Текст книги "Тихий маленький город (СИ)"

Автор книги: Martann

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Часть 6
Чиновник

Собираясь на работу, я философствовала.

– Всякие отгулы когда-нибудь заканчиваются, – говорила сама себе, перемешивая чай. – Надо же, как летит время, вот только что было четвёртое мая, и я нашла тело бедолаги лодочника, а уже двадцать третье наступило. По Кириллову где-то бродит неизвестный злодей; жрун, вполне возможно, не покинул сию юдоль скорби и ищет новую жертву, а городской совет тем временем чахнет в прениях, где же строить мост. Каждой птичке – своя веточка.

Последнюю фразу договаривала, отворяя дверь, поскольку в неё весьма решительно стучали.

– О! – сказала я. – Приёмный внук бабки Марьяны пожаловал. Чего изволите?

Но Сергей шутку не принял, остался серьёзен, как фонарный столб.

– Бабке моей плохо что-то, – сказал он. – Посмотришь?

– Что с ней?

– Похоже, инсульт или где-то рядом. Гипертонический криз точно. Встать не может, заговаривается, жалуется на головную боль. Кровь шла из носа…

– Пошли, – кивнула я, благо была уже практически готова.

Допила на ходу чай, сунула чашку в раковину, схватила сумку…

Запирая дверь и торопясь следом за Сергеем к дому Марьяны Павловны, думала на ходу: надо делать что-то вроде приёмной, отделённой от дома. Пока что ко мне ходят только свои, но это ведь ненадолго. К Агнии Николаевне, я точно знаю, и из соседних городов наведывались. А впускать в свой дом чужого не следует, тут моя наставница была неправа. Затевать стройку? Или попросту переделать просторную прихожую?

Надо посоветоваться с Сотниковым, у него точно руки растут откуда надо.

Марьяна лежала на кровати, смотрела в потолок и что-то шептала. Повела глазами, остановила взгляд на мне и прошептала:

– А, Настя, это ты… Сердце что-то жмёт, дай мне твоей настоечки!

Я достала тонометр и, надевая манжету, сказала:

– Серёжа, заводи машину, надо её к нам в больницу везти.

Да, давление зашкаливает, двести на сто десять… Ну, ничего, Семён Маркович её живо приведёт в порядок. Пока что накапала настойки – валерьянка, пустырник, ещё кое-что успокаивающее – долила водой и аккуратно выпоила старухе. Потом достала телефон и набрала номер больницы:

– Любовь Антоновна? Доброе утро. Это Шахова. Я на минут пятнадцать позже буду, привезу соседку. Полякова Марианна Павловна, восемьдесят лет. Гипертонический криз. У нас вроде бы в пятой палате было место? Есть? Замечательно, тогда буду через минут двадцать, вещи ей соберу.

– На похороны мне собираешь, деточка? – прошелестело с кровати. – Тогда вон в том шкафчике, под иконой, всё сложено…

– Чёрта с два, Марьяна Павловна, – непочтительно отозвалась я, аккуратно укладывая в тряпичную сумку сложенные полотенца, ночную рубашку, тапочки и прочие вещи, необходимые в больнице. – Мы с доктором Кауфманом вам этого не позволим!

На руках Сергей донёс старуху до своего огромного джипа, уложил на заднем сиденье, рыкнул мотором, и через пять минут мы были в больнице. Кириллов – город маленький, особенно если спешить…

Заполнение карты, ЭКГ, капельница… В общем, дальше дежурство пошло по накатанной колее. Уже вечером я тихонько заглянула в пятую палату и отошла от дверей, давясь смехом: бабка Марьяна передумала помирать и на своей кровати ожесточённо резалась в «дурака» с другой такой же древней старухой.

К ночи всё угомонилось. Погас свет в коридорах, остались лишь дежурные лампочки; заснули больные, прикорнула на кушетке медсестра Леночка. Где-то в городе гавкнула собака, и замолчала, видно, тоже уснула. Я умостилась в старом, продавленном, уютном кресле, которое кто-то притащил в комнату отдыха, и задумалась обо всём сразу.

Об устройстве приёмной – строить или переделывать? Завтра прямо с утра зайду к Сотникову и посоветуюсь.

О Максе – какого лешего он появился в Кириллове? Моя паранойя в последнее время слегка поутихла, или, что ещё вернее, придуманные страхи сменились реальными. Один жрун чего стоит, куда тут господину Лиховцеву!

О жруне – это с такими вот световыми эффектами он исчез из нашего пласта реальности? Или остался и затаился, подстерегает новую добычу, чтобы потащить её в нору своего кукловода… Тут в памяти встала Шелоб из «Властелина колец», и меня передёрнуло.

О Казанско-Преображенской церкви – почему для ритуала выбрали её? Егоров так и не ответил на этот вопрос, то ли не захотел, то ли не смог. А мне отчего-то кажется, что в причинах такого выбора таится часть загадки. Мы ведь так и не поняли – кто именно вызвал потустороннюю тварь, и зачем это ему понадобилось.

«Или ей!» – пискнул внутренний голос, и я вынуждена была с ним согласиться. Третья фигура, увиденная мною лунной ночью, не давала мне покоя своей знакомостью, но я так и не поняла, кто же это был. Фигура-то была однозначно мужская…

О подполковнике Афанасьеве – почему он до сих пор не пришёл в себя? Кауфман ещё тогда сказал, что ранение было болезненное, но не тяжёлое. Ну ладно, болевой шок, но ведь прошло почти три недели! Или Егоров мне не говорит правды…

О Егорове, который лез в мои мысли постоянно, и это было совсем неудивительно. Мы провели вместе две ночи, и это было… хорошо. Очень. Ни майор, ни я не говорили о каком-либо будущем просто потому, что не особенно оно могло у нас получиться. Ему нечего делать в Кириллове, я не желаю жить в большом, даже относительно большом городе. Да и всё остальное тоже совмещается не слишком правильно. Но вот вопрос, врал он мне или просто умалчивал – это важно.

Где-то в районе этой мысли я задремала и благополучно проспала до шести утра, такая вот спокойная выдалась ночь.

* * *

Утром я с удовольствием полюбовалась несколько ощипанной, но не побеждённой, по-прежнему величественной фигурой мастифа, восседавшего на крыльце пожарного депо. Когда я подошла, он подставил голову под мою ладонь и боднул.

– Здравствуй, дорогой, – я наглаживала его гриву и чесала за ушами, а пёс только жмурился. – Вышел на работу, молодец какой! Значит, и хозяин твой на месте?

– Вуф, – басом откликнулся Сиринг.

– Здесь я, проходи, Настя, – поддержал его голос Сотникова.

Борис сидел в своей каморке, носящей гордое имя кабинета и, задрав ноги на стол, читал какой-то толстый том.

– Привет! – я покосилась на книгу.

Брови мои взлетели вверх от изумления: брутальный пожарный, завязавший алкоголик, читал Куприна.

– Да что-то после наших приключений на классику меня потянуло, – пожал он плечами, откладывая книгу. – Ты-то как?

– Нормально, – махнула я рукой. – Слушай, Борь, совет твой нужен…

Через час споров и две больших кружки крепчайшего кофе я уходила домой, неся в сумке вполне внятный чертёж переделки моей прихожей под приёмную. «И буду на ночь огораживать весь дом, кроме приёмной, – размечталась я. – Тогда, кто бы ко мне ни приходил днём, ночью дальше этого закутка ему не пройти».

Доказательства того, что переделка эта требуется срочно, я получила часа через два. Как раз успела вымыться, переодеться и поесть.

В дверь постучали.

На пороге стоял незнакомый мне мужчина, и я сразу поняла, что именно о нём рассказывал Иван Ксенофонтович: гостя нельзя было назвать иначе, чем серым. Хорошо сшитый костюм, судя по крою – итальянский, отличный шёлковый галстук, прекрасного качества рубашка, и всё это будто присыпано пылью. Вполне правильные черты лица, которым, впрочем, не хватало чего-то для красоты. Незапоминающиеся. Стирающиеся из памяти.

Ну, зато глаза у него были хорошие: серо-голубые, смотревшие прямо, но не нахально.

– Добрый день, – сказал визитёр приятным баритоном. – Мне хотелось бы видеть Анастасию Александровну.

– Это я.

– Мне дал ваш адрес господин Лиховцев, Максим Васильевич Лиховцев, вы знакомы с ним.

– О да! – пробормотала я. – И что именно вас интересует?

– Дело в том… – он беспомощно оглянулся по сторонам. – Как-то не очень удобно тут разговаривать…

Пришлось придавить паранойю, вопившую «Не впускай!», и отступить на шаг:

– Входите. Прошу извинить, у меня не убрано, недавно пришла с дежурства, – поймав недоумённый взгляд, пояснила. – Я работаю в местной больнице. Итак, зачем господин Лиховцев вас ко мне прислал?

Он присел у кухонного стола, помялся, вздохнул и ответил:

– У меня… проблема. Как понервничаю, начинаются жуткие раздражения на коже, причём выскакивает это неожиданно и в разных местах. Ладно, когда под одеждой, это просто неприятно или болезненно, но пару раз бывало, что появлялось и на лице.

– Могу посоветовать: меньше нервничайте, но это ведь вам уже говорили?

– И неоднократно. Но не получается. Я работаю в отделе строительства областного дорожного управления…

– Вот как? И что же пересекло ваши пути с господином Лиховцевым?

– Мы с Максимом Васильевичем познакомились давным-давно, ещё в студенческие годы. Вы сами понимаете, я, на своей небольшой должности, ничем не мог бы быть полезен человеку, которому принадлежит треть фармацевтического рынка страны? – тут он попытался скромно потупиться, и я уже вовсе перестала ему верить. – Но именно Максим мне посоветовал обратиться к вам, сказал, что у вас очень высокая репутация в этом городе, и есть необычные наработки.

– Так-так…

«Как интересно, – думала я, глядя на так и не назвавшегося гостя. – Мой дорогой бывший мало того, что адрес мой узнал, он и о том, чем я занимаюсь, и про репутацию всё выяснил. То есть, в прошлые выходные он тоже приезжал? А я и не посмотрела…».

Визитёр же продолжал:

– Может быть, вы могли бы подобрать… ну, я не знаю, мазь, ещё что-то?

– Как вас зовут? – спросила я.

– Иннокентий, – привстав, отрекомендовался он. – Извините, я же должен был представиться сразу… Иннокентий Павлович Карташов.

Заявлять, что рада знакомству, я не стала.

– Хорошо, Иннокентий Павлович. Давайте для начала я погляжу на ваши раздражения.

Он снял пиджак, расстегнул запонку (золотая, отметила я) и закатал рукав рубашки. Н-да, красиво… пятно размером с пол-ладони украшало предплечье. Сыпи не было, но шелушение, краснота, припухшие бляшки – всё наличествовало.

– Зря так сильно расчесали, – заметила я. – Можете одеваться. На голове под волосами, на ладонях или ступнях раздражение появляется?

– Нет.

– Ясно. Ну что же, рекомендацию меньше нервничать никто не станет оспаривать, поэтому я вам сейчас дам успокоительный сбор для заваривания и мазь, которая снимет зуд и облегчит состояние. Через недельку зайдите, посмотрим, правильно ли я подобрала травы.

Господин Карташов без звука заплатил названную мной сумму, поблагодарил и ушёл, а я достала тетрадочку Агнии Николаевны. Заговор на запирание дома от незваных гостей был сложным, и я пока не решалась применять его без шпаргалки: скажешь слово не с той интонацией, и ничего не подействует…

А вот интересно мне, как же это чиновник на небольшой должности смог в будний день, во вторник, уехать из Ростиславля, чтобы наведаться к незнакомой ему травнице?

* * *

Утром следующего дня началась моя мини-стройка.

Сосед Иван Ксенофонтович поглядывал из грядки, где что-то пропалывал, на двух рабочих, присланных Сотниковым, и прибившегося им в компанию Сергея. Обе соседские дамы – и Варвара, и бабка Марьяна – всё ещё пребывали в больнице, так что их мужчины, муж первой и «правнук» второй, оставались в одиночестве.

Наконец Иван Ксенофонтович не выдержал.

– А я бы не так делал, – сказал он, подойдя к забору.

– А как? – с вызовом спросил Сергей.

Дальше пошёл чисто мужской разговор с применением ненормативной лексики для описания техники прибивания досок к основе, и я удрала. Пойду в любимый Малый овраг, там на теневом склоне растёт отличная камнеломка, она же бадан толстолистный – исключительно полезная травка. И кровь остановит, и как противовоспалительное сработает, и для кожных заболеваний… О, кстати, надо будет в мазь для господина Карташова камнеломку добавить!

В Малом овраге было тихо и прохладно, я даже пожалела слегка, что не прихватила что-нибудь тёплое и с рукавами. Поставила корзину на большой камень, пробежала взглядом по склону… Ага, вон там, на дне, ещё доцветает мать-и-мачеха, у меня она есть, но запас не помешает. А вот и камнеломка, и как много! Надо запомнить это место, сейчас соберу листья, а через пару месяцев можно будет накопать корни…

И я отключилась от мира.

Пришла в себя часа через полтора, обнаружив, что забралась в дальний конец оврага, куда не заходила раньше. Да и когда было? До самого конца апреля здесь стояла грязь непролазная, в отличие от Большого оврага, более широкого – тот подсох куда быстрее. Так, и что же у нас тут есть? О, бузина ещё цветёт! Отлично, несколько соцветий надо будет взять, кажется, у меня ещё остались чистые бумажные пакеты…

Солнечный луч пробежал по паутине, свернув радугой на каплях росы. По непрошеной ассоциации мне вспомнился грязно-радужный пузырь, лопнувший у нас на глазах позавчерашней ночью. Невольно подумалось: если проникают в наш мир голодные и злобные сущности из иного пласта реальности, то ведь есть и те, кого Егоров назвал «существа типа А». Домовые, лешие, кто-то ещё? «Бузинная матушка» – всплыло откуда-то из детства название сказки, и я, повинуясь непонятному порыву, погладила серую потрескавшуюся кору со словами:

– Могу я взять твоих цветов, бузинная матушка?

Готова поклясться, что услышала где-то у себя в голове короткий смешок, и в мою корзину упали пять крупных соцветий. Я захлопнула самопроизвольно открывшийся рот, подхватила корзину и быстро пошла по дну оврага в сторону реки.

Тропинка наверх тут была еле заметна, местами даже и вовсе не видна – так, только трава примята. Интересно, а кто ж здесь ходит, кроме меня? Вроде травами в городе никто больше не занимается, для грибов рано ещё… Странно.

Поднялась. И прямо перед глазами оказалась та самая церковь, только теперь я не пряталась в кустах, а глядела прямо на неё. От того места, где я стояла, было не больше пятидесяти метров до колокольни, а дальше уже спускалась тропка к летней церкви, соединённой общей кровлей с зимней. «Зайти, может быть, посмотреть, – подумала я, и тут же решительно себя одёрнула. – Нет уж, что бы ни говорил Егоров, вычистили – не вычистили, убрали следы ритуала или нет, я сюда не ходок. Кстати, надо бы завтра съездить на правый берег, зайти в собор…»

И, успокоенная этим решением, я развернулась и зашагала к дому. У меня там, между прочим, трое работников, их кормить надо!

* * *

Наутро я дождалась прихода рабочих, собралась и по кривоватой лестнице из бетонных плит спустилась вниз, к реке. До отправления парома оставалось десять минут.

Собственно, никакой это был не паром, а просто старый речной теплоходик, носивший гордое имя великого русского художника. Не было здесь ни въездной аппарели, ни палубы для автомашин. Даже велосипед погрузить на это плавсредство представлялось делом непростым, поскольку подниматься на борт надо было по довольно хлипкой доске с набитыми на неё «ступеньками».

На борту имелись скамейки под тентом, скамейки под открытым небом и скамейки внутри небольшого салона. Ещё была будка для двух паромщиков, они же билетёры и контролёры, крохотный туалет и… собственно, всё. На десять минут дороги – более чем достаточно.

Я поднялась по трапу и выбрала место на солнце. Что такое, в конце концов, уже май на исходе, а у меня ни одной веснушки!

Лодочники в высоких рыбацких сапогах толпились рядом, посмеивались, перекидываясь шуточками со знакомыми. Дважды за то время, пока я сидела на скамеечке и ждала отправления, к ним подходили желающие переправиться немедленно. Поглядев, как раскачивается на волнах эта скорлупка, я содрогнулась и ещё раз поклялась себе всеми известными клятвами: никогда даже близко к ним не подходить. Тем временем один из лодочников, здоровенный парень в красной бандане, испачканной чем-то чёрным, прошлёпал по воде к самому борту парома. Глядя на меня в упор, он спросил:

– Это ты, что ли, Саньку мёртвого нашла?

– Я.

– Ну-ну, – он хмыкнул. – Я тебя запомнил.

И ушёл, загребая воду сапожищами размера, наверное, сорок восьмого.

Пожав плечами, я отвернулась. Ну, запомнил – и радуйся, мне-то что? И я тебя тоже не забуду, вот обретёшь фурункул на то место, которым сидят, ко мне же и придёшь.

В соборе было немноголюдно, только возле знаменитой иконы Спаса тихо переговаривались две тётки в цветастых платках. Я неспешно прошла по храму, полюбовалась фресками, сегодня мне особо приглянулась сцена сооружения Вавилонской башни. Потом шепотом поздоровалась с резными деревянными львами, поддерживавшими кафедру, и задумалась, где искать священника. Приехала на исповедь – не отлынивай!

Каюсь: я не стала рассказывать седенькому, почти истаявшему отцу Амвросию историю последних безумных дней. К чему пугать старика подземными тварями, иными пластами реальности и прочей жутью? Мне и самой временами казалось, что это всё был сон. Грехи мне отпустили, хотя и выговорили за то, что давно не приходила.

Тем временем моя собственная Вавилонская башня, сиречь приёмная для посетителей, была достроена и пахла свежей краской. Правда, похоже было, что строители дружно обрели дальтонизм, потому что пристройку к дому, окрашенному в выгоревший голубой, они сделали ярко-жёлтой.

– Ребята, а это не слишком? Какой-то… желток в незабудках получается!

– Не, – авторитетно заявил Иван Ксенофонтович, руководивший процессом из-за забора. – Самое то! Глядишь – и душа радуется!

– Ну, как скажете. Я-то внутри буду, вам на эту красоту любоваться, – и ушла в дом, оставив соседа размышлять о собственной правоте и колористических разногласиях.

Больше ничего в этот день не происходило.

И на следующий, когда я отправилась на дежурство – тоже ничего.

Соседку Варвару из больницы выписали, бабку Марьяну оставили до завтра. Егоров не объявлялся, и я даже слегка огорчилась: в самом деле, мог бы и позвонить.

Вру: огорчилась сильно. Настолько, что, увидев его утром возле дверей больницы, прошла мимо, старательно глядя в другую сторону. Майор догнал меня и пошёл рядом, стараясь приноровиться к моим шагам. Впрочем, недолго: метров через тридцать взял меня за руку и повернул к себе.

– Будешь дуться – поцелую на глазах у всех, – пригрозил он.

– А я заору на всю улицу, что меня насилуют, – пожала я плечами. – Будет народу развлечение, а тебе долгое и сладостное отписывание по всем инстанциям.

– Почему ты сердишься?

– Потому, – буркнула я. – Ты исчез и не появлялся четыре дня. Был занят, понимаю, но мог бы и позвонить?

– Не мог, – ответил он как-то так, что я сразу поверила. – Не оставался один ни на минуту, а говорить с тобой при посторонних не хотел. Я прощён?

– Ещё не знаю. Подумаю.

Мы потихоньку пошли дальше. Понятное дело, что из-за всех кружевных занавесочек сейчас пялятся внимательные глаза, и где-то за моей спиной уже вовсю обсуждается вопрос, будет ли свадьба, как скоро, и увезут ли травницу из их города. Но мне лень сейчас об этом думать.

На свежеокрашенную жёлтую пристройку майор посмотрел с недоумением, и я пояснила:

– Не хочу впускать в дом чужих. Проведу по порогу черту, за которую не пройдёт никто, кому я сама не дам разрешения.

На это Егоров только хмыкнул и переспросил:

– А что, были чужие?

– А то!

Я описала ему визит аптекарского чиновника господина Карташова, добавив ради справедливости:

– Псориаз у него, и в самом деле, наблюдается. Вылечить это невозможно, а улучшение может и случиться. Особенно, если он сам в это поверит.

– Значит, твой бывший ему тебя рекомендовал?

Что-то в голосе майора заставило меня вскинуть глаза от нарезаемого хлеба. Батюшки светы, да он ревнует! Прелесть какая, меня последний раз ревновали ещё до замужества, потом как-то всё не до того было. Вначале влюблены мы с Максом были до умопомрачения. Потом дела навалились…

– Рекомендовал, – кивнула я. – Ты что будешь, сыр или мясо?

– И то, и другое, – последовал прогнозируемый ответ. – А сыр какой?

– Понятия не имею. Медсестра одна у нас сама делает, что-то среднее между «российским» и «маасдамом». Но вкусно. И из молока, а не из молокоподобного продукта.

За завтраком мы не разговаривали, я оттого, что устала, а Егоров, наверное, просто был голоден. Допив чай, я зевнула и спросила:

– А ты чего приехал-то?

– К тебе, разумеется, – удивился он. – Иди, ложись, а я пока с Сергеем поговорю, кое-какие новости есть…

– Вот сразу видно, что ты не был женат, – ответила я язвительно. – Лечь спать после таких слов сможет только одна женщина из сорока тысяч, и это точно не я! Рассказывай! Подполковник Афанасьев пришёл в себя? И что удалось узнать? И кстати, что показала экспертиза по лодочнику и по Афанасьеву?

Смеясь, он поднял руки:

– Хорошо, давай сойдёмся на середине! Я звоню Сергею и вызываю его сюда через два часа. Ты эти два часа спишь… Тебе точно этого времени хватит? – очень трогательно прозвучала забота в его голосе.

– Точно, – я ещё раз зевнула. – Кстати, Сергей твой, по-моему, сейчас бабку Марьяну должен из больницы забирать, так что всяко не раньше, чем через два часа придёт. У неё не забалуешь!

И пошла в спальню. Уже на пороге меня догнал упрямый голос:

– Кстати, женат я был, просто недолго!

* * *

Отчёт Сергея был просто и краток: всё тихо. Оказывается, он каждую ночь дважды обходил участок между моим домом и церковью, заглядывал в оба оврага и выборочно прогуливался по улицам. Никаких нештатных происшествий не было.

– Просто так обходил? – не поверила я. – Без никакой технической помощи?

Молодой человек посмотрел на своего начальника. Тот пожал плечами, и Сергей принёс из прихожей, где висела его ветровка, приборчик, что-то вроде фонарика, на ручке которого находилась шкала.

– И что он показывает? – спросила я, поглядев на эту самую шкалу.

Обе стрелки, и красная, и чёрная, прочно стояли на нуле.

– Красная аномальную активность вообще, чёрная – активность существ из иного плана реальности. Всплеск был дважды, оба раза днём. Два дня назад, когда ты уходила куда-то с корзиной, и вчера около полудня.

«С корзиной – это травы в Малом овраге, – сообразила я. – Бузинная матушка? То есть, это было на самом деле? С ума сойти… А вчера около полудня… Вроде я была в пристройке, поила больную Емельянову сбором по рецепту Агнии Николаевны, нормализующим кровообращение. И никаких сущностей, кажется, не призывала… Ну да, читала заговор на здоровье, но это же не считается. Или считается?»

Майор наблюдал за мной с интересом, словно все мои мысли так и высвечивались у меня на лбу.

– Хорошо, – кивнул он, наконец. – Стася, что у тебя происходило, кроме визита Карташова?

Я нахмурилась: что-то же ещё надо было рассказать? Ну конечно, про лодочника же, который обещал меня запомнить! И это точно не тот, которого я видела в ночь ритуала вместе с подполковником.

Мужчины переглянулись, и майор что-то быстро вбил в айфон.

– И кстати, ты обещал рассказать, что там с Афанасьевым? Он пришёл в себя?

– Да.

– В нормальном, не затемнённом сознании?

– Ты знаешь, непонятно. Он говорит, много и охотно, но… очень невнятно. Практически ничего невозможно понять, а если что-то и удаётся разобрать, то всё равно он ничего не помнит. Вот пришёл домой вечером, сел ужинать, и с этого момента – как отрезало.

– Странно… Если бы он забыл всё, что с ним происходило после ранения, это нормально. Но он ведь ужинал с женой, потом добирался до церкви… Кстати, а жена его живёт здесь или в Ростиславле?

– Я тебе говорил, у него есть дом на этой стороне, рядом с Крестовоздвиженским собором. А жена живёт, конечно, Ростиславле, и он чаще бывает там, чем здесь.

Мне стало смешно. Господи, начальник милиции крохотного городка, шишка на ровном месте – а туда же, желает жить барином, в крупном городе…

– То есть, ещё и ехал минут сорок.

– Как минимум, – подтвердил майор. – Я сегодня в три пробки попал и вообще добирался почти полтора часа.

– Странная амнезия, – повторила я. – Может, врёт?

– Может, и врёт. Как проверить? И, кстати, говорит-то он много, но несёт иной раз такую пургу, что даже и не поймёшь сразу.

– А узнаёт всех? Сослуживцев, родственников?

– Коллег – всех. Сестру узнал. Жена не приходила.

– Ни разу за три недели? – не поверила я своим ушам. – Да ладно! Или она родила за это время?

Егоров поморщился.

– Ты ж понимаешь, что она – дочь большого начальства? Ну, для нас большого. Мы у её отца спросить не может, отчего, мол, Сергей Кузьмич, ваша дочь мужа в госпитале не навещает?

– Это понятно. Но вот не верю я, чтобы в большом коллективе не бродили разнообразные слухи!

– А среди кого им бродить? – вмешался неожиданно Сергей. – О том, как был ранен Афанасьев, знают ровно шесть человек в отделе, а мы кости перемывать не приучены.

– И всё? Больше никто не в курсе?

– Нет, – майор покачал головой. – Сам полковник Ковалёв, тесть его, в курсе. Список осведомлённых лиц короткий, и он уже закончился.

– Непонятно… – я встала и заходила по гостиной; ну, вот такой недостаток, на ходу лучше думается. – Ах, как плохо, что его нельзя расспросить!

– Если он имеет отношение к ритуалу, то всё равно правды не скажет, – Сергей откинулся на спинку дивана, и она угрожающе заскрипела.

– Даже из вранья можно много узнать полезного. А об участии в этой истории Афанасьева лично мне непонятно вообще ничего. Хотя бы в том, что касается больницы. Как он попал в подвал, его сестра-хозяйка запирает, как… как Форт-Нокс? Кто его завалил мешками, кто потом запер? – я остановилась и посмотрела на Егорова; тот молчал и глядел куда-то в пространство. – Ладно, оставим пока это. Где его ранили?

– Как мы и предполагали, возле дома номер девять по Овражной.

– А Саньку-лодочника?

– Бухвостова? На причале. По кровавому следу мы прошли за ним, прямиком к тому месту, где ты его и нашла.

– Видимо, он и в самом деле пытался дойти до меня… – я закусила губу в попытке сдержать злые слёзы. – Чёрт, мне бы вылезти из оврага на десять минут раньше, могла ещё его спасти!

– Ты не господь бог, Стася, и тут от тебя ничего не зависело. К сожалению, никого в это время не было на причале или рядом, поэтому мы пока не знаем, что было причиной убийства. Вполне может быть, что и просто бытовая ссора.

– Бытовые ссоры случаются дома на кухне. Майор, ты просто не представляешь себе жизни здесь, в Кириллове! В четыре утра никто не станет торчать на причале. Паром начинает ходить с шести, и лодочники к этому же времени подтягиваются. Серёжа, ты несколько ночей бродил по городу, скажи, хоть кого-то видел на улице?

– Никого, – согласился он. – Как в маленьких немецких городках, солнце село – и все по домам. Ты права, Настя, не в бытовухе тут дело, – тут он взглянул на Егорова, и тот еле заметно кивнул. – Дело в том, что мы точно знаем, в чьей руке был нож.

– Каким образом?

Он пожал плечами.

– Очень уж характерный удар, хорошо поставленный, неизменный во всех случаях. Просмотрели архив, нашли дела с аналогичными ранениями, узнали данные… Отпетый уголовник, кличка Гвоздь. Всё скучно.

– И отпечатки пальцев совпали?

– Отпечатков он не оставляет, всегда надевает перчатки. Готовится, – хмыкнул майор. – Зато у ножа есть особая примета, рисунок на гарде. При сильном ударе он впечатывается в тело и оставляет свой след. Этот отпечаток был найден и у Бухвостова, и у Афанасьева. Слушай, зачем тебе это всё? Гвоздь отсюда уехал, его видели в Самаре, так что город Кириллов вне опасности.

Вздохнув, я села.

– Ну, во-первых, даже если этот уголовник уехал, заказчики его остались. Ничего не кончилось, понимаешь? Даже где жрун находится, мы не знаем. Он был изгнан, или остался искать новую жертву? Во-вторых, ты и правда хочешь, чтобы я закрыла увлекательный детектив на середине, так и не узнав, в чём дело?

На грани слышимости, практически одними губами Егоров прошептал:

– Женщины!

* * *

Ночью я проснулась оттого, что видела сон. Немного странно звучит, но вот так вышло: сон обо всех событиях, которые происходили вокруг с начала мая. И там, внутри этого сна, я отлично понимала, что является первопричиной этого круговорота, почему в него затянуло меня, соседей, Саньку-лодочника и прочих персонажей.

Разумеется, открыв глаза, я поймала лишь ощущение, что знала всё, и – как в школе на уроке физики, «знал, но забыл».

Попыталась снова заснуть, но всё мешало: смятая простыня, соловьи за окном, начинающийся рассвет, тяжёлая рука, по-хозяйски лежащая на моей талии. Вздохнув, я попыталась из-под этой руки выползти, но была поймана.

Через некоторое время, когда мы угомонились и лежали, отдыхая, я спросила:

– Скажи, а насчёт родства купца Бухвостова и его убитого однофамильца ты не узнал?

– Дал поручение розыскникам, но это надо для начала в церковный архив обращаться, а туда только с большими реверансами можно.

– Архив – в Ростиславле?

– Да, в епархии.

– А меня туда пустят?

Почему бы нет, собственно? В понедельник я свободна, на дежурство мне во вторник. Вполне могу съездить и поискать хвосты… Кстати, я бы, может быть, начала даже и не с церковного, а с городского архива. Нет, с областного! Или с ЗАГСа?

Захваченная своими мыслями, я и не заметила, как Егоров встал, подошёл к окну и раскрыл его настежь. Очнулась только оттого, что от реки потянуло свежестью.

– Пойдём, погуляем? – предложил вдруг он. – Вон как соловьи надрываются.

– Их и здесь слышно. А там сейчас комары сожрут.

– Здесь же нету.

– Сюда их не пускает настойка, я все окна обработала. Давай поспим ещё, а?

Не возражая, мой мужчина нырнул под одеяло, обнял меня и мгновенно и бесшумно уснул. А я ещё долго лежала и обкатывала в мыслях это неожиданное ощущение. Мой, да?

К счастью, третьего пострадавшего нашла не я. А то и сама бы поверила, что всё происходящее имеет ко мне непосредственное отношение. Найден он был ближе к вечеру воскресенья случайным, в общем-то, образом, и в неожиданном месте. Было это так…

Старый дом предводителя местного дворянства стоял на высоком берегу, метров тридцать от воды. От него когда-то вниз, к реке, шла лестница – красиво построенная, с перилами. Со скамеечками, устроенными для дам под кружевными зонтиками, со ступеньками, отлитыми из чугуна на заводе, принадлежавшем самому предводителю, господину Замятину. Понятное дело, что за прошедшие сто с лишним лет перила расточились, чугунное кружево было разобрано местными жителями для домашних нужд, а оставшееся проржавело и обратилось в прах. Те, кто занимал этот дом после революции, к реке спускались по тропинке.

Новая жена Максима решила лестницу восстановить, и первым делом привезла из Ростиславля архитектора, который должен был это спроектировать. Вот они-то вдвоём, Светлана и этот архитектор, и нашли тело, спустившись по тропинке примерно до середины.

Тело лежало совсем рядом с тропинкой, в кустах полыни. Принадлежало оно мужчине лет тридцати восьми – сорока, ростом чуть больше метра семидесяти, упитанному, с короткой стрижкой, одетому в дорогие фирменные джинсы, серый кашемировый джемпер и кроссовки. Убит этот человек был уже знакомым способом, ударом ножа в правый бок, и произошло это не позднее, чем утром в воскресенье. Никаких документов, а равно денег, айфона или иных ценностей при нём обнаружено не было.