Текст книги "Незащищенный (ЛП)"

Автор книги: Nikoshinigami

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

========== Глава 6 ==========

ГЛАВА 6

Уложить Анне-Ли иногда было просто кошмаром: спать она не желала! Словно зная, что без нее у взрослых была своя жизнь, она всеми силами старалась это исправить, не давая Джону уйти. Он читал ей, пел, держал ее на руках и ходил кругами, дожидаясь, пока она утомится. В худших случаях, это могло занять два часа. Джон считал, что ему повезло, если он выходил от нее меньше чем через тридцать минут.

Идя вниз по лестнице, он облегченно вздохнул. Третий вечер подряд он сумел уложиться где-то за час – несомненный успех! Он как будто приноровился. Или – она. Разумеется, было бы лучше всего, если б это было «командной» победой. На Шерлока это, однако, не произвело впечатления. Он и глаз не поднял от микроскопа, сидя возле обеденного стола и изучая слайды, приготовленные для просмотра.

– Возможно, было бы эффективней, если б ты совершенно четко установил, когда ей нужно укладываться, а не оставлял это ей на откуп.

Джон скорчил гримасу.

– Да я и не оставлял. Если она не устала, ничего не поделаешь. И вообще, чья бы корова мычала.

– Это не значит, что ты не можешь просто сказать «спокойной ночи» и закрыть дверь. Она похнычет немного и быстро уснет.

– Подумать только, кто-то еще мог волноваться, способен ли ты заниматься с детьми. – Джон закатил глаза и нахмурился, но детектив лишь пожал плечами, продолжая настраивать микроскоп, что-то там регулируя. Он был занят этим весь вечер. Джон улыбнулся и кивнул на кухню. – Будешь пиво? – спросил он.

Шерлок и не взглянул на него.

– Нет, спасибо.

Джон ожидал большего, но должен был предложить. Он пошел на кухню, открыл холодильник, высматривая одну из трех банок, что еще должны были там находиться. И когда он нагнулся, чтоб ее вытащить, в кармане его завибрировало – телефон, загудев поначалу, заиграл мелодию. Джон выпрямился и достал мобильник, попутно толкнув ногой дверь холодильника, и взглянул на отразившийся на дисплее ряд цифр, прежде чем поднести телефон к уху.

– Алло?

– Джон? – окликнул его голос женщины. – Привет, это Линда.

– О. Привет, Линда. – Джон пристроил пиво на столешнице, прижимая мобильник к плечу подбородком, и вскрыл банку. Было именно девять вечера – не очень поздно пока что, но уже и не рано. Она не казалась расстроенной, так что это был явно не вызов. – Чем могу вам помочь?

– Извините, что в такое время звоню. Я просто хотела сказать, что поговорила еще кое с кем, и у нас, кажется, соберется компания, чтобы выйти. Вы ведь не откажетесь с нами пойти?

– О. Конечно. – Он уже почти и забыл за делами об их разговоре. И нашел бы немало других занятий на пятницу, но пообщаться с коллегами тоже не помешает. Тем более, будет не один человек. Он получше взял телефон и потянулся к холодной, отпотевшей банке, собираясь сделать глоток. – Значит, завтра вечером? Мне нужно узнать, сможет ли Шерлок посидеть с Анне-Ли, а так, да, было бы неплохо. Встречаемся в пабе или где-то еще?

Ответа Линды он не услышал. Потому что Шерлок отобрал у него телефон, большим пальцем разъединяя связь, и бросил телефон на диван. Это было одной из наиболее грубых вещей, которые Шерлок сделал за очень долгое время, что было единственным оправданием, потому что Джон всё еще стоял, словно бы держа телефон, удивленно глядя, как его мобильник подпрыгивает на подушках. Лицо Шерлока было почти непроницаемым, хотя взгляд серебряных глаз был бритвенно-острым. Джон облизнул губы, ощущая, что оказался в его тени, потому что Шерлок заслонил ему свет. Повисшее напряжение не нарастало и не рассеивалось, просто длилось. Джон первым отвел взгляд, посмотрев на украденный телефон, ощутив вместо этого на своих губах украденный поцелуй.

И впервые Джона целовал кто-либо с вечерней щетиной. Одно это – помимо прочего – должно было бы послужить сигналом отпихнуть целующего, но все эти сигналы были проигнорированы. Он забыл, сколь удивительно это чувствовать. Тот электрический заряд, от которого замирает пульс, и всё это веселье вести и следовать. Прошло так много времени с той поры, как он наслаждался этой искрой, пробегающей по позвоночнику вниз, посылая волны мурашек. Еще, господи, еще…Он захватил бедра Шерлока и притянул его ближе, ощущая как вдоль ног скользит согнутое колено, и Шерлок прогнулся навстречу. Он пах древесными стружками и отбеливателем, а вкус был как у чая с сахаром. Джон поворчал, ощущая его бедро против собственной явной эрекции, наклоняясь нескромно, потому что от захвата на бедрах потянулся, чтоб захватить округлости Шерлока через ткань его брюк, сшитых по спецзаказу. Удивленный стон потонул в поцелуе, превратившись в разряд, пробежавший от губ прямо в пах. Джону это было необходимо, он хотел этого. Физической связи с другим человеком, ощущения чьего-то тела, спонтанности страсти, что поглотит, превращая мгновения – в вечность.

Телефон на диване зазвонил – двойная вибрация, жужжащая против мягких подушек. Это было словно удар часов, возвещающих полночь, который разрушает волшебные чары, заставляя пораженного Шерлока отшатнуться и врезаться в кухонный стол. Джон дышал тяжело и неровно, наблюдая за расширенными зрачками и губами как кровь, когда Шерлок, изогнувшись, стоял возле стола. Телефон всё звонил, пока не умолк, ни один из них даже не шевельнулся, чтобы взять его, ни один даже не посмотрел туда. Они смотрели лишь друг на друга.

Джон стоял всё еще испуганный, хватая ртом воздух, прислонясь к стене возле лестницы. Он безмолвно покачал головой, сумев только пробормотать: «Нет… Прости, я…» Но так и не окончил фразу. Цепляясь за лестничные перила, он полез по ступенькам наверх, не оглядываясь, как только, наконец, отвернулся. Обойдя свою комнату, он вместо этого нашел убежище в комнате Анне-Ли, спокойно и крепко спящей, но это все-таки было лучше, чем общество бежевых стен у себя. Он сел в кресле в углу, немедленно пожалев, что это не кресло-качалка, и что он не может качаться на нем, с возбуждающей нервной энергией и слабеющим дискомфортом в брюках.

Боже праведный, что он сделал? Что они сделали? Что подумает Шерлок? Джон зажал рот и нос ладонями, глядя на дверь и словно боясь, что Шерлок станет его преследовать. Не теперь – господи, не теперь – и вообще никогда, хоть это и было нереалистично. Они оба притворялись, что остаются в неведении относительно истинных чувств детектива, считая их платоническими, что только и позволяло им оставаться друзьями. Ахиллесова пята, самсоновы волосы, секрет непобедимости и неодолимой силы, что таился в их отношениях, был тем, чего никогда не следовало касаться. Связь между ними была драгоценна, и Джон не хотел потерять ее. И теперь вот он сам сделал то, что ужасно пугало его тем, что всё зайдет чересчур далеко, и уже ничего не удастся вернуть и исправить.

Еще раз глубоко вздохнув, он сжал голову, зарывшись пальцами в волосы. Это было одной из самых больших ошибок, которые он совершил за весь год, в течение всего года, тем не менее, до сих пор пытался успокоить свой внутренний голос, вопрошавший, почему они остановились.

+++

Работа была адом. Джон почти крался из дома утром, избегая Шерлока, и, следовательно, той части дома, окна которой выходили в сад. А туда выходило большинство окон. Еды с собой он не взял, потому пришлось есть в кафетерии, где пища, хотя и была полезной, совершенно ему не нравилась. Ни одна начальная школа не стала бы потворствовать чьим-либо аппетитам, состоящим лишь из пива и чипсов. И никакой салат или суп на свете не могли успокоить трепещущих «бабочек», порхающих где-то в желудке, хотя Джон так и так обходился парацетамолом.

В его мыслях был по-прежнему хаос. Не тускнели ни воспоминания о поцелуе – они вновь возвращались, – ни жажда наслаждений, которая удивляла его самого, и которой он сам стыдился. Это был не он. Он мог быть чувственным, разумеется, но никогда не уделяя столь мало внимания обстоятельствам. Шерлок поцеловал его – и это было единственным, что Джон мог найти в свое оправдание, единственным, почему Джон так поступил. Человек всё еще любил его, и не так, как друга. Хорошие новости для страдания, дурные новости для семейной жизни. Джон всё думал и думал о том, что он должен сказать, пока время не вышло, и не пора было ехать домой.

Он отправил Линде СМС с извинениями. Он и так отвратительно себя чувствовал, и стало бы еще хуже, если б он не пошел домой. В любом случае, Джон не хотел, чтобы Шерлок думал, будто он избегает его. И его отсутствие допоздна было последней вещью, в которой они нуждались, хотя чуть опоздать, придя с рыбой и чипсами, было бы, наверное, лучше. Он полагал, что между соседями это было эквивалентно букету цветов. Не то, чтобы Шерлок желал когда-нибудь флоры.

Детектив с Анне-Ли уже были в доме, когда Джон вошел с пластиковым пакетом еды на вынос. День был явно отдан творчеству, исходя из цветных полосок на кафельном полу кухни и оливково-зеленых отпечатков рук на стене. Анне-Ли, сидевшая на столе, стирала синюю краску с бровей, а у Шерлока на щеке были красные брызги. При виде Джона детектив ссадил девочку на пол, позволяя ей бегать, и та обхватила его штаны: ее руки были относительно чистыми, а одежда покрыта разноцветными пятнами.

– Мы попробовали рисовать пальцами, – сказал Шерлок, кивнув на столешницу, где сушились опусы в духе абстрактной живописи.

Джон поставил сумку с продуктами и взял на руки дочь. С разговором придется повременить.

Отмывать ребенка было кошмаром. С кожей Шерлок вполне преуспел, но на волосах Анне-Ли была по-прежнему засохшая краска, причем, всех цветов. Когда мытья оказалось не достаточно, Джон принялся гребенкой расчесывать прямые светлые прядки, пока последняя капля краски не была, наконец, удалена. Трудно было не счесть это неким вселенским наказанием или результатом усилий Шерлока. Анне-Ли совсем не хотела сидеть неподвижно, позволяя работать с ее волосами. После целого дня игры – и часа капризного хныканья, когда она требовала, чтобы ей позволили встать, – Анне-Ли заснула достаточно быстро, практически сразу, как только Джон ее уложил. Он и сам измучился от усилий, но поцеловал ее волосы и возвратился вниз, где Шерлок послушно доливал в раствор кислоту, чтоб стереть коричневые пятна со стен, прикрывая при этом бумажной маской нос и рот.

– Я так понимаю, ты не думал, что она настолько извозится, – сказал Джон, опершись на столешницу и наблюдая за ним. Картинки за время обеда высохли и с помощью двух магнитиков – в виде арбуза и в виде банана – были прикреплены к холодильнику.

Шерлок поднял глаза и пожал плечами, затирая пальцем в перчатке исчезающее пятно.

– Все было прекрасно, пока мы не решили, что бумага ограничивает наши возможности.

– Мы?..

– А ты думаешь, я за ней убираюсь? – Шерлок поднял бровь с любопытством и продолжил вытирать пятна грязной тряпкой, смоченной кислотным раствором. – Я бы оставил это, не будь оно коричневым. Напомни, чтобы мы купили еще брезента, когда пойдем в магазин.

Джон кивнул, слегка улыбнувшись, хотя и засосало под ложечкой. Будто тяжкий камень лежал внутри. Хорошо было бы всё так и оставить, проигнорировав события прошлого вечера, словно бы ничего не случилось. Он ценил усилия Шерлока, правда, ценил. Но было бы трусостью просто принять их. Он потер шею.

– Знаешь, я… ах, если у тебя найдется минута, я подумал, что мы могли бы… поговорить. – В горле пересохло, но пойти и взять еще одну банку пива он не осмеливался.

Шерлок посмотрел на него, затем медленно кивнул, снимая перчатки, и поднялся, чтобы выбросить их в контейнер для токсичных отходов, что держал под замком у себя в шкафу. Джон решил, что лучше не наблюдать за ним, оставив его на время в покое, и направился к своему креслу в гостиной. Это, казалось, было лучшее место для их объяснения. Безопасная зона во многих смыслах, знакомая и удобная, как раз для беседы, от которой того и гляди поплохеет. Что бы там ни было вчера вечером, Джон был к этому не готов.

Шерлок устроился в своем кресле, выпрямившись и подозрительно глядя на Джона, сидевшего неподвижно. Он был далеко не глуп, и точно знал, что это будет за разговор.

– Я хотел бы объяснить, если смогу, что поцеловал тебя не потому, что хочу, чтобы отношения между нами изменились, – сказал Шерлок, отметая отрепетированное вступление Джона и переходя сразу к сути. – Но если ты чувствуешь неудовлетворенность и хочешь снова ходить на свидания, мне нужно, чтобы ты знал, что я рассматриваю себя как вариант.

Джон облизнул пересохшие губы.

– Я знаю. Я не забыл. Шерлок, Линда не приглашала меня на свидание. Это была просто встреча коллег. Группа людей, которые после работы зайдут в бар, чтобы поплакаться и выпить пару пинт. Если бы я думал, что кто-то еще придет не один, я нашел бы няню и пригласил тебя пойти со мной. Я не искал сегодня встречи с кем-либо.

Щеки Шерлока заалели быстро – или так показалось, хоть отчищенная красная краска и оставила розоватый след.

– Извини, – сказал тот чуть слышно, глядя в сторону, но подрагивающие на коленях пальцы выдавали его.

– Всё нормально. – Джон вновь глубоко вздохнул, чувствуя, что внутренности скрутило тугим узлом, и абсолютно уверенный, что за эти полдня почти довел себя до болезни. – Господи, я даже не знаю, как начать разговор, – сказал он, уставившись в потолок в тщетном поиске слов, которых за весь день он так и не смог подобрать.

– Дело не в этом?

Джон покачал головой.

– Нет, совершенно точно, нет. Потому что… Шерлок, я не могу жить лишь ради того, чтобы делать тебя счастливым. Вообще-то, я говорю это не потому, что думаю, будто ты не в курсе, – скорее, напоминаю себе. Ты – единственный, кто постоянно говорит мне о том, что важнее всего делать то, что считаешь правильным для себя. Я не знаю, что может случиться в будущем, так что не могу утверждать, что ни с кем не буду встречаться, не влюблюсь и вновь не создам семью. Я знаю, чем всё это было бы для тебя, и мне больно думать, что такое снова произойдет, но… Моя жизнь не может закончиться вместе с твоей. И я не смогу принимать решения, как мне жить, основываясь лишь на том, что было бы лучше для тебя. Я не жду, что ты мне поверишь, когда я скажу, что это тяжело… Не могу описать, насколько… знать, что этим я могу причинить тебе боль. Мне не раз приходилось забывать о сне, о еде, попадать во всякие передряги, только чтобы увидеть, как ты улыбаешься, как приплясываешь, вдохновленный новым расследованием или чем-то таким. В любой день я пожертвовал бы почти чем угодно, только б ты был счастлив. Но я не могу сделать большего. Не могу позволить себе. – Он повесил голову – теперь, когда слова были сказаны, вместо ожидаемого облегчения он чувствовал, что это ноша только стала еще тяжелей. Протер лицо, ощущая себя очень старым под гнетом всех этих событий и размышлений. – Было бы замечательно, если бы я проснулся завтра, и всё изменилось – я вдруг полюбил бы тебя, полюбил бы именно так, чтобы это решило всё. После всех этих лет, что мы прожили вместе, если б мне суждено было влюбиться в тебя, ты не думаешь, что к настоящему времени это произошло бы уже?

Лицо Шерлока было словно высечено из камня, только взгляд был живым, напряженным. Глаза его неотрывно смотрели на Джона, и тот чувствовал это, даже когда отвернулся.

– Ты не собираешься когда-либо думать обо мне в таком плане, – сказал Шерлок прямо и почти без эмоций.

Джон кивнул, поджав губы.

– Это могло бы быть очень неловким, если бы мы попробовали. Я даже не знаю, как мы могли бы попробовать. Что было бы в этой ночи настолько различным, что ни ты, ни я не вели бы себя так, как привыкли? Я имею в виду, добавились бы поцелуи? Мы держались бы за руки? Целовались – глубоко и интимно, сплетясь языками? Как бы ты вернулся потом к повседневности? Поверь, очень трудно дружить с кем-то, с кем ты был настолько близок. Кто первым бросил, у того контроль над отношениями, и я не хочу, чтобы это случилось с нами.

Шерлок не шевельнулся и ничего не сказал, внимающий и неподвижный, как на воскресной проповеди.

– И это не говоря о том, что ты мог бы встретить кого-нибудь, кто намного лучше меня. И я не просто так говорю это, – продолжал он, чувствуя, что бормочет что-то бессвязное, но было невыносимо молчать, когда Шерлок так смотрел на него. – Я имею в виду… только посмотри на себя. Шерлок, ты заслуживаешь вечеров симфонической музыки и ужинов в столь шикарных местах, где нужны непременно смокинг и бабочка. Тебя должна окружать романтика, кружа в своем вихре, чтобы ты целый день улыбался – просто так. Ты должен быть с кем-то, кто сделает тебя безумно счастливым, и кто каждый час посвятит тому, чтобы ты убедился, насколько любим и дорог. Ты заслуживаешь не меньше, чем абсолютной преданности. И вот я – вдовец с ребенком, чья коллекция записей включает такие «жемчужины» как «Автобус едет не спеша…» и «Азбука»*, кто приносит тебе еду навынос, прося поднять ноги, пока выметает, и вечно напоминает тебе проследить, чтобы Анне-Ли не съела пчелу. Не думаю, что когда-либо смог бы дать тебе всё, чего ты достоин. Потому что достоин ты всего лучшего в мире.

– Ни в малейшей степени, – сказал Шерлок, сложив руки в молитвенном жесте под подбородком. – Я совсем не заслуживаю «всего самого лучшего». Да и не тебе решать за меня.

Этого Джон совершенно не ожидал. И он был прав, конечно. Так или иначе, независимо от того, сколько раз он прокручивал в голове их беседу, оставались непредвиденные обстоятельства, которых нельзя было предсказать. Эго Шерлока и упрямство не относились к ним. Джон, почти против воли, слегка улыбнулся, несмотря на их непростой разговор. Предпочтительней был огонь в глазах детектива, не холод.

– Обещаю тебе, как бы всё ни сложилось, это будет не так, как в прошлый раз. Не могу и вообразить, чтобы кто-то дал мне больше того, что ты уже делаешь. Я познал уже и семейную жизнь, и отцовство, так что нет никакого опыта, который мне еще бы требовалось приобрести. И вообще, у меня есть всё, что мне нужно.

– Кроме яркой сексуальной жизни, – заметил Шерлок язвительно. Трудно было сказать, говорил ли он это в защиту или просто озвучивал то, что видит. У Шерлока бывало порой и то, и другое.

– Безбрачие, безусловно, было… Ну, это не то, что я предпочел бы, но от этого я не умру. Думаю, что неловкость от моего вчерашнего поведения на какое-то время меня охладит.

– Я же не возражал.

– Я захватил твою задницу и толкался в твое бедро. Животные – и те ведут себя лучше, чем я.

– Я не возражал, – повторил Шерлок.

Джон устало улыбнулся.

– Тем не менее. Извини. Я обычно не позволяю себе такого. Особенно при поцелуях. – Он запрокинул голову, говоря об этом. Хотелось сказать так много, что он едва мог сосредоточиться на чем-то конкретном. – С нами ведь… всё хорошо? Я имею в виду, что… не хочу, чтобы мы обсуждали… только эти наши ошибки. Потому что есть так много вещей, на которых мы могли бы сосредоточиться. Лучшие вещи, в самом деле.

Шерлок упруго поднялся и встал на коврике возле кресла – руки по швам, весь внимание. Его голос больше не был безжизненным, и теперь звучал бодро, хоть глаза его были прищурены, а под ними лежали тени.

– Я уверен, что понимаю. Ты не любишь меня, и при этом не ожидаешь, что полюбишь однажды. Романтические отношения между нами тебе вовсе неинтересны, ни при каких обстоятельствах, и любое свидетельство того, что это не так, проявляется лишь стихийно, выходя за рамки трезвых суждений. Наши роли установлены и определены, лучше всё оставить без изменений и однажды ты, возможно, снова уйдешь, но меня это не должно касаться, ведь я, так или иначе, заслуживаю лучшего.

Джон невольно вздрогнул, закрыв глаза и сжав губы. Это было описанием его чувств – краткое изложение, и в такой легкой, обобщенной версии: ни безжалостной прямоты, ни смягчающего добродушия. И, ради всего святого, он никак не мог найти в такой трактовке изъян, позволявший поправить, чтобы всё это не звучало так, словно бы ему совсем наплевать на чувства другого. Джон длинно выдохнул, молча глядя на друга, потрясенный и сломленный.

– Как ты всё еще способен быть моим другом? – спросил он, не зная ответа.

Шерлок лишь легкомысленно вскинул голову.

– Я не знаю, как им не быть.

– Ты когда-нибудь сожалеешь об этом?

– Нет, – сказал детектив, приблизившись к креслу Джона. – Хотя, думаю всё же, ты прав. Это не то, что мы можем позволить себе обсуждать. С завтрашнего дня – ни слова об этом.

Джон кивнул, ощущая горечь.

– Да. Хорошо.

– Что означает, что у тебя почти не останется времени, чтоб наорать на меня за это. – И без всякого предупреждения, он наклонился и вновь поцеловал Джона, обхватив ладонью его затылок, чтоб не дать протестующе отшатнуться. Джон почувствовал аромат дорогого мыла, и всё поле зрения заслонило лицо Шерлока. На сей раз это не был сахар, но вкус острых приправ от горячей пищи, доставленной из магазина. На мгновение Шерлок прервал поцелуй, но затылок Джона не отпустил, держа его так, чтобы доктор смотрел на него.

– Не думай ни на секунду, что у тебя есть какая-то власть надо мной, Джон Уотсон, – сказал он с удивительной убежденностью. Глаза его полыхали, как расплавленное серебро. – Я сам устанавливаю правила, по которым живу, а ты просто составляешь компанию. Оставайся со своими эмоциями и привязанностями. Не я здесь для тебя, ты – со мной. Вспомни об этом в следующий раз, когда станешь думать, кому больше терять.

Он отпустил Джона и выпрямился с тем же спокойным стоицизмом, с каким встречал почти всё, без улыбки, но вовсе не хмурясь, так что линия губ была безмятежно спокойной. Повернулся и пошел вверх по лестнице, бросив, словно в пародии на их повседневный тон:

– Пойдешь к себе – выключи свет.

И ушел.

Джон сидел в гостиной, ошеломленный, растерянный; губы снова горели, и он более чем когда-либо чувствовал, что совершенно сбит с толку. И смотрел вслед ушедшему невозможному человеку.

Комментарий к Глава 6

**__ФОТО__**

Джон и Шерлок. Фан арт

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=cec1eecdc85aae9013d96a17e5c36e85

Джон

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=a2da998fd51cbd231077718ba63b49a9

Шерлок

https://hostingkartinok.com/show-image.php?id=ec67fdc5f30797c3198a82809f181c72

========== Глава 7 ==========

ГЛАВА 7

Шерлок уехал в третью неделю октября. У Лестрейда было дело, и Шерлоку всё еще принадлежали их комнаты на Бейкер-стрит, как его действующий лондонский адрес. Он удостоверился, что Анне-Ли зарегистрирована как нуждающаяся в посещении детской группы, и за ней там присмотрят, собрал небольшую дорожную сумку и отбыл, менее чем через день после звонка из Ярда. В этом не было ничего удивительного. Ему было скучно оставаться заточенным в пределах дома, наблюдая, как плоды его летних трудов постепенно желтеют и засыхают. Он закончил большую часть исследований, которыми можно было заниматься под крышей, и Джон не раз видел, как тот лежит на диване, с Анне-Ли на груди, и смотрит по телику передачи, совершенно не подходящие тем, кто моложе четырнадцати. Анне-Ли была слишком мала, разумеется, потому, вероятно, могла полагать, будто люди просто покрыты вареньем, но, так или иначе, всё это говорило о том, насколько же Шерлоку было скучно, если он снисходил до таких развлечений, о которых раньше и подумать не мог. Так что он уехал, сияя улыбкой, кивнув Джону и поцеловав Анне-Ли, когда они проводили его до вокзала. Если бы не работа, Джон хотел бы поехать тоже. Миссис Хадсон, наверно, еще бы хватило энергии, чтоб присмотреть за резвой малышкой. Но детектив уехал один, хотя ему явно требовалось оружие Джона, потому что Шерлок – совершенно счастливый – возвратился в город, чтобы вновь окунуться в мир своих зимних забав.

В доме было слишком тихо теперь. Шерлок не был шумным соседом, но его присутствие было очень значимым. Джон почувствовал, что больше всего скучал по нему, когда, Анне-Ли засыпала, а день был еще не закончен, и они обычно говорили бы о вещах, не связанных с его дочерью. Они отказались от наиболее серьезных бесед недели назад, но фильмы, книги и вопросы садоводства вполне могли стать темой для обсуждения двух взрослых людей. Некому было играть на скрипке – теперь, когда Анне-Ли отказывалась отпускать его, чтоб заснуть послушно быстрее, чем через два часа. Так что Джон вместо этого разрешил ей спать вместе с ним, говоря себе в оправдание, что ребенку нужно, в конце концов, привыкать к большой кровати. Но было всё равно одиноко, ведь они остались вдвоем. И он был не единственным, кто это заметил.

Анне-Ли ненавидела детскую группу. Она терпеть не могла делиться и, кажется, защищаясь от прочих детей, научилась кусаться. Джон всегда полагал, что любой ребенок, несомненно, дает основания для одного или двух звонков из школы домой, но не ожидал, что это начнется так рано. Ему долго пришлось извиняться перед другими родителями за красные метки от зубов Анне-Ли. Это было «Уловкой-22»* – позволять ребенку общаться, решил он. Она училась у других детей, как хорошему, так и плохому, и он мог лишь надеяться, что, забрав ее домой, он сможет отделить зерна от плевел. Хотя дома она вела себя еще хуже. Джон нашел, что единственным, что способно было умиротворить ее, было разрешить ей носить желтую шляпу Шерлока. Она не понимала, почему его не было рядом, почему они больше не гуляли на улице, и куда подевались цветы. Но для счастья ей хватало шляпы, и, несмотря на то, что он хотел, как лучше, было гораздо проще дать ей то, чего она хочет, чем воспитывать, когда это зависело лишь от него.

Он хотел позвонить, но не смел, надеясь, что Шерлок сам ему позвонит, пришлет смс-ку или хоть каким-то образом сообщит, как он там. Шерлок мог кого-то преследовать, и опасно было бы отвлекать его в этот момент звонками. Так что вместо этого Джон три дня напряженно смотрел новости, ища хоть какой-то зацепки, намека, подсказки того, над чем мог работать Шерлок. И подумал, что не повредит, если он отправит короткое сообщение.

«Как дела?»

И чуть больше чем через минуту получил в ответ:

«Тягомотина. В Ярде скучно».

«Пообщаться сможешь?»

«Было бы замечательно».

Выбрав быстрое соединение, Джон улыбнулся и сел на диван, устроив ноги на журнальном столике, пока Анне-Ли рядом с ним рисовала что-то в книжке-раскраске. Ответ задерживался, занимая явно больше времени, чем должно бы с Шерлоком, ожидавшим звонка. И когда детектив ответил, то голос его звучал глуше и слегка хрипловато, потому что тот явно давно не спал, но не затерялся ничуть среди звуков Ярда.

– Привет, Джон, – сказал он, и Джон ощутил, что тот улыбается.

– Привет, – ответил он, испытывая невольное облегчение, оттого, что вновь слышит его. Анне-Ли посмотрела на него – подозрительно и с сомнением – на телефон, и вновь принялась раскрашивать желтым нос собаки.

Шерлок не спрашивал и не ждал, чтоб увидеть, была ли причина, почему Джон решил позвонить. Он сразу же начал сам говорить, в суматохе работы ярдовцев, доносившейся фоном:

– Я хочу, чтоб ты знал, что я должен был выключить автокоррекцию на моем телефоне. Из-за вас. Потому что не менее пяти раз просил Ярд обновить «Анне-Ли волокон», которые я нашел, если их «Анне-Ли» завершен, и что мне нужна «копия Анне-Ли» как можно скорее.

Джон не мог удержаться от смеха и фыркнул: «о, да», расплываясь в улыбке.

– Ну, я уверен, они не дразнили тебя. Не слишком. А не хочешь узнать, что выделывает тут без тебя твой Анализ?

Шерлок хмыкнул.

– Включи-ка мне громкую связь.

Джон убрал телефон от уха и нажал кнопку, чтоб включить трансляцию, и вытянулся на диване, чтобы быть поближе к малышке, устроившейся на полу.

– Угадай, кто звонит, Анне-Ли, – сказал он, держа телефон между ними.

– Привет, Пчелка.

Лицо ее просияло. Она прижала ладошки к щекам, излучая истинное удивление, и вскочила, смеясь. Это было очень забавно.

– Тебе нужно сказать что-нибудь; он не видит тебя. – Джон поднес телефон к ней поближе, ловя ее смех. – Расскажи-ка Шерлоку, как ты укусила трех детей в детской группе и заставила папу сорваться с работы, чтоб говорить с твоим воспитателем?

Она не хотела. Вместо этого схватила мобильник, и ее пальчики принялись нажимать на кнопки, отчего телефон запищал на разные голоса, заставляя Джона поежиться и отобрать его. Она тут же нахмурилась, не совсем понимая, что это за штука, и как обращаться с этим.

– Мое! – закричала она, и сердито принялась колотить руками по столу.

Джон вздохнул, сжав один из ее кулачков, чтоб заставить ее успокоиться.

– Ты должна вести себя хорошо, если хочешь сказать «привет». Не стучи.

– Бей Лэлу!

– Хотел бы я посмотреть, как ты попробуешь.

– Думаю, мы можем быть уверены, что на самом деле она пока не знает, что говорит, – сказал Джон, покачав головой, но с невольной улыбкой, и сердитое лицо его дочери покраснело, грозя, что она вот-вот расплачется. – Видишь, с чем ты оставил меня? – спросил он, пытаясь ее успокоить, поглаживая по голове.

– Она – твоя дочь.

– Да, ну, в общем, она очень соскучилась по тебе. – Скучала не только она, но говорить об этом было как-то неловко, да и ненужно. Шерлок знал. Джон нажал на нос Анне-Ли – «бип-бип», что обычно работало, заставляя, чтоб она перестала вредничать. Она скосила глаза и кисло уставилась на него, прежде чем схватить мелок и возвратиться к тому, что всё еще напоминало обведенный черным контур собаки.

Джон выключил громкую связь и улегся на спину, прижав к уху мобильник и находя уголок частной жизни в хитром безразличии Анне-Ли. Прилепившихся к потолку кукурузных хлопьев, раскрашенных во все цвета радуги, было штук пятьдесят, не меньше, и они всё еще были там, над ним, и падать не собирались – свидетельства одного из дней, когда Шерлоку было особенно скучно. Так что было действительно хорошо, что сейчас, наконец, подвернулось серьезное дело. Шерлоку нужно было встряхнуться. А единственным местом, где в это время года можно было найти что-нибудь занимательное, был Лондон. Сад и пчелы уже приготовились зимовать, и для Шерлока ничего интересного в Сассексе не было. Были только Джон, Анне-Ли, что остались дома, – там, что было домом, более или менее, – и единственным, что слегка утешало Джона, было то, что вещей с собой Шерлок взял немного.

В разговоре по громкой связи возникла пауза, потому что Шерлок ожидал, пока стихнут помехи на его конце линии. Слышно было, как там выдвигают ящики и звонят телефоны, так что всё у них, видимо, было в самом разгаре. Джон задался вопросом, скучно ли еще кому-нибудь там, как, казалось, скучал его друг. Он весьма сомневался в этом.

– Я вернусь, как закончу дело, – сказал Шерлок, прогоняя сонливость. – Неизвестно, когда подвернется следующее, не говоря уж о том, что не так уж и трудно приехать поездом.