Текст книги "Don't even care (СИ)"
Автор книги: MasyaTwane
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Лиам поделился едой, и вместе они перекусили, словно скрепили какой-то интуитивный договор без чётких правил. Гарри обязался сохранить информацию в тайне, но вслух не произнёс своего обета. И теперь, возвращаясь в спальню с шелестящим на полу полиэтиленом, он гадал: насколько власть Луи над ним сильна, и сдержит ли он слово.
Потому что теперь, когда вскрылся нарыв, спрятанный временем и мамой во тьме колодца, когда бомба секрета происхождения одного из псов готова была разорваться, стало ещё больше причин спасти Луи. Не связанное с таймером притяжение вдруг обозначило себя, словно дремавшее до сих пор чудовище подняло голову и зарычало. Гарри понял – у него нет выбора, он не может умереть. Он обязан спасти принца.
А дом, словно мешая, не выпускал из пыльного нутра. В Гарри медленно закипал гнев, подпитывался страхом и разгорался в настоящую бурю. Злость на сложившуюся ситуацию усугубляло и без того шаткое положение: вряд ли он мог позволить себе это чувство, будучи заложником в шаге от смерти.
В какой-то момент мыслей о Луи стало так много, что Гарри потерял нить реальности и действительно поверил, что находится в сломанном разуме преступника, заперт во тьме и хаосе безумия. И как случались в его сознании вспышки собственной личности, когда связь на короткое время удавалось обуздать, так же волны света внезапно упали на стены дома, осветив подножие лестницы.
Дрожь была инстинктивной: всё плохое, кажется, случалось на этих ступенях.
Рука легла на перила, кожей Гарри почувствовал пыль и грязь. Каждый день ветер приносил частицы улицы в разбитые окна и оставлял здесь, возможно, чтобы именно сегодня и именно Гарри коснулся этого кусочка свободы.
Прежде чем мышеловка захлопнулась бы окончательно.
– И где же ты пропадал?
Голос Луи разнёсся громом, спугнув безраздельно властвующую тишину. Свечи в его руках не было, свет шёл откуда-то из-за спины Гарри, и тем не менее ярость в горящих глазах не увидеть было невозможно.
Такая злость могла быть вызвана лишь подозрениями; вопрос сам по себе нёс угрозу разоблачения. Внезапный ужас сковал ответ, не позволив ему покинуть губ. Смотреть вверх, на ярость Луи, было слишком волнительно, а обернуться в поисках источника света – слишком страшно. Так он и застыл изваянием, и только ладонь сжимала рассохшееся дерево перил.
– Я просто… заблудился, – нашёлся наконец Гарри.
От утренней меланхолии в холодных глазах не осталось и следа. Растворилась та близость, что возникла в проклятом круге вокруг колодца. Луи смотрел подозрительно и жестоко.
В свою очередь Гарри постарался вложить во взгляд доверие. Преступник не верил его объяснению, и чтобы уравнять чашу весов между ними, оставалось довериться самому.
В немой тишине между ними, пока Луи сканировал цепким взглядом уставшее лицо, мерцали, будто светлячки, отголоски радости. Живой. Вернулся. Таймер продолжал тикать в сознании, но уже не так зловеще.
Впрочем, цветы этого светлого чувства быстро увяли, затоптанные ледяным подозрением. Гарри сглотнул, посмотрел вверх, на сжимающиеся в кулаки, чуть подрагивающие кисти, и попробовал оправдаться:
– Я просто… бродил тут.
Будь они одни, Гарри был уверен, его бы не трясло подобным образом, словно он оказался на краю обрыва, а внизу плескалось ледяное беспощадное ирландское море. Было нечто беззаконное в том, как прозвучали шаги позади, как ответы пламени на стенах качнулись.
– Ты бродил по дому в одиночестве? Ты уверен?
Присутствие мамы, её шелестящий пожухлыми листьями вопрос добавили в густую, вязкую от подозрений и страха пустоту каплю напряжения. Гарри захлебнулся ею: возможно, потому его губы дрогнули, а может, виной были потрясения и усталость закончившегося дня.
Луи не волновала причина, он увидел движение и сделал свои молчаливые выводы.
– Ты был с тем, другим, кто так бесцеремонно проник в наш дом?
Мама попала в цель, хотя Гарри был более чем уверен, что ткнула она наугад; никто не был свидетелем их с Лиамом встречи. Но свеча в сухих руках отбрасывала на лицо, неподвластное возрасту, дьявольские отсветы. В блёклых глазах горела жажда расправы.
– Я был один, – настойчиво повторил Гарри.
И совершил ошибку.
Будто сгусток самой холодной космической тьмы, Луи скользнул по ступеням вниз. В каждом движении – твёрдость, сталь принятого решения. Звук его шагов – эхо землетрясения, природное бедствие, несущее разрушение.
Рука в волосах Гарри оказалась вовсе не для ласки: преступник схватился у корней и рванул так, что тьму под веками зажмуренных глаз осветили мириады ярчайших искр.
Колени вновь бились о камень ступеней: Луи бесцеремонно тащил его вверх за волосы, в спальню, где объятий полиэтилена уже точно не удалось бы избежать. Кожа на голове горела от боли, а рана на подбородке заныла в предвкушении, словно намеченная на материи строчка, которая не в силах дождаться момента, когда же игла вонзится в неё.
Так не должно было быть, но так было. Гарри ненавидел своё тело за желание подчиниться силе Луи, щедро даримой боли, но был абсолютно беспомощен перед мощью связи.
– Мама умеет врать, – тем временем шептал пёс.
Пламя свечи осталось далеко позади: где-то внизу лестницы оно освещало восторженную, полную истинного зла улыбку мамы, но было слишком хилым, чтобы достичь этого коридора. Вокруг царила ставшая привычной тьма. В ней растворялось всё, кроме звука. Значение имел только голос Луи, а не слова, что он произносил.
– Ты – нет. Совсем нет.
Гарри так и не услышал, в чём заключалась его ошибка. Он почувствовал всю обречённость до того, как спина коснулась шелестящего материала, а в углу комнаты вспыхнул огарок свечи.
– Я никогда не хочу слышать от тебя ложь.
Луи уже был сверху, будто все его движения – лишь отсветы молнии. Гарри не успел вымолвить ни слова, прежде чем нож приставили к рёбрам.
– Подумай хорошенько, прежде чем что-то сказать, да?
Тонкие черты лица, искривлённые злобой и ненавистью, всё равно были похожи на дорогой фарфор. Гарри приподнял левую руку, чтобы коснуться кожи и проверить, не была ли она такой же холодной и безжизненной, как он.
Теперь, когда правда вскрылась, всё в облике преступника буквально кричало о том, что первые суждения были ошибочны, что глубоко внутри пса спрятана королевская сущность. Гарри видел те же светлые глаза, что у наследника трона, те же с рыжиной волосы.
Пусть тот вырос подонком, но его чувство справедливости и инстинкты шли из самой глубины сознания, из закрытой на замок памяти о том, как его растили правителем.
Но молчал, задумавшись: правда не должна была всплыть сейчас. Луи оказался во власти эмоций и недоверия и легко мог прикончить Гарри, если бы посчитал, что секрет угрожает безопасности мамы.
– Ты видел Лиама?
Тяжесть чужого тела на бёдрах ощущалась могильной плитой. Луи первым же вопросом загнал в угол, заставил проглотить появившиеся было слова.
– Луи, пожалуйста!
Молить – всё, что оставалось. Гарри выдохнул немую просьбу, услышал, как скрипнул под ним полиэтилен, почувствовал холод лезвия. Преступник наклонился ниже, сжал его ноги бёдрами; в глазах плясало пламя свечи, и, казалось, лёд зрачка был окаймлён золотистым сиянием.
– А что в действительности значат цифры на наших руках? Про них ты тоже не договариваешь?
Прикосновение Луи – расплавленное золото. Гарри вздрогнул, когда пальцы легли на горло, сразу под незажившим укусом. Их горячая сила потекла по коже: сначала было даже приятно, но уже через мгновение пришла боль. Тело инстинктивно выгнулось, и бок укусила сталь ножа.
– Я не желаю тебе зла, – прохрипел Гарри. – Хочу спасти.
Голос подводил, слабел, пальцы на шее свинцовыми переплётами становились только сильнее. Луи не слушал. В его лице зажёгся тот фанатизм, который Гарри уже видел. Шансов на объяснение не осталось.
– Мне не составит труда расколоть тебя, – Луи лизнул его губы, коротко и влажно. – Может, ты думаешь, что я только пугаю? Может, дело в цифрах?
Рука исчезла с горла, и Гарри втянул воздух. Оказывается, его было совсем мало в лёгких: они горели. В темноте, освещённой тусклой свечкой трудно было разглядеть таймер, что демонстрировал Луи, но Гарри напряг зрение. Возможно, на руке преступника сейчас отображался короткий отрезок оставшегося Стайлсу времени.
Неприятная влажность растекалась под спиной: кровь пропитывала рубашку. Гарри не чувствовал боли от распоротой кожи на боку, всё его внимание сконцентрировалось на голосе Луи и вере в то, что тот не зайдёт слишком далеко.
– Рика права, я слишком долго тянул с тобой.
Гарри неприятно поразило разочарование в его голосе, некая готовность завершить трудное дело. Какая-то ужасающая сила подчинила тьму в комнате себе и вместе с ней проникла в тело: Гарри не мог говорить, не мог дышать.
– Луи, остановись, – всё же выдавил он. – Не я твой враг.
Они не могли позволить себе это безрассудство: Зейн был близко, Гарри мог чувствовать затаившуюся опасность. Но преступник не слушал, им уже овладела жажда крови, желание отделаться от смущающих обстоятельств, от заложника, ставшего кем-то другим.
Луи пока не понимал, кем для него стал Гарри.
– Вы все мои враги, – бросил он. Полиэтилен на кровати хрустел и скрипел под их телами. – Ты лжёшь мне, ягнёночек, и я собираюсь выяснить почему.
Луи пружинисто спрыгнул с постели, и у Гарри возникло жгучее желание тоже покинуть её. Он потянулся следом, но тут же был остановлен: сильные пальцы сжали плечо, преступник придержал его, а второй рукой сделал молниеносный выпад.
В следующее мгновение Гарри ощутил то же, что произошло с ним в поезде: сердце внезапно отказало, а с ним – и конечности. Приподнятый корпус рухнул обратно в кровать на хрусткий полиэтилен.
Тело сотрясал припадок. Ни возможности говорить, ни даже дышать. Только страх.
Луи усмехнулся, откровенно наслаждаясь видом, и с лёгким снисхождением произнёс:
– Волшебство. Оно у меня в пальцах.
Под этим покровительственным взглядом Гарри вдруг осознал очень важную вещь: Луи оказался в собственной темнице, он не понимал, что реально, а что – выдумка его сломанного разума. Маска сплавились с душой, из этой камеры было не вырваться.
Пока преступник отлучался, в одиночестве его кровати, превратившейся в жертвенник, Гарри думал не о том, через что должен будет пройти прямо сейчас, чтобы насытить жажду Луи. Искусственный припадок потихоньку сходил на нет, а на его место вплывала пустота, подобно утлой лодочке на совершенно спокойной речной заводи. Гарри казалось, что он покинул своё тело, распростёртое в кровати, и покачивался на лёгких волнах.
– Эй, – лёгкой пощёчиной вернувшийся Луи разрушил иллюзию и привёл в чувство. – Не теряйся, я ещё даже не начал. Это не в счёт.
Пальцем преступник провёл по телу Гарри и сунул его, окровавленный, в рот. Будь Стайлс в своём уме, его обязательно бы затошнило, но кажется, он сломался так же, как сломался когда-то Луи.
– Пожалуйста, послушай меня…
– Уже собираешься признаться? – преувеличенно-разочарованное выражение искривило клюквенные губы. Луи вновь оседлал его: в руке было небольшое полотенце. Ничего угрожающего.
– Луи. Я не могу сказать сейчас, но я прошу – поверь мне.
– Ягнёночек, – фыркнул преступник. Покой, какого никогда прежде не ведал Гарри, смыло волной беспокойства. Ледяной тон был красноречивее произносимых угроз. – Я даже рад, что наконец разделаюсь с тобой. Никаких непонятных цифр, никаких томительных сомнений.
– Я не сделал ничего против тебя.
Гарри перехватил руку с полотенцем, не позволив тряпке опуститься на своё лицо. Луи, всё с той же ненормальной, совершенно оторванной от реальности улыбкой, замер, позволил удержать свои запястья. Между взглядами вспыхнуло напряжение, но тут же сгорело от недоверия.
– Можно ли приравнять намерение к действию? – философски молвил Луи. Его слова рассыпались искрами боли: удар пришёлся в челюсть, и Гарри расцепил свои пальцы на чужом запястье, чтобы прикрыть лицо от повторного. – Я считаю так: ты обманываешь меня, а значит, твои мысли, твои намерения уже не чисты.
Резкость касаний уже не приносила боли, это было ничто по сравнению с тем, как болело место удара, как ныл порез на боку. Луи связал Гарри, словно пойманное животное, и сил сопротивляться уверенным профессиональным движениям не оказалось.
– Последний шанс. Скажи мне, где второй парень и кто вы такие?
Гарри ответил упрямым безмолвием. Ему хотелось прокричать в искривлённое фанатизмом лицо о том, кто сам Луи, но этого нельзя было делать. Гарри не мог разрушить призрачный шанс Лиама вернуть принца семье и миру.
– Ты всё равно заговоришь.
Ткань легла на лицо, неприятно коснулась кожи и скрыла сумрак, разгоняемый мигающим светом свечи настоящей тьмой. Гарри дёрнулся, но руки были плотно связаны, тело – обездвижено.
А потом полилась вода.
Мгновенно она пропитала ткань и проникла в нос. От неприятных ощущений Гарри закашлялся, попытался вдохнуть, но добился лишь того, что ещё больше ледяных капель оказалось внутри.
Дорожками капли текли по щекам и ушам, издавали противный перестук, падая на полиэтилен. Гарри бился выброшенной на берег рыбой, пытаясь вдохнуть, в панике открывая рот шире, но получая вместо необходимого, отчаянно желаемого воздуха лишь больше воды. Несмотря на это, часть сознания всё равно запоминала окружающие мелочи: кровь с тела капала беззвучно, не то что вода; тяжесть Луи на его бёдрах была тёплой; ветер за окном шумел надоевшими листьями.
Мгновения агонии продолжались бесконечно. Гарри мнилось, что он бессчётное количество раз умер от удушья и воскрес, чтобы помучиться ещё. А потом влажная тряпка с хлюпающим звуком покинула его ледяную кожу. Вдохнуть Гарри всё равно не успел: горячие губы прижались к его собственным.
Луи целовал настырно, жадно. С тем же фанатизмом, с которым пытал или потакал указаниям мамы. В комнате стало слышно лишь звук его занятых губ, не слишком отличающийся от плеска волн, бьющихся о берег. Гарри не видел разницы между мокрым полотенцем на лице или этими алчущими губами: воздуха для дыхания не было в обоих случаях.
– Видимо, ты недостаточно сильный, – подписал преступник приговор, с усилием отрываясь от губ Гарри. – И мы оба ошиблись, это точно твои цифры. Я всё решил.
О мучившем полотенце напоминала только влага на лице и пробирающий до костей холод замёрзшей кожи. Луи отбросил его в сторону, и с противным чпоком оно упало в пыльный угол. Но глаза, горящие настоящей решимостью, остались. Гарри наконец овладел собственным дыханием, но больше ни на что времени не хватило: у Луи в руках вновь появился нож.
Преступник потянулся, коснулся им предплечья с обратной венам стороны. Лезвие вошло в кожу, и Гарри закричал. Из-за сбитого дыхания звук вышел сдавленным и тут же прервался: Луи вновь прижался губами к широко открытому рту. Словно впивал его растворяющуюся жизнь.
Надрез вышел глубоким. Кровь брызнула Луи в лицо, оставив на щеках пятна гораздо ярче лихорадочного румянца. Медный запах наполнил комнату. Острая боль в руке, затруднённое дыхание, мерзкий запах, вернувший Гарри вновь в самое начало этой истории, в лес, где умерла незнакомая девушка – всё это сдавило грудную клетку, будто неподъёмный камень упал сверху.
Луи ещё что-то шептал, боролся с собой и связью, пытаясь занести руку с ножом над сердцем Гарри. Кровь бодро сочилась сквозь порезы на теле на шуршащий полиэтилен. Безумие прибывало. Тьма нарастала. Прежде чем соскользнуть в обморок, Гарри увидел цифры на дрожащем в напряжении запястье Луи.
Они отсчитывали последние минуты.
========== Спальня ==========
Комментарий к Спальня
Ребята, мне последнее время так везёт с музыкой под настроение. Эту главу я целиком написала под них.
Послушать можно тут
https://vk.com/wall-106734472_305
Сейчас.
Дверца служебного автомобиля мягко хлопает, звучит щелчок – она блокируется, и Гарри вторит ему ещё одним – застёгивает ремень безопасности на груди.
Будто ему есть дело до сохранности собственной жизни.
Этот спектакль, как по нотам отточен, словно после сотни репетиций, разыгрывается для агентов.
За руль садится Энди, гладким движением рядом с ним на сиденье скользит Пэт. Взгляд, которым обмениваются напарники, нечитаем для Гарри, да ему и всё равно. Внимание уже сосредоточилось на погружающемся в ночь городе. Всё ещё оживлённом, но уже уставшем, спешащим закончить день.
Последние лучи света обволакивают силуэты незнакомцев на улицах, по которым везут его агенты. И в этом умирающем рассеянном свете люди кажутся лишь призраками, проекциями себя прошлых, застрявшими в какой-то необъяснимой временной петле.
Гарри усмехается. Где-то в голове полное понимание – это он призрак.
– Вам тяжело пережить случившееся? Это нормально, – агент Кадиган говорит со знанием дела, утверждает то, что для Гарри понятно и без неё. – Специалист мог бы помочь вам справиться с последствиями. Вы посещаете психолога, Гарри?
– В больнице ко мне заходил штатный врач.
Бессмысленный разговор с Пэт отвлекает от важных мыслей, не позволяет сосредоточиться. Вынужденный искать ответы на её вопросы Гарри не успевает подготовиться к тому, что ждёт в конце пути. Когда тело Луи окажется на столе перед ним, потребуется очень много хладнокровия, чтобы сыграть безразличие.
– По правде, из больницы я сразу оказался у вас. Я пока не успел вернуться к старой жизни, – она понимающе кивает, глядя в зеркало заднего вида профессионально, с толикой снисходительности.
Обещая агенту всё, что она, кажется, хочет услышать, Гарри звучит уверенно и невинно. Улица сменяется другой, мимо проносятся магазины и жилые многоквартирные здания. Несмотря на то, что Гарри всю жизнь прожил в этом городе, сейчас он не узнаёт район.
В прострации и шоке перед предстоящей встречей лицом к лицу со своим самым страшным кошмаром. И самым большим удовольствием.
Последней встречей.
Тогда.
Какая-то мысль пробивалась сквозь липкую грязь, наполняющую череп. Рот приоткрылся, внутри горело ободранное горло, губы болезненно потрескались от сухости. Попытка пошевелиться окончилась провалом: бок прострелило резкой болью, и Гарри замер. Воспоминания последних событий восстали из мутной жижи вялых мыслей. В страхе он распахнул глаза.
Свет наполнял всегда холодную спальню Луи, горячий, оранжевый, и будто даже делал её теплее. Блики от огоньков в камине весело плясали на каменных стенах.
Сам хозяин комнаты лежал рядом. Гарри чувствовал его присутствие каждой кричащей, зовущей клеткой своего тела. Осторожно, чтобы вновь не испытать ту глубокую боль, что поразила его при пробуждении, он повернулся, взглянул на острые выступы носа и подбородка.
Луи открыл глаза. По сконцентрированному, серьёзному взгляду было понятно – он бодрствовал, не спал.
Полиэтилен мерзко захрустел, когда преступник тоже повернул голову в сторону своего заложника. Пока глаза были закрыты, Гарри верил, что умер, что он бесплотный дух, способный пройти сквозь стены этого мрачного места и раствориться в прозрачном апрельском воздухе. Стать свободным.
Но холодный взгляд, а также боль и трепет напомнили, что он жив.
– Я успел остановиться, – словно ответил на его мысли Луи.
В камине потрескивал огонь, шумел порядком надоевший лес, и только эти звуки нарушали настороженную тишину между ними. Ни дыхания. Ни стука сердец.
– Должен ли я поблагодарить за это? – Гарри намеревался быть ироничным, но Луи взглянул с таким укором и разочарованием, будто одним только немым взором мог устыдить оскорбившего.
– Я прошу прощения, ладно?
Рука оказалась тёплой. Гарри замёрз во сне, и от соприкосновения с Луи по коже поползли мурашки. Опасные пальцы преступника, словно лапы паука, обхватили запястье, но в движении чувствовалось лишь извинение. Больше никакого уничтожающего пламени между ними двумя.
– Я не должен был терять контроль, – тем временем продолжал Луи, будто не заметил реакции Гарри. – Пойми, я вернулся, а тебя не было. Сначала я решил, что ты сбежал.
Улыбка на губах была мягкой, тень её скользнула и к глазам. Гарри старался не думать о том, что случилось между ними вчера, о боли и страхе, а сосредоточиться на том, каким действительно красивым выглядел преступник. И несмотря на иллюзию, что дарили клюквенные губы, таилась в этой прелести, в этом обаянии некая зловещая сила.
– Но ты ведь не мог сбежать, не после всего, что я открыл тебе.
Доверие в голосе Луи искрилось и трещало не хуже поленьев в камине, но Гарри больше не мог ответить ему тем же. Весь его запал, всё самоотверженное желание отдать растворилось в боли и невозможности дышать и теперь стягивало сухой коркой губы, а также пульсировало под повязками.
Гарри посмотрел на руку, замотанную серым бинтом, чуть сдвинул в сторону одеяло. Торс тоже был туго обмотан.
– Я позаботился о тебе.
Даже в тёплом свете камина рука Луи поверх его кожи вызывала дрожь. Пальцы едва коснулись бинтов, Гарри даже не почувствовал их, но душа взбунтовалась. Титанических усилий стоило удержать тело на месте.
– Прости меня. Я не собирался делать ничего подобного.
Спокойствие во взгляде преступника можно было сравнить с безмятежностью океана, но Гарри не обманывался: как и океан, эти глаза в любой момент могли наполниться властью отнимать жизнь.
– Такое странное желание овладело мной, когда я увидел твою руку на перилах лестницы, – слова неправильные, неподходящие. Гарри чуть сдвинулся, наполнив комнату хрустом и шелестом. – То, как твои тонкие пальцы обхватывали пыльное дерево. Я почувствовал жажду, какой не испытывал ни с кем до тебя.
Лицо с острыми, способными действительно ранить чертами выражало спокойствие и безмятежность, каких Луи так не хватало ещё недавно, когда он горел фанатичным огнём, извергая на Гарри свою ненависть и недоверие. Теперь он успокоился, был готов выслушать, но слова о разоблачённой Лиамом лжи всё равно не шли изо рта.
– Пока я не решился убить тебя, мной не владело это дикое желание.
Пальцы запутались в волосах. Гарри почувствовал давление, когда Луи потянул его на себя. Тонкие губы приоткрылись, влажно, алчно, всё тело сковала боль от инстинктивного движения прочь и сопротивления.
– Хватит, не разбивай доверие между нами, – с усилием шепнул Луи и поцеловал, отрезая с возмущённым выдохом и желание оттолкнуть.
Чары вновь овладели телами, связь потянула друг к другу, заставила переплестись. Гарри поддался, решив, что если он уступит и двинется навстречу, то удавка ослабнет. И оказался в ловушке. Губы Луи были повсюду, в какой-то момент их влажный жар коснулся шеи. Пальцы потянули за волосы, и Гарри послушно вздёрнул подбородок, открывая больше.
– Это оставил Олли? – от сиплого голоса совсем рядом Гарри вздрогнул. Он открыл глаза и увидел пляшущие на потолке тени и тёмный силуэт, склонившийся над ним.
Безжалостные пальцы Луи обвели укус на плече по контуру и тут же, причиняя боль, надавили на израненную кожу. Гарри измученно всхлипнул что-то среднее между согласием и мольбой остановиться.
– Ты здесь так недолго, а я уже успел привыкнуть. Успел начать считать тебя своим, – губы касались сначала метки, оставленной другим, но очень быстро потеряли к ней всякий интерес и переместились на подбородок. Там, под коркой запёкшейся крови, пульсировала отметина, оставленная зубами Луи. – Дело в связи? Я поэтому так зациклился?
– Луи, хватит, – речь наконец вернулась к Гарри. Только слова, без возможности оттолкнуть. – Это безумие. Прекрати.
Мир катился по наклонной плоскости прямо в бездну, без единого шанса остановиться. С тем же успехом Гарри мог пытаться остановить шторм, просто выставив ладони – против силы стихии он был лишь крупицей песка.
– Я просто пытаюсь просить прощения, разве ты не понял?
Повинуясь внезапному приливу решимости, Гарри мягко тронул плечи преступника, отстранился. Тот дрожал в его руках, опустив голову.
– Луи?
Взгляд голубых глаз блуждал по блестящему полиэтилену, которым до сих пор оставалась застелена кровать. Гарри внимательно проследил за опущенной головой и заметил то, к чему оказалось приковано чужое внимание: пятна крови, тёмно-бурые в свете огня, засохшими островами боли были разбросаны тут и там.
– Я слово даю, такого больше не повторится.
Мгновение прозрачные кристаллы глаз прожигали в Гарри дыру, он даже почувствовал пустоту в груди, свистящий ветер внутри себя. Луи смотрел, точно не узнавая, а потом спросил:
– Веришь мне?
– Нет.
Независимо от того, что сорвалось с губ, Гарри придвинулся ближе, взял жёсткую мозолистую ладонь в свою и опустил себе на шею. Пальцы Луи дрогнули, большим преступник тут же скользнул к впадинке под горлом.
Как он мог вновь позволить себя разрушить? Гарри закрыл глаза и откинулся обратно на изъеденную молью и временем подушку, рука Луи потянулась следом за его шеей.
Соглашаясь на эту близость, заложник бежал от воспоминаний об ужасах холодного дома и гложущей нутро правды о происхождении Луи. Желая этой близости, преступник бежал от смятения в собственной голове, от быстрых щелчков, с которыми переключались мысли, рождая безумие.
Они нуждались друг в друге и потому вопреки всему пережитому искали общества друг друга.
Казалось, внутри личности Гарри не осталось камня на камне, и все последующие действия Луи не могли бы принести большее разрушение. Остался только песок на руинах и сильная рука ветра, перебирающая его крохотные частицы.
Пока мысли, полные не то жалости к себе, не то смиренной обречённости, плавали в забвении, навеваемом шумом леса и треском огня в камине, руки Луи спустились ниже. Ткань заскользила по коже, преступник лишил Гарри рубашки, следом – штанов. Когда пальцы потянули резинку нижнего белья, Стайлс втянул сквозь сжатые зубы воздух. В груди клубилась густая пустота, но не от страха. Телом владело смутное и беспрестанное возбуждение.
Это ощущение побудило к ответным действиям: как только на Гарри не осталось ни одного предмета одежды, а его всегда замёрзшая кожа со скрипом вновь соприкоснулась с полиэтиленом, он протянул обе руки и взял лицо Луи в ладони.
Странная нежность между ними доставляла боль, почти физическую. Гарри чувствовал, глядя в потерянные безумные глаза, как внутренности в теле сжимаются в один тугой ком. Невозможность дышать вновь зажгла лёгкие огнём.
В этот раз Гарри не поддался панике от нехватки воздуха. Наученный, он уже знал, где искать спасения: потянулся губами и завладел ртом преступника.
На вкус клюквенные губы были одновременно горькими, словно пепел, и свежими, со вкусом самой жизни. Язык Луи скользнул глубже в его рот, рука на шее ощутимо сжалась. Что эти действия вытворяли с Гарри? Он не мог дать себе отчёта, почему горел и плавился под прикосновениями опасного, непредсказуемого, совершенно незнакомого мужчины. Но связь таймера скрепила их воедино, связала узлом души.
Тело, слабое, трепещущее, поддалось напору, что смёл все барьеры в душе. Будто жаждущий живительного глотка жизни, Гарри всё шире открывал рот. Сквозь поцелуй Луи, казалось, вливал в него силы.
Кожа преступника пахла землёй и влажным лесом, Гарри – пылью и остывшей кровью. Ароматы смешивались от близости тел, но запах горящих поленьев поглощал результат. Волнение наполнило тело, вытеснило все неясные предчувствия. Не было важно, идут ли цифры и сколько их осталось на запястье.
А потом Луи отстранился. Поцелуи закончились, но их результат горел на коже страстью, боль под серыми бинтами отступила прочь.
Изнемогая от того же жгучего желания, Луи зажмурился, не в силах смотреть на распростёртое под ним тело. Гарри не собирался торопить, и как бы ему ни хотелось вновь ощутить на себе грубые ладони, продолжить влажные поцелуи, этот момент, когда преступник замер в пляшущем свете пламени и позволил рассмотреть себя, оказался на вес золота.
Гарри впервые разглядел его шрамы: большие и глубокие, только зажившие, а также тонкие и едва заметные белые полосы. В них, этих отметинах, свершённых деяниях, был весь Луи. Его “я” рисовалось среди рваных и ломаных линий.
Крадучись, чтобы не нарушить магию остановившегося момента, Гарри потянулся вперёд. Его рука коснулась голого торса, и мышцы под кожей напряглись. Многочисленные мурашки проявились на бронзовой смуглости, подкрашенной светом камина.
Поток бесформенных эмоций настиг Гарри вместе с прикосновением ладони: Луи сжал его запястье и потянул к губам. Зубы коснулись кожи мягко и медленно, взгляд голубых глаз вопросительно упёрся в Стайлса. Тот размышлял лишь секунду, прежде чем почти против воли кивнуть.
Или он хотел этого?
Зубы вошли в плоть медленно, и от того боль разлилась тягучей лавой от руки и выше. Гарри захлебнулся… стоном. Боль принесла удовольствие, от которого его вмиг вспотевшая спина со скрипом проехалась по полиэтилену и выгнулась дугой. Луи подхватил под позвоночник, прижал твёрдый, натренированный пресс, и Гарри проклял его заботу, проклял тугие бинты, опоясывающие кожу, мешающие ощутить близость тел до конца.
Мучительное волнение поднялось из желудка и встало комом поперёк горла. Гарри пытался сглотнуть, чтобы сказать хоть что-то, дать Луи понять, что он в порядке, что боль принесла удовольствие, но не смог. А тому и не нужно было: Луи увлёкся его телом, изучая каждый изгиб пальцами, губами, вымазанными в крови.
В ставшей привычной пульсации Гарри наконец увидел смысл, сконцентрировался на этом ощущении полностью, вдруг осознав каждую клеточку своего тела. Невероятное умиротворение снизошло на него.
Луи коснулся пальцами губ, глядя в глаза без стыда и стеснения, обвёл подушечки языком. Гарри приглашающе раздвинул колени, сдвинулся вниз, ближе к затянутым в изношенные спортивки бёдрам. Полиэтилен вновь противно заскрипел.
Слова не требовались: Луи не пытался успокоить, а Гарри не выказывал тревоги. Только когда преступник склонился ниже, когда его ладони погладили обнажённые бёдра, Стайлс понял, что дрожит. Но дрожь эта быстро исчезла, сразу после прошедшей по телу волны дискомфорта: Луи не церемонясь проник в него влажными пальцами.
Ладони мгновенно вспотели: непривычное вмешательство, движения внутри, неприятные и резкие, отрезвили. Гарри схватился за обнажённые плечи и держался, будто боялся, что унесёт в открытое море, пока Луи растягивал его.
Но с каждой растворившейся секундой времени напряжение уходило туда же, куда ушла дрожь. На смену им явилась жажда, да такая, что Гарри впился ногтями в кожу Луи, вырвав у того рык.
– Как? – только и смог выдавить он, оглушённый собственной реакцией на чужие действия со своим телом.
– Волшебство, – повторился Луи.
Оказалось, что доставлял удовольствие он так же мастерски, как пытал. Гарри выгнулся дугой, наплевав на резкую боль в боку и последствия, которые она могла означать. Всё его естество сконцентрировалось там, где пальцы Луи мягко давили, ритмично расслабляли тугие мышцы, влажно скользили внутрь.
