Текст книги "Бумажный зáмок (СИ)"
Автор книги: Mut-Em-Enet
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Пролог
Лиза
Я стою среди знакомых и незнакомых людей, и не понимаю на каком я свете. Сегодня именно тот день, когда мой мозг отказывается что-либо воспринимать.
И сегодня я похоронила самого дорогого и близкого мне человека – мою маму!
Меня зовут Элизабет. Элизабет Айскра или Лиза Искра, как называла меня мама, в той, другой жизни в далекой стране. И я осталась… Осталась совсем одна…
Что ж за чушь лезет в голову? Да как же одна – у меня же есть младшенькие двойнята – Ник и Майя, мой брат по отцу Эй Джей, бабушка, тети Вал и Джесс, дядя Майкл (правда живет он за океаном, и я вижу его очень редко), Вил.
И невзирая на такое обилие родни, я круглая сирота: десять лет назад от рака буквально за пару месяцев сгорел мой отец, глава «Айскра Корпорейшен», предприниматель, меценат и миллиардер Алекс Айскра. А сегодня спустя девять лет после его смерти и моя мама Маша, язык не повернётся назвать ее Мэри. После смерти отца, как бы не было плохо моей маме, ведь столько навалилось, а и еще рождение двойнят, поиски нового дома для нашей семейки, работа, она ни разу не дала нам, детям, понять, что ей тяжело.
Я запомню ее такой навсегда: улыбающейся, легкой. И только ее голубые глаза, у нас всех глаза серые, как у папы, могли выдать ту печаль, которую она хранила в своем сердце. В своем больном, израненном сердце, которое не смогло выдержать…
Благодаря хорошей учебе мне удалось окончить школу экстерном, и я поступила в колледж. В тот день я приехала домой навестить маму и двойнят. Уже как полгода я снимала уютную квартирку в Вильямсбурге. Не хотелось мне Манхеттена и Верхнего Ист-Сайда, где выросла. Хотелось почувствовать настоящий Нью-Йорк во всей красе.
Я приехала как раз к завтраку.
– Мам, я дома!
Она обняла меня и поцеловала в висок. Такая хрупкая женщина, такая красивая. Я понимаю, почему папа не мог отпустить ее. Они даже разводились…. Когда-то давно… А потом снова поженились. Да, у моих родителей еще та история. Но сейчас не об этом…
– Лиз, я не приму отказ от завтрака, мой руки и садись, – она указала на стул.
– Я и не собиралась отказываться, а где эти мелкие спиногрызы?
– Не называй так брата с сестрой, и пусть еще поспят, а то снова сидели на телефонах до утра. Как их отучить от этой напасти?
– А ты забери эти чертовы мобилки!
– Во-первых, Лиза, не поминай черта, а во-вторых, с тобой же это не помогло!
– Ну, мам, как знаешь, – потянулась к бекону, – а угадай, чего мне сейчас хочется больше всего?
Мама вопросительно на меня посмотрела.
– Хочу того печенья, которое печет Мисси, у нас может где-то завалялось?
– Сейчас посмотрю.
Мама подставила табуретку. С ее ростом ей видимо часто приходилось прибегать к подобным уловкам, поскольку все в нашей кухне было расположено достаточно высоко. Ловко взобралась на нее и достала коробочку с печеньем. Потом резко спустилась, поставила на стол печенье и осела на стул, наклонив голову набок.
– Мам, тебе плохо? – я кинулась к ней.
Она слабо погладила меня по щеке:
– Сейчас… Лиз, все пройдет, – я ощутила, как ее рука стала слабой. Мама слегка прикрыла глаза.
И больше их уже не открыла. Я дергала ее, била по щекам, но все тщетно. Она не реагировала.
Я не могла поверить и не знала, что делать. Звонить в 911? Да, нужно. Только ни кричать, ни кричать…. Не хочу, чтобы двойнята это все видели.
Коронер констатировал смерть и начал расспрашивать меня о том, чем болела мама. Но я стояла и даже не могла ответить – меня душила боль. Эх мама, мама! Ну почему ты меня оставила, почему??? Ты столько пережила и решила уйти именно сейчас??? Так Лиза, мама меня учила, что в любой ситуации нужно держать лицо и быть сильной. Но сейчас, Бог – свидетель, мне было не до ее наставлений.
И дальше, дальше все было как в тумане: тихонько разбудила двойнят и понеслось. Спасибо Вал, которая приехала по первому же моему звонку, а то бы я наворотила делов.
С мамой пришла попрощаться какая-то неимоверная толпа, я даже не знала, что у нее столько знакомых и друзей. Но страшнее всего мне было наблюдать за бабушкой, как и я, она еще не осознала происходящее. Как-то в раз она сгорбилась, осунулась и постарела. Я обняла ее за плечи.
– Лизочка, как же вы теперь будете??? Машенька, ну зачем ты???? – ее слезы просто сбили меня с ног.
– Бабулечка, все будет хорошо! Я уже большая и справлюсь, ты только не переживай.
– Да как же, Лизонька, как же не переживать… Эх Машенька, – и она снова стала причитать, – что ж ты спешила-то так со своим Алексом увидеться, что деток оставила???
Мне хотелось убежать, забиться в угол и выплакать свою боль. Но… теперь подобное себе я не могу позволить.
– Бабулечка, зато теперь мама и папа будут нашими ангелами хранителями.
И не сдержалась… Слеза покатилась по щеке… Может быть бабушку это сказочка про ангелов немного отвлечет.
Перевела взгляд на двойнят, надо их уводить отсюда. Не надо, чтобы дети видели все это. Они стояли как двое черных котят и испугано смотрели по сторонам. Заплаканные и сонные.
– Котята, давайте я скажу Маркусу – и он отвезет вас домой или может куда-то погулять хотите?
Ник надул губу:
– Бетти, мы хотим попрощаться с мамой, а то потом ее закопают, и мы больше ее не увидим.
Майя просто всхлипнула. Я подвела их к гробу, пока все рассаживались.
– Спи, мамочка, – Майя положила руку на мамин лоб. Мне захотелось отвернуться, не видеть этого… И забыть… Навсегда забыть.
Началось прощание: люди говорили, и говорили, и говорили. Про мою маму, вроде она не лежит в черном гробу, а просто сидит и улыбается в этом зале. Живая… Но больше всего меня поразил дядя Майкл, который чуть не опоздал на церемонию, из-за задержки рейса. Говорил он с сильным британским акцентом и я не всегда могла разобрать его слова, но, когда в конце он перешел на русский, я отчетливо понимала каждое слово. Он прочел какой-то удивительный стих, что-то там про Гомера и паруса, и даже те, что не понимал ни слова по-русски всплакнули.
На кладбище я сопровождала бабушку, я боялась, что она просто сломается под тяжестью горя.
И когда на мамин гроб упала первая горстка земли, я поняла, что обратной дороги нет. Захотелось броситься на этот гроб, достать ее и еще раз обнять. Просить прощения за свою грубость, что не приезжала на обеды, когда она ждала, за каждую морщинку…
Лиза, держись, так бы она сказала…
И сейчас я стою посреди толпы и все еще не понимаю происходящего. Ко мне подходят какие-то люди с соболезнованиями, но слушаю их вполуха и скорбно киваю. Мое одиночество среди других людей становится осязаемым и накрывает меня невидимым колпаком.
Саундтрек: Lauren Daigle – You Say
1. Бедная сиротка
Мэтью
Я скольжу взглядом по огромном прощальному залу. Люди в черном напоминают стаю ворон. Ну как же, где смерть, там и вороны! Буквально протискиваюсь через толпу.
– Мэтью, – кто-то окликает меня, – Мэтью, я тут! И вижу самого великого и ужасного Майкла Боярского, его грузная фигура возвышается почти над всеми в зале. Я знаю Майкла уже девять лет, и он чертовский крутой чувак. Когда я переслал ему свою рукопись, будучи тогда еще затюканным журналистишкой захудалого журнальчика, я даже не ожидал, что он ответит. Но я знал к кому обращаться – только к лучшим.
– И ты тут?! – его британский акцент меня немного забавляет.
– Ну как я мог не прийти, – почему-то виновато улыбаюсь.
Как же мог не прийти? Новость о ее смерти просто вырвала землю из-под моих ног. Ведь накануне мы еще виделись, и она наставляла меня по поводу новой книги, журила за излишнее словоблудие. Она всегда знала как нужно…
Девять лет назад меня прислали в «Айскра Паблишинг» взять интервью у его собственницы. Мне не очень хотелось встречаться с расфуфыренной матроной, которая будет разглагольствовать о том, как она круто ведет бизнес. Но когда меня провели в кабинет Миссис Айскра, я замер… Стоял, как мальчишка у доски, и не мог произнести ни слова. Вот поверьте, мне это вообще не свойственно. Нет, она не была похожа на тех, с кем я обычно имел дело. Не надменности в голосе, не гонора во взгляде. Передо мной стояла умопомрачительно красивая, хрупкая женщина, возраст которой мне определить так и не удалось. Это уже потом я все разузнал… Я стоял как вкопанный и просто пялился.
По-моему, она заметила мой ступор и жестом пригласила присесть:
– Пока Вы не начали записывать, давайте уточним конкретную тему нашей беседы – произнесла она голосом, который мне тогда показался музыкой.
– А давайте начнем с того, – предложил я дерзко, – что Вы расскажите мне немного о себе?
Потом я корил себя за непрофессионализм, но тогда такой вот флирт казался мне нормой.
Она улыбнулась:
– Что бы Вы хотели знать? Спрашивайте…
– Ну вот Вы, к примеру, замужем? Вопрос звучал совершенно по-идиотски и мне бы следовало вначале подготовится и больше разузнать о моей собеседнице.
Видимо вопрос ее смутил:
– А какое это имеет значение? Меня предупредили, что это будет статья об «Искра Паблишинг»…
Как она смешно произнесла: «Ис Кра».
Я замялся, но только на секунду:
– Чтобы понимать, как человек строит бизнес, мне надо понять каковы его жизненные устои, ведь чаще всего как человек ведет себя в кругу семьи, он так же, даже пытаясь что-то утаить, ведет себя и на работе.
Фух, выкрутился…
Но, по-моему, ее не совсем устроило моё объяснение:
– Ну и горазды же Вы сочинять, – она еще раз улыбнулась, – Вам с такой фантазией романы писать нужно, а не статьи в журнал…
– И это значит, что я пришел по адресу? – я шел ва-банк.
– Давайте так, сейчас пройдемся по нашей теме, Вам же статью сегодня нужно сдать?
– Можно и завтра, – улыбнулся…
– Все равно, давайте вернемся к нашим баранам. А после я Вам дам визитку человека, которому Вы сможете направить свой будущий роман (если решитесь). И он Вам точно скажет, выйдет ли из Вас писатель или нет. Только предупреждаю – он строг и неумолим, и иногда не подбирает выражений. Будете ему писать, обязательно укажите, что визитку Вам дала Маша.
Маша! Какое чудное имя!
После интервью она, как и обещала, протянула мне визитку.
– Удачи Вам, Мэтью Лавлесс[1]. Все интервью хотела спросить откуда у Вас такая удивительная фамилия? Вы прямо как тот коварный герой[2] из «Клариссы» Ричардсона.
– За такую удивительную фамилию, как Вы выразились, я могу благодарить отца-англичанина…
Она снова улыбнулась, и даже мне показалось, начала со мной флиртовать:
– Ну Вы же не такой?
– Кто знает? – я протянул ей руку, и она живо ответила на рукопожатие. Ее кожа была такой мягкой и теплой, что я дольше положенного задержал ее маленькую ручку в своей лапище.
И позже каждый раз, когда мы виделись, я вспоминал ту ее первую улыбку. Такую теплую. Она экзотическим цветком распустилась в моем сердце.
После того интервью я перечитал все про эту женщину. И поразился: родилась в другой стране, в США переехала сравнительно недавно, вдова, 3 детей. Вдова? Вот я дуралей…
А вторым удивлением был ее возраст – я бы даже ставку сделал на то, что никто его не определит с ходу.
И сейчас, когда я видел ее в черном ящике, она больше походила на фарфоровую куклу в подарочной коробке. Вся ситуация мне казалась абсолютно нереальной.
Покойся с миром, Маша!
На кладбище мой взгляд упал на изящную фигурку в черном. Девушка, как потом, понял – дочь Маши! Дочь??? Я про нее слышал и видел ее фото на Машином столе, она маленькая вроде… У Маши такая взрослая дочь? На вид лет 16–17, а там Бог его знает. И правда чем-то похожа, такие же огромные глазищи, но серые. И волосы светлые… Вот только эта Машина дочка, наверное, на голову ее выше. Взгляд невольно скользнул по стройной фигуре. Прям залюбовался. Какая куколка… Да не про меня. Я где-то лет на 16 ее старше? Махнул головой, эй, Мэтью, ты на похоронах обожаемой тобой женщины заглядываешься на ее дочь??? Попахивает извращением, старик!
И после я подошел к девушке, которая просто стояла и машинально кивала соболезнующим.
– Примите мои соболезнования, мисс Айскра, – я заглянул ей прямо в глаза!
И оторопел, сейчас я четко увидел в ней черты матери, такие манящие и желанные. Той женщины, которой я и заикнутся не смел о своих истинных чувствах эти девять лет. И она бы их не приняла, поскольку ее сердце было уже занято.
Мне показалось, что девушка немного оттаяла. На ее заплаканном, но таком прекрасном личике, появилось некое подобие вымученной улыбки и она кивнула.
И я стоял и пялился на эту удивительную грустную девушку, как 9 лет назад на ее покойную мать.
Бедная сиротка! Бедная богатая сиротка! Дочка моей Маши!
LP – Lost On You
______________________
[1] Игра слов на английском «loveless» – нелюбимый или лишённый возможности любить
[2] Сэр Роберт Ловела́с – персонаж эпистолярного романа Сэмюэла Ричардсона «Кларисса», красавец-аристократ, коварно соблазнивший 16-летнюю главную героиню.
2. Мертвым все равно
Лиза
Это что за хрен с горы? Ой, мама б меня убила сейчас за такие выражения. Мне даже как-то неудобно, стоит и смотрит как живой. Ну давай, отводи взгляд! А то мне и так плохо… Я хочу, чтобы меня все оставили в покое, и ты тоже. Кто ты вообще такой? Ладно, не суть, потом спрошу дядю Майкла, я так понимаю, они знакомы. Я уже еле на ногах держусь, а люди все идут и идут! Вот ты, мамочка, устроила! Тебя уже нет, а они, люди, к тебе тянутся до сих пор…
И я снова погружаюсь в свои мысли, из которых меня вырвал цепкий взгляд карих глаз незнакомца. СТОП! Про себя отмечаю, что зависший незнакомец хорош собой, высок и отлично сложен. Не похож на тех мальчиков, которые обычно за мной ухлестывают! Вот только он мне в отцы годится. И снова СТОП! Я не в клубе и не в своей спальне, чтобы думать о мужиках. При том о старых. При том о посторонних. Но что-то в нем определённо есть: такой себе типаж из «Викингов», только волосы короткие. Тю, а говорят девочки подсознательно выбирают мужчин похожих на своего отца. Вот только папу помню уже не так и хорошо, когда он умер мне было всего десять лет. Его черты ускользают из моей памяти. Я больше фото разглядывала, то самое, свадебное, мамино любимое. Нет, этот кареглазый тип определенно на него не похож. Воообще!
Дядя Майкл берет меня под локоть:
– Лиз, надо уже заканчивать, я смотрю ты устала жутко, деньки нелегкие были. Тебе бы отоспаться. А лучше немного отойдешь – прилетай к нам с Ленкой в Лондон. И детей бери. С ними нашему Виллу не будет так скучно.
Я очень люблю дядю Мишу, они с мамой и потом и папой хорошо дружили. Он очень маме помог, когда папы не стало. Встряхнул ее что ли. Мне даже иногда втайне, очень глубоко внутри, хотелось бы, чтобы он стал моим новым папой. Ясно, что покойного Александра Владимировича, он бы не заменил (папа навсегда будет в моем сердце номером один). Просто я видела, как хорошо и легко было с ним моей маме. И я даже спросила однажды, хотя прекрасно знала, что у Майкла есть его Элен:
– А почему вы с дядей Майклом не поженитесь?
Мама засмеялась:
– Ну что ты такое говоришь, у него ж есть Леночка и Вилл! Многоженство вообще-то уголовно наказуемо! Ты взрослая девочка и должна понимать, что мы всегда были друзьями и друзьями и останемся, надеюсь. Да он почти нам с тобой и двойнятам родня. Так что не выдумывай глупостей и не ляпни хоть при нем!
– Я знаю, почему ты за него замуж не хочешь?
– Лиза, остановись!!!!
– Это все папа, верно?
Мамины глаза погрустнели, но не один мускул на ее лице не дрогнул…
– На танцы иди! Сваха малолетняя.
И больше мы к этому разговору с ней не возвращались.
Я даже дальше и представить не могла какого-либо мужчину рядом с моей мамой. Мне казалось, что не один из ее воздыхателей, которых было не мало, не был ее достоин. Да и она никому не раздавала авансов и даже близко не подпускала к себе.
Помню как-то какой-то не в меру экзальтированный саудовский наследник прислал нам 15 корзин с розами. Мы с малыми радовались, вроде это было рождественское чудо. Но мама осталась неумолима и к нашему разочарованию отправила все обратно.
Незадолго до ее смерти мы, сидя в нашем любимом кафе, обсуждали моих кавалеров:
– Все ты, Лизка, в этих мальчиках, как в сору, роешься. Один – косой, другой – кривой, у третьего – голос противный… Так и будешь сидеть в девках до глубокой старости, с твоим – то характером.
– Мам, ты во сколько замуж вышла? И у меня еще куча времени….
– Так дело ж не в "замуже" совсем. Любить тоже надо учится…
– Это вот все у вас так!. А хочу посмотреть на мужчину и понять – что он – мой. А учиться буду потом – на ошибках…
– Вот сама не знаешь, о чем говоришь…
– Сама-то ты так замуж после папы не вышла? И даже не попробовала…
– Тут, Лиз, другое, я не могу…
Я посмотрела в грустные мамины глаза и поняла, что разговор пора сворачивать.
Всегда, когда разговор заходил об отце, на ее лице мелькала еле заметная тень и я понимала, как все еще болят ее раны.
Дядя Майкл прав, похороны сильно затянулись. И только я открыла рот, он громко объявил:
– Уважаемые друзья, спасибо всем за то, что пришли проститься с Машей. И пусть земля ей будет пухом!
– Я не очень груб? – повернулся он ко мне.
– В самый раз! И все начали медленно расходится.
Я же подхватила бабушку и дядю Майкла, и мы последовали домой. Все-таки нельзя же детей так надолго оставлять с няней. Для них это тоже все нелегко. Если я хотя бы до десяти лет прожила с обоими родителями, то они еще до десяти – обоих и лишились. Папа их так и не увидел, а тут и мама… И опять у меня начало щемить в груди. Правильно мама всегда говорила, жалеть надо живых, а мертвых… Мертвым уже все равно!
Мы вошли в наш большой и осиротевший дом. Без мамы он казался огромным и неуютным. Встретила нас заплаканная Мисси и тут же сердобольно предложила ужин.
– Спасибо, Вам, Мисси, за заботу, но мы совершенно не голодны и сейчас еще немного покрутимся, и будем ложиться. День выдался очень трудный!
Она понимающе положила мне руку на плечо.
Я окинула взглядом гостиную и на столике обнаружила мамины очки и книгу, которою она видимо читала. В суматохе похорон, я даже не убрала ее и теперь это нечаянное напоминание о ее еще недавнем присутствии просто вывело меня из равновесия. Сделав над собой усилие, я спокойно взяла книгу и очки и положила в шкафчик. А потом на ватных ногах поплелась к Нику и Майе. Они увлеченно, что-то смотрели на экране смартфона. Какие-то ролики про животных… И даже немного хихикали. Хорошо быть маленьким, и горести тогда не такие горькие, и печаль не такая тяжелая. Я даже рада была, что дети отвлеклись.
– Вы спать собираетесь?
Ник уперся руками в бока и отложил телефон:
– Бетти, ты чего командуешь, ты нам не мама!
Я подбежала и начала его щекотать:
– Ну конечно не мама, мама с вас пылинки сдувала, негодников, я ваш страшный сон – угрожающе комичным тоном произнесла я.
Майя тоже включилась в наши «пощекотушки» и мы весело рассмеялись. Ну тут в дверном проеме я увидела бабушку. Она смотрела на нас троих с такой теплотой и мне очень захотелось ее сейчас обнять, пожалеть, как маленькую.
– Так, деточки, ложились бы вы спать, завтра будет новый хороший день!
Я отправила малышей по ванным, а сама пошла позаботится о постели для дяди Майкла.
Перед тем, как пожелать мне спокойной ночи, он подошел и крепко обнял меня:
– Лиза, я понимаю, что никакими словами горю не поможешь, но ты должна быть сильнее Маши, даже если это кажется невозможным. Мы тебе поможем, чем сможем. Но только от тебя сейчас зависит, каким будет твоё будущее и будущее двойнят.
Я посмотрела на него с благодарностью:
– Дядь Миш, (я назвала его, как и когда-то), я Вам обещаю – что буду! Обязательно буду.
3. То, чего нет
Мэтью
После короткого, но пламенного спича Майкла, мне пришлось быстренько ретироваться с похорон Маши. Да и не было сил терпеть эту воронью стаю, и понимать, что самое страшное уже случилось. Встряхнулся и живи дальше! Она бы 100 % мне так и сказала. Если я не смог ничего добиться за девять лет, сейчас вот, правда, поздняк метаться. А пытался ли я вообще ее добиваться?
Вот тут я и сам себе не отвечу. Просто рядом с ней находиться было легко и приятно. И всегда ей был благодарен за участие в моей карьере, за поддержку, когда меня клевали, за советы, а иногда и весьма жёсткую критику. Да мы же спорили постоянно…
Ок, хорош. Пока остановись, а то превратишься в безвольную тряпку от этих воспоминаний.
Если бы меня, как иногда любят журналисты, попросили охарактеризовать наши отношения с Машей, я бы сказал, что они были чисто платоническими и односторонними. Это я хотел, чтобы она ко мне прикоснулась, похвалила, подразнила. А она всегда меня воспринимала не более, чем подопечного, ну и перспективного и, а на тот момент, еще и молодого автора.
Ну, хоть в душе себя похвалю.
Тщеславие мне передалось от моего «замечательного» отца. Если бы это были средние века, меня назвали бы просто бастардом. Коим я по факту и являлся. На момент моего рождения мой отец был надежно женат. И посмею заметить, не на моей маме. Их роман – это классика жанра!
Итак, некий женатый герцог (тут я не приукрашиваю – титул настоящий) до смерти влюбляется в молодую польскую горничную. Теряя от страсти голову, они придаются плотским утехам на еще некогда холодном брачном ложе. И плодом их всепоглощающей страсти становиться хорошенький золотокудрый и кареглазый мальчик. Но коварная жена герцога узнает об измене и начинает строить козни влюбленным. Герцог клянется горничной в вечной любви, но деньги его жены не оставляют ему выбора. Единственное, что он соглашается дать своему незаконнорождённому ребенку – (аттракцион неслыханной щедрости) свою фамилию, которая таинственным образом определяет дальнейшую судьбу мальчика. Горничная покидает замок герцога в слезах и в поисках лучшей жизни отправляется в страну возможностей. Герцог, терзаемый сомнениями, пытается устремиться ей вслед. Но все та же коварная, но законная, жена, отрезает все пути для его отступления.
Нормально изложил? Ну вот финал у этого романа не совсем романтичный. Мой отец попробовал от меня откупится, но вот мама, ничего у него не брала. Всегда работала на четырёх работах, чтобы вначале прокормить и одеть меня, а позже еще и выучить. Часть Бруклина, где я рос не была благополучной: мне иногда приходилось в прямом смысле кулаками пробивать себе дорогу в нормальную жизнь. А мама моя умерла. Она всю жизнь только и делала, что работала. Видела ли она вообще что-то кроме работы? Красивая… Она так и не вышла замуж, хоть и сердилась на своего герцога, не могла ему простить малодушия, но все равно до конца жизни верила, что тот вернется за ней. Моя наивная мама. Да он даже на похороны ее не приехал, укатил со своей благоверной на курорт.
Тогда на похоронах своей мамы, я чувствовал себя так же, наверное, как эта девочка. Совсем одиноким в большом мире…
Ах, эта девчонка, Элизабет, если меня уже не подводит память. За последнее время никто не производил на меня такого впечатления. Может это общая скорбная атмосфера так действует – уже очаровываюсь малолетками.
Срочно надо выпить? Поймите правильно, это конечно не ответ на все проблемы, это выбор. Мне всегда помогает стаканчик хорошего виски: когда я зол, счастлив, пишу или собираюсь соблазнить очередную красотку. Я даже на первый гонорар купил себе двенадцатилетний коллекционной скотч. А Вы знаете? Вот конечно отличный дымный привкус… Но какая к черту разница, чем заливать глаза, особенно, когда ты не можешь в полной мере оценить благородный напиток. Тебе даже сравнить его не с чем! Ты с малых лет пьешь такое адское пойло, от которого в этом огромном городе подохли все крысы. Не вышло из меня гурмана.
Я вхожу в бар на углу. Мой любимый «У Педди». Это настоящая дыра, скрытая от глаз, любителей лощеного Нью-Йорка. Все просто: есть стойка, пару столиков, видавших виды, с зелеными скатертями, на которые так и хочется кинуть сальные картишки и полить их дешевым пивом.
– Шеймус, привет, брат – мне, как всегда!
И молчаливый и угрюмый бармен подсовывает мне стакан сорокаградусной хрени. Я даже не уверен бурбон ли это, а не, например, средство для прочистки труб. Но вот как раз мои трубы и горят – будем прочищать.
Телефон на виброзвонке прям подпрыгивает в моем кармане.
– Общество анонимных алкоголиков слушает, – пытаюсь начать разговор с шутки.
– Мэтт, ты просрочил сдачу рукописи на 2 недели, – на том конце провода (вообще можно так говорить про мобильную связь?) великий и ужасный Боярский пытается меня прижать, – Я тебя уже на похоронах трогать не стал, но смотри, если в срок не будет…. А, впрочем, чувствую, что ты снова в запой собираешься. Уровень твоих шуток – уже явный индикатор.
– Друг, мой Майкл, – пытаюсь острить, – да я ж с дорогой душой. Вот только запал немного иссяк уже.
– Дать бы тебе в морду хорошенько, Мэтью Лавлесс, ты без Маши совсем сопьёшься, и свой, между прочим мною и открытый талант, просрёшь натурально.
– Мистер Боярский, сэр, – нельзя просрать то, чего нет.
– Слушай меня сюда, звезда современной литературы, я еще 3 дня буду в Нью-Йорке, и хочу тебя видеть – трезвого и с рукописью. Где хочешь бери, хоть гвоздиком на коже выцарапывай. Жду звонка.
Бросил трубку. Фу, какой, грубый! Я заказываю второй стакан и уже с интересом разглядываю помещение бара в поисках прелестных и пьяных посетительниц.
Вот те две, еще пару стаканчиков, и вполне сойдут. Куплю-ка я им выпить.
– Мартини девушкам! – картинно машу рукой.
Через час мы уже в моей квартире и нам зашибись как круто. Мы продолжаем полироваться шампанским и планируем заняться недетскими играми. Две девицы готовы меня просто съесть, а мне только этого и надо. Я такой, МАША, вот тебе и ответ!
Пытаюсь скинуть с себя пелену, опять вспомнил. Но глоток шампанского возвращает меня в реальность. Мои брюки на полу, а трусы… Я даже искать не стану. По-моему, эти две девки возомнили себя звездами кино для взрослых. Ну в этом даже что-то есть. Прикрываю глаза, они передают мой член друг другу как трубку мира. Полегче, барышни! Ну вот и чудненько. А только представляю я хрупкую фигурку в черном.
James Brown-This is a mans world
