Текст книги "Незащищенный (ЛП)"

Автор книги: Nikoshinigami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Дело было опасным?

Он мог почти слышать, как Шерлок пожимает плечами.

– Иногда. Преступная банда, несколько убийств совершили. Довольно банально, не считая фактического задержания. Я был только поблизости, дабы удостовериться, что тут ничего не напортят, – сказал он, и на заднем плане кто стал непонятно вопить.

Джон закрыл пальцем ухо, чтобы минимизировать шум на своей стороне, потому что хватало помех у Шерлока, где становилось всё труднее расслышать что-либо.

– Значит, ты рассчитываешь возвратиться на этой неделе? – спросил он. И на том конце голос Лестрейда произнес: «Их загнали на станцию. Ты со мной?» – судя по тому, как легко его можно было расслышать, нетрудно было понять, с кем тот говорит.

«На заднем сидении – не поеду», – сказал в ответ детектив.

Джон нахмурился:

– Шерлок?

«Прекрасно. Мы возьмем этих типов, и мне всё равно, где ты будешь сидеть».

– Шерлок, если ты должен идти…

– Да, – сказал тот; голос Лестрейда спросил: «Это Джон?» – еще можно было это расслышать, и звонок оборвался.

Даже без «до свидания». Он примерно этого и ожидал. Джон вздохнул, бросая свой телефон на журнальный столик; это было ничуть не легче принять, чем бывало прежде. Когда у Шерлока было дело, весь мир мог подождать. Никто и ничто не могло конкурировать с расследованием, вне зависимости от того, каким было само преступление. Джон забыл, насколько он ненавидел это. Восемь лет того, чтоб быть проигнорированным и оставленный позади, не должны были быть так легко прощены.

Все годы их дружбы, особенно те, когда они жили вместе, холостяками, компромиссу не было места. Никогда. Работа Шерлока всегда бывала на первом месте. Что бы Джон ни делал, сколь бы ни был полезен или сколь бы незаменимыми ни были его навыки стрелка – в тех случаях, когда защита была первостепенной задачей, – о нем всегда вспоминали в последнюю очередь. Легко забывали. Оставляли позади. Игнорировали. Это было прежде предметом многих споров, случавшихся в тот же день, до тех пор, пока он не научился принимать свое место в жизни Шерлока как сопровождение его блеска, сам при этом оставаясь в тени. Он не мог захватить внимание Шерлока с той же самой гарантией, что захватит убийство. Не мог конкурировать с кровопролитием и насилием – никакой добротой, заботой и беспокойством. Шерлок реагировал лишь на жуткое и опасное, посмеиваясь над обыденным и нормальным. Первый год, несомненно, был для них самым сложным. Люди обычно не относятся к окружающим так, как это делал Шерлок. «Социопат» – звучало всегда настораживающе. Даже «психопатом» могли бы назвать. Шерлок был бесчувственным – и бесконечно любопытным, что захватило Джона, который и сам был увлечен приключениями. Его подружки считали, что им сложно конкурировать с Шерлоком Холмсом, но он знал, что все они лишь рассмеялись бы, узнав, что взялись за задачу конкурировать с трупами – невозможную, в самом деле, задачу.

Анне-Ли подняла свою книжку-раскраску, над которой работала, и шлепнула на нос Джона, чтоб убедиться, что теперь он посмотрит на результаты ее трудов. Трудно было сердиться, вспоминая далекое прошлое, когда будущее находилось прямо возле него. Джон стянул раскраску обратно, глядя на беспорядок, покрывавший страницу, что вся была разрисована желтым.

– Как красиво, – сказал он нежно, поцеловав ее голову, и малышка, захихикав от гордости, убежала, чтоб пристроить картинку на холодильник, совершенно забыв про обиду и преисполненная самодовольства.

Поворчав, Джон поднялся, почесал живот и поплелся на кухню, чтобы аккуратно вырвать страницу раскраски и повесить для всеобщего обозрения. Анне-Ли приготовила магнит-земляничку. Они его прикрепили низко, чтоб она сама смогла пристроить картинку.

– Лэла идет домой? – спросила она.

– Нет. Лэла занят, – ответил он, пытаясь не хмуриться, что, возможно, позволит отвлечь ее и не заострять на этом внимание. Он поднял ее, пристраивая у себя на бедре. – У Шерлока может быть много дел. Но ведь у тебя же есть папа, правда? Тихий домашний папа.

Она кивнула, обнимая его за шею, и он отнес ее в гостиную, чтоб включить яркий фильм о поющих мышатах. Если повезет, они оба смогут заснуть под него. Он усадил Анне-Ли у себя на коленях, позволяя ей устроиться поудобнее, и она прижаться к его груди.

– Лэла видит маму?

– …Нет, малышка. Шерлок вернется домой. – Он поцеловал ее, и фильм начался, и Джон обнимал ее крепко, успокаивая и ее, и себя.

ПРИМЕЧАНИЕ

* «Уловка-22» (англ. Catch-22) – ситуация, возникающая в результате логического парадокса между взаимоисключающими правилами и процедурами. В этой ситуации индивид, попадающий под действие таких норм, не может их никак контролировать, так как попытка нарушить эти установки автоматически подразумевает их соблюдение.

Термин был введен американским писателем Джозефом Хеллером в одноименном романе, опубликованном в 1961 году.

Наряду с «двоемыслием», представленным Джорджем Оруэллом в романе «1984», выражение «уловка-22» стало одним из наиболее известных способов продемонстрировать, насколько сложно выбраться из логической ловушки, образуемой взаимоисключающими правилами.

ВИКИ

Комментарий к Глава 7

**__ФОТО__**

1. Шерлок и Анне-Ли

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=b399719d6fa11d9e2f940375619b6968

2. Джон с малышкой

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=ea0cf26ba129df2bdcb1790f9f0983a9

3. Блистательный Шерлок

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=8ae71b412b95c0514e0ce4cb34c282b3

========== Глава 8 ==========

ГЛАВА 8

Джон получил текстовое сообщение за час до того, как рабочий день завершался. Там просто было написано: «Анне-Ли у меня», и пришло оно от Шерлока Холмса. И потом, до конца работы, с лица Джон не сходила улыбка, потому что он думал, как Шерлок, должно быть, сделал дополнительную остановку в поездке в такси, чтоб забрать ее, не считая, что лучше подождать ее дома – всего час, пока Джон привезет ее. Она, несомненно, была в восторге. Хорошо было знать, что по ней скучали.

Он услышал скрипку даже раньше, чем остановился у дома, и с широкой улыбкой покачал головой, выходя из машины, и потом, по дороге к парадной двери; постучал слегка, чтоб не спугнуть их веселье. Шерлок играл в центре гостиной, и медленно вышагивал в такт, словно был Крысоловом из сказки [1], в то время как Анне-Ли, раскинув руки, танцевала вокруг, не заботясь о том, быстро или медленно он играет. Главным образом, она прыгала и вертелась, так чтобы ее платьице становилось похожим на глазурь земляничного кекса, но, в основном, танцевала все-таки. Она, казалось, почти не заметила, когда Джон вошел, снимая пальто и шарф, хотя Шерлок, ведя смычок вниз, поднял взгляд, и, прежде чем смычок взмыл вверх, улыбнулся краешком губ. Джон довольно давно не видел его при полном параде – в костюме. Он выглядел весьма элегантным в своей черной одежде.

Когда Анне-Ли, наконец, соизволила обратить внимание, что вернулся отец, она потянула его за штанину и приказала, чтобы он танцевал. Он устал и очень хотел посидеть немного, но не мог ослушаться прямого приказа. Так что медленно опустился на оба колена, давно уже перестав смущаться, поддаваясь капризам своей наследницы, и начал покачивать бедрами и вскидывать руки с тем же пренебрежением к ритму, заданному скрипачом. Они были суперзвездами, каждый из них. Джон держал Анне-Ли за руку, позволяя ей кружиться, а потом взял ее за обе руки, чтоб они могли вместе танцевать и дурачиться. Он уверен был, что песня должна была завершиться, и что Шерлок повторил ее много раз. Но позволил ему играть, продолжая танец, пока не умолкла последняя нота, и Джон захлопал, когда Анне-Ли, подскочив, сделала реверанс и присела перед музыкантом. А потом, когда это веселье наскучило, убежала, хихикая, к ожидавшим игрушкам. Джон вздохнул и сел на пол, потому что не стоило усилий вставать, так что он, слегка наклонившись, облокотился рукой о журнальный столик.

– А потом мы будем устраивать чаепития, – сказал он, потирая левую ногу.

Шерлок ухмыльнулся и поворчал, убирая скрипку в надежный удобный футляр, выстланный черным бархатом.

– Я уверен, у нас еще несколько лет до того, как на нас наденут чепцы [2], – заметил он, закрывая футляр и щелкая металлическими застежками, прежде чем ненадолго оставить скрипку на стуле. Он предложил Джону руку, и в то время как врач кое-как устроился на ковре, схватил его за запястье и рывком поднял на ноги, помогая подняться. Военные кости – старые кости. Джон терпеть не мог сырость и холод поздней осени, и то, что тогда бывало с суставами. Должно быть, будет гроза. Он ненавидел метеозависимость.

– Кофе? – спросил его Шерлок.

– Хорошо бы, – сказал Джон, более чем готовый ощутить внутри теплоту, что могла бы согреть.

Шерлок поднял футляр со скрипкой и направился к лестнице.

– Мне тоже, – сказал он, пряча ухмылку, и отправился разбирать свои вещи.

Вот же ублюдок… Джон не мог не улыбнуться, вздохнул – и пошел на кухню, включать кофеварку, наливая воду и готовя кофейные зерна. Он не возражал. Анне-Ли уже слишком устала и успокоилась, и у Джона теперь было время и для себя. Как бы ни дорожил он каждым мгновением, проведенным с нею и посвященным ей, хорошо было наблюдать, как она играет самостоятельно со своими куклами, кубиками и игрушечным самосвалом, который она загружала и разгружала, не нуждаясь в постоянной уверенности, что Джон всё еще там и смотрит. Тем не менее, он всегда наблюдал. Это было довольно забавно – видеть, как она заполняет кузов своего самосвала игрушками, интереснее даже, чем ей помогать. Она бывала весьма придирчива в том, где должны сидеть ее куклы, а где – лежать кубики в ее желтом пластмассовом грузовике. Лучше было смотреть и учиться у мастера, наблюдая, как она быстро катит по полу большую машину, чтоб свалить потом всё под обеденный стол, на котором Шерлок проводил какие-то опыты. К тому времени, когда Джон достал сахар и приготовил кружки, Анне-Ли пыталась провезти самосвал прямо через ножки стола. Не лучший ход для строителя, но он готов был предположить, что в ее реальности машины умели летать.

Шерлок вернулся, едва кофе был приготовлен, аромат напитка был очевидной подсказкой, что настало время попробовать. Он спустился, как раз когда начало громыхать; дождь вот-вот должен был пойти, хотя капли пока не стучали по крыше. Джон придвинул кружку к нему, когда тот уселся на высокий, как в баре, стул, и взял свою кружку в ладони, поднося к губам. Хорошо. Действительно, хорошо. Он скучал по этому. И, возможно, больше, чем хотелось признать.

Гром наверху раскатился снова. Солнце только зашло, но небо уже было темным, серым, пурпурным и синим. Джон взглянул, убеждаясь, что Анне-Ли всё еще спокойна и счастлива. Она, казалось, не против дождя. Слава богу.

Оглянувшись на Шерлока, Джон побарабанил пальцами по теплой керамике, что держал в руках. Он мог понять тишину, потому что они оба слушали, как снаружи шумят на ветру деревья, но ему не хотелось, чтоб длилось молчание.

– Ну и… как всё прошло? – задал он вопрос, отпивая глоток, как только спросил.

Шерлок только пожал плечами, явно переигрывая в изображении скуки, и склонил подбородок на грудь.

– Остановили войну между группировками и раскрыли преступную банду при одном из главарей, имевшем дела с контрабандистами на Континенте, – сказал он, словно это случалось каждый день.

– Звучит захватывающе.

– Это было довольно интересно. Лучше, чем ничего, – согласился он. Джон уверен был, что тот весело провел время.

Джону нравилось «веселье» этих минут, когда о плохих парнях позаботились, и для всех остальных жизнь стала более безопасной. Трудно было не улыбнуться и не присоединиться к тихому празднованию превосходства Шерлока, когда уже точно можно было наслаждаться и почувствовать облегчение. Они были на верхней точке, прежде чем рухнуть вниз, о чем они оба прекрасно знали, но было утешением думать, что хотя бы сейчас всё было хорошо.

– Надеюсь, ты будешь не слишком скучать, пока не появится новое дело, – сказал Джон с чуть большей подавленностью, чем ему бы хотелось признать. Конечно, будет другое расследование, это очевидно. Пока не настанет весна, что еще может быть для Шерлока интересного? Тот нуждался в этом, и им обоим было известно, что это так, не было никакой необходимости объяснять или идти на компромисс, когда это было частью Шерлока, и они оба знали, что ему нужно. Джон позволил горячей жидкости немного остыть на своем языке, прежде чем проглотить горьковатый напиток. Он вылечивал простуду, беспокоившую его, столь же легко, как расследование убийства исцеляло Шерлока. Он вдохнул, отставляя кружку, и тихо кивнул, отметая в сторону свои сожаления.

– Знаешь, думаю… если тебе нужна будет помощь, чтобы перевезти твою лабораторию в Лондон, я могу это сделать. То есть, если ты проведешь зиму в Лондоне, как в прошлом году, то это прекрасно. Я бы помог. – Он ненавидел бы это, но всё будет в порядке. И так было бы лучше для Шерлока, разумеется. Так что лучше предложить ему это, сказать самому, чем ждать, что об этом будет сказано, или как-нибудь утром, проснувшись, увидеть записку.

Шерлок ни минуты не колебался.

– В этом не будет необходимости, – сказал он, облизнув кофе с верхней губы.

– Ты уверен? – Джон ненавидел отголосок надежды, прозвучавший в его голосе, и проворчал: – Я имею в виду, у тебя там есть, где жить, и есть, чем заняться. И быть в Лондоне просто… для тебя куда больше смысла в этом.

– Я не просто так переехал, Джон. Здесь мой дом. Я пришел бы домой.

– Значит, ты просто… собираешься ездить туда-сюда всю зиму?

Шерлок кивнул.

– Да, я планирую так.

– Почему? – Было глупо спрашивать, но он сказал это раньше, чем успел подумать. Он прикусил губу, просто чтоб убедиться. Даже непродуманный вопрос стоил того, чтобы в нем разобраться. – Я имею в виду, это просто… не имеет смысла. Ты страдаешь, когда тебе скучно.

Ученый глубоко вздохнул, откинувшись на спинку кресла.

– Джон, мне сорок. Самое время начать жить с живыми, а не ради мертвых.

Звучало хорошо; казалось, это должно означать гораздо больше, чем было сказано, быть гораздо весомее, чем просто слова. Джон прикусил язык, воздержавшись от новых вопросов, не совсем уверенный, что выглядело бы более глупым: не получить ответов или ничего не спрашивать. Шерлок, как бы то ни было, в самом деле, не собирался переезжать в течение следующих нескольких месяцев. Это было прекрасно; просто замечательно.

Однако Шерлоку нелегко было понимать людей. Он, конечно, прочел это на лице Джона, возможно, в движении губ или изгибе бровей. Детектив наклонился вперед, локтями опершись на столешницу, и спокойным глубоким голосом стал объяснять:

– На убийство способен каждый, Джон, – сказал он; вряд ли подходящее начало, конечно, но привлекающее внимание. – Не все могут покончить с собой, но все могут лишить кого-нибудь жизни. Люди эгоистичны по природе своей, и стремление завладеть какой-нибудь вещью считают достойным поводом для убийства. Порой это самовлюбленность, порой – жадность или гордыня, но чаще всего – любовь к другому или следование своим идеалам. За всю мою профессиональную деятельность любовь была ничем иным, как мотивом для преступления, но то, что стоит того, чтобы ради этого убивать, достойно и того, чтобы жить ради этого. Давно пора было изменить свою точку зрения. – Шерлок вздохнул, замолчав, но в этом молчании было очень многое; глаза его смотрели на серое небо и меняющие свой цвет листья сада, словно он потерян был в своих мыслях. Казалось, он улыбался, хотя губы его были плотно сжаты, но была в этом искренность. Вспышка молнии осветила кроны вечнозеленых растений, и вновь прокатился гром. – Весной здесь всё полно жизнью. И я собираюсь стать частью этого. Это и теперь не настолько мертво, хотя у меня сейчас нет ничего для работы. Тем не менее, для меня здесь все-таки больше, чем во всем кирпиче и бетоне Лондона. Я, наверное, прерву когда-нибудь свой странный творческий отпуск, но не хочу, чтоб со мною связывали только мои знания смерти и разложении. У меня в саду пятьдесят семь цветов с разным типом опыления, и два вида медоносных пчел. Я способен изучить и понять большее, чем то, чем себя ограничивал. Я хочу быть с живыми; я с ними и нахожусь. И я возвращаюсь к этому, потому что это мне нравится.

Джон буквально оцепенел, не то чтобы ошеломленный, а просто почти сбитый с толку. Он знал, что Шерлок переменился, заметил в нем это сразу же, как приехал в Фэйл-хилл-коттедж, и всё же, так или иначе, оказалось так просто забыть, сколь велика была перемена. Он не мог припомнить, когда Пиноккио превратился в живого мальчика. Не было никакого свидетельства, позволявшего предположить, что у Железного Дровосека, оказывается, есть сердце. Были некоторые вещи в Шерлоке, что всегда будут присущи ему, но был момент – и Джон знал, что его пропустил, – когда некоторые другие вещи исчезли.

В какое-то время он оказался не прав, полагая, что Шерлок был тем же самым, кого он встретил когда-то, человеком, который не заботился даже о самом себе, и понятия не имел о чувствах других. Джон всё еще видел нехватку человечности – там, где оставались пробелы в его понимании, – трещины на фасаде «нормальности», которые были частью уникального подхода Шерлока к межличностному взаимодействию. Видел то, что он ожидал увидеть, зрением, слегка окрашенным серым туманом неодобрения, что, казалось, было не в состоянии распознать изменения в нем, словно перемены сезона, маскируя все цвета в монохромном режиме. Он забыл те моменты великолепия, когда Шерлок показал себя полным сюрпризов и теплоты, помня вместо этого давнее прошлое, которое было полно просчетов и в котором тот проявлял бесчувствие. Он стал жертвой привычки; Шерлок – нет. Тот не был уже человеком, остававшимся в памяти Джона упрямой идеей, оказавшейся ложной, но поддерживаемой с неразумной уверенностью.

Как он не удивлялся, что не был влюблен в Шерлока Холмса, когда всё еще хотел помнить его как удивительного, но безнадежно невыносимого? Каждое порхание в животе и неровное сердцебиение, каждый долгий взгляд и сбившееся дыхание встречали его собственный выговор, и рассудок велел ему остановиться, одуматься. Он не был геем, и даже бы если он действительно хотел Шерлока – совершенно глупый ход мыслей, – то, конечно, лучше ничего не преследовать, если он рассчитывает сохранить свое сердце неповрежденным. Любовь, выходящая за пределы дружбы, не стоила рассмотрения десять лет назад, и с тех пор он не позволял себе даже думать об этом. Шерлок всегда будет старым Шерлоком, способным улыбаться тогда, когда дети, томясь в неволе, жались в ужасе, и смеяться, ликуя от собственного озарения, когда кто-то испытывал горе безвозвратной потери. И Джон никогда бы не смог конкурировать с его жаждой, чтобы с кем-то что-то случилось, сколь бы ни разделяли они потом острые ощущения поиска и преследования.

Десять лет никогда не стирались из памяти, прошлое не позволяло видеть иного; десятилетие подавленного разочарования без осознания того, что изменилось. Шерлок не стал совершенством, но он был намного лучше, чем прежде. Он не был высокофункциональным социопатом, как в те дни, когда они повстречались. Он был самым блестящим человеком в жизни Джона, с точки зрения гениальности и общего великолепия. Целью, а не слепым пятном. Маяком, а не скалами. Кем-то, у кого, возможно, доставало сил и была возможность сломать его, но кто, несомненно, спас его жизнь. На сей раз, проявление заботы не было лицедейством; Шерлок не собирался, сбросив маску, разбить все его надежды на то, что ожидания, наконец, становились реальностью. И уверенность, что Шерлок Холмс – это всё же скорее машина, чем человек, осталась давным-давно в прошлом. Он любил, и он действительно понимал, что значит любить. А Джон был идиотом, как это всегда было известно. Слава богу, они оба знали, что нужно сделать скидку на это.

– Хочешь печенья? – спросил он.

– Да, пожалуйста.

Джон кивнул и повернулся, чтоб открыть дверцу шкафа над кофеваркой.

– О, и м-м-м… Добро пожаловать домой, Шерлок.

Тот улыбнулся, вновь поднимая кружку, чтоб сделать глоток.

– Спасибо, Джон. Теперь, полагаю, твоя очередь рассказать мне о вашей прошедшей неделе.

Джон достал коробку с печеньем и закрыл дверцу шкафчика, а дождь начался, наконец, стуча ритмично в оконные стекла.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Крысолов из сказки – вероятно, имеется в виду гамельнский Крысолов, который, избавив город от нашествия крыс, послушных его дудочке, не получил от скупых горожан достойной оплаты, разгневался и точно так же увел за собой из города всех детей.

[2] Почему-то вспомнилось из «Евгения Онегина»:

«…И обновила, наконец,

На вате шлафор и чепец…»

как признак «солидности» и «домовитости».

Но тут есть еще одна тонкость: со времен Джейн Остин (и ее мистера Дарси) достигнув определенного возраста, девушки, так и не нашедшие пары, надевали чепцы, объявляя всему миру о том, что мужей они больше не ищут.

А тут еще и ногу Джон потирает, словно бы намекая на старость… А ему чуть за сорок, что, учитывая продолжительности жизни британцев, выглядит довольно забавно.

Комментарий к Глава 8

**__ФОТО__**

1. Волшебная скрипка

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=472938754662b610f585d3dc828d2c21

2. Восхищенный Джон

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=7b31b7ba7704b2683816a0d610e4eada

3. Шерлок и кофе

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=73490bfeed3543f07f5e59d7259b86c7

========== Глава 9 ==========

ГЛАВА 9

На Рождество – по секрету, «от Санты», – Джон получил на работе бутылку домашнего вина из крыжовника. Высокий брюнет из администрации был достаточно любезен, чтобы предупредить его о содержимом бутылки, будучи два года назад получателем этого общепринятого подарка. История началась с ночи с девочками и закончилась кратким объяснением того, почему, если хорошо присмотреться, можно всё еще разглядеть пару фиолетовых трусиков, прикрепленных наверху дерева в Квинс-парке. [1] Получательница предыдущего года, ведущая вторые классы, призналась, что так и не откупорила бутылку. Джон вначале был не слишком-то впечатлен подношением – благодарен, конечно, но без всяких восторгов, – но, уйдя с вечеринки с бутылкой в руке, почувствовал, что, возможно, Санта был весьма сведущ в таких делах. Ведь Джон получил бутылку загадочного волшебного зелья, весьма крепкого и пробуждающего дух приключений. Она стояла на полке всё Рождество как особое новогоднее угощение, чтоб потом откупорить ее и выпить за прошлое. Идея напиться, пожалуй, была привлекательной. Рождество было легче, чем он ожидал, но все-таки тяжело. Его первое Рождество без нее; начинающее отсчет всех последующих. Лучше было не думать об этом в таком ключе. Праздники отмечали новые начала столько же, сколько выявляли потери. Его первый тост Нового года был бы за Мэри и те счастливые воспоминания, которые они разделили. А второй, безусловно, будет за Шерлока, и не нужно было бы уточнять, почему.

Джон обычно думал о Мэри несколько раз на дню. но случались дни, когда и не думал о ней. Рождество же было наполнено нежелательными напоминаниями. Ими были каждый звонок, поздравительная открытка, где непременно упоминалась его потеря, и то, как он преодолевает невзгоды. На прошлое Рождество они уже знали, что оно для них будет последним, которое они встретят вместе. Новый год же бы для них предвестником темных времен, и в какой-то из следующих двенадцати месяцев произойдет неизбежное, и она уйдет. Она продержалась четыре месяца. Это сделало все праздники между одним годом и следующим весьма трудным моментом, чтоб отмечать, когда всё, что это означало, было только датой в ее свидетельстве о смерти, что могло быть уже заполнено предварительно, разве что с небольшим уточнением. Горечь столько же, сколь душевная боль, заставляла его вообще избегать слишком долго задерживаться на ее отсутствии. Однако, хоть в груди его и теснило, когда он погружался в воспоминания и размышления, это не было болью. Ему это нравилось. Было трудно не улыбаться, зная, что гораздо легче с благодарностью вспоминать о хорошем, чем избегать всего и скорбеть о том, что всё это осталось в прошлом. Одно из немногих обещаний, что Мэри взяла с него, состояло в том, чтобы он улыбался, когда будет думать о ней, а не хмурился. Это было тем, на что он согласился, без долгих раздумий, кроме умиротворения и желания не огорчать ее. Он был рад, что мог сделать это. Единственная вещь в коротком списке наказов, начинавшимся с «передай мое кольцо Анне-Ли, когда она повзрослеет» и заканчивавшимся «не оставайся один» . Он не был один, ведь с ним же была их дочь, которую нужно было вырастить, но он знал, что Мэри имела в виду. Та говорила об этом весьма открыто, желая, чтоб он вновь нашел любовь, а в конце даже предлагала развод, если это поможет ему двигаться дальше, не испытывая чувства неверности. Это было всегда разбивающим сердце – слушать, как безнадежно больная женщина тревожится и переживает о нем и надеется на его счастливое будущее, но теперь даже это заставляло его слегка улыбнуться, вспоминая, как она морщила нос, когда он хмурился, если их разговоры сворачивали на такую мрачную тему.

Она была одним из немногих людей на земле, кого он считал своим лучшим другом. И он не хотел, чтобы этот, наступающий Новый год был первой датой в коротком отсчете, идущем со дня ее смерти. Так что вместо этого он взял напрокат все фильмы о зомби, которые только нашлись в магазине, даже те, о которых прежде не слышал, и устроил просмотр в честь не-мертвых и вечных.

Шерлок фильмов о зомби вовсе никогда не смотрел – из-за их неточного описания тления и распада и – с научной точки зрения – совершенного неправдоподобия, что было лишь ненамного хуже его былого невежества относительно Джеймса Бонда. Джон позволил Шерлоку выбрать диск из более чем приличной подборки фильмов, пока сам готовил тем временем запеканку из мяса с картофелем – хоть подумал на миг, что гротескнее был бы выбор спагетти. Анне-Ли уже в девять была в постели, давая им достаточно времени, чтоб поставить на верхней площадке лестницы ограждающие воротца и вытащить телевизор на середину комнаты. Они оставили огни на рождественской елке, и та оказалась пестрым мерцающим фоном, подходящим для криков, крови и ужаса. Джон удостоверился, что звук достаточно тихий, чтобы не долетать вверх по лестнице, а затем поспешил обратно, к своему месту, с бутылкой и бокалами для вина.

Шерлок, в вязаном красном джемпере, купленным Джоном на Рождество, сидел в дальнем углу дивана, а на столе были стопкой сложены диски, приготовленные для ночного просмотра, оставалось лишь выбрать, какой загрузить. Джон уселся в другом углу, разделяя несколько коротких одеял, потому что было достаточно холодно – по сезону. Окно было в инее, на подоконнике лежали снежинки. Включив фильм, Джон продолжил откупоривать бутылку и наполнил два бокала домашним вином, которое, он надеялся, было столь же крепким, как обещал его запах.

– Тут не столько о зомби, – сказал он, подавая Шерлоку один из бокалов. – Больше действия, приключений.

Шерлока это, кажется, не впечатлило; поболтав и понюхав янтарную жидкость в своем бокале, он вопросительно поднял бровь – не на Джона, а оценивая то, что налито.

– Если мы решили развлечься идеей живых мертвецов, можем сразу начать с самого неправдоподобного, и идти по шкале нелепости вниз.

– Никто и не говорил, что тебе нужно верить в зомби, чтоб развлечься этим. – Джон был первым, кто пригубил бокал, находя, что брюнет из администрации был абсолютно прав, потому что во рту немедленно пересохло, а губы почти скривились от терпкого привкуса фруктов. Это было, безусловно, крепкое вино с сильным, густым ароматом. [2] Понемногу, – подумал он, и поставил бокал, ожидая, пока восстановятся вкусовые рецепторы.

Шерлок тоже глотнул вина.

– И насколько пьяным ты собираешься быть сегодня? – спросил он, и лицо его тоже немного скривилось.

Джон хихикнул, шутя ткнул кулаком его руку, и, поскольку фильм действительно начался, сосредоточился на сюжете. Шерлок же, закатив глаза и скрестив руки в своем красном вязаном свитере, умолк, наблюдая первую из историй, с которыми они должны были ознакомиться.

Они оба хмыкали, затем стали обмениваться медицинскими фактами о живой и мертвой ткани, пока на экране герои были заняты настоящей резней. Оба пили уже третий бокал и смотрели второе видео, когда начали подвергать настоящей критике то, как зомби атакуют жителей, и стратегию обороны людей. Оба были раздражены, когда третий фильм завершился, и слишком заняты, составляя собственный план, как они поступили бы, столкнись они с зомби.

– Мы – мертвы, пока Анне-Ли хотя бы не исполнится шесть, – сказал Шерлок, тяжело опираясь на боковинку дивана и вытянув длинные ноги, так что те норовили устроиться на коленях у Джона, когда Шерлок лениво потягивался, с текучей грацией развалившись на трех диванных подушках.

Джон лишь покачал головой.

– Ты всё время так говоришь. Это просто смешно!

– Вряд ли. Тот, кто понесет ее, будет отягощен дополнительным весом, а она недостаточно сильная, чтоб бежать самой с такой скоростью, что позволит спастись. – Шерлок пяткой толкнул бедра Джона, и тот, обхватил его ступни, чтоб заставить остановиться. Его загнали уже в самый угол, пока Шерлок медленно оккупировал диван. Тот просто подталкивал его пальцами ног, порой даже не сдвигая подошвы. – Против медленных зомби я могу понять твою тактику, но истинное воскрешение мертвых куда менее вероятно, чем мутировавший вирус или некий генетически измененный штамм бактерий, которые могут перезаписать основы человечества и создать мутанта, способного заражать других.

Джон закатил глаза от нелепости этого:

– Значит, мы не бежим. Всегда лучше сражаться. Мы скрываемся в бункере, здесь, и защищаемся, пока или не подоспеет помощь, или мы не одержим победу. Если мы убедили Майкрофта обеспечить меня запасом патронов для «браунинга», мы в значительной степени защищены. Можем жить за счет меда, сколько потребуется, он, на самом деле, идеальный продукт, потому что не требует охлаждения, и не испортится, если зомби лишат нас электроэнергии.

– И это – твой гениальный план? Сидеть здесь, отстреливаться и есть мед? – Шерлок покачал головой и пренебрежительно скрестил руки на груди. – Почему бы танк, например, не взять, тогда можно просто ездить по ним, уничтожая их толпы одним выстрелом? [3]

– Танка нам никто не даст.

– Я мог бы получить для нас танк.