Текст книги "Don't even care (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)
– Пойдём со мной, – просит Луи, преодолевая слабое сопротивление. Его губы у уха, и Гарри чувствует, как краснеет кожа, как она покрывается мурашками, но не от холода.
Он зовёт с собой.
Со стороны, они просто разговаривают, может быть, чересчур близко, двое молодых симпатичных мужчин, но один из них собирается принять то, что отрицало всё его существование. Гарри действительно хочет согласиться, несмотря на то, где и как зародились его чувства. А может быть, как раз из-за этого.
– Ты видел худшую мою сторону, – мысли Луи бродят по тем же закоулкам памяти, он думает о тех же кровавых моментах между ними. – Значит, не будет никакого разочарования.
Он проводит языком по своим губам, словно слизывает с них вкус рта Гарри, и вздыхает.
– Я плох в просьбах. Но, пожалуйста, позволь показать тебе и другую мою сторону.
Гарри ждёт, пока Луи закончит, хотя готов сказать “да”, но невысказанность в серых глазах слишком яркая, и он мысленно поздравляет себя с тем, что пробудил человечность в одном из лучших псов мамы. И может быть, именно в этом заключалась его роль как спасителя.
– В конце концов, мы всё ещё связаны.
Тонкий рукав светлой кофты Луи ползёт вверх, чтобы оголить запястье. На коже по-прежнему тёмная вязь цифр, но ведут они себя крайне странно: меняются не в порядке убывания, как должно, а в хаотичном беспорядке.
– Что с твоим таймером? – пугается Гарри
– Он такой с тех пор, как я выбрался из особняка.
Положив руки на металл автомобиля по обеим сторонам от Гарри, Луи с заговорщическим видом наклоняется и одаривает его слишком широкой улыбкой, обнаружившей ту самую иллюзию хищных клыков, что Стайлс наблюдал однажды: тот уже почувствовал слабость.
– Помнишь, я говорил тебе о том, что ярко сгореть – гораздо приятнее, чем влачить жалкое серое существование? Тогда ты согласился со мной полностью, – Гарри ощущает колено на своём бедре в опасной близости от паха. Луи пытается получить его всеми возможными способами, не гнушаясь банальным соблазнением. И вряд ли у Стайлса есть шанс. – Что останавливает тебя сейчас?
Напоминанием о том, что они больше не ограничены холодными стенами из камня и непрекращающимся шумом листвы, что вокруг городская реальность, служит вибрация телефона. Загипнотизированный искрами во взгляде Луи Гарри медленно достаёт телефон из кармана штанов и держит его в ладони, всё не решаясь посмотреть.
– Тебе звонят, – шепчут клюквенные губы, и словно вновь шорох полиэтилена по каменному полу.
Луи касается тыльной стороны ладони пальцами и приподнимает руку Гарри, заставляет его отвести взгляд от своего лица и взглянуть в экран телефона. Найл с дисплея показывает неприличный жест, телефон мигает зелёным текстом входящего вызова.
– Я верю в тебя, – Гарри вглядывается в лицо лучшего друга, но обращается к Луи. – А от этого не такой уж большой шаг к чему угодно, – палец скользит по экрану, сбрасывая вызов, и телефон затихает.
Это движение наглядно демонстрирует, что дискуссия закончена. Выбор сделан. Луи отталкивается от машины, пружинистым шагом обходит её. Пока он занимает водительское кресло, Гарри тоже устраивается, застёгивает ремень безопасности.
– Ты украл эту машину?
Тонкие губы сжимаются в нарочито подчёркнутой реакции.
– Скажем так: это часть моего наследства. Лиам похлопотал, чтобы мне не пришлось больше никогда применять свои умения для заработка.
Гарри облегчённо выдыхает от осознания того факта, что у Луи действительно есть все шансы перешагнуть через своё безумное криминальное прошлое.
– Значит, ты видел семью?
– Ты говоришь о королеве? – переспрашивает принц, но тут же продолжает, не дожидаясь ответа. – Только издали. Мне не хватило смелости взглянуть в глаза ей и сёстрам. Когда такое количество содеянного висит на шее, его слишком трудно нести.
– Но они столько лет ждали тебя.
– Лиам рассказал ей, что я уже не тот человек, который мог бы принять престол, и попросил отпустить, – Луи бросает взгляд в зеркало заднего вида, отъезжая, а потом на лицо Гарри. Стайлс вовсе не уверен в том, что тот хочет увидеть. – Она знает, что я в порядке, и этого достаточно.
Первый же светофор горит для них ярко-красным, и Луи останавливает машину. Его отрешённый взгляд скользит по прохожим за окном, по сгущающейся на улицах ночной темени.
– Я не могу быть тем, кого растили во дворце: он сгинул в колодце. И не могу быть тем, кто рос в особняке: его убил ты. Кем мне быть, я пока не знаю, но обещаю, что прежним ни за что не стану. Я больше не сделаю тебе больно.
У Луи в голове может происходить что угодно: Гарри не раз оказывался свидетелем того, с какой скоростью щёлкали его мысли, переключаясь. Он не может быть полностью уверен в этих словах, но поскольку его всё ещё никто не укусил, выходит, что Луи действительно изменился.
– А если я захочу повторить то, что произошло в особняке?
Принц берёт его за руку, подносит к своим губам. Гарри замирает в ожидании той сладкой боли, что может подарить только Луи, но тот лишь поглаживает большим пальцем костяшки и мягко касается ртом в поцелуе.
– Возможно, тебе нужно будет только попросить, – улыбка полна обещания.
Резкий жёлто-белый свет фонарей затмевает звёзды; их не видно с улиц, зато он делает лицо Луи более контрастным. Гарри наслаждается тем, что может видеть его.
– Послушай, Уильям…
– Луи, – поправляет принц. – Луи. А ты Гарри.
Пока машина ещё не пришла в движение, он поворачивает свою руку к Гарри, не выпуская его запястья из ладони. На отлитой из бронзового металла коже нет абсолютно ничего. Таймера нет.
Луи улыбается отразившемуся на лице Гарри удивлению и делает то, что ему свойственно: легко прикусывает кожу над большим пальцем, отправляя по телу Стайлса мурашки удовольствия и предвкушения.
Светофор загорается зелёным.
========== Туркмения ==========
Комментарий к Туркмения
А давайте сделаем вид, что сегодня пятница?)
На рынке тесно. Яблоку негде упасть – так много людей толпится вокруг. Гарри то и дело наступают на ноги, отовсюду разносится туркменский, нечёткий и бормочущий. Только ощущение сильной фигуры Луи за спиной не позволяет страху овладеть телом.
Родная Британия осталась далеко, а всё, что есть в этой стране – чужой язык и солёный бриз Каспийского моря.
– Давай уйдём? – оборачивается Гарри.
Луи вздыхает. Рукава его чёрной футболки широкие, их треплет ветер, на ногах голубые джинсы. Глаза с золотым вкраплением безумия скрыты зеркальными солнечными очками.
– Я думал, мы хотим купить продуктов для ужина, – искренне удивляется он.
Луи всё ещё невдомёк, что Гарри чувствует себя выброшенной на берег рыбой среди толпы людей, так принципиально непохожих на привычных англичан. Только в их бунгало, наедине, он может дышать спокойнее, забывая о расстоянии, что разделяет его с родиной.
– Я могу обойтись фруктами, – утверждает он. Правда может, лишь бы только убраться с людной площади. В груди уже закручиваются концы холодного беспокойства.
– Ну а я – нет.
Твёрдый тон не терпит возражений, поэтому Гарри лишь сжимает зубы, стараясь унять подступающую панику, и бредёт дальше сквозь толпу.
Ему не нравятся эти маленькие городки, почти селения Туркмении. Он бы предпочёл большой современный Ашхабад, в каменных лабиринтах которого легко можно вообразить себя дома. Вместо этого пыльные тропы и многолюдные рынки.
Единственный плюс – полное уединение для них с Луи. Никаких лишних вопросов, никаких спецслужб и подозрений.
Реальность очень быстро ставит на место, напоминает, почему они там, где они есть. Вскрик за спиной звучит сдавленно, но предельно болезненно. Гарри даже не нужно оборачиваться, чтобы понимать – Луи вновь не сдержал своих эмоций.
Толпа вокруг беспокойно расступается, отталкивает Гарри всё дальше от развернувшейся сцены. Ему едва удаётся обернуться, чтобы увидеть своего Луи таким снова. Жгуты мышц напряжены и проступают на руках, клюквенные губы сжаты в тонкую нить. А в глазах наверняка огонь ярости. К счастью для человека, на шее которого сомкнулись сильные пальцы, они скрыты солнечными очками.
Гарри больше не цепенеет при виде этих вспышек. Привык. Он теряет всё своё холодное беспокойство и бесцеремонно расталкивает людей вокруг в попытке добраться до Луи, прежде чем тот вырвет язык у рыночного воришки и задушит его им.
– Хей, хей, – успокаивающе произносит Гарри, его ладони ложатся на предплечье Луи. Под ними, во вспухших от напряжения венах, чувствуется биение сердца. – Разожми пальцы.
– Нет, – зло цедит тот в ответ. – Он пытался украсть у меня деньги. У меня.
Задушенное бормотание мальчишки гораздо тише их английской речи. Гарри не знает их язык, но не нужно быть лингвистом, чтобы понять страх на лице, почувствовать его затхлые волны, расходящиеся от неудавшегося вора.
– У нас будут неприятности, – мягко уговаривает Гарри.
– Может быть, – беспечно пожимает напряжёнными плечами Луи. – Но у него они будут раньше.
От смеси нарастающего ропота вокруг, тихого скулежа вороватого мальчишки и этого напряжения, когда они снова оказываются на краю пропасти, у Гарри сдают нервы.
– Плевать на кошелёк. Мы сейчас окажемся в тюрьме.
Гарри обессиленно прижимается лбом к виску Луи и кожей чувствует, как бьётся от напряжения венка. Всего миг искреннего настоящего страха, но он проходит. Луи не отталкивает, напротив, разжимает пальцы на шее вора с полным отвращения выдохом, берёт Гарри за руку и тянет в сторону плавучей пристани.
Тишину между ними не в силах остудить даже прохладный морской ветер, а хватка полных волшебства пальцев по-настоящему болезненная.
Гарри первым входит в дом и сразу же направляется в ванную в попытке скрыться от всё ещё клокочущей ярости, но шероховатые пальцы Луи сжимаются на локте.
Резкое движение, и, не удержав равновесие, Гарри оказывается в объятии. Оно не нежное. Луи тут же сжимает волосы в кулак, заставляя вздёрнуть подбородок, показать бледную кожу шеи. На ней едва зажили укусы и синяки, Гарри не хочет новых.
Но Луи зол, в смятении. Сейчас его в последнюю очередь будет волновать, чего же хочет или не хочет Гарри.
– Ненавижу это, – мягко шепчет Луи, но обман очевиден. Тихий голос не может скрыть клокочущей ярости.
– Что именно?
Гарри не пытается уворачиваться от ярких клюквенных губ, что касаются его подбородка, шрама на горле, полученного от Луи в особняке. От страха почти не трясёт. Медленно, но верно эти мгновения разрушительных эмоций превращаются в привычку.
– Когда ты обращаешься со мной, как с бомбой замедленного действия.
Резкий толчок в грудь отправляет Гарри на диван. Тоже привычно: Луи никогда не церемонится, когда эмоции берут над ним верх. В пепельных глазах становится ясно видно, как они захлёстывают его, будто волны в разбушевавшемся океане. Как бороться с нечеловеческой силой стихии?
Гарри предпочитает терпеть и пережидать.
Первая искра боли подобна первой ракете во время фейерверка: она взвивается вверх, осветив весь мир красным светом, испугав силой взрыва. Луи вздёргивает его на спинке дивана ровнее, ставит колено между чуть разведённых ног. И та самая первая боль приходит, когда он сжимает пальцы на запястье левой руки. Стискивает кожу так, что, кажется, даже кости скрипят под этим натиском.
Но постепенно ощущения блекнут на фоне влажных поцелуев, которыми Луи покрывает кожу шеи, горло, ключицы в вырезе футболки. Гарри не пытается вырвать руку или оттолкнуть. Напротив, он поворачивается лицом к любовнику, подставляя под эти поцелуи губы.
Ветер из раскрытого настежь окна напоминает те времена, когда каждый такой поцелуй мог нести смерть. Гарри больше не верит своей памяти, внутреннему голосу разума. Свободной рукой он тянет футболку Луи вверх, стараясь раздеть его, и ни на мгновение не отпускает попавших в плен его рта клюквенных губ.
– Нет, не так, – отталкивает вдруг Луи. – Не буду больше причинять боль.
Но это больше не его игра. Гарри ведёт партию, потому что хочет получить всю кипящую внутри Луи ярость. Свободную от хватки мозолистых пальцев руку он отводит назад. И бьёт, так, как, однажды видел, била Рика, прямо по красивому лицу принца.
Хлопок громкий, звучит гораздо громче боли и отрезвляет. В следующую секунду Гарри остаётся только зажмуриться и принять окончательно вышедшую из-под контроля злость.
Луи сжимает плечо, переворачивает своего любовника на живот. Зубы тут же оказываются глубоко в коже, укусы невероятно болезненные. Голос разума скулит о том, что нужно было остановиться. Но теперь уже определённо поздно.
Запястья Гарри оказываются стиснуты, руки до боли заведены за спину. Он может поздравить себя с тем, что вновь смог привлечь внимание той личности Луи, что с каждым днём бледнела и выцветала всё сильнее под Каспийским солнцем, но думает лишь о боли. Она вызывает жжение и трепет. Желание.
– Не медли, – скулит он, придавленный смертоносным телом Луи к дивану в их плохо обставленной гостиной. – Давай быстрее.
Сжав пальцами волосы, принц дёргает голову Гарри вверх, заглядывает в лицо и качает собственной головой в неверии:
– Ты такой порочный, Гарри.
Собственное имя, вылетевшее из яркого рта преступника, оглушает. Гарри дрожит, хнычет в ответ. Он ещё не научился бороться с магией, что рождается, когда Луи называет его так.
Секунда. Другая. Ничего не происходит. Луи только смотрит в его нуждающееся лицо и молчит. Гарри чувствует, как стекает тонкая нить слюны из уголка его губ на подбородок, но напряжение сковало тело, и нет сил сглотнуть. А потом жёсткие пальцы касаются напряжённой спины, ладонью Луи ведёт вверх по застывшим, онемевшим мышцам.
– Я дам тебе всё, что ты хочешь, – шепчет он, и тихий голос полнится угрозой, как тёмная грозовая туча – дождём. – Убедись, что это действительно то, чего ты желаешь.
Нужно ли ему спасение?
Гарри моргает медленно, и его поплывший взгляд фокусируется на партнёре. Луи ни за что не отпустит его сейчас, – светлые глаза наполнены раскалённым золотом, – но Гарри приятно, что он предлагает остановиться. Хотя и не собирается.
Не нарушая молчания, в котором слышно только тяжёлое дыхание и гул ветра меж распахнутых ставней, Гарри кивает. Глаза Луи – две тёмных глади воды. Глубокой, полной опасностей.
Гарри утонул давно.
– Трахни меня, – придушенно шепчет он уже в обивку дивана.
Луи, не церемонясь, толкает в плечи, упирает его лицом в мебель. Ладонь правой руки хаотично дёргает застёжку на джинсах. Они оба не в состоянии ждать более.
– Не надо прелюдий, – выстанывает Гарри в ответ на прикосновение тёплой кожи к горячему твёрдому члену. Он готов полностью. Но Луи медлит, сжимает пальцы на влажном от смазки стволе и ласкает.
– Ты думаешь, что, каждый раз подставляясь под меня, можешь победить мою злость, – нашёптывает принц в ухо. – Но что, если однажды я буду в настоящей ярости? Что, если я разорву тебя на куски?
Подтверждение словам – зубы глубоко в коже. Гарри кричит неистово, не стесняясь выдать голосом ту жажду, ту грань выдержки, к которой он подошёл, но ещё не переступил. Пока что в его крике не звучит отчаяние. Скорее, призыв.
Пальцы левой руки, которыми Луи вцепился в спинку дивана, походят на паучьи лапы. Они оба дрожат, сердца сбиваются с ритма, заходятся в лихорадке. Гарри тянется, чтобы коснуться губами восьмёрки на одном из пальцев Луи.
Поцелуй будто ожог. Принц отдёргивает руку от этой ласки, словно она смертельна.
– Мне плевать, – наконец отвечает на поставленный вопрос Гарри, хоть его подбородок безжалостно сжат пальцами Луи, шея оказывается болезненно вывернута, а слова получаются крайне неразборчивыми. – Я хочу тебя.
– Ещё бы ты не хотел, – полный королевского превосходства голос разливается кипятком по венам. До самых кончиков пальцев Гарри.
Он упивается чужой властью над собой.
Медленно, будто желание причинить боль и разрушить ушло, принц переворачивает Гарри обратно на спину, не сводя глаз со своей вожделенной добычи. Джинсы наконец на полу, и теперь он раздевается сам. Пальцы ловко стягивают одежду, оголяя бронзовую кожу и белеющие на ней отметины старых шрамов.
Гарри особенно любит этот момент, когда может заглянуть глубже в чужую душу сквозь эти рисунки боли. Он пальцами касается самых любимых, тех, что особенно красивы на теле Луи.
– Подчинишься мне?
Сиплый приказ невозможно игнорировать. Гарри тут же кивает. Луи сильнее, он в любом случае получит то, что хочет, но парадокс их болезненных отношений именно в том, что Гарри это необходимо: чем сильнее один разрушает, тем более живым чувствует себя второй.
– Шире, Гарри, – настойчиво повторяет Луи высоким обольстительным голосом. Его невозможно не слушать, особенно когда ладонь скользит по голому бедру, раздвигая ноги. – Хочешь боли?
Гарри мотает головой, и влажные волосы прилипают к подбородку и лбу. Вспотевшие ладони соскальзывают с обнажённых плеч Луи, за которые он так отчаянно цепляется.
– Ты же сам просил без прелюдий, – нагло ухмыляется преступник. Но злость схлынула, в его пальцах, полных волшебства, не осталось жестокости. Сила, с которой они сжимают Гарри, – контроль.
Луи сплёвывает на ладонь, растирает рукой по собственному члену, а Гарри приходится сглотнуть образовавшуюся во рту слюну: сегодня его ласка никому не нужна.
Лицо принца так чертовски близко, что можно разглядеть, как гаснут золотые искры в пепельной радужке, одна за другой. Безумие и гнев оставляют его, это подтверждает скользящая по телу Гарри ладонь. Мягко, нежно, ласкающе.
Клюквенные губы кривит улыбка, но в ней нет и капли ожидаемой зловещности. Луи склоняется ещё ниже, втягивает запах кожи своего любовника.
– Ты больше не пахнешь страхом.
– А чем?
– Теперь только желанием.
Поцелуй резкий и слишком короткий, чтобы Гарри мог им насладиться. Луи отстраняется почти сразу, и подтверждением, что это горячее движение вообще существовало, остаётся только блестящий след слюны на его губах.
Гарри больше не нужно умолять: Луи закидывает его ноги на свои сильные бёдра, придерживает влажными от пота руками. Член скользит между ягодицами, и Гарри, отчаянно желая его в себе, выгибается, помогая войти. Ему нужно чувствовать Луи: этой жаждой горят его вены, по которым, пульсируя от желания обладать, течёт горячая кровь.
Зубы оставляют следы на плече. Четыре коротких последовательных укуса, которые будто распределяют нетерпение Луи, словно если бы он не оставил их на коже Гарри, то мог бы потерять контроль над собой, причинить настоящий вред.
Только после этих манипуляций, после лёгкого кивка Гарри он делает первое движение. Первый толчок. Один из многих: короткий и неглубокий, но заставляющий вздрогнуть, вскрикнуть. Гарри выгибается под ним, пытаясь сдуть неприятно липнущие влажные кончики волос, и требует:
– Не церемонься.
И как результат этого разрешения – изумительное ощущение наполненности, током расходящееся по телу. Запах Луи, закутывающий его в непроницаемый кокон защиты.
Почти три месяца потребовалось им, чтобы понять всю глубину больше не связанных таймером чувств. Но теперь Гарри знает, он уверен: это не просто случайность. Каждый горячий толчок Луи внутри его тела кричит о том, что это осознанный выбор.
– Я люблю тебя, – беспомощно шепчет Гарри. В ответ – боль на коже, когда Луи крепче сжимает волосы в кулаке.
– Я знаю.
Желание угодить, быть хорошим выступает каплями пота. Гарри приподнимается, сотрясаемый хаотичными движениями, и ловит клюквенные губы своим ртом. Луи безразлично, с ленцой наклоняется ниже. Позволяет себя поцеловать.
– Каждый раз твоё тело приносит всё больше удовольствия, – честно признаёт он. – Я хочу вернуть его.
“Услуга за услугу”, – хочет сказать Гарри, но теряется в стоне. Горячая ладонь Луи на его члене может соперничать по силе доставляемого наслаждения лишь с грубым проникновением внутрь тела, с тем чувством, которое вызывает давление твёрдой головки на определённые области.
Луи что-то шепчет, по его вискам катится пот. Гарри не может разобрать, о чём ему говорят яркие губы. Он горит. Есть что-то необычное в этом состоянии, в сплетении удовольствия и тупой повторяющейся боли. Именно сочетание двух противоречивых ощущений приводит его к взрыву эйфории.
Всегда только так. Только в руках у Луи.
– Больше не могу. Не могу, – шевелятся губы Гарри.
Шёпот падает в дрожащий от жара воздух между ними и ничего не значит, потому что сперма уже блестит на руках Луи. Потому что тот уже содрогается от последних капель удовольствия, изливаясь внутри Гарри.
– Я тоже, – задыхаясь, произносит Луи.
И это не ответ на признание в любви.
Жизнь становится намного проще, когда человек принимает свой жребий и следует ему. Гарри это понял ещё в особняке.
Рука в руке Луи. Шершавые от обращения с оружием пальцы переплетены с пальцами Гарри. Горячая грудь принца прижимается к спине, лопатками Гарри чувствует биение сердца: ровный спокойный ритм.
Но Луи не спит.
– Прости меня, – тихо извиняется он. Гарри рад, что его лица не видно: он улыбается в ответ на эти слова.
– Мы живём, мы чувствуем, мы раним. Жизнь не делает исключений ни для кого, – философски замечает он, прогнав с лица улыбку, не позволяя ей прозвучать в голосе. – Поверь, до тебя моя жизнь была хуже.
Луи отвечает набившим оскомину “я знаю”.
– Тебе снятся кошмары, – всё же поясняет он. Извиняется не только за физическую жестокость, но и невозможность защитить от колющих мыслей. – Я слышу тебя по ночам.
Гарри оборачивается, не покидая объятие. Пальцы Луи тут же приводят его растрепавшиеся волосы в порядок: убирают кудряшки со лба и щёк за уши. В этих движениях полно нежности.
– И тебе, – глядя в небесно-голубые глаза, заключает Гарри.
Пауза между ними – безмолвная борьба. Желание услышать чужую правду у каждого такое же сильное, как и скрыть собственную. И, естественно, Гарри проигрывает. Луи всегда оказывается победителем.
Вот и в этот раз он тянет руку Гарри к своим ярким губам и оставляет поцелуй на запястье, где под светлой кожей разливается тёмный синяк.
– Тебе не хочется нормальной жизни?
– Что это? – грустно улыбается в ответ Гарри. – Гольф по выходным? Семейные ужины? Дом в кредит у банка и постоянная работа?
Движение Луи имитирует пожатие плеч. Его улыбка – улыбка искушающего дьявола.
– А тебе? – возвращает Гарри вопрос.
– Как мне может хотеться чего-то, чего я никогда не знал даже близко? – Луи кладёт ладонь любовника на свою щёку и продолжает вслух рассуждать. Гарри чувствует кожей каждое его слово, каждое движение лицевых мышц. – Глядя со стороны на всех этих обычных людей, кажется, что они всегда заняты, всегда куда-то спешат. Их жизни протекают так быстро, что почти не соприкасаются друг с другом.
Гарри не знает, что ответить, – Луи почти признаётся в том, что сильно нуждается в нём, – а потому возвращается к сути вопроса. Он рассказывает про сон.
– Мне снится, что я тону. Ощущения очень реалистичные, полные, как в жизни. Это всегда происходит медленно, я успеваю чётко осознать, что это конец, – Гарри неловко улыбается, стеснённый своей слабостью. – Я всегда должен проснуться и начать дышать, иначе, кажется, умру во сне.
– Я думал о чём-то похожем, – кивает своим мыслям Луи. – Ты всегда задыхаешься, будто тебя вытащили из воды.
– А ты?
Луи смотрит куда-то в сторону, над головой Гарри, и тому кажется, что он произнёс свой вопрос слишком тихо и принц его не услышал. Но через несколько мгновений взгляд фокусируется только на Гарри, и никуда не деться от пристального внимания.
– Обеденный стол, – произносит Луи почти деловым тоном. Спокойно и размеренно. – Мне снится, как я сижу за обеденным столом, а вокруг – покойники.
На мгновение взгляд теряет цепкость, становится пустым, но почти сразу Луи берёт под контроль собственные страхи, не позволяя им обоим погрузиться в них слишком глубоко.
– Таращатся, – продолжает Луи. – Глаза наполнены кровью, огромные, как надутые пузыри. Вокруг запах разложения и смерти. Такой шёл из колодца в особняке.
– Что говорят?
– Ничего, – Гарри чувствует дрожь от этого спокойного тона, от безмятежного мерцания в светлых глазах Луи. Такое отсутствие эмоций пугает сильнее разлившейся до этого ярости. – Им нечего сказать. Просто смотрим друг на друга: я и все те, кто принял смерть от моей руки.
Прежде чем Гарри может столкнуться лицом к лицу со страхами, что мучают и лишают Луи сил изо дня в день, тот отрезает поток откровений. Не пускает дальше, как он привык это делать. Мгновение честности проходит, и на клюквенных губах вновь снисходительная улыбка.
– Знаешь, что означает твой сон?
Гарри предпочёл бы продолжить разговор о сне Луи: пробраться за каменную стену, которая постоянно отделяет его от скрытой внутри принца правды, и стать ближе. Но Луи по-прежнему держит свои кошмары в темноте сломанного сознания. И делиться не желает.
– Нехватку времени, – с тяжёлым вздохом отвечает Гарри, отступая в этот раз. Время для борьбы с Луи и его барьерами ещё не пришло. – Я боюсь, что не хватит времени сделать то, что хочу.
– Тогда давай начнём?
Губы Луи такие яркие на светлой коже. Он покрывает поцелуями каждый дюйм от локтя и выше, пока не доходит до пальцев Гарри. Они дрожат. Внутреннее напряжение выходит наружу с этой дрожью, и его невозможно скрыть. Но Луи обнимает крепко, а его сердце бьётся ровно. Все его кошмары под контролем, и Гарри пытается подражать, пытается обуздать свои.
– Мне нужно, чтобы ты дышал.
К счастью, у него есть Луи, который готов защитить их обоих. Звук его голоса заставляет Гарри взять себя в руки, а мысли, которые он высказывает, – вдохновляют.
– Возвращаемся в Англию.
========== Британия ==========
Комментарий к Британия
Выкладываю последний имеющийся у меня черновик. Пишу теперь медленно и абсолютно ничего не успеваю. Так что пятниц, видимо, больше не будет.
Но я не исчезаю) Я здесь, и я стараюсь.
Очертания городских высоток появляются, словно призраки в мутном облаке утреннего тумана. Гарри, не спавший всю ночь, прислоняется лбом к холодному окну поезда, разглядывая их пока ещё далёкие силуэты. Поверхность стекла приятно остужает горящую в лихорадке кожу.
– Что с тобой? – тихо спрашивает Луи. Его голова закинута назад, на спинку сиденья, будто он спит. Глаза спрятаны за неизменными солнечными очками. – Не хочешь возвращаться?
Гарри привык к этой иллюзии, когда ему кажется, что он один, что сознание принца погружено в сновидения, но потом Луи произносит что-то и оказывается, что всё это время он бодрствовал. Гарри даже не вздрагивает больше.
– Напротив, нам давно стоило это сделать.
– Тебе было плохо там? – Луи не меняет положения, но его нога чуть сдвигается в сторону, и он касается щиколотки Гарри своей.
– Неплохо. Но я никак не мог остановиться, всё думал о плохом и погружался глубже, убивался попусту, – честно признаёт Гарри.
За окном проносятся тонкие невысокие деревья, абсолютно непохожие на многолетних гигантов, что окружали особняк. Очертания города приближаются, всё чётче проступая из тумана.
Осень не спешит золотить листья, и её присутствие ощущается лишь интуитивно: температура по-прежнему держится высокая, и куртка, перекинутая через локоть Луи, лишь дань календарю. Гарри кажется, что именно время года концентрирует тоску в его груди до этого уровня, когда ни одна здравая мысль или рациональное утешение не работают.
– Настало время понять себя, – Гарри выпрямляется. На стекле остаётся след от его лба. – И тебе тоже.
– Я встречусь с королевой, – кивает Луи, стягивая очки. В его глазах этим осенним утром нет ничего, кроме пепла. Гарри чувствует себя похоже. – Но сначала ты встретишься с отцом.
Луи наклоняется к нему, кладёт обе руки на горящие в лихорадке щёки: эти прикосновения по-прежнему заставляют сжиматься и трепетать сердце за рёбрами. Жёсткая кожа на ладонях принца – напоминание обо всём, что сотворили эти руки.
Клюквенные губы растянуты в поощрительной улыбке, а город всё ближе. Прошлое ждёт. И видит Бог, им обоим нужно как можно больше сил, чтобы перешагнуть через грядущее.
– Да. Пора отсечь всё лишнее.
Гарри выныривает из глубокого тревожного сна, который даже не может вспомнить. Автомобиль, взятый напрокат, кажется странным и незнакомым, и только запах Луи, соперничающий с хвойным освежителем, роднит его с реальностью.
– Почему ты не разбудил меня? – ворчит Гарри, понимая, что автомобиль припаркован на стоянке круглосуточного супермаркета. Недалеко от его старого дома.
Это – причина накатившего тревожного возбуждения. Гарри мгновенно становится нечем дышать, когда он с болезненной ностальгией смотрит на ядовито-розовую вывеску. Сердце бешено колотится от всех тех воспоминаний, что роятся в оцепеневшем мозгу.
– Ты не спал всю ночь в поезде. И за день до поездки, – Луи чувствует его смятение, но не произносит успокоение вслух: вместо этого его пальцы в волосах нежно массируют кожу, а взгляд мягко скользит по лицу.
– А когда спал ты?
Даже в самые страшные минуты своей жизни он продолжает цепляться за чувства Луи, за его ощущения и настроения.
– Я спал, – убеждает принц, впрочем, не вдаваясь в подробности.
Остаётся лишь верить на слово.
Гарри отстёгивает ремень безопасности и напряжённо всматривается в знакомый рельеф улицы, прикидывая, сколько он должен будет так просидеть, чтобы увидеть пугающий до сих пор силуэт отца.
Реальность кажется странно безмолвной, точно Гарри единственная живая душа в ней. Стёкла поглощают звук снаружи, и Луи замирает, не желая тревожить.
И будто вопреки скопившемуся напряжению и нежеланию возвращаться в прошлое, Гарри тянет домой с невиданной силой. Он не раздумывая открывает дверцу и оказывается снаружи. Луи всё такой же безмолвной тенью следует за ним.
Светофор зелёный, точно сама вселенная желает побыстрее столкнуть Гарри с его страхами. В оцепенении и беспамятстве он пропускает один. Проходит долгая минута, прежде чем красный огонёк вновь становится цвета весенней листвы. Луи сжимает локоть пальцами, как умеет только он, и переводит Гарри по пешеходному переходу через дорогу.
– Куда дальше?
Гарри не отвечает. Вместо этого высвобождает локоть и уже сам сжимает ладонь Луи в своей, тянет вперёд, полный решимости не оглядываясь миновать этот усыпанный ловушками воспоминаний участок города. Ещё два дома. Ещё один дом. У Гарри перехватывает дыхание, когда он видит серую стену собственного жилища, и он ругает себя глупым мальчишкой за весь тот страх, что испытывает.
Дверь закрыта. Занавески в гостиной плотно задёрнуты. Гарри осматривает все окна, одно за другим, но, чтобы окончательно убедиться в том, что в доме никого нет, подходит ко входу. Дверного звонка Гарри касается осторожно, словно ножа.