Текст книги "Синдром Адели (СИ)Он был готов отдать ей сердце. Она была готова его растоптать. Нет взаимности, нет любви, нет искры. Есть цель, есть приоритеты, есть задание. И только синдром Адели."
Автор книги: Noil Macabre
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
========== Словарь и дополнительная информация ==========
***Словарь***
Au revoir – До свидания (франц.)
Bonjour Professeur – Здравствуйте, профессор (франц.)
mio caro – Моя дорогая (итал.)
Forse – Пожалуй, возможно (итал.)
Nascondiglio – Тайник (итал.)
Buona notte – Спокойной ночи (итал.)
Buona notte padre – Спокойной ночи, отец (итал.)
Jag är ledsen, men jag förstår dig inte – Прошу прощения, но я вас не понимаю (шведс.)
Till dig – За вас (шведс.)
Du bör gå. Extra hjälp kommer inte att vara överflödigt – Вам стоит идти. Дополнительная помощь будет не лишней (шведс.)
Gå ut – Проваливай (шведс.)
Du förvirrade mig med någon – Вы меня с кем-то перепутали (шведс.)
Merde! – Дерьмо! (франц.)
Mannaggia – черт (итал.)
Oh mio Dio – О Господи (итал.)
Bordel de merde – полный п****ц (франц.)
Que diable? – какого черта? (франц.)
Sì, sto ascoltando – Да, слушаю (итал.)
Diamine! – Черт! (итал.)
inferno – Черт возьми (итал.)
Ciao Padre – Здравствуй, отец. (итал.)
Perfettamente – Прекрасно (итал.)
Deficiente – Придурок (итал.)
Tesoro – Дорогуша (итал.)
Il diavolo è con noi – Дьявол с нами (итал.)
Bien sûr – Конечно (франц.)
Felicità – Счастье (итал.)
Figlia – Дочь (итал.)
Il mio sangue – Моя кровь (итал.)
In questa merda – В этом дерьме (итал.)
Capolavoro – Шедевральная (итал.)
Är du riktigt dum eller låtsas du bara? – Ты правда глупый, или просто притворяешься? (швед.)
Farsa e solo – Фарс, да и только (итал.)
diavolo con te – Дьявол с тобой (итал.)
Buone vacanze mia cara – С праздником, моя дорогая (итал.)
mon chéri – Моя дорогая (франц.)
ma chérie – Моя хорошая (франц.)
Tu t’en sors bien – Ты молодец (франц.)
la démence – Безумие (франц.)
C’est un peu surréaliste – Это какой-то сюр (франц.)
Hai assolutamente ragione – Ты абсолютно прав (итал.)
Mon amour – моя любовь (франц.)
***Информация***
Семья (на жаргоне мафии) – мафиозная ассоциация, обычно состоящая из членов, родственников и друзей одной и той же семьи, которая представляет собой группу непосредственно под коской.
Пьетро Воларо – Отец гг (среди своих Пётр)
Beretta 92 – Любимый пистолет гг
Везувий – Действующий вулкан на юге Италии, примерно в 15 км от Неаполя.
Консильери (итал. consigliere) – советник семьи, человек, которому дон может доверять и к советам которого прислушивается.
Капореджимо (итал. caporegime), капо, или капитан – глава «команды» или «боевой группы» (состоящей из «солдат»), который несёт ответственность за один или несколько видов криминальной деятельности в определённом районе и ежемесячно отдаёт боссу часть доходов, получаемых с этой деятельности («засылает долю»).
========== Uno ==========
Он наблюдал за ней пристально, не отводя взгляд. Она, как всегда, сидела, низко опустив голову. Её светлые, пепельно-белые пряди торчали из-под капюшона большой темной толстовки и лезли в лицо. Их хозяйка задумчиво закусила губу и строчила текст на изучаемом ею языке. Французский давался ей легче всего. Она ни разу не пропустила его пару и сдавала все зачеты и сессии на отлично. Но всегда и точно с низко опущенной головой. А он приглядывал за ней уже второй год и не мог понять, почему же она такая закрытая? Почему кукла с ангельским лицом не обладает оравой поклонников и обожателей? Да, она носит мешковатую одежду, вместо дорогих брендовых вещей, да, она не использует косметику, но ведь ей всего этого не нужно. Она привлекает внимание своей простотой и невинностью, заставляет смотреть на себя внимательнее, чем на кого-либо.
Она как-то грустно вздыхает.
«Неужели сложно?» – думается ему. Но нет. Уже через несколько секунд она потянется, хрустнет косточками, возьмёт лист с выполненным заданием и встанет с места. Все так же не поднимая головы, подойдёт к его столу, сдаст работу и покинет кабинет, кинув напоследок тихое «Au revoir». Вопросы так и останутся висеть в воздухе, а он вздохнёт и продолжит наблюдать, может, и не так пристально, за студентами.
***
Аделина никогда не привлекала внимание. Даже если очень хотелось. Такова ее роль, роль простой студентки последнего курса лингвистического факультета. На первый взгляд ее цель до банального проста: существовать, наблюдать, делать заметки, доносить начальству. Она не та, за которую себя выдаёт, и этого не знает никто, кроме Семьи*. Однако она человек. Человек, у которого есть свои желания, нужды и потребности. Но даже их её учили запихивать, куда подальше. Она существует, наблюдает, делает заметки, доносит рапорт. Это ее миссия. Невыполнение карается жестоко и неправосудно. Когда-то страх заставлял ее идти дальше, сейчас его заменило другое чувство. Такое же сильное и колючее – азарт. Ей стало интересно посвящаться в науку, слушать профессоров и главное наблюдать. Однако смотрела не одна она. Ей чужды эмоции, но почему, когда чувствуешь его взгляд, тело содрогается, сердце гонит кровь быстрее, а пальцы немеют? Кажется, это страх, да, то же самое она испытывала раньше, много лет подряд. Ей страшно от одной только мысли, что ее раскрыли. Страшно представить иной расклад событий, кроме как её победы. Кажется, Аделина забыла: эмоций нет, есть только она и задание, одно из многих и точно не последнее. Провал карается. Это запомнилось на всю жизнь.
***
миссия 083
статус: в процессе
день 92
декабрь 10
вторник 19:58
Легкие, почти неслышные шаги, тонким эхом отдаются от стен длинного университетского коридора. За окном вечер, солнца нет, ветер и крупные капли дождя. В руках папки, телефон, за поясом под кофтой диктофон, в голове четкость плана. Покалывает кончики пальцев, но все под контролем, нет места волнению. Арочный проход, второй коридор, широкая дверь директора, дубовый стол, слабый свет лампы, мужчина в костюме; в руке Паркер, на носу Булгари, в голове неведение. Она в плюсе.
Три коротких стука, скрип ручки, два шага.
– Ах это ты, Аделина? Принесла отчёт? Прекрасно, – мимолетный взгляд директора и ничего больше. Она старается осмотреть все, увидеть все мельчайшие детали, запомнить и различить несходства. Лина так же неслышно подходит к столу и кладёт папку.
– Прошу прощения, но завуча уже нет, а лаборантская закрыта. Приходиться передавать прямо вам в руки, – на лице невинный взгляд, в душе усталость. Она просидела в лектории пять часов, создавая видимость прибывания и продуктивной работы. Она потратила силы и время, чтобы все было по плану и все пункты сходились.
– Ничего страшного, оставь, я сам разберусь, а тебе советую поскорее возвращаться домой. На улице как ни как девятый час, – директор добро улыбается, вокруг глаз морщинки, на лице умиротворение.
– Да, да, конечно, а можно спросить? Вы не пострадали? Видела по новостям, вчера произошёл пожар в одном из домов элитного посёлка, – разрешения она не дождалась, на этом акцент. В ответ лишь недоуменный взгляд сквозь линзы очков, – По университету ходят слухи, что вы там живете, вот я и интересуюсь, – глупая улыбка, рассеянные взгляд, пальца заломлены. Образ она держит хорошо, так прописано в ее плане. Наконец собеседник глубоко вздыхает и откидывается на спинку кресло.
– Слухи – не есть хорошо, Аделина, – он покачивается и смотрит перед собой, – но в этот раз они имеют место быть. Со мной и моей семьей все хорошо, пострадали наши соседи, – он усмехается и устало трёт переносицу. – Я так вообще узнал о пожаре последний. Потом сразу примчался в дом, благо все обошлось.
– Это отлично, извините за такие вопросы, – Лина заправляет белокорую прядь за ухо и кусает губы. Глаза напротив вмиг теплеют, и вновь морщинки.
– Нет, все хорошо, это ты меня извини, загрузил тебя отчетом об успеваемости, задержал, а теперь ещё и пугаю россказнями о пожаре, – девушка улыбается. Будто она всего этого не знает, будто это не она только вчера получала отчёт о совершённом терроре и указаниям к действию. Однако надо держать лицо.
– Что вы, что вы, – она кивает и двигается к выходу, все что надо она узнала, – всего доброго, – внезапно дверь открывается сама по себе. Кто бы это ни был, он точно не вписывался в план.
– Отец… ой, Алексей Викторович, – знакомый голос осекается, испуганный взгляд. Глаза, а глаза. Он смотрит в упор и, кажется, не собирается пропускать девушку.
– Bonjour Professeur, – она кивает и обходит его стороной. Очень и очень интересно.
– До свидания, Аделина, – кидает уже в спину директор.
Дверь захлопывается, глубокий вдох, улыбка, азарт в глазах. Пора писать отчёт.
****
миссия 083
статус: в процессе
день 94
декабрь 12
четверг 21:15
“Распоряжение начальства: предоставить улики лично.”
Твою мать. К такому Лина не готова. Она не готова идти в штаб, не готова передавать рапорт лично, не готова видеться с начальством, не готова смотреть в глаза отцу. Снова возвращается до боли знакомое ощущение, что сдавливает горло. Оно настоль первобытно, что, кажется, было заложено на подкорку ее сознания с самого рождения. И даже короткое «жду дома» от отца не успокаивает. Наоборот, это значит лишь одно и подливает масла в огонь. Они будут один на один. А самое главное, она даже не могла предположить, на кой ему приглашать дочь для встречи. Последние месяцы обходились письмами штаба.
Но сейчас нет ни штаба, ни коллег, лишь кирпичное здание, знакомое с детства, гнилые листья, смешанные со снегом, и глубокое дыхание.
Р а з.
Она тихо проходит в дом, скидывает обувь и сумку, проходит вглубь особняка.
Д в а.
В ушах гулко, в ступнях вата, во рту сухо. Она видит единственную освещенную комнату и двигается в сторону зала.
Т р и.
– Добрый вечер, отец.
Голос будто издалека. Тело обдаёт тёплом, и не понятно, от страха или от огня в мраморном камине. Перед ней два кресла и стол с шахматной доской, в одном из них крепкая мужская фигура, в его руке граненый стакан с очевидно алкоголем. Он качает рукой, лёд неприятно звонко ударяется о стекло; сейчас каждый малейший звук или действие воспринимается в штыки. Лина знает отца, знает его привычки и помнит его методы воспитания.
– Садись, mio caro, – и ни слова больше. Медленно подходит к родителю и плавно опускается на край сиденья. Ее тело напряжено, словно струна. Ей чужды эмоции, но почему сейчас так хочется закрыть глаза, забиться в угол и не произносить ни звука, – плесни-ка. Как обычно, на два, и себе не забудь.
Вот чего чего, а пить в компании отца она точно не собиралась. Она вообще ничего делать не собиралась, кроме как слушать и докладывать. Однако исправно встает, подходит к бару и берет уже открытую бутылку виски, плюс дополнительный стакан. Все происходит на автомате. Она точно знает сколько это – на две фаланги и четко выполняет указание. Бутылка остаётся на столе, в стакане янтарная жидкость, отблески на стекле, потрескивания поленьев. Атмосфера так и тянет расслабиться, но это не возможно. Особенно в компании этого человека.
Отец будто позабыл, что рядом сидит его сотрудник, помощник и дочь. Он потягивает жидкость и смотрит на очаг. То же делает и Аделина. Пить она умела и порой любила. Этому ее учил родитель. Алкоголь приятно обжигал горло и оседал привкусом кедра на нёбе.
– Давай сыграем, – наконец выдаёт мужчина и поворачивается боком к камину, лицом к шахматам. Бутылка аккуратно перемещается на пол, а через мгновение перед девушкой ряд выточенных из слоновой кости белых фигур. – Начинай.
Темные карие глаза отца смотрят в душу. Его поза расслаблена: пиджак давно покоится на рядом стоящем диване, верхние пуговицы рубашки расстёгнутый, являя желтому свету огня крепкую грудь; в руке терпкий напиток, другая поправляет каштановые волосы с проседью на висках. Четкая линия гладко выбритого ещё утром подбородка, высокий лоб, серьезный хмурый взгляд. На смуглой коже лица бегают отблески огня, переливаясь жидким золотом. Красивый мужчина, которому на руку годы. Не хватает излюбленной сигары.
Честно признать, шахматы Аделина любила, но играть с кем-то ещё, кроме родителя и некоторых его приятелей, ей не доводилось. Сейчас грузить голову лишними мыслями не хотелось, поэтому решение всплыло само собой. Детский мат в дебюте слона был кстати. Она тянется к пешке.
– До меня дошли слухи, – ее рука дрогнет лишь на секунду. Фигура встаёт на е4. Что он узнал? Не уж-то ее подвели навыки и запись сохранилась в полном объёме? Не уж-то она допустила столь глупую оплошность? Быть такого не может, – что наш уважаемый Алексей Викторович собирается посетить ближайшее благотворительное мероприятие, – теперь очередь сердца пропускать удар. Все хорошо, можно быть спокойной.
– Да? Очень интересно, но почему ты говоришь это напрямую, а не в рапорте, как обычно? – удивительно, но кажется, отец ведётся на уловку. Пешка с его стороны. е5.
– Он впервые официально посетит подобное мероприятие. А где он обшивается остальное время нам, увы, не всегда известно. Ты будешь присутствовать, – слон плавно скользит на с4. – Мне нужны люди. Те, которым я могу доверять на все сто. А ещё с хорошими умениями. Ты не будешь привлекать внимание, в отличие от солдат, что сроду на светском вечере не были, – мужчина смачивает горло и ставит слона на с5. Следом алкоголь вливается и в женское горло.
– Но меня знают. Он знает, – девушка прищуривает глаза, что-то не так, однако же, ее ферзь выезжает на h5.
– Ты кардинально сменишь образ. Сама прекрасно знаешь, как можешь поменяться. Тебя могу не узнать даже я, чего уж говорить о мужчине, что видел тебя от силы пять раз в жизни, – в словах отца есть доля правды. Аделина задумывается и упускает момент следующего хода. Чёрный ферзь на е7. – А вот дурить меня детским матом не надо. Кажется, ты теряешь бдительность…
Резкое, точное движение. Из-под локотника кресла вылетает декоративный револьвер в руку мужчине. Девушке хватает доли секунды, чтобы просканировать ситуацию, резко подняться на ноги, выхватить из-за пояса до жути родной Беретта* и выставить блок им же. Лоб в лоб, треск стекла, две фигуры в отблесках огня.
– Кажется, тебе пора сменить приемы, – хмыкает Лина. Да, пистолеты отличаются по габаритам и ущербу, но сейчас, когда между ними считанные сантиметры, одной пули достаточно, чтобы отправить на тот свет. Вопрос в том, кто первый выстрелит.
– Forse, – родитель хмыкает и синхронно с дочерью опускает оружие, – все же тебе давно известно об этом nascondiglio, – с неким трепетом и осторожностью отец вставляет револьвер обратно, пока не слышится щелчок, и пистолет не принимает форму декоративной резьбы самой мебели. С той же любовью Беретта отправляется на законное место, за пояс. – Оставайся в доме, завтра в пять будь при полном параде, – мужчина встает и удаляется, прежде бросив пожелание на родном языке, обращаясь к дочери через плечо, – buona notte, Адели.
– Buona notte, padre, – отец скрывается за дверьми, и только после Лина делает глубокий вздох. Нужно убрать стекло, протереть пол, потушить огонь и идти спать.
Снова план, снова список в голове.
***
миссия 083
статус: в процессе
день 95
декабрь 13
пятница 16:23
Аделина тяжело опускается на кровать. Прошло всего пол дня, а голова уже гудит, ноги ноют. Девушке куда легче провести те же восемь часов на полигоне или тренировочном зале. Однако ж потраченные часы дают о себе знать. Вместо светлых прядей лицо обрамляют каштановые локоны качественного парика, взгляд непривычных карих глаз под линзами, ярко накрашенные губы, массивные серьги с бриллиантами, темный макияж, брезгливая улыбка, открытые плечи. Сейчас Лина не узнаёт саму себя, хотя это не самое ее масштабное перевоплощение, ведь когда-то она выполняла задание под видом противоположного пола. Сегодня она Элизабет Франклин – дочь шведского посла, незаурядная красотка с величественным видом.
Ещё раз пробежавшими взглядом по образу, девушка подмечает, что чего-то не хватает. Она подходит к трюмо и достаёт единственную сохранённую вещь матери, ожерелье: маленький рубин, обрамлённый завитками белого золота с крохотными листочками. То что надо. Аккуратно застегнув застежку, она поправляет украшение. Оно едва ощущается на груди, холодит и, кажется, придаёт уверенности. Теперь верх не кажется таким пустым, а глубокий вырез декольте заполняется драгоценным камнем. Да, пожалуй, несмотря на откровенность, Лине нравится платье. Французский красный, открытые плечи и спина, вырез от бедра, высокая талия. Она роковая красотка, и уже привычный образ серой мышки сменяется ее настоящим эго. В глазах родной азарт, страха нет.
Напольные часы в гостиной бьют половину пятого. Гулкий звон разноситься по всему особняку. Пора спускаться. В клатч к уже знакомому Беретта предусмотрительно летит помада. Захватив лаковые лодочки бежевого цвета, Лина спускается в холл дома. Отец снова в гостиной и снова с алкоголем. Однако в этот раз, стоит девушке переступить порог залы, мужчина сразу же встаёт и подходит к дочери.
– Надень, – из кармана брюк он достаёт маленькое резное золотое колечко. Пояснения не нужны, потому уже через секунду на безымянном пальце правой руки красуется украшение. – Поехали, mio caro. Чем раньше, тем лучше.
Он идёт первый, Лина следует за ним. Уже в парадной, девушка обувает каблуки, а отец, будто истинный джентельмен, подаёт ей шубку из белого соболя. Как давно она не ощущала мягкость меха и натянутый подъем стопы. Силы будто приливают к телу, заставляют идти ровно, с гордо поднятой головой.
По навигатору дорога занимает каких-то двадцать минут, но в полной тишине сознание кричит, что все сорок. Аделине определенно некомфортно рядом с отцом, хотя в сознании маячит удовлетворение, сейчас фокусов ждать от него необязательно. Они на задании, проверять ее нет смысла. Все обговорено ещё утром, четкость плана под веками, дыхание ровное, взгляд острый.
К ресторану они подъезжают не одни. Целая колонна дорогих автомобилей класса люкс ждут своей очереди, чтобы предоставить выход своему хозяину прямиком к бордовому ковровому покрытию. Как и обговаривали, сначала выходит отец, затем машина делает круг вокруг квартала, меняет номер, и ровно через двенадцать минут выйти должна Лина, предварительно получив ключи от другого автомобиля, что будет ждать на парковке за рестораном. Страховка в виде дополнительного пути отступления не помешает.
Кажется, девушка привлекает слишком много внимания. Ах, да, такова ее цель. Она широко улыбается и от бедра заходит в зал. Пять хрустальных люстр над головой, три фуршетных стола по периметру. Напротив входа, прямо у стены, высокий каскад с шампанским, колонны по бокам, мраморный пол. Слева находится выход на балкон, справа – лестница ко второму, основному, залу: оттуда раздаётся музыка, там находятся музыканты. С балкончика свисают темные с позолотой, драпированные занавесы. На данный момент в здании около двухсот пятидесяти человек, шестьдесят из которых персонал, отчасти скрытый от глаз. Прибудет ещё минимум сто. Просканировать помещение занимает три секунды, найти глазами отца – ещё две, кивнуть – секунда. Лина проходит к столу, что прямо под балкончиком, и берет бокал белого игристого. Она замечает, как в ее сторону двигаются несколько мужчин, поэтому невзначай поправляет выбившуюся прядь правой рукой. Двое из них сразу поворачиваются и следуют в другом направлении, кольцо срабатывает как надо, однако, ещё один человек подходит с боку, останавливается и так же берет алкоголь.
– Здравствуйте, прекрасная леди, – скрипучий голос уже немолодого мужчины неприятно отзывается в ушах. Состроив обворожительную улыбку, Аделина поворачивается к нему.
– Jag är ledsen, men jag förstår dig inte, – незнакомый язык отпугивает мужчину, он кивает и удаляется в другую сторону. Все идёт по плану.
Сейчас задача Аделины состоит лишь в наблюдении. Она внизу, а отец на втором этаже. Несмотря на его вечернюю тираду, она на сто процентов уверена, что в этом здании есть ещё хотя бы пару их человек. Они могут скрываться в тени и быть незамеченными до тех пор, пока не понадобиться их сила. Это предаёт уверенности и ощущения хоть какого-то прикрытия.
Пока взгляд мечется от одного лица у входа к другому, в голове возникает вопрос. Банальный, но, чертовка, сложный. Почему Алексей Викторович решил наконец выйти в свет? Да ещё и начать решил с благотворительного вечера. Он всегда был колоритной личностью, но все же предпочитал оставаться в тени. Неужто недавнее покушение заставило его шевелиться? А если он придёт, то один? Или с женой? А может с сыном?
Аделина улыбнулась. Ей доступна информация, которую не знает никто. Отредактировав запись диктофона и благополучно оставив штаб в неведении, она единственная, кто имеет козырь в рукаве.
Когда-то давно штаб проводил расследование на тему детей Очинского (фамилия Алексея Викторовича). Существовала некая информация, утверждающая наличие таковых у мужчины, причем не в одном экземпляре. Бумаги подтверждали рождение троих, однако, в прессе числились лишь двое. Оба младшие: брат и сестра. Старший ребёнок был пустым местом, о нем не было ни слова, никто не мог узнать кто он, сколько ему лет, откуда он и существует ли вообще. По прошествии трёх лет наблюдений был вынесен конечный вердикт: старшего ребёнка не существовало, или же он умер ещё в младенчестве. Только что за сюрприз. Как оказалось старший сын Очинского – тридцати однолетний профессор, Денис Алексеевич Агапов, что преподаёт на кафедре французского языка у Аделины. Все это время он был прямо под носом, но узнать правды никому не удавалось. И если бы не вечерний разговор с директором, все до сих пор оставалось бы тайной.
Проходит около пятнадцати минут прежде, чем глаза уловили знакомую фигуру во фраке. Директор прибыл. Лина раздевается: снимает шубку и передаёт ее появившемуся рядом персоналу. Это знак для отца. Через мгновение рядом с ее ногой падает апельсиновая косточка. Он увидел и приказал, пока наблюдать издалека. Она что-то упустила?
Директор один. Он проходит вглубь зала, здоровается с несколькими людьми, берет бокал с напитком, улыбается. На нем все те же очки. Наконец Лина замечает, что следом за Очинским заходят пару мужчин крепкого телосложения. Они молчат, не улыбаются и при первой же возможности расходятся стороны, за колонны. Охрана значит. Аделина берет второй бокал.
– Till dig! – торжественно срывается с ярко накрашенных губ.
Лина звонко и даже неприлично смеётся, поднимает два бокала и чокается сама с собой. Второй знак, и надежда, что отец увидел подмогу директора. Кто-то смеётся в ответ, кто-то косит взгляд, а кто-то не обращает внимание. Теперь нужно удалиться с этого угла.
Девушка оборачивается к столу, ставит обратно шампанское и поднимает голову. Отец стоит у перил и, не отрывая взгляда от новоприбывшего гостя, кивает, а затем проходит вглубь второго этажа. До этого он аккуратно постукивает пальцами о мрамор четыре раза. Это значит, что в здании ещё четыре их человека. Они в плюсе, однако, нельзя утверждать, что охрана, зашедшая следом за Очинским, это все его люди.
Аделина обходит фуршет и двигается в сторону балкона. Ее движения плавные и грациозные, но, что непривычно, не бесшумные. Шпильки неприятно цокают при каждом шаге. Нужно подойти ближе к директору и быть за его спиной до тех пор, пока он не поднимется на второй этаж. Там действует само начальство.
«Нам важно уловить каждое его слово, запомнить и после изложить во всех подробностях. Есть шанс, что сегодня он встретиться с соратниками.» – говорил отец до начала вечера.
Аделина идёт в сторону Очинского мимо колонн, как вдруг рядом пристраивается фигура и начинает говорить на шведском. Девушка еле заметно улыбается. Николай – сорока двух летний подручный отца, младший босс и правая рука начальства. Ведь было бы глупым отправляться на задание вдвоём. Папочка все проконтролировал, и теперь у Лины есть помощь со стороны. Отлично, все идёт гладко.
Теперь уже вдвоём, поддерживая беседу о новых санкционных пакетах Европы в сторону России, они подходят к фуршетному столу. Девушка берет закуску. В метре, прямо за ее спиной, стоит директор и с кем-то разговаривает. Она замолкает, тем самым давая собеседнику понять, чтобы он начал монолог. Кивая из раза в раз, она вслушивается в чужой разговор. Посол Франции и предприниматель Очинский. Очень интересно. Диалог идёт на родном языке посла. Французский. Как банально. (Далее речь на французском обозначена курсивом.)
– … мне все равно на ваши способы, – доносится недовольный голос Алексея Викторовича, – мы должны преодолеть границы и доставить товар как можно быстрее.
– Но за союз Италии и Турции отвечает Пётр, и он всегда был против живых незаконных перевозок, – да, отец говорил о подобных махинациях. – Доступ к Босфору закрыт. Незаконное передвижение такого масштаба по сухопутным путям Европы проблематично, слишком много задействовано стран, – посол тяжело вздыхает, – Мы не можем конфликтовать с ним. Это опасно.
– Вы не можете, а я могу, – начинает сердиться директор, – и вообще, к чему этот фарс с моим нахождением здесь? То же самое мы могли бы обсудить без лишних глаз у меня в кабинете.
– Вас начинают подозревать, это тоже опасно, – а вот это интересно. Получается, что в штабе крыса, или как минимум кто-то некачественно выполняет задания, раз происходит утечка информации. – Прошу потерпите один единственный вечер.
– Что говорит Турция? Они тоже отказываются помочь?
– Они боятся, – посол усмехается, – слишком много поставок и связей в Италии. В отличие от вторых, у них не так много союзников. Откажи они Петру, он перекроет им воздух. Если же отрицательный ответ дать вам, то для них ничего не убудет. Все же данная контрабанда не так выгодна им, как нам. Однако хорошая новость в том, что они могут просто закрыть глаза, естественно за символичную плату, но если о переправке узнают, все свалится именно на российский бизнес.
– Хорошо, я понял, – кажется, недовольство Очинского отступает. – Пройдемте в основной зал, там сейчас играет арфа, хочу послушать.
Мужчины уходят. Тихо вздохнув, Аделина обратилась к Николаю.
– Du bör gå. Extra hjälp kommer inte att vara överflödigt, – девушка кивает наверх, и помощник удаляется.
Теперь можно выдохнуть. Стоит Лине повернуться в сторону каскада, как она натыкается на острый заинтересованный взгляд. Быть такого не может. Сердце увеличивает темп. В какой раз профессор нарушает порядок плана. И ладно, если бы он был простым дополнением, так нет. Почему он так пристально смотрит? Узнал?
Главное сейчас осторожно уйти от ненужного столкновения. Девушка распрямляет плечи, натягивает самую стервозную улыбку, которую только может, и вместе с тарелкой закусок идёт на балкон. Движение следом не наблюдается. Свежий воздух сейчас, как кстати.
Удивительно, но на балконе нет никого, кроме двух дам преклонного возраста и официанта, что спешит внутрь, а ведь тут очень красиво, и даже есть спуск к саду. Вниз Аделина идти не решается, в любой момент может потребоваться ее помощь. Она подходит к перилам, ставит нетронутую еду и облокачивается. Холодные. На дворе начало зимы, все деревья давно голые, лишь земля кое-где пестрит красками прошедшей осени вперемешку с серым снегом. Изо рта выходит полупрозрачный пар. Солнце какой день скрывается за тучами, благо нет ни дождя, ни снега. Рано темнеет.
Из-за спины доносятся аплодисменты, видимо, начинается сольный концерт арфы. Леди неспешно заходят в зал. Кажется, что теперь она одна. Однако Лина знает, что в четырёх шагах от неё человек. Шаги тяжелые и широкие, значит мужчина, высокий. Скорее всего выше неё на пол головы, при условии, что девушка на каблуках. Кто бы это ни был, он здесь не просто так. Люди Очинского? Значит, вариант бить в горло отпадает, слишком длинный путь, а вот под дых самый раз. Если к ней прикоснуться, значит, нужно действовать, джентельмен не стал бы дотрагиваться до незнакомой девушки. Она выдыхает. Расстояние сокращается. Осталось два шага. Один. Руки сжимаются в кулаки. Ноль. Мужская фигура пристраивается рядом.
Твою ж мать. Снова профессор.
– Прекрасный вечер, не находите? – он также облокачивается, но смотрит на неё.
– Gå ut, – девушка позволяет себе грубость. Все же шведский не такой распространённый язык.
– Как грубо, – да твою же мать. Сердце делает кульбит, лицо искажает улыбка. Таких совпадений не бывает. – Аделина.
Звучит как приговор.
– Du förvirrade mig med någon, – она уже собирается уходить, но ее руку удерживают за предплечье. Несильно, просто, чтобы остановить.
– Нет, не спутал. Что за цирк, – Денис Алексеевич собственной персоны. Цепкий взгляд проходится с ног до головы. Разрез на подоле кокетливо оголяет бедро, грудь тяжело и часто вздымается. Он оценивает? – Аделина, что ты здесь делаешь?
Черт, все плохо. Все очень, очень плохо. Что делать? Такого нет в плане. Была не была. Девушка делает шаг, подходя вплотную. Их тела вот-вот соприкоснуться.
– Не ваше дело, Денис Алексеевич, – кажется, грубые слова – это единственный выход из этой ситуации. Создаст ощущение, что она зазнавшаяся девчонка, что ведёт двойную игру, хотя, это мало чем отличается от правды. – Не мешайте мне работать, – да, пусть думает, что она работает эскортом. Глаза напротив расширяются, но пальцы отпускать не собираются.
– Работать, значит? – усмешка на его лице, – очень интересно. Что ж, проводи меня до зала.
И будто не было разговора до, не было язвительных фраз. Он берет ее за руку и ведёт в направлении дверей.
– Послушайте, – Лина упирается, – оставьте меня в покое! Это что за хамское поведение?
– Хамское поведение – это посылать своего преподавателя при первой же фразе, – и снова его губы растягиваются в улыбке. – Я же прошу сопроводить меня. Это же и есть ваша работа, – он делает акцент на последних двух словах. Губы сжимаются в тонкую линию, в глазах ярость. Такого обращения к себе она не допустит.
– Отпустите, вы не имеете права, – Аделина выворачивает руку и одергивает ее на себя. Мужчина никак не реагирует, лишь смотрит и чего-то ждёт. Что он задумал?
В клатче раздаётся вибрация. Две секунды достаточно, чтобы достать и прочитать сообщение:
“ХХ7С”
– Merde! – эти символы значат лишь одно: первое Х – покушение, второе Х – отвлечь внимание, 7 – время в секундах, С – система видеонаблюдения отключена. Порой используется третье Х в значении защитить.
П я т ь
– Как некрасиво, – скалится профессор, однако, лицо его становиться серьезным при виде замешательства девушки. – Все хорошо?
Ч е т ы р е
– Стой тут! – Лина бросается к залу, схватив попутно тарелку.
– Эй! Что?..
Т р и
Девушка вбегает к фуршетным столам. Все на втором этаже. Замечательно.
– Merde, merde, merde… надо чём-то заглушить, – мысли одолевали со всех сторон. Столько вариантов исхода событий, но какой верный?
