Текст книги "blue blood (СИ)"

Автор книги: Paper Doll

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

– Ты любила его? – его рука расположилась за её спиной. Он будто готов был поймать её в любую секунду, когда на самом деле сам же и бросил с обрыва воспоминаний, по которому Элеонора ходила всё время, как по лезвию ножа.

Её ответ опередил звонок в дверь. Он тяжело вздохнул, потер пальцами усталые глаза, но всё же поднялся с места. Оказавшись у двери, Эдо первым делом посмотрел в глазок, через который увидел человека, которого в последнюю очередь ждал. Это был его отец.

Не дождавшись того, когда сын сам откроет двери, мужчина достал свой ключ и распахнул двери, едва ли не ударив ими сына по лицу.

– Ты меня явно не ждал, не так ли? – спросил он, включив в коридоре свет, что нарушил всю идиллию. Эдоардо уперся спиной в стену, ожидая дальнейших объяснений от отца, которого ему приходилось не видеть вот уже больше трех месяцев, но вспоминал о котором с каждым новым денежным переводом на банковский счет. – Не помог бы ты мне? – мужчина замешкался с пальто, которое ему было затруднительно снять. Парень отметил про себя, что его отец немного пополнел.

– Что ты здесь делаешь? – сложив руки на груди, спросил парень. Его лицо потеряло прежние нежность и осторожность, приобретя уже привычные жесткость и напускную безразличность. Мысленно он молился о том, чтобы Элеонора оставалась на месте, не смея высовываться. Но удача была переменчива, как любая девушка, в особенности, как Элеонора.

– Так я, кажется, помешал тебе, – мужчина ядовито улыбнулся, глянув на бледную фигуру девушки, что появилась на пороге гостиной. Рассмотрев черты её лица внимательно, он нахмурился, заставив Эдоардо сделать тоже самое. Перемена на лице отца казалась слишком явной, когда лицо Элеоноры оставалось непроницаемым. – Может, представишь меня своей подруге? Или вы ещё не дошли до фазы знакомства с родителями?

– Пожалуй, я пойду, – Элеонора встрепенулась с места. Опустив голову, девушка прошла мимо парня. – Разрешите? – попросила она синьора Инканти, что перегородил ей путь к шкафу. Он собственноручно снял с вешалки её серое пальто и помог надеть.

Эдоардо прикипел к месту и не мог подобрать слов. Наверное, на месте девушки он тоже поторопился бы уйти, но на улице по-прежнему шел дождь, и к тому же он так и не получил ответа на свой вопрос, когда теперь их стало в разы больше.

– Подожди меня, – попросил он, доставая и свою куртку. Но она и не думала ждать. Элеонора опрометью выскользнула из теплой уютной квартиры и помчалась вниз лестницей, сопровождаемая эхом легких шагов.

– Ты не пойдешь за ней, – отец схватил парня за локоть, остановив. – Поверь мне, она того не стоит.

***

Утром они решили позавтракать в кафетерии, что находился напротив дома, где подавали вкуснейшую пасту с морепродуктами, лучший в мире Цезарь и просто незабываемую на вкус рыбу в винном соусе. Для завтрака этого могло показаться слишком много, но оставшись без ужина сеньор Инканти решил не скупиться на то, чтобы сытно поесть.

Мужчина ел медленно, словно растягивал удовольствие, смакуя каждой вкусной ноткой, что так и таяла приятно во рту. Эдоардо сидел напротив него и, сложив упрямо руки на груди, ничего не ел. Он внимательно рассматривал своего отца, не находя в его лице ничего родного. Внешне они могли быть схожи, но только если сравнить их фото, на котором они были одного возраста. Теперь старший Инканти выглядел совсем иначе, по большей мере из-за того, что, пристрастившись вкусно поесть, набрал в весе, от чего черты его лица стали намного мягче. Кудрявые чёрные, как смоль, волосы, единственное, что было между ними общего, не считая отдельных черт характера, которые достались Эдо скорее в наказание, нежели в подарок.

Ему казалось, будто отец нарочно издевался над ним, так как не спешил нарушать молчание. Вместо него это сделал Эдоардо.

– Откуда ты знаешь Элеонору?

– Может, лучше поговорим о погоде? – спустя недолгую паузу спросил мужчина. Он кивнул головой на улицу за окном, где хоть и не было больше дождя, но было мокро и сыро. – Или о том, как здесь вкусно готовят. Попробуй хотя бы кусочек.

– За весь год мы увиделись от силы три раза, и каждый раз ты приходил лишь из-за того, что что-то хотел от меня. В этот раз я уверен исключения не будет. Так если тебе снова нужна моя помощь, тогда ты скажешь мне, откуда знаешь Элеонору и что ты о ней знаешь, – парень говорил холодно и строго, безо всякого намека на шутки.

Отец на минуту отложил вилку с ножом, чтобы посмотреть на сына, в жизни которого его действительно было мало. Он смотрел на него с неким восхищением, потому что в его стальном голосе пробивались нотки той самой ожесточенной силы, которая была и в нем самом. Эдоардо точно не был маменьким сынком, как он любил называть его в детстве, это был его родной чужой сын.

– Её родители наняли меня, чтобы я защищал её в суде, – сухо ответил мужчина, после чего снова принялся есть. – Дело было запутанным, и должен признать, что я так до конца в нем и не разобрался. После первой же встречи мне казалось, будто девушка что-то утаивала, говорила неправду, но дополнительная плата всё же сделала своё дело, и мне пришлось принять её сторону без долгих выяснений обстоятельств.

– А в чем собственно было дело? – Эдо наклонился над столом, навострив слух, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Превышена мера самообороны. Или, по крайней мере, я всё подал в этом свете, – хмыкнул мужчина. – Вообще-то у того парня были серьезные повреждения, но ты знаешь, что я умею убеждать людей в своем мнении, даже когда они правы…

– Подожди, ты хочешь сказать, что она…

– Она чуть не убила того парня. И тебе стоит держаться от неё подальше, поверь мне.

========== 12. ==========

Элеонора будто зачарованная не могла оторвать взгляда от календаря, в котором пустовал кармашек с надписью «Декабрь». Ей позарез нужны были деньги, но их остаток неприятно звенел в кармане любимого пальто. Ей хватало средств по большей мере только для того, чтобы проехаться на трамвае в одну сторону. Если бы этот трамвай взлетал на луну, она бы без сомнений проехалась бы на нем, но тот даже не уезжал за невидимые границы города, который хоть и был большим, но не отличался необъятностью.

Его подарок стоил ей дорого. Она могла бы не растрачивать денег вовсе, подарив взамен любовь, которая была бы для парня самым ценным из всего, что ему доводилось получать ранее. Для него этого было бы даже много. Острие её слов разрезало его плоть, выпуская из глубин души детские обиды и страхи, которые были непрочной основой неоправданной жестокости, что была в действительности обычным ребячеством. Этот подарок был бесценным, а потому Элеонора не могла найти его ни в одном магазине. Рим – большой, но возможности его ограничены.

Она привыкла к нему. Чувства её казались ей самой неправильными, потому что эта любовь остановилась где-то на уровне «друг», и ни страстные поцелуи, ни небрежные касания не могли этого изменить. Иногда ей казалось, будто огонь зажигался, вот оно долгожданное жжение в области сердца, но ветер сомнения быстро гасил его.

Любить его, наверное, было просто. Он был заботлив и нежен. Когда они гуляли, Эдо ни на миг не отпускал ладони девушки, постоянно закручивал вокруг её шеи свой чёрный шарф, в котором ещё хранилось тепло, и то и дело, что постоянно спрашивал её не холодно ли ей. Ей не было, потому что холод согревал её. Покрытые ледяной корочкой чувства блестели вычурными узорами под зимний солнцем. Он был учтив и умен. Постоянно рассказывал о вещах, о которых она не знала, спрашивал о ней, всё время пытался вытянуть из неё хоть слово. Она кормила его враньем, которое ей самой нравилось, но покусана совестью к концу дня обязательно признавалась во всех своих выдумках. Он был соблазнительным и пленяющим. И хоть поцелуи с открытыми глазами не приносили того сладостного удовольствия, но Элеонора довольствовалась завистливыми взглядами девушек, некоторые из которых даже были явно старше неё. Он был красивым и для Сильвии, которая вот уже больше часа что-то болтала ей о связи Эдо с Эвой, и той было достаточно и этого.

– Дело не в Эве, – потирая усталые глаза, Элеонора отошла от календаря и упала на кровать. – У него ничего нет с Эвой, – ей не было чего терять. С твердой уверенностью уйти из жизни, которая едва ли началась заново, Элеонора сжигала по себе мосты. И хоть исчезать незаметно девушка не умела, но хотя бы не оставляла по себе недосказанности и слухов. На чистоту без всяких сожалений. Правда не сделает её легендой, но оставит немой отпечаток имени на сердцах тех, кому она успела стать дорогой.

– Что ты имеешь в виду? – нервно посмеиваясь, спросила блондинка. Голос её звучал взволновано. Он звучал так почти всегда, но в этот раз в нем различались ещё и нотки страха.

– Я встречаюсь с Эдоардо, – она закрыла глаза и в темноте увидела разноцветные круги, словно смотрела в калейдоскоп. В детстве у неё был такой. Она воображала, будто смотрела в телескоп. Даже со знанием того, как звезды выглядели на самом деле, девочка не переставала превращать в них разноцветные стекла, что были ближе и реальнее.

– Ты пьяна? – ещё один нервный неуверенный смешок. – Элеонора, где ты? Ты в порядке?..

Она сбросила вызов. Элеонора достала наушники, включила музыку, которую «никогда не слушала», и танцевала в отражении окна, за которым сквозь темноту не проглядывалась фигура парня, что наблюдал за ней в это время.

Он усмехался, глядя на незатейливо неуклюжие движения девушки, которая отдала себя эмоциям, которых был избыток. Они переваливали через край, как вываливаются вещи из шкафа, в котором больше не осталось места. Он видел её улыбку, но не замечал горячих слез, что умывали лицо, которое по-прежнему казалось ему неимоверно красивым.

Он не отрицал своей любви к ней, что пробивалась сквозь непробиваемую броню его напускной жестокости, которая быстрым потоком бежала следом за кровью. Он ненавидел Элеонору за будущее, которого больше не было, но это чувство было таким же горячим. В душе у него был пожар, и эта крайность сводила его с ума. Оставь она по себе тлеющий уголек в камине душевного уюта, его бы это не так задело, как сожжённые дотла чувства и жизнь.

***

Элеонора собиралась с самого утра. Каждое её движение было плавным, что совсем не напоминало о поспешности, которая всё же дышала девушке в затылок. Она хотела успеть к тому времени, когда Эдоардо могло не быть дома. Оставить своё прощание и убежать, скрыться, исчезнуть из его жизни навсегда. Благо тому, что он был достаточно глупым, чтобы сказать, где находился запасной ключ от квартиры.

Утренний разговор с Эвой был более вдохновляющий, нежели вечерний с Сильвией. Почему-то Эва сразу смогла вызвать к себе доверия, хотя причин не верить ей всё же было больше. Но Элеонора с легкостью могла простить прошлые ошибки девушки, так как и собственных у неё было немало. Это было их связывающим звеном. Это ей нравилось в их дружбе. Это влекло её к Эве больше, чем к другим девушкам.

Бывали моменты сомнения, когда Элеонора бросала свою уверенность с обрыва недоверия, но Эва умела себя оправдать. Сава знала, что Бригни была лучше неё в разы, а потому, невзирая ни на что продолжала звонить ей в поисках упокоения блуждающей души. И пусть Эва не знала всей правды, ведь Элеоноре и самой было сложно признать, будто подобное произошло с ней, она считала, будто подруга спасала её от невидимых демонов, порожденных богатым воображением в совокупности со страхом.

Так вот Эва не упустила в разговоре того, что Федерико намеревался устроить вечеринку у себя дома, где должен непременно быть Эдоардо. Обходилась ли хоть одна вечеринка Феде без него? Было странным, что после позавчерашнего недоразумения парень ни разу с ней не связался.

Она не знала, кем был отец Эдоардо до этого момента. В редкие моменты обсуждения личного, грань которого часто нарушал парень, она представляла себе человека, которого он красноречиво описывал. Его черты были размытыми, а потому образ был нецелостным. Эдоардо надеялся, что она перейдет эту черту следом за ним, но осторожность заставляла держаться Элеонору скованно, хоть порой она и позволяла себе вспомнить о приятном детском мираже в виде полноценной семьи.

Её напрягало его молчание. Пугали мысли о том, что он мог узнать о ней. Наверное, было бы проще, если бы между ними прошел напряженный разговор, в котором они бы раз и навсегда всё выяснили, но вместо этого они молчали, прижавшись к противоположным углам одной комнаты. Страх перед незнанием вынудил её молчать, а затем ещё и натолкнул на мысль о том, что пора всё это прекращать.

Она оказалась на пороге его дома спустя два часа после того, как проснулась. Большую часть времени заняла пешая дорога через весь город. Ему стоило бы оценить её старания.

С замиранием сердца Элеонора сперва нажимает на звонок. Условных два раза обозначают то, что это она и никто другой. Когда Эдо впервые рассказал ей об этом, она даже рассмеялась, не представляя того, что когда-то действительно будет стоять здесь и звонить в его двери. Обычно случалось наоборот.

Девушка с облегчением выдохнула, когда досчитав до десяти, оказалась перед всё ещё закрытыми дверьми. Запасной ключ она достала из зарослей усохшего растения, что стояло на грязном подоконнике, обложенное окурками сигарет. Девушка только и успела засунуть ржавый ключ в замочную скважину, как двери открылись сами по себе, отчего она испуганно отскочила.

– Какая неожиданность, – перед ней появилась тучная фигура сеньора Инканти, который был переодет в костюм, словно только и ждал её у себя на приеме. Элеонора замялась на месте, но не опускала взгляда, не желая подавать мужчине знак, будто тот имел над ней хоть какую-то власть.

– Я пришла к Эдоардо.

– А встретила меня. Так много совпадений в последнее время происходит, – он лукаво улыбнулся. Пропустил её вперед, открыв двери шире. С неохотой она зашла внутрь. – Ты должна понимать, что этого разговора тебе было не избежать. Ты ведь умная девочка, – он предложил ей присесть на диван в гостиной, сам же расположился на кресле. Она чувствовала себя под его властью, как бы не пыталась перебороть в себе это. Он был умнее неё, хоть Элеонора насквозь видела мужчину. Внутри он был таким же, как и снаружи. Его слова были пропитаны ядом, но хотя бы не были притворно лживыми.

– Он уже знает? – девушка решила отодвинуть в сторону вежливость, что состояла из совершенно пустых слов, что забирали много времени, которого ей по-прежнему казалось мало. Элеонора сжимала в руках коробку, хоть лицо её оставалось непроницательным. – Похоже, что Эдоардо не был знаком с Энрико до того, как тот избил его.

– Но ты-то всё знала с самого начала. Иначе, почему ты выбрала именно Эдо? – ему казалось, будто он ступал по тонкому льду, не доверяя девушке, которой сам же и помог. Он выступил в суде в её защиту лишь потому, что понимал, что человек, против которого мужчина направлял все свои силы, нуждался в том, чтобы быть обузданным. Его неконтролируемая ярость переходила всякие рамки. Не подвергнут никакому контролю, его сын разрушал свою же жизнь, превращая окружающий его мир в клоки. Он не умел контролировать себя, не разрешал этого делать другим.

– Семнадцатилетней девушке, чья репутация была убита, не было чего делать только, как наводить справки об остальных родственниках отца её ненормального бывшего парня, – хмыкнула она довольно-таки смело.

– Парня, который изнасиловал её, оставив на теле гематомы, – нахмурившись, добавил сеньор Инканти. Элеонора поежилась от его слов. Заметив это, он решил, что не стоило перегибать палку, но забрать назад слов уже было нельзя. Как адвокат, он как никто другой ощущал вес каждого произнесенного слова, но когда дело касалось личного, держать себя в руках было сложнее. Он и дело это выиграл с трудом.

– К тому же у Эдоардо другая фамилия. Откуда мне было знать, чей он сын?

– У Энрико фамилия матери, – произнес себе под нос мужчина, что девушка без труда смогла расслышать. – И всё же странно, что оба моих сына выбрали именно тебя.

– Более странно то, что они не знали о существовании друг друга, – девушка держалась за этот единственный рычаг управления и не желала его отпускать. Может, этот мужчина и спас её, но это не мешает ему же тянуть её на дно.

Элеонора не хотела быть во влюбленных глазах Эдоардо разрушенной. Она отчаянно не хотела превращаться в монстра, которым, как ей казалось, она стала для Энрико. Попрощаться с ним на самом пике страстности его любви казалось такой хорошей идеей. Мысль об этом внушала девушке, будто тогда его любовь уплывет в вечность, оставшись теплым горьким воспоминанием о тех днях, которые он бы не смог вернуть снова. Будь у Эдоардо глаза так же широко открыты, как душа, эти дни он вспоминал бы, как самые ужасные в своей жизни.

– Они и не должны узнать друг о друге, поэтому тебе будет лучше убраться из жизни обоих.

– Я работаю над этим. Думаю, вышло бы лучше, если бы Энрико не следил за мной. Я могла бы написать жалобу в полицию, и они наложили бы запрет на приближение, но мы оба понимаем, что это не сработает, – она немного расслабилась, спустив на тормоз прежние попытки напасть на мужчину, поставить его в тупик.

– Наверное, стоило уехать немного дальше, чем на другой конец города, – его голос звучал так, будто он обвинял её в непредусмотрительности.

– Может, мне стоило выехать вовсе из страны?

– Я мог бы позаботиться об этом, – резко ответил он. – Ты знаешь, к примеру, испанский?

– Нет, в школе учу только английский.

– С этим будет сложнее, – фыркнул он. Затем поднялся с места, оставив её с этим предложением наедине. Элеоноре мысль о столь далеком переезде казалась заманчивой, хоть список «против», что возник в её голове сам по себе, наполнялся гораздо быстрее, чем «за». Ей едва хватало денег на жизнь в родном Риме. Что она будет делать далеко за его пределами?

– Эдоардо другой, ты же знаешь? – синьор Инканти вернулся с бокалом красной жидкости, что была ничем другим, как вином. – Он слетает с катушек, но знает, как вовремя остановиться. У него есть голова на плечах в отличие от Энрико.

– Но вы никогда не любили ни одного из них, – сжав губы в тонкую полоску, ответила девушка. Напротив неё тоже стоял бокал с напитком, но она не отвлекалась на это. – Я едва не убила вашего сына, но получила от вас больше одобрения и поддержки, нежели он сам.

– Ты всё ещё его любишь, – сделав один большой глоток, утвердительно сказал мужчина. Это выбило её из колеи. Она вмиг покраснела, руки ещё сильнее сжали коробку, картон прогибался под силой цепких пальцев. – Эдоардо готов бросить весь мир к твоим ногам, а ты опять свела разговор к Энрико.

– Я говорила о них обоих, – сквозь зубы процедила Элеонора.

– Но имела в виду одного, – ещё один глоток и бокал пуст. – Я ведь прав?

Она нахмурилась, точно ребенок, которого обвели вокруг пальца. И когда слов для оправданий не осталось, она поднялась с места с намерением хлопнуть громко дверьми, показав громкостью этой своё негодование. Но поднявшись с места, Элеонора упала обратно, когда вперед вышел Эдоардо.

– Так ты всё же любишь его? – спросил парень, пропустивший ту часть разговора, в котором обнаружилось его родство с тем, которого он возненавидел с той секунды, ещё больше прежнего.

Комментарий к 12.

Скоро будет конец!

(не знаю, когда, но скоро)

========== 13. ==========

Она не ответила. Неловкое молчание не успело заполнить комнату, как Эдо попросил Элеонору уйти. Он не смотрел ей в глаза, произнося те самые жестокие слова, которыми она не скупилась бросаться в него, точно острыми стрелами. Его голос был твердым, уверенным и непоколебимым, поэтому девушка даже не пыталась возразить в ответ, хоть и прикипела к месту. Её ноги словно налились свинцом, глаза наполнились солеными океанами. Девушка поставила на диван коробку, что держала в руках, после чего ушла.

До Рождества оставались считанные дни. Элеонора получила приглашение от родителей на праздничную вечеринку, Антонио звонил несколько раз, чтобы уговорить её пойти. Желания видеться с этими людьми не было, как и семьи, к которой девушка якобы должна была возвратиться. Вместо этого Элеонора уже вовсю готовилась к собственному уезду.

Старая знакомая очень вовремя встретилась ей во время прогулки в парке. Девушка пошла туда, чтобы немного охладить оголенные провода нервов, тонкие нити которых разрывались, болезненно отдавая головной болью. Встретила она, если не решение всех своих проблем, то хотя бы спасение для души, что рвалась в бега, в наивной надежде на шанс забыться.

Она упаковала вещи в чемодан, который спрятала под кровать, чтобы тот хотя бы несколько дней не напоминал ей о реальности, которая прогоняла её из родного любимого Рима в чужой Мадрид. И, тем не менее, Элеонора прогоняла себя сама, но обвинить кого-то в своей ошибке всегда было проще. Такова закономерность. Таково было её убеждение. Половина вещей не поместилось, а потому ощущение того, словно всё было, как прежде, было настолько сильным, что порой Элеонора отчаянно хваталась за свой телефон, чтобы набрать номер Эвы или того же Эдоардо. Только она предвидела своё безумие, а потому удалила с памяти телефона все номера, фото, видео, вышла из всех аккаунтов. Теряя голову, Элеонора быстро возвращалась к здравому рассудку.

Она содрала со стены чёртов календарь. Порвала его на мелкие кусочки и выбросила. У родителей полно денег, которые она сможет незаметно украсть из сейфа для того, чтобы продержаться на плаву некоторое время.

Все эти бесконечно долгие дни Элеонора только и думала про Эдоардо, придумывая себе различные оправдания на счет того, почему не смогла ответить. Они получались нелепыми, а потому ни одно не получило от неё отметки «Отлично, это я и использую». Хоть и шанса испробовать хоть самую нелепую свою отговорку могло и не быть.

Эдоардо ушел из дома следом за ней. Не будь там отца, который сразу же бросился на сына с боязливыми вопросами на счет того, что тот успел услышать, парень заперся бы внутри, не впуская туда никого. Напротив он должен был просить пристанища у Федерико. У кого же ещё? Друзей у Эдо было много, но тем лишь нравилось так себя называть, когда на деле ни один из них не был достаточно крепкой опорой для сломленной души. Им и знать не было позволено о том, что у Эдо ещё и душа была, не говоря уже о её не самом безупречном состоянии.

Её подарок был с ним. Взял, казалось на автомате, хотя, скорее всего, просто не мог оставить его там. Все эти дни не открывал его. Молча пялился на завернутую в красивую красную обертку неизвестность, словно пытался телепатически разузнать что там, чтобы затем без промедления выбросить. Ему казалось, что избавиться от этого подарка было равнозначно тому, чтобы избавиться от чувств к ней, которые острыми ножами способствовали внутреннему кровопролитию, что помутняло сознание, обездвиживали тело. Выброси и пройдет само! Только сделать этого он не мог. Он держался за эту любовь, будто она была его спасением, а не гибелью.

Федерико ни разу не упомянул Элеонору, даже случайно не произнес её имя, хоть и знал, что дело было именно в ней. За несколько дней, что Эдоардо практически жил у него, тот не произнес ни слова. Сидел, будто заколдованный, и буравил упрямым взглядом чёртову коробку. Иногда выходил на улицу. Гулял, много курил, а затем возвращался, по-прежнему немо.

Феде это сводило с ума. Мало того, что он не привык к такому состоянию друга, так это ещё и выводило его из себя из-за того, что он ничем не мог ему помочь. Тот будто тонул, но даже не пытался спастись. Он кричал ему, протягивая руку помощи, но Эдо горделиво шел на дно, будто только в этом и был смысл его жизни. Он пытался разговорить его, говорил о разном. Звонил Эве, но та была вне зоны доступа (парень даже подумывал о том, что она нарочно отключила телефон). Его родители уже ждали в домике загородом, но предложить Эдо поехать с ним было так же глупо, как и оставить его одного.

В день перед Рождеством Федерико проснулся с твердой уверенностью в том, что даже не даст Эдоардо шанса провести ещё один день в заточении собственных удушающих мыслей. Лучше пусть они подерутся, но он выбьет из него это дрянное чувство, которое освободит его от пут тихого безумия. Парень хотел разорвать чёртову коробку на глазах друга, чтобы тот сорвался с цепей и вместе с яростью выпустил наружу боль.

Федерико не успел. Эдоардо спать не мог, всё это время думая о её подарке. Парень считал, что притронься он к нему, как произойдет по меньшей мере ядерный взрыв, но вместо бомбы там лежала всего лишь книга. Небольшой сборник стихов. Крепкая обложка, облаченная в красную искусственную кожу, прямо под цвет её губ. На ней золотой гравировкой выведено его имя и название одного из его стихов, что был как раз о ней. Внутри между страниц застряла аккуратная закладка из атласа.

Тот самый стих о ней. Переверни страницу и там много таких – все об Элеоноре. Было о жизни и своих теориях понимания её, о бытие и его напрасности, о пустоте и борьбе с ней. На плотной бумаге лежали все его мысли, которые до этого были лишь в голове или тумбочке стола, которая была его самым тайным хранилищем.

Она истребила его сердце своей неуверенностью, а теперь окончательно убила этим насквозным проникновением в саму душу. Эдоардо не чувствовал себя обманутым, скорее тронутым этим жестом доброй воли. Словно она сделала ему услугу, добравшись до самой глубины его сложных чувств, которые от неё он не смог утаить. Ей не стоило знать о всех его горестях, но парень упрямо считал, будто это могло их сблизить. Только его правды было мало, к тому же она граничила со страхом остаться одному, нелюбимым, но желанным по своей лишь внешней оболочке. Ему бы растопить её лёд, проникнуть под холодную воду и научиться в ней дышать.

Поэтому, когда Федерико утром был настроен на погром чувств своего сердечного друга, как не обнаружил его, потому как тот в это время уже переминался с ноги на ногу у дверей Элеоноры Франчески Савы.

Она открыла двери сразу, как только он нажал на звонок. Будто стояла и ждала, что было не так далеко от правды. Элеонора виновато опустила глаза вниз, не осмеливаясь посмотреть на парня, а тот даже не понял, как снова не мог отвести своего взгляда от неё. Они расположились на кухне. Элеонора сделала обоим по чашке крепкого чёрного кофе, печеньем угощать не стала. Бедность не благодарят за гостеприимство.

И Элеонора ни с начала, ни с конца, принялась рассказывать историю, основой которой в этот раз служила правда. Настолько честная, насколько честной девушка была перед самой собой. Впервые за долгое время она стерла все свои нелепые выдумки и предалась воспоминаниям о том, что за ними пряталось.

Ей было тринадцать, когда она впервые встретила Энрико. Её брат привел со школы нового друга, чтобы показать тому дом, провести с ним больше времени. Антонио любил хвастаться достижениями своих родителей, особенно когда тем было абсолютно всё равно, когда «их» он называл «своим». Элеонора не утруждала себя, заводя ненужные ей знакомства, а потому подруг у неё не было излишка – всего-то одна. Бьянки не было в городе, а потому день отличался скукой, которую девушка скрашивала за просмотром не менее скучных мыльных опер. Она была дома в тот день, когда Энрико впервые оказался в тех же стенах, который она ещё называла родными. И проводила там остальные дни, когда Антонио приводил его, лишь потому, что почти была уверена в том, что влюбилась.

Она медленно вливалась в их компанию. Бьянка, влюбленная в Антонио, кажется, была с ней заодно. Они постоянно ошивались рядом, будто случайно, громко смеялись, когда парни смотрели в их сторону, тихо перешептывались, когда те отворачивались. Они вели себя крайне глупо, как могут себя вести только тринадцатилетние девочки, опьянённые первой любовью. И Элеонора находила оправдание своему поведению лишь тем, что Энрико не оставлял её в свою очередь без внимания. Ему нравилось подходить к ней сзади и тихим шепотом пугать, поглядывать на неё во время разговоров с друзьями, спрашивать о её делах, словно ему они были не безразличны.

Всё изменилось, когда Элеонора услышала первые слухи о парне. Они касались девушек, с которыми он проводил время, и его жестокого обращения с ними. Элеонора не верила им до тех пор, пока не увидела одну из старшеклассниц, которая за неумелым макияжем пыталась скрыть следы насилия.

Она пыталась сделать шаг назад, притворяясь безразличной к Энрико, хотя каждый раз, когда тот подходил к ней, она испытывала страх вместо прежнего трепета. Элеонора всячески избегала его, в разговоре была немногословна, поведение её стало гораздо скромнее. И только если бы не Бьянка, что так яро рвалась в руки Антонио, Элеоноре удавалось бы обходить этот ураган стороной без всякой опаски быть разрушеной им. Преданность подруге не сулила ничего хорошего.

Она не приглашала на свой пятнадцатый день рождения Энрико. Не так уж сильно она хотела видеть на нем и Антонио, хоть тот и приходился ей братом. Но когда Элеонора никого не пригласила на вечеринку, то парни пригласили на неё её. Неволей ей пришлось быть втянутой во всё это безумие, которое расположилось в родительском доме. Казалось, что в тот день Элеонора была единственной, кого не поразило злорадное веселье.

Девушка много пила, себе же во стыд, словно ядовитые капли могли пробудить в ней праздник. Слонялась по дому без дела, сжав в аккуратной ладошке бутылку вина из родительского погреба. Радовало лишь то, что это наверняка должно было их разозлить.

Она не помнила до теперь, сколько выпила, прежде чем Энрико воспользовался ею. К утру всё её тело было в ненавистных ссадинах, внизу живота девушка чувствовала острую жгучую боль. Он лежал рядом без всякой попытки скрыть своё преступление, которое в действительности не считал чем-то выходящем за пределы разумного. Для него всё это было в забаву, что подживляла кровь, заставляла сердце биться чаще. Ему нравилось причинять боль, и от своего гадкого внутреннего «я» Энрико не отказывался, не отрицал его и не пытался сделать лучше. Его подживлял её страх, который он видел, подходя чуть ближе, скованность, стоило ему лишь произнести её милое имя, неуверенность, когда он будто ненароком касался хрупкой ладони.

На следующее утро единственным, кому она могла рассказать об этом, был Антонио, который в это время беспечно спал на диване в гостиной. В окружении грязных одноразовых стаканчиков, больших невыводимых пятен и собаки, которая взялась в доме не пойми откуда.