Текст книги "Провинциальная принцесса (СИ)"

Автор книги: Мельпомена

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

  На сцене собирались люди, которые могли сыграть ментов, бомжей, стариков и пьяниц, они с равным усердием изобразили бы суперменов в трико и святых отцов, но чаще им доставались роли клоунов на детских утренниках, пока их туда приглашали. Они не привыкли сдаваться. Они просто надевали другие костюмы, благо в костюмерной их хватало.

  Только один раз Быстроходов задержал Свету после работы. «Двадцать четвертого я буду вести еще одно мероприятие, на этот раз в центре, на Советской. Ивент посвящен не абы кому, а одному из самых трогательных и пронзительных наших современников, Тиме Барщикову. Все наши придут». У Светы блестели глаза. Она еще не видела своего главрежа во фраке, и в её глазах он был волшебником.

  На свой личный фест Тим явился без белого пиджака, и впору было выделять какую-нибудь блатную распродажу по 200 р., дабы он не светил своей бедностью на всех углах.

  Его жена Нюша поспевала везде, она напоминала о себе судками с едой, которые оставляла ему у вахтерщи. И пирог – рукодельный подарок к премьере. Это было напоминание крупным планом о семейной жизни, в которой он ел пироги и гладил кота.

   «И брёвна в подполе покрылись плесенью, Тим, – в который раз напоминала Нюша. – Я купила антиплесень и кисть, но не могу же я красить сама» – "Антиплесень надо из пульверизатора, – поправил он и добавил: – «Пока, я занят. У меня выступление».

  Его Нюша ударяла упрёками с таким же успехом, с каким как могла ударять альпенштоком о скалу. И получив несомненный отказ, она пустилась на хитрость: «Ты скажи, Тим, чем я могу тебе помочь?» Он поднял глаза к небу: его сейчас устроила бы любая картинка, кроме выражения её жалостливого лица. «Ты ведь хорошо фотографируешь, Нюш. Посылай мне на телефон красивые картинки. А то я совсем избегался и ничего вокруг не вижу».

  Тим представлял собой классический тип Рыжего клоуна: он жил с чужой женой, усыновил чужого ребенка и постоянно находился в хорошем расположении духа. Можно сказать, был счастлив. И он считался одним из самых крутых музыкантов К*** с собственным регулярным фестом, на который всегда собирались люди. У Барщикова всегда всё было хорошо.

  Сначала в дом культуры текстильщиков пришло мало людей, благодаря чему Быстроходов, ведущий программы, быстро освоился, а когда с концом смены в зал привалил народ с «Поликора», конферансье уже поймал волну и вызывал смех зала своими смешными театральными скетчами.

  По случаю феста руководство клуба устраивали приём, на который приглашали Барщикова, но куда он не ходил, зато туда являлись городские чиновники, ради которых и приобретались деликатесы. На таком обеде Стрижало и мог стянуть копченую сёмгу, которую судмедэксперт отыскал в его желудке. Любое другое объяснение Тим отвергал. Но вот кого имела в виду вахтёрша, твердившая о начальстве: завклуба или Ладилина или ещё кого из чиновников?

  Что произошло дальше, он не мог понять. Осталось одно желание: проехать этот эпизод быстрей. Что значит скорость жизни и в чем она измеряется? В количестве осуществленных за неделю планов, кружек выпитого кофе, написанной музыки? Или расследованных преступлений?

  Он никак не мог успокоиться. Словно он был космонавтом, которого вышибло из спутника. У него не имелось ответа.

  Между тем ответа от него ожидали, и его следовало дать быстро, потому что на двух ногах к нему приближался вопрос – ещё немного, и Тим врезался бы в него. В неё. Воо-о-он лучи подсветки видны. Следователь Смирнова поджидала его у бара «Юность». Она придирчиво осмотрела его: тип в чёрной водолазке, в ухе которого застряло две серьги, не внушал ей доверия. «Такие люди, как вы порезали и без того его напряженное расписание на мелкие кусочки», – Смирнова жалела уютный обеденный перерыв на работе, которым ей пришлось пожертвовать.

  Тим был рад ещё меньше. «Вы опять? К чему это ваше участие? Неужели не нашлось других следователей? Почему из всех потребовалась та, кто ненавидит театр? Я не могу понять, почему вы ненавидите театр? Или это меня?» – И тут только следователь прервала его речь, дав понять, что он близок к истине. «Но какой в этом смысл? Мы же не соприкасаемся?» В присутствии этой холодной женщины не имело смысла нервничать, но Тим не мог совладать с собой. «Послушайте, вы презираете мою слабость. Но эта слабость – часть творческой натуры. Мы играем с жизнью. Своей. Мы должны уступать».

  Смирнова выглядела спокойной. Бар «Юность» или служебный кабинет – ей всё равно. Она все равно ненавидела. Это было необъяснимо.

  Она изъявила желание поговорить с Барщиковым вот по какой причине: имелась у неё некая мысль, не дававшая ей покоя, и эту идейку она хотела проверить. «Странные я получила сведения, – начала она. – Убитый Стрижало попал на работу в клуб текстильщиков по ходатайству Быстроходова, по крайней мере, так утверждает администратор». Тим Барщиков глядел в сторону: окно бара выходило прямо на улицу с брусчаткой, и он мог одним шагом ступить на подоконник и кинуться вниз, чтобы размозжить себе голову. Вместо этого он изобразил улыбку, все они в театре становились актёрами. «Вас ввели в заблуждение, Елизавета Алексеевна. Стрижало являлся моим одноклассником. Он остался без работы, и я попросил Петра Юрьевича пристроить его на какое-нибудь место». Если до этого момента Тиму было тяжело говорить, то сделав признание, он чувствовал себя свободным. Ощущения решенного конфликта у него не возникло, но он уже ступил в область задушевных признаний. Речь шла о том, чтобы изобразить сцену встречи с Стрижало как можно реалистичней, а на это Тим был мастер. Он описал кафе, где они встретились: оно называлось по-итальянски «Buon Appetito» – в городе не пройти улицы, чтобы не наткнуться на итальянское кафе, которые по сути оставались столовыми с прилавком, дежурными блюдами и выпечкой. Там он сидел в одиночестве, пока к нему не подвалил чувак, чьё имя осталось у него на периферии сознания. Пока тот сам не напомнил о себе. Такой коротышка в кожаной куртке с седыми патлами, вроде как у Поля Ришара. Лёша Стрижало. Теперь Барщиков и сам себе не мог объяснить, с чего это он решил ему помочь.

  «Замкнутый цикл. Быстроходов не виноват. Мой школьный пацанчик шёл к успеху своим путем, предпочитая шагать семимильными шагами», – воодушевленно рассуждал Тим Барщиков, пока Смирнова его не остановила, попросив изъясняться проще.

  Следователь Смирнова ничего не ответила, она молча переживала оргазм. Попадание было стопроцентным. За такие оргазмические состояния она и любила свою профессию.

  5

  Главреж взбежал по лестнице, совершив крутой подъем. Его улыбка отражалась во всех зеркалах. У них нашёлся спонсор в лице банка. Однако радость оказалась преждевременной. Глава пресс-службы банка выразила желание прочесть сценарий всего спектакля (в нём про банк не упоминалось). Она прочла и не сказать, чтобы разобралась в театральном деле, что не помешало ей с ходу редактировать. Быстроходов возразил: «А с хрена ли»? Прессек обиделась, запретила использовать название банка в списке спонсоров и позвонила лично мэру города, чтобы сказать, что Быстроходов – говно, а не режиссер. Особенно её взбесил эпизод, где Гнедич появлялась на сцене в купальнике. Глава пресс-службы банка состояла в дружбе с Ладилиным, в отношении женщин он был таким сладким, что его можно намазывать на хлеб вместо варенья, но есть его не стоило, да и вкусовые качества вызывали сомнение.

  В общем: придраться к условиям задачи каждый может. А вот решить в данных условиях – только профессионал.

   «Кстати, пора нам обновить костюмы», – предложил Быстроходов своему художнику. «Норм!» – ответил Завидов. По замыслу режиссёра, принц Калаф являлся романтиком, одним из последних романтиков эпохи. Быстроходов лично проводил кастинг, претендентам давалась фраза: «Принцесса – как ветер. Ты её ещё не видишь, а она уже дышит тебе в шею». Дьяков эти слова ненавидел. Сам он кастинг не прошел, и его определили на роль папаши Альтоума. Чрезвычайно раздосадованный, он сидел в ресторане и беседовал по душам с неким танцором на круизных лайнерах, который рассказывал крутейшую историю о шоу, в котором снимался. Дьяков его угощал коньяком, а Керим Гиралов повествовал про свою жизнь. «Ну что ж,– говорил Александр Дьяков хриплым голосом,– давай Бог. Давай, давай. Может быть, тут тебя постигнет удача». Так Дьяков и привел в театр своего счастливого соперника. Сам он на жизнь не жаловался, говорил, что подрабатывает на корпоративах.

  Калаф оказался худым, словно швабра, зато он прекрасно танцевал. Будучи профессиональным танцором, он кочевал с одного танцевального конкурса на другой, а в период эпидемии выступал на открытии ресторана «Летняя трельяжная веранда», где его и разглядел Дьяков. «И?» – удивился композитор. – «Это всё. Он бесподобен. Мы оденем его в широкие брюки и остроносые туфли. У него будет пиджак на голом теле», – описывал режиссёру художник-декоратор Завидов. «Вроде жиголо?» – уточнял Тим, у которого от Гиралова дёргался глаз.

  Керим Гиралов покинул романтическое место в ресторане «Итальяно аморе», где он подрабатывал метрдотелем, внося в общепит дух французского салона в стиле шинуазри. Сейчас он работал с режиссером над ролью Калафа. Альберт Завидов пробовал гламур, блеск, китч, японские шелка, халат веселой расцветки – он создавал социальный фетиш.

  Вторым странным приобретением театра стала исполнительница Саша Лейкина, чьи патлы напоминали косы Рапунцели из башенки. Лейкина жаловалась, как трудно трудоустроиться. Из всех объявлений ей попалась единственная вакансия на рабыню с оформлением по ТК. За плечами у неё осталась массовка в Ярославле, она играла и в других труппах, где из неё пытались лепить что-то, но сотрудничества ни с кем не складывается. На собеседовании Быстроходов спросил, как она относится к Лиу. «Свою роль я не считаю признаком элитарности, напротив, я не знаю ни одного, ни одного человека, в котором бы не происходило то, что Лиу переживает», – ответила Саша. У неё не имелось опыта, но она не жаловалась на память и быстро схватывала указания режиссера. «Будем делать из тебя рабыню Лиу», – заключил Быстроходов.

  Если Лейкина ещё держалась в минорной теме, но «героическая» линия Калафа не складывалась. Самолюбование перешло от исполнителя Гиралова его герою и становилось свойством персонажа, который приобрёл статус звезды. Гиралов пел песни в блатной, утрированной манере, постоянно встряхивая длинными волосами. Этот выскочка обещал стать сверхпопулярным.

  Быстроходов проходил с примой Гнедич роль принцессы: поставил перед ней круглый аквариум с золотыми рыбками. «Мне нужен её взгляд. У принцессы Турандот взгляд особенный. Смотри на рыбок так, чтобы они замёрзли». – «Но мы не снимаем кино, и у нас нет крупных планов», – возражала актриса, на что Быстроходов отвечал, что именно детали и делают спектакль уникальным, и он был прав.

  Марина гримировалась, пользуясь тем, что красную помаду в стране пока не отменили. Она играла смешно и великолепно, и у режиссёра от наслаждения выступал на лбу мелкий бисер пота.

  Массовку набрали из весёлых «масок», которыми на день города наряжались студенты театральных вузов Ярославля, Москвы и Санкт-Петербурга, изображавшие статуи на праздник бульвара. Завидов подогнал костюмы из ивановских ситцев. «Разве у нас есть матрёшки?» – удивился композитор. «Это подруги принцессы. Подведите им глаза поярче. На шею бусы – серебро с бирюзой – до груди, и бляшки на всю ушную раковину. Понятно? Брови всем слить в одну, как у Фриды Кало».

  Лейкина, репетировавшая роль рабыни Лиу, примеряла туфли на гигантской платформе с шестью застежками на каждой. Её щиколотки скрывали небесного цвета гольфы, оставлявшие кусок голой кожи под пышным атласным платьем. Оказалось, что Лейкина не только хорошо играла на сцене, но и занималась музыкой, она даже выпустила клип на свою авторскую песню. Вот только спина у нее подкачала. Хотя каждое утро она делала упражнения для осанки, она всё равно сильно смахивала на сутулую борзую.

  Для создания восточного колорита из университета города Иваново были выписаны

  чернокожие студенты, которым предстояло изображать свиту с топорами. Студентов сосватал замреж Юра, который съездил в Ярославль и заглянул в театральный институт. По замыслу Завидова, негры выступали в леггинсах и облегающих боди с кожаными вставками, которых не скрывали прозрачные плащи. Свита жаловалась, что топоры никуда не годятся: слишком длинная ручка и узкое топорище. Им объяснили, что совершать действий не понадобится, а топоры нужны для красивого силуэта. Стражниками режиссёр остался довольным – они подобрались, как один, длинные и поджарые.

  Одного из них, королевского палача, обокрали на вокзале, где он шатался, не зная куда себя деть. Второй выпил бражки на корпоративе и на день вышел из строя. С третьей модели художник спешно лепил из воска отрубленную голову чернокожего принца с длинными желтыми волосами. Еще месяц назад все трое приехали в эту страну без языка, не имея круга общения и понимания местной реальности, а теперь составляли неотъемлемую часть театральной тусовки.

  Калаф расхаживал по сцене по пояс голый с китайским зонтиком и догом. Получив зарплату, он купил штаны своей мечты и уже успел сходить в них на репетицию. Однако художник нарушил его планы: «Закутайте его в штапель оранжево-розовый с малиновым, но пусть плечо до пояса и ступни останутся обнаженными». – «А как одеть собачку?» – «Жемчужное ожерелье и золотой кулон овальной формой» – Завидов трудился, как раб на галерах.

  Китайскому императору Альтоуму сшили белый плащ с перелиной и белым капюшоном, которые скрадывали его брюшко и обвисающие щёки. Ему отводилась медитативная роль.

   «Кто-нибудь смотрел фильм „Принцесса Турандот“ 2003 года?» – спрашивал Дьяков всех присутствующих. – «Посмотрите кто-нибудь и объясните мне концовку».

  На роль подруги Турандот Быстроходов взял девочку Ладилина, которая оказалась для театра не приспособлена. Также не складывались у неё отношения с игуаной, которую она выносила на сцену. Даже когда Света улыбалась, её глаза оставались злыми. «Давайте пойте, Света!» – кричал режиссер. Петь она не умела, и от игуаны у нее шли мурашки по телу. Девочку отпустили домой после первой же репетиции. Трудновато, трудновато.

  Не считая маленьких недоразумений, всё шло своим чередом. Полный предчувствий режиссер волновался перед днём города, когда театр распахивал двери перед зрителями после вынужденной разлуки! Интересным нововведением во всегда и так довольно весёлую и разнообразную ярмарку гастрономических вкусов стала театральная составляющая.

  Быстроходов перестал психовать и перешёл к делу. Ему устроили встречу с чиновницами из городской управы. Он застал четырёх женщин в микроавтобусе, куда они погружались после трудового дня. Ловкач Дьяков сговорился с водителем, тот позвонил, предупредил об удобном моменте.

  К сожалению, день города отменили. Запрет на массовые мероприятия в К*** был продлен на неопределенное время. «Вот тебе и Турандот. Вот и рок-опера. Ах, как ему не везло!» – думал Быстроходов.

  Пётр Юрьевич весь съежился, и глаза его глядели страшно. Лицо режиссёра жило своей отдельной жизнью, оно выглядело, как испуганный зверёк, загнанный в норку. «С таким лицом нечего и пытаться выглядеть прилично, всё равно осиновыми колами забьют», – решил Быстроходов.

  6

  Словно этого мало Марина Гнедич отказалась от участия в спектакле, и они поругались тяжело и плохо. Ей не нравилась роль Турандот, раздражал текст, партнёр и больше всего музыка, от которой она раньше приходила в восторг. Режиссёр не знал, к чему всё идёт и чем закончится. Потом он узнал, но уже от другого человека. Его вызвала к себе следователь Смирнова, чтобы показать фотографии. Смотреть на них было тяжко, а давать объяснения и вовсе невозможно.

  Следователь настояла, чтобы Быстроходов посетить подпольную мастерскую, в которой Керим Гиралов оборудовал свою студию. Керим оплатил себе два месяца того, что называлось coworking-space – один из флигелей у общежития, беленый сарай «все включено», деревянные скамейки, вай-фай, черные провода и приватность. И еще видеокамеры. Этот сарай он использовал вместе с другими молодыми людьми подозрительного вида. Быстроходову предъявили фотографии этих мужчин – совершенных в своей красоте, с правильными мускулами и в меру развитым торсом, их черты лица напоминали лики древних греков и вызывали желание получить эти прекрасные образы в личное пользование. Владение их телом стоило дорого, но для продажи они использовали все средства. Быстроходов опознал костюмы из театральной гардеробной, которые Керим брал, чтобы носить дома, объяснив, что он привыкает к новому облику.

  В отсутствие репетиций Керима мог сутками не выходить на улицу, да и по вечерам он был постоянно занят. «Страшно-ужасно представить его строгое расписание. Вот он встает, ест, занимается в спортзале. Через день солярий. Часами сидит в компьютере. А вечерами он постоянно работает», – в процессе горевания у Марины проявилось нечто вроде сочувствия.

  У режиссера возникло подозрение, что актриса была осведомлена об этой ипостаси Керимов немного больше, нежели всем остальные. Она призналась, что имеет источник информации, однако не могла назвать имя своей подруги из этических соображений, лишь дала понять, что та пользовалась услугами принцев вебкама и случайно вышла на Керима, носившего в той среде прозвище Калаф. Сотрудники по коворкингу называли его китайской шлюхой за способности к притворству. Нехитрое мастерство парней вебкама он усовершенствовал актёрскими изысками, что ставило его вне конкуренции, вызывая зависть коллег по подпольному цеху.

  Своими разговорами с Мариной Гнедич режиссёр поделился с Тимом Барщиковым, а тот принял к сведению важность информации и предложил своей жене Нюше срочно одолжить хороший фотоаппарат и последить за примой. Хрупкая в житейских невзгодах, Нюша обнаружила стойкость воина, совершенно непрошибаемого, когда речь шла о долге. С непривычки ей было тяжело ходить за актрисой, и к концу первого дня у неё отваливались ноги, а второго – она стала хромать. Нюша фотографировала город крупным планом, а также в формате «Панорама», когда наложение кадров давало бесконечный пейзаж. На третий день она спотыкалась и постоянно падала, лишь чудом не разбив объектив. На четвертый она записалась на мастер-класс Альберта Завидова, который открывал персональную выставку в художественном музее, Марина тоже получила приглашение.

  Посетителям был представлен эскиз занавеса к спектаклю «Принцесса Турандот».

   «А жаба откуда?» – его искусство вызывало вопросы публики. «Это кальмар со щупальцами, тянет к себе голову несчастного принца», – отвечал Альберт Завидов. «С головой ясно, но к чему осьминог?» – «В его образе мы представляем дух или сущность трагедии».

  Так рок-опера постепенно приобретала трагическую сущность.

  Художник поставил целью создать монстра из разных черт и пропорций. Лысая голова повторяла режиссёра, глаза были заимствованы от Илоны Ладилина, угадывалась и фигура Дьякова в роли Альтоума– расплывшаяся от сытой жизни. Острый взгляд Быстроходова определил детали, они были узнаваемы.

  Монстр вышел очень страшным, и Марина пугалась, когда его видела. «Это совершенное зло. Монстр принесет нам неприятности», – твердила она. А Завидов только смеялся и говорил, что ценит всякую рекламу. Однако вместо монстра с человечьими головами стали вывешивать резинового осьминога, которого театр в давние времена приобрел на распродаже в магазине «Путешествие».

  Музейщики затащили актёров на чаепитие с тортом и хвалили театр. На лице Марины было столько радости, словно она испытывала эротическое переживание, и это натурально подтвердилось: когда Марина сорвалась с места, Нюша последовала за ней и успела запечатлеть сердечную сцену с Илоной Ладилиной.

  Статус расследования: начато. Мужчина 32 года, причина смерти: удушение. Имя: Керим Гиралов. Предполагаемое время смерти: 7 часов вечера, 28 августа. Место убийства: служебное помещение в общежитии текстильщиков. Связь с театром: актёр.

  Женщина, сидевшая в кресле, смотрела в окно, и в ней Быстроходов не сразу узнал следователя Смирнову: она была бледна, худа, её лицо осунулось. Быстроходов спросил, зачем он ей понадобился. «Я просто хотела поговорить», – произнесла хозяйка кабинета. Её интересовало распределение ролей в театре.

  Остановить театральные страсти не представлялось никакой возможности. Скандал разразился на еще на фесте провинциальных театров, и поводом к нему стало распределение ролей в «Принцессе Турандот». Александр Дьяков, которому пророчили роль Калафа, за месяц потерял форму и так растолстел, питаясь в ресторанах, что годился только на роль китайского императора Альтоума, отца принцессы. Всё это Смирнова видела своими глазами, поскольку присутствовала на мероприятии, где Дьяков решил взять реванш. «У Богомолова в его „Преступлении и наказании“ Соню Мармеладова играет Марина Игнатова, которой уже за 60. Актёры – всего лишь исполнители текста и своего персонажа», – выкрикивал Дьяков. Тогда Быстроходов не мог не вмешаться. «Соня у Игнатовой – асексуальная роль, ее ведущей характеристикой становится идеология, а у идеологии нет возраста. А у нас главный герой – музыка, в которую ты со своим животом не вписываешься!» – отвечал главреж.

  Смирнову интересовала фрагмент текста, найденного на теле Гиралова. «Это ведь женская роль, она принадлежит Гнедич». Режиссер не сдвинулся с места, его спокойствие казалось неестественным, словно он находился под действием химии. Более того, его тянуло в сон. «Керим выразил желание прочесть роль принцессы. Возможно, он ее репетировал сам». – Почему-то это простое предположение вывело Смирнову из себя. «Вы в этом уверены? Знали, что ваш актёр безумен?» – «Тогда объявите безумным и меня», – не согласился Быстроходов. «Проблем с вами не меньше. Это каждому ясно, кто имеет разум. Вы сами сказали. Да ещё о таком... безумии речь. Знали, чем Гиралов занимался, а ведь не выгнали. Слишком вы упрямы оказались. Но мы попробуем по-другому». Быстроходов подождал, последует ли продолжение. Нет. Ничего. Смирнова тянула паузу. Что там у неё на уме? «Вы хотите сказать, что ничего не знали об общежитии текстильщиков. Но уж кто-кто, а вы должны знать», – продолжала Смирнова. «У вас нет доказательств», – режиссёр только сейчас сел на стул. У него появилось предчувствие, что именно сейчас и произойдёт самое неприятное. Слишком уж она разговорчива.

  «А мы посмотрим, нужны ли будут нам эти доказательства. Мне лично они не нужны. Я ничего не собираюсь доказывать. Все само выяснится», – Смирнова даже не шевельнулась. Да что с ней такое?

  «Да что с тобой такое?» – переживал Тим Барщиков, но Быстроходов сказал, что не время предаваться горю. «Не могу рассказать. Нет времени. Просто верь мне. Играем на моих условиях. Дьяков не испугается, если назначу его на Калафа?» – «Он боится просить у тебя эту роль, просил похлопотать за него, Петя. И ведь другого не найдешь. Слишком он настойчиво просит. И Ладилина за него», – перечислял Тим, а Быстроходов думал, слишком гладко всё получается.

  Словно понаписанному.

  И если убийство рабочего в клубе можно было бы посчитать случайным и не имевшим отношения к театру (мало ли кто как развлекал себя в провинции), то убийство Керима Гиралова непосредственно касалось «Принцессы Турандот». Не оставалось сомнения, что преступление совершил кто-то из своих.

  Днем Быстроходов старался об одном – как можно меньше истратить сил на свою письменную работу. Ее внезапно стало очень много. Душа его никуда не летела, театр стоял на месте, и в стенах его царила пустота.

  В убийстве Керима оставалось много неясного: следователь ни словом не обмолвилась, каким образом его убили. Быстроходов приобрел платную подписку на сайте, который предоставлял доступ к записям Принца Калафа, это были видеозаписи прежних видеосессий. Пересмотрев некоторое количество роликов, на которых молодые люди обоих полов раздевались перед камерой, Быстроходов понял, что нужно заводить отдельный ноутбук под записи подобного рода, чтобы не смущать коллег. В большинстве сессий он не увидел ни грана мастерства, унылые модели производили случайные действия под музыку, словно отбывали каторгу. С этими убогими дилетантами резко контрастировал Керим, выступавший в костюме Калафа. Как и прочие виртуальные проститутки, он умел зрелищно двигать бедрами и довёл процесс раздевания до уровня искусства. Его талант превращал в искусство всё, до чего он касался. Когда Керим садился на колени и замирал, а потом кончиками пальцев перебирал по коже, Быстроходов не смог избежать возбуждения, у него самого бежали мурашки по спине. А ведь он не один раз наблюдал этот приём на репетициях. Он видел, как Калаф глубоко вдыхал воздух, выдыхая медленно, и его грудная клетка вибрировала. Эти отработанные движения готовились явно не для спектакля.

  Один раз Быстроходову удалось выйти на товарища Керима по совместной работе и договориться о встрече в студии. Сначала парень держался скованно, привыкнув общаться через камеру, а тут обстановка не позволяла ему расслабиться. На прощание он спросил, нельзя ли ему кое-что забрать после Калафа кое-какое имущество, которое тому больше не понадобится. В одной из комнатушек лежал сверток пластика: огромный, новехонький, светящийся из глубины слоёв. Толщина свёртка казалась нереально большой. «Это кусок метр на полтора пузырчатой плёнки», – пояснил вебкамщик. По его словам, Калаф единственный из них работал с жесткими фантазиями, с ножом и кровью. Его клиентами были извращенцы и маньяки, которые приносили ему неплохой доход. Деньги текли рекой в банк.

  Если бы Быстроходова спросили, помогло ли это погружение продвинуться в расследовании убийства Гиралова, он бы не знал, что и ответить. «Чертовщина какая-то». Зато у него появились соображения насчёт Турандот. Принцы безропотно выполняли ее приказы взамен на улыбку, на слова: «Хорошо, очень хорошо. Сегодня ты мне понравился больше». И по мере того, как росло её удовлетворение, у них съезжала крыша. И тогда она считала процесс познания законченным – как и всем, ей хотелось простых радостей: пакетика чипсов со вкусом копченого бекона и персиковый йогурт, на худой конец – банку спрайта или нутеллы, или просто похрустеть пузырчатой плёнкой. И тут на голову ей сваливался очередной претендент – долговязый, жилистый, певец и танцор, гениальный, конечно. «Обожаю тебя Принцесса, матерь перемен», – говорил он с таким энтузиазмом, словно собирался жить вечно.

  «Зачем Кериму это понадобилось, Петь? – спрашивал Тим Барщиков. – Раньше – по глупости, понимаю, хотя и не приветствую. Но сейчас? Его ждала слава. Альберт обещал гастроли в Европе. А он? Неужели ради паршивых денег?»

  «Горит моё колесо, но еще не вытек бензин – мы пока на этой стадии», – отвечал ему Быстроходов.

  7

  Именно в тот момент Илоне Ладилиной встретился старый знакомый Барханов, которого грозили уволить из московской прокуратуры. Видя его плачевное состояние, она сказала, что нуждается в услугах юриста, который бы выяснил, что не так происходит в её театре. Мало того, она предложила ему пока взять отпуск, чтобы не терять статус правоохранителя. Когда Барханов спросил, опасным ли будет её поручение, она ответила, что придется лишь навестить кое-кого со светским визитом.

  Большие идеи – это простые идеи.

  Наутро прямо из столицы в К*** прибыл следователь Барханов – в резиновых сапогах, с беспроводными наушниками и айфоном. Он родился и вырос в этом городе, но уже много лет жил в Москве и не помнил даже названия улиц. Город изменился. Он полагал, что утонет в грязи, но город оказался чистеньким, просторным и даже благоустроенным. В центре оставалось много двухэтажных домов купеческого вида, а на транспорт тратиться не надо: все оказалось под рукой.

  «Александр, а как вас по батюшке?» – спросили его в театре. У них уже имелся Александр Николаевич Дьяков, как Островский, и Александр Павлович Ладилин, как император. «А вы каким будете?» – «Александр Васильевич, как Суворов», – отвечал Барханов.

  Новый следователь сразу угодил в руки помрежа Юры, который отпускать его не собирался. Этот полный человек постоянно улыбался и что-то напевал. «Арию Калафа», – пояснил он следователю. Барханов признал, что театр ему нравится: удобные места, много света, прекрасное фойе и сцена – просторная и глубокая. Юра рассказал, что по случаю траура о Гиралову в театре сменили занавес на старый, из оперы «Орфей». Капельдинеры и актёры носили строгие костюмы и платья.

  Первым делом Юра указал следователю на дверь в одном из коридоров, приёмную г-жи Ладилиной. «Супруга зама по культуре Александра Павловича Ладилина. Она у нас тут всем заправляет». Этот Юра и рассказал, как у них в театре всё было устроено. «Гнедич и Дьяков завидуют друг другу, мимими, но наш режиссёр считает это здоровым ресурсом. У Дьякова родственник в органах, работает вместе со следователем Смирновой. У Гнедич дети в одной школе с костюмером Ингой, так что наша прима узнаёт все новости из первых уст. Пресс-секретарь Света, спит с Ладилиным, крайне незрелое представление о театре, но мы над ней работаем. Был ещё Керим, это нечто! Видели бы его на сцене!» И он показал афишу с большим подкачанный мужиком в расстёгнутой рубашке. Барханов не то что никогда не видел Керима на сцене, он вообще не задумывался о том, что его зачем-то нужно смотреть на сцене и что можно задумываться о том, как он выглядит. А Юра продолжал экскурсию: «Керим обедал с Дьяковым в одном ресторане и, похоже, у них были общие дела, подозреваю, что оба подрабатывали на корпоративах. Керим боялся Ладилину. Он остался должен денег Быстроходову. Возможно, состоял в отношениях со Светой. Давал взятки Гнедич: духи, букеты». – «Но позвольте, разве Керим Гиралов не умер?» – прервал помрежа Барханов, в голове которого царил полный Армагеддон. Юра обреченно вздохнул. «Он задушил себя во время сеанса на потребу заказчика. Дальше. Завидов дал взятку Ладилиной в надежде, что рано или поздно ему выпишут гонорар, но это нескоро. А вы тут каким боком, Барханов? Говорят, вы человек Ладилиной?» -Эта информация была не секретная, раз её все знали, и следователь не стал ничего отрицать. «Я друг её бывшего, он работает в органах», – отвечал Барханов. Его интересовало, в каких отношениях состояла прокурор Смирнова с прошлым прокурором, Юра и это знал: «Старые враги» – «А с его женой?» -"С Сашей? Они игнорировали друг друга. Такая хрупкая котюнечка, а характер будь здоров". – «А Саша с Быстроходовым?» – кое-что Барханов слышал, но решил уточнить. «Играли вместе в сборной города. Она – в баскетбол, он – в волейбол», – ответил Юра. «А Дьяков как с Ладилиной?» -продолжал расспрашивать Барханов. – «Он знает об откатах. Не то, чтобы доверенное лицо, но Ладилина делится с ним соображениями. Кстати, Дьяков и травести Лейкина – в отношениях, а та – родственница костюмерши Инги. Инга знакома с женой Тима и шьёт ей платья, за которые Тим еще не рассчитался». – «А Барщиков откуда в театре взялся?» – уточнил Барханов. – «Они друзья с Быстроходовым. Болеют за одну команду, вместе смотрят футбол. С женой бывшего прокурора Сашей они составляли любовный треугольник. Потому Барщиков и женился поздно, а Быстроходов вовсе не женился».