Текст книги "Куриный бог (СИ)"
Автор книги: Minotavros
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)
– А что с личной жизнью? Продолжатели династии и все такое? Тебе теперь по статусу положено.
Данилов смутился. Он ведь и впрямь в последнее время всерьез начал прислушиваться ко всем этим, прилетавшим от «доброжелателей», советам: «Пора уже о семье подумать. Как, ты все еще не женат?! Данилов, скоро поздно будет! Тебе еще детей поднимать». Данилов обычно переводил все в шутку, отвечал, что у него, в отличие от женской половины человечества, «биологические часы» не так чтобы «тикают», а поднимать никогда не поздно, дети – дело нехитрое. Вот и Ника в его жизни возникла аккурат из таких «прагматичных» соображений. И чем закончилось?
– Да не переживай ты так! – понял его затянувшееся молчание по-своему Артем. – Встретишь еще свою «половинку».
Данилов недовольно дернул щекой: нечто подобное он и сам впаривал Веронике в первый день пребывания в отеле. Конечно, в виде шутки, но, как известно, в каждой шутке… Моментально вспомнилась буквально прописавшаяся в последнее время на просторах интернета цитата из Фаины Раневской (великая женщина!): «Вторая половинка есть у мозга, жопы и таблетки. А я изначально целая». Данилов был совершенно согласен с этой простой мыслью. Какие еще, на хрен, половинки! Но на Артема, совершенно очевидно желавшего «как лучше», срываться не стал – он-то здесь причем!
Просто буркнул:
– Хватит. Нашел уже.
– Эту свою, что ли? – на всякий случай не без ехидства уточнил Артем. Похоже, разговор о личной жизни Данилова что-то в нем разбередил: сонный морок исчез с физиономии, а глаза засверкали неподдельным интересом. – От которой ты башкой вниз в бассейн сиганул?
– Ее Ника зовут. Вероника. Ну… она, да.
– Ну и дурак!
Это спокойное, даже как бы снисходительное «дурак» довольно болезненно царапнуло даниловское самолюбие.
– Много ты в бабах понимаешь! Она, между прочим, ни хухры-мухры – университет закончила. Учительницей в школе работает. Географии. Ее, может, скоро завучем сделают.
Гадский Тёмка посмотрел на него снисходительно, будто на детсадовца, даже немного сверху вниз. (Что было, пожалуй, довольно смешно, учитывая разницу их положения относительно земной поверхности: Данилов сидел, а Артем по-прежнему полулежал на своем шезлонге.)
– Учительницей? Нет, правда? С таким-то ртом?
– А какой у нее рот? – удивился Данилов.
– Минетный.
Данилов чуть не подавился вином, которое аккурат в это время все-таки решился допить и которое уже успело основательно нагреться на совершенно не желающем остывать к ночи воздухе.
– Надо же! А я и не замечал.
– В твоем возрасте пора бы разбираться, – снисходительно хмыкнул Артем. – Уверен, она им правильно… артикулирует.
Данилов шпильку про возраст пропустил мимо ушей. Подумаешь, тридцать с хвостиком!
А вот над всем остальным всерьез задумался. «Артикулировала» Ника и впрямь правильно, даже как-то старательно, словно делала заданное на дом упражнение или отрабатывала перспективную педагогическую методику. На оценку. Или сдавала нормы ГТО. «Красавица, спортсменка, комсомолка!»
На секунду в голове мелькнула шальная мысль: «А как это делает Артем?» Мелькнула и пропала, обдав Данилова с ног до головы внезапным жаром – даже затылок исхитрился вспотеть. И пятки. Данилов бросил на Тёмку короткий вороватый взгляд. Тот, как ни в чем не бывало, валялся на своем лежаке, подложив руки под голову, полуприкрыв глаза и тихонько улыбаясь: то ли Данилову, то ли каким-то свои мыслям. Улыбка у него была славная, губы – однозначно неминетные. Хотя опять же… хм… Данилов бы, пожалуй, проверил.
– А ты не такой милый, каким прикидываешься, – заметил он, наконец, в очередной раз коротко взглядывая на Тёмку. Просто не мог не смотреть. Не получалось. – Облил дерьмом мою девушку – и доволен.
– Бывшую ведь девушку? – лениво уточнил, потягиваясь, Артем. Гад! Как Данилов сегодня спать-то будет? Руки ведь по локоть сотрет…
– Ну, бывшую. И что?
– Так про бывших говорить гадости – дело святое. Это про нынешних вроде как… не комильфо. Ревностью отдает.
– А это… не отдает? – осторожно уточнил Данилов. Разговор становился совсем уж ночным. Давно замечено: ночные разговоры – самые откровенные, когда напрочь отказывают тормоза. А утром за собственную откровенность чаще всего становится чудовищно стыдно.
– Разве что совсем чуть-чуть. Ты мне нравишься, Данилов. И я ни черта не милый. А теперь можешь бежать. Теряя тапки.
«Не бежать, а взлетать! Как какой-нибудь жирный альбатрос. Я ему нравлюсь!» Данилов, стараясь сделать это незаметно, потер внезапно вспотевшие ладони о свои дурацкие «гавайские» шорты с пальмами.
– Не льсти себе. Не такой уж ты и страшный, чтобы от тебя бегать!
– И не такой уж милый, чтобы бегать за мной?
– А чем я нынче, скажи на милость, занимаюсь?
Артем аж сел.
– Ты это всерьез?
Данилов кивнул. Не мастак он был в слова. Ну вот… вроде бы что-то такое озвучил. Принимать решения, кстати, много легче, чем их выполнять. Внезапно сделалось страшно. Жизнь входила в крутое пике, из которого выберешься или нет – хрен знает. Он просто всем своим ливером чувствовал, как что-то внутри и снаружи непоправимо меняется. И, может, не так уж неправ, в конце концов, был Тёма со своей рекомендацией «сбежать»… А что? Нормальная жизнь, нормальные бабы, нормальная – чем черт не шутит! – семья. И ты среди этой всей красоты тоже – до отвращения нормальный.
Артем, похоже, лучше него самого считывал скачки даниловского настроения. Сказал мягко, этим своим странным высоким голосом:
– Тебе спать уже пора. Да и мне. У нас летучка в девять. Шеф за опоздание задницу надерет. В фигуральном смысле. Мне скоро ихний арабский мат по ночам сниться будет.
Данилов послушно встал, помог подняться Тёмке. Тот даниловской протянутой руки не оттолкнул, самостоятельность и мужественность демонстрировать не стал. Умный мальчик!
– Завтра увидимся?
Артем дернул загорелым плечом.
– Поглядим. У нас завтра день… напряженный. Меня днем у бассейна не будет – репетируем. Вечером – шоу. «Нотр-Дам де Пари». Придешь?
– Сами поете? – изумился Данилов, попытавшись представить сию фантасмагорию.
– Под «фанеру», – усмехнулся Артем. – Зато я – Феб. Так ты придешь?
Данилов кивнул. Конечно, придет. Что еще тут делать вечерами? Правда, и Ника наверняка притащится со своим очередным хахалем (Каждый день – новый, веселится девушка, судьбу свою ищет. Или кому-то что-то пытается доказать?), но не пофиг ли на нее? Данилов прислушался к себе: и впрямь – пофиг.
– Приду.
Посмотреть на смешного, слегка нескладного Тёмку в роли героя-любовника Феба хотелось ужасно, хотя Данилов и предполагал, что из знаменитого мюзикла местная интернациональная самодеятельность сотворит тот еще фарс.
– Данилов…
– А?
Артем внезапно оказался опасно близко, почти прижался своим тонкокостным, каким-то мальчишеским телом. Шепот ожег щеку у самых внезапно пересохших губ.
– Ты подумай все-таки. Хорошенько подумай. Я ведь не игрушка. Я живой.
Данилову хотелось сердито выдохнуть в ответ: «Что за мелодрама?!» – но он промолчал. Какая разница, как это все обозвать? Мелодрама или нет – Артем был прав. Он живой. И Данилов живой. А жизнь, она, падла, иногда бьет так, что потом до-о-олго в себя приходишь. Стоит ли этих всех сложностей обычный, в сущности, краткосрочный курортный роман? Стоит ли, а?..
Расставшись с Артемом (Данилов благоразумно не стал напрашиваться в гости), он зашел к себе в номер только, чтобы переодеться, а затем направился к морю. Требовалось срочно поставить на место расходившиеся до совершенно неприличного состояния нервы. И другие детали организма. Плавал Данилов долго, еще дольше лежал, покачиваясь на практически незаметных волнах, глядя наверх, на странно близкие звезды. Море шептало, смывало напряжение, расслабляло, гладило солеными ласковыми ладонями. Вот только почему-то не покидало странное ощущение, что это совсем не те ладони.
========== 4. ==========
*
Шоу они, как и ожидалось, просрали. Или это Данилов внезапно для себя вдруг заделался отъявленным театральным критиком? Во всяком случае, уже после первых пятнадцати минут ему отчетливо припомнилось, почему он всю жизнь ненавидел так называемую художественную самодеятельность. Всё слишком, всё чересчур. Неестественно, пошло. Можно было, конечно, прикрыться расхожим: «Так это же стёб!» – если бы Данилов не видел отчетливо, что и до качественного стёба они не дотянули.
Не являясь особым поклонником мюзиклов (и этого конкретного в том числе), Данилов тем не менее оригинал, пусть и не «вживую», но видел. И даже проникся: и музыкой, и вокалом, и хореографией. И актерами. А тут… Музыка и вокал никуда не делись (под «фанеру» же), но остальное… не дотянули. Ради тощей вертлявой Эсмеральды, в которой Данилов не без ехидства опознал давешнюю сиреневоволосую девицу с конкурса танцев (правда, на сей раз – в черном, локонами, парике), ни убивать, ни тем более умирать не хотелось. Смешны были загорелый и белозубый красавчик Фроло и отчаянно старающийся выглядеть максимально уродливо качок Квазимодо. Да и златокудрый Феб из Тёмки получился так себе. Данилову почему-то казалось, что тот собственную неуместность во всем этом действе отлично чувствует и оттого никак не может поймать кураж, попасть, хотя бы условно, в общее настроение. За Тёмку было мучительно-стыдно, словно за себя самого. Хотелось позорно сбежать и никогда не возвращаться. Удерживало на месте только данное вчера Артему слово. А еще – взгляды, которые тот периодически кидал в зрительный зал, будто проверяя: там ли еще Данилов? Не ушел ли? (Словно бы со сцены можно было что-то увидеть в этой людской толпе.) Как ни условно, даже иллюзорно выглядела в данной ситуации даниловская поддержка, не оказать ее страдающему на сцене Тёмке он не мог.
Сокровищ всей земли,
Сокрытых в глубине,
Дороже миг любви,
Что ты подаришь мне…
Тьфу!
«Позже. Сегодня. Чуть позже. В двенадцать», – билось в висках, перекрывая даже исполнявшуюся на три голоса давно уже у всех навязшую на зубах «Белль».
Артем опоздал. Заявился уже почти в половине первого (Данилов ждал и не роптал), злой, встрепанный, и даже под загаром очевидно бледный. Садиться не стал, наоборот – принялся бегать туда-сюда вдоль бассейна, периодически пытаясь запнуться о вытянутые вперед даниловские ноги. Данилов некоторое время терпеливейшим образом убирал свои конечности с его пути, а потом просто остановил мельтешение, от которого уже начинало рябить в глазах, ухватив Тёмку за локоть и уронив к себе на колени. С колен тот резво скатился в сторону (Ясно-ясно: «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!» А это смотря на чьих коленях!), но совсем сбегать не стал, просто устроился рядом с Даниловым, слегка привалившись к нему боком, и посапывал громко, точно обиженный на весь мир ежик.
– Тём? – осторожно позвал Данилов. – Ну ты чего?
– Дерьмо! – мрачно фыркнул Артем. – Дерьмище. Оно, знаешь ли, случается.
Данилов понимающе кивнул.
– А то!
– Ты ведь видел это позорище?
– Великий мюзикл? – уточнил на всякий случай Данилов.
– Его.
– По-моему, вышло не очень.
– Вот! – и без того высокий Тёмкин голос взвился вверх почти в крике. – А я им говорил: «Не трогайте классику, опозоримся!» А они: «Пипл, дескать, схавает».
– Так ведь схавали, – осторожно уточнил Данилов. – Даже хлопали и «Браво!» кричали.
– У этих от бесконечного «все включено» к вечеру уже мозги в алкоголе плавают. Чего я тебе рассказываю? Перед ними Машка своей тощей задницей покрутит – вот вам и несравненная Эсмеральда.
«Тоже мне большой знаток по части женских задниц!» – мысленно усмехнулся Данилов, а вслух уточнил:
– Машка?
– Мария. Она из Германии.
Данилов ни капли не впечатлился. Да хоть из Тимбукту!
– А почему ты не отказался от участия, если знал, что в итоге получится именно так? – Тёмку он не осуждал, просто на самом деле было интересно.
– Ха! Да кто же меня послушает?! Мебели слова не давали. Знаешь, как меня наш милейший шеф именует, находясь в хорошем расположении духа? – Артем сложил губы трубочкой и протянул, смешно копируя некий слащавый восточный акцент: – «Рю-юский матрйошка»!
Шутка Данилову не понравилась. То есть абсолютно. Сразу зачесались кулаки. А ведь он никогда не считал себя сторонником силовых методов воздействия!
Артем глянул на него как-то грустно-понимающе.
– Только не вздумай и тут на мою защиту кидаться! Я без контракта работаю, виза у меня туристская. Стану нарываться – за первый и последний месяц вообще не заплатят. А мне эти деньги нужны, Данилов.
Деньги! Тоже мне проблема! Однако это пришлось проглотить, так же, как и уже почти сорвавшиеся с губ возражения пополам с русским матерным. У каждого своя жизнь, и вот так бесцеремонно лезть в чужую (разумеется, с самыми лучшими намереньями) – последнее дело. Тёмка – сам себе мужик. Ему про себя и решать. А деньги… Он сам кому хочешь денег в трудную минуту подкинет. Даже если после ему жрать нечего будет. Откуда это все Данилов про него знал? Да вот знал.
Поэтому тему развивать не стал, спросил совсем о другом:
– Ладно, не переживай, не полезу. Ты мне лучше скажи: выходные-то у тебя есть?
Артем хмыкнул.
– Выходны-ые! В теории, ага. Но их с нас за любой чих снимают. А я то налажаю где, то с начальством поспорю. Вот и вкалываю каждый день, как папа Карло. А тебе мои выходные зачем?
– Да вот, – пожал плечами испытывающий острое разочарование Данилов. – Хотел тебя на свидание пригласить. Вино там, кофе, мороженое – то-сё.
– Красивой жизнью у тебя в номере наслаждаться будем? – настороженно уточнил, чуть отодвигаясь, Артем.
Данилов разом ощутил, как в том месте, где к нему только что прижималось костлявое плечо, руке, несмотря на уже привычную ночную жару, стало холодно, и на всякий случай решил обидеться.
– Зачем обязательно в номере? Можно в кафе посидеть. Или к морю спуститься. Люблю ночное море. А ты?
Показалось, или улыбка Артема сделалась еще более напряженной?
– Лежаки неудобные.
– Для чего? – искренне изумился Данилов. Страшно далек он был в эту минуту думами от удобства пляжных лежаков. Сидят же они с Тёмой на одном из них – и ничего. На пляже, вроде бы, такие же.
– Для… ну… – по лицу Артема прошлась алая волна, словно кто-то макнул кисть в сценический грим, а потом небрежно помахал ею – во всех направлениях. Аж мочки ушей запунцовели. Тут дошло даже до туповатого насчет изящных намеков Данилова.
– А-а! Думаешь… э-э-э… трахаться зову?
– А разве нет? – Артем отвернулся, пристально разглядывая по-открыточному яркую в свете желтого фонаря «азалию» или «бугенвиллию».
Данилов обреченно вздохнул. Вот еще и здесь доказывай, что не верблюд!
– Ну нет. Никогда не был ни любителем экстрима, ни эксгибиционистом. Да и прав ты. Для этого самого они наверняка – полный отстой. С моей-то ловкостью!
– Отстой, – машинально согласился Артем. – А что такого с твоей ловкостью?
– Однажды вместе с девушкой с дивана упал! – озвучил один из своих самых страшных сексуальных секретов Данилов. – Так пойдешь со мной… завтра? Обещаю обойтись без интима.
– Все так говорят.
«Кто же тебя, бедолагу, настолько напугал?»
Это походило на то, как подзывают к себе недоверчивого уличного пса. Без всякого злого умысла – просто покормить, почесать за уже слегка потрепанными жизнью ушами. А ему, наученному собственным горьким опытом, и хочется, и страшно. Топчется, слегка подрагивая впалыми боками, принюхивается, чтобы в последний момент то ли жадно наброситься на предложенную еду, то ли удрать.
Последний вариант Данилова, по вполне понятным причинам, не устраивал. У него в запасе оставалось слишком мало дней.
– Тём, если всех вокруг грести под одну гребенку, можно и в одиночестве в конце концов остаться, в полном.
– Откуда ты знаешь? Вдруг мне так лучше, в одиночестве.
Данилов пожал плечами.
– Как по мне, так никому не лучше. Но ты сам решаешь. Со своей стороны, могу только сказать, что я не маньяк-насильник. Остальное зависит от тебя.
– Всё остальное?
– Всё.
Даже на расстоянии чувствовалось, как расслабился Артем. («Вот ведь глупый! А если бы я солгал?»)
– Почему бы и нет? Как говорится в одном старом фильме: «Море – это всегда хорошая идея».
– Париж, – машинально поправил его Данилов, уже потихонечку прикидывая в уме свои, прямо скажем, невеликие способности по организации романтических свиданий. – «Париж – всегда хорошая идея».
– Ты смотрел «Сабрину»? Не может быть! Мужики такое не смотрят! – в голосе Артема слышалось неподдельное потрясение, а глаза – ну точно! – глаза вдруг сделались, словно у той собаки из сказки Андерсена – с чайное блюдце. Что-то перло Данилова с Тёмки на собачьи ассоциации.
Впрочем, он не стал гнуть пальцы и строить из себя крутого киномана.
– Одна моя девушка была просто без ума от Гаррисона Форда.
– Я тоже, – внезапно смутился Артём, – тоже без ума от Гаррисона Форда.
– Да он же там, в «Сабрине», уже старый и страшный, – решил подшутить над ним Данилов. Отчего-то ему ужасно не понравилось, что его Тёмка (с чего бы вдруг его-то, а?!) принял так близко к сердцу образ незакатной голливудской звезды. – Сплошное ретрО: кожа дряблая, волосы седые. Ладно бы еще в первых «Звездных»!
Артем независимо вздернул подбородок.
– Что хорошо для Джулии Ормонд – сойдет и мне! – потом, хихикнув, несильно ткнул Данилова кулаком в плечо. – Слушай, о чем мы спорим?
– Об искусстве, – самым чопорным тоном откликнулся Данилов и тоже рассмеялся. – Ну так что, встретимся завтра? В полночь.
Немного подумав, Артем кивнул.
– А потом ты уедешь к себе домой, а моя карета снова превратится в тыкву.
Данилов пожал плечами. Чем он мог его утешить? Ничего не поделаешь: жизнь. «Долго и счастливо» – не про них.
– Зато оттянешься на балу. Обещаю.
– И то хлеб.
*
День он потратил с толком. Не так-то это оказалось и сложно – организовать свидание у моря. Ладно, и не так-то просто. Правда, как и всегда, деньги весьма способствовали. За это Данилов их и ценил. За возможности.
Днем никаких конкурсов у бассейна не обнаружилось. Похоже, у основного состава аниматоров все же случился выходной. Несколько человек из тех, что продолжали, несмотря ни на что нести вахту, перемещались по пляжу – разговаривали с отдыхающими, улыбались радостными, искренними улыбками. С точки зрения Данилова, это и было самое сложное в работе аниматора: общаться и улыбаться. Искренне. Он бы давно сдох. Хорошо, что его собственная работа предполагала разве что умение вежливо приподнимать уголки губ в подобии оскала. Остальное – побоку. Никаких тебе «цирлих-манирлих», никакой корпоративной этики. «Шеф не в духе». Идите лесом!
Он и был тем самым шефом, который не в духе. Или в духе. Проверьте степень своего везения. Как со всем этим многообразием чужих настроений справляется Тёмка, даже думать не хотелось.
Кстати, Артема на пляже он не увидел, даром, что смотрел очень внимательно. Плавал мало, урывками: все боялся его пропустить. Но, видать, тот общался с постояльцами у бассейна. Ничего, вечером… наобщаются.
Чего на самом деле Данилов ждал от этого ночного свидания, он и сам не знал. Бодрого траха под шорох волн? Однозначно, нет. Слюнявых поцелуев под луной? Фу! Тогда – чего?
Сам себе он мог честно признаться: ему был нужен Тёмка. Не в качестве одноразового сексуального партнера. Не как заменитель отсутствующей бабы. Не… Просто нужен.
Данилов потер лицо ладонями. «Один раз – не пидерас»? Да, Данилов?
– Данилов!
К кому-то незаметно подкрадывается писец, а к нему – Артем. Вот это задумался о многосложных вопросах бытия!
– Данилов?
– Привет.
Сразу позабылись все правильные слова и данные себе обеты. Захотелось и трахаться под шум волн, и целоваться под луной. Во бля! Белые шорты, белая футболка-поло, застегнутая почти под горло. Ему такому надо в теннис играть. На каком-нибудь Большом шлеме. Или как его?.. Длинные загорелые ноги, длинные загорелые руки с длинными загорелыми пальцами, длинная загорелая шея. Светлые глаза под выгоревшими ресницами. Олененок Бэмби, елки, а не мужик. «И я вот такое… хочу? – спросил сам себя Данилов. И сам себе ответил: – Хочу».
– Ну что, идем? Только мне тут нужно в одно место заглянуть.
– Данилов, а ты в курсе, который сейчас час?
– В курсе. Золушка, а как же! Не бойся, нас там ждут.
– Надеюсь, я не пожалею о том, что связался с тобой.
– Я тоже надеюсь.
Данилов, как ни в чем не бывало, двинулся к морю, фальшиво насвистывая себе под нос.
Через пять минут послышалось печальное:
– Уже жалею. Данилов, тут нормальным английским языком сказано: «Частная территория».
– У меня плохо с языками.
– Данилов!
– Молчи. Лучше помоги мне вытащить это чудовище.
– Данилов, что это, мать твою, такое?!
Данилов вздохнул. Быстро же он Тёмку допек!
– Э-э-э… Белый единорог.
– Кто?!
– Ну, понимаешь, меня столько раз упрекали, что я не принц на белой лошади, что нынче я решил подстраховаться. Вот. Лошадь.
Плотно сжатые Тёмкины губы подозрительно дергались, пытаясь не расползтись в совершенно несвоевременной при выяснении отношений счастливой ухмылке. Похоже, с конем… тьфу! с единорогом!.. был отличный ход.
– У него даже хвост и грива подходящей расцветки. Видишь? Радуга. Все как надо. Ладно, помоги. Один я его до воды не дотащу. Такой… двуспальный диван.
Темка все-таки не выдержал – заржал. Данилов тоже позволил себе поддаться моменту и слегка подхрюкнуть. Удался! Сюрприз удался! Ухватив чудовище за шею (Данилов шел впереди) и за хвост, они поволокли его к морю.
– Где ты эту радужную прелесть раздобыл? Только не говори, что купил! Слишком расточительно даже для тебя. Его же потом с собой не увезешь – ни в один чемодан не влезет.
– Почему сразу «купил»? – изобразил обиду Данилов. – С ребятами познакомился. Видел небось? Два миляги-гея. Все за руки держатся. У них, насколько я понял, свадебное путешествие.
– А! Хельмут и Отто, точно. Хорошие парни.
– Вот. Они по вечерам, когда все уходят на ужин, вытаскивают нашего красавца прогуляться в море. Для пущей романтики. А я однажды видел. Ну и договорился.
– Ты же языка не знаешь!
– Язык любви, он, понимаешь, штука интернациональная! Повздыхал, руками поразмахивал. Они мне и показали, где этого конягу на ночь паркуют. Так что не боись, не придется нам гнить за кражу в страшной турецкой тюрьме. Фух!
– Раздеваемся?
Было видно, что Артему не терпится занырнуть в море. Да и совершенно детское желание прокатиться на надувном единороге никто не отменял. Но у Данилова имелся план, от которого он пока что не собирался отступать. Дальше – ладно, как пойдет, но самое начало свидания испортить просто стыдно.
– Может, сначала мороженое?
– И поцелуи… Сладкие, – почти неслышно пробормотал себе под нос Артем. Почти.
– Что?
– Так, мысли вслух. Какое еще мороженое, Данилов? Ночь. Или ты тут сундук с пиратскими сокровищами прикопал?
Данилов многозначительно приподнял бровь. Дескать, может, и прикопал. Может, и с сокровищами.
– Подождешь минут пять? Я быстро.
– Только не засни там где-нибудь, в кустах.
– Будь уверен!
Через пару минут пришлось вернуться:
– Ты вообще какое любишь?
Артем сверкнул в полутьме улыбкой.
– Шоколадное. В шоколаде. Как можно больше шоколада. С орехами.
– Вас понял.
Ключ от холодильника с мороженым обнаружился аккурат там, где и пообещал бармен Али – под стойкой пляжного бара, в левом углу. Маленький серебристый ключик. «Так выглядят ключи от детского рая», – усмехнулся Данилов. Вскрывая в полной темноте ящик со стеклянной крышкой, он чувствовал себя практически «медвежатником», распечатывающим сейф в швейцарском банке. Честно говоря, относительно мороженого Данилов был абсолютно неразборчив и всеяден (даже дешевым фруктовым льдом в жару не брезговал), но из солидарности взял два здоровенных шоколадных-шоколадных эскимо. Они оба с Артемом будут сладкими. «И поцелуи», – вздрогнуло что-то внутри.
Если он хотел произвести впечатление, то, очевидно, произвел. Потому что на мороженое в его руках Артем даже не взглянул: во все глаза смотрел на внезапно засмущавшегося от такого восторженного внимания Данилова.
– Данилов, признайся честно: ты волшебник?
– Тём, ну что ты придумываешь какую-то хрень?!
– И вовсе не хрень. Вы разве не пели в детском садике?
Прилетит вдруг волшебник
В голубом вертолете,
И бесплатно покажет кино.
С днем рождения поздравит
И конечно, оставит
Мне в подарок пятьсот “эскимо”!
Вот ты и прилетел.
Данилов попытался разобраться в предоставленной ему информации, но получилось так себе. Наверное, стоило в свое время больше внимания уделять вопросам свиданий, чтобы не стоять теперь дуб-дубом.
– Тём, ты в кино хочешь? Так тут имеется конференц-зал с вон такенным экраном. Я договорюсь! У меня есть на ноуте пара-тройка фильмов. Можем «Стражей Галактики» посмотреть.
– Первых или вторых?
– Вторые – фуфло. Первых. Так что? Мне сбегать?
Данилов уже совсем хотел бежать и договариваться, когда Артем поспешно ухватил его за руку.
– Стоять! Ты все-таки больной на всю голову, Данилов. Совсем-совсем больной. Не хочу я кино. Даже бесплатно. Мороженое и катание на морском единороге – роскошная развлекательная программа. Сядь, неугомонный. И выключи уже моторчик в своей заднице. Что ты как Карлсон!
Про моторчик в заднице ему, кстати, уже говорили. Имелась у Данилова такая полезная в работе и довольно напряжная для окружающих в быту функция организма: раз уж понесло – остановить трудно. Но, наверное, человеку постороннему от такого должно сделаться слегка не по себе. А Данилов совершенно не хотел, чтобы Тёмке становилось не по себе.
– Прости, больше не буду. Мороженое так мороженое. Потом – единороги.
Никогда в жизни Данилов не считал, что смотреть на людей во время еды с какой-то радости может показаться интересным. Но Тёмка, почти с урчанием поедающий мороженое… Господи-боже-мой! Наблюдая за этим потрясающим зрелищем, Данилов и не заметил, как схомячил свою собственную довольно объемную порцию. Чего там губы! У этого сладкоежки даже щеки и подбородок оказались перемазаны шоколадом! Данилов поймал себя на странном, почти болезненном желании их облизать – широкими, влажными движениями языка: щеки… подбородок… нос… губы… даже веки. Кожа на них должна быть тонкой, нежной. Щекочущие ресницы, уголки глаз.
– Я что-то делаю не так?
Данилов мучительно сглотнул.
– Почему не так?
– Ты смотришь… – Артем явно не нашел подходящего слова, смутился и замолчал.
– Ты смешной. Весь в шоколаде.
– Сам-то!
– Я?! Где?
– «Где-где»! В гнезде, – пробормотал Тёмка и вдруг решительно переместился поближе к Данилову, сел рядом, обхватил ладонями лицо. – Здесь.
Вопреки странным, почти животным видениям, которые буквально только что одолевали Данилова, первый поцелуй у них вышел естественным и легким, почти невинным. Почти – потому что удержаться в границах пристойности все-таки ни тому ни другому не удалось: Тёмкин язык прошелся, словно и впрямь убирая остатки мороженого, по контуру даниловских губ, тот застонав, приоткрылся навстречу, впуская, отдаваясь, требуя большего. Зубы, языки, нёбо. Черт! Никогда, ни одна из его женщин не набрасывалась на Данилова так отчаянно-решительно, не стискивала внезапно оказавшимися довольно цепкими пальцами плечи, не роняла с лежака на прохладный вечерний песок.
– Ой! Прости, я случайно!
– Не останавливайся.
Артем был внезапно порывисто-пылок, страстен, юн и энергичен. Такой вот сводящий с ума коктейль. «Ничего себе, Тёмка-Тёмочка, мальчик-колокольчик! Этак меня сейчас попросту трахнут», – усмехаясь, подумал Данилов. Разумеется, ни в какую серьезную угрозу своей мужественности он не верил, но ощущения были странными: именно его тут, хоть и не в буквальном смысле, хотели, завоевывали, брали. Это… слегка сбивало с толку. И вдобавок почему-то невероятно льстило самолюбию и даже заводило. С другой стороны… В эту игру ведь можно играть вдвоем?
Данилов прикусил все еще отдающую на вкус шоколадом нижнюю губу разошедшегося Тёмки, рыкнул, опрокинул теперь уже его в песок, навис сверху, спустился поцелуями по запрокинутой шее, прихватил зубами выступающую ключицу, о которой, оказывается, все это время так отчаянно, так голодно мечтал. Артем тихо, явно из последних сил стараясь сдерживаться, застонал. Этот стон едва не снес Данилову ко всем чертям последние тормоза и в то же время произвел внезапное, словно ушат ледяной воды прямо на голову, отрезвляющее впечатление. «Еще мгновение, и я…» (Не остановлюсь.)
– Данилов?
Первый раз – на песке, под осуждающими или любопытствующими взглядами время от времени фланирующих по пляжу ночных гуляльщиков совершенно однозначно не входил в его планы. (Просто счастье, что сердобольные советчики, разгневанные моралисты и желающие присоединиться до сих пор не окружили их плотным кольцом. Повезло!) Однозначно, Данилов не являлся любителем подобных извращений. К тому же совсем недавно он обещал Тёмке, что на их свидании не будет никаких пластиковых лежаков. Надо думать, песок в этом плане выглядел ничуть не лучше. Оправдание: «Он первый начал!» – звучало абсолютно по-детски.
– Стоп! Тормозим.
Осторожно, стараясь не придавить все еще отчаянно цепляющегося за него Артема, Данилов встал. Сердце гулко билось о ребра. Шорты спереди просто неприлично топорщились. Впрочем, не у него одного.
Артем сел прямо там, в песке, совершенно не заботясь о сохранности своих белых одежд, посмотрел снизу вверх внезапно потемневшими глазами. Сказал отчего-то растерянно:
– Извини. Извини! Я больше не…
– Пойдем купаться.
На самом деле Данилову ужасно хотелось сказать: «Пойдем купаться, Тёмка!» Наверное, это прозвучало бы совсем по-другому, как-то… тепло, привычно, по-домашнему. Словно они знали друг друга лет сто. Может, росли в одном дворе, ходили в одну школу. Мысленно Данилов уже успел привыкнуть к этому казавшемуся невероятно правильным «Тёмка». Но вот произнести вслух так и не смог. Будто ощущал, что не имеет пока права на подобную степень… близости. Не заслужил.
– Ну пойдем, коль не шутишь!
Данилов протянул ему руку, помог встать с песка. Артем кивнул: «Спасибо!», решительно стянул футболку, шорты (Данилов сглотнул), остался в одних узких, ничего на данный момент не скрывавших черных плавках. (Почему-то Данилову казалось, что плавки должны быть красными. Ошибся, бля…) Чтобы не смотреть слишком пристально, Данилов принялся торопливо разоблачаться. Благо, одежки на нем, как и на Тёмке – раз-два и обчелся.
«Красавица и чудовище…» – невесело мелькнуло в сознании. Да что там! Все он всегда про себя знал.
Впасть в привычное самоуничижение не дал деловитый вопрос:
– Лошадь сразу с собой возьмем или пусть пока здесь попасется?
– То ж не лошадь, а грациозный единорог! Нет у тебя, Артем Батькович, чувства прекрасного!
