Текст книги "Тихий маленький город (СИ)"

Автор книги: Martann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Протокол осмотра прислали майору на телефон. Он просмотрел сообщение, покачал головой и молча протянул аппарат мне. Прочитав, я подняла на него глаза:

– Пусть посмотрят, есть ли псориазные бляшки на предплечьях. Если есть – это Карташов. И да, я готова его опознать.

Майор набрал номер, задал вопрос, выслушал ответ и отключился, не прощаясь.

– Пошли, – вздохнула я. – Хорошо, что успели пообедать, тебя теперь долго не отпустят…

Да, это был Карташов. Бедолага чиновник не дождался улучшения. Конечно, теперь псориаз не будет его беспокоить, но вряд ли он согласился бы на такой радикальный метод лечения.

Собственно, моё участие в опознании и не требовалось: он гостил у нового хозяина барского дома, и Макс уже назвал имя убитого. Я подтвердила сказанное, коротко рассказала об истории знакомства и описала виденные мною симптомы заболевания. Потом кивнула майору и Лиховцеву, развернулась и пошла по тропинке вниз, к Волге. Проще пройти по берегу до пристани и подняться к моему дому оттуда, чем обходить дальней дорогой до мостика, или лезть в овраг после ночного дождя…

– Стася, – Макс догнал меня и пошёл следом. – Погоди минутку. Пожалуйста.

Я остановилась и повернулась к нему.

– Слушаю.

– Иннокентий к тебе приезжал?

– Да. Как бы иначе я смогла его опознавать?

– А этот… следователь…

– Егоров Пётр Григорьевич.

– Он пришёл с тобой вместе?

– Да.

«Ну, и что ты скажешь дальше? – подумала я с неожиданной горечью. – Нет у тебя больше права задавать мне вопросы о личной жизни».

Макс и в самом деле промолчал. Я продолжила спуск, и он пошёл следом. Дорожка вниз кончилась, я повернула направо, по мокрому песку, навстречу неспешному течения реки. Не дойдя до причала, остановилась и стала смотреть на правый берег, где горел на солнце золотой купол Воскресенского собора. Лиховцев встал за моей спиной и сказал:

– Иногда я просыпаюсь ночью и думаю – надо вот об этом рассказать Стасе, и об этом тоже. А потом вспоминаю, что всё кончилось.

– Фарш невозможно провернуть назад, – ответила я, глядя на речную гладь. – Всё кончилось.

Через несколько долгих секунд под его ногами заскрипел песок.

Часть 7
Архивное дело

Дома я раскрыла ноутбук и обратилась к Яндексу. Мне нужно было знать всё об архивах, имеющихся в областном центре. Ну, то есть, конечно, я начала с кирилловского городского архива, но эту страницу почти сразу и закрыла: старый архив сгорел ещё в годы гражданской войны, в восемнадцатом, а меня интересовали как раз дореволюционные записи.

Архив Ростиславского ЗАГСа находился в центре города, как, впрочем, и областной. Но вот получить там справку можно было только о своей семье. С доказательствами, что ты спрашиваешь о родственниках.

Ладно, обойдёмся – я одна, а оперативников у Егорова много. Ну, то есть, точно больше одного. Вот пусть они официально и получают всю информацию. Меня же ждёт архив областной. И искать там я буду все упоминания о купце Паисии Варфоломеевиче Бухвостове.

То здание, в котором находится теперь наша больница, он построил в самом начале двадцатого века, в девятьсот третьем году. Можно предположить, что было ему лет сорок-пятьдесят, и имелась немалая семья. Вот сведения о ней я и поищу. И ещё – о том, что Паисию Варфоломеевичу принадлежало.

Отличное имя, кстати – Паисий. Легко произносится, красиво звучит с любым отчеством, и от зубов не отскакивает. Но, боюсь, даже если и заведутся у меня когда-нибудь дети, сына я так не назову. Просто не рискну организовать такую подставу для ни в чём не повинного ребёнка…

А визит в Ростиславль я начну с библиотеки университета. Мне экзамен сдавать меньше, чем через три месяца, и пора уже начинать потихоньку готовиться. Что я никогда не умела – это вызубривать предмет за ночь перед экзаменом и немедленно выкидывать из головы после. Такое уж устройство мозгов, всё прочитанное застревает насовсем.

Конечно, я пока никто, учебники и справочную литературу мне в этой библиотеке никто не выдаст. Но можно хотя бы попросить список рекомендованной литературы, и с этим списком отправиться в книжный магазин. А что у нас есть в этом смысле в областном центре?

Вернувшийся к ужину Егоров застал меня за увлечённым копанием в сайтах лавочек, торгующих литературой самого разного рода. Пару минут постоял на спиной, глядя на перелистываемые страницы, потом сказал:

– Вот сюда загляни, – палец ткнулся в рассматриваемую мной карту города. – И вот сюда. У них самый большой отдел технической и специальной литература.

– А откуда ты знаешь, что мне нужна специальная литература? Может, я хочу любовных романов накупить, или фэнтези?

Майор устало махнул рукой.

– Я же вижу, что ты просматриваешь. Слушай, а еды никакой нет? Может, сходим куда?

– Пельмени тебя устроят? – секунду наслаждалась скривившимся лицом постоянного потребителя этого мужского деликатеса, и добавила: – Домашние, с уткой или с бараниной.

Доев, Егоров покосился на меня, потом тщательно вытер тарелку хлебом и с умиротворённым видом откинулся на спинку стула.

– Хочешь, я помою посуду?

– Хочу, – немедленно отреагировала я. – Я не люблю мыть посуду.

– И вот что я хотел предложить, поехали-ка в Ростиславль сегодня, а? Переночуешь у меня, а с утра пораньше – по делам.

– Хорошая мысль… – я обдумала предложение ещё раз и кивнула. – Но завтра вечером мне придётся вернуться, во вторник я дежурю.

Выехали мы поздно, часов в девять. Егоров выжидал, когда сольются в город основные пробки. И отправились кавалькадой, на двух машинах: впереди майор с Сергеем на мощном чёрном джипе, следом я на своей жёлтенькой «Ниве». Выглядело забавно.

Возле здания театра майор притормозил, его спутник выпрыгнул из машины, махнул мне рукой и свернул куда-то в переулки.

Глубоко за полночь, когда красное вино было допито, простыни добросовестно измяты, а глаза закрывались сами собой, Егоров сгрёб меня в охапку и спросил:

– А давай, ты будешь тут жить?

– Не могу, – пробормотала я, устраиваясь поудобнее. – У меня овраг, а в нём трава. И старушки мои, куда ж я их брошу. И работа-а-а… – и душераздирающе зевнула.

Он молчал так долго, что я забеспокоилась и от этого даже проснулась. Приподнялась на локте и заглянула в лицо:

– Ты чего? Обиделся?

– Я не обиделся, – ответил он грустно. – Я огорчился. Но мы об этом ещё поговорим.

В голосе прозвучала угроза. И я успокоилась: вот это больше похоже на майора юстиции Егорова Петра Григорьевича.

Гррррр…

* * *

Библиотека – ура-ура! – находилась там же, где и собственно университет, не пришлось метаться по малознакомому городу и искать адрес. Возле её дверей я оказалась ровно в девять, и была первой. И с книгами всё оказалось очень просто: старший хранитель, немолодая дама по имени Виктория Павловна (бейджик с именем, пышный седой пучок, узенькие очки в модной оправе, отличный кашемировый джемпер) выслушала меня, сухо улыбнулась и сказала:

– Со времени вашего обучения всё сильно переменилось, знаете ли! – тут она чуть повысила голос и позвала: – Милочка!

Из-за шкафов выпорхнула истинная фея в розовом платьице и светлых кудряшках. Я даже чуть отодвинулась от библиотечной стойки, отполированной тысячами локтей. Видывали мы таких… феечек, начнёт феячить – мало никому не покажется. Виктория Павловна чуть заметно усмехнулась и продолжила:

– Милочка, составь для госпожи Шаховой список литературы к экзамену за первые четыре курса по фармакологии и по неорганической химии, и ссылки на ЭБС, где всё это есть.

– ЭБС? – переспросила я.

– Электронная библиотека студента, – снисходительно пояснила Виктория Павловна. – Очень удобно и вам, и нам. Никакой погони за нерадивыми должниками. Никаких грязных пальцев, перелистывавших страницы, или листов, склеившихся от пролитой кока-колы.

– Ясно…

Пока девушка составляла список, я быстренько покрутила в уме одну мысль и.

– Извините, Виктория Павловна, а можно ещё вопрос? Не про эту библиотеку.

– Слушаю вас.

– Понимаете, мне нужно найти информацию об одной семье. И я пока не понимаю, с чего начать. Дайте мне пинок в правильном направлении, пожалуйста!

Дама поморщилась от незамысловатой шутки.

– Но что-то об этой семье вы знаете?

– Да, конечно! Я работаю в кирилловской городской больнице, а она размещается в доме, который когда-то принадлежал купцу Бухвостову. Знаю его имя и отчество, знаю дату постройки дома – девятьсот третий год…

– Вот с этого я бы и советовала вам начать! – прервала меня Виктория Павловна. – С раздела архитектуры и строительства в нашем городском архиве.

– Я думала, в областном…

– Нет-нет, именно в городском! – неожиданно хозяйка библиотеки стала чрезвычайно любезна, даже похлопала меня по руке. – Уверяю вас, что хороший каменный дом богатый купец заказал бы у ростиславского архитектора.

– Да я и не уверена, что в нашем Кириллове есть хоть один, – пробормотала я.

– А в начале двадцатого века и вообще не так много их было, тем более – настоящих мастеров. Понимаете? Так что какую-то информацию вы найдёте, а дальше уже просто размотаете клубок! Я дам вам телефон, к кому там обратиться, в архиве!

Честно говоря, я начала уже присматривать пути к отступлению, так напряг меня внезапно проявившийся восторг в холодной и чопорной даме. Вовремя появившаяся Милочка своим скисшим личиком разрушила начало этой прекрасной дружбы…

Виктория Павловна немедленно снова заледенела. Я забрала у девушки пару листков с названиями книг и ссылками, попрощалась и вышла. Посмотрела на зажатую в пальцах записку: «Муниципальный архив, отдел использования архивный фондов. Оганесян Клара Гургеновна». Адрес и телефон…

В архиве я просидела до шести часов вечера, то есть, до конца их рабочего дня.

Госпожа Оганесян оказалась отличной тёткой, чем-то похожей на Рину Зелёную в роли миссис Хадсон, и мы с ней вдвоём азартно искали любые упоминания фамилии и имени моего купца в старых газетах, копиях договоров, письмах и докладах. И нашли, конечно.

Паисий Варфоломеевич оказался личностью заметной.

К моменту, когда построили наш дом, ему уже исполнилось пятьдесят шесть, но от дел отходить он не собирался. Разделил направления своей деятельности между детьми и контролировал всех, зорко подмечая, когда выбранная дорожка вела к убыткам в деньгах или репутации. Ага, тут я хмыкнула, вспомнив «диверсификацию бизнеса» и «непрофильные активы». Ничто не ново под луной, слышишь, Макс?

Детей у Бухвостова было пятеро, четыре сына и дочь, Татьяна.

Старшему сыну в управление достались речные суда, два парохода и десяток барж. Второму – торговля хлебом, который эти баржи, в частности, возили. Третьему – то, что сейчас назвали бы сетью магазинов, полтора десятка торговых точек в Ростиславле и окрестностях. Четвёртый сын, младший, оказался талантливым художником и, пройдя обучение в Ростиславле, Петербурге и Дрездене, стал ювелиром в одном из самых знаменитых петербургских домов.

Дочери также достался художественный дар, но она применила его иначе.

Паисий Варфоломевич был владельцем небольшой фабрики фаянса рядом с Кирилловым, на нашем левом берегу, там, где теперь загибается моторный завод. Татьяна сумела наладить выпуск высококачественного фарфора и сама разрабатывала модели изделий и роспись к ним. Отец её деятельностью был доволен. Настолько, что открыл для продажи «татьянинского фарфора» магазин в Ростиславле на центральной Ильинской улице.

Прочитав хвалебную статью об этом фарфоре, я посмотрела на Клару Гургеновну, с энтузиазмом таксы копавшуюся в компьютере…

А, забыла сказать – почти все документы, начиная с конца девятнадцатого века, а также сохранившиеся экземпляры газет, были переведены в электронный формат, что, безусловно, упростило мне поиск.

– Клара Гургеновна, а посмотреть на эти изделия можно где-то?

Она задумалась.

– Ну, в городском художественном музее есть кое-что. И в музее Орлова… А, ну точно! В Доме медика, как раз рядом с университетом, там просто огромная коллекция.

– В Доме медика, – повторила я.

Интересно, это можно считать перстом судьбы, или я себе придумываю?

Последний документ, неожиданно вывалившийся перед моими глазами, был нотариально заверенной купчей на землю «между руслом реки Волги и селом Шпаново, ограниченный рекой Борисовка с одной стороны и Коровинским ручьём с другой». Не знаю, зачем, но копию этой бумаги я себе распечатала…

Вернувшись домой, я заварила чай покрепче, налила большую чашку сладкого чаю и села к письменному столу, положив перед собой третью тетрадь Агнии Николаевны. Ту самую, озаглавленную «Твари».

То ли я читала в прошлый раз невнимательно, то ли, пока я ездила в Ростиславль, старая знахарка приходила и добавила записей… Шучу, конечно: просто тогда я читала всё подряд, и больше интересовалась визуализацией. Картинками, говоря иначе. А сегодня я вдруг поняла, что не это главное. Тварь меняется, остаётся главное: ею руководит не разум, не чувства и уж тем более не мораль, а просто желание жрать.

Собственно, любой хищник, от синицы до белого медведя, живёт так же…

У меня есть разум, чувства и мораль, значит, я должна придумать, как защитить себя и свой дом, каковым уже стала считать город Кириллов.

Ладно, это лирика.

У Агнии Николаевны была другая система определения существ, не три группы, а всего две, с плюсом и с минусом. Тот же жрун, называемый в её тетради «голодарь», определённо относился к минусу. А, например, домовые – к плюсу, и моя почти-бабушка была твёрдо уверена, что с этой сущностью можно договориться. Конечно, печь пироги или мести полы он не станет. Но вот защитить дом от чужих сможет.

А вот бузинной матушки я в её тетради не нашла, поэтому открыла уже собственную, недавно начатую, и записала вторым пунктом, после жруна: «сущность из кустов бузины, понимает человеческую речь. Категория плюс?». Рисовать не стала, в моём исполнении чётко распознаются только человечки типа «палка-палка-огуречик».

Вполне возможно, что где-нибудь в Москве, в Питере или каком-нибудь Урюпинске-130 сидит целый научный институт, изучающий сущности из иных пластов реальности. А почему нет? Если есть отдел при прокуратуре? Но мне от этого ни жарко, ни холодно, и господин майор юстиции своей краткой лекцией особо не помог разобраться. Вопросов только прибавилось…

Так что придётся изобретать велосипед самой.

Я добросовестно записала всё, что могла вспомнить о встрече под кустом бузины, захлопнула тетрадку и одним глотком допила остывший чай.

Спать пора, завтра на дежурство.

* * *

Кажется, моя манера изложения создаёт впечатление, будто вокруг меня безвоздушное пространство. И в нём плавают классические «сферические кони в вакууме», то бишь, идеальные персонажи, с реальными соотносящиеся на один процент.

Конечно, это совсем не так.

Вокруг – нормальный, среднестатистический маленький провинциальный городок Кириллов, живые люди, которые едят, пьют, ссорятся и мирятся, смотрят телевизор и болеют иногда. Друзья у меня пока особо не завелись, всё-таки живу я здесь только два месяца, но есть хорошие знакомые, сослуживцы, соседи. И враги есть, а как же? Ну, не то чтобы всерьёз «враги», но та же сестра-хозяйка Ираида Степановна постепенно приближается к этой категории…

А к категории «подруга» ближе всего подошла врач из нашей больницы Ксения Полянская. Как-то мы с ней совпали – возрастом, темпераментом, отношением к происходящим вокруг событиям… Встречались мы два-три раза в неделю, в зависимости от моих дежурств, а вот пообщаться вне работы доводилось не так уж часто. Это я птица вольная, а у Ксении имелись муж и пятилетний сын. Несколько раз я была у них в гостях, дважды звала к себе, один раз вместе выбрались в кино.

Сегодня её не было на пятиминутке.

Кауфман поймал меня на выходе и спросил ворчливо:

– Подруга твоя где?

– Понятия не имею, Семён Маркович. Сейчас наберу ей.

Но телефон у Ксении не отвечал, и я начала беспокоиться.

К счастью, половина палат пустовала: время посадок ещё не закончилось, и мало кто мог себе позволить болеть по всем правилам; огород – дело серьёзное. Так что прикрыть глаза на опоздание одного врача можно было довольно легко.

Ксения появилась к одиннадцати утра, с заплаканными глазами, ненакрашенная, с небрежно заколотыми роскошными рыжими кудрями.

– Что случилось? – спросила я, едва она вошла в ординаторскую.

Махнув рукой, она сунула сумочку в шкаф, натянула халат и хлюпнула носом.

– Тяпа с Ляпой пропали. Главное, я же терпеть не могу эту парочку! – сказала Ксения с горячностью. – Разве ж это собаки? Тигры диванные…

Внутри у меня похолодело.

– Пропали? Когда?

– Ночью исчезли, представляешь? Непонятно, как и выскочили, двери закрыты были… вроде бы. И Костик спал, не мог же он встать, открыть двери и снова лечь?

Я припомнила парочку развесёлых кокер-спаниелей; действительно, диванные тигры, они и гулять-то шли неохотно, предпочитали созерцать мир с подоконника.

Подоконник… Вот чёрт, неужели та тварь, жрун, всё-таки осталась в Кириллове?

– Ну, Костик – вряд ли, ребёнок просто не дотянулся бы до обоих замков. Но у моей приятельницы в Москве так кошка сбежала – Инка выходила вынести мусор, та проскользнула между ног и смылась.

– И что?

– Вернулась через неделю, битком набитая котятами, – мрачно ответила я, вспоминая, как мы этих котят пристраивали.

В последний раз хлюпнув носом, Ксения высморкалась и спросила с надеждой в голосе:

– Думаешь, вернутся?

– Ты вот что, после работы придёшь домой – найди мне клок шерсти от каждого, и какую-нибудь игрушку, которые оба любили. Я завтра утром попробую поискать… своими методами.

Ну, а что? Если я подруге не стану помогать, кому тогда?

Работа шла своим ходом, не особо давая раздумывать, и день незаметно дополз до вечера.

Ксения сбегала домой и принесла мне пакетик с шерстью и обкусанный мячик, честно предупредив:

– Только я не знаю, где там чья шерсть, они ж оба золотистые.

– Это неважно. Завтра утром приду домой и попробую поискать. Если что-то получится, позвоню.

– Тогда я побежала за Костиком в садик, сегодня моя очередь. Мы в тебя верим!

Послав мне воздушный поцелуй, эта рыжая бестия развернулась на каблуках и испарилась.

– Верят они в меня, – пробурчала я, упихивая явно обслюнявленный мячик в свой рюкзачок. – Хорошо бы ещё и я сама верила, что получится найти хотя бы шкурки. Впрочем, про шкурки я точно тебе не стану рассказывать. Придётся тогда врать…

* * *

Отсидев пятиминутку, я вышла из больницы и глубоко вдохнула сладостный весенний ветерок. «Сейчас бы пойти сирень собирать, самый цвет, – пронеслось в голове. – А я опять занимаюсь ерундой».

– И вовсе не ерундой, – возразила себе вслух. – Очень даже важным и нужным делом.

Проходившая мимо старуха покосилась на меня с неодобрительным любопытством.

Для начала я вынула из тайника тетрадь «Травы» и перечитала внимательно, как искать пропажу. Потом достала ту самую серебряную миску, налила в неё отстоявшуюся колодезную воду и начала свой ритуал. Пальцы сплетали собачью шерсть в косичку, губы шептали заговор, травки тихо тлели на деревянной пластинке, плававшей по поверхности воды… Наконец деревяшка сама собой отплыла в сторону, и я увидела картинку на воде. Какое-то тёмное место, не то пещерка, не то промоина под упавшим деревом. Два собачьих тела, сплетённые в один клубок. Неужели мёртвые? Тут один из кокер-спаниелей дёрнул обрубком хвоста, и я выдохнула:

– Живые…

Настал черёд мячика.

Крохотный травяной костёр погас. Я вымыла мячик водой, в которой видела картинку, намазала золой от травы и, неся его в левой руке, вышла на «набережную»…

К такому методу я прибегала в первый раз, и вовсе не уверена была, что что-то получится. Но если не пробовать, и не узнаешь, так ведь? И я храбро проговорила начало ключевой фразы.

Мою руку с мячом дёрнуло так, что я едва не упала. Нога поскользнулась по невесть откуда взявшейся грязи, и со всего размаха я съехала по склону в Большой овраг.

Всё-таки у мироздания есть чувство юмора, иначе почему бы я впечаталась головой в куст дикой сирени? Поднялась на ноги и осмотрелась, но мяч в руке настойчиво тянул меня влево от реки, вглубь оврага. Пришлось следовать его требованиям. Быстрым шагом я дошла, почти добежала до мостика – одна из достопримечательностей нашего городка, арочный, сложенный из кирпича, с зеленовато-голубыми изразцами, украшавшими каждую опору. Мой резиновый проводник затих, значит, мы пришли?

И в самом деле, крайняя правая опора вонзалась в стенку оврага, а под ней чернело жерло норы, затянутое словно бы грязно-радужной плёнкой. Она то вздувалась, то снова опадала.

– Вот, значит, где ты прячешься, – проговорила я непослушными губами. – И почему же мои рыцари, Chevalier sans peur et sans reproche[1]1
  Chevalier sans peur et sans reproche – Рыцарь без страха и упрёка– о смелом, во всём безупречном человеке.
  Король Франции Франциск I пожаловал этот титул знаменитому французскому рыцарю Пьеру дю Террайлю Баярду (1476–1524), прославившемуся своим подвигами в битвах и победами на турнирах. Король назначил его также командующим ротой своей личной охраны, приравняв его к принцам крови, а также удостоил чести посвятить в рыцари самого короля. Баярд погиб в одном из сражений в Италии. Умирая, он попросил своих товарищей прислонить его к дереву, чтобы он мог умереть так, как всегда хотел – стоя, лицом к врагу.
  Выражение стало общеупотребительным после того, как получил широкое распространение анонимный французский роман (1527) под названием «Приятнейшая, забавная и отдохновительная история, сочиненная честным слугой о событиях и поступках, успехах и подвигах доброго рыцаря без страха и упрека, славного сеньора Баярда».


[Закрыть], не нашли тебя раньше?

Страшно мне было до ужаса, да ещё чёртов мячик мешался. Осторожно, не отводя взгляда от лаза в пещерку, я присела и положила его на землю. Потом правой рукой вытянула нож, а в левую зачерпнула из лежащего в кармане пакета странноватую смесь трав, в которой основную долю составляли полынь, чабрец, душистый табак и красный жгучий перец. Полную горсть, да.

«Потом не прочихаюсь!» – пробежала глупая мысль и затихла где-то на краю сознания.

Руки мои действовали будто сами по себе, я лишь наблюдала, как сверкнула серебряная кромка ножа, вонзаясь в середину плёнки, и в разверстую дыру-в-никуда полетел порошок. Радужная плёнка задёргалась, пытаясь свести края дыры, и вдруг лопнула, беззвучно заорав мне в лицо.

Первый раз в жизни я упала в обморок. От страха.

Пришла в себя от того, что меня довольно неласково хлопали по щекам. Разлепив глаза, я уставилась в небритую физиономию участкового, и не нашла ничего лучше, чем пробормотать:

– О! И вы здесь? Здрасте, Михал Матвеич.

– И тебе не хворать, Настасья.

– Что вы тут делаете?

Я попыталась сесть, и участковый подхватил меня под мышки, помогая.

– Увидел, как ты в овраг нырнула, вот и пошёл следом – мало ли что. Сломаешь шею, а мы потом гадай…

Покрутив головой, я поморщилась: мутило изрядно.

– Шею не сломала, все живы, – попыталась отшутиться. – Видите, всё работает.

– Значит, всё-таки ты ведьма, Шахова, – сказал он с глубоким удовлетворением. – Я так и знал! Ну, и что это было?

– Что?

– То, что ты тут проделывала. Нож покажи, кстати.

Я разжала правую руку.

– Смотрите. Хватать не дам, порежетесь.

– Угу… – участковый внимательно осмотрел лезвие, совершенно чистое, взглянул на вырезанные на рукоятке символы и повторил свой вопрос.

– Так что это было, Настя?

– Михаил Матвеевич, – кряхтя, я встала на ноги. – Видите, под опорой мостика – промоина? Вот в эту нору забрались собаки моей подруги, Ксении Полянской, доктора из нашей больницы. Я хотела залезть и достать их, но голова закружилась. Давление упало, наверное.

– Наверное, – кивнул он. – Давление, оно такое. А орал кто?

– Может, я и орала, – пожала я плечами. – Испугалась, что голову разобью.

Значит, участковый тоже слышал этот потусторонний вопль? Интересно, это оттого, что у него есть какие-то способности, или слышали все в округе?

– Ну, так что, полезешь? – с интересом спросил чёртов дядька.

С сомнением я заглянула в чернеющую дыру в земле. Хороша я буду, если застряну в ней на потеху публике…

Спасли меня Тяпа и Ляпа, выползшие оттуда на подгибающихся лапах. Быстро осмотрев обоих, я убедилась, что никаких повреждений нет, хотя налицо сильнейшее истощение. Собственно, как было и с Сирингом.

– Так, ребята, как же теперь доставить вас домой? – поинтересовалась, уворачиваясь от двух слюнявых языков.

– А что твоя Полянская, сама пойти не могла?

– Она занята, – ответила я, прикидывая, как буду выбираться по скользкому склону с двумя псами весом килограммов по двенадцать каждый. – Не повела Костика в детский сад, они теперь вдвоём плачут.

– Ох, горе луковое…

Участковый как-то очень ловко подхватил обеих собак и зашагал в сторону реки, бросив мне через плечо:

– Пошли, спасательница. На мотоцикле вас прокачу.

* * *

В доме Полянских меня накрыл второй за полчаса звуковой шторм. Визжал от восторга Костик, обнимаясь с собаками, орала Ксения, хватаясь то за мои руки, то за ребёнка, то за Тяпу и Ляпу. Костик-старший басил что-то одобрительное и периодически встряхивал меня за плечи, так что в желудке булькало. Вырваться мне удалось лишь потому, что я сказала строгим голосом:

– Собаки устали, перенервничали и истощены, им нужен покой.

Поскольку все присутствовавшие взрослые были медиками, в доме тут же воцарилась благословенная тишина. «Больному нужен покой» – и медсестра приходит ставить градусник не в шесть утра, а в восемь. Волшебные слова, воистину!

Тяпу и Ляпу стали кормить, осматривать и укладывать на подушки; эти две шерстяных колбасы прикидывались совершенно измождёнными, смотрели красноречиво и красиво страдали. Под это дело я утекла со словами:

– Всё, мне пора, меня ждут!

Удивительным образом это оказалось правдой.

Участковый сидел на лавочке перед домом Полянских и грыз травинку, его никелированный зверь был прислонён к дереву.

– Садись! – Михаил Матвеевич протянул мне второй шлем.

– Спасибо! – сказала я с чувством.

Ксения жила ровно на другом от меня конце города. До больницы ей было идти пятнадцать минут, как и мне, а до моего дома – полчаса. На данный момент я была вовсе не уверена, что доползу туда сама.

Мотоцикл взревел, отбросил задними копытами комья грязи и стартовал чуть ли не в прыжке. Через несколько минут мы уже тормозили возле моей калитки.

– Зайдёте, Михал Матвеич? Я вам давно мазь для спины приготовила. А вашего Росинанта можно во двор завести.

– Его и так никто не тронет, – хмыкнул участковый, но коня своего закатил под навес.

Первым делом я принесла из лаборатории и отдала банку с мазью и повторила инструкции: намазать перед сном, сразу лечь и по возможности десять минут не шевелиться; не использовать на повреждённой коже.

Потом заварила чай, поставила на стол мёд, хлеб и варенье и, наконец, уселась напротив мужчины. Участковый отхлебнул напиток и хмыкнул:

– У тебя по-другому питьё получается, не так, как у бабки.

– Разные руки – разные сборы, – кивнула я. – Агния Николаевна вишнёвый лист любила, а я земляничный предпочитаю.

Я пила молча, чувствуя, как горячий настой наполняет меня спокойствием и силой. Мёд пошёл хорошо, да и от варенья ни я, ни гость отказываться не стали. Наконец он отставил чашку и спросил:

– Ну?

– Вот такая бумага мне попалась, Михал Матвеич, – я положила перед участковым документ из архива, купчую, которую позавчера скопировала.

– И что тут у нас? – он надел очки, отодвинул от себя листок и прочёл вслух. – Купчая грамота, ага… «Между руслом реки Волги и селом Глебовское, ограниченный рекой Борисовка с одной стороны и Коровинским ручьём с другой». Что именно тебя здесь заинтересовало?

– Где именно этот участок? Я пока что плохо знаю окрестности.

– Ну… могу показать на карте. Коровинский ручей пересох давно, ещё до войны, и русло запахали. А река есть, только совсем узенькая стала, Борисовский ручей теперь называется. Село Глебовское стало деревня Шпаново, ну, а река Волга, надо думать, тебе известна. Так что, карта есть?

– В компьютере, Михал Матвеич, всё есть.

Участковый вгляделся в экран и ткнул пальцем в тоненькую синюю ниточку, начерченную километрах в полутора от Кириллова ниже по течению Волги.

– Вот тебе Борисовский ручей. И вот, получается, интересующий тебя кусок земли, – и толстый палец с заусенцем возле ногтя обвёл границу, задев красную точку с обозначением «Кирилловский моторостроительный завод».