Текст книги "An Indefinite Amount of Forever (ЛП)"

Автор книги: MotherofBulls

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Гарри приподнял бровь:

– Ты пригласил нас на кружку пива, чтобы обсудить, насколько твой будущий тесть мудила?

– Мне нужно знать, как ему понравиться, – ответил Драко.

– Это легко, – фыркнул Рон. – Просто перестань спать с Гермионой.

– Не вариант, – не задумываясь, отмёл Драко. – Следующий.

– Послушай, приятель, – склонился Гарри с таинственным видом человека, готового поделиться мудростью. – Эдвард – засранец, который беспокоится и всегда будет беспокоиться за Гермиону. Он стал хорошо ко мне относиться, когда я начал встречаться с Джинни – ведь он понял, что я не попытаюсь залезть в трусики его дочери. Он стал хорошо относиться к Рону, когда эти двое расстались. И могу предположить, что такого несравненного придурка, как ты, он презирает до кончиков ногтей.

– Твоя дружба много значит для меня, Поттер, – Драко закатил глаза.

Гарри проигнорировал его.

– Но если ты твёрдо решил продолжить спать с Гермионой… – Сделав паузу, он прищурился: – Это окончательное решение?

Драко недоверчиво сузил глаза:

– Поттер, я заколдую тебя и отправлю обратно к магглам, если продолжишь так жёстко тупить.

– Просто проверяю, – пожал плечами Гарри. – В любом случае, – он прочистил горло, – есть способы заставить Эдварда относиться к тебе с чуть менее высокомерно.

Драко улыбнулся:

– Видишь, Поттер, именно поэтому я тебя и позвал.

– Эдвард, как я понимаю, постоянно задевает тебя?

– По любому поводу, – кивнул Драко.

– Тогда с этого самого момента каждый раз, когда он обратит на тебя внимание подобным очаровательнейшим образом, – Гарри наклонился и заговорщически прошептал, – ты просто будешь улыбаться, кивать и соглашаться со всем, что он скажет.

Рон кивнул:

– Эдвард должен чувствовать, что он альфа. То есть, если он критикует твои ботинки, твою стрижку или работу, просто говори: «Вы правы, Эдвард». Всё, что от тебя требуется, – просто говорить это. Со временем войдёт в привычку.

Драко нахмурился. И эти двое безнадёжных придурков были лучшими из лучших на Гриффиндоре? Это те самые парни, которые убили Тёмного лорда, когда им было по семнадцать, и они не могут дать отпор чёртовому дантисту?

– Серьёзно? И это ваш совет?

– Не благодари, – кивнул Гарри.

– То есть я просто должен глотать дерьмо и благодарить за это? – негодовал Драко. – Вы же в курсе, что для меня это из области невозможного, да?

– Ты попросил совет. Ты его получил, – ответил Гарри.

– Знаешь, ничего личного, но совет дерьмовый. Эдвард Грейнджер умнее вас обоих, вместе взятых, если может заставить так пресмыкаться перед собой. Впрочем, чему я удивляюсь. Это же отец Гермионы. Но, так как каждый день общаюсь с такими же людьми, как он, могу вам с уверенностью сказать: это не поможет завоевать его уважение.

– Кто говорит об уважении, Малфой? – усмехнулся Гарри. – Это всего лишь способ его выносить.

– Ладно, но я не буду этого делать. Я хочу понравиться этому человеку. Заслужить его уважение.

– Ладно, приятель, – откинувшись на стуле, Рон глотнул ещё пива, – увидим, что у тебя получится, на вечеринке в честь помолвки.

Драко застыл.

– Вечеринка в честь помолвки?

– Ну да, – отозвался Рон, вытягивая карточку из кармана пиджака. – Как раз сегодня получил приглашение.

У Драко отвисла челюсть.

– Впервые об этом слышу, – он уставился на приглашение. – Бля-ять, – простонал он, – почему, чёрт побери, Джин не спросила у нас с Гермионой, хотим ли мы эту вечеринку? И почему я узнаю об этом от вас?

– Это сюрприз, – пожал плечами Рон.

– Но ты только что рассказал мне о нём, – сузил глаза Драко.

– Эх, ну что тут сказать? Люблю подбрасывать дерьмо на вентилятор, – отозвался Рон.

Покачав головой, Драко прочёл приглашение:

От Эдварда и Джин Грейнджер

Рады пригласить вас в свой дом в пятницу, 6-го октября на вечеринку по случаю помолвки нашей дочери,

Гермионы Грейнджер

и Драко Малфоя.

Ждём ваш ответ не позднее 29-го сентября.

Будем искренне рады вас видеть!

– Это через две недели! – воскликнул Драко. Он потёр виски, пытаясь уменьшить головную боль. – И я собираюсь породниться с этой семьёй.

Гарри сочувственно прищёлкнул языком:

– Лучше сделай так, как хочет Джин. Если ей хочется называть тебя идиотским прозвищем, просто позволь ей это. Если она хочет записать тебя к парикмахеру, потому что «Серьёзно, дорогой, молодому человеку неприлично иметь такую шевелюру», просто согласись. И если она хочет организовать помолвку, просто дай ей, чёрт возьми, это сделать.

Драко сузил глаза:

– Я уловил девиз твоих взаимоотношений с родителями Гермионы, Поттер.

– И если ты себе не враг, будешь делать так же, – сказал Гарри, откидываясь на спинку сиденья и прихлёбывая напиток. – Кроме того, тебе стоит знать, что вечеринки у Джин обычно тематические – совершенно предсказуемо эта будет сопливо-романтической.

Драко резко выдохнул сквозь стиснутые зубы в неком искажённом подобии улыбки, радости вовсе не предполагающей. Ему хотелось по чему-нибудь врезать. Или кому-нибудь. Или хотя бы оскорбить.

– Знаешь, Поттер, вот в этот самый момент я реально не в себе и молю Мерлина перемотать время назад и не дать мне так легко согласиться быть твоим другом.

– М-да? – приподнял бровь Гарри. – И почему же?

– Потому что обмениваться с тобой оскорблениями это… – Драко сжал кулак, – успокаивает, как ни странно.

Гарри и Рон кивнули.

– Поверь, это взаимное чувство, – ответил Гарри.

– Теоретически, – Драко зловеще улыбнулся, – если бы мы не решили, что мы теперь друзья… я мог бы проехаться по тому, что ты называешь рубашкой. Чисто теоретически, а?

Гарри вздохнул. Почему, чёрт побери, нет? Не для того ли и нужны друзья?

– Ладно. Что там у тебя?

Глаза Драко маниакально блеснули. В первое мгновение на его лице отразилась нерешительность, он будто бы не мог поверить в то, что Гарри собственноручно вручил ему столь заманчивый дар. В конце концов нечто внутри него победило:

– Даже представить не могу, чем ты считаешь этот прикид. Платьем для волшебников? Дурацким недоразумением? А вопроса твоей личной гигиены я даже касаться не хочу…

– Просто выговорись, Малфой…

– На самом деле, все изменения в твоей манере одеваться в последнее время больше похожи на преступление – настолько, что я не могу находиться в одной комнате с тобой без ощущения, что меня насилуют.

– Именно. Хорошо сказано, Малфой.

– А ты, – тут же вцепился тот в Рона, – ты за пятнадцать минут, что мы тут сидим, трижды испортил воздух.

– Эй, мужик, – поморщился Рон. – Ты вроде как им занят, – он указал на Гарри.

– Как такое вообще возможно, Уизли? Ты самый отвратительный человек, которого я когда-либо имел несчастье знать. Само твоё существование – это иллюстрация удвоенного аппетита и способов подавления либидо.

– Эй, притормози. Я не потерплю…

Гарри прервал его, хлопнув по плечу:

– Да ладно, Рон. Ему это нужно.

И Драко продолжил:

– Иногда, когда я задумываюсь о том, что такая прекрасная и умная девушка как Гермиона добровольно проводит время с вами, двумя говорящими бабуинами, я просто разрываюсь между желанием блевануть и желанием вышибить из вас обоих всё дерьмо за то, что по вашей вине она чуть не погибла бесчисленное количество раз.

– Если быть до конца честными, она и втягивала нас в бо́льшую часть этих историй, – пробормотал Рон.

Драко проигнорировал его.

– В лучшие из своих дней вы оба – ярчайшие примеры посредственности. Каждое утро, открывая глаза, я осознаю, что каким-то образом обрёк себя на общение с вами, идиотами, до конца своей грёбаной жизни, и еле сдерживаю желание прокричаться в подушку. Единственное, что меня останавливает, – то, что вторая подушка обычно занята Гермионой, и тогда я напоминаю себе, что должен преобразовать эту энергию в терпение, чтобы мириться с вашим существованием.

Гарри кивнул:

– У меня такое чувство, что он почти закончил, Рон. Кажется, работает.

– И когда она спит рядом, на моей половине кровати, кстати… стягивает с меня оделяло… и её волосы почти преуспели в том, чтобы задушить меня во сне… – его взгляд смягчился, пока он безуспешно боролся с улыбкой, – я понимаю, что готов сделать всё что угодно, лишь бы она позволила просто держать её за руку.

Ухмыльнувшись, Гарри пробормотал себе под нос:

– Сердце Гринча в тот день подросло раза в два.

– И сам факт, что мне каким-то невероятным образом повезло и я проведу остаток жизни с ней, означает, видимо, что мне удалось провести самого Бога, потому что я её не заслуживаю.

– Тут я с тобой соглашусь, – фыркнул Рон.

Гарри тут же пнул его под столом:

– Да помолчи ты, дурень, – и, повернувшись к Малфою и подперев подбородок рукой, он распылялся в улыбке: – Это так мило.

Вздохнув, Драко прикусил губу, изо всех сил стараясь не улыбнуться в ответ.

– И если мне придётся мириться с твоими отвратительными привычками, Уизли, и с твоей манией величия, Поттер… или даже с Джин, упорно коверкающей моё имя, или Эдвардом, медленно стирающим в порошок мою самооценку до тех пор, пока от неё ничего не останется… всё это стоит того, чтобы называть её своей. Она того стоит.

На мгновение после речи Драко в воздухе повисла тишина. Рон заговорил первым:

– Чёрт побери! Малфой! Ты можешь записать это дерьмо? Сьюзен бы с ума сошла, если бы я ей сказал что-то в этом роде.

– Вот видишь, Малфой? – хлопнул его по плечу Гарри. – Нам не нужно сильно нравиться друг другу, чтобы быть друзьями. На самом деле, это было бы даже странновато. Чувствуешь себя лучше?

– Да, Поттер, – усмехнулся Драко. – Спасибо за это. Вам обоим.

– Пожалуйста, – ответил Гарри. – Итак, настало время обсудить важный вопрос: куда вы повесите мою картину?

Драко усмехнулся:

– Твоей картине самое место в мусоросжигателе, Поттер, куда она и отправится вместе с прочим хламом, – он сделал глоток эля. – Ты сильно преуменьшил размеры моего члена.

– Ты больной ублюдок, Малфой, – Гарри закатил глаза.

– А вы двое, – ухмыльнулся Драко, жестом указывая на Гарри и Рона, – пятна позора на добропорядочном обществе волшебников.

Гарри хмыкнул, осушая бокал до дна:

– Сдаётся мне, Малфой, что мы положили начало прекрасной дружбе.

***

Альбус был гордым парнем. Он гордился тем, что учится на Слизерине, гордился умением выпечь пирог с идеальной корочкой – и даже тем, что он Поттер (когда по счастливой случайности отец не забывал надеть чистую рубашку). Как и у любого слизеринца, его запасы самолюбия были бесконечно щедрыми, глубоко прорастали в его натуру и едва ли подлежали искоренению. Именно поэтому Альбусу было нелегко проглотить всю гордость до последней капли и обратиться за советом к единственному человеку в Хогвартсе, из-за которого он скорее бы отгрыз себе руку в обычных условиях, чем просил о помощи.

– Ну и ну. Неужели это мой братец выполз из подземелий, чтобы просить помощи с девчонкой.

Он ненавидел себя за то, что пришёл. Но он сделал это. Уже несколько дней Моника даже не смотрела в его сторону, так что у него не было ни единого шанса искупить свою вину. И, как бы неприятно ему ни было это признавать, но у Джеймса был дар обращать на себя внимание – особенно внимание девушек.

– Иди в жопу, Джеймс, – отозвался Альбус. – Я просто хотел поинтересоваться, как девчонки тебя выносят.

Это была одна из величайших загадок. Магия – это чертовски просто и понятно. Феи, кентавры, призраки, гигантские кальмары – почему бы и нет? Чего Альбусу никогда не понять, так это почему его брат, мерзейший мерзавец из всех когда-либо существовавших, всегда окружён стайками восхищённых девчонок.

Джеймс ухмыльнулся:

– А я бы хотел знать, как кто-то может считать тебя хотя бы чуточку привлекательным. Но не переживай. Уверен, это просто случайность. У тебя всё равно остаётся уйма времени, чтобы умереть в одиночестве.

Альбус фыркнул. Он давно уяснил, что ничто не бесит его брата сильнее того факта, что, насколько бы сильно он ни пытался, ему не удастся сломить бастион уверенности в себе, который являл собой Альбус Поттер.

– С чего мне переживать? Мне нравится быть одному. Сказать по правде – и я сейчас чертовски серьёзен, – меня больше беспокоит мысль о том, что я умру не в одиночестве.

Джеймс закатил глаза:

– Всё дело во Флинт, верно?

– Откуда тебе знать? – нахмурился Альбус.

Глядя в пространство над его головой, Джеймс сообщил тоном я-мудрее-в-свои-шестнадцать:

– Я знаю обо всём, что происходит в этом замке, младший братец.

Альбус закатил глаза.

– Значит, тебе рассказал этот свинорылый ирландский мудила, МакФирсон?

– Частично, – пожал плечами Джеймс. – И, признаться, я удивлён тем, как долго ты шёл ко мне, младший братец. Ты мог бы многому поучиться у меня.

– Помимо нравственной распущенности?

Джеймс проигнорировал его язвительный укол.

– И ты должен знать: единственная причина, по которой я согласен поговорить с тобой об этом, заключается в том, что я не одобряю братание гриффиндорцев со слизеринцами.

Альбус ухмыльнулся:

– Наверное, у тебя реально подгорает от нашей дорогой кузины и Скорпиуса, регулярно исследующих гланды друг друга.

Джеймс пожал плечами:

– Ну, если она хочет испортить себе репутацию с сутулым блондинчиком, то пусть страдает хернёй. Но ей лучше не прибегать к гриффиндорским парням, когда он разобьёт ей сердце. Никто не захочет иметь дело со слизеринскими объедками.

– Ты можешь говорить что угодно про меня, – прорычал Альбус, – но не про Скорпиуса, так что закрой свой рот, – он на секунду задумался. – И не про Розу. Она клёвая.

Джеймс хихикнул:

– Ладно, ладно. Я забыл о твоей одержимости этим мелким жеманным…

– Как прошло грёбаное лето, Джеймсон? – спросил Альбус на пару децибел выше, чем было необходимо.

Джеймс вздрогнул.

– Не произноси это слово, – пробормотал он.

– Какое слово, Джеймсон? «Лето»? – продолжал Альбус чуть громче, чем обычно. – Хочешь, расскажу о булочках, которые я испёк на маггловедении, Джеймсон?

– Ты пытаешься вызвать у меня приступ ПТСР¹, мелкий поганец? – зыркнул на него Джеймс.

Альбус продолжал глумиться, подавляя мрачное торжество:

– Знаешь, недаром говорят, что в голову гриффиндорца мысли приходят умирать.

Этим летом Джеймс получил весьма травмирующий опыт, подрабатывая в пекарне их двоюродного дядюшки Дадли в Литтл Уингинге. Дадли, который раньше казался Джеймсу очень спокойным, по просьбе Гарри превратился в полномасштабную версию дяди Вернона. С одной стороны, это было обусловлено желанием Поттеров искоренить хулиганские наклонности сына, с другой – нежеланием Дадли отказываться от бесплатной рабочей силы. Гарри прикинул: кто приструнит хулигана лучше, чем бывший хулиган? Он подумывал отправить Джеймса к Драко, но в конечном итоге сообразил, что преподаст неверный урок, оставив сына в неприлично большом поместье с богатеньким красавчиком-слизеринцем, у которого имеются и прекрасная невеста, и международная многомиллиардная компания. К тому же, не имея родственных связей с Джеймсом, в какой-то момент Драко мог бы и придушить парня.

Дадли же оказался идеальным надсмотрщиком. Каждое утро Джеймс поднимался в пять часов утра, чтобы под его контролем замесить тесто для пирогов и хлеба. В семь утра, к открытию пекарни, Джеймс (с ноющей спиной и совершенно измученный) должен был встречать первую волну гостей, нетерпеливых и спешащих на работу. Около половины десятого он приступал к приготовлению пирожных. Дадли рьяно следил за тем, чтобы его рецепты были повторены с идеальной точностью, и не испытывал угрызений совести, заставляя Джеймса переделывать их снова и снова, если в тесте оказывалось хоть на щепотку муки больше.

Джеймс наивно полагал, что Дадли, поклонник «Звёздного пути» и в целом тихий парень, окажется слабовольным рохлей. Но, поскольку тот в возрасте Джеймса сам был хулиганом, терпимость дядюшки к выходкам молодёжи оказалась равной нулю. Он кричал, опрокидывал чаны с тестом, если считал, что оно неправильно замешано, упрямо называл Джеймса «Джеймсоном» и, по существу, нарушал все законы Великобритании об использовании детского труда – и всё это, само собой, с благословения Гарри.

С тех самых пор у Джеймса появилась стойкая непереносимость глютена.

– Знаешь что? Забей. Выбирая между советами о том, как поиметь какую-то слизеринскую шлюшку, и между издёвками над тобой и твоим сутулым чистокровным принцем, думаю, я выберу последнее, – сердито отвернувшись от брата, Джеймс направился в сторону своего общежития.

Альбус же с деланным безразличием изучал свои ногти:

– Валяй. Как бы там ни было, не похоже, чтобы у тебя было что-то с девчонками, которые за тобой увиваются.

Джеймс замер на полпути.

– Что?

Альбус пожал плечами:

– Я всего лишь имею в виду, что в действительности у тебя ничего и ни с кем не было. Ну… за исключением таких же девчонок, как и ты сам.

Глаза Джеймса расширились. Он грозно шагнул к брату:

– Какого. Хрена. Ты тут болтаешь?

Злорадно ухмыльнувшись, Альбус понизил голос до шёпота:

– Тебе стоит подумать об осторожности и получше заметать следы, Джеймсон. Ты ведь популярный парень, воинственно настроен против слизеринцев, – Альбус приблизился и похлопал брата по плечу, – было бы неловко, если бы кто-нибудь прознал о твоих тайных встречах с Брейди Фитчем в чулане для мётел, согласен?

У Джеймса отвисла челюсть.

– Это не то, что… Мы с ним просто… – Его глаза потемнели. – Откуда, нахрен, ты об этом знаешь?

Альбус покровительственно потрепал его по щеке:

– Я знаю обо всём, что происходит в этом замке, старший братец.

– Ты собираешься трепаться об этом? – проговорил Джеймс сквозь стиснутые зубы.

Альбус вздохнул, пряча ладони в карманы.

– Теперь даже и не знаю. Рассмотрим возможные варианты и чем это для тебя обернётся, а? – Он прочистил горло. – Вариант первый: я обо всём рассказываю. Твоей репутации конец, ты разоблачён, отныне ты слизеринолюб и лицемер. Не говоря уже о том, что ты педик, хотя я искренне надеюсь, что общество переросло эти предубеждения.

– Тебе, блядь, лучше не…

– А-та-та, Джеймс. Чему нас учила мама? Грубо перебивать людей на полуслове, – он снова прочистил горло. – Так вот, с другой стороны, я мог бы быть порядочным братом и не предавать огласке твои представления о том, в кого стоит совать член. Это укрепило бы наши братские чувства и всякое такое. А однажды в будущем вы с Фитчем пригласили бы меня и мою девушку-супермодель в гости, чтобы познакомить с приёмным малышом из Судана и двумя чихуахуа, и мы вместе посмеялись бы над сегодняшним недоразумением.

Джеймс закатил глаза:

– Как же, нет ни единого грёбаного шанса, что ты так и сделаешь. И, чтоб ты знал, мы совсем не…

– Снова перебиваешь, Джеймсон. Откровенно говоря, я иногда сомневаюсь, что нас воспитала одна мать, – Альбус задумчиво потёр подбородок, прежде чем преувеличенно драматично вздохнуть. – Но ты, конечно, прав. Это совсем не вариант. Разве, поменяйся мы местами, ты стал бы милым братом и подумал бы обо мне?

– Как насчёт честного соглашения?

Альбус мрачно рассмеялся.

– Я похож на грёбаного гриффиндорца? Разговаривай ты сейчас со Скорпиусом, его, быть может, и проняло бы. К несчастью для тебя, я не такой добрый, – Альбус откашлялся. – Правда, есть ещё третий вариант.

– Да что ты? Серьёзно? – огрызнулся Джеймс.

Альбус ухмыльнулся:

– Я буду припоминать тебе об этом так долго, как захочу, а ты будешь должен… – он сделал паузу. – Скажем, с этого самого момента делать всё, что бы я ни попросил.

Джеймс сверкнул глазами в сторону мелкого ползучего гада, которого он имел несчастье называть своим братом.

– Откуда мне знать, что ты не расскажешь об этом всем?

– Ниоткуда, – пожал плечами Альбус. – Если уж быть до конца откровенным, когда-нибудь, вероятно, расскажу. В будущем. Тогда и там, где мне это будет выгодно. Ты же получишь больше времени в стране грёз со своим умственно отсталым троллеподобным любовничком и между тем прекратишь доставать слизеринцев.

– Я не могу просто взять и… – запротестовал Джеймс.

– Джеймсон, клянусь Мерлином, если ты не перестанешь меня перебивать, я избавлю тебя от страданий и расскажу твой маленький секрет всему замку прямо сейчас. Я ещё не закончил, – усмехнулся Альбус. – Ты покажешь пример своей свите, и вы все отстанете от слизеринцев. А ещё ты ответишь на все мои вопросы по поводу того, как решить мою маленькую проблему с Флинт, хотя я, хоть убей, не понимаю, с чего каждая вторая девчонка в этой проклятой школе вешается на тебя. У тебя, конечно, всё в порядке с лицом, хоть тебе и достались папины волосы и мамины веснушки, но давай посмотрим правде в глаза, Джеймс: ты ужасный человек. Мало того что умом не блещешь, так ещё и ведёшь себя как первоклассный мудила.

Джеймс стиснул зубы, убеждая себя, что сейчас не самый лучший момент для того, чтобы противостоять брату.

– Тебе нужно осознать, братец, что все те девушки, которым я нравлюсь, мечтают не о милом и обожающем парне. Они жаждут то, чего не могут получить. Пара насмешек в её адрес, её самолюбие задето, и вот уже низкая самооценка этой девчонки умоляет сделать всё, чтобы я обратил на неё внимание.

Альбус закатил глаза:

– И зачем тебе это? Зачем ты это делаешь, если совсем не заинтересован в них?

– Репутация того требует, – пожал плечами Джеймс. – И это, ну… помогает.

– Ну да. Сбивает гончих со следа и оставляет простор для твоих манёвров с Фитчем, я понял.

Глаза Джеймса опасно вспыхнули:

– Тебе нужен был мой совет или нет?

– Да это хрень, а не совет, – фыркнул Альбус. – «Будь с ними груб» – и это твой большой секрет?

– Ты сам спросил, – пожал плечами Джеймс.

– Может, это и работает с некоторыми девушками, но с Мон – да никогда в жизни. Она скорее сломает мне нос, чем будет бегать за мной из-за того, что я над ней насмехаюсь, – он хитро улыбнулся, – Мерлин, ничего удивительного, что ты предпочитаешь парней. Тобой интересуется лишь кучка жалких идиоток, отчаянно нуждающихся в мужском внимании.

– Мне по барабану, что ты будешь делать с Флинт, – рявкнул Джеймс. – Ты просил совета – я тебе его дал. Я выполнил свою часть сделки. А теперь проваливай и не провоцируй меня на братоубийство.

Альбус кивнул и развернулся, направляясь прочь из башни. Но прежде, чем он смог уйти, кое-что настойчиво заныло в его груди. Сам не зная почему, Альбус был уверен, что должен что-то сказать своему брату. Остановившись, он повернулся к нему лицом:

– Просто для ясности: ты ведь в курсе, что меня не волнуют твои… предпочтения?

– Мне плевать, что ты об этом думаешь, – хмуро огрызнулся Джеймс. – Как и всегда.

– И маму с папой тоже, – чуть мягче добавил Альбус. – Ты же знаешь, они поймут.

Джеймс немигающим взглядом уставился в пол. Он судорожно сглотнул, прежде чем отозваться – его голос был чуть громче шёпота:

– Знаю.

Альбус кивнул. За всю жизнь это был его самый искренний разговор с братом – пусть и был пронизан шантажом, враждебностью и манипуляциями.

– Тебе не нужно строить из себя придурка только из-за страха, что люди о тебе подумают.

Джеймс усмехнулся.

– Легко тебе говорить. Тебе всегда было плевать, что о тебе подумают.

Альбус задумался. В его своде жизненных правил и правда не было места для чьего-то мнения, кроме своего собственного, – и так было всегда, сколько он себя помнил. Но ему не приходило в голову, что брат мог завидовать ему из-за этого. И уж тем более он никогда не думал, что издевательства Джеймса могут быть защитным механизмом. Внезапно он ощутил, как в груди шевельнулось что-то вроде братской… любви – было бы не совсем подходящим словом… но ему стало немного жаль Джеймса. Ощущение было странным – вряд ли его когда-либо заботило нечто подобное.

Джеймс вдруг осознал, что его брат до сих пор не ушёл:

– Что-то ещё?

– Эм, да… – Альбус почесал затылок. – Значит, ты и Фитч…

– Мы можем перестать говорить об этом? – простонал Джеймс.

– Слушай, пусть я считаю твоё поведение отталкивающим, но очевидно, что у тебя с отношениями лучше, чем у меня. Готов поставить свой зад на то, что с Фитчем ты не использовал свои дурацкие подколы.

Джеймс сильно покраснел и уставился в пол, нервно покусывая губу. Он покачал головой, и Альбус продолжил:

– Как думаешь, почему ты ему нравишься?

Джеймс вздохнул.

– Честно говоря, понятия не имею.

– Ну, а тебе он за что нравится?

– Эм, ну, – Джеймс потёр затылок и неопределённо пожал плечами, – он забавный. И он… правда классный чувак, если можешь в это поверить. И он… – Джеймс сглотнул, – он был первым, кто заставил меня почувствовать, что нет ничего страшного в том, что я… ты знаешь. Слушай, Альбус, – он вздохнул, – знаю, мы с тобой не особо ладим, но родители Брейди совсем не похожи на наших. Они не поймут… – он сердито выдохнул. – Просто не втягивай его в это, ладно?

Альбус удивлённо распахнул глаза – он совсем не ожидал приступа бескорыстия от своего брата.

– Ладно, Джеймс.

По пути в подземелья Альбус понял, что совсем не знает своего брата. Он всегда вёл себя нахально, как избалованный ребёнок, но было время, когда они действительно были близки друг с другом. Было время, когда Джеймс не был хулиганом. До Хогвартса. До Слизерина, Гриффиндора и всех этих: «О, боже, твой отец – Гарри Поттер?».

И ещё эта дилемма с Моникой. Альбус всегда считал, что не относится к тому типу парней, которых в первую очередь волновали отношения с девушками (99 проблем, но тёлки не из них², и всё такое). И всё же вот он, погрязший в жалости к себе – из-за того, что Моника Флинт на него злится. Мерлин, да он не мог поверить, что даже к брату обратился за советом, лишь бы поговорить с ней.

Обнаружив этих двоих в чулане на Карте Мародёров, которую Альбус давным-давно стащил у отца (он не шутил, говоря, что знает обо всём, что происходит в замке), он подумал, что между Джеймсом и Брейди Фитчем, этим орангутаном с опилками вместо мозгов, всего лишь ничего не значащая связь. Но, подумать только, брат испытывает к нему чувства. Альбус даже представить не мог, что Джеймс способен на чувства. Тем более что и сам он только сейчас обнаружил это в себе.

Вот чёрт. Джеймс был хорошим бойфрендом. Уж получше, чем Альбус.

Твою ж. Мать.

______________________________________________________

¹ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство, оно же посттравматический синдром, он же вьетнамский синдром – состояние, характеризующееся навязчивым воспроизведением в сознании ранее пережитой психотравмирующей ситуации.

²«99 Problems», Jay-Z

========== То, чем всем в действительности хотелось бы заняться ==========

Гермиона ненавидела патрулирование.

Многие наивно полагали, что Гермиона Грейнджер – ярая сторонница приверженности правилам. И кого интересует, что на протяжении всей учёбы в Хогвартсе она и двое её лучших друзей только и делали, что что-нибудь вынюхивали и пытались найти способы обойти каждое из правил школы. Работая аврором, она, возможно, и служила закону, однако сама Гермиона всегда считала придуманные человеком правила второстепенными, призванными поддерживать нравственные устои. Она не упивалась происходящим, арестовывая невежественных недотёп, нарушающих правила из лучших побуждений. Точно так же ей не нравилось выговаривать студентам за их по большому счёту безобидное, но формально запрещённое поведение. Всё-таки она хоть и любила своих учеников, но, слава Мерлину, не была им матерью. Ей хватало нервов и из-за того, что она теперь мачеха Скорпиуса, каким бы паинькой тот ни был.

Гермиона без энтузиазма брела по коридорам, притворяясь, что ищет нарушителей спокойствия, чтобы не чувствовать себя лицемеркой, и размышляя о том, чем ей в действительности хотелось бы заняться.

Закончить со стиркой.

В третий раз перечитать «Повесть о двух городах».

Выбрать организатора свадьбы.

Обмениваться возбуждающими сообщениями с Драко с помощью двустороннего пергамента.

Погасить вспыхнувший от этих мыслей на щеках пожар.

Вдруг Гермиона услышала шум из ближайшей каморки для мётел. Она узнала эти звуки. Хуже ничего и быть не могло. Девичье хихиканье, соударение тел и деревянного полотна двери, низкий стон – по всем признакам она застала свидание двух подростков. И кто бы там ни прятался, они явно младше шестого курса, раз не смогли наложить заглушающие чары.

«Ч-чёрт. Почему я? Да мне вообще плевать на их эксперименты, пока это никому не вредит!»

Собрав весь свой профессионализм в кулак, она стиснула палочку и произнесла:

– Бомбарда.

Дверная ручка и щепки разлетелись в стороны. Два голоса, мужской и женский, от неожиданности разразились чередой удивлённых вскриков и приглушённых ругательств. Когда дверь распахнулась и Гермиона узнала нарушителей, она прокляла Невилла Лонгботтома, уговорившего её поменяться на этот вечер.

– Роза? Скорпиус? – её замутило при виде растерянных и покрасневших лиц любимых учеников. – Чем вы там занимались? – наверное, это был самый неуместный вопрос из всех, что она когда-либо задавала, ведь было предельно ясно, что именно они там делали.

Рубашка Скорпиуса была расстёгнута на груди и не заправлена в брюки. Роза, одетая лишь в бюстгальтер и форменную юбку, прикрывалась руками – её позабытая блузка лежала на полу чулана для мётел. На коже у обоих красовались свежие засосы, на щеках бушевал румянец, губы покраснели и припухли. Оба старательно избегали её взгляда.

– Гм… ладно. Это… – Гермиона понятия не имела, как закончить предложение. Что «это»? Какое слово способно в полной мере описать тот круговорот нюхлерова дерьма, в который она оказалась втянута? Неловко? Ужасающе? Гадко? Ни одно из них не обрисовывало и вершины айсберга. Сама ситуация была слишком многогранной. Как бокал горького ликёра – такого насыщенного, что едва можешь его проглотить.

С одной стороны, Скорпиус – её будущий пасынок. Как реагировать ей, псевдо-родителю? Что бы сделал Драко? Стоит ли назначить наказание? Сказать: «Слушайте сюда, молодой человек. Пока вы находитесь под крышей этого замка, чтобы никаких выкрутасов ни с этой, ни с какой-либо другой юной леди»? Она не была уверена, что сможет произнести что-либо настолько отстойное.

С другой стороны, Роза – её крёстная дочь. Она знала эту девчушку с младенчества. Ей приходилось (под давлением Джинни, откровенно говоря) менять Розе подгузники, она видела её первые шаги, провожала на Хогвартс-экспресс перед первым днём в школе. И вот эта девочка перед ней – без рубашки, в засосах и собирается заняться Мерлин знает чем со своим парнем. Который по совместительству будущий пасынок Гермионы – и вот мы вернулись к началу.

Проклятье! И почему их не мог застать Невилл?

Или, что ещё лучше, почему она не могла наткнуться на любых других детей в целом чёртовом замке?

– Ладно. Так… гм… Роза, будь добра… надень свою рубашку, дорогая. Скорпиус, поправь галстук… и отправляйся обратно в подземелья. О, и ещё… по двадцать очков с Гриффиндора и Слизерина за то, что после отбоя вы не в своих комнатах.