которое сразу изрыгает огонь, а не сноп искр), он зажег табак.

–Хорошо! – сказал я громко.

–О да!

В башне я по-настоящему начал ценить жизнь. Почему-то только здесь, когда оказался несколько раз в полуметре от проезжающей колесницы погибели.

–Знаешь, Рондо, перед тем, как мы умрем, я хотел бы написать о каждом из нас. О том, кем были, какими стали, что было в наших головах перед смертью. Поэтому, если тебе есть о чем поведать миру, я хотел бы это услышать.

Рондо заулыбался своей больной старческой улыбкой.

–Есть у меня кое-что. – начал он, – Однажды ты спросил меня, как давно я уверовал. Я тогда сказал, что верил с самого рождения. – я кивнул, – Но близок к богу я был не всегда. Провал случился, как и у всех, в момент появления Кафиниума. Тогда я занимал высокое положение в королевстве и даже не думал когда-нибудь вновь взять в руки меч. «Достаточно послужил!» – думал тогда я. Интересовало меня только одно – дочь моего брата. Она была чуткой и доброй, чистой и веселой. Тот идеальный набор, который должен быть присущ каждой женщине, думал я. Но только она была такой. На самом деле все это было не так важно. Она была красивой. Ты не представляешь, насколько, Крау. Не думаю, что когда-нибудь ты видел таких девушек.

–Верю, Рондо.

–А затем мы все стали смертны. Тогда мне не хватило смелости остановить ход своих поганых мыслей. Мне было очень страшно. Это сейчас, люди за башней не так часто задумываются о смерти, хотя она и может прийти к ним в любой момент. Но тогда! Я мог умереть в любой момент, представляешь? От упавшего на голову камня или поскользнувшись на лестнице между спальней и трапезной! И я хотел кое-что сделать перед тем, как это произойдет. Я желал разделить постель с любимой девушкой. Она знала обо мне, знала о моем положении в королевстве, знала так же, что я – ее дорогой дядюшка. Тогда брат выступил на войну с Шорданом, а я воспользовался моментом. Милейшего вида родственник1 заглянул к племяннице в гости. Я был молод и красив, у меня было все… Как она могла отказать мне, Крау? Сейчас я все понимаю… старение быстро заставило меня повзрослеть. Она любила другого, и это привело меня в ярость. Я взял ее силой.

Я крепко затянулся дымом. Он тоже. Мы немного помолчали. Иногда стоит вот так помолчать.

Собравшись с мыслями, Рондо продолжил:

–После этого я был готов к смерти… Но она так и не пришла. Все изменилось, но конца света не случилось. Жизнь продолжила свой ход, несмотря ни на что. В это время я получил весточку от своего брата. Он скоро должен был вернуться с войны, обещал поделиться новостями и своими дальнейшими планами, просил готовиться к лучшему и приготовить бутылку вина. Страх, который я ощутил был не похож ни на один другой. Наверное, я ненадолго сошел с ума. Я был уверен, что он не вернется, также, как был уверен, что скоро не станет никого в этой чертовой стране! Времени на раздумья было немного. Я пришел к ней тем же вечером и задушил занавеской во время ссоры. Я предлагал ей уехать! Предлагал ей уехать вместе с ее никчемным ухажером! Обещал дать столько денег, сколько она попросит…

Вот уже и совсем стемнело. И водопад, казалось, стал тише, и треск сверчков возобладал над другими звуками и мне было тоскливо и грустно на душе. Рондо тихо плакал, а я обхватил его рукой и утешал, как малое дитя. Я предложил ему закончить на этом, но воля его была непоколебима.

–У меня были хорошие связи, поэтому я выставил все так, что ее убил возлюбленный. Еще до приезда моего брата он покончил с жизнью в ночь перед судом. Брат похоронил дочь и сразу же вернулся на фронт, где вскоре скончался. И тогда я осознал, что не Смерть забрала эти жизни, а я. И даже если бы они были живы, их жизни все равно были бы отняты. Теперь же все мои деньги у церкви, может этого и хватит на восстановление хоть какого-то порядка в таких больных головах, как моя. Напиши об этом, Крау. Напиши и брось к подножью, если у нас еще будет такая возможность. Я бы давно обо всем рассказал, но мне нужно было мое положение, чтобы принести хоть немного добра в этот мир. – Рондо вытер красные глаза, теперь они были похожи на стекла, в которых преломляется свет мириадов звезд, – Что думаешь об этом, Крау?

–Ужасный ты человек, как и все.

Рондо рассмеялся.

–Ты самый бессердечный человек на свете. Но я рад, что именно тебе рассказал все это. Надеюсь, я умру раньше тебя.

–Я тоже на это надеюсь, друг. Но что-то не верится. Бог любит таких грешников, как ты. Он хочет, чтобы вы достаточно помучались.

–Такова цена.

Рондо поднялся со своего места и, покачиваясь, побрел от меня. Я решил сказать ему напоследок:

–Спасибо.

Он повернулся, посмотрел серьезно и сплюнул.

И мне тоже пора. Красоту нужно созерцать, пока она красива.

XIX. Лисица

XIX

Глубокой ночью пошел дождь. Я сидел на крыльце нашего временного дома. В руках у меня была сигарета. Название этому предмету дало мое сознание. Словно я всегда это знал, но забыл, а теперь вспомнил. И так со многими вещами здесь… розетка, холодильник, душ, унитаз, зажигалка. Наверняка Кафиниум в очередной раз заигрывал с нами. Но раз он делает это так заботливо, то можно ему простить это вторжение в голову.

Хорошая вещь, этот душ. Вот бы такой был у меня на родине… Я бы может и не пошел в эту чертову башню. Больше ведь ничего для счастья не нужно. Горячая вода, тепло, еда.

Вода ручейками струилась по земле, пропадая в темноте. Каменная дорожка блестела под светом настенной лампочки, прикрытой железным козырьком. Деревянные ступени с годами стали совсем плохенькими, но пока не совсем сгнили, спасибо этим когда-то соснам. Дым уносился ветром в черноту, а я поглаживал больную грудь. Еще немного и я окончательно выздоровею. А это не то, что рады будут услышать мои спутники, ведь нам нужно будет идти дальше.

Каблуки застучали по камушкам… Вивай вышла из темноты. Капли падали с ее волос, блестящих на свету всеми цветами радуги.

Я поприветствовал ее улыбкой. Ви уперла руки в бока и склонила влево голову. За ее жестами всегда было интересно наблюдать.

–Что ты тут делаешь? – спросила она с подначкой.

–Пока был без сознания, выспался. – ответил я, – Люблю я ночь. Очень по ней скучал.

–М… ясно, – расстроенно, почти грустно, – думала, меня ждешь.

–На самом деле так и есть. Я услышал в коридоре шум. На посте стоял Рондо, сказал, что ты вышла. Вот я и сижу тут уже полчаса, а ведь прохладно!

–А ведь мог пойти за мной.

–Я бы не хотел, чтобы за мной шли. Вот и остался.

–А если бы со мной что-то случилось?

–Здесь довольно безопасно, да и ты… прости, но за тебя получается переживать меньше всех, хотя очень бы хотелось.

–Приму за комплимент! – Вивай захихикала, как мышка.

–Больно смотреть на тебя под дождем. Я тут только от ветра уже замерзаю. Давай, Ви. Хватит на сегодня прогулок. – я пригласил ее присесть.

Моя спутница поколебалась, но в итоге мягко опустилась рядом. Хвостик забарабанил по коленям.

–Расскажешь?

–Не хочу. Это странно.

–Каждая странность может стоить нам жизни. – я предложил ей сигарету, но она отказалась, – Но я не настаиваю.

–Спасибо, ваше величество. – Ви хихикнула.

Я в шутку ей поклонился:

–Все для вас, прекрасная леди.

–Если так себя ведет высший свет Юсдисфала, я рада, что никогда не встречала высокородных кавалеров. Глотки бы им перерезала за то, что такие противные.

–Или дала бы отравленное яблочко. – добавил я.

–В точку.

Мы рассмеялись. Мне было приятно знать, что по крайней мере меня она не прирежет и не отравит. Эта дрожащая от холода особа… Заболеет ведь. На вот тебе мой халат.

Я накрыл ее и набросил на волосы капюшон. Халатов у нас на родине тоже не хватало… Сколько еще существует этих маленьких простых вещей, делающих нас счастливее?

Вивай как-то странно на меня посмотрела. Будто сейчас произошло нечто неправильное. Она попробовала снять его, но я быстро приобнял ее, положив голову на плечо. Когда она попыталась отбросить меня, я только крепче ее сжал и даже легкий удар в грудь меня не переубедил.

–Крау, я убью тебя.

–Давай только попозже.

Теперь я по-дружески обнимал Вивай за талию, смотря в темное небо, на границы и контуры, которые вырисовывали вершины деревьев.

–Спасибо, что была со мной, когда мне было это нужно.

–Глупости. Ты был при смерти.

–Это могла быть Элен, но это была ты. – я посмотрел ей в глаза, – согласна?

–У нее нет рук. А зубами и я бы лучше справилась.

–Ну да, твоя правда. – я представил, как бы все эти процедуры давались Элен… да простит господь мою усмешку, – Все равно спасибо.

–Теперь можно меня отпустить.

–Можно. Но так не хочется…

–Что с тобой, Крау?

–Вино и ты. Вы производите на меня странный эффект.

–И что это за «эффект»? – Вивай заулыбалась.

–Этот эффект заставляет людей делать глупые поступки. Заставляет жить дальше и помнить о прошлом. Заставляет прямо сейчас наслаждаться даже самой плохой погодой. Заставляет верить в будущее, когда оно кажется таким ясным… Это не эффект, это чувство. Его можно испытывать к жизни и к другим. Оно приносит страдания и добро. И мне кажется, оно не чуждо расе неритов. Любовь…

Вивай рассмеялась, а потом испуганно замолчала.

–Хочешь сказать, что любишь меня?

–Конечно.

–Я тебя тоже, иногда. Очень и очень редко.

–А сейчас?

–Нет.

–Хорошо. – сказал я расстроенно и убрал руку, – Но халат все равно не снимай.

Подперев тяжелую голову, я прикрыл глаза.

–Иногда я закрываю глаза и, мне кажется, все таким ненастоящим.

–В башне так со всем. – сказала она.

–Да, но это другое. Закрой глаза. – наверное она послушалась, – Падающие капли, течение воды, водопад вдалеке, мой голос, твое дыхание, вороны, но где-то совсем не здесь… сопение Альтера…

–Его я не слышу.

–Но ты представь! А теперь еще: мерцание звезд, гул Кафиниума, взмахи крыльев, стрекот, лай, кузнечики… хвоя, падает шишка, маленький зайчик, пустая комната, где только ты и больше ничего. Звук тишины.

Я открыл глаза. Вивай дышала неровно и постоянно облизывала губы. Ее веки подрагивали, но не стремились разомкнуться. Через некоторое время она посмотрела на меня с ужасом.

–Что это было? – голос тонкий, беззащитный.

–Красота. – ответил я беззаботно. – Вечная неподвластная красота. И ты умеешь ее слышать. Это редкость.

–Я бы не хотела уметь.

–Но теперь по-другому нельзя. Один раз услышав, запоминаешь навсегда, как это делать. Ты научила меня некоторым своим приемчикам, и я показал один свой.

–В бою он мне не пригодиться. Неравный обмен.

–Он пригодиться в любое другое время. – улыбался я так, словно был повышен в звании. Четыре раза.

Мы сделали это еще раз. Но теперь говорила она:

–… тлеющие угли костра, шуршат колосья… горит закат, меркнет небо, шаги, но никто не идет… горят дома, с неба сыпется пепел, с неба сыпется огонь… крики, много. Почему вы кричите?.. сыпется пепел, весна… и Ее голос…

Вивай заплакала. И мне было так грустно, что слезы покатились и по моим щекам. Я обнял ее. Теперь мы плакали вместе. А она продолжала:

–… звон монет, но их нет. Жестокость от начала и до конца… мертвые, дорога из мертвецов, я иду, но мне некуда идти… дети играют, а я дрожу от ветра… почему бы просто не быть ребенком?.. звон клинков… пронзаемая много раз плоть… страдания… лишения… бедствие… вот еще один ребенок… почему он рад?.. пронзенная плоть… у меня есть сердце, но я не слышу, как оно бьется… впереди башня… ветер обдувает ее, я иду к ней… но зачем… я не хочу… не хочу!

Я поцеловал Вивай в лоб. Я обхватил ее всем телом, как только мог. А она продолжала говорить, пока слез не осталось. Дождь продолжал идти, как и жизнь. Есть множество вещей, о которых мне хотелось бы забыть. Но об этой ночи я бы не хотел забывать никогда.