Текст книги "Кудель кровавого льна. Книга первая (СИ)"

Автор книги: Принцесса Штальхаммер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 24 страниц)

– Почему же столь несправедливо к тебе относятся?

Рыбница перевернулась на спину и села повыше, наравне с Морэй.

– На «Адмирале Шевцове» баб нет совсем, не считая меня. Четыре сотни душ, и все мужики – потные, вонючие, грязные и постоянно матерящиеся. Представляешь, каково это – месяцами плавать в корыте с такой приятной компанией? Когда я только появилась на борту – года три назад, я даже не подозревала, в какое говно вляпалась. Дурная баба, чего с меня взять, наслушалась сладких сказок от Содружества, расхваливающего свой дрянной флот на все лады, и решила счастья попытать. Всё равно моя прошлая банда распалась на куски. А что, водичка рядом, паршивых мерфолков можно косить почём зря, опять же, вы, эльфы. Поглазеть была охота на ваши длинные уши. Многие говорили, что вы к чужакам относитесь куда терпимее, чем паршивые людишки и мерфолки. И верно ведь: в первом же плавании компания самых борзых и любвеобильных матросов зажала меня в крюйт-камере и прям между ящиками со снарядами, прям на полу, пустила по кругу, как шлюху какую-то. Оттрахали во все щели, а потом бросили, спасибо хоть не прибили.

– По интонации и физиономии не скажешь, что ты была против, – хмыкнула эльфийка, в полутьме разглядывая лицо рыбницы, на котором расплывалась загадочная улыбка.

– Я была в бешенстве, – сладко зажмурилась рыбница. – Ненавидела всех и каждого во всём Сикце, всем одинаково желала мучительной смерти и вечно кипящего котла в Бездне. Оклемалась только через три дня и стала ещё злее.

– Боюсь представить, что ты сделала со своими любовничками.

– Мне даже руки не пришлось марать: Сьялтис сказал, что все четырнадцать матросов сошли с ума и поубивали друг друга. Они жили в отдельном кубрике всей компашкой, там их и отыскал он на следующее утро. Поубивали друг друга, я ж говорю, последнего лихорадило с неделю, пока не сдох. Судовой чародей Незабудка – вода ему пухом, – сказал, что это были, хм… Как же там… Спонтанный приступ невменяемости и тяжёлые галлюцинации, возникшие после того, как они меня оттрахали.

– Выходит, самки рыбников действительно в определённые периоды своей жизни на внешних половых органах выделяют концентрированный яд? – немного удивилась эльфийка. – Это случаем не связано с менструальными циклами?

– Какие ещё… Менструальные циклы? Месячные, что ли? Эмельтэ, ну и выраженьица. Нет. Эта ядовитая канитель длится постоянно, хе-хе. Сколько себя помню, каждую неделю ковшами выскрёбывала эту вонючую слизь между ног. Незабудка потом предупредил всех на корабле, чтобы они сторонились меня. Он провёл свои опыты-шмопыты, ковырялся у меня в… Ну, ты понимаешь. А потом изрёк с умным видом, что при вагинальном и анальном сексе обеспечен стопроцентный летальный исход моего партнёра, если он не рыбник, имеющий ин… Им… Иммунитет. А оральный секс тоже нежелателен, ибо любой взятый в рот член я могу случайно растворить в щёлочи, сочащейся из глотки. Во как. Эти фразочки прочно засели в моей голове и нередко спасали меня и тех, кто хотел «испытать новые ощущения с рыбницей». Большая часть зараз отваливала со своей любовью, но находились очень упёртые самоубийцы. Один паршивый человечишка всю жизнь мечтал подохнуть, занимаясь любовью, я и исполнила его последнюю мечту с радостью.

– Удивительно! – оживилась серокожка. Её стоящие торчмя уши задрожали от возбуждения, а хвост забился между ногами. – Изучала я анатомические атласы по отдельным расам Сикца, но вот исследование или вскрытие настоящего рыбника, увы, никогда не проводила. Поэтому скептически относилась к отдельным… Особенностям ваших организмов, описанным в чужих трудах. Невменяемость и галлюцинации, говоришь? Похоже, твой организм выделяет нейротоксичный яд. Нет, удивительно! Никогда ничего подобного от других рыбников не слышала! Значит, самцы рыбников имеют иммунитет к яду самок. Хм. Разреши задать неделикатный вопрос.

– Валяй, – усмехнулась Форсунка.

– Если имел место вагинальный секс с семяизвержением, ты разве не должна была забеременеть? Или набор хромосом у рыбников и эльфов слишком разный, чтобы появилось потомство?

– Мерзавцы предохранялись, да только не спасло это их…

– Должен вам сказать, – вдруг подал голос самый крайний «хлюпик», с недавнего времени с интересом прислушивающийся к диалогу эльфийки и рыбницы, – должен вам сказать, что на самом деле количество хромосом не влияет на образование зигот. Гораздо важнее отличия в положениях генов между хромосомами особи. Поэтому отличные друг от друга виды редко скрещиваются, а если и скрещиваются, то не имеют потомства, ибо при мейозе половых клеток на выходе получается неприспособленная лабуда.

– Ну, значит, я исключение из правил, – подпёрла кулаком голову полуэльфийка-полудриада.

Шум из глубин коридора заставил её смолкнуть. Послышался скрежет ключа в замочной скважине и скрип двери. На разлитую по полу полоску света легли четыре вытянутых тени, три из которых были в капеллинах с разлатыми полями. Воришки и неизвестный генетик, больше похожий на нищего попрошайку, заёрзали, сжались ещё сильнее, превратившись в сплошной серый ком. Четверо стражей, больше похожих на классических держиморд из лесных бандформирований, остановились у камеры чародейки и рыбницы. У двоих из них, держащихся позади, в руках были плети с девятью тонкими стёгаными хвостами, у третьего бердыш с обломанным выше середины ратовищем. Четвёртый, что без капеллины, был лыс, раздет по пояс и шёл без оружия, однако его кулаки размером с голову Элизабет выглядели не менее угрожающе.

– Эта? – удрализка увидела, что парень с бердышом тыкал пальцем именно в неё, и чуть слышно чертыхнулась. Сил, чтобы встать и уж тем более колдовать у неё не было, оставалось лишь смириться. Вряд ли эти кретины пришли пожелать ей доброго вечера и подать аперитив к ужину.

– Эта, – кивнул полуголый, потирая жилистые кисти с вытатуированными рунами на толстых коротких пальцах. – Открывай.

Юнец с бердышом, тощий и высокий, как каланча, с режущим слух скрипом отворил дверь и вошёл первым. Связку проржавевших ключей он сунул за пазуху сермяжного мундира и кинул испепеляющий взгляд на трёх ворюг. Те скукожились ещё сильнее, хотя, казалось, сильнее было некуда.

– А ну-ка, парни, поднимите ушастую, – властно кивнул в сторону Элизабет лысый. От него нестерпимо несло луком и потом.

Двое тюремщиков с плётками схватили Морэй под мышки, поставили на разъезжающиеся ноги и грубо припёрли к стенке, наступив на хвост и копыта измазанными в грязи и навозе сапогами. Эльфийка рванулась, но без толку: держали её железными тисками. Форсунка попыталась встать и заступиться за чародейку, но тупое лезвие бердыша, приставленное к груди, заставило её сменить планы и ещё сильнее вжаться в солому.

– Не рыпайся, и до тебя очередь дойдёт, – страшно шепелявя, прошипел дрыщ. Рыбница, прекрасно видевшая в темноте, увидела стекающую по треугольному подбородку струйку крови и поредевшие зубы охранника и едва сдержалась, чтобы не выпустить смешок. Теперь понятно, кому она в прошлый раз выписала нехилую зуботычину.

– Что, ведьма длинноухая, как у нас тебе в городе живётся? – прохрипел лысый, в упор смотря на Морэй и потирая мясистый кулак. – Может, пожаловаться хочешь на несправедливость какую-нибудь? Может, права эльфов или волшебников ущемляют где-то? А? Нет?

Та не удосужилась отвечать, прекрасно понимая, что ответа не ждут. Вместо этого серокожка, собрав во рту слюну, смешанную с кровью, харкнула прямо в довольную морду лысого. Но тот прытко успел увернуться, и кровяная слюна низринулась в общую вонючую лужу, разлитую на каменном полу.

– А головушка твоя как, нормально? – вновь принялся мерзко ухмыляться гунявый детина. – Эк я приложился по ней тогда своей стрелялой, зараз вырубилась, курица!.. Ну-ка поглядим, что там у тебя есть…

Лысый, схватив запачканное, лоскутами свисающее платье за разорванный в клочья лиф, окончательно сорвал его с тела чародейки вместе с бюстгальтером и бросил ворюгам. Те испуганно попятились от тряпки, отталкиваясь ногами.

– Не смей! – взвизгнула Элизабет, чувствуя его прикосновения. Держащие её стражники с довольными рожами загоготали, рассматривая серебристые груди эльфийки, пестревшие яркими веснушками. Мерзко улыбнулся и стоящий над рыбницей охранник, перекладывая бердыш в другую руку. Беззубый рот делал его похожим на гоблина.

– Мосластая ты какая-то, ведьма, – самодовольно усмехнулся лысый, сильнее стискивая волосатой ручищей побелевший грудок, – то ли дело наши бабы, и шлёпнуть есть куда, и подержаться есть за что! А у тебя и сисек нет, так, курячьи грудки какие-то, нормальному мужику и потискать нечего.

Остальные охранники гулко расхохотались от слов приятеля. Элизабет сдунула с лица мокрые, слипшиеся от запёкшейся серебристой крови рыжие волосы и впилась глазами в довольную обритую морду с редкими зубами.

– Глазёнки-то зелёные, колдунские, – перестал лыбиться лысый, но грудь не отпустил. – И волосы рыжие… Тьфу, скверна. Истинная ведьма, я ж говорю! Ну, чего вылупилась?

– Да вот, – выдохнула полушёпотом эльфийка, – хочу в глаза твои посмотреть перед тем, как забрать их себе.

Лысый выпустил плоть эльфийки и с размаху врезал ей в челюсть, да так, что её голова откинулась назад, стукнулась затылком о стену и упала обратно на грудь. Эльфийке показалось, что внутри головы разорвалась шрапнель, размазав мозг по всей черепной коробке и пустив обильное внутреннее кровотечение. Ловя ртом воздух, она несколько секунд рассматривала свою захарканную кровью грудь, затем лысый схватил её за щёки и припёр голову обратно к стене.

– Вздумала лаяться, сволота ушастая? Я таких хлипких эльфов, как ты, с одного удара пачками валил, а тебя могу запросто посадить на одну ладонь, а другой прихлопнуть, как навозную муху. И никакая магия тебя не спасёт, слышишь? Уши-то, вона, длиннющие какие! А коли не веришь, я и показать могу.

Коротко размахнувшись, он саданул эльфийку в солнечное сплетение. Элизабет, согнувшись в три погибели, уставилась затуманенным взором на собственные колени, но двое охранников живо вернули её в первоначальную позу. Удрализка стояла на дрожащих ногах лишь благодаря им. Она готова была лишиться чувств, но продолжала тупо смотреть перед собой и беззвучно кривить залитые расплавленным серебром губы.

– А ты крепче, чем кажешься, падла, – подбоченился лысый, выпятив волосатый живот. – Вижу, придётся бить тебя в полную силу.

Согнув мускулистую, маслившуюся от пота руку в локте, он замахнулся ещё раз, целясь в голову, прямо в переносицу. Но удара нанести не успел.

Форсунка, воспользовавшись отвлечением дрыща, взвилась, как пружина, врезала ему под дых ногой, разорвав когтями широкий кушак, бежевый мундир и впалый живот, и выхватила выскользнувший из скрюченных пальцев бердыш. Лысый с занесённой рукой упал сразу же с рассечённым наискось лицом и принялся орать, как полоумный.

Оставшиеся два охранника бросили Морэй, которая съехала по стене и повалилась на бок, и накинулись на стоящую на коленях рыбницу, вытаскивая из-за поясов корды с узкими отполированными клинками. Одного Форсунка сбила с ног хвостом, порвала икры и подколенные связки шипами, второму плюнула прямо в скалящееся лицо шипящей вязкой кислотой. На всё про всё ушло менее двух секунд. Вскочив на ноги, разведчица раскидала воющих и кричащих в болезненной агонии истязателей и голову каждого с хрустом проткнула лезвием бердыша. Для лысого рыбница выписала два укола – в лоб и кадык, окончательно превратив его лоснящийся котелок в лопнувший арбуз. Форсунка не жалела сил и обильно смаковала их с распирающим грудь ражем.

– А ты крепче, чем кажешься, падла, – с ненавистью прошипела рыбница и отбросила окровавленный бердыш в сторону. – Надеюсь, тебе понравится в Бездне!

Упав на колени, она пошарила руками в потёмках и вскоре, найдя что-то, довольно заурчала.

– Эй, Лизбет, как ты? – подняла голову Форсунка, затыкая окровавленную руку за пазуху куртки.

Рыжеволосая эльфийка, калачиком свернувшись на соломе, тихонько постанывала и яростно била хвостом. Тело её покрылось гусиной кожей и дрожало от холода и боли в груди, животе и челюсти, зубы стучали, расшатанные мощным хуком лысого, а в голове была сплошная каша, в которой перемешались все мысли и эмоции, какие только существуют.

Ящеровидка вытащила у дрыща связку перемазанных багряной кровью и содержимым порванного желудка ключей и отворила дверь камеры, затем вернулась к лежащей на тюфяке Морэй.

– Давай помогу, – чешуйчатая девица схватила чародейку под мышки и кое-как подняла. Эльфийка обхватила подругу за шею одной рукой, другой схватилась за булькающий живот. Поддерживая её падающее тело, рыбница вышла в коридор и заковыляла к лестнице, ведущей куда-то вверх, туда, откуда пришёл лысый с дружками.

– Я… Я… – хрипела Элизабет, то и дело прерываясь на кашель и рвотные позывы. – Спасибо… Я…

Схватившись за живот, удрализка согнулась, и её обильно стошнило под ноги.

– Правильно, заблюй этим уродам тут всё, нехай оттирают!.. Проклятье, сюда спускаются.

Возникшие из темноты стражники были вооружены винтовками, которые незамедлительно направили на бежавших пленниц.

– Ты, ящерица, ни с места!

Форсунка узнала последнего материализовавшегося из тьмы человека – главостража Ветропика – по перу черношейного журавля на плотно обтягивающей голову шапочке.

– Далеко собрались, дамы? – спросил пропитым насквозь голосом небритый мужчина, разглядывая фигуристый стан эльфийки. – Это ещё что за цирк? Совершать побег в одних трусах – неуважение к страже, эльфка.

– Гляди-ка, Ольхтанд.

– Так-так, Твердолоб и его дружки собственной персоной, – главостраж отвлёкся от лицезрения голого тела и повернул голову в сторону ямы, где на полу в разных позах лежало четыре трупа с разворочёнными лицами и другими частями тела. Позади них мелко дрожали воришки, похожие на яйца гигантоскорпиона, из которых вот-вот вылупится молодняк. – Гм, гм. Выбросьте их в трупник от греха подальше. А этих в кордегардию немедленно, к ним посетитель, – главостраж махнул в сторону Форсунки и Элизабет и, заложив руки за спину, ушёл наверх. Воспользовавшись моментом, рыбница быстро сунула что-то за пазуху куртки, перепачкав её чужой кровью.

***

Расположенная этажом выше кордегардия мало чем отличалась от тюремной ямы, разве что тут было немного светлее благодаря парочке окон и мух с тараканами было куда меньше. В горячем от пара воздухе отвратительно пахло потом, кожей, смазочным маслом, железом, чьими-то портянками – обычными запахами подобных заведений, где денно и нощно вели неусыпную стражу бесстрашные караульные. Или виртуозно делали вид, что вели, всё свободное время дуясь в кости, карты и игру в три напёрстка.

Элизабет сидела в углу, за столиком, положив всё ещё гудящую голову на столешницу и накрыв её руками. Рядом лежали ножны с серебряной шпагой и кожаной перевязью и кошель, возвращённые из сундука с изъятыми у подозреваемых вещами. Форсунка стояла по соседству с пустыми стойками для оружия, прислонившись спиной к набитому соломой и перевязанному ремнями чучелу-гуманоиду, утыканному обломанными болтами. В данный момент она была занята тем, что считала мух, ползающих по вялящимся под потолком воблам и трескам.

– В мои обязанности входит обеспечение порядка на улицах Ветропика и слежка за соблюдением всех действующих законов, – покряхтывал главостраж, расхаживая перед зарешечённым двустворчатым окном, – две госпожи были задержаны во время беспорядков, имевших место быть в ресторации «Белая акула». Более двух десятков сломанных и вывихнутых рук, ног, носов, рёбер, пальцев и плеч, неисчислимые порезы, синяки и ушибы, трёх человек, включая хозяина, затоптали насмерть, ещё пятерых прикончили подручными средствами. Изъято много единиц холодного и стрелкового оружия, в том числе нелегального. Эльфка и ящеровидка выступают в качестве подозреваемых, равно как и три дюжины иных посетителей, отловленных при попытке сбежать. В данный момент устанавливаются личности зачинщиков хаоса, уже найдены…

– Я тебе в десятый раз говорю, олух, что зачинщиком выступил тот мудацкий усач в шашечном балахоне, – с неизменной интонацией промолвила рыбница, наблюдая за кружащей у левого уха главостража мухой. – Он ни с того ни с сего стал обвинять чародейку Элизабет в том, что её законная ученица на самом деле – краденная крестьянская девочка, хотя эта девочка взошла на борт нашего фрегата вместе с учительницей ещё в порту Эльфийского Содружества двумя днями раньше, при этом она не выглядела как жертва, которую насильно держат в кандалах или мучают гипнозом. Проклятый идиот первым вытащил железяку и стал размахивать ею, за что получил лосиными рогами по башке, вот тогда и началось всеобщее безумие. Вы, люди, совершенно не умеете контролировать свои эмоции, стоит лишь дать повод, и вы накинетесь всё крушить и громить вокруг, как ненормальные. Мою подругу чуть не закололи штыками стрельцы, а её ученица лишь чудом смогла убежать из таверны. Где она сейчас, а, главостраж?

– Никаких детей и подростков мои ребята не задерживали, – отнекивался мужчина. – А вот описанный усач действительно присутствовал, голова у него разбита. Сейчас он молчит, как партизан, и показаний не даёт, но зато нашлись свидетели, которые утверждают, что именно вы, барышня, послужили запевалой заварушки, когда швырнули кувшин с пойлом в священнослужителя и попали в компанию плотогонов. Вы хоть понимаете, что это прямое покушение на жизнь жреца из храма Марсория? Да у нас этих напыщенных индюков на паланкинах носят, ручки целуют при встрече, до земельки кланяются, боятся слова лишнего сказать и в глаза посмотреть. Если дело придать большой огласке, вас склюют с потрохами!

– Враньё это всё, ничего я ни в кого не швыряла!

– Ну да, наверное, те пятеро свидетелей из ресторации сговорились и оклеветали вас.

– Не исключаю, – нагло ухмыльнулась рыбница. – Вам, людям, лишь бы поиздеваться над нелюдями, иначе жизнь прожита зазря.

– Зря вы так, – качнул головой мужчина, и журавлиное перо упало ему на левый глаз, – я-то к нелюдям нормально отношусь, лично к вам даже обращаюсь на «вы», но закон един для всех – людей и нелюдей, нищих и принцев.

Послышался короткий, но очень едкий смешок, принадлежащий кому-то из сидящих в помещении стражников. Ольхтанд обвёл недовольным взглядом своих подчинённых.

– Учтите, что эльфийка, которую вы незаконно задержали, лапали и избивали в яме – известный чародей, действующий под эгидой Владычицы Миряны Первой, – наконец, решился подать голос капитан Сьялтис, обмахивая вспотевшее красивое лицо двууголкой. – Вы хотите проблем, главостраж Ольхтанд? Вы сейчас в шаге от них. Устроить международный скандал с вашим участием – дело пары пустяков, а вот последствия будут намного, намного тяжелее.

– Да я чего? Я ж ничего! – смуглое лицо Ольхтанда покрылось испариной, и он оттянул воротник полотняной рубахи. – Это всё Твердолоб и его дружки, это они самовольно снялись с постов и отправились избивать нелюдей. Если бы я знал об их намерениях… Я бы не допустил такого никогда! Естественно, я немедленно выпускаю из-под стражи эту вашу важную чародейку и… Приношу ей глубочайшие извинения от своего лица и лиц своих идиотов. Но вот ящеровидку я не выпущу, даже не просите! Плевать, кто она – ещё одна кукла-марионетка Владычицы или сама Владычица. Отрицать её вину под напором доказательств и улик бессмысленно, пускай или выплачивает штраф в сорок тысяч ферлингов, или полгода батрачит в каменоломнях. И лучше бы ей, чесслово, заплатить и катиться на все четыре стороны: жрецы, если всё вскроется, из мести обвинят её ведьмой или упырихой и сожгут на костре. Я им-то выбалтывать ничего не собираюсь, сам не люблю храмовников, но-о…

Сьялтис напялил двууголку обратно и повернул голову к окну, лишний раз продемонстрировав безукоризненный королевский профиль, достойный чеканки на золотых монетах.

– Сорок тысяч ферлингов, чтобы ублажить местный закон? – слабо улыбнулся он. – Учитывая нынешний курс валют, это приблизительно три тысячи эльфийских круний – три моих месячных жалованья. В этот раз ты переплюнула саму себя, Форсунка.

Рыбница фыркнула и отвернулась.

– Капитан, вы принесли мне хоть какую-нибудь одежду? – поинтересовалась удрализка, поднимая голову. – Не пойду же я по городу в одних трусах.

Иллюмон порылся в заплечном мешке и бросил на стол сложенное в стопку помятое чёрное блио с вышитой каймой, которое отыскал в ворохе чародейских вещей в своей каюте. Он, как эльф, который неоднократно вытаскивал Форсунку из различных узилищ, подозревал, что освобождённой узнице понадобится переодеться в чистые одежды, но не ожидал, что её успеют раздеть до нижнего белья. Форсунка на её месте, как более опытная арестантка, не только никак не теряла свои куртку и штаны, увешанные всякой дрянью, но и умудрялась из тюремных ям стащить целую груду ненужного тряпья.

Эльфийка встала, рывком головы запрокинула рыжую гриву назад. Подняв руки, она с зевком потянулась и выгнула спину, отчего непокрытые груди приняли очень соблазнительные формы. Сьялтис тактично отвернулся к окну. Форсунка склонила голову набок и прищурилась. Ольхтанд выплюнул соломинку и лихо сплюнул прямо на пол. Остальные стражники забегали глазами, лихорадочно ища в помещении что-нибудь поинтереснее, нежели голая удрализка, и за неимением такового снова переключались на неё.

Элизабет живо набросила на голое тело лёгкую воздушную тогу и перевязала её в талии широким поясом с металлическими пластинками и узорчатыми фестонами, спускающимися по бёдрам до колен. Распустив длинные рукава, эльфийка материализовала из воздуха маленькое зеркальце с гребешком, и стала расчёсывать влажные рыжекудрые локоны. Локоны распрямлялись вслед движениям гребешка и тут же сворачивались обратно в огненные спирали. Перед приходом капитана чародейка окатилась ушатом холодной воды, учтиво предоставленным главостражем, и смыла немного грязи, пота и крови со своего измученного тела.

– Штраф за Форсунку я заплачу в полном размере, – промолвила Элизабет, разглядывая в зеркале шатающийся передний зуб и чёрный, как вороная сталь, синяк под левым глазом. – Платой будет моё вам прощение, господин Ольхтанд. Я великодушно прощаю вам физический и моральный ущерб, что нанесли мне ваши кретины-подопечные, пока я торчала в этой клоаке Сикца.

– Но…

– Что «Но»? – искоса взглянула на главостража чародейка. – Хотите что-то возразить мне? Подумайте десять раз перед этим. Похоже, вы не понимаете, что играете с огнём. Мне врезали по голове прикладом оружия, волокли сюда по земле и стёрли копыта, дали по челюсти, едва не подарили сотрясение мозга, отбили внутренности и в довесок разорвали платье и облапали. Это платье стоило дороже, чем обмундирование для всей вашей городской стражи, а что же до морального ущерба… Со мной так по-скотски никогда не обходились! И ваши лживые извинения для меня ничего не значат, можете засунуть их себе в задницу! Значит так: немедленно отпускайте Форсунку и ищите Аврору, мою ученицу. Если не найдёте до захода солнца – пеняйте на себя! Если с неё хотя бы волосок упадёт – пеняйте на себя! Я вообще-то не колдунья, как меня окрестили ваши дружки, но ради вас я могу ненадолго перевоплотиться в её амплуа и разнести в пух и прах не только вашу траханную кордегардию, но и весь траханный Ветропик! – последние слова удрализка прокричала, брызгая слюной, и финальным штрихом с силой топнула копытом по каменной мозаике, пустив трещины.

– Успокойтесь, барышня, – встрял Сьялтис, смотря в застеклённое окно, – я прямо сейчас вижу Аврору, она идёт аккурат к нам. Прекратите угрожать, в самом деле, поумерьте воинственный пыл, не забывайте, что я отвечаю за вашу безопасность и безопасность дриады. Ведёте себя не самым подобающим образом.

И действительно, послышались гулкие тяжёлые шаги, потом до тошноты знакомый запах мешочка Иезекииля, и вскоре в кордегардию вошла целая процессия, возглавляемая Авророй. Девочка, у которой лицо и длинные распущенные волосы были заляпаны сажей, пылью и грязью, первым делом бросилась к Морэй и крепко обняла её.

– С тобой всё в порядке, крошка? – эльфийка присела и взглянула в ясные глаза адептки. – Ну, вроде да… Где ты умудрилась так запачкаться?

– Я нашла их, нашла! – звонко выкрикнула Аврора и указала на двоих низкорослых гномов, прячущихся за узловатыми ногами Козочки. – Это они убили мерфолков и сшили из их чешуи сумки и одежду! Видишь? Они не люди, они гномы! Они во всём признались!

– Потрудитесь объяснить, что здесь происходит? – Ольхтанд всё же вернул себе дар речи и самообладание. Вниманием его завладела только Козочка, что копытом силилась раздавить ползающего по полу чёрного таракана. – Дриада? Древобаба? Настоящая? Здесь? Вы серьёзно?

– Серьёзней некуда, господин главостраж, – Иезекииль отделился от толпы, сжимая в руках самозарядный эльфийский карабин. Квартирмейстер попёр прямо на Ольхтанда, и тот, сражённый крепким букетом запахов специй и трав, невольно отступил назад, стукнулся об Форсунку. Рыбница оттолкнула мужчину и угрожающе зашелестела жабрами. – Около часа назад силами экипажа «Чёрный олеандр» была задержана группа гномов-мясников со своим скарбом – одеждой, поясами, сумками, головными уборами, сшитыми из красной чешуи выловленных и убитых намедни гражданских мерфолков, жителей прибрежной акватории Кораллового моря. «Чёрный олеандр» случайно зафиксировал место казни более чем полсотни мерфолков к югу от Ветропика, на песчаной отмели, среди них были мальки, наги, тритоны и сирены. Желая подставить людей в ближайших городах, гномы пустили по воде эшафот с трупами и недвусмысленными надписями. А продажа изделий из чешуи не столько способ заработка, сколько лишнее доказательство людской жестокости и глумления над трупами их сородичей. В лагере гномов ребята обнаружили стеклянные банки, наполненные формалином, в котором плавали отрезанные головы мерфолков, выколотые глаза и отрубленные кисти рук, а ещё десять ящиков неиспользованной чешуи кровавого оттенка. Гномы при попытке их задержать оказали сопротивление и были убиты за исключением двух, коих мы и привели к вам. Господин главостраж, убедительно просим: верните им взятку, что получили за своё молчание, и проведите беспристрастное расследование.

– Да как вы смеете! – воскликнул Ольхтанд, снова оттягивая воротник кафтана и разевая рот, как рыба. – Я впервые вижу этих торгашей, впервые узнаю об их товарах и убийствах змеехвостых! Где они вели торговлю? В городе?

– За городскими воротами.

– Эта территория не находится под моей юрисдикцией, – горделиво задрал нос главостраж, очевидно, хвалясь знанием слова «юрисдикция». Однако никто из присутствующих не обратил на это внимания. – За пределами Ветропика каждый волен торговать любым товаром, хоть кровью девственниц, хоть ихором богов. Вот про убитых мерфолков и подставу людей уже поинтереснее. Эти затраханные гномы, живущие в Гелианском нагорье, похоже, решили подложить нам нехилую свинью. Надеюсь, вы не разнесли в клочья их торговые лотки и шатры? Я бы хотел взглянуть на отрезанные головы и ящики с чешуёй. Если то, что вы утверждаете, правда, я немедленно доложу градоначальнику и самому князю. Давно пора показать обнаглевшим гномам почём фунт лиха, эдак они и эльфов против нас ополчат когда-нибудь… Да. Госпожа дриада, это ведь правда? – Ольхтанд выглянул из-за Иезекииля и поймал пытливым взглядом Шай’Зу.

– Как ни горестно это признавать, но слова Иезекииля Кхыша чистейшая правда, – насупившись, проворчала рыжеволосая кентаврица. – Своими глазами видела и трупы, и головы, и алую чешую. Гномы вступили с нами в драку, не желая показывать подноготную, пришлось многих успокоить стрелой промеж глаз. Двое сдались и рассказали про то, как с группой наёмников ставили сети и закидывали неводы, отлавливали приплывающих на звон липового кораллового колокола мерфолков и безжалостно казнили их. Они сами тебе обо всём расскажут, человек. Тебе будет интересно.

– Отношения с мерфолками у нас не ахти какие, – признался Ольхтанд, задумчиво потирая колючий подбородок, – то и дело жди, когда змеехвостые поднимутся со дна и вырежут тут всех, как в несчастной Усоньке, вот мы и трясёмся. Но жить-то надо на что-то, верно ведь? Массовое убийство полсотни мерфолков на нашей земле – отличный повод исчерпать наши нейтральные отношения с ними, не находите? Скверно дело, очень скверно. Будет нелегко объясниться перед змеехвостыми, но, похоже, выбора у нас нет иного, кроме как устроить показательный суд над этими бородатыми ублюдками и казнить их. А ещё лучше отдать их легиону, нехай тритоны сами линчуют их, они в этом деле доки. Я не зря обратился к вам, госпожа дриада. Чесслово, впервые вижу живую древобабу, но слышал ещё от бабки легенды, дескать, ваша сестра никогда не врёт и говорит только правду. Я вам верю. Серьёзно. Ты веришь ей, Коротконожка?

– Верю, – кивнул головой сидящий на скамеечке стражник с повязкой на правом глазу. – Очень… Приятно познакомиться, госпожа древобаба… Простите, древодева.

– Угу, мне тоже, человек, – сухо промолвила дриада, поглаживая перебинтованное предплечье.

– Хватит языком чесать, иди к морю и кликни сюда какого-нибудь мерфолка, скажи, мол, так и так, разговор есть. Нельзя допустить, чтобы змеехвостые отыскали трупы родичей, решили, что это мы их кокнули, и пошли на нас войной. Приказ ясен?

– Так точно, – Коротконожка кашлянул в ладонь, встал, снял с крючка стальную шапель, ножны с палашом, запястный блочный арбалет и удалился из кордегардии, предварительно ударившись головой о притолоку и выругавшись.

– Ян, собери свою шантрапу и пройдись по городу. Увидишь на ком-нибудь товары из мёртвых алых мерфолков – изымай немедля, можешь применять силу и угрозы. Нельзя, чтобы змеехвостые видели, как мы насмехаемся над их трупами. Все вещи тащи тоже сюда, утопим в жиже от греха подальше.

– Будет сделано, – ушёл и второй стражник, забрав свои шапель и пищаль.

– Давайте сюда этих гномов-убийц, чтоб им пусто было.

Шай’Зу лягнула по задницам пленников и заставила их выкатиться на середину помещения. Смущённо закрывая лица заляпанными кровью платками, заросшие длинными бородами коротышки рассматривали каменную мозаику на полу и о чём-то перешёптывались на своей речи, энергично шевеля крыльями вытянутых горбатых носов. И непохоже было, чтобы выцветшая и покоцанная каблуками сапог мозаика настолько их привлекала своей причудливостью или оригинальностью исполнения, что они отказывались отрывать от неё свои взгляды.