Текст книги "Узник вещего сна (СИ)"

Автор книги: Пан Чудской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

Император задумчиво глядел на Хьюго. Один глаз слегка щурился, а губы плотно сжались.

– Как бы ты поступил на моем месте, парень? – спросил он внезапно.

Хьюго невольно нахмурил лоб. Такого вопроса сейчас он явно не ожидал услышать. Тем не менее в голове заходили хороводы идей, как будто еще что-то можно было исправить.

– Я бы стал защищать свои земли и свой народ. Если богам суждено вершить людские судьбы, то пускай так оно и будет. Но ты захотел уподобится богам и вот, что из этого вышло. Дальше ты не зайдешь…

Таулеран мягко улыбнулся.

– Всегда удивлялся бунтарскому духу церкоземцев. Конечно, дальше ты меня не пустишь. Ты продолжишь мое дело. Такова твоя судьба, мальчик.

Император поднял голову и взглянул на звездное небо. Хьюго чувствовал в этом внешне спокойном поведении какой-то подвох. Таулеран заметил беспокойство парня и трескучим голосом произнес:

– Осталось не так долго.

– О чем ты? – дернулся Хьюго.

– О сделке, конечно же, – улыбнулся старик.

В голове заметались мысли. Что же задумал этот безумец? Как он вообще оказался здесь один с какой-то телегой? Телегой…

Телега, которую просто невозможно столкнуть! И целая горсть имперских марок, упавших на землю!

Казна! Таулеран привез имперскую казну для расплаты. Но с кем же встреча? Почти сразу же Хьюго вспомнил свой сон о Ночном гоне. Воинство Неанадалека, которое якобы скакало за ним. И Курьева тропа. Роковое место для мертвого князя. Получается Ночной гон не преследовал Хьюго, а лишь шел следом туда же куда и он!

Разбитая на тысячу осколков, картина сложилась. Однако радости это принесло не много. Каков прок узнать мерзкий замысел в самом конце, когда все решено?

Таулеран понял, что Хьюго обо всем догадался. Обескураженный вид юноши говорил сам за себя.

– И какова же цена? – спросил Хьюго.

– Моя судьба, – Таулеран торжественно развел руки.

Что за безумие? Хьюго опять ничего не понимал.

– Но зачем тогда это? – парень вытянул из кармана черную марку. Потертая монета черным блином лежала на раскрытой ладони.

Император усмехнулся.

– Я думаю, ты и так догадался, что это плата. Номинал стирается после брошенной монеты. Чем меньше становится марок, тем больше их ценность для мира богов. Простая экономика. Никакая война не ведется без денег, парень.

Таулеран вновь залился скрипучим смехом. Затем Хьюго увидел, как император достал из кармана марку и закинул в рот.

Глаза старика окрасились черным, руки стали изгибаться, словно в судороге. Безумца затрясло. Кажется Хьюго услышал, как затрещали кости его деда. Затем парень увидел, как прорезались два острых клыка. Человек, что некогда правил Оствестийской империей исчез. Вместо него стоял кровожадный вурдалак с хищным оскалом. Вот она, цена за могущество. Человек осмелился зайти дальше богов.

Парень замахнулся мечом, но старик резко бросил ему в лицо монету. Марка рассекла лоб Хьюго, и темная струйка быстро поползла вниз. Этого хватило, чтобы юноша опешил, а вурдалак отскочил назад. Затем парень услышал утробное рычание.

Таулеран быстро налетел на парня, но острое лезвие уберегло Хьюго от длинных клыков. Хьюго пытался делать резкие неожиданные выпады, тем самым не подпуская к себе безумного старика. Пока что ловкость и молодость брали свое. Хьюго отгонял императора все дальше.

Отходя назад Таулеран залился раскатистым хохотом. Затем старик скинул с себя плащ и вытащил, таящийся в ножнах меч.

Долго себя ждать Таулеран не заставил и тут же совершил резкий выпад. Хьюго парировал удар. Пятясь назад, он пораженно глядел на коварного старика. С виду немощный бродяга, а скорости и сил хоть отбавляй. Правда теперь, после того как Таулеран скинул свой плащ, Хьюго увидел на нем темно-синий дублет дорогого покроя. Нынче таких уже не шьют, но и человек перед ним стоял из далеких лет.

Так они и кружились в смертельном танце, обмениваясь ударами. Лишь одинокий месяц печально глядел на жестокую схватку в глубоком овраге. Кровь заливала глаз Хьюго, и парень уже интуитивно подставлял клинок под коварные удары императора. Спасало его то, что он был ловчее и выносливее врага. Да и уроки Юлиуса не прошли даром. Именно они сейчас спасали Хьюго жизнь. Удары Таулерана обрушивались один за другим. Старик наносил их с гневным рыком, пытаясь загнать юношу в тупик или заставить ошибиться. Он понимал, что со своей повязкой, да к тому же в ночном лесу, Хьюго едва ли мог что-то увидеть. Ошибка юнца – это дело времени. Император знал, что делает.

А Хьюго ничего уже не видел. Красная пелена затмила его взор, отдав тем самым на растерзание судьбе. Парень отступал назад. Ноги были ватными и не слушались. Он чувствовал, что скоро все закончится. Резкая боль пронзит какую-нибудь часть тела и свет окончательно померкнет. Что ж, он попытался. Жаль, что Вестник не показал ему исход его жизни.

Мощный удар обрушился на клинок. Меч вылетел из рук Хьюго и скрылся среди папоротников. Парень быстро попятился назад и уперся в дерево. В нос ударил запах смолы. Сосна…

– Передавай богам привет от меня, – гадкая улыбка появилась на мерзком лице императора.

Хьюго хотел было что-то ответить, но резкая боль пронзила плечо. Парень вскрикнул, и с веток вспорхнула стайка птиц-наблюдателей. Юноша медленно скатился по стволу дерева и сел на землю. Рука обхватила плечо. Стеганка пропитывалась теплой кровью и окрашивалась в кармазинный оттенок. Почему он еще дышит? Хьюго уставился на Таулерана.

– Хочу, чтобы ты увидел, как свершаются великие дела, – произнес император, глаза его стали прежними, клыки скрылись. Старик тяжело дышал. Этот поединок дался ему не легко. Испарина покрывала морщинистый лоб.

Хьюго промолчал. В сердце поселилась какая-то досада. Такое же чувство у него возникало в детстве, когда обещанный отцом цирк не приезжал в город. Несбывшиеся надежды. Так было и сейчас. Не было злости, не было гнева. Была обида.

– Я ведь не воин и не фехтовальщик, – выдохнул Хьюго.

Таулеран наклонил голову, вслушиваясь в речь юноши.

– А кто же ты?

Да, было печально слышать такой вопрос. Кто же он? Сын бакалейщика, немощный доходяга – так его называли в Месалине. Никаким ремеслом он не владел. Тоден и то знал кузнечное дело и хотел стать кузнецом, открыть свою мастерскую. А что Хьюго? Смотрел на мир через книжки Ульдура, прячась в четырех стенах. Что он мог дать этому миру? Да, пожалуй, сейчас самое время для отчаяния. Если говорят, что в жизни унывать и отчаиваться – плохое дело, то под самый ее конец это выглядит вполне органично.

Таулеран медленно, слегка прихрамывая, расхаживал перед Хьюго и напыщенно болтал о своих благородных помыслах. Парень не слышал толком, о чем именно тот говорит. Речь императора звучала для него сейчас как гуд комаров, а сознание занимали только последние мысли, обещания…

Обещания…

Он обещал Анет, что вернется к ней и наладит ее жизнь, обещал, что отомстит за смерть друзей. Да, в него верило не так уж и много людей. Скажем так, совсем мало. Но зато какие это были люди?!

Рука Хьюго медленно сползла к поясу. Грязная потрепанная ткань, кожаный ремень, пустая фляга…холодная рукоять!

Сердце забилось сильнее.

Кортик, что подарил ему Юлиус Оду, находился на своем месте!

– Ну и кто же ты тогда? – в очередной раз спросил Таулеран, оторвавшись от своих рассуждений.

– Я пророк, – улыбнулся Хьюго.

– Пророк? – расхохотался император и даже закашлялся. – Возомнил себя пророком, потому что видишь вещие сны?

– Потому что знаю, что ты умрешь!

Кортик быстро мелькнул в темноте, а Хьюго уже лежал на захлебывавшемся кровью императоре. Из тощего горла торчала сандаловая рукоять. Глаза Таулерана III были широко раскрыты и смотрели в лицо Хьюго. В них читалось некое недоумение. При этом рот старика дергался. Казалось он хотел что-то сказать, но слова утонули в кровавом кашле.

С трудом парень поднялся. Трясущаяся рука сжимала кортик. Держась за плечо, шаткой походкой он добрался до телеги и сдернул тряпье. Черные запечатанные сундуки плотно покоились на досках. Все было так, как и полагал Хьюго. Казна ждала, когда мертвые придут и заберут плату богам.

Превозмогая боль и слабость, парень выбрался из оврага и подвел свою лошадь. К удивлению юноши, кобыла никуда не сбежала, несмотря на творившееся здесь безумие. Возможно, именно сейчас судьба благоволила ему. Этим моментом надо было пользоваться.

Чертыхаясь и вскрикивая от боли, парень все-таки сумел запрячь несчастное животное. Затем пришлось вновь спускаться в овраг. Хьюго вложил последние силы, чтобы вытолкать телегу. Наконец кобыла медленно зацокала по заросшей колее, оставив мертвое тело императора позади. Хьюго просто запрыгнул на сундуки и стал втягивать прохладный воздух старого леса. Макушки деревьев проплывали у него перед глазами, а посередине горели звезды. Ночь была ужасно тихой.

Но птичий крик где-то в глубине леса растворил тишину. Затем послышался протяжный волчий вой. Хьюго почувствовал, как порыв ветра усилился и стал поднимать листву да сухие ветки. Лес будто внезапно ожил и стал бесноваться. Кобыла почуяла неладное и, прибавив ходу, заржала. Хьюго с комом в горле смотрел как пролетают вороны среди деревьев. Противно каркая, они обгоняли телегу и уносились вперед, оставляя позади пугающую неизвестность.

Хьюго догадывался, что означали все эти знаки и страшно боялся посланников из мира богов. Быть может у него еще есть время? Но время на что? Что ему делать? Скоро он не только почувствует дыхание смерти, но и увидит ее жнецов.

Как-бы то ни было, парень все же не сбавлял ходу и погонял лошадь. Телега прыгала по колдобинам, отчего сундуки неустанно звенели. Но больно было смотреть на вилявшее тело Гилена, который в отличие от Хьюго заслуживал жизни.

– Прости, – шептал парень. – Прости…

И в этот момент в голове юноши родилась идея.

***

Тусклый свет масляной лампы горел в лесу, словно одинокий мотылек. Маленькое пламя освещало яму, оставшуюся от выкорчеванного дерева. Хьюго как мог ковырял эту яму мечом, пытаясь углубить ее и расширить. Как только он увидел поредевший участок леса, тут же свернул с дороги. Затем долго вел кобылу по коварным лесным тропам, пока не увидел завалившееся дерево. Все, что он мог – это закопать Гилена вместе с казной. Но едва ли была надежда, что эта затея ему удастся.

Ветер все не стихал. Он свистел в макушках старых сосен и заставлял деревья жалобно трещать. Противное карканье изредка перебивалось тревожным уханьем совы. Пернатые жители леса, словно предупреждали Хьюго о грядущей беде. Но парень все копал. Когда устал, он отбросил затупившийся меч и стал расчищать землю ложкой. Предусмотрительность и хозяйственность Гилена Фонша даже сейчас помогали Хьюго.

Левое плечо уже не щадило. Рука жутко болела. Хьюго понимал, что, если из него не вытечет оставшаяся кровь, то гангрена рано или поздно сделает свое дело. Интересно, чтобы сказал на этот счет Гилен Фонш? Худое лицо с короткой бородкой снова предстало перед глазами юноши. Все с тем же укором, как тогда у костра, оно смотрело на Хьюго. Но при этом глаза доктора оставались добрыми. Хьюго видел в них сочувствие и тогда, и сейчас. Искупить свою вину перед Гиленом парень уже не сможет. Лишь упокоить бренное тело в этой земле. Земле, которую Гилен считал проклятой. Лишь осознание того, что он скроет казну от Ночного гона, хоть как-то облегчало душевные терзания Хьюго. Неужели он всех подвел?

Уже лежа на животе, словно выброшенная на берег рыба, юноша ковырял одной рукой яму. А когда сил не осталось, он глянул вниз и понял, что этого достаточно для его замысла.

С трудом поднявшись, парень подобрался к телеге, заполз в нее и ногами вытолкнул сначала один сундук, затем и второй. Здоровой рукой он дотянул их по очереди и скинул в яму. Сундуки со звоном монет падали на дно, забирая с собой мерзкие планы Таулерана.

Остался Гилен. Хьюго бережно взвалил на плечо тело друга и понес к яме. Слезы бежали по щекам юноши. Где-то в дали загромыхало. Уже скоро…

Яма была засыпана не ахти как, поэтому Хьюго забросал ее ветками и камнями. Место было глухое. Забытые леса древней провинции Хьюго, или как ее называют нынче – Шлиссен. Лишь такие безумцы, как Хьюго и его дед Таулеран могли явиться сюда. Простому человеку здесь делать нечего.

Думая обо всем этом, Хьюго задавался вопросом, который давно его терзал и о котором он давно позабыл. Почему же была переименована провинция? Значит история оставила его открытым для юноши. Да и какая теперь разница?

Печально вздохнув и сощурившись от боли, Хьюго доковылял до лошади и опустил тяжелый лоб на круп животного. Походные сумы и мешки Гилена Фонша все также висели на нем. А еще личная аптечка покойного доктора…

В воздухе раздался громовой раскат и небеса сверкнули белым. Затем звезды стали меркнуть в глазах юноши. В конце Хьюго Акер услышал, как нарастает топот копыт.

Глава XX

В таверне «Угар прохиндея» народ только собирался. Городской люд то и дело заходил в открытую на распашку дверь, усаживался за затертыми столами, заказывал еду, выпивку и перекидывался друг с другом новостями. Солнце стояло в самом зените и бросало свои лучи в замутненные окна заведения. Потому многие спешили сюда, чтобы промочить горло холодным пивом и отсидеться в прохладе. Сейчас преобладал, кончено, пришлый люд: путешественники, пилигримы, торговцы. Но были и местные – жители Ахиллеи. В основном тут сидели тунеядцы и уличная повеса, а именно: тот самый люд, который не обременен службой и работой, и который промышляет худыми делами. Как раз три таких персоны сидели у входа и судачили о минувших событиях.

– Да говорю тебе, что сам эрцканцлер империи то был… – шептал один из них, худой, с вытянутым щетинистым лицом старикан. – Этот…Брутус Цербер, прихвостень императора. Когда труп его обнаружили – весь город переполошился. Упырем видать стал, раз за столько лет не преставился.

– Да не он это был, – отмахивался второй, пухлый усатый мужик. Большими глотками он стремительно опорожнял пивную кружку. – Говорят нищий какой-то…

– Нищий, да? А что же тогда городские власти комендантский час ввели на следующий день, а? – вытянул голову худой.

Пухлый лишь махнул рукой.

– А потому, что сами испугались. Той же ночью тело покойного эрцканцлера спрятали, – не унимался старик.

– Говорят, сожгли тайно, – вмешался третий, самый молодой из компании.

– Во-во, – кивнул старик.

– Вот ведь лепите! – улыбался усатый. – Может вы еще бабу голую на единороге видели?

Старик и юнец переглянулись. Затем оба поняли насмешку собеседника.

– Этого я не видел, – серьезно сказал худощавый. – Но ты, я смотрю, не веришь в нечисть, что стала гадить доброму люду?

Усач закатил глаза, тяжко вздыхая. Затем вытер засаленные пальцы о темную рубаху.

– Ну судачит народ о мерзости всякой. А мне на кой черт в это верить? Вот увижу сам, тогда и поверю.

Худой старик выпучил свои серые глаза. Морщинистое лицо выражало полное изумление.

– Вот ведь безумец, – негодовал он. – Да коли ты с эдаким столкнешься, то копыта свои сразу и откинешь!

– Кончай стращать, старый, – выдохнул усатый здоровяк, поставив на стол пустую кружку. – Ну ходят слухи и что с того? Чего прикажешь делать? В храм Древних сходить, да самому Йолю помолиться? Вон, в Шиповнике каждое утро прихожане в ноги ему кланяются и при этом мертвя́ка какой-то шастал по улицам. Уж лучше я свою иголочку заточу получше, коли буду богам понапрасну роптать.

И с этими словами усатый значительным жестом подтянул свой ремень, на котором висел кинжал с широким клинком. Оружие грозно отливало холодным серебристым оттенком. Худой старик насупился и откинулся на спинку своего стула. Очевидно, слова собутыльника заставили его крепко задуматься.

– Слушай, Грен, – тихо заговорил юнец, обращаясь к старику. – На днях папаша Гумбольд преставился. Раз сейчас все духа Брутуса этого…Цербера боятся, да гнева богов страшатся, может навестим особнячок то, обтяпаем дельце?

Старик, прищурившись поглядел на лохматого паренька, затем перевел взгляд на усатого. Тот лишь усмехнулся.

– Да ты тот еще бес, как я погляжу, – серьезно произнес Грен. – В момент людского горя решил золотом нажиться.

– А чего? – выпучил глаза парнишка. – На кой ему теперь золото это? Лежит в закромах себе. Ведь бабехи этого Гумбольда на ветер все денежки пустят. Истратят за неделю наследство папаши. Скажи ему, Флок.

– Так-то верно парень говорит, – улыбнулся усатый Флок.

– Сейчас не о деньгах думать надо, а о спасении души своей, – произнес старик, отчего оба его приятеля заржали словно кони.

– Да ты не как спятил, Грен? – улыбался Флок. – Что вдруг на тебя нашло?

– А то, – наклонился старик. – что следующей ночью, после смерти эрцканцлера сияние в небе видели, в стороне Шлиссенских гор. А это – знамение. Когда такое случается, значит прошел Ночной гон…

Лица друзей враз помрачнели. Надменная ухмылка враз испарилась с мясистой физиономии Флока и угас игривый взгляд парнишки. Как будто тише стало в таверне после упоминания древней легенды. Однако так показалось разве что троим пройдохам. Остальные посетители вели себя обычным образом. Кто-то играл в карты. Какая-то дамская компания сидела и сплетничала за небольшим столиком, игриво посматривая на заезжих гостей в дорогой одежде.

– И что же это значит, Грен? – тихо спросил юнец, прижимаясь к засаленным доскам стола.

– А то и значит, – заговорщически произнес старик. – Значит столкнулся Ночной гон с душонкой человеческой…

Старик замолчал и осторожно огляделся по сторонам, словно боялся, что его кто-нибудь подслушивает. Вокруг сидел все тот же люд. Девки, торговцы, картежники и другие горожане. Среди царящего гомона мало кто мог услышать беседу воровской троицы.

Кроме Юлиуса Оду, который сидел прямо за спиной старика за соседним столиком. Опустив лицо в стол, тропарь прекрасно слышал весь разговор. На столе у него стояло три опустошенных кружки пива, а рядом на стуле лежал холщовый мешок. Темный долгополый плащ скрывал крепкую фигуру тропаря, а также хорошо заточенный меч.

Юлиус не дослушал беседу. Схватив мешок, он встал, расплатился с хозяином заведения и вышел на свежий воздух. Покинув таверну, тропарь не спеша побрел по улочкам Ахиллеи. По пути ему попадались красивые девицы в легких и ярких котарди. Будь у него сейчас время он бы обязательно обменялся с ними игривыми улыбками и продолжил бы свой отдых в приятной компании. Но сейчас его заботили совсем другие дела.

Юлиус дошел до постоялого двора, забрал свою лошадь и уже верхом направился к городским воротам.

Стражники, что сидели у ворот, разыгрывали на бочках какую-то карточную партию. Увидев тропаря, все трое подняли недовольные лица и бросили на путника недоверчивый взгляд. Возможно, в их глазах читалось желание остановить Юлиуса и поинтересоваться его личностью, но что-то остановило их. Потому они спокойно продолжили играть в карты, а тропарь благополучно покинул Ахиллею.

Юлиус не спеша двигался по тракту. На встречу ему то и дело попадались торговцы, пилигримы и прочие путешественники, спешившие в северный приграничный городок Церкоземья. Среди них попадались и весьма богатые персоны, которые въезжали в сопровождении помпезного эскорта.

Как только людская вереница прервалась, и дорога опустела, Юлиус повел лошадь в поле. Он ехал по едва заметной, слегка натоптанной тропинке. Приятный ветер трепал высокую зеленую траву, над которой свободно парили птицы.

Тропарь остановил лошадь. Затем, поглядев по сторонам, взял в руки холщовый мешок. Что-то весьма увесистое покоилось на его дне. Юлиус медленно развязал мешок и достал оттуда человеческую голову.

– Ну, веди, – бросил тропарь угрюмым тоном.

– Да я даже не дослушал того сиплого в таверне, – возмутился Урик. – Вечно ты так, Юлиус.

Говорящая голова все так же глядела на тропаря своей безумной улыбкой. Каштановые пряди трепетали на ветру, а небесно-голубые глаза азартно блестели.

– Не мужиков надо слушать в кабаках, а дело делать, – произнес Юлиус. – Понимаешь, Урик?

– Да понял я, – ответила голова. – Но пару минут погоды не сделают. А вот таскать меня в холщовом мешке весьма унизительно, скажу я тебе.

– Ну извини, что не выложил тебя там прямо на стол. На меня и так косо смотрела окольная стража.

– Эх, Юлиус, – улыбнулся Урик. – Нет в тебе духа авантюризма.

– Зато у тебя его полно. И куда только умещается.

– А куда ему деваться, коли ты меня в избе моей оставил, а сам в приключение какое-то ввязался? Зато, как только появились проблемы, Урик ему понадобился. Так дела не делаются, Юлиус.

Тропарь устало закатил глаза. Очевидно, подобные претензии он уже не раз выслушивал с тех пор, как взял Урика.

– Урик, сколько раз мне еще надо перед тобой извиниться, чтобы ты успокоился?

– Ты лучше спроси, сколько раз тебе надо проставиться, чтобы я принял это как знак твоих искренних извинений? – хихикнула головешка.

– Вот поэтому я тебя стараюсь не брать с собой. Ты невыносим, Урик.

– Да… Кажется так мне и говорил барон перед тем, как обезглавил, – нахмурилась голова. – А ведь наиглупейший человек был по сути своей. У него и земли, и деньги имелись, а он все делил какой-то кусочек землицы с соседом своим. И войну ради этого развязал.

– Тебе не кажется, что жадность свойственна многим людям?

– Разумеется. Именно потому я ее и приравниваю к глупости, ибо жадность – это когда ты хочешь то, что у тебя уже есть, только еще больше. Ну не глупо ли правда?

– Наверное, – Юлиус задумчиво почесал череп. – Но сейчас меня волнует не людская глупость, а судьба одного человека. Поэтому в очередной раз преклоняюсь пред твоей мудростью, Урик, и прошу – выведи меня к Шлиссенским горам.

– Прозвучало не особо искренне, но ничего. Лучше принять твое неуклюжее подхалимство, чем лесть придворных лицедеев, – хихикнул Урик.

Юлиус тоже невольно улыбнулся.

– Ничего, тропарь. Найдем мы твоего пророка. Тем более, что парень он славный. Но, признаюсь честно, послушав твои рассказы, не понимаю, как можно сохранить себя после всего, что он пережил?

– Поверь, он смог, – произнес Юлиус. – Но я также не понимаю, как ему это удавалось. После всего безумия, с которым он столкнулся в столь юном возрасте…

– Эх, – вздохнул Урик. – Лишь человек с беспокойной совестью способен противостоять бесчинству мирской жизни.

– Не думал, что когда-то буду восхищаться храбростью какого-то юнца-бакалейщика.

– Что, даже тебя переплюнул в этом деле? – ухмыльнулся Урик.

Юлиус серьезно на него посмотрел.

– Я верну его домой. Мы все обязаны этому пареньку.

Тропарь с широкого размаха запустил лохматую головешку в поле, Урик издал безумный хохот и скрылся в густой траве. Затем, кувыркаясь, он с азартом помчался вперед по тропе. Ухмыльнувшись очередному дурачеству своего старого друга, Юлиус последовал за ним.