Текст книги "Зверь (СИ)"
Автор книги: mila 777
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
Вадим, будто поражаясь моему упрямству, покачал головой, закатив глаза, и, притянув к себе за плечи, просто обнял. Чмокнул в лоб и пробормотал:
– Ненормальная.
– Псих.
– Одно и то же.
А я:
– Вот именно.
***
Не люби меня, нет, не люби меня,
Будь со мною грубее, активнее.
Не проси у меня ты прощения,
Соверши надо мной извращение…
Агата Кристи «Извращение» ©
В оконном стекле отражалось мое лицо – бледное расплывчатое пятно. Я находилась в квартире Фила. Он сидел рядом, лицом ко мне, а я к нему – боком. Безмолвно пялилась на себя, потом искала глазами в потемневшем небе яркие звезды. Их не было. Чертовски обидно.
Фил курил, и я, наконец, нашла для себя окончательное занятие – разглядывание клубящегося дыма. Плавными движениями рук ловила едкие растворяющиеся в воздухе узоры и улыбалась. Мы покурили вместе. Я не отнекивалась, но Вадим и не предлагал. Он не хотел мне это позволять, но стоило лишь самому задурманить разум, как на мои действия Фил уже не обратил внимания. Просто не заметил, а очнулся в тот миг, когда я, затянувшись, жутко закашлялась. Отказавшись от повторной затяжки, предпочла запить эту дрянь вином, но дым уже произвел эффект на мой неприспособленный разум – я улетела.
– Знаешь, под музыку это заходит гораздо лучше… – томно проговорил Филатов. Или мне лишь казалось? – А ты никогда не думала, под какие музыкальные темы занялась бы сексом? Чувственно… или, наоборот, дико.
Я, захлопав ресницами, прищурилась и отвлеклась от своего занятия.
– Нет…, а ты думал?
– Да.
Фил встал и подошел к стерео установке. Ну это я ее так назвала, а на деле – музыкальный центр. Плавно прожужжал дисковод, тихо щелкнул, закрывшись, и по комнате поплыли знакомые антиутопические, мрачные и невыносимо депрессивные треки группы «Агата Кристи». Вадим знал, что конкретно включить: именно ту песню, которая в подобном состоянии заставит двигаться плавно и даже чуть заторможено. Ту, что вынудит меня прикрыть глаза, но так, чтобы видеть лицо оглянувшегося Фила и осознавать, насколько он необычен, притягателен и сексуален.
Стоит, курит, наблюдает…
Филатов ждал чего-то, и я предполагала – именно моих дальнейших действий.
Встав на диване, я принялась неспешно раздеваться. Он смотрел на это с таким выражением лица, словно пытался сдержать себя и не наброситься. Боже, как это льстило, как подталкивало вперед, дальше…
И я не смущалась вовсе, что само по себе было странным. Ведь распущенной или аморальной меня не назовешь. Но только не сейчас, не перед ним.
Филатов затянулся еще раз, затушил окурок, выпустил дым и, уставившись на меня исподлобья своими дикими, совершенно безумными глазами, стянул через голову футболку, обнажая татуированный торс. Я уже стояла перед Вадимом в нижнем белье, а когда он взялся пальцами за пуговицу ширинки, во рту тут же пересохло. Внутри все завязалось в ком, а голова, затуманенная и немного гудящая, и вовсе пошла кругом.
Фил приблизился, все так же молча, и мне удалось поймать его за руки, чтобы притянуть к себе. Но тот мягко оттолкнул меня, сжал мои запястья и вынудил присесть. Я подогнула под себя ноги и подняла на Филатова внимательный взгляд. Он, играя на публику, то есть для меня, расстегнул эту чертову ширинку, потом спокойно и невозмутимо разделся полностью. Я жадно его рассматривала и просто не узнавала себя. Но каждая попытка прикоснуться к Филу сталкивалась с его сопротивлением. Он играл со мной. Потом наклонился и снял мой бюстгальтер, отбросил его в сторону и, приподняв меня за бедра, стянул и трусы.
Теплые пальцы Вадима скользнули по ключицам. С моих губ сорвался судорожный вздох.
Это абсолютно выбивало из реальности, у меня сносило крышу. От того, как Фил целовал, прижимался, как спустил на пол, поставив на колени и вынудив облокотиться о диван, прижал к нему животом. Как сзади тоже встал на колени и, поглаживая пальцами мои бедра, вынудил развести ноги шире.
Я ахнула, широко раскрыв глаза, когда ощутила эрекцию Вадима. Он не дал опомниться, тут же скользнул внутрь. Громко застонав, вцепилась руками в покрывало и стиснула его до побелевших костяшек пальцев. Фил не торопился, двигался умопомрачительно медленно, при этом обдавая мою щеку жарким дыханием. Второй рукой скользил по внутренней стороне бедра.
Я откинулась на его плечо, закрыв глаза. Музыка вкупе с вином и «дурью» создавала совершенно непередаваемую атмосферу. Это был сплошной эротизм в истинном его проявлении. Пошлость отошла на задний план, уступив место чувственности, медлительности, горячему шепоту, от которого я улетала, просто падала в неизвестность.
– Хочу… хочу видеть твое лицо… – пробормотал Вадим, отодвигаясь, и, подняв меня, уложил на диван.
Однако устроившись сверху, он снова вошел крайне медленно и осторожно, будто я могла рассыпаться, будто и не он вовсе «напал» на меня в первый раз, когда дожидался моего возвращения в город.
Обхватив мою голову руками, Вадим смотрел в глаза, снова в самую их глубину, и мне хотелось жить. Серьезно. Не ради секса с ним, а ради вот этого взгляда. Ради вибрирующей внутри этого человека энергии. Ради него…
Мы таяли вместе, отдаваясь друг другу так, как если бы прощались навеки. Это не пугало, но лишь на тот момент. Однако все же заставляло задуматься…, но потом, позже, уже после…
А пока я видела лишь эти черные, будто неизведанные дыры космоса, которые затягивали меня все глубже, и шла я на это совершенно добровольно…
***
В этот день в моей квартире было непривычно шумно и многолюдно. Причина: день рождения Кости. А у меня собрались только потому, что больше негде было. Тратить деньги на кафе или клуб не хотелось, а вечеринка дома – самое то. Правда, я подозревала, что вскоре нагрянут соседи со своими претензиями.
Музыка играла негромко – по моей просьбе, – ребята тоже не слишком шумели. Тем более что было нас тут всего-то пятеро: мы с Юлькой, с которой замяли недавний конфликт; Вадим, Костя и некий Андрюха, чуть позже прибыл незнакомый мне Илья.
В общем, всем было хорошо, однако, периодически обращая свой взгляд на Филатова, я замечала его нервозность. Он часто косился на часы, потому я все ждала, что Фил в итоге уйдет. Но нет, он продолжал болтать с парнями, при этом потягивая пиво и не переходя на крепкие напитки. Костя, как истинный именинник «наквасился» первым. Причем Юля разозлилась на него и начала бубнить, а дальше они и вовсе переругались. Потому мне пришлось увести Юльку на кухню и зависнуть там с ней надолго. Компании разделились. Наш дуэт расслаблялся за кухонным столом, а парни остались в комнате. Однако вскоре этот самый Илья причалил к нам с Юлей и принялся сетовать на бабский род. Долго слушать эту ересь мы с приятельницей не смогли, и уже после парочки крепких словечек в адрес женщин я отрезала:
– Умолкни ты! Невинная овца, блин.
Илья завелся с пол-оборота, подскочил на месте и ляпнул в ответ:
– Тупая! Я ж и говорю, что вы дуры тупые!
Юлька вдруг выплеснула ему в лицо свое пиво. Я вскочила, прежде чем этот придурок шарахнул моей приятельнице кулаком в челюсть. Она упала навзничь, зацепив мою любимую вазу, что стояла на подоконнике, а я проорала:
– Ты что, не в себе, дебил?!
Илья, сделав страшные глаза, метнулся ко мне и ухватил за грудки, а мне, к счастью, удалось, врезать ему по голени ногой, но парень, рыкнул и встряхнул мою тушку так, что у меня клацнули зубы, а голова запрокинулась. Стакан выскользнул из моих пальцев, и тут же под ногами захрустело стекло. Благо, я была в домашних тапочках.
– Руки! – раздался громкий возглас за спиной Ильи, и я заметила Фила, который всего в два шага пересек кухню и вцепился в парня, рванув того за шиворот. Но этот болван потянул за собой и меня.
Я вскрикнула и, хватаясь за все подряд, полетела прямо на стекло, которое тут же врезалось в мои ладони. Зажмурившись, я на некоторое время замерла, чтобы справиться с болью. Но грохот, что донесся уже из прихожей, привел меня в чувства. Вскочила, отряхнула руки и, выбежав из кухни, нечаянно сбила с ног Илью, что, несомненно, помогла Филу. А когда я вскинула глаза на своего парня, то чуть не обомлела. Ребята удерживали Вадима, а поднимающийся с пола Илья уже и сам не стремился бросаться в бой. Видимо испугался. Все испугались, потому что по шее Фила стекала тоненькая струйка крови, а на полу под моими ногами лежал маленький складной нож. Судя по спокойному выражению лица Вадима, с ним все было в порядке, но глаза его казались просто дикими.
– И как там Каспер поживает? – спросил он едко и, вырвавшись, провел пальцами по ране, взглянул на перепачканные пальцы, и снова посмотрел на Илью. – Это же от него «привет»?
Илья сплюнул кровь, что сочилась из лопнувшей губы, согнулся, подхватил нож и, задев Филатова плечом, выскочил из квартиры. А через мгновение вернулся, сорвал с крючка свою куртку, поднял ботинки и снова исчез за дверью.
Неловкое молчание длилось недолго. Я повернулась к Юльке, сидящей на полу в кухне, и, качнув головой, произнесла:
– Идите отсюда. Одни проблемы от вас. Уйдите.
Никто и не возмущался.
А ушел даже Фил, но прежде, натягивая свою новую черную куртку, совсем не косуху, проговорил:
– Ты, Мария, молодец, что правду говоришь. Правда – она дорогая. Люди не ценят. Только, пожалуйста, береги себя. Вот я тоже резал правду в глаза, а теперь зарезать пытаются меня. Будь осторожна, ладно? – приблизился, обнял. – Просто всегда скрывай от людей то, что внутри. Твой мир никому не нужен. Есть только один человек, который будет понимать, но решать тебе – встретила ты его или нет…
Отодвинулся, поцеловал, быстро, но мягко, и все.
«Закрой за мой дверь, я ухожу…».
***
В том, что случилось нечто страшное, сомнений у меня уже не было. Я целую неделю таскалась на работу, вызвавшись сама, но в последний день, вдоволь наслушавшись воплей начальника, развернулась и вышла из его кабинета, прямо задом чувствуя изумленный взгляд.
После спокойно написала заявление на увольнение, которое шеф одобрил с демонстративным видом, словно я ему до конца дней буду должна и еще приползу на коленях, и покинула набившее оскомину место работы.
На улице остановилась, втянула в себя промозглый влажный воздух и рассмеялась. Свобода. Плевать на бытовуху. Рассчитают меня в течении нескольких дней, там денег на пару месяцев оплаты за квартиру хватит, а поесть всегда найдется, потому что родители помогают. Или помогут…
Неважно. Все наладится…
Только вот Фила не было семь дней. Ровно семь долбанных дней он не отвечал на звонки, собственно, совсем выключив телефон, и не приезжал ко мне. Я все глубже замыкалась в себе, боясь даже предположить, что с ним могло случиться.
«Пока сердце будет стучать, мы будем верить и ждать…».
Я ждала и верила. А потом раздался тот звонок…
========== Глава десятая ==========
Я никогда не задумывалась о том, сколько боли отведено каждому человеку. Никогда прежде меня не волновало, насколько силен внутренний стержень, что так упрямо держит и не дает упасть. Что держало меня? Наверное, отрицание раельности. Это когда внутри чернота, как та, что светилась в глазах Вадима, но только мертвая. Моя уже мертвая чернота.
Это случилось ровно тридцать три дня назад.
Раздался звонок. Это была Наталья, мать Филатова. Ее голос, словно загробный, словно зазвучавший из подземелья, произнес: «Вадим мертв».
Это сообщение вырвало из меня душу и выбросило в окно. Я не упала в обморок, не стала истерически кричать, не попросила ее опровергнуть сказанное. Просто села на стул, положила мобильный на стол и уставилась в серое небо за окном. Близился вечер.
Бледно-оранжевые блики заката растворялись вместе с моими надеждами, будто даже небеса смеялись над той участью, что они для меня уготовили.
За что так с ним, а? За что его так? Ведь он старался. Да, ходил по лезвию бритвы, напрашивался на неприятности, но это потому что характер такой, натура такая, но ведь не из-за вздорности и совсем не по причине аморальности…
Он не был аморальным. Он верил, а вы вот так с ним…
***
Собственно, тело не нашли. А раз не нашли…
Да, узнав об этом, я вдруг загорелась изнутри темной надеждой на лучшее, а темной, потому что она меня пожирала и обещала стать комком адской боли, если все же не оправдается.
Стоя лицом к ветру, я смотрела, как к воде клонятся плакучие ивы. Это была та самая узенькая речушка, вдоль которой мы когда-то гуляли с Вадимом.
Я уселась на лавочку, игнорируя порывистый ветер, забирающийся под капюшон парки, и не заметила, как вздрогнула, лихорадочно всхлипнув, так, словно это нечто прочно сидевшее в груди вырвалось наружу. Мне стало плохо. Просто настолько сильно разболелась голова от постоянных размышлений, от невыплаканных слез, от бессонницы, что осталось лишь сильно зажмуриться, уткнуться лицом в ладони и разреветься в голос, пугая редких прохожих.
Странности в этом деле, касающемся непосредственно самого убийства, меня совершенно бесили. Все считали, что Фила именно убили. Как убили? Где? Кто?
Каспер, вероятнее всего.
И вот еще что. Этим утром мне позвонил Олег Иванович Филатов. Представился, и я онемела от изумления. Прокурор, отец Вадима. Он лично следил за этим делом. Он лично ездил к Касперу, а после попросил меня заглянуть к нему, Филатову, в прокуратуру. Но передумал и назначил встречу в кафе во избежание слухов.
Дело пытались замять, потому как вышли на брата Каспера, однако Олег Иванович, наверняка стремясь хотя бы сейчас загладить вину перед сыном, придал все-таки некоторые факты огласке и «оборотня в погонах» задержали. Более того, отец Вадима как-то слишком дотошно расспрашивал меня о Сашке, моем брате, и тогда я словно очнулась. Встрепенулась и поинтересовалась, при чем тут он?
– А при том, – ответил Филатов, – что расследование привело именно к нему, как к потенциальному информатору. – Я непонимающе моргнула. – То есть ваш брат, Мария… – ох, это слово, будто огонь обожгло мой слух, – …помог поймать братьев Касперовичей с поличным. Мы не афишируем его причастность к расследованию, но вам настоятельно советую связаться с Александром и поинтересоваться, что ему известно об исчезновении Вадима, – Филатов тяжко вздохнул, опустив глаза. – Мне нужно отыскать тело сына. В любом виде. Пусть хотя бы будет похоронен должным образом… Знаешь, Маша, – вдруг как-то по-доброму, по-отечески, произнес мужчина, переходя на «ты», – Вадим пришел ко мне за несколько дней до… кхм… Я так удивился, когда увидел его на пороге своей квартиры. Мы посидели, поговорили обо всем… Он о тебе рассказывал, много и взахлеб. Его глаза светились, мой сын был счастлив. И хотя я знал, что эти синяки у него под глазами – следствие пагубного действия наркотиков, я впервые понял, что мой паренек очнулся, что он справляется с собой. Ты… Мария, пожалуйста, позвони, если вдруг узнаешь что-то. И еще… – Филатов встал, – Наталья, моя бывшая супруга, скрывает нечто важное. Ты не беседовала с ней? Мне она ничего не расскажет.
Я отрицательно качнула головой.
– Нет. Не беседовала.
Опустила глаза, уткнувшись взором в чашку, и призналась:
– Я не верю, что его нет.
– Я тоже, девочка.
И он ушел…
Окончательно промерзнув, я встала с лавочки, вырвав саму себя из свежих воспоминаний, и решала тут же позвонить Саше. Мы не разговаривали и не виделись ровно тридцать шесть дней. Теперь я считала каждые сутки, мысленно отмечая, что время ни черта не залечивает.
Мой одинокий раненный зверь канул в темноте и отыскать его значило – окунуться во все то дерьмо, через которое он прошел. Однако я не знала, с чего конкретно начать, потому, утерев слезы, набрала номер брата, медленно бредя в сторону метро.
– Наконец-то, – без приветствия отрезал Саша. Он был недоволен моим отсутствием. – Ты никак рехнулась, сеструха. Почему не отвечала на звонки? Хотя ладно. Говорить буду я. Слушай. Я знаю, что с тобой проводил беседу Филатов. Знаю, они хотят выведать, куда исчез Вадим. Подчеркиваю, сеструха, Фил именно исчез. Доказательств его смерти нет. Каспер не лжет. Он действительно не знает, где Вадим. Так вот… – Я внимала словам Сашки, затаив дыхание и не мигая таращась куда-то в пустоту. – Ничего я не скажу. Они прослушивают твой телефон, Марусь, так что помалкивай и ты. И да, мне жаль. Правда, сестра, мне очень жаль, – и добил напоследок, так и не дав мне выдавить ни словечка, – прости меня.
Обезумев от этих тайн, я едва не выбросила телефон в воду. Но вовремя взяла себя в руки и, спрятав технику, спустилась в метро, душой чуя абсолютную уверенность в каком-то нелепом плане, осуществленном благодаря Сашке, Наталье и самому Вадиму.
***
– Вы не можете это скрывать, – в который раз я выкрикнула в трубку, стоя у подъезда дома Фила. – Это же ваш сын. Что стряслось? Расскажите! Я жду вас, – и уже с надрывом, – пожалуйста…
Наталья так громко вздохнула, что я четко ощутила ее недовольство. Что-то мне подсказывало – она не переживает за сына так, как должна переживать родная мать. Хотя, собственно, это не удивляло. Но все же интуитивно я почувствовала некоторую фальшь данной ситуации. Что-то было не так.
Пока я дожидалась Наталью, стояла у стены дома и тихо напевала: «Счастье мое, где ты?» – любимая песня Фила.
Мать Вадима приехала достаточно быстро, помигала мне «аварийками», и я поспешила к машине. Устроилась на сиденье рядом с водительским и кивнула женщине. Она скользнула по мне недовольным и, кажется, испуганным взглядом, а после спросила, отводя глаза в сторону, чем еще больше взбесила меня:
– И? Что ты хочешь услышать?
– Правду. Это же очевидно. Где Вадим? Вы ведь знаете? Я хочу его отыскать.
– А что если он не хочет быть обнаруженным? – злобно выпалила Наталья и уже спокойнее, – просто оставь это дело. Все само наладится. Хорошо?
– Нет. Я не отступлюсь.
Она цокнула, закатывая глаза.
– Мария, мы с сыном упустили слишком много времени. А в последний день…
– Он и к вам заезжал проститься?
– Что? – мать Фила вытаращилась на меня, искренне удивляясь. – О чем это ты?
– О том, что Вадим и с отцом поговорил перед тем, как исчезнуть. Так вот что я вам скажу, Наталья, – бросила я, выскакивая из машины, и, наклонившись, добавила, – пошел в жопу ваш сын и вы, все вместе взятые! И передайте ему, что он… он… козел бессердечный!
– Маша! – выкрикнула женщина. – Вадим мертв!
– Теперь уже точно, – согласилась я и захлопнула дверцу автомобиля.
Эпилог
Как же я обожала весну, такую, которая была именно в этом году. Позеленевший город благоухал солнечными ароматами, но только не в центре, где всегда было много машин.
Я только-только вернулась от родителей, проведя у них целую неделю. Новая работа, на которую устроилась еще в конце декабря, была ничем не лучше предыдущей, но за нее хорошо платили и, пока меня это устраивало, я не жаловалась.
Вваливаясь в квартиру, я случайно обнаружила конверт, что был подсунут под резиновый коврик. Удивленно потоптавшись на месте, подхватила письмо и вошла в прихожую, попутно захлопнув дверь. Поставила сумку на пол, конверт швырнула на тумбу и, почему-то жутко боясь даже смотреть в его сторону, отправилась заниматься своими делами. Решила, что распечатаю письмо позже.
Так оно пролежало еще неделю. А когда до меня вдруг дошло, что его нужно немедленно прочесть, я, вернувшись поздно вечером с работы, влетела в квартиру и, не разуваясь, схватила послание, сразу же дрожащими руками надрывая конверт.
«Я ломал стекло, как шоколад в руке, я резал эти пальцы за то, что они не могут прикоснуться к тебе. Я смотрел в эти лица и не мог им простить того, что у них нет тебя, и они могут жить…
Но я хочу быть с тобой, я хочу быть с тобой, и я буду с тобой…» – было написано на небольшом квадратике, вырезанном из бумаги. И в самом низу приписка: «Ты ведь не захочешь лететь самолетом, я знаю. Тогда на автобусе».
С колотящимся сердцем я вытащила из конверта билет до Берлина на тридцатое мая, что наступит всего через пару недель. Путь без пересадок, прямой и долгий рейс, с группой людей, что отправляются туда на экскурсию. Так дешевле, я знала, и намного интереснее. И еще спасибо Сашке за то, что…
Ах, сукин сын! Вот почему он уговорил меня сделать визу.
Протерев вдруг предательски защипавшие глаза тыльной стороной ладони, я внезапно все поняла. Абсолютно все встало на свои места: Сашка на пару с Натальей помог Филу покинуть страну без шума и привлечения лишнего внимания. Потом мой брат или его друзья – неважно – подставили Касперовичей. Все скрывали правду. Кроме Олега Ивановича. Но и он как-то внезапно отстал от меня сразу после новогодних праздников. Значит ему тоже стало известно о местонахождении сына. Только я оставалась в неведении.
Столько темных, мрачных месяцев, столько дерьмовых ночей, выворачивающих душу своим одиночеством, и все потому, что Филатов решил не сообщать мне о реабилитации в клинику? Это ведь его мать оплатила лечение, очевидно же.
Боже… я поеду. Но там убью этого недоумка. Собственными руками убью…
***
«Все мои игрушки, мама, разметало ураганом, нету больше сказки, мама, мама…»
Агата Кристи «Ураган» ©
В тот день стояла какая-то слишком жуткая погодка. Мелкий дождь швырял капли мне в лицо, а небо и не думало освобождаться от гнета тяжелых облаков. Стало сыро и промозгло. Или это особенный климат Германии?
Пройдя пропускной пункт лечебницы, где мне пришлось задержаться по причине заграничного паспорта, я, наконец, вошла в светлое здание и тут же была встречена приветливой молодой женщиной в форме секьюрити. Она заговорила со мной на немецком, но я, протянув ей пропускную карточку, ответила по-русски:
– Извините, мне нужен Филатов. Вадим Филатов.
Та кивнула, расслышав фамилию – наверное, уже предупредили, – и что-то проговорила в рацию. Видимо ответили согласием, и женщина, махнув мне головой, пошла через холл к лифтам.
Мы вышли на четвертом этаже. Там сопровождающая меня сотрудница окликнула мужчину в белом халате, а сама отправилась обратно к лифту.
Я снова назвала фамилию Вадима, и доктор заговорил на русском, но с акцентом:
– Вы родственница?
– Нет. Я… я его девушка.
– Окей, – кивнул мужчина. – У нас часто бывать пациенты из вашей страны. Идемте.*
– Данки шон, – выпалила я, и доктор улыбнулся.
Признаться, если бы все больницы в Беларуси были такими, как этот реабилитационный центр, я, пожалуй, не выписывалась бы из них. Светлые стены, паркет на полу, все отделано по последнему слову моды. Ни намека на «совковый период», как у нас. Тут была Европа во всем. Пахло отнюдь не медикаментами или мочой пациентов, а чем-то приятным, вероятно, освежителем воздуха. Более того, приоткрытые окна в небольшом холле у административной стойки впускали в помещение дурманящий запах весеннего дождя. И хотя до этого весь мир казался мне чем-то удручающе-негативным, то в этом месте веяло надеждой и верой в лучшее будущее.
Доктор сам лично провел меня по коридору, что-то поясняя о состоянии Фила, а я ни черта не могла разобрать в этих терминах и диагнозах – мое сердце уже отстукивало темп марша. Лишь поняла, что Вадим дважды воровал таблетки и срывался. Здесь не был тюремный режим содержания больных. Они могли собраться и уехать.
– Вы в порядке? – донеслось до меня, и я, моргнув, подняла глаза на мужчину, немного удивляясь. – Вы бледная.
– О… – выдохнула я, облизнув пересохшие от волнения губы. – Да, да, конечно. Все отлично.
Тот кивнул и распахнул незапертую дверь. Ого, у нас еще и решетки на окна поставили бы. А здесь…
Я увидела его. Мое сердце подпрыгнуло к горлу.
Вадим сидел на подоконнике и, приоткрыв окно, курил. Доктор цокнул и заговорил с Вадимом на немецком. Тот пожал плечами, но от меня так и не оторвал пристального взгляда.
Он изменился. Похудел. Темные волосы теперь были пострижены чуть короче, но все так же выглядели взъерошенными. Бледное лицо с черными глазами, в которых светилась уверенность в своих действиях, уверенность во всем, и тонкие пальцы, что стискивая сигарету, прижимались к губам. Тем самым – полным, выразительным губам. Высокие скулы стали выделяться еще резче за счет худобы, но он все равно был по-прежнему привлекателен.
Док вышел.
– Зачем ты так, Вадим? – произнесла я, обещая себе не плакать, но голос дрогнул. – Я ведь жила с уверенностью, что ты мертв.
– На самом деле, Мария, ты жила с этой уверенностью и до моего отъезда, – Фил затушил окурок о пепельницу и спрыгнул с подоконника.
Резко сунул руки в карманы брюк, так, что я поняла – сжал их в кулаки. В том, что Вадиму было паршиво, сомнений не возникало. Он немного дрожал и сутулил плечи. До сих пор Фил боролся со своими демонами. Он еще не был готов для возвращения в реальность.
– Я… – сглотнул, ощупывая глазами все, что отражалось на моем лице, – я не мог иначе.
– Ты веришь, что это поможет? Ты веришь в то, что именно здесь тебе помогут?
– Нет, – ответил честно. – Но знаю, что так я смогу хотя бы ненадолго сделать тебя счастливой. Ты этого заслуживаешь.
Я покачала головой, всеми силами сдерживая порыв броситься Филатову на шею.
– А что потом? – посмотрела на Вадима с тоской, лишь в этот момент осознавая, что вот он – жив, пусть не совсем здоров, но, боже, он жив!
Вадим осторожно приблизился, как и прежде обволакивая меня своим темным взором, и проговорил с нескрываемой злостью:
– Плевать. Плевать на все. И на потом, и на сейчас, и на прошлое плевать. Даже если меня засосет снова, я все равно буду возвращаться ради тебя, – стиснул мои плечи. – Мария… – понизил голос, а в глубине его глаз заплескался страх, от чего мне стало не по себе. – Мне снова хочется сорваться, но пока я помню о тебе, не делаю этого. Мерзко и очень паршиво. Но ты ведь здесь. Значит я справлюсь…
– А родители? – проявила я настойчивость.
– Что родители? – отодвинулся Фил. – Мы на время нашли общий язык. Удивительно даже, стоило мне всего раз официально попросить у них помощи, как они оба, и мать, и отец, отозвались.
– Ты научился…
– Ты научила меня…
Вадим медленно опустился на кровать, проведя ладонью по вспотевшему лбу.
– Не оставляй меня, – произнес, глядя куда-то прямо перед собой. – Пожалуйста…
Я присела рядом и опустила голову на его плечо.
– Не оставлю. Хотя ты чертовски плохо поступил.
И пусть прогноз для Фила был отнюдь не радостным, когда я, покинув палату Вадима, пошла переговорить с доком, но все же надежда еще жила.
А господин Штормм, старательно подбирая слова, все-таки обронил, стремясь до конца быть честным:
– Это не навсегда, поверьте. Этот зависимость сложный. Любая зависимость – сложно.
– Верно, – только и кивнула я, отвернувшись.
А за окном лил дождь, который теперь казался очищающим, будто смывал приглушенное разочарование и отчаяние, втаптывая их в грязь и расправляясь с безысходностью. Это была весна.
Это было началом самого сложного пути.
Танцуй, Король!
Летай, гори, поперёк и вдоль,
Пытаясь сбросить Тень, но с нею ты неразделим.
Танцуй, как будто бы нет для тебя притяженья Земли.
Тень на стене мечется в огне, корчится в огне,
Ты с ней опять. Тень тебя зовёт петь и танцевать вдвоём.
Картины Смерть рисует, на них всё серо и черно,
И Короля не будет, а Тень танцует всё равно…
Северный Флот «Танцуй, Король!» ©
