Текст книги "«max and pauline_live» (СИ)"
Автор книги: NastasiaStory
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Глава 2. Добро пожаловать домой
Давно я не летала экономом. Давно, да. Наверное, последний раз, когда мне было восемь или девять. Точно, мама ещё была жива. Я на мгновение прикрыла глаза и, вот, наконец Москва. Она горела сотнями огоньков. Меня завораживает по сей день. Помню, как папа увозил нас сразу похорон мамы на своём личном самолете, тогда все казалось таким серым, но эти огоньки. Не знаю почему, мне всегда хочется думать, что они светят только для меня. Совсем впала в детство, а ведь оно кончилось восемь лет назад со смертью мамы.
Я сломалась в день похорон, но не сдалась окончательно. Да, опустила руки. Все же, если бы я не была бойцом, в Европе меня бы раздавили. Мне сейчас восемнадцать, а ощущаю я себя лет на тридцать. При этом проблемы у меня такие же детские. Я считаю, проблемы в любом возрасте все детские, пренебрегая только с законом. Вот там уже государство ставит большого ребёнка в угол, иногда пожизненно в зависимости от тяжести содеянного.
Надо заметить, что европейский воздух отличается от русского. Как там? Здесь русский дух. Здесь Русью пахнет? Мда, пахнет свежее. Загазованно. Всё-таки аэропорт. Куча людей разбирает багаж из полок ручной клади и идёт к выходу. Я иду медленно всех. Макс, мой брат, плетётся рядом. Мы привыкли идти неспеша. Вылезать из самолета и упаковываться в автобус – это экстрим. Ну да ладно.
Макс выловил для меня мой чемодан. Мы долго и нудно стояли на регистрации в Шереметьево. Скукота какая. Все говорят по-русски.
–Вот оно счастье! – взволнованно шепчу я братику. – Макс, мы наконец сможем поболтать на родном языке не только с папой, но и с другими!
– Тебя очень задолбал англ, сестренка? – усмехнулся Макс и пошёл перым на регистрацию, – Догоняй, Принцесса!
Я достаю документы и чапаю следом за братом. Придушу Макса когда-нибудь, честное слово. Мы садимся на что-то типо электрички до Москвы, не помню, как сея весьма удобная штука называется. Трясёмся в вагоне вместе с кучкой людей, забившихся по углам. Нормально, ничего не скажешь. Мы вышли. Что делать?
– Тут тебе папин «Бэнтли» не подъедет. – усмехаюсь я и достаю телефон, – Закажем такси в «Uber». Куда ж без него.
Оп, машина подъезжает. Я, если честно, без понятия, в какой части города мы вышли, но такси-то приехало, так что все ок. Нас высадили у подъезда многоквартирного дома рядом с центром Москвы. Дом, милый дом. Макс и я смотрели на детскую площадку в сквере и вспоминали, как в детстве там гуляли с папой и мамой. Я слишком мало дорожила этими минутами. Сейчас они кажутся мне бесценными. У меня была настоящая, классическая семья из родителей и детей. Так и надо жить каждому. Это дорогого стоит и измеряется не в рублях, долларах, евро или юанях. Это измеряется в беззаботных, счастливых моментов. У нас их было много, поэтому при виде скверика заболело сердце.
Я вернулась. Но я стала совсем другим человеком. Мне уже есть восемнадцать, так получилось, что наш день рождения в конце года. Есть только одна проблемка. Полин Сарториус – богатая наследница авиастроительной корпорации, папина принцесса, выпускница престижной частной академии для деток именитых родителей, яркая личность, которая приковывает к себе внимание. Думаю, про Макса можно сказать то же самое. Мы забыли тех себя, которых клялись никогда не забывать. Максик и Поля стёрлись временем и другой жизнью из нашей памяти, поэтому Макс и Полин стоят сейчас перед подъездом элитной московской семиэтажки, чтобы стать чуточку лучше, счастливее и вернуть кусочек прежних себя. Мы исполним мамину мечту и закончим российский одиннадцатый класс, как она всегда мечтала.
Я беру брата за руку. Он открывает дверь домофона ключом. Вахтерша, которая постарела лет на восемь явно, вопит как помешенная и грозиться вызвать полицию, чуть не выронив из рук допотопный кнопочный телефон для пенсионеров. Тётя Нюра не меняется, нет. Характер все такой же вредный и склочный. Пожалуй, управляющая компания держала ее на месте вахтерши, потому что она добросовестно стерегла покой подъезда и не требовала постоянно прибавки к зарплате. Кажется, когда она впервые появилась в подъезде, ей было около сорока шести. Старомодная женщина в очка, с короткой стрижкой, красившая волосы в блонд. Ей откровенно не шло. Я втихую посмеивалась над ней из-за этого дома. Мама ворчала, что нельзя так говорить, а я все равно болтала, когда тятя Нюра останавливала меня и заставляла не носиться по подъезду. Мда, были времена.
– Теть Нюр, а я думала, вы нас на всю оставшуюся жизнь запомните. – с наигранной досадой говорю я.
– Батюшки-светы, Денисовы?! – в изумлении взмахивает руками тётя Нюра, – Макс?! Полинка?! Приехали, что ль. Куда ж вы делись-то, а? Я думала вас отец забрал?
– Мы изъявили желание вернуться на Родину. – ответил Макс и поднял чемодан по штуке для колясок, – Планируем здесь закончить школу и поступить в ВУЗ.
– Где ж вы были-то? – спросила по-простому тётя Нюра. – Тут по квартирам ещё долго ходила опека. Выспрашивала за вас. Потом полиция жильцов опрашивал. Даже из прокуратуры шарились, вот.
– Мы жили в Европе с отцом. – опять взял слово Макс и остановился, разговаривая с вахтершей, пока я пошла вызывать лифт, – Папа хорошо с нами обращался, но нам захотелось домой.
– А опека? Что они тут все ходили-то? – не отставала тётя Нюра, прищурившись, но мой брат не хотел выдавать семейную тайну.
– Кто ж их знает, – подхватываю я и зову брата в лифт. – Ладно, теть Нюр, мы пойдём. Устали очень с дороги. Добрый ночи.
– Да, правда что, – бросил Макс и залез в лифт ко мне. – Доброй ночи.
Мы были счастливы отвязаться от этой подозрительной тетки. Даже если она позвонит в опеку, то нам все равно мы уже совершеннолетние, а папа все уладил, касаемо его родительских прав на нас.
Мы подходим к двери. Знакомая дверь выглядела так же, как в день маминых похорон. Классическая, светлая с резными квадратиками на фасаде. Дом. Макс медленно вставляет ключ в замочную скважину, поворачивает. Замок поскрипывает и с трудом открывается. Надо будет смазать. Мы входим. Воздух затхлый. Здесь никто не жил восемь лет. Но такой родной. Не знаю почему, но пахло мамой. Ароматом её духов. В этот момент Макс посмотрел на меня. Я посмотрела на Макса. Одна и та же мысль мелькнула в наших глазах. Мама все ещё здесь. Она приглядывает за нами незримо. Мы поняли друг друга без слов.
Я закрыла задвижку и, разувшись, прошла вперёд. Спать хотелось безмерно. Через панорамные окна нашего зала виднелась улочка спального района Москвы. Наш дом – элитная застройка. Очень близко до центра города, но всё-таки далековато от шума дорог. Спокойная, хорошая улочка в таком районе – это просто находка. Не знаю, как родители вообще откапали эту квартиру.
Я подошла к маленьким витринам и тумбе, над которой висел телевизор и взяла пыльную рамку с фотографией. Мама будто смотрела нам в глаза и улыбалась. Она была солнечным человеком. Папа часто говорит, что я многим пошла в неё. Наверное, он всегда имел в виду мой прямолинейный, слегка вспыльчивый характер с обязательной долей серьезности и юмора. Макс, например, не такой. Мой брат – спокойный и относительно властный человек с добрым сердцем. Если он любит, заботиться, оберегает и открыто делает это, то на него всегда можно положиться. Макс – опора и поддержка, которая никогда не бросит, но в нем, как и во мне, есть папина харизма и порой излишняя строгость. Мой братишка – вылитый папа. Мы много видели фоток нашего отца в молодости, поэтому я смело могу сказать, что широкоплечий, высокий, хорошо сложенный пепельно-русый с серо-голубыми глазами Максик в папу. Девчонки вешаются на Макса только так, но, увы, он привык полопать все самое лучшее, поэтому выбирает очень тщательно, но по моей вине связался с Вики. Впрочем, я ещё дойду и до неё, не будем отвлекаться.
Ну-с, а я у нас в семье блондинка с «песочными часами», причём мой парикмахер однажды спросил, как в Москве смешали золотисто-пшеничный блонд. Никак! Его создала природа. Мы даже поспорили. У Надин ничего не получилось. Так и живем. Я почувствовала, как Макс дышит мне в затылок и смотрит через мое плечо на маму. Точно, у меня её ангельски-голубые глаза. Мамочка, она сидела на летней веранде в какой-то кафешке и улыбалась. Нет ни одной женщины, которая бы сравнилась с ней по красоте, уму и нежности. Мне всегда хотелось стать такой, как она, но я все равно поступаю по-своему. Взрываюсь, а потом разгребаю последствия. Конечно, мама была по-своему строгой, жесткой и чрезвычайно принципиальной. Иногда она поступалась своими принципами, да, пусть чаще всего стояла на своём до конца. Такой мы её запомнили. Такой мама останется в нашей с братом памяти навсегда, кто бы что о ней плохого не говорил.
– Мы наконец дома, мама, – шепчу я, стираю ладонью с рамки пыль.
– Мы вернулись, – добавляет Макс хриплым голосом.
Постоявших ещё немного, я возвращаю рамку на место. Поднимаюсь в свою комнату на втором ярусе квартиры и плюхаюсь на кровать. Нас так торопились забрать в Европу, что забыли снять постельное белье. Ненаправленная кровать, брошенная разбитой десятилетней девчушкой, замерла во времени. Без разницы. Я настолько хочу спать, что готова прилечь на коврике в прихожей. Думаю, Максу сейчас тоже пофиг, где и на чем спать. Буквально за считанные секунды мои глаза закрываются. Я сама не заметила, как провалилась в глубокий сон.
Будильник, предусмотрительно поставленный мной ещё в самолете, зазвенел, чтобы моя задница отодралась сегодня от дивана и потащилась на линейку. Мистер Марк объяснил, что теперь мы ученики 11 «Б» класса одного из обычных московских лицеев, в который нас когда-то много лет назад определили в первый класс. Да, нам хотелось именно туда, ведь в Москве полно элитных школ, но нам и здесь хорошо. Я открыла сообщение, которое прислал на мой «ящик» дядя Марк, с нашим расписанием и временем, когда надо быть уже на линейке. Черт возьми, она в половину одиннадцатого! Я ещё могла поспать! Блин, ладно, в кровать обратно нельзя, иначе просплю, так что позвоню папе, скажу ему, что мы долетели без приключений и уже дома, потом пойду состряпаю нам с Максом завтрак и растолкаю его, проспит ведь все на свете.
Я спустилась вниз. Поудобнее устроилась на стуле на кухне. Хотела на диване, но он в пыльном чехле, который мне ещё снимать и пылесосить. Что поделать?! Клининг – это для меня дорого. Вернее сказать, для Полин Сарториус ничего не стоит, а для Поли Денисовой – бешеные деньги. Я знаю, папа приучил нас, что время Макса и Полин, которое они на кого-то или на что-то тратят, очень дорого, поэтому проще было бы воспользоваться услугами клининговой фирмы, но мама всегда убиралась сама и нас заставляла. Чувство гордости за себя, когда отмыл все в доме до блеску своими ручками, – бесценно. Итак, папа. По приколу я звоню ему по видео-звонку. На календаре у нас суббота, так что он отсыпается у себя в «берлоге» и, возможно, поворчит из-за того, что никто не набрал ему сразу по прилете в Москву. Шли длинные гудки. Никто не брал. И тут! Бац, сонное лицо папы появляется в экранчике моего айпада.
– Проснись и пой, сонная пташка! – шёпотом, но с восклицательной интонацией говорю я, хотя спать мне хочется не меньше, – Пап, ты там живой?
«Полин, могла бы позвонить мне потом, после линейки. Я точно проснулся бы к тому времени. Наверное, точно. Как долетели, милая?» – бубнит папа, явно пытаясь разлепить глаза, но нет, сон его не отпустит часиков до двух дня. Что поделать, у него очень нестабильный, напряженный график, много работы.
– Не впадай в спячку, ещё рано, папа. – зеваю я и иду на кухню за кофе и поиском еды, которой, черт возьми, нет, – Только не это! Пап, а что надо делать, чтобы не померить с голоду?
– Взять в ручки телефон и заказать доставку пиццы. Самый банальный вариант. Мы так с мамой делали, – хохочет папа и кряхтит в трубку, наверное, потягивается там на кровати. – Ещё ты можешь одеться и сходить в магазин, если не ищешь легких путей.
– О? Ого, ты знаешь в этом толк, папочка, – просияла я и начала рыться в шкафчиках, – Можешь мне дать совет?
«Какой? – насторожился папа и в то же время обрадовался тому, что я у него спрашиваю, – Полин, у вас с братом точно все в порядке? Я знаю о Максе и Вики, о тебе и Дэниеле и вашей ссоре. Саманта испортила вам жизнь в школе, так ведь?»
– Да, пап, ты прав, но лучше не напоминай Максу о Вики. Он, эм, мягко говоря переживает до сих пор, просто не показывает этого и делает вид, будто все тип-топ. Лучше не бывает, – тяжело вздыхаю я, раз уж папа поднял эту тему, и решаю договорить, все равно только ему ничего не объясняла, – Папочка, ты только не волнуйся, лады? На самом деле в нашей жизни все нифига непросто еще со смерти мамы: её смерть, ты, наша неприязнь к тебе, Элен, Самианте, новой школе, всем этим богатеньким испорченным детишкам. Это сложно, слишком сложно, когда тебе всего десять лет. В восемнадцать-то тяжело. Конечно, мы тебя простили, ты не подумай, но мы хотим быть самими собой. Лучше, чем богатеи, живущие на нашей улице.
Папа долго молчал. Он специально? Я долго не могла сказать ему этих слов в лицо.
«Полин, что я опять сделал не так? Наверно, мне стоило остаться с вами в России. Не увозить вас в свой дурдом. Как ваш отец, я облажался в тысячный раз. Прости, я не мама и не смог тебе ее заменить. Я просто неудачник с мешком денег, но я всегда был в курсе твоих проблем и пытался помогать тебе их решать.» – бубнит в трубку папа.
– И как именно, волонтёр-доброволец? Про Диснейленд и не напоминай, это был не самый лучший вариант улучшения наших отношений. – относительно спокойно говорю я и продолжаю, – Ты все равно знаешь, что наша семья разрушена Элен и Самантой. Прости, пап, все слишком запуталось за эти восемь лет. Летом у меня было ощущения, что я стою на табуретке, а на шее затянули петлю. Осталось только спрыгнуть. Вот у тебя не было такого?
«Было, Принцесса. Когда женился, мне казалось, что петля жмёт шею. Когда Элен затащила меня в постель, понял, что встал на табуретку. Когда умерла мама, я с неё спрыгнул. Поэтому никогда не прыгай, Полин. Прыгнув с неё, ты рискуешь потерять близких. Я чуть не потерял тебя. Это по-настоящему страшно.» – сказал он весьма задумчиво.
– Не собираюсь даже. – уверенно бубню я и немного тише добавляю, – Пап, после того, как ты «спрыгнул», сейчас тебе лучше? Ты не чувствуешь себя одиноким? Это… Это может показаться странным, но мне жаль, что мы заставили тебя «спрыгнуть». Понимаешь?
«Я и сам хорош. Молчал и не хотел трогать вас с братом. Мне казалось, что, если я дам вам время, вы сами справитесь. Но на самом деле я просто боялся подойти к вам. Я очень хотел услышать, как вы говорите, что ненавидите меня, и, когда услышал, предпочёл дальше вас не трогать.» – признался папа, тяжело вздохну. На заднем плане я услышала некий «ба-бах». Это он плюхнулся на кровать, наверное.
– Не парься, пап. Это уже бесполезно. Ничего не изменить. По крайней мере ты потом начал пытаться. – бормочу я, не собираясь грузить отца дальше, – Странный какой-то разговор получился. Я не думала, что скажу тебе так много, но я все равно рада, что мы поговорили. Теперь все так.
«Тогда, раз уж я не могу выбраться на вашу линейку, пришлите мне фотографии. Я хочу на вас посмотреть. Пока я не забыл, ваши машины приедут завтра.» – расслабился папа.
– Ну зачем? Это ж дорого! – ворчу я, – Лады, скину.
«Это моя проблема, Принцесса не твоя.» – шепчет папа, засыпая снова.
– Опять в спячку?! – улыбаюсь я, – Окей, спи. А я заказывать себе завтрак.
Папа уже не ответил. Уснул. Как обычно. Если он устал, его не разбудить ничем. Это факт. Папа проспит даже конец света.
Глава 3. Как все
Я просто хочу быть как все. Я хочу быть Полей. А эта гимназия или лицей? Черт, не помню. Ну, не суть важно. Я просто хочу расставить все точки над «i». Хочу найти себя. Разобраться в этом комке из событий. Где был перелом? Мы всегда были детьми мультимиллиардера? Да, всегда, но раньше мы не были настолько извращенными обществом, зависимым от денег. Для счастья им нужно много денег и роскоши. Хруст банкнот. Стремиться жить в достатке – это хорошо, однако для людей, с которыми я встречалась каждый день, существует какое-то испорченное понятие «достатка». Им надо слишком много, и «много» переросло в зависимость, в бесцельные траты, на которых умные люди зарабатывают свое богатство. Я люблю своего отца, хотя и он бывает чересчур расточителен. Конечно, он знает цену деньгам, которые ему удаётся зарабатывать в огромных количествах. Его научила мама, у которой столько не было и хотелось в пределах разумного. Макс думал обо всем этом так же, как и я, ему не нравятся жадность и разврат. Почему разврат? Потому что деньги развращают человека вседозволенностью. Он это понял, раскрыв предательство Вики. Она разбила ему сердце. Забралась в душу, разворотила в ней все и бросила, наигравшись. Я не верю в любовь с первого взгляда. Ты не знаешь человека, которого «любишь». Как можно полюбить незнакомца с первого взгляда? За красивую внешность? Это глупо. Внешность не привлекает внимание так сильно, как может яркая, самодостаточная личность. У Вики была сильная личность и внешность, но по меркам богатых она была слишком бедной. Её семья всего лишь владела маленьким рекламным бизнесом, приносившим хороший доход, хотя, стоп, об этом чуть позже.
Макс предпочёл ехать на своей машине. Да, мой брат тоже имеет водительские права. Папа позаботился о нас и к первому учебному дню перевёз из Европы наши авто. У него опять же денег хватает на это. Впрочем, расточительно. Слишком расточительно. Где экономия?! Завтрак я сготовила быстро. В школу накрасилась еще быстрее: лицо для свежести припудрила, губки подкрасила, ресницы тушью для удлинения намазала. Все. Одет. Готов. Накрашен. Последний перед выходом взгляд в зеркало. Вроде бы неплохо. Клетчатая удлиненная жилетка и чёрная юбка-карандаш, а снизу поддета белая рубашка с высевкой на воротнике. А юбка не слишком короткая? Ладно, переодену такие же клетчатые серые брюки. Вообще, это был дорогущий костюм. В мире богачей если папа покупает нам относительно недорогие вещи – значит на нас экономит, а это недопустимо. Признак вопиющего пренебрежения детьми и финансовых проблем.
Богачи фыркают и боятся произносить слово «бедность». Оно у них, как в «Гарри Поттере», под строжайшим запретом. Дурацкое восприятие жизни с их стороны, не так ли? Макс уже ушёл. Не стал ждать меня. Что ж, хоть завтрак съел. Иногда мне кажется, что он отдаляется от меня, черт, ото всех! Это пугает, если честно, но я знаю, что Максик так переживает свои проблемы внутри себя. Папа такой же. Он никогда не скажет, что на самом деле по уши в… Вы и сами поняли в чем. Ему проще сказать, что все отлично, чем выложить всю правду о своём грандиозном шухере. Я притащила Макса в Россию отчасти, чтобы дать ему время переосмыслить происходящее и понять, кем он хочет стать. Я тоже должна подумать, но помимо моего «подумать» мне надобно в школу.
Закрыв на ключ квартиру, я обменялась приветствиями с тетей Нюрой и пошла искать свою машинку. Если верить СМСке от мистера Марка, то машины пригнали из аэропорта и поставили на платную стоянку где-то рядом. Ключи у меня с собой. Парковка оказала в двух шагах от дома. Двухъярусная. Охраняемая. Я назвала номер машины. Сторож недоверчиво назвал мне номер парковочного места – 17В. Пришлось подняться наверх. Моя крошка уже ждала меня. Завела. Поехала. Навигатор мне в помощь. До школы я доехала быстро. Удивительно! Я припарковалась за углом. Вылезла. Пошла. Как я уже говорила обычный лицей. Зашла в кабинет. Максик уже сидел за партой, отбиваясь от толпы девушек. Он вёл себя совсем незаинтересованно. Они ему не интересны.
Я села за последнюю парту, дожидаясь звонка. Никто ко мне не подходил и не собирался. Я в наглую достала телефон из кожаного рюкзачка и начала снимать сторис для «Инсты». Этот аккаунт я завезла очень давно. Вернее – не я. Мы. Макс и я. Причиной для создания личного блога десятилетних детей, стал фатальный перелом в их семье. Мама умерла очень неожиданно. Она была здорова, как нам казалось. Мы не знали, что у нее болело сердце очень давно. Мы узнали об этом только после похорон от отца, увидев кучу таблеток на столе, которые он судорожно выкидывал в мусорку. Папа сорвался перед отъездом. В десять лет нам показалось, что он сбрендил и злится из-за того, что ему теперь придётся самому заботиться о нас, а он не хочет. В восемнадцать же мы считаем, что, да, он был зол, но не на нас, – на себя за то, что позволил маме умереть, что дал их отношениям испортиться и разрешил себе сдаться. Если мама не хотела его прощать, надо было настоять, добиться любой ценой. Он же отступил, а маме гордость не позволяла. Она была человеком глубоко принципиальным, не идеалистом, но старалась соблюдать свои правила, и нас им учила. Во-первых, никогда не врать. Во-вторых, не делать того, к чему не лежит душа, а если и делать, то только по сильной нужде. В-третьих, не искать выгоды в любви. Она говорила, что это цинично, эгоистично и дёшево. В-четвертых, не делать ни зла, ни добра другим, чтобы потом не огрести по самое нехочу. В-пятых, ответственно и серьезно подходить к своим обязанностям. В-шестых, отвечать за свои слова и поступки. В-седьмых, Ни в коем случае не разрушать чужое счастье, чужой брак, чужую семью. И именно этим принцип она поступалась всю жизнь.
Мама влюбилась в папу еще до его женитьбы на Стерве. «Миссис Стерва» – кодовое имя Элен, официальной жены нашего отца. О ней позднее. В любом случае она тоже внесла огромный вклад в разрыв наших родителей, когда забеременела и заявила об этом прессе, но ребенок не папин. Он не может иметь детей в нормальном состоянии или обычном понимании этого слова. Скажем так, это его один из главных скелетов в шкафу, который он прячет за семью замками. Никто не знает кроме его лучшего друга и нас с Максом. Нам наконец сообщили об этом случайно, когда мы вынудили папу Признаться в этом в процессе ссоры. Нас чудом зачали в пробирке путём ЭКО. Мама проходила через эту процедуру Целых три раза. Папа её любил. Он клянётся в этом каждый раз, глядя Элен в глаза. Это серьезное заявление для этой ведьмы. Он признавался в этом публично. Наш отец сделал все, чтобы не запятнать честь мама, чтобы сохранить ее доброе имя.
После маминой смерти Элен хотела разрушить её светлый образ. Это низко. Мы ненавидели эту женщину. Мы еще сильнее презирали отца, который струсил и попытался уйти от проблем, сделав так, как просила мама. Она попросила оставить её в покое. Тогда ей надоело враньё, в котором она жила. Папины обещания развода с Элен. Его клятвы в любви и верности. Все коту под хвост. Сейчас мне восемнадцать лет. Я повзрослела и стала умнее. Я не осуждаю свою семью. Я люблю её такой, какая она есть, но нужно смотреть правде в глаза. В произошедшем виноваты и мама, и папа. Оба наших родителя попытались избежать проблем. Отделаться малой кровью, а в итоге потеряли друг друга навсегда. С этого начался блог «Max&Pauline_live». С попытки двух глупых детей насолить ненавистному отцу, бросившему их на три года.
«Max&Pauline_live» со времнем начал набирать популярность. Мы презирали отца, ту расточительную жизнь, общество богатеев, в которые он нас запихнул, что начали выкладывать backstage безбедных будней Ричарда Сарториуса и всех, кто хоть как-то вторгался в нашу жизнь. Людям это нравилось. Ролики с придирками, визгами и воплями Элен набирали сотни лайков. Они взрывали сеть, а потом пресса начала публиковать разгромные статьи о ней. Мы мстили за нашу маму. Эта женщина долго накидывалась на нас с обвинениями. Папа ругался тоже, потому что не мог в целях воспитательного процесса поощрять нашу выходку, но и не кричал особо. Мы были наказаны. У нас после этого чуть не отобрали телефоны. Мы все равно снимали «Max&Pauline_live», даже когда их отбирали. Блог будет жить, потому что нам он нравится. Макс снимает. Я снимаю. Наша лента полна сторис из жизни. Наши восемь лет прошли бок о бок с этим блогом. И мы продолжаем, ведь нас признали публичными личностями.
Мой подняты вверх телефон заметили девчонки. Я прищурилась: мажорки иль простолюдинки? Очевидно первое. Этот лицей полон таких, но нужно отметить они не сравняться уровнем моей частной школы. Так, ничего особого. Лают и не кусают, а если и кусают, то банально, не изощренно и, уж тем более, тонко. Одна была в мини-юбке, которая едва прикрывала задницу. Вторая, видимо, не умеет застегивать пуговицы на рубашке. Третья же перестаралась с бровями и стрелками, хотя, нет, её в принципе не мешает умыть. Столько штукатурка! Мини-юбка облокотилась на мою парту:
– Что это мы тут снимем? – она попыталась выдернуть у меня из рук телефон, – А Полька-иностранка!?
– Меня зовут Полин, – дружелюбно улыбнулась я и навела на нее камеру, – Несколько слов для моей инсты?
– Хмф, еще чего. Я не общаюсь с такими выскочками, как ты, – она отвернулась и как бы случайно скинула мои вещи на пол, – Ой, прости. Ну, ты ж подберёшь или сейчас прибежит твоя гувернантка?
– Может и прибежит, но только сексапильный гувернёр с голым торсом, – парировала я, а пацаны свистнули, и Макс засмеялся, – Или ты хочешь увидеть моего невинного младшего братика без верха?
– Полин, хватит совращать мной девственниц. Тут у половины класса кровь носом пойдет и уши покраснеют, а мы этого не хотим, – подыграл Макс, помогая мне успешно вклиниться в местную бабскую иерархию, победив главную стерву, – Они не доживут до физры из-за тебя.
– Извращенка! – завопила девчонка, тыкнув в меня указательным пальцем, и раскраснелась, картинки голого Максика-то перед глазами замелькали, иначе бы в них не заиграло огоньков саблазна, – Фу, озабоченная шлюха!
– Так извращенка или иностранка? – уточнила я, наведя на нее камеру, – Заметим, почему-то щеки покраснели у тебя.
– Ты! – она смерила меня злым взглядом и удалилась куда-то поправлять нервишки, – Коза!
Макс подошел ко мне и задорно улыбнулся своей фирменной ухмылочкой:
– Друзей еще завести не успела, а врагов нажила. Прям как в старые добрые времена, sis. Не зря папа тебя называет хулиганкой! – засмеялся он и представил своим новым друзьям, – Поли, это Виктор, Денис и Евгений.
– Nice to meet you, – слегка улыбнулась я, чтобы этот жест дружелюбия не показался флиртом, и по-деловому пожала им руки, – Полин, старшая сестра этого тихони.
– Кхэм, на пару минут старшая, – поправил меня Макс, – И кто это был?
– Сильно ты её, – сказал темно-русый среднестатистический парень с зелёными глазами, как известно, – Денис, – Киру еще никогда так словесно не избивали.
– Да бросьте, по её мини-юбке видно, что она хочет основательно секса с альфа-самцом. Чтобы одни мускулы и ни грамма мозга, – пожимаю плечами я и поднимаю с пола пенал и рассыпавшиеся ручки, – По-моему, её подруженции хотят того же и чувствуют себя неполноценными, замазывая свои недостатки штукатуркой да напихивая в лифчики пуш-апы.
– А ты типо нет? – окинул меня взглядом такой себе мускулистый кареглазый блондинчик или Виктор и остановил взгляд на моем декольте, а Макс-защитник собирался ему вдарить.
– Чего нет, как видишь, того нет. Я привыкла самоутверждаться другими методами, – сажусь за парту я и смотрю Виктору в глаза, чтобы заставить его оторваться от моей груди, которой нет, зато фигура «песочные часы», шикарные бёдра и задница.
– Например? – поинтересовался Денис, но училка, как по приколу, зашла вместе со звонком.
– А например вам расскажет Максик. Так, брысь, – гоню их я и машу руками в сторону парт, – Не мешайте мне впитывать знания.
Макс хмыкнул и пошёл к своей парте. Я обратила внимание, что за все время разговора молча стоял и наблюдал за мной только Евгений. Он смотрел на меня. Мерно. Взвешенно. Отрешенно. Я не была в его рассудительных глазах сексуальной блондинкой, с которой можно переспать, если постараться. В частной школе парни смотрели на всех девчонок таким взглядом. Это было совершенно обыденно. Странно, когда на тебя так не смотрят. Похотливые огоньки в глазах у каждого парня с шалящими гормонами и мешком денег, на которые он может купить все и вся. Евгений нет. Он был другим. Отличался. Взгляд его голубых глаз наполнялся осознанностью, глубокой мыслью. Я знаю всего одного парня с таким же взглядом. Нет, это не Макс, если вы о нем. И не папа. Они, конечно, мои самые дорогие люди. Я их люблю за благоразумие, рассудительность, расчетливость и честность, хотя в папе и Максе множество качеств, за которые им просто цены нет, но это немножко другое. Нечто более тонкое. Точно! Состояние души. Это можно назвать состоянием души. У меня был лучший друг, который умело давал советы, подмечал тонкости, знал, чего он хочет от жизни и как правильно ею распоряжаться. Состояние души, когда человек мыслит глубже других. Относиться к окружающей действительность с аналитической точки зрения, редко поддаётся мнению толпы, потому что дорожит только своим. Да, его тяжело переубедить, спор с ним требует сильного, стойкого характера, но это возможно. Именно по этой причине мы поссорились. Ладно, на досуге и до этого доползём.
Вообщем, Евгений сел за третью парту среднего ряда вместе с Виктором. Я же довольствовалась одиночеством на последней у окошка. Училка начала трындеть на ломаном английском. Где она ставила такое отвратное произношение?! По ней сразу видно, что эта женщина никогда не слышала речь англоязычного европейца. Я слышала. Макс слышал. Мы можем позвонить папе, и он наглядно продемонстрирует величину её неграмотности. На вид некой Ларисе Львовне Николаевой было сорок с большим таким хвостиком, но чутьё подсказывает, что ей было меньше на самом деле. Так себе тетка. Совсем не стильная. В длинной монашеской юбке почти до середины икр. В очках. И с пучком на голове. Боже, в комбо с толстой задницей просто застрелиться. С первых минут она не особо мне понравилась, и по катанию от скуки ручки туда-сюда по парте я поняла, что Макс со мной солидарен. И это не есть хорошо. Хуже всего, когда Макс скучает. Обычно он становиться безразличен к тому, что ему не нравиться. Вылитый наш папа.
Англичанка накинулась на меня с первых секунд. Она доставала и других абсолютно тупыми вопросиками. Наверное, самым нормальной и логичной оказалась просьбой рассказать про лето каждого. Мои одноклассники говорили неохотно, из чего следовало, что никто в этом классе не знал языка и не собирался начинать. Нас с Максом оставили на десерт и заставили рассказывать не только о лете, но и о себе.
