Текст книги "Ангелы молчат (СИ)"

Автор книги: Николаос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

КИРА

Барт:

– Ма-ама, из-за Лизы у меня угрызения совести!!

Мардж:

– Лиза, прекрати!

«Симпсоны»

У меня совсем не было в планах ездить по всем моим бывшим пациентам-монстрам, и не со всеми мы расстались друзьями. Просто эти точно не станут болтать.

Я подъехала к дому Фландерсов. Он выгодно выделялся среди других – большой, двухэтажный, со множеством пристроек, большим двором и бассейном. Сразу видно, что дом этот – для большой семьи.

На самом деле они – Уэллсы, но мы давно прозвали их Фландерсами – в честь жутко правильных соседей Симпсонов. С мультяшными Фландерсами у них сходства было мало, – как говорит Перри, их скорее следовало назвать Спаклерами из-за количества детей. Просто для меня это означало образцовую, идеальную семью. Такие они и есть. Забавно, если знать, что людьми они вообще никогда и не были.

Семья Фландерсов – сетхи. Сетхов относят к лунатикам, хотя это и не совсем правильно. Строго говоря, само название «лунатик» совсем не правильно, причем для всех детей ночи. Только волки подчиняются месячному циклу, да и то не лунному, а собственному; а сетхи, как и сфинксы, способны трансформироваться по желанию или при эмоциональном стрессе. И в отличие от вампиров, сфинксов и ликантропов, они не бывшие люди, а как бы отдельная раса. Сетхи сохраняют разумность даже после превращения и не заражают людей. Они их просто едят.

Ну, мои друзья давно перешли на тушенку.

Я нажала на селектор. Мне ответили сразу же – ждали.

– Кира, привет! – раздался голос Даррена. – Ты не возражаешь, если мы не будем меняться? Дети еще не спят.

– Каждый раз, как я прихожу, ты меня спрашиваешь об этом. Все еще боитесь меня шокировать?

– Куда уж нам до ваших клинических историй. Заходи.

Даррен нежно обнял меня с восхитительным сочетанием силы и контроля, которым могут похвастаться разве что вампиры и очень немногие оборотни. Крепко, но не так, чтобы я потом неделю кровью харкала. Я, правда, с вампирами не обнималась, однако ничуть об этом не жалею.

На нем была свободная рубашка с закатанными рукавами, которые подчеркивали накачанные красиво обрисованные мышцы под загорелой кожей. Хорошо, что он не светил своим торсом, иначе можно было слюной захлебнуться. Я бы ей-Богу на него запала, не будь он сетхом и неисправимым семьянином. Даррен Уэллс был великолепен от светло-шоколадных глаз и широких скул до мышц живота, о которые можно было кулак разбить. То, что ниже, и ноги в описании обхожу, но не из соображений скромности – их у него сейчас просто не было.

От пояса и ниже начинался хвост, длинный и мускулистый, собравшийся в кольцо, которым Даррен упирался в пол. Текстура кожи напоминала питона, только серебристо-стального цвета, с крупными клетками и тщательно выписанными чешуйками – одна к одной. Если сильно присмотреться, можно разглядеть едва заметную линию, разделяющую хвост вдоль, когда срастаются ноги. Анатомия настолько совершенная, что нечеловеческое продолжение тела совсем не кажется инородным и отталкивающим. Хотя это как сказать. Как я уже говорила, в отличие от волков и кошек, даже перекинувшись, сетхи остаются вполне адекватными. Тем моторошнее наблюдать, как бесшумно и ловко они скользят по дому. Не видела я существ грациознее, чем сетхи.

– Кира, сладкая, – сказал Даррен, бережно ставя меня на пол, – какая ты красавица.

– Да ну.

– Ни в сказке сказать, ни в фотошопе сляпать. Поверь старому греховоднику.

Ну, если считать их возраст как положено – один к трем, то разница между нами действительно немаленькая. А в пересчете на наш возраст ему было тридцать пять, на которые он и выглядел. Ни больше ни меньше.

Даррен Уэллс работал каскадером «по вызову», а в свободное время писал стильные дамские романы. Всякий раз я без устали поражалась, как глубоко и точно он разбирался в женской психологии и человеческих взаимоотношениях, и это не будучи человеком вообще!

Из кухни выползла – в прямом смысле – Джанин, улыбаясь и вытирая руки полотенцем. Улыбки у них были одинаковые, белозубые и искренние. Зубы им по сути вообще не нужны, но живя в обществе, они предпочитали не оригинальничать и выглядеть привычно. Они вообще были похожи между собой – смуглая кожа, цвет глаз, светло-каштановые волосы, и этому могло быть объяснение, поскольку у сетхов не существует понятия кровосмешения. Проще говоря, браки между близкими родственниками естественны, хотя я никогда об этом не спрашивала. Не мое это дело.

Даррен и Джанин переехали сюда сравнительно недавно. Правда, здесь было холодновато для привычного сетхам климата, но они не чувствовали дискомфорта. А возможно, причина была в другом. По секрету я узнала, что у молодоженов Уэллс было веселенькое прошлое в Луизиане – они грабили банки, виртуозно пробираясь по вентиляционным трубам. Такие себе Бонни и Клайд с хвостами. Их причастности так никто и не доказал, но однажды они предпочли переменить место жительства и остепениться. Попросту они уже наворовали достаточно, чтобы обеспечить и свои положенные триста лет жизни, и детей прокормить. А детей у них, мягко говоря, немало.

Джанин слегка приобняла меня.

– Я вся в муке, извини, сейчас будет готово печенье. Как я рада тебе, Кира, ты как раз к ужину.

От любого другого сетха услышать это – прямо сказать, не очень приятно. Это означало бы, что ужин скорее всего – ты. Но я смотрела в теплые глаза Джанин, на ее ямочки на щеках и курчавую прядь, прилипшую ко лбу, и забывала, что ниже пояса у нее кольчатые бугры мышц и чешуя, а во рту – раздвоенный язык.

Хотя кое-что заметил бы даже Мильтон.

– Боже, ты снова беременна?!

Джанин улыбнулась мне той самой потрясающей улыбкой, которая на мгновение заставляет меня сильно пожалеть об отсутствии семьи и выводка детишек. Но только на мгновение. Среди знакомых девушек моего возраста и старше очень распространена тенденция вступать в брак не для того, чтобы иметь семью, а исключительно ради возможности сказать: у меня есть муж. Мне это не подходит.

Вдруг что-то обвилось вокруг моей ноги, потом вокруг второй. Я чуть не упала, не заметив, как ко мне подкрались кое-какие младшие Фландерсы. Они пялили на меня свои круглые глазенки и хихикали.

– Это кто разрешал выходить из комнаты? – Милое лицо Джанин перечеркнула суровая складка. – Ники, Нелли, Саманта, ну-ка марш наверх, живенько! И напомните Сьюзен, Стиви и Стью, что опоздание на ужин сегодня неприемлемо. У нас гости!

Малыши стремительно шугнули по лестнице, смешно, как амебы, выгибая свои тонкие хвостики, и напоследок Джанин успела шлепнуть полотенцем одну из крошек. Вернее, лестниц в доме не было, были пологие помосты, застеленные ковровым покрытием, по которому легче заползать. Все для удобства семьи. У Даррена золотые руки, по большинству он сам построил этот дом.

– Несносные, – Джанин произнесла это как «ненаглядные».

– Что, опять наказаны? – В последний раз кто-то из крошек забрался в соседский двор и слопал пару канареек из клетки, прямо с перьями и потрохами. Джанин была расстроена не меньше хозяев.

– Ну да, – горестно вздохнула она. – И когда они отучатся тянуть в рот все, что шевелится?

– Попугайчики?

– Хуже, – Джанин понизила голос. – Соседский кот.

Я сочувствовала бедному коту, но все равно мне стало смешно. Разве на них можно сердиться?

Честно говоря, насчет детишек Даррена и Джанин я уже со счету сбилась. То ли десять, то ли двенадцать. Старшие, Кевин и Бреннан, уже выпорхнули – или, если хотите, выползли – из семейного гнезда и уехали в Луизиану, на историческую родину, один занимался строительством, другой содержал парк аттракционов. Сейчас старшей была семнадцатилетняя Мэган. На данный момент она одна была на ногах – в буквальном смысле, потому что собиралась на свидание.

Мэган порхнула к нам с лестницы – настоящая красавица, кудри собраны и заколоты, туфли на гигантском каблуке. Красивые ноги. Наверное, ей нелегко приходится переходить на обувь.

– Как его зовут? – спросила я.

Мэган покраснела. Так очаровательно.

– Джонни Фостер. Вы его помните?

Вау. Мне ли не помнить Джонни Фостера! Собственно, он и был причиной нашего знакомства с Фландерсами два года назад. Он встречался с Мэган, но на одной вечеринке парочка вдруг разругалась, и взбешенная Мэган в него плюнула… Все бы ничего, если бы слюна сетхов не вызывала у людей сильнейший аллергический шок. При попадании на слизистую оболочку она провоцирует полный паралич больше чем на сутки и последующее кратковременное нарушение моторики и речи – это если тебя до тех пор не съедят. Занятно то, что слюна действует таким образом, только когда сетхи голодны или злятся, а Мэган разозлилась не на шутку. Попади она в глаз – и мгновенная смерть, но Джонни повезло. В общем, Мэган привезла его в нашу клинику, в истерике и трясясь от страха. За компанию она до смерти перепугала охранника. Просто бедный парень работал у нас недавно и к монстрам еще не вполне привык. Увидев ее красные глаза, горящие, как угольки, он схватился за пистолет, но не успел и вытащить, как Мэган зашипела, как спущенное колесо, и слегка его прижала. Не надо соревноваться в быстроте с раздраженным сетхом пятнадцати лет. Я до сих пор не могу забыть, как затрещали его кости в мускулистых объятиях Мэган. Еле-еле мне удалось увести ее в один кабинет, а охранника в другой, вкатив им обоим по дозе успокоительного. На Мэган лекарство не подействовало, но теперь она только отчаянно ревела и повторяла, что не хотела.

Я позвонила к ней домой, и тут же примчалась Джанин со всеми младшими, так как их не с кем было оставить. Ее непоседливые детишки расползлись по всей клинике, и мы с большим трудом всех переловили. К счастью все обошлось, мы быстро вывели Джонни из шока, охранник отделался переломом ребра, получил от нас компенсацию и уволился, а мы подружились с этой бесподобной семейкой. Так что неудивительно, что имя кавалера Мэган меня поразило. Крепкий должно быть парень, если не струсил и не сбежал. Помнится, Джошу Мэган тоже очень приглянулась… пока он не увидел все ее прелести. Чтобы встречаться с сетхом, надо иметь железные нервы и поистине глубокие чувства.

На улице послышался автомобильный сигнал. Джанин оправила на ней юбку.

– До одиннадцати.

– До двенадцати!

– До половины двенадцатого.

– Ну ла-а-дно…

Мэган чмокнула мать в щеку и выскочила из дому.

– Так что произошло, Кира? – Даррен усадил меня на диван перед собой и женой. Они сидели так своеобразно, что вообще редко это делали при зрителях.

Я изложила краткую версию. У Джанин сделалось такое лицо, что я подумала – она заплачет. У нее было особое отношение к детям.

– Сфинкс, какой ужас. Они такие неуправляемые, впору в клетках держать. И что-то такое сейчас бродит по городу? Бедная девочка! Боже, она же возраста Стью и Мэтти!

Я кивнула, хотя ее опасения казались мне излишними – крошки и помладше Стью и Мэтти щелчком хвоста могут взрослому мужчине перебить позвоночник. Потому Фландерсы не рискуют отдавать детей в нормальную школу и очень по этому поводу огорчаются.

– Мы можем что-нибудь сделать? – спросил Даррен.

– Боюсь, что нет. Но если узнаете что-то, позвоните.

– Само собой, малышка. Я бы эту тварь пополам разорвал, попадись она мне.

В этом я была с ним согласна.

– Ну ладно, прервемся. К столу, Кира, – скомандовала Джанин. Я попыталась сопротивляться, но это бесполезно. Я была здорово голодна, а так, как Джанин, не готовит никто. Даже мама Перри.

Специально для меня принесли стул, и все разместились за длиннющим столом. Такие зрелища вполне способны вышибить у меня, закоренелой холостячки, слезу. Они были идеалом семьи – шумной, многодетной, счастливой. И вполне обычной, исключая мелочи типа «Лора, вынь сейчас же хвост из супницы!» или «Фиби, не шипи на сестру!».

Напоследок Джанин, несмотря на протесты, сунула мне в пакет кусок пирога.

– Держись, – сказала она, – на нас ты всегда можешь положиться.

Она снова обняла меня, даже можно сказать, обвила. Я всегда поражалась, до чего у них странная чешуя – мягкая, как лайка, и в то же время ее почти невозможно пробить ножом. После первой настоящей линьки Мэган мне была торжественно подарена ее кожа (до этого она тонкая, как папиросная бумага), которой я имела грех восхититься. Сетхи хранят их как молочные зубы, и с их стороны это было действительно ценным подарком. Кожа была потрясающая, как настоящая, с присущим только молодым оттенком голубого перламутра. Я промучилась неделю, а потом плюнула на предрассудки и заказала из нее – нет, платье не решилась – сумку. В ателье даже не поняли, что это такое, зато Перри как увидел, чуть сигарету не проглотил. Он у нас гринпис и немного консерватор, я в принципе тоже, но я же не освежевала Мэган в конце концов. Это не то же самое, что лисья шуба. А Джош был в восторге.

Когда я уходила от Фландерсов, то испытывала знакомое чувство. Оно исправно посещало меня каждый раз, когда я переступала порог этого дома. Как парадоксально, что среди людей так невыносимо редко встречаются такие люди.

Постепенно я начала заполняться другими мыслями. Они покинули меня у дома Фландерсов, но терпеливо дожидались у порога, чтобы сопровождать дальше. Мысли о Рэйни. Я не знала, где его искать, и не знала, следует ли его искать. На этот раз видение ничего не подсказало мне.

Но я так хотела его увидеть.

* * *

ПЕРРИ

Правда, как и искусство,

там, где ты ее видишь.

Я вошел в галерею, и сразу пахнуло теплом и какими-то экзотическими запахами. Раздеваться я не стал, просто расстегнул пальто. Народу было немного. В помещении были очень высокие потолки, не меньше пяти метров, стены отделаны под мрамор, и так называемые произведения искусства висели на них в произвольном порядке – то в одну линию, то шахматно, вообще без системы. Вместо рам у картин были странные гнутые трубы, будто закопченные, и удивительно похожие на детали мотоцикла.

Я не ценитель подобного самовыражения, и потому не сильно разглядывал окружающее меня арт-безобразие. Я искал Лассе и нашел его. Вернее, он нашел меня первым. В то время как я оглядывался, он возник передо мной, будто всегда здесь и стоял.

– Здравствуй, Перри, – сказал он.

Если то, что у каждого свои страхи, – правда, то это – мой.

Он смотрел на меня снизу вверх и улыбался, не дружелюбно, а скорее вежливо. На нем был светло-серый костюм, сидящий так, словно он в нем и родился; а в основном Лассе не изменился ни капельки – светлые волосы вились, немного не доставая до плеч. Их в литературе называют льняными, и пока не встретил Лассе, я думал, что такие волосы бывают только у маленьких детей. Но у детей они потом темнеют и становятся жестче, а у Лассе – не стали. И ко всему этому – небесные глаза в венке светлых ресниц. Мне всегда было удивительно – как у такого существа могут быть такие чистые глаза? Они должны быть закапаны кровью или по крайней мере испускать дикий порочный взгляд. А Лассе был похож на ангела, а не вампира, и взгляд у него был невинный, если не сказать святой. Но хотя его ангельский вид мог обмануть кого угодно, я прекрасно знал, что Лассе вполне способен не задумываясь достать мое сердце и выжать его в стаканчик. Я просто не хотел об этом думать сейчас.

– Здравствуй, Лассе, – сказал я, – как дела?

– Ты знаешь.

Я знал, и развивать эту тему могло быть смерти подобно. Светские беседы между нами были очень неуместны.

– Не думал, что ты ходишь в такие места, – заметил он, разглядывая картину, на которую, кажется, просто вылили ведро красной краски.

– Я не… То есть… я знал, что ты ходишь.

Лассе посмотрел на меня немного удивленно – откуда ты знал? – и зрачки на небесно-голубом фоне почти исчезли.

– Должен ли я понимать, что у тебя есть какое-то дело ко мне?

Только когда он произнес эти слова, я понял, как они звучат. Я пришел к нему за помощью. Я посмел обращаться к нему после всего, что произошло.

Но это была не интонация Лассе, а мои фантазии. Он говорил нормально.

– На мою пациентку напал сфинкс. Ей девять лет.

Лассе моргнул, не отрывая глаз от моего лица. Потом снова перевел взгляд на картину.

– И тебе нужна его кровь, чтобы убить вирус.

Это был не вопрос. Лассе ничего не нужно было долго объяснять.

– Но я чем могу помочь?

– Я думал, что ты мог что-нибудь слышать. О новеньких. В городе пока зарегистрирован только один сфинкс.

– Беати Форджа.

– Да, но это вряд ли она – Зак держит ее в строгом ошейнике. Ему не нужны проблемы с законом. И мы подумали, что…

Наконец Лассе отвлекся от картин и повернулся ко мне. Он слегка склонил голову набок, наблюдая за мной, и у меня пересохло в горле. Лучше бы он меня просто убил.

– Я бы помог вам, но ничего об этом не знаю. – Его голос звучал тепло и спокойно; если там и были посторонние эмоции, я бы их все равно не услышал. – Мне жаль вашу девочку. Если какая-то информация будет, я сообщу вам. Кажется, у вас есть еще месяц.

Я промолчал.

– Удачи, Перри.

Лассе слегка приподнял кончики губ в вежливой полуулыбке и повернулся, чтобы уйти. Разговор окончен. Я отступил назад.

Он жестом подозвал администратора.

– Мне нужна эта картина, – и указал на окровавленный холст.

– Простите, сэр, но она не продается.

Лассе пристально посмотрел на него, и тот быстро опустил глаза.

– Неужели?

– Я… сейчас узнаю. Одну секунду.

Администратор исчез, и вскоре появился с хозяином галереи. Хозяин шипел на него, как на тупую скотину.

– Миллион извинений, сэр, конечно, она продается. Куда ее доставить?

– Я сам заберу ее. Спасибо.

Он все смотрел на яркие красные потоки.

– Лассе! – это у меня вырвалось, черт, впереди мозгов.

Он оглянулся через плечо.

– Мне очень жаль!

Я не знал, насколько искренне звучит произнесенное. И мог только надеяться, что хоть и вполовину так, как я это чувствую.

Лассе лишь кивнул и отвернулся.

* * *

КИРА

Я понятия не имела, где искать Рэйни. Однако по этому поводу не беспокоилась. Изредка проскальзывала мысль, что встреча с Рэйни – не есть необходимость, он ничем не поможет… но я сознательно давила эту мысль. И все потому, что я хотела его видеть.

Я так хотела его увидеть.

В прошлом году все было не так…

* * *

ВОЗВРАЩЕНИЕ ПЕРВОЕ. В ПРОШЛОМ ГОДУ

Джиперс,

Криперс,

Ты откуда

Выполз?

КИРА

…Когда я вошла в фойе, Джош сидел в регистратуре.

– Мелисса попросила, – объяснил он. – Ее подруга рожает.

– Напомни купить им подарок.

Подруга Мелиссы с большим трудом забеременела через искусственное оплодотворение, и все девять месяцев обе были на нервах. Но вроде все должно быть в порядке.

Свеженуждающихся в помощи пациентов не было, и поэтому не грех было выпить кофе и потрепаться.

– Вот это другое дело, – я критически осмотрела прическу Джоша. Он бросил на меня уничтожающий взгляд. Мама Ванилла сотворила ему дреды по плечи, превратившие его в бомжеватого растамана. Не настоящие, но очень похожие.

Вчера я деликатно поинтересовалась, что бы это значило.

– Я – поклонник Марли, – сказал Джош с достоинством.

– Это из Диккенса? – встрял Перри, проходя.

– Темнота! Это певец такой! Ямайская культура!

Но я не унималась.

– А какое ты имеешь отношение к Ямайке? Твоя мама – камбоджийка, а папаша – полуирландец-полуараб. Я загораю темнее тебя, тоже мне, черный брат.

– При чем тут это? – защищался он. – Растафари – открытая религия, а у нас свободная страна. А вы знаете, что в судный день бог Джа вытащит избранных из бездны именно за дреды?

– Ладно, я согласна ответить перед твоим Джа за одну загубленную душу. Здесь тебе больница, а не Марди-Гра.

Джош поворчал, но дреды укоротил вдвое.

В тот же день у меня было видение, самое первое, – мне показалось, что я поехала домой, но внезапно будто дорогу забыла – пробиралась какими-то улицами незнакомого, но опасного на вид района, пока не уперлась в кирпичную стену. Была она гипсово-белой и будто освещенной невидимым прожектором. На стене баллончиком черной краски огромными буквами в нечеловеческий рост было выведено:

«КАК ТЫ СМЕЕШЬ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТАК?».

Я очнулась в кабинете Перри, за которым присматривала, пока он выходил. Голова ясная, я не пила никаких таблеток, но ощущение реальности произошедшего было ничем не убить.

И тогда мимо кабинета кто-то прошел. Неясная тень, я уловила ее в щель приоткрытой двери, но что-то знакомое в ней заставило сердце заколотиться.

Я вышла из кабинета, но никого не увидела. Коридор был пуст жутковатой звенящей пустотой ночного метро. Я забыла про то, что обещала сидеть на месте, и пошла…

Ноги вынесли меня на стоянку машин. Я села за руль и поехала, не имея представления, куда, но вдруг какой-то поворот показался мне знакомым. И только когда я сделала еще несколько уверенных поворотов и въехала в «плохой» район, поняла: я еду по маршруту видения. Это не успокоило меня, смутная знакомость мелькнувшей мимо двери тени не давала мне покоя. Мозгами я понимала, что этого не может быть, но я перестала слушать мозги, когда машина уперлась в грязную бетонную стену. Пустую, безо всякой надписи.

Только прямо перед ней стоял Рэйни.

Несколько секунд я просидела, просто вцепившись в руль. Когда пальцы затекли, я с трудом разжала их и попыталась вынести мои отказывающие ноги из машины. Мне было страшно, так страшно, как никогда еще не было. Да нет, вру, было. Десять лет назад, когда я постучала в дверь Рэйни и поняла, что его там нет.

Я вышла, но Рэйни исчез. Меня обступали тени, я стояла в светлом пятне фар и оглядывалась. Это все могло быть сном. Но не было. Это все могло привидеться.

И привиделось.

– Рэйни Дэй! – позвала я в темноту, и он выступил из нее почти тут же, я только заметила, как кроваво блеснули его глаза.

– Как ты смеешь называть меня так?

Ноги у меня опять подогнулись, но Рэйни не сделал ни попытки удержать меня. Только сейчас стало заметно, как он переменился, и главные различия были вовсе не в манерах…

На нем был темный плащ или пальто, закрывающий его от шеи до пят, даже воротник-стойка. Но первое, на что я обратила внимание – рост. Рэйни был всего сантиметров на пять выше меня и всегда считался коротышкой. Сейчас в нем было хороших метр девяносто, и даже выпрямившись, я заканчивалась где-то в районе его груди.

Я заплакала. Я все поняла.

– Рэйни, я не хотела… я просто испугалась. Я искала тебя потом. Когда узнала, что Фокси…

– А что толку искать потом? – Он передернул плечами, не вынимая рук из карманов. – Ты меня бросила, Кира. Втянула в это, а потом бросила.

– Я не бросала! Для нас это было что-то вроде ролевой игры, помнишь? Откуда мне было знать, что все взаправду!

Наконец Рэйни подал мне руку, чтобы я могла подняться. Я не приняла ее. Это была будто не его рука. У моего Рэйни пальцы были короткие, но крепкие, ногти слегка расплющены. Пальцы этой руки были длиннющие, как у музыканта, тонкие и красивые. Ногти на несколько миллиметров длиннее, чем положено, и казались очень твердыми. Я испугалась этой руки больше, чем всего, что увидела сегодня. Но теперешнему Рэйни она подходила.

Он смотрел на меня с оттенком злости, а я не могла оторвать взгляд от его лица. Он стал невозможно красивым. Каким-то образом, сохраняя прежние черты, Рэйни изменился, будто кости лица чуть-чуть сдвинулись, формируя совершенство. Но я узнала бы его все равно, даже если бы он оброс чешуей. Я любила это лицо, когда оно не было таким прекрасным, и не могла выносить теперешнего выражения. Я сделала что-то плохое. Я это чувствовала, но точно не знала до этого момента.

Я хотела обнять его, но он отстранился, будто даже хотел меня оттолкнуть. Но не сделал этого. Просто стоял и смотрел.

– Рэйни, расскажи мне, что случилось? – попросила я до того жалким голосом, что снова чуть не разревелась.

Он наклонился ко мне с высоты своего нового роста. Длинные светлые волосы упали на плечи, но в них были заметны серебристые ниточки. Я представила прежнего Рэйни с длинными волосами и всхлипнула от припадка истерического смеха.

– Ты не хочешь знать, правда ведь? – Его голос звучал низко и густо, будто тек. – Ты хочешь это все забыть.

– Да откуда ты знаешь?! – взорвалась я наконец. – Разве я пришла бы сюда, искала бы тебя?! Да я десять лет реву по ночам, не было ни дня, ни ночи, чтобы я не вспомнила о тебе! Ты просто исчез! Я не хочу ничего забывать, я хочу знать, что произошло. После этого можешь меня убить.

– Разрешаешь? – усмехнулся он. Я все еще не видела его глаз, они были похожи на разбитые фары.

– Не имеет значения. Если ты пришел убить меня, то хоть удовлетвори мое любопытство.

Последнюю фразу я едва построила, она казалась слишком сложной в этой ситуации. Но видит Бог, я не кривила душой. Просто устала я, и все тут.

Он отступил, все еще улыбаясь, чтобы я могла увидеть его в свете фар, и добился нужного эффекта. Я зажала себе рот ладонью и презирала себя за это. Лассе – нет, а вот Зак обожал улыбаться на публику, но в сравнении с Рэйни его улыбка была просто детский лепет. Все зубы Рэйни стали одинаковыми – длинными, узкими и острыми, как зубья капкана. Никакого разделения на резцы, клыки и прочее. Они смыкались по принципу шестеренки и были почти незаметны, когда он молчал, прятались за красиво вырисованными губами, но сейчас он улыбался. Для меня.

Рэйни сделал шаг навстречу, и усилие, благодаря которому я устояла на месте, было просто нечеловеческим. Ну, может, чуть менее нечеловеческим, чем его улыбка. Он провел руками по моим плечам, склонился и дотронулся губами до виска. Губы были теплыми и мягкими, и прикосновение совсем не вязалось с ситуацией. С угрозами. С обещаниями. С его обидой и моим страхом.

– Уезжай, пока можешь, – шепнул Рэйни.

Я схватила его за руки.

– Расскажи мне все.

– Не проси. Сейчас я в прекрасной форме, и оставим это.

– Усовершенствованный вариант? – нервно всхлипнула я, пытаясь поймать его взгляд, но никак не могла сфокусировать свой. – Супер-Рэйни?

– Вроде того.

– Но ты все еще злишься на меня.

– От этого никуда не денешься. Ты предала меня, а это как-то непросто забыть. Но я меняюсь, и скоро это уже ничего не будет значить. Недолго осталось.

Рэйни отстранил меня и медленно двинулся к единственному выходу из тупика.

– Я должна тебя бояться? – спросила я ему в спину. Он хмыкнул, как-то очень похоже на прежнего Рэйни.

– Это все, что тебя волнует?

– Да нет, я… – Я поняла, как это прозвучало, – будто меня ничего не колышет, кроме собственной безопасности, но это ведь неправда. Я хотела обнять его, прижаться к нему, любить его, и чтобы ничего не произошло. Чтобы я не пошла тогда на поводу у Фокси Лютор, чтобы не ввязалась в это, чтобы не бросила его одного. Чтобы он не превратился в монстра (я что, правда сказала «в монстра»?..). Чтобы, чтобы, чтобы…

Рэйни вдруг резко обернулся и развел руки, будто звал меня в объятия, но я знала, что это не так. Он снова улыбался – специально.

– Ты не понимаешь! Так уж вышло, что я выиграл и получил приз. Я более чем доволен, и здесь ирония, потому что это никак не умаляет твоей вины. Просто так вышло. А могло бы быть по-другому – если бы выиграла Фокси, например. Но для нее все сложилось наилучшим образом…

Я похолодела.

– Ты убил ее?..

Он не ответил.

– Ты убил Фокси? И всех других? И меня убьешь?

Он не исчез, слава Богу, не взлетел и не растворился в воздухе – просто медленно ушел, будто наслаждаясь произведенным эффектом. Я не отрывала взгляда от его спины, пока видела ее, а потом прыгнула в машину. Моя нога даже не сразу попала на педаль. И когда я давила на нее и рыдала, и сжимала руль до онемения в руках, и не видела дороги, то не могла избавиться от мысли, что никуда он не ушел, а стоит где-то совсем близко, в темноте. Ждет меня. Играет со мной.

Машина с визгом нырнула за угол, я уже видела светящуюся вывеску нашей больницы, когда что-то огромное свалилось на капот и закрыло собой все лобовое стекло.

Я заорала и нажала на тормоз. Оно слетело или спрыгнуло и в тот же момент ударило по стеклу лапами, длинными и корявыми, как у самки богомола. Стекло расцвело паутиной трещин.

Стресс от встречи с Рэйни, наверное, давал о себе знать. Я не испугалась так сильно, как могла бы. Просто дала задний ход, не собираясь рассматривать неожиданного агрессора, и не задумываясь наехала на него. Затрещали кости – стократно усиленный эффект от звука, когда таракана давишь. В то же время оно издало дикий вопль, высокий и тонкий, почти на грани ультразвука и резко замолчало.

В полной тишине билось только мое сердце, где-то под горлом.

Кто-то открывал дверцу, вытаскивал меня из машины – Перри. Я слышала себя со стороны. Сказала: все нормально. Кто это? Не знаю. Нет, не поранилась. Разве что немного – осколок порезал щеку. Что? Где я была? Где я была…

Где-то в глубине меня включился механизм-стабилизатор. И когда мы с Перри, Джошем и другими затащили напавшую на меня тварь в морг, он уже почти привел мои нервы в порядок. Правда, при этом едва не перегорел сам…

* * *