Текст книги "Зверь (СИ)"
Автор книги: mila 777
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Секундное молчание и ответ:
– Если позвонил, значит мне так захотелось, Мария.
Нет, ну я просто тащусь от лаконичности и логичности этих изречений. Даже не доколебешься. Вот не к чему придраться, честное слово.
– Я зайду за тобой. В десять.
И повесил трубку. Еще долго сидела и смотрела на давно погасший экран мобильного и не понимала, что это было. Как, вообще, можно вот так просто врываться в чью-либо жизнь? Это настолько беспардонно. Настолько внезапно. И опять страшно.
Просто я не представляла себя рядом с человеком, подобным Филатову. Он такой «не от мира сего», что даже челюсть сводит при одном лишь взгляде на него. Такой неординарный и отличающийся от всех тех, кого я знала, что мне непонятно, как мы вообще могли пересечься, найти что-то общее? А разве нашли? Я всегда была рациональной, правильной, а Вадим… он дикий, словно выбрался из чащи, подобно зверю. Наверное, слишком эпично и поэтично, однако – раненный зверь. Что-то в этом есть…
Сама себя не понимая и, честно говоря, даже не пытаясь разобраться, к десяти часам я, переодевшись и собрав кудри в две косы, вновь устроилась на кухне. Но только уже в ожидании. Странно, ведь Фил и словом не обмолвился о конкретном времени суток. То есть десять часов могли означать и вечер. Но… нет. В дверь позвонили.
Однако на лестничной площадке стоял вовсе не Вадим.
– Мальчик, ты заблудился? – спросила я, уставившись на подростка лет четырнадцати.
– Если не спустишься через пять минут, Фил поднимется по сточной трубе, – ошарашил мальчишка и расхохотался собственному тону, которым выдал мне эту новость.
– Э… – растерялась я. Надо же, какие «милые» у Филатова ухаживания. Прямо реальный неандерталец. – Скажи ему, что сорвется к чертовой матери, а хоронить его будет некому. Так и передай.
Я захлопнула дверь, улыбаясь, словно идиотка. По сути злилась, но хохот душил, и это было сильнее меня.
Когда приступ веселья отошел, спокойно обулась, надела куртку и вышла из квартиры.
Первое, что увидела, оказавшись на улице, это черный мотоцикл и того мальчишку. Он держал два шлема. Но главное было вовсе не это. Неподалеку мялась небольшая толпа зевак, и все присутствующие таращились куда-то вверх.
Похолодев от ужаса, я сбежала с крыльца и присоединилась к «наблюдателям».
Вот чертов дебил!
– Вадим! Слезай немедленно! Придурок ты! – проорала, глядя на темную фигуру Филатова, который уже успел добраться до третьего этажа.
– Ай-яй, какой у тебя паренек, – тут же заверещали бабули, разглядев во мне объект для своих нравоучений. – Совсем мозгов нет.
– Да наркоман, ясно же! – выдала еще одна «мадама».
– Конечно, – рыкнула я на нее. – Мы оба такие. Так что лучше помалкивайте.
Фил, тем временем, спускался. В самом низу удачно спрыгнул, и все понемногу начали расходиться, потеряв интерес к происходящему. Трагедии-то не предоставили. Вот и стало скучно.
– Ты вообще, что ли, ненормальный?! – налетела я на Филатова. – Чем думаешь? Задницей, что ли? Ты же мог разбиться!
С умилением наблюдая за моими яростными движениями, Вадим молчал, а потом, когда я притихла, сказал, натягивая кожаные перчатки:
– Не ссы, так быстро от меня не отделаешься, – кивнул в сторону мотоцикла. – Поехали, погоняем по городу, – и добавил: – Пять минут прошло, а ты все не спускалась, я привык держать слово.
– Идиот.
– Святоша.
Поджав губы, отвернулась и снова уставилась на сверкающего, но уже немного потрепанного железного зверя.
– Это твой? – спросила, оглянувшись.
Филатов, застегивая куртку, приблизился к мотоциклу и, перекинув ногу, устроился на нем, дожидаясь меня. Мальчишка протянул ему оба шлема и, нагло мне подмигнув, убежал.
– Садись давай. Застыла на месте. Нет времени.
– Что за спешка? – проворчала я, все же подойдя к Филу, и устроилась позади него. – Вечно куда-то прешь.
– Времени мало, – упрямо повторил Вадим и надел шлем. Второй пришлось напялить мне.
Я чуть не заорала, когда этот ненормальный, заведя мотоцикл, рванул с места. Едва успела вцепиться в его плечи. Потом лихорадочно переместила руки на живот Фила и стиснула его кожаную куртку с такой силой, что, казалось, уже никто и никогда не сможет меня оторвать.
Мы неслись по городу, оставляя позади недовольство водителей, не перестающих сигналить нам вслед. Признаться, такого выброса адреналина у меня не было со времен первого посещения аттракционов в парке Челюскинцев. А было это лет десять назад, когда мы с родителями приехали в Минск в качестве небольшой экскурсии, попутно посетив парочку известных мест. Среди них был рынок Ждановичи, парк Горького и тот самый – Челюскинцев. Вот же меня колотило, когда Сашка уговорил попрыгать на батуте. Меня еще только закрепляли там, а я уже была белее мела. В общем, проорала так, что боли в горле хватило на всю неделю.
Так вот теперь, мчась вместе с Филом на мотоцикле, кричать я себе не позволяла. Страшно. И орать было страшно, и молчать тоже было адски страшно. Особенно когда Вадим входил в поворот, не сбрасывая скорости.
А потом случилось это…
Мы ни в чем не были виноваты, придурок на синем «Опеле» хотел проскочить на красный свет и вылетел из-за поворота ровно в тот момент, когда мы двинулись по своей полосе. Вадим резко рванул влево, чтоб избежать столкновения. Но механизм был уже запущен. Все вокруг задвигалось, каждый, кто оказался вовлечен в неминуемую аварию, попытался как-то среагировать. Потому отовсюду послышался грохот, скрежет металла и визг тормозов. Вот так всегда. Из-за одного ублюдка – десятки жизней.
Мотоцикл страшно накренился, почти ложась на асфальт. Не представляю, чего стоило Вадиму удержать равновесие, но когда я, вскинув голову, увидела, что нас несет ровно на женщину с коляской, которая стояла на тротуаре, со мной едва не случился приступ истерики. Доля секунды, и Фил вывернул руль, окончательно лишая нас шанса на спасение. Все верно, все верно, Вадим. Лучше мы, чем ни в чем не повинные…
Левое колено обожгло, словно кто-то вылил мне на ногу кипяток. Я не видела, куда падала и что происходило с Филатовым. Только понимала, что вот сейчас, сейчас разобьюсь. Только бы сразу, чтобы без боли…
Но, боже, каково было мое изумление, когда я сшибла собой двоих неизвестных, облаченных в огромные костюмы сандвичей. Ну просто более невероятнейшего события мне не приходилось переживать. Оказалось, уже после того, как я поднялась, буквально задыхаясь от ужаса и стягивая шлем, отчего-то ставший тяжеленым, что парням этим досталось немало ушибов. Я пока не очень понимала, что конкретно мне болит. Больше было страшно, потому что мотоцикл врезался в витрину магазина.
Бросив шлем, рванула к двери, влетела в помещение и увидела людей, что столпились у окна. Растолкав всех, протиснулась в центр. Фил лежал на полу и не шевелился.
– Он жив? – почти закричала я и, присев, попыталась расстегнуть его шлем.
Но кто-то оттащил меня назад, проговорив четко и спокойно: «Не снимай. Нельзя. А вдруг у него там все в кашу?», и, черт подери, я успокоилась. Мигом взяла себя в руки – хотя от таких слов должна бы, напротив, провалиться в ужас, – спросила, вызвал ли кто «скорую помощь» и отошла в сторону, быстро набрав номер Юли. Только тогда и заметила, что мое левое колено кровоточит. Ткань джинсов оказалась разорвана в клочья, а кожа счесана. Прежде чем дождалась пятого гудка, я услышала чей-то отборный мат:
– Блять, куда ты встаешь? Совсем ебанулся? Носитесь как отморозки, потом, блять, восстанавливай из-за вас витрины! Лежи тихо! Сейчас ДПС-ники приедут!
Я сбросила вызов и, хромая, приблизилась к Филатову. Он, пошатываясь, встал. Снял шлем, немного затуманенным взглядом скользнул по лицам присутствующих и, заметив меня, бросил:
– Уходим!
Я не стала расспрашивать его о мотивах подобного поведения, просто бросилась следом, вышла через выбитую витрину и догнала, также прихрамывающего Фила уже за поворотом дома.
Он прижал меня к стене, искоса глядя на пронесшуюся мимо машину сотрудников ДПС, и проговорил:
– Давай быстро отсюда.
В уголке его губ я заметила кровь. Видимо, нечаянно прокусил.
Вадим еще раз выглянул из-за угла, и я поняла – проверил, в порядке ли мамаша с коляской. Она была в норме. Но все равно дура. Какого хрена стоит и смотрит на происходящее сейчас? Уносила бы ноги. Ради ребенка уносила бы.
Фил уволок меня во дворы, крепко вцепившись в руку.
– Почему мы убегаем? – задыхаясь от боли, спросила я, когда, наконец, перешли на спокойный шаг. – За нами никто не гонится.
В добавление к своим словам я вырвала руку из ладони Вадима и привалилась плечом к стене, начиная задыхаться от этой бешеной спешки.
Филатов упал на одно колено и сморщился, подозрительно сжимая руками куртку на груди. Одна перчатка валялась позади меня, и я, отлепившись от холодной кирпичной стены, подхватила ее. Приблизилась к Филу и присела рядом. Сама едва не застонала от боли в ноге.
– Вадим, что такое? Ты ушибся?
– Нет, блять, просто прочесал по асфальту и вынес витрину. Конечно я в порядке, – нервно хохоча сообщил он и вскинул на меня глаза. – Ты-то как? Кровища вон хлещет.
– Ты ребра травмировал, да? Совсем больной? Зачем убегать? В больницу тебе надо.
– Нет, не надо. И тебе не советую туда соваться.
– Это почему? – прошептала я в ужасе, подозревая, что сейчас узнаю нечто крайне плохое.
Фил выпрямился. Бледный, глазищи сверкают. Наверняка от боли.
– Потому что ты соучастница.
– Что? Что ты несешь? Мы же никого не сбили. Просто…
– Просто мотоцикл угнанный, – раздраженно хмыкнул Филатов, оскалившись довольно хищно, и добавил: – Пойдем отсюда. А то выследят.
Мои руки повисли вдоль тела, словно это были плети, безжизненные и вялые. Поверить не могла в услышанное.
Господи, с кем я вообще связалась?
Он же натуральный псих, отморозок, наркоман и адреналинщик. К тому же с принципами. Типа. Мог ведь пожертвовать женщиной с ребенком, а вместо этого сам ломанулся в витрину.
Двоякое ощущение, надо сказать: то ли орать на него, то ли восхищаться.
В общем, пока я копалась в себе, не заметила как мы прошли парочку улиц. Потом Фил уволок меня в темный подъезд одной из девятиэтажек, перевел дыхание и поднялся на второй этаж. Приказал мне стоять тихо на один пролет ниже, и я, успев последовать за ним, снова спустилась вниз.
Вначале Вадим долго стучал в дверь одной из квартир, затем, когда все же открыли, он проговорил:
– Каспер, выручай. И не смей, сукин сын, отказывать. Я тебя в беде не бросал.
– Тише-тише, – ответил, по всей видимости, тот самый Каспер. – Не паникуй. Чего стряслось?
И голос Филатова зазвучал значительно ниже. Затем и вовсе стих, а хлопнувшая дверь означала, что мой «друг» скрылся в квартире.
Устало вздохнув, я села на ступеньку, и тут же зазвонил мой мобильный. Юлька. Именно ее имя высветилось на экране. Что-то подсказывало мне, что новости у подруги неприятнейшие, и я не ошиблась.
– Где тебя носит? Звоню уже почти час.
– Не преувеличивай, всего три пропущенных, – отозвалась я. – Что-то случилось?
– Это ты мне скажи. Я часа полтора назад разговаривала с мамашей Фила.
– Что? – я даже выпрямилась. – Как она тебя нашла?
– Эм… то есть Филатова должна была меня искать? – проявила Юлька чудеса логики.
– Нет… в смысле… э… Слушай, говори быстрее, что стряслось, а то мне некогда.
– Мутишь ты что-то, подруга. Ну да ладно, дело твое, – Юля понизила голос. – Она заявилась к Косте. С претензиями, кстати. Типа, ты такой-сякой, признавайся, где мой сын. Она сказала, что не может найти его. А Костя ей и говорит, что ни фига не знает. Прикинь, а? Дерзкая такая и наглющая. Кроме этого, видно, что при деньгах. Так духами навоняла, что мы с Костиком до сих пор квартиру проветриваем.
– Ясно. А с чего ты решила, что я знаю о местонахождении Филатова? – напыжилась я в ответ, мысленно прикидывая, сколько времени отсутствует Фил. – Мне ничего неизвестно. – Помолчали немного. Подруга не пытала меня. Оно и к лучшему. – Юль…
– А…
– Сейчас во всех магазинах видеонаблюдение устанавливают? – спросила я, понимая, что могу выдать себя с потрохами.
– Не во всех. А что такое? Он с тобой, да? И вы вляпались в историю.
– Юль, просто выручай. До конца жизни не забуду.
Подруга тяжело вздохнула и ответила:
– Спокойно. Я перезвоню, если получится.
Когда Вадим, наконец, вышел из квартиры, мне он показался совершенно другим человеком. Во-первых, красноватый кончик носа и немного мутный взгляд сразу намекнули на «обдолбанность» Фила. Во-вторых, он уже так не морщился от боли и почти не хромал.
– Принял обезболивающее? – съязвила я, глядя на него жестко.
Филатов скользнул по мне отрешенным взором, кивнул.
– И что? – поинтересовался, улыбаясь. – Накажешь меня? – прищурился. – Ты-то можешь.
Я решила промолчать, хотя очень хотелось послать его подальше. Но все в том же напряжении мы покинули это место.
***
Находясь наедине с наркоманом, ты невольно окунаешься в его безумие. Этот сюрреалистический сон превращается в борьбу между разумом и чувствами. Осязание. Обоняние. Все смешивается, и ты смотришь на человека, казавшегося до этого кем-то не совсем нормальным, и у тебя на глазах он вдруг превращается в самого нормального, потому что тебе уже не ясно, кто из вас двоих на самом деле адекватен. Ты, сидящая на полу у стены с граненным стаканом водки, или он, взлохмаченный, с расстегнутой рубашкой, лежащий на диване и орущий своим потрясающим баритоном: «Черные птицы слетают с луны. Черные птицы – кошмарные сны. Кружатся-кружатся всю ночь. Ищут повсюду мою дочь…».
Надрывно так пел, что я могла видеть напряженные связки на его шее, Фил кричал, остекленело глядя в потолок, удручая мое состояние текстом несменного Бутусова. Чертовщина какая-то! Пусть бы Вадим и не умел петь вовсе, но его энергия – темная, жгучая, как те глаза, что за несколько суток не раз мечтали стереть в порошок вся и всех – просто не могла оставить равнодушной меня – ту, которая на протяжении жизни мечтала о приключениях. И вот они, получи.
– Дерьмово… – вдруг проговорил Филатов, прижав ладонью струны.
Мы закрылись в его квартире. Я не понимала, как мне уйти. Завтра ведь на работу. Но почему-то рядом с этим «монахом» в черной одежде все житейские, простые бытовые вопросы растворялись сами собой. Не хотелось думать о завтрашнем дне и о своем существовании в целом. Вадим ломал мои приоритеты, принципы и мировоззрение. Ну было в нем что-то такое, от чего мне совсем не хотелось отводить глаз. То есть смотришь на него и понимаешь: «Полная задница. Он козел. Придурок. Но… я не уйду. А нужно. Но не могу. А нужно!».
И так до бесконечности.
Я разочаровалась в себе. Как оказалось, от меня не осталось ни крупицы. Здравомыслие упорхнуло. Но… вдруг вспомнилось…
– Твоя мама, Вадим. Она приходила к Косте. Тебя родители ищут, Вадим.
Филатов резко сел. Гитара звякнула струнами, от того как внезапно Фил поставил ее на пол. Он упер в меня свой пристальный взгляд и проговорил:
– Молчи. Никогда не говори мне этого. Плевать… – а потом неожиданно и не по теме: – Ты не знаешь, почему Бог отвернулся от людей?
Я сглотнула. Прямо во рту пересохло. Моргнула, зажмурилась и сделала большой глоток из стакана. Закашлялась. Едва не вырвало.
Фил рассмеялся, красиво так и хрипло. Я гневно сверкнула глазами в его сторону и ответила:
– Не знаю. По-моему, люди это заслужили.
Смех оборвался.
– Тогда почему от меня отвернулся? Я тоже заслужил? – тихий, болезненный голос с хрипотцой, но в то же время сильный, решительный тембр бунтаря.
А какой у бунтаря тембр? Черт. Какой, в самом-то деле. Пьяные мысли…
– Все просто, – вдруг тоскливо ответила я и посмотрела на застывшего на диване Фила. – Ты сам от Него отвернулся. Теперь не обижайся.
Губы Вадима задрожали, он мягко улыбнулся, сказав:
– Чертовка… маленькая святоша, но чертовка… Я же говорю, что ты можешь меня наказать.
Подмигнул.
Я отвернулась. В колене пульсировала боль.
«Он еще крепко спал, когда утро взошло. Он еще крепко спал, когда утро взошло…».
Комментарий к Глава четвертая
В этой истории будет много отсылок к песням. Вплоть до того, что в самих диалогах героев могут проскакивать цитаты известных хитов отечественной рок-музыки.
Это все ее темное влияние )))
========== Глава пятая ==========
Я проснулась от того, что нечто мягкое и пушистое щекотало ноздри – коврик. Дернувшись и вскинув голову, приложилась затылком о стену и вновь опустилась на пол.
Приоткрыв один глаз, потерла ушибленное место, и застонала от жуткого самочувствия. Казалось, куролесила всю ночь.
В комнате я была одна. Определила это сразу, как присела. Не без труда, кстати. Тело ужасно ломило, а левую ногу почти невозможно было разогнуть. Чудовищное падение с мотоцикла сказалось и на Филатове, если судить по тем звукам, что доносились из туалета. Парня нехило рвало.
Я вдруг подумала о Мишке. Где он сейчас? Что делает? Жив ли?
Взгляд невольно скользнул по часам, висящим на стене. Несколько секунд я переваривала информацию, а потом вскрикнула:
– Работа! Мне нужно на работу!
Но сделать ничего не смогла, поскольку удручающее физическое состояние оставляло желать лучшего. Обессиленно прикрыв глаза, притихла и стала дожидаться Вадима. Вскоре он возник на пороге и опустился на пол рядом со мной. Когда я перевела на него свой сонный взгляд, то ужаснулась. Выглядел Фил просто отвратительно. Пахло от него ментолом – почистил зубы, – но всклокоченные волосы, ярче проступившая щетина, красноватые белки глаз и серый оттенок лица превращали парня в зомби.
Он, уловив в моем взоре смятение, хмыкнул, отвернулся и привалился спиной к стене.
– Я тебе чаю заварил.
– Эм… Вадим, я должна уйти, – ответила, покосившись на угрюмого парня.
Он закурил и повернулся ко мне, прищурившись:
– Останься.
Ну уж нет. И нечего на меня смотреть так, словно умрешь от моего отказа.
– Я серьезно. Мне на работу нужно.
Моргнула и сглотнула, растерявшись от того, как Филатов улыбнулся. Его бледное лицо преобразилось, став каким-то невинным и мальчишески-искренним.
– У тебя нога отекла. Куда ты пойдешь? – спросил, кивнув в мою сторону. – А если к врачу – придется сочинить целую историю, чтобы там ментов не вызвали. Так что… будешь тут.
– А ты не боишься, что они к тебе заявятся? – ухватилась за протянутую Филом руку, которую он предложил, поднявшись.
– Если ночью не нагрянули, значит пронесло.
Я изумленно захлопала ресницами, глядя на Вадима с некоторой злостью. Неужели ему на все плевать? Что за человек? У него есть хотя бы какие-то моральные принципы?
Вадим в свою очередь тоже рассматривал меня, спокойно затягиваясь и стоя всего в метре от двери. Сердце невольно сжалось. Что-то должно произойти. Это как в тех стремных фильмах о слащавой любви, где главные герои пялятся друг на друга, а потом целуются, словно лет сто ничего подобного не делали.
В общем-то, мне вдруг захотелось рвануть к двери, настолько страшно стало от слишком пристального внимания. Инстинктивно сделала шаг назад, когда Фил подался ко мне. Хмыкнул, опустил голову и, подняв руки, будто сдаваясь, отступил. Ладно. Совсем не страшно. Но стоило мне только двинуться в прихожую, причем едва переставляя ноги, как Филатов внезапно с глухим стуком уперся рукой в дверной косяк. Я почти врезалась в его бицепс. Перевела на парня раздраженный взор и шикнула:
– Отвали.
Он раздумывал лишь мгновение, затем рванул меня к себе, стиснув пальцы на моем затылке, и поцеловал. Крепко, с особым напором и некоторой злобой. Как будто хотел убедиться в том, что я не подхожу ему вообще. Но по мере того, как мои колени наливались свинцом, а в голове начинало все смешиваться, вторая рука Фила – та, что с сигаретой – легла мне на спину и прижала еще сильнее.
Он был очень горячим. Все тело Вадима буквально пылало. Этому пламени не было конца, потому, видимо, и хотелось окунуться в него, сорваться вниз и никогда не возвращаться. Но кое-что из этого мира, на который я благополучно забила, меня все еще удерживало в рамках здравомыслия: мама, отец, брат. Семья. Люди, которые любят и ждут меня. Нельзя поддаваться…
Но…
Как…
Уйти?
Теплая ладонь массировала мой затылок, и я пока понимала, что происходит, не без удовольствия отвечая на этот «прокуренный» поцелуй. Но когда Вадим немного подался бедрами вперед, мой мозг расплавился, пробуждая в теле то, чего я, собственно, не испытывала никогда. То есть парни у меня были, но такой реакции не наблюдалось.
Фил был запретным плодом. Тем, что хочется взять немедленно, однако сдерживаешься, чтобы избежать болезненных последствий. А то, что такие отношения принесут лишь боль – несомненно…
– Уйдешь? – прохрипел Филатов, оторвавшись от меня.
Уставилась ему в глаза, пропадая, как бы пафосно это не звучало, и буквально позволяя уговорить себя. Темно-карие омуты пожирали меня, растерянную и вмиг потерявшую всю свою решительность.
– Тебе нельзя уходить, – все так же вкрадчиво сообщил Вадим, докуривая и оценивая произведенный на меня эффект.
Я инстинктивно облизнулась и молча прошмыгнула мимо него, почти перед самым носом Фила захлопывая дверь ванной. Уже там немного успокоилась и осторожно взглянула в зеркало, боясь увидеть жуткие кровоподтеки после вчерашнего падения. Наваждение ушло, и теперь я могла здраво оценить ситуацию. Ничего хорошего, если честно.
Физически Вадим привлекал меня просто до головокружения, а вот разум твердил, что вестись на это не стоит. Все может закончиться довольно плачевно. И это очевидно.
Решено. Я должна уехать домой.
После недолгого пребывания в ванной, я, немного взбодрившаяся холодной водой, вышла в прихожую и тут же услышала разговор Филатова с кем-то по телефону.
– Ты зачем приперлась к Костяну? – О, наверное, с матерью говорит. – Нечего выпендриваться… ты… слушай… я серьезно, тебе столько лет было на меня насрать, а теперь что, проснулась? – ровным, но ледяным тоном проговорил Вадим. – Не надо… нет… не хочу тебя видеть! Ты срала на меня пятнадцать лет! Вот и дальше продолжай! Пиздуй в свою Америку! Пока!
Трубка лязгнула по аппарату, затем еще раз, в итоге в стену улетела стеклянная пепельница, со звоном рассыпаясь на сотни осколков.
– Я верю в себя, – четко произнес Фил, глядя в окно, а я, наблюдая за ним из-за приоткрытой двери, притихла. – Ты в меня не веришь… – и вдруг проорал: – Мария!
Я подпрыгнула на месте, постояла пару секунд и вышла. Филатов смотрел на меня так, словно это я ему позвонила с претензиями и обвинениями.
– Знаешь, как это называется? – встал, открыл верхний ящик тумбочки. – Это называется – сдохни, никто и не заметит.
В пальцах Фила блеснула фольга, и я быстро ринулась к нему, не контролируя свою ярость, и выбила эту хрень из его рук.
– Не начинай! – рявкнула на слегка ошеломленного парня. – Что, другого способа нет? Тогда ты слабак! Ясно? Вот да, точно, ты слабак.
Я заметила как дрогнули его ноздри, когда он перевел взгляд с моего лица на блестящий комок, валяющийся на полу.
– Еще раз, – посмотрел на меня и от злобы, что заблестела в темных глазах, мне стало искренне не по себе. – И я сделаю тебе больно. Не вынуждай.
Комок в горле не дал ответить. Просто качнула головой, отходя назад, потом сглотнула и все же сказала:
– Убьешь за дозу? Как предсказуемо, – и поплелась на выход.
Он не остановил меня. Не выскочил следом, не наорал, не запер в квартире. Просто остался в комнате. Забренчали струны гитары, и я ушла. Изрядно потрепанная и бесконечно разочарованная в людях.
***
Почему, когда мы ждем чего-то достойного от друга, который раньше нас не предавал, то получаем взамен как раз его предательство? Наверное, потому что нельзя быть такими доверчивыми. Это, говорят, даже опасно для жизни.
Вот и Мишка, пропавший на несколько дней, вдруг примчался на железнодорожный вокзал, откуда я должна была отправиться в родной город на выходные, и заныл о деньгах.
– Иди в жопу, понял меня? – рявкнула я так, что обернулись люди, ожидающие поезда, и, понизив голос, добавила: – Ты где пропадал? Тебе лечиться нужно, а ты что, скачешь с места на место. Задолбал. Нет у меня ничего, ясно? На билет потратилась.
– Марусь, не юли, – насупился Миха. – Знаю, что есть заначки.
– Знаешь, Туров, – если я перехожу на фамилии, значит серьезно злюсь. – Конечно знаешь! Ты всегда суешь нос не в свои дела. Тебя отец искал! Ты две недели дома не появлялся, совсем офонарел?
– Я у Каспера отсиживался.
– А, ну ясно. Вот и возвращайся к своему Касперу. И вообще, – резнула, – хватит уже, Миш, серьезно. Просто хватит. Я тебе не могу помочь…
– А Филу? – выдал приятель, прищурившись. – Ему можешь?
– Причем здесь Фил? – сквозь зубы.
– Ты мне скажи. Возишься с ним. Хрен знает, где обитаете. Юлька с чего-то носилась, искала тебя. Костя мне рассказал, что пару недель назад ты с Филатовым в какую-то аварию попала. Все обошлось, как вижу. Хорошо, когда есть друзья, правда?
Я нервно сбросила с плеча лямку сумки, расстегнула боковой кармашек и, достав парочку купюр не слишком крупного достоинства, сунула их в руки Мишки.
– Ты эгоист, Миха, – тоскливо и апатично произнесла я, глядя в уставшее лицо такого юного, но уже очень старого друга. – Моими руками хочешь загнать себя в могилу. Сволочь ты и придурок. А Филатову передай, что знать его больше не желаю…
Развернулась и поспешила на перрон, куда только что пришел мой поезд.
– Сама передашь, – бросил мне в спину Туров, но я не стала оборачиваться.
***
Я люблю поезда. Они умиротворяют. Стук колес – лучшая колыбельная на ночь.
Поскольку ездила я к родителям действительно очень редко, то вполне могла себе позволить отдельное купе. То есть на автобусе ехать путь длиною в пять часов было выгоднее и дешевле, чем на поезде всю ночь, но я не торопилась. Хотелось провести это время в одиночестве. В тишине и покое. Просто подумать.
С одиночеством не сложилось, но соседствовала со мной милая молоденькая девушка, инфантильная и какая-то прямо воздушная. В самом деле, ее кожа была словно прозрачная, а копна вьющихся белокурых волос ассоциировалась с облаком. Девушка сидела на своем спальном месте, уже застеленном и приготовленном на ночь, и, уткнувшись носом в книгу, неотрывно читала.
Меня устраивала такая обстановка, но внезапно моя соседка не поднимая глаз, спросила:
– Вас что-то беспокоит? – и тут же добавила: – Можете не рассказывать, если не хотите. Но незнакомцы или незнакомки – благодарные слушатели, – все же посмотрела на меня. – К тому же молчаливые.
Я таращилась на блондинку и не знала, о чем, собственно, рассказать, поэтому просто вежливо улыбнулась в ответ и уставилась в непроглядную темноту за окном. Кое-где свет выхватывал особенно близко – у самых рельсов – выросшие деревья, но в большей степени за стеклом ничего нельзя было разглядеть. В итоге я стала пялиться на свое отражение. А потом, когда внезапно в памяти всплыл образ Фила, выпалила:
– Я связалась с наркоманом и теперь не представляю, как выбраться из этого дерьма. К тому же мой друг убивает себя этой же дрянью.
Послышался вздох, и девушка, захлопнув книгу, ответила:
– Сложно. Однако вам стоит просто подумать над этим. Хорошенько подумать. Просто выберите… А знаете что… – я повернулась к собеседнице. – Мы привыкли говорить: «Из двух зол выбери меньшее», потому и живем так паршиво. А вот у французов все намного проще. «Из двух зол не выбирай никакое» – это их мнение. И правильно. Зачем вообще останавливать свой выбор на зле? Что за бред? Кто это выдумал? Я, к примеру, хочу добра. Вот и вам советую: решите, что больше по душе. И если ваш выбор падет на зло, значит, это ваше добро. Просто другие его видят со своей колокольни.
И вновь повисло молчание. Девушка снова раскрыла книгу и погрузилась в чтение, оставив меня наедине с размышлениями о чем-то таком, что никогда ранее и вовсе не беспокоило мою душу.
– Разве здесь есть что-то хорошее? – пробормотала я. – Он – это пропасть какая-то.
– Вот и вытащите его. Не падайте с ним, как говорится, на дно колодца.
Признаться, мне эта странная и короткая беседа показалась сном. Девушка как будто нарочно была усажена напротив меня и намеренно заговорила со мной. Но конечно, я себя накручивала. Простое стечение обстоятельств и не более того. Но все равно я удивилась, насколько отрешенной выглядела блондинка, когда замолчала. Она скользила своими сапфировыми глазами по строкам книги и совершенно не реагировала на меня.
В конце концов мне надоело ломать голову над своими чувствами, внезапно заполнившими дыру в груди, и я просто тихонько улеглась спать. Вскоре моя соседка тоже устроилась удобнее и погасила свет.
Мне снился Мишка. Худой, облезлый, словно тот кот, что жил у мусорных урн. Миха тянул ко мне свои костлявые руки и о чем-то умолял, а я отнекивалась. Потом вскинула на приятеля глаза и шарахнулась назад. Передо мной стоял Вадим. Бледный, как в реальности. Он что-то бормотал, закуривая, а я все никак не могла понять, о чем идет речь, и размахивала руками, пытаясь разогнать дым, что заволакивал все вокруг.
А потом была гроза. Затем какое-то коматозное одиночество в лесу, и снова появился Фил. На этот раз мы занимались любовью, и я, разгоряченная и перепуганная такими сновидениями, распахнула глаза и уставилась на верхнюю койку.
– Боже… – прошептала одними губами и провела по лицу ладонями. – Это конец…
***
Чай в поездах мне не нравился никогда. Я как-то вообще кофеман.
Блондинка тоже не очень-то радовалась напитку, что плескался в ее стакане.
До конечной станции оставалось еще около часа езды. Собственно, мне и нужна была именно конечная.
За окном понемногу светлело, и темное небо плавно переходило на серые тона, вскоре начиная окрашиваться оранжевыми полосами восходящего солнца. На деревьях сверкал иней, а трава, казалось, укрылась белоснежным покрывалом, что, несомненно, сообщало о заморозках.
Это как говорила моя мама: если четырнадцатого октября на Покров землю присыплет снегом, значит будет очень морозная и снежная зима. Вот, собственно, и посмотрим. Раньше всегда сбывалось, точно помню. Я еще совсем маленькой была, и зима у нас тогда свирепствовала. А в последние годы все привыкли называть слякоть и дождь, особенно в Новогоднюю ночь, европейской зимой. Тут уж не ясно, какая она, но достаточно необычно узнавать из сводки новостей, что Испанию завалило снегом, а в Беларуси – и не мечтайте.
Потому и люди стали агрессивными и ворчливыми. Все дело в дерьмовом пейзаже за окном вкупе с нудным ежедневным бытом.
– А вы любите Достоевского? Он вдохновляет, – вдруг отозвалась девушка.
– Вдохновляет на что? – ответила я, оторвавшись от созерцания пейзажа за окном. – То есть да, я люблю Достоевского, но мне кажется, он больше подталкивает к размышлениям, чем вдохновляет на что-то. Это писатель-мыслитель.
