Текст книги "Куриный бог (СИ)"

Вечер Данилов провел словно какой-нибудь старик – сидя на балконе, попивая холодную минералку из мини-бара. После ужина и задушевного разговора с Никой он все-таки сходил на море и довольно долго плавал, пытаясь смыть с себя гадость и обрести привычное душевное равновесие. Чтобы, выходя уже в совершенно измотанном состоянии на берег, с горечью признать: в этот раз безотказное прежде лекарство оказалось бессильно.

«Старею?» Данилову только два года назад стукнул тридцатник, теперь он семимильными шагами двигался к «возрасту Христа» и раньше никогда не задумывался о возрасте. Любил говорить про себя: «Я – умный, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил…» А сейчас отчего-то накрыло. То зрение напомнило, то вот… какая-то нехорошая пустота внутри. Друзья, которых у него было не так уж и много, смеялись: «Да мы же еще совсем салаги! Тридцать – это даже не середина. Не парься!» Он и не парился. Просто день такой. Дурацкий.

Хоть бы с работы позвонили, сволочи! Так нет же. Правда, он сам же им и запретил: «Только в случае ядерной войны! В остальных – справляйтесь сами. Обойдетесь без форс-мажоров – всем премию выпишу». Они, видать, и старались ради премии, мерзавцы. Пару раз Данилов все-таки взял в руки телефон и задумчиво повертел его, раздумывая: не потревожить ли мирно спящего в это время суток Лешку Ерофеева, своего зама? Но потом все же решил, что подобное поведение ощутимо отдает клиникой. Уехал отдыхать – вот и отдыхай себе на здоровье. Не отдыхается? Твои проблемы.

Спать, даже несмотря на устроенный после ужина заплыв, совсем не хотелось. Видимо, выдрыхался в первой половине дня. Телевизор показывал только на турецком и на немецком. Пойти нажраться после вчерашнего по-прежнему не казалось такой уж привлекательной идеей.

– Нет! Я сказал: нет! Иди на!..

Голос Артема он узнал бы из тысячи. А здесь был не просто голос, а злой, отчаянный выкрик. Словно бы до этого момента человек старался говорить тихо и сдержанно, а тут сорвался. И Данилову это совсем не понравилось.

Прежде чем он понял, что именно делает, его только что пребывавшее в состоянии совершенной расслабленности тело пружиной выкинулось из кресла, перемахнуло через балконные перильца и рвануло туда, откуда послышалось Артемкино «Нет!» Как еще тапки в прыжке не потерял, супергерой хренов!

Мысли работали, будто на полигоне, куда Данилов с друганами периодически наведывался поиграть в пейнтбол: «Где? Откуда? Как туда добраться с наименьшими потерями?» Хорошо хоть самому прятаться не приходилось. По всему выходило, что бежать ему следовало аккурат к той хозяйственной постройке, которую так роскошно декорировали очередные заросли бугенвиллии (или как ее там? магнолии?). Больше – некуда. Не за забором же посреди дороги Темка исхитрился в какие-то разборки влезть!

Тихо матерясь сквозь зубы (бег в пляжных шлепанцах по пересеченной местности, как выяснилось – тот еще олимпийский вид спорта!), Данилов обогнул загадочное строение, которое при ближайшем рассмотрении оказалось просто чем-то вроде сляпанного на скорую руку сарая для хранения самых разнообразных декораций и бутафорского реквизита, используемых в работе аниматоров. Внутри было темно, только свет уличного фонаря сквозь решетку, заменявшую одну из стен, не давал этой темноте сделаться совсем уж полной.

– Ах ты ж блядь! – донеслось до него из сумрака. – Пидовка малолетняя!

– Отстань, с-сука!

Данилов ринулся на голоса, сшибая по дороге какие-то куски натянутого на рейки холста и, кажется, стопку поставленных друг на друга запасных пластиковых стульев.

«Вот про такое и говорят: «Не ждали!»

Если бы Данилов столь отчетливо не расслышал отчаянье и ненависть в голосе Артема, если бы в реплике его собеседника не было столько злости, Данилов бы подумал, что стал свидетелем неких… постельных игр. В самом деле: море, курорт, устроили двое возню на лежачке в подсобке.

– Привет, – как можно более небрежно произнес он. – Не помешал?

– Помешал, вали отсюда! – рыкнул на Данилова мужик, прижимавший своим спортивным загорелым торсом Темку к означенному лежаку.

Кстати, сам Артем ничего не сказал, только таращился из-за загорелого плеча, и в глазищах у него (очень удачно падал на всю эту скульптурную композицию свет из-за решетчатой стены, просто очень!) плескался почти животный ужас пополам с надеждой.

Этот затравленный взгляд резанул Данилова прямо по сердцу – точно острой бритвой. А он раньше думал, что такое можно встретить только в бездарных романах. Руки сами ухватили, подняли, сжали ту тварь, что посмела причинить боль его Тёмке. Он и сам бы не смог сказать, в какой именно момент Тёмка стал «его». Может, как раз тогда, когда, ни секунды не раздумывая, нырнул за Даниловым на дно бассейна? А может, раньше?

– Ты разве не слышал, как тебе сказали «нет»?

Мужик в даниловских руках булькнул что-то неразборчивое. Трудно демонстрировать отменную дикцию, когда тебе со всей дури пережимают горло. А если учесть, что в жизни Данилова случались ситуации, когда приходилось самому выходить вместе с бригадой на погрузку-разгрузку вагонов, то руки у него были совсем не хилые.

– Отпусти его, – попросил разъяренного Данилова Артем, зябко обнимая себя за плечи, словно исхитрился замерзнуть при здешних тридцати с лишним градусах ночной температуры. Вчера, когда по бассейнам за всякими утопленниками нырял – ничего, а нынче вот… замерз. – Данилов, отпусти. Пусть убирается, мразь.

Данилов и отпустил. Раздался тяжелый удар тела о деревянный настил пола. Нет, ему же было сказано «отпустить», а не «поставить на ноги и трепетно придержать, чтобы не свалился», правда?

– Да ты!.. Да я!.. – прохрипел копошащийся возле даниловских ног мужик. Данилов посмотрел на него с интересом. Какой непонятливый товарищ попался, надо же!

Кстати, мужика этого ему доводилось встречать раньше: и в ресторане, и на пляже. В меру подкачанный, слегка за сорок, подтянутый и загорелый, он всюду появлялся с такой же ухоженной немолодой блондинистой спутницей. На пляже они неизменно игнорировали тенты, устанавливая лежаки прямо под палящими лучами солнца, с головы до ног обмазывали друг друга маслом от загара, а в море радостно и, можно сказать, вдохновенно кидали друг другу резиновый мяч с изображением дельфина. «Немцы», – глядя на эту пару, уверенно изрекала Ника. – «Почему ты так думаешь?» – «Да ладно, разве по ним не видно?» И завистливо вздыхала: видать, над чужим отменным заграничным семейным счастьем.

И вот теперь этот «немец» злобно сверкал на Данилова ярко-синими глазами, а с губ его стекали такие потоки вполне себе отборного отечественного мата, что при иных обстоятельствах Данилов, пожалуй, даже проникся бы некоторым уважением.

«Ничего, мы тоже, как говорится, не пальцем деланы!» – с какой-то веселой злостью подумал он и, сделав самую свою свирепую рожу, приблизился почти вплотную к противнику. Теперь ему хотелось, чтобы тот уже по-простому слинял отсюда и никогда в жизни даже не думал больше приближаться к Артему. К Тёмке. Впервые стало искренне жаль, что так и не набил себе какую-нибудь татуху из тюремной тематики. Купола там. «Не забуду мать родную». Или это уже не актуально? Самое время было рвануть на груди рубаху. Или – черт с ней! – футболку. Для пущей убедительности. И вспомнить все смотренные когда-то в глубокой юности вместе с батей сериалы про «братков».

– Ты, баклан, базар-то фильтруй! Мы таких, как ты, у себя на районе живыми в бетон закатываем. Думаешь, здесь бетона подходящего не найдется? А и не найдется… Море, оно, слышь, глу-у-бокое, со-о-леное… – последнее он почти пропел, полуприкрыв от мрачного восторга глаза.

Не требовалось быть особым знатоком человеческих душ, чтобы понять, почему «немец» вдруг нервно захлебнулся сдавленным выдохом и, почти припадая на четвереньки, ломанулся к выходу. Данилов насчет собственной выразительной внешности никогда не заблуждался, но, когда надо, умел извлекать из нее дивиденды. Остро захотелось рвануть за мерзавцем следом, нагнать и еще наподдать… Под откляченный накачанный зад.

На напряженную шею опустилась прохладная рука. Успокаивая, прогоняя кровавую пелену гнева. Это он вчера во время разборок с Никой думал, что готов к убийству? Да вчерашнее даже рядом по силе не стояло с… вот этим вот.

– Тс-с-с, Данилов. Хватит, пусть идет. Ты – мой герой.

– Разве это не мне положено сейчас тебя утешать? – повернулся Данилов к стоящему рядом с ним Артему.

Тот снова зябко поежился, но головой тряхнул решительно. Данилов вдруг подумал, что еще совсем недавно у мальчишки были длинные волосы. Подобный жест органично смотрелся бы именно при длинных волосах. И тут же в голове мелькнуло отчетливое: «Жаль».

– Чего меня утешать? Сам дурак. Он ко мне уже давно клеился. Как приехал две недели назад, так и начал подкатываться. А я его посылал – разумеется, исключительно вежливо. Он же клиент, чтоб ему. А нынче как-то… бдительность потерял.

– Ага, и то, что тебя сейчас едва не изнасиловали – исключительно твоя вина, – теперь основательно наподдать захотелось уже Артему. Данилов искренне ненавидел «комплекс жертвы» и не понимал, как может страдать подобной херней нормальный взрослый мужик. Ну ладно. Допустим, еще не совсем взрослый. Сколько там ему? Двадцать? Чуть больше? И все же…

– Послушай, я не хочу говорить на эту тему. Давай ты уже пойдешь к себе, а я – к себе?

«Размечтался! – скривил в мрачноватой ухмылке губы Данилов. – Я уйду, а ты тут будешь в одиночестве переживать отходняк и маяться собственной несуществующей виной?»

А вслух произнес:

– Знаешь, вообще-то я уже сегодня насиделся «у себя» по самое не хочу. Может, пройдешься со мной чуток по берегу? Просто за компанию? Или у тебя еще какие-нибудь… дела и обязанности?

Артем дернул плечом.

– Никаких дел. Пойдем.

Выглядело это так, словно злобный хмырь Данилов силой волочет бедного ребенка гулять в то время, когда тот как раз договорился с друзьями позависать в какой-нибудь сетевой игрушке. Ну, если кому-то так легче… Игры, понимаешь. Детский сад – штаны на лямках.

Выйдя из складского полумрака под свет фонарей, Артем помялся, но все же решился спросить:

– Слушай, а… как я выгляжу? Нормально? Побудь, пожалуйста, моим зеркалом.

Нормально он не выглядел. Алые пятна какого-то неестественного, лихорадочного румянца отчетливо видимые даже сквозь загар, слегка припухшие, точно после довольно грубых поцелуев, губы, надорванная у ворота футболка, только-только начавший проявляться синяк в виде отпечатков пальцев чуть выше правого локтя. «Ничего, – мстительно подумал Данилов, – этот козел тоже совсем скоро пожалеет об отсутствии в его гардеробе водолазки. Или прелестного голубенького шарфика. Кхе!»

– Почти, – он осторожно одернул на Артеме футболку, прошелся пальцами по взъерошенным волосам, придавая им хоть какое-то подобие порядка, покосился на яркие мальчишеские губы и вздохнул. – Сегодня уже темно, а вот завтра тебя вопросами замучают – не отвертишься.

– Завтра я придумаю что-нибудь. Скажу: споткнулся, чуть не упал, постоялец проходил мимо – успел поймать. Добрый самаритянин, блин. Тут таких полно, – улыбнулся в ответ Артем. И хотя это была всего лишь тень его обыкновенно яркой, солнечной улыбки, Данилов порадовался уже тому, что мальчишка не растерял способности улыбаться. Все-таки даже не окончившаяся ничем фатальным попытка изнасилования – та еще жопа. А этот улыбается.

– Тогда пойдем.

И они пошли. По аллее высоченных пальм с голыми стволами, похожими на слоновьи ноги, мимо теннисного корта и бара туда, где между пляжем и территорией отеля двигался, шумя, смеясь, переговариваясь на разных языках, вечно праздничный вечерний променад. Данилов почему-то вспомнил, какой пустынной выглядела эта раскаленная безжалостным солнцем белая дорога днем.

– Хочешь на пляж или здесь погуляем?

– Здесь. Понимаешь, на пляже сейчас слишком темно. Не хочу туда, где темно.

От того, как он произнес это «темно», у Данилова в груди натуральным образом перевернулось сердце, а рука сама собой потянулась, чтобы успокаивающе коснуться плеча Артема. Потянулась – и остановилась на середине жеста. Пришлось одернуть себя, идиота, и аккуратно засунуть до боли сжатые в кулаки пальцы в карманы широких «гавайских» шорт. Артему сейчас, поди, меньше всего нужны чужие прикосновения. Даже сочувствующие.

– Ты же понимаешь, что я бы никогда?..

– Понимаю. Ты совсем другой. Только… сегодня я немного без шкуры. Все нервы наружу. Это пройдет. Ладно?

В душу Данилова закралось нехорошее сомнение.

– И часто тебе приходится сталкиваться… с таким?

Артем вздохнул, поднял на него глаза.

– Случалось, – видимо, по даниловской физиономии пробежала некая многозначительная рябь, потому что он тут же поспешил добавить: – Не хуже, чем сегодня, правда. Обычно я успеваю сбежать. Можно сказать, большой специалист по стратегически выверенным побегам.

– Ладно, – вздохнул Данилов, опасаясь вот именно сейчас, из самых лучших побуждений, проехаться крупным наждачком по тому самому «совсем без шкуры». – Куда пойдем: направо или налево?

– К городу, – отозвался Артем. – В другую сторону променад заканчивается быстро. Не успели еще проложить. Отели есть, а дороги вдоль них – нет.

– К городу так к городу, – Данилову было абсолютно пофиг куда идти, если рядом идет Тёма.

Довольно долгое время они шли молча. Артем, прикусив и без того порядком потрепанную в сегодняшних баталиях нижнюю губу, мрачно думал о своем. Данилов – тоже невесело – об Артеме. Вот что у человека за жизнь, а? За какие такие грехи?

Вокруг привычно тёк променад. Проплывали, каждый со своим световым и музыкальным ритмом, отели. Разговаривали на совершенно сумасшедшей смеси разных языков туристы. Шумно предлагали свой незамысловатый товар торговцы – близкие родственники сына турецкоподданного Остапа Бендера: то смешные глиняные свистульки, еще долго заливавшиеся вслед веселым птичьим щебетом, то дурацкие светящиеся вертолетики, с завидным упорством взмывавшие в небо и через какое-то время падавшие на головы ни о чем не подозревающих прохожих. В одном месте попался даже мужик с огромной собакой неведомой Данилову местной породы. Перед псиной молчаливым укором всем проходящим мимо лежала видавшая виды соломенная шляпа, вероятно, собиравшая «на прокорм». Хозяин собаки при этом выглядел совершенно незаинтересованным и полностью погруженным в какие-то свои сложные, философские думы. Возле колоритной парочки Артем притормозил, словно старому знакомому, кивнул даже не взглянувшему на него турку и приблизился к собаке, выглядевшей, по мнению Данилова, довольно устрашающе. Нисколько не стесняясь, потрепал ее за короткими висячими ушами, погладил тяжелую лобастую голову (собака блаженно прикрыла глаза), сказал извиняющимся тоном:

– Я сегодня без денег. Завтра, ладно?

Собака, будто и вправду поняла обращенную к ней речь, благосклонно лизнула подставленную ладонь.

– Ну ты укротитель! – потрясенно выдохнул Данилов, когда Артем снова занял свое, уже привычное, место справа и они тем же неспешным шагом двинулись вперед.

– Да он же добрый!

– Да? А по виду и не скажешь.

– Внешность обманчива, – якобы продолжая шутливую перепалку, отмахнулся Артем, но Данилов заметил, как снова исчез свет из его глаз.

Дальше опять двинулись в привычном уже молчании. В конце концов оно так достало Данилова, что он готов был брякнуть любую глупость – хотя бы даже начать травить несмешные анекдоты. Однако, как ни странно, первым заговорил Артем:

– Вот скажи мне, Данилов, как лицо незаинтересованное: у меня что, все это на лбу написано?

Данилов аж вздрогнул от такого внезапного напора. И хотя сам себя он, пожалуй, с некоторых пор к незаинтересованным лицам отнести никак не мог, но от вопроса не уклонился. Только уточнил на всякий случай:

– Что написано, Тёма?

– Да вот это все. «Пидовка», «блядь», «валить и трахать»?!

Данилов тяжело вздохнул, зачем-то помассировал внезапно вспотевшей рукой затылок (от переживаний голова опять начала отвратительно ныть), скрипнул зубами.

– Ты еще скажи: «Я сама во всем виновата! Ходила в короткой юбке по неподходящему району, красилась ярко, совращала бедных невинных мальчиков!» Что за хрень, Тём?

– Хрень, да?! – взвился в ответ Артем. – Что бы ты понимал в моей жизни, Данилов! Сам-то, поди, натуральнее самых натуральных продуктов без ГМО и консервантов?! Или все-таки нет?

– Тём, ну при чем тут это?

– А при том!

На них оглядывались. Данилову было пофиг. Артем и вовсе не смотрел по сторонам. Не без грусти подумалось: «Сейчас грязные трусы в рожу полетят. А ведь я и вправду хотел как лучше…»

Но нелепая ссора затихла, так толком и не начавшись. Артем скривился, сморщил переносицу, посмотрел на Данилова чуть виновато.

– Извини, совсем мне нынче крышу снесло – на людей бросаюсь. Пойдем обратно, а? Кажись, я уже нагулялся.