Текст книги "Грехи отцов (СИ)"

Автор книги: Nataly_

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

На следующий день я отправился в полицию и заявил об исчезновении жены.

Думаю, все эти подробности можно опустить: как полиция ищет пропавших людей и как расследует убийства, ты знаешь лучше меня. Пенни я сказал, что мама заболела и лежит в больнице; а через несколько дней ей пришлось узнать, что мама умерла. Мне казалось тогда, она поверила и приняла все это как должное, по крайней мере, не задавала никаких вопросов. Конечно, смерть матери стала для нее тяжелым ударом; но мне казалось, вместе мы это переживем. Ведь я буду рядом. Я стану любить ее за двоих.

Наступило недолгое молчание. Андреа боялась шевельнуться, боялась даже вздохнуть; она понимала, что выслушала лишь половину истории, и вторая половина будет еще страшнее.

– Я ошибся, – сказал наконец Филип.

– Дети, даже совсем маленькие, гораздо проницательнее, чем нам кажется. Они очень многое понимают и запоминают. Прошло несколько недель после смерти Сандры, и у Пенни начались проблемы. Она сделалась нервной и боязливой, часто и безутешно плакала. Потом начались кошмары по ночам.

Никто вокруг этому не удивлялся: все знали, что девочка недавно потеряла мать. Помню, мне советовали показать ее детскому психологу. Я и сам понимал, что надо, но боялся того, что она может психологу рассказать.

А потом это случилось. Кристин, наша помощница по хозяйству, сказала мне… слава Богу, она пришла с этим ко мне, а не в полицию! Но она работала у нас в доме много лет, знала еще моих родителей, и, видимо, ей просто не могло прийти в голову, что это правда. Словом, она сказала, что у Пенни очень странные и нездоровые фантазии, что, возможно, ее стоит сводить к врачу. И, очень смущаясь и извиняясь на каждом слове, рассказала мне, что это за фантазии.

Неделю после этого я ходил, как в тумане. Все пытался придумать какой-то выход. Но никакого выхода не видел.

Пенни знает правду. Постоянно об этом помнит, и это ее мучает. Уже проболталась прислуге, наверняка будет пробалтываться кому-то еще. И рано или поздно найдется человек, который отнесется к ее «фантазиям» всерьез.

«И ты попадешь в тюрьму, – мысленно закончила Андреа, чувствуя, что ее начинает трясти. – А в тюрьму тебе очень не хотелось».

– И что дальше? Я отправлюсь за решетку, и надолго. Ты знаешь, близких родственников у меня нет, а Сандра была сиротой: значит, Пенни попадет под опеку государства. Будет жить в приюте, или ее будут швырять, как чемодан, от одних приемных родителей к другим. Она забудет меня. А если не забудет, выйдет еще хуже: как жить, зная, что твой отец убил твою мать? Выхода нет. Ее жизнь безнадежно искалечена. Так или иначе она будет страдать; так или иначе я навсегда ее потеряю.

– Господи, Филип…– проговорила Андреа каким-то чужим голосом, – но не мог же ты…

Он поднял голову и взглянул ей в глаза.

– Нет, – мягко ответил он. Во взгляде и в голосе его читалась нежность и бесконечная печаль. – На этот раз я все сделал правильно. Я все продумал и хорошо подготовился. Пенни не страдала – ни единой секунды.

Она просто заснула в своей кроватке, с любимой куклой рядом. Я был с ней до самого конца. Сидел рядом, держал за руку и говорил, что папа здесь, папа ее любит. Папа сделает все, чтобы она была спокойна и счастлива. И она уснула, спокойно и сладко. Она ушла… а я остался.

На этот раз молчание было очень долгим. Смотреть на мужа Андреа не могла – и смотрела на фотографию Пенни, счастливой девочки, летящей на качелях ввысь, уверенной, что папа ее подхватит и не даст упасть; и по щекам ее струились беззвучные слезы.

– Но теперь все позади! – сказал Филип.

Андреа повернулась к нему – и увидела лицо, искривленное судорогой, лихорадочно горящие глаза.

– Окончено это испытание. Пенни здесь, она все поняла и простила меня, она хочет ко мне вернуться – и вот-вот вернется! Она рассказала, как это сделать. Чтобы ее воскресить, нужно забрать три жизни. Одна уже есть – это Эд Пелетье. Двумя другими станут эти шарлатаны, братья Диксоны. Хорошо, что теперь ты все знаешь, Андреа, это сильно облегчает мне задачу. Как только они появятся, я с ними разделаюсь, ты поможешь мне скрыть следы, а потом мы уедем втроем. У меня уже все готово: паспорта для нас троих на другие имена, билеты на самолет, с деньгами тоже все решено. Мы улетим в Европу, поселимся где-нибудь в маленьком городке у теплого моря. Кончатся все наши беды, милая, и мы будем счастливы вместе! Очень счастливы – ты, я и Пенни…

Андреа медленно поднялась с кровати и шагнула назад, к столу, вытянув вперед руку, словно отстраняя мужа. Попыталась заговорить, но несколько секунд из уст ее не вылетало ни звука.

– Без меня, Филип, – проговорила она наконец каким-то хриплым, надорванным голосом. – Без меня!

С лица его сбежали все краски, стерлось всякое выражение; белое, застывшее, оно сделалось похоже на гипсовую маску.

– Значит, без тебя, – ответил он.

И бросился на нее.

========== Глава 18 ==========

Рука об руку обежали они всю территорию вокруг дома, встретили на своем пути немало странных и страшных видений; но то, чего искали, так и не нашли.

– Нигде нет, – устало вздохнула Кэрол.

– Остался большой дом, – ответил Дэрил. – Посмотрим там.

Двое выбежали на боковую аллею, огибающую дом; и вдруг Кэрол охнула, вцепившись в руку Дэрила.

В большом доме разгорался пожар. Все окна, и на первом, и на втором этажах, и даже круглое чердачное окошко были ярко освещены пляшущим огнем.

– Господи! Если София там… – вскрикнула Кэрол, готовая бежать к дому, но тут же остановилась, вопросительно глядя на Дэрила.

Тот, нахмурившись, вглядывался в картину пожара.

– По-моему, снова глюк, – медленно проговорил он. – Или не совсем? Странно: словно наполовину настоящий огонь, наполовину нет…

В этот миг за стенами дома звучно прогремели выстрелы.

***

Промедли Андреа хоть мгновение, позволь себе осознать, что происходит и что делает она сама – она бы погибла. Но, по счастью, она действовала инстинктивно. Измученный рассудок на миг отключился, и тело, движимое инстинктом самосохранения, взяло управление на себя.

Когда Филип бросился на нее, когда перед глазами сверкнуло лезвие ножа, она схватила со стола керосиновую лампу и изо всех сил ударила его в лицо.

Пронзительный крик слился со звоном стекла, сверкающие осколки и брызги горящего керосина полетели во все стороны. Филип отшатнулся и скорчился у стены, закрыв лицо руками; сквозь пальцы сочилась кровь. Кажется, на нем тлела рубашка. На полу, на столе, на деревянной детской кроватке – везде мгновенно заплясали язычки пламени.

Андреа бросилась бежать.

Приоткрытая дверь казалась ей спасением. Однако путь до двери тянулся бесконечно. Бог знает, от шока или от чего-то иного, но казалось, что каблуки ее увязают в мягком ковре, как в песке, что несколько футов от стола до двери растягиваются в тысячу миль. Словно в кошмарном сне, Андреа отчаянно рвалась вперед, но почти не двигалась с места.

За спиной слышался треск пламени; о том, что еще оставила позади, она думать не могла.

Андреа была уже недалеко от двери, когда что-то толкнуло ее в спину. Она полетела на пол, но сверхъестественным усилием сумела тут же откатиться в сторону. В следующий миг в пол рядом с ее головой вонзилось лезвие ножа.

Филип навалился на нее, распластав на полу. Окровавленный, изуродованный, теперь он выглядел настоящим чудовищем. Рубашка на нем превратилась в обгорелые лохмотья. Андреа видела пятна свежих ожогов, залитую кровью половину лица, с ужасом видела большой осколок стекла, торчащий из правого глаза. Левый глаз его был черен, как бездонный колодец, и совершенно безумен.

Он снова занес над ней нож… но в этот миг что-то оглушительно загрохотало над самой ее головой. Филип дернулся и замер; на окровавленном лице его, прямо в середине лба, появилось новое красное пятнышко.

Следующий выстрел почти подбросил его в воздух, затем он рухнул на Андреа, придавив ее своей тяжестью, и затих.

Послышались тяжелые шаги. Кто-то отбросил труп в сторону; и, не веря своим глазам, сквозь пелену слез Андреа увидела над собой Мерла с револьвером в руке!

Он помог ей подняться. Ноги не держали Андреа; она вцепилась в него, словно в спасательный круг. Мерл обнял ее, и на мгновение они замерли, тесно прижавшись друг к другу.

– Ты… это ты… – вымолвила Андреа, прижимаясь щекой к его кожаной куртке, и больше ничего не смогла сказать.

– Ну-ну, – успокаивающе пробормотал над ней Мерл. – Все, блондиночка, уже все, – и с тревогой перевел взгляд на разгорающееся пламя. – Пора отсюда сваливать. Идти сможешь?

– С-смогу.

Мерл поддерживал ее под руку. Первые несколько шагов дались ей с трудом, но дальше Андреа пошла увереннее. Через несколько секунд они достигли двери. Та почему-то оказалась закрыта, и на миг у Андреа упало сердце; но Мерл толкнул дверь, переступил порог… и вдруг, выругавшись, отпрянул.

Вниз по лестнице надвигалась на них огненная стена.

***

Из дома донеслись выстрелы, и в следующий миг небо над головами потемнело, словно внезапно наступили сумерки. Подняв голову, Кэрол увидела странную и пугающую картину: над землей стремительно неслись рваные желто-серые тучи. Тусклое солнце робко выглядывало меж них и тут же снова исчезало. В один из таких моментов Кэрол заметила, что на солнце словно бы наползает какая-то тень.

Что это? Солнечное затмение, не отмеченное ни в одном календаре? Или…

– Вторая смерть, – бросил Дэрил в ответ на ее невысказанный вопрос. – Бет получила следующую жертву. Теперь мы наполовину в ее мире – или она наполовину в нашем. Идем!

Держась за руки, Дэрил и Кэрол бросились ко входу в большой дом. С почерневшего неба сыпались на них хлопья пепла.

***

Мерл и Андреа замерли, окруженные огнем со всех сторон. Они были в ловушке: пожар разгорался за спиной, и другой пожар двигался к ним.

Андреа вскрикнула, вцепившись в руку Мерла. Горячее дыхание пламени уже шевелило ей волосы и обжигало лицо. Казалось, спасения нет.

Мерл лихорадочно соображал. Такого быть не может, думал он. По этому коридору, по этой лестнице он бежал всего несколько секунд назад – на крики и грохот, доносящиеся из подвала; и никакого пожара здесь и в помине не было…

Да и что здесь, между голых стен, могло разгореться с такой яростью и быстротой?

– Фигня, – хрипло проговорил он наконец. – Пиздеж и провокация. Огонь не настоящий.

И, сунув револьвер за пояс, вдруг наклонился и подхватил Андреа на руки.

– Глаза зажмурь, блонди, и не дыши!

Андреа обвила его шею руками и уткнулась лицом в кожаную куртку. Ее трясло от ужаса, казалось, что Мерл готов погубить их обоих… но оставаться в подвале – тоже самоубийство! Если так и так погибать – лучше погибнуть, хотя бы пытаясь спастись.

Мерл крепче прижал Андреа к себе и шагнул прямо в огонь.

Страшный, испепеляющий жар охватил его со всех сторон. Языки пламени лизали плоть. Мерл чувствовал, как трескается и обугливается кожа, чувствовал запах собственного паленого мяса. Боль вгрызалась в тело лютым зверем: он пытался кричать, но из горла вылетал только сдавленный хрип. Будь он один, давно рухнул бы или, быть может, спотыкаясь, побежал назад. Но он был не один: к груди его, уткнувшись носом в плечо, прильнула его блондиночка – и Мерл продолжал идти вперед.

Почему-то он не умирал. И даже не терял сознания. Он шел и шел, поднимался со ступеньки на ступеньку; и боль с ворчанием отступала, и языки пламени уже не бросались на него, словно цепные псы, а покорно ложились у ног. А на последней ступеньке боль растаяла без следа, исчез обжигающий жар, и в воздухе повеяло благословенной свежестью и прохладой.

– Ты как? – спросил Мерл, осторожно опуская Андреа на пол.

Та удивленно заморгала, словно просыпаясь:

– Что?.. Что это было?

Он окинул ее быстрым взглядом: цела и невредима, на лице недоумение и пережитый ужас, но ни следа боли. Торопливо осмотрел себя – ни пятнышка гари. Бросил взгляд назад: призрачное пламя исчезло, словно его и не было. Однако по лестнице вверх уже плыли клубы дыма, и приоткрытую дверь подвала лизали первые язычки настоящего, земного огня.

– Да пофиг, что это было, – сказал наконец Мерл. – Теперь нет, и слава Богу. Пошли!

***

Земля под ногами дрожала, словно начиналось землетрясение, хоть землетрясений в Джорджии отродясь не бывало. Подземные толчки становились все сильнее, все чаще; кое-где среди поникшей травы уже открывались трещины, и из них выбивался дым и темное пламя. Пепел валил сверху плотной серой стеной, в горле першило от запаха гари. А с неба равнодушно смотрел на все это черный солнечный диск.

Страшно было думать, что София тоже где-то здесь, среди этого ада на земле. Но мысль, что она все еще жива, дарила надежду.

У крыльца Дэрил увидел черный «харлей» Мерла; а несколько секунд спустя из горящего дома вылетели и сам Мерл со своей блондиночкой, взъерошенные, потрепанные, но живые и невредимые.

– Теперь ясно, откуда второй труп, – заметил Дэрил, увидев у Мерла за поясом револьвер.

– И че? – ощетинился Мерл. – Да я бы этого ублюдка еще десять раз прикончил, если бы мог!

– Он… там… наверное, иначе было нельзя, – с трудом шевеля дрожащими губами, проговорила Андреа, белая как полотно.

– Вы не видели Софию? – торопливо спросила Кэрол.

Андреа покачала головой:

– Полчаса назад я обошла весь дом. Софии там нет.

– Ты могла не заметить! Вдруг она как-то отвела тебе глаза… – и Кэрол уже готова была бежать к дому, но вдруг Дэрил схватил ее за руку.

– Стойте! – воскликнул он.

Все обернулись к нему. Дэрил стоял, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли напряженно задумавшись.

– Точно! – сказал он наконец. – Это я идиот. Бет морочит нам голову. Не только показывает то, чего нет, но и скрывает то, что есть. Мы, может, десять раз уже пробежали мимо Софии и не заметили!

– Что же делать?

– Своим глазам не верить, это точно. Надо как-то по-другому… – и Дэрил снова глубоко задумался. – Вот что, – сказал он наконец, повернувшись к Андреа и Мерлу, – вы сейчас лучше валите отсюда.

– Ну, блондиночке, может, и правда пора валить, а вот мне…

– Послушай, братан, – заговорил Дэрил, подступив к нему вплотную. – В разборках с живыми людьми ты хорош, спору нет. Но здесь живых врагов не осталось. А с тем, что осталось, ни пулями, ни кулаками не сладить. И вы с Андреа здесь просто лишние мишени. Мне придется думать о том, как защищать еще и вас. Уходите.

Мерл смотрел на него с изумлением. Бог знает, что произошло с братом за эти последние сутки, но сейчас он не узнавал свою «тупорылую сестренку». В Дэриле ощущалась незнакомая прежде уверенность и сила, как будто он наконец оказался на своем месте. Как будто у него есть право здесь командовать. На миг Мерла охватило странное чувство: словно Дэрил стал из них двоих старшим.

– Ладно, допустим, я свалю, – задумчиво проговорил Мерл. – Допустим, свалю… Но ты-то сам, братишка, знаешь, как сладить с этой тварью?

– Знаю, – твердо ответил Дэрил.

Это была ложь.

***

Мерл помог Андреа устроиться на заднем сиденье «харлея», сам перекинул ногу через седло и завел мотор. В последний раз взглянул на брата.

– И помните, пока не выберетесь с фермы, не верьте своим глазам! – перекрикивая рев мотора, в последний раз предупредил Дэрил.

– Смотри-ка, Дэрилина, – ухмыльнувшись, проговорил Мерл, – крутой охотник за привидениями из тебя вышел! Не думал я, не гадал, что выращу себе смену!

Дэрил хмыкнул в ответ, затем поднял руку, и брат хлопнул его ладонью по руке.

– Имей в виду, братишка, – добавил он, посерьезнев, – вздумаешь здесь загнуться, лично за тобой в пекло спущусь и надеру задницу!

А затем перевел взгляд вперед, на тот путь, что им с Андреа предстояло преодолеть.

Позади пылал дом Гринов. Впереди, до самых ворот, развернулся под серым небом ад земной – кошмарный сюрреалистический пейзаж.

Земля скрылась под слоем пепла. Трава и кусты почернели, от зеленеющих деревьев остались скелеты с изломанными ветвями. Острые каменные гребни, земляные бугры и глубокие кратеры испещрили и дорогу, и лужайки вокруг нее; и хуже всего, что эти бугры и ямы не стояли на месте. Стоило схлопнуться одной трещине в земле, как рядом с ней или чуть поодаль голодной пастью распахивалась следующая. Земляные холмики вздувались и опадали, или двигались стремительно, будто хребты каких-то подземных тварей. Весь мир вокруг корчился и содрогался, словно роженица в муках чудовищных, противоестественных родов.

М-да, экстремальная выйдет поездочка по пересеченной местности!

– Глазам не верить, значит? – протянул Мерл. – Что ж, не впервой: под кислотой и не такие приходы бывали! Крепче держись, блондиночка, и на всякий случай закрой глаза!

Андреа обхватила его за пояс, и Мерл рванул с места.

========== Глава 19 ==========

– Что теперь? – спросила Кэрол.

Они стояли под серым небом на серой земле, среди трещин, из которых выбивались языки пламени. Двое живых в царстве мертвых, под призрачным светом черного солнца.

– «Где все началось, там должно и закончиться…» – медленно, словно что-то припоминая, проговорил Дэрил, а затем повернулся к ней. – Я знаю, где София!

Петляя между трещинами в земле, огибая живые, движущиеся холмы, они поспешили к пруду. Вокруг него было на удивление спокойно, но сам пруд разительно преобразился: вместо воды плескалось в нем, бурля и вздуваясь пузырями, какое-то густое черное варево. А у самого пруда, в шаге от этой кипучей черной слизи, застыла знакомая маленькая фигурка – замерла на краю берега, что-то прижимая к груди.

– София!

Девочка обернулась на крик, и Кэрол увидела ее заплаканное лицо. На этот раз сомнений не было: перед ней действительно ее дочь.

– Не надо, мама! – ломким голосом крикнула София. – Не мешай! Кто-то должен умереть – пусть умру я!

У Кэрол перехватило дыхание.

– Говори с ней! Что угодно, только говори! – приказал Дэрил и, пригнувшись, бросился куда-то в сторону.

Но Кэрол не могла вымолвить ни слова: что-то сжало ей горло, и она стояла в немом ужасе перед этим страшнейшим из материнских кошмаров. Она бросилась бы вперед, чтобы оттащить дочь от края пропасти, но боялась, что при любом ее резком движении София прыгнет вниз, и просто застыла, простирая к ней руки.

– Это я во всем виновата, – продолжала София. – Я хотела, чтобы папа умер, и он умер. Хотела, чтобы она вышла из зеркала и поиграла со мной по-настоящему, и она вышла. Но стало намного, намного хуже! Я плохая, мама, я хуже всех, и мне лучше умереть!

– Неправда! – со слезами воскликнула Кэрол; отчаяние придало ей сил. – Ты моя родная, любимая доченька! Как мне жить без тебя?

– Я хотела убить папу!

– Но ведь не ты его убила, София! Ты не виновата ни в чем, поверь…

София слабо качнула головой и сделала еще шаг к краю. Кэрол ахнула…

Но в этот миг Дэрил, вылетев из-за почернелых кустов с другой стороны, бросился к Софии и крепко обхватил ее сзади. София пронзительно закричала, начала биться и рваться у него в руках, но он оттащил ее от края и передал в руки подоспевшей матери.

Во время их борьбы что-то вылетело у Софии из рук и упало на землю. Дэрил подобрал эту вещицу. Карманное зеркальце в кожаном чехле: в глаза ему бросились вытесненные на коже буквы: «Б.Г.»

Размахнувшись, он бросил зеркальце в пруд.

Черная жижа, забурлив, сомкнулась вокруг зеркальца; а в следующий миг раздался звук, отдаленно похожий на удар огромного колокола – звук, от которого у Дэрила загудело в голове и болезненно заныло в груди. Краем глаза он видел, как Кэрол падает на колени, зажав уши руками, как рядом с ней бессильно опускается на землю София.

Колокол бил снова и снова, все громче, все оглушительнее, раздирая голову болью, выворачивая наизнанку мозги. И под звуки этого потустороннего колокола из середины пруда взметнулся жидкий черный столп и приобрел очертания, схожие с человеческой фигурой.

Только на этот раз в ней не было почти ничего человеческого.

Ничего, напоминающего о солнце или лете, о юности и девической прелести. Тело ее облепила и стекала с него вязкая слизистая жижа. Потемневшие от влаги волосы мокрыми змеями разметались по плечам. Вместо лица – оскаленная маска смерти.

– Опять ты! – сказала она, и голос ее, оглушительный, как удар колокола, болезненно отозвался у него в мозгу. – Долго ли ты будешь стоять у меня на пути, Дэрил Диксон?

– Пока не остановишься, – сжав кулаки, выдохнул Дэрил.

Земля задрожала у него под ногами.

– Мне нужна третья жертва, и вы не уйдете отсюда, пока я ее не получу! А будешь мне мешать – умрут они обе! – и она кивнула в сторону Кэрол и Софии, прижавшихся друг к другу.

В этот миг Дэрил понял, что делать.

Мысль эта была простой и ясной, и не вызвала никаких колебаний. Он только не понимал, почему раньше до этого не додумался.

– Тогда возьми меня! – крикнул он, шагнув к пруду.

За спиной послышался отчаянный женский крик, и призрак над прудом как-то странно колыхнулся и вытянул руку, словно пытаясь его остановить, но Дэрил уже стоял на краю берега.

– Возьми меня и отпусти их! – повторил он и прыгнул в пруд.

Вязкая черная жижа сомкнулась у Дэрила над головой. Что-то перехватило и больно сжало грудь, что-то скользкое и гибкое, вроде огромных щупалец, обвило его и потащило вниз, в бесконечную тьму.

***

Скользкие щупальца обвили его и потащили вниз, в бесконечную тьму.

Нарастал шум в ушах и болезненное удушье. Все инстинкты кричали: «Сопротивляйся! Борись, вырвись на свободу, всплыви!» Но, стиснув зубы, Дэрил противился инстинктам.

Он приносит себя в жертву. Жертва должна быть добровольной.

Склизкие щупальца пробирались под кожу, перетряхивали нутро, выворачивали наизнанку сердце и душу. Все быстрее сменяя друг друга, закружились в адском хороводе болезненные воспоминания – воспоминания, которые Дэрил считал давно похороненными.

Кулак отца, летящий в лицо матери. Жгучая боль там, где исполосовали грудь и спину шрамы. Грязная покосившаяся хибара, рваная одежонка, постоянный голод. Косые взгляды и обидные словечки соседей, издевки одноклассников. Отчаянные и безнадежные драки – в одиночку против десятерых. Горькая обида и бессильная ярость.

Воспоминания осаждали роем ядовитых ос, кружились вокруг, жалили одно другого больнее. И каждое призывало снова пережить эту давно уже пережитую боль. Снова ощутить себя изгоем, одним против всего мира. Снова преисполниться ненависти.

Но Дэрил закрыл свою душу от этих воспоминаний – так, как на охоте, часами сидя в засаде, закрываешься от всех внешних впечатлений, забываешь обо всем, кроме своей цели. Осиные укусы жалили, но он их почти не замечал, сосредоточенный на другом.

Он думал о Бет.

Но не такой, какой видел ее в последний раз. Не о чудовище с жадно оскаленной пастью, не о ледяном холоде, сером небе и клочьях тумана.

Он вспоминал ее музыку.

Музыку, прекраснее которой никогда не слышал. И маленькие руки, взмывающие над клавишами, и запах полевых цветов. И нежный румянец на изменчивом лице, и улыбку, и певучий голос, то смешливый, то ласковый. И огромные, глубокие, как море, глаза. Вспоминал, как она прижималась к своему парню у лесного костра. Как плакала на могиле матери – на своей могиле. Как расспрашивала Дэрила о шрамах, как простодушно и искренне ему сочувствовала.

С ней он впервые не чувствовал себя униженным чужой жалостью. Ей рассказывал о том, в чем не признавался никому из живых. Даже с мертвой Бет, с Бет-чудовищем ему было свободно и легко. В ней все еще оставался свет – свет, который не победить никакой тьме.

И сейчас, когда неведомая склизкая тварь, больно сжимая грудь, выдавливала из него остатки воздуха, когда жизнь его отсчитывала последние секунды – Дэрил мысленно обращался к той, настоящей Бет.

Он не облекал свои мысли в слова. Но, если бы попытаться перевести их беззвучную музыку на грубый человеческий язык, они звучали бы так:

«Вернись! – думал он. – Ты должна жить! Но вернись такой, какой ты была – настоящей. Оставь тьму здесь, в царстве мертвых, не тащи ее за собой. Оставь здесь и боль свою, и обиду, и ненависть. Если нужно, отдай мне, и я понесу их. Я готов навеки остаться в аду, если это тебя освободит!»

Невидимые щупальца сжимали его все сильнее и сильнее. Дэрил почти терял сознание от боли. Мука эта длилась целую вечность… а потом вдруг прекратилась, и он понял, что снова стоит на твердой земле, дышит воздухом, а вместо склизкой твари, мешающей вздохнуть, прижимается к нему хрупкое девичье тело.

С трудом подняв непослушные руки, Дэрил обнял Бет, и она уткнулась ему в плечо. Кажется, она плакала, быть может, плакал и он.

Наконец она подняла голову. Залитое слезами лицо ее снова было прежним, человеческим – и в нем появилось нечто, чего не было раньше: быть может, какая-то неотступная мысль или серьезный вопрос. Бет была по-прежнему молода и прекрасна, но теперь она выглядела взрослой.

– Ты говоришь, простить все, – сказала она. – А твой отец? Разве ты его простил?

И вновь перед его мысленным взором замелькал рой безобразных видений: гримасы, крики, брань, удары – все то, что превратило в ад его детство.

– Нет, – ответил Дэрил. – И не знаю, прощу ли когда-нибудь. Но никогда я не стану таким, как он. Не буду вымещать злость на невинных.

Опустив голову, Бет надолго о чем-то задумалась; а, когда вновь взглянула на него, лицо ее было печально, но спокойно и светло.

– Ты прав, Дэрил Диксон, – сказала она. – Я не буду мстить невинным. И не приму твою жертву.

И, протянув руку, сильно толкнула его в грудь. Дэрил не удержался на ногах и полетел спиной вперед куда-то вверх, вверх, сквозь толщу воды, к солнцу…

***

Кэрол и София помогли ему выбраться на берег, поросший зеленой травой. Несколько минут Дэрил кашлял, отплевывался, вытряхивал водоросли из волос, просто лежал на спине и смотрел в безоблачное небо. Все, происшедшее в последние несколько часов, казалось ему каким-то фантастическим сном.

Лишь высокий столб дыма, поднимающийся с той стороны, где стоял дом Гринов, напоминал, что это все-таки был не сон.

Они обнялись, все втроем, и сидели так долго-долго; а потом Дэрил вспомнил о том, что собирался сказать Кэрол, но из какой-то дурацкой робости промолчал. И только теперь, задним числом, ему сделалось страшно – страшно при мысли, что он мог не вернуться, и она никогда бы об этом не узнала!

– Я люблю тебя, – сказал он.

– Знаю, Дэрил, – ответила она. – Я тоже тебя люблю.

========== Эпилог ==========

Десять дней спустя

Автомобиль въехал в ворота, висящие на одной петле, проехал мимо огороженного желтой полицейской лентой пожарища, свернул налево и остановился у ограды семейного кладбища.

– Спасибо, здесь я выйду, – сказал старик.

– Вас подождать? Оплата по счетчику…

– Не нужно.

Таксист поднял удивленный взгляд. Старик выглядел не просто дряхлым и слабым: честно говоря, выглядел он попросту умирающим. Он же еле на ногах стоит! Как доберется отсюда домой?

– Не нужно, – повторил старик. – Поезжайте.

Говорил он с трудом, и тихий, шелестящий голос его был едва слышен; но в голосе этом слышалась такая внутренняя сила, что таксист не решился ему перечить.

Он помог старику выйти из машины, получил свою плату и покатил прочь, а старик, тяжело опираясь на трость, заковылял к могилам.

Стоял один из последних дней бабьего лета – уже нежарких, но теплых, солнечных и каких-то особенно приветливых дней. Идти без поддержки было тяжело; через каждые три-четыре шага старик останавливался и отдыхал. Временами накатывала слабость и головокружение. И все же после многих дней заточения в пропахшей лекарствами квартире он радовался свежему воздуху, запаху земли и скошенной травы.

Хершел Грин наконец вернулся домой.

У могилы жены силы его оставили, и он тяжело опустился на землю. Немного отдышавшись, поднял глаза на каменный крест с фотографией Аннет, который поставил здесь своими руками, и на другой, рядом, которого прежде здесь не было. Простой деревянный крест с временной табличкой: «Бетани Грин, любимая сестра. Спи спокойно». И дальше даты жизни – какой короткий срок!

Значит, Мэгги все же позаботилась о сестре.

С того дня – дня его исповеди – Мэгги больше не появлялась у отца, не звонила и не писала. Но Гленн, добрая душа, иногда сообщал ему короткими СМС-ками о том, что происходит в семье. Еще в тот день Хершел сказал ему, что готов повторить свое признание официально, для полиции. Гленн ответил: «Все потом, давайте дадим Мэгги спокойно родить».

Не без труда достав мобильный телефон, Хершел перечитал последнее сообщение Гленна, полученное лишь несколько часов назад. «Мэгги рожает, едем в больницу». Быть может, в эти минуты появляется на свет его внук или внучка, которого Хершел никогда не увидит…

Что ж, это будет справедливо.

Отложив телефон в сторону, Хершел нащупал на поясе револьвер: старый «кольт», доставшийся ему от отца, а тому от деда. Неторопливо и тщательно проверил патроны, поднес к виску.

– Прости меня, Бет! – прошептал он.

Но за миг до того, как нажать на курок, Хершел ощутил на своем запрокинутом лице легкое прохладное дуновение, и вместе с ним нежный, едва слышный звук, похожий на отдаленный перезвон колокольчиков. Звук челесты.

– Бет! Девочка моя!..

Что-то больно сжало грудь, и мир вокруг расплылся и потемнел. Хершел ничего уже не видел, но ясно ощутил, как маленькая прохладная рука касается его руки и отводит от виска револьвер. И поцелуй в лоб – легкий, почти неощутимый поцелуй.

Дальше Хершел уже ничего не чувствовал. Он повалился лицом вниз на могилу жены. Револьвер выпал из его руки и откатился в сторону.

На несколько минут на кладбище воцарилась тишина, прерываемая лишь шорохом ветра и щебетом осенних птиц. А затем вдруг пронзительно запищал мобильник, лежащий экраном вверх на траве, рядом с телом Хершела. На экране высветилось новое сообщение от Гленна:

«Девочка, семь фунтов, все хорошо. Назовем ее Бет».

КОНЕЦ