Текст книги "Рожденный умереть (СИ)"

Автор книги: Марион

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– У нас, кто не работает, тот не ест. Эти вещи надо починить. Надеюсь шить ты умеешь, кроме как ноги раздвигать для богатого кота.

И вышел. Лиом сглотнул. Он медленно подтянул тело и устроился полулежа. Осмотрел фронт работ. Шить и вышивать он умел, только больше получаса в день ему не разрешали держать иголку в руках. А тут столько всего порвано…

Лиом исколол себе все пальцы, пытаясь хорошо заделать куртку. Остальные легкие вещи он уже сделал. Правда не понимал, как можно дать один цвет ниток для разных тканей и расцветок. Но делать нечего. И он как мог аккуратно зашил все разрывы, заштопал где было необходимо, даже кое-где прошил по рисунку.

А вот куртка была на редкость пакостной. И грубой. Но все же он доделал и ее. Аккуратно сложил в стопочки готовые вещи и понял – делать больше нечего. И желудок требовал пищу. И в туалет хотелось. А воспоминания о чудовищной боли в ногах страшили его попробовать еще раз встать.

Хозяин дома не пришел. Вместо него залетел сверкая глазами паренек лет шестнадцати и собрав охапку заштопанных вещей небрежно бросил круглую булочку и чуть ли не с силой поставил кружку с киселем на стол. И улетел молча, фыркнув только себе под нос. Лиом смотрел строго перед собой и вниз. Заученный этикет императорского наложника был теперь его второй составляющей. Его броней от всего.

Когда паренек выскочил и с силой закрыл дверь, юноша протянул руку и взял булку. Вдохнул ее запах и мягко улыбнулся. Она очень вкусно пахла. А вот в киселе была соль. Лиом лишь вздохнул. Это его еда за работу. Придется или работать, как они это видят, или голодать. Но что он может? Его учили танцевать, говорить для услады императора, читать для него постулаты и быть послушным, смотреть всегда в пол, ждать его решений и желаний. В конце концов он ведь избран умереть на его ложе, если императору хоть что-то в нем не понравится.

А здесь? Лиом осмотрел комнату. Что он может здесь? Судя по всему, теперь он раб. Как его подруга. Юноша закусил губу. Если его украли, то она скорее всего уже мертва.

Дни сменялись медленно. Ему приносили то штопать вещи, то что-то чистить, то просто овощи, которые надо было обобрать от грязи. И каждый раз в его еде было что-то да не так. То соль, то перец, то еще что-то. Последнее, что ему притащил пацан было с примесью чего-то странного. Лиом съел…

Лекарь драл уши парнишки так, что тот верещал.

– Ты что ж это делаешь, а? – рычал лекарь. – Ты соображаешь, что ты натворил?

Лежавший на постели белый как мел, в крупных каплях пота юноша, с черными кругами под глазами, едва слышно постанывал. Лекарь отвесил подзатыльник пареньку и прогнал его с глаз долой. Ремал кивнул на парня.

– Выкарабкается?

– Я не знаю. Этот яд… он такой гнусный. – Лекарь приподнял голову юноши и раскрыв его рот влил в него намного терпкого питья.

Лиом послушно выпил и его опять стошнило в подставленный тазик.

– Плохо дело. – Пробормотал лекарь увидев кровь. – Надо бы Кассандру позвать. Она в ядах сильнее меня. Может чего посоветует.

– Ладно.

Ремал вышел. Он вообще не ожидал такого от своего воспитанника. Приревновал паршивец, пакостил мелко. То соли, то перцу в еду. А утром траву беленец выжал в миску и отдал ее ослабленному парню. И если бы сам Ремал не решил проверить, как его ноги заживают, он бы умер.

Ремал вышел из дома и прошел мимо своего воспитанника, даже не посмотрев на него. Стоит только взглянуть на это исчадие ада, как всплывает свернувшийся в клубок дрожащий юноша с черными длиннющими волосами и аквамариновыми глазами. Он дышал с трудом, надрывно, зажимал живот и его знобило. Благо лекарь никуда не ушел.

Альфа рыкнул, ощутив, как парнишка плетется за ним. Сзади замерли. Еще раз рыкнув, агрессивно предупреждая, вождь продолжил свой путь. Он пошел в домик птичьей почты. Передал смотрителю свое послание и отправил пару птиц. Если что, Кассандра прибудет к вечеру.

– Что там? – спросил Клем.

– Худо. Кассандру вызвать пришлось. Этот паршивец ему сок беленца свежего сунул. А этот идиот съел.

– Твою ж… – выругался Клем. – И что теперь?

– Кровью его рвет, вот что теперь. – Сплюнул Ремал.

– Да что за хрень?! – зарычал Клем. – У твоего паршивца, что совершенно тормоза отсутствуют?

– Не знаю. – Ремал вздохнул. – Я с таким впервые сталкиваюсь. Что бы ребенок и так пакостил.

– Вождь! – летел один из воинов. – Тараксы у ворот.

– Ну вот и их нелегкая принесла! – выругался Клем.

– Чего хотят? – спросил вождь.

– Просят пройти по нашим землям. – Воин остановился и передал послание. – Еще говорят, что могут заплатить. Живым товаром или серебром.

– И где же это они так разбогатели? – усмехнулся Клем.

– Ограбили деревню в Куршадете. – Нахмурился Ремал. – Сколько их?

– Самцов под четыре сотни, рожеников около пятидесяти.

– Серьезно. – Ремал покачал головой. – А что за живой товар?

– Рабы. – Пожал плечами воин.

– Много? Видел кого?

– Шесть рожеников и два самца. Сам не видел, но Калиф сказал, что довольно хорошие и продать можно дороже, чем…

– Ясно. – Ремал кивнул. – Бери живым товаром, только лекаря сначала к ним, что бы пакость какую нам не сделали, в виде трупов с отложным ядом.

Воин кивнул. Через минуту, обратившись в кота его и след простыл.

– Интересно, и чего это Лало решил напасть на Куршадетские земли?

– У них нынче неурожай. А в племени котят в этот год много. Не прокормить на одном зерне. – Ремал покачал головой. – Рабы им ни к чему. Рты лишние, а серебро могут пустить на припасы.

– Ну это-то да. Главное, что бы к нам на огонек не прибыли.

– К нам довольно проблемно просто на огонек прийти, если не желают шерсть опалить.

Они посмотрели друг на друга и пошли в сторону, откуда вскоре появились воины и рабы. Осмотрев их всех, лекарь признал годными и, испуганных рожеников и самцов, отправили в клетки. Ремал велел следить за ними, что бы чего не вышло. А сам пошел в сторону своего дома.

– Бута! – крикнул он подойдя к дому. – Бута!

– Да вождь? – появился толстячок, что заведовал загонами.

– Эту мелкую дрянь к себе забери. – Кивнул головой на воспитанника. – И следи, что бы он чего не испортил, от яда и желчи, что брызжет из него.

Парнишка замер, а потом в ноги кинулся, разревелся и пискнул, когда вождь оттолкнул его.

– Я тебя гаденыш, пригрел, воспитанником сделал, а ты посмел возомнить себя моим господином? Решил испортить моего раба? Место твое отныне в загонах, за котами чистить и шерсть им чесать. И спать-есть там будешь. До весны! А там посмотрю, может и тебя продам тем же Куршадетам. Их нынче потрепали. Рабочие спины и задницы им ой как понадобятся.

Парнишка запричитал.

– Бута! Убери это дерьмо от меня, пока я его пинками не огрел!

Толстячок лихо схватил бывшего воспитанника за шкирку и потащил к загонам. Ремал вошел в дом дыша яростью. Он надеялся продать содержанта за крупную сумму, а тут такое. Зашел в комнатушку, где он лежал почти мертвый. Осмотрел не жильца и вышел.

Кассандра, бывшая рабыня иномирянка, прибыла часа через три. Сразу прошла в дом вождя и осмотрела юношу. Язык, глаза, уши. Что-то намешала, дала выпить, причем рот ему разжимал Ремал. Потом велела поить его отваром раз в три часа.

– Выкарабкается?

– Если ночь переживет, то да. – Кассандра никогда просто так надежды не давала. – Но сильно я бы на твоем месте не надеялась. Вот скажи, зачем ты держал подле себя этого шакаленка? Знал же, что кровь у него гнилая, завистлив и ревнив, эгоистичен. Видишь теперь что получилось.

– Вижу. Продам его. – Буркнул Ремал.

– Уж лучше за море куда продай, или вообще кошкам скорми. – Кассандра поморщилась. – Такой стервец из него получился, что может чего еще сделать. Ты его куда отправил?

– Бута за ним присмотрит.

– Бута его невинности лишит. – Покачала головой Кассандра.

– Пусть. – Ремал поморщился. – Я и сам хотел его взять весной, а он вон какой оказался.

– Бута его травмирует.

– Плевать. – Вождь усмехнулся. – Бута ласков, если его не бить и не обзывать. А то глядишь, понравится быть под ним.

– Думаешь, этот змееныш променяет твою постель, что ему светила, на постель стража кошек? – усмехнулась Кассандра.

– У него нет выбора. Бута его давно глазами облизывал. – Ремал заулыбался. – Не удивлюсь, если завтра он ходить будет кое-как.

Кассандра рассмеялась.

– Жестокий ты.

– Я ему говорил, то что мое, только мое. И никто трогать это права не имеет.

– Когда решил избавляться от котенка?

– Весной. Если ничего не вытворит, просто продам. Если что учудит – кастрирую и вздерну.

Женщина только головой покачала. Деямерриты грозные люди-оборотни. Ее народу не повезло приземлиться на этой планете. Если мужчин убили в первые годы скитаний, то женщин оставляли, и порой они рожали то "пустых" детей, то со зверем. Все, кто ипостась не получал становились рабами. Причем оставляли только девочек, как сосуд для потомства. А мальчиков убивали еще новорожденными. Кассандра была одной из детей того первого корабля. Сейчас ей за пятьдесят и она получила свободу став частью дикого племени. Еще при отце Ремала она стала лекарем племени, потом отошла обучив молодежь.

Вот и сейчас смотрела на юношу, что был смертельно бледен и думала, за что его так?

Ремал проснулся ночью от не таких далеких вскриков и прислушался. Кажется Бута все же объезжает норовистого сопляка. Вон как стенает. Альфа встал и вышел на улицу. Бывший воспитанник всхлипывал, но теперь уже больше от удовольствия. Решив, что надо бы убедиться, что мальчишку не связали и не издеваются, Ремал тихонько прошел к загонам и заглянул внутрь.

Паренек стоял на четвереньках, запрокинув голову, выпустив хвост. Сзади пристроился Бута и ритмично двигал задом. Чресла у сорванца стояли дыбом и он стонал, прикрыв глаза. А потом сам себя трогал. Вскоре Бута сделал вязку и паренек прогнулся в спине, раскрываясь сильнее, царапая пол.

Запаха крови Ремал не ощутил, значит их заведующий кошачьими стойлами не травмировал девственный родовой канал и если сопляк смирится, то понесет от него и сможет остаться в племени. Словно почувствовав, что за ним наблюдают, паренек повернул голову и туманными глазами осмотрел пространство перед собой. На лице следов побоев не было. Одна похоть.

Ремал тихо ушел, так что его не заметили. Заулыбавшись, он прошел к дому лекаря и постучал. Минуты через три заспанный лекарь выглянул.

– Вождь? Что-то с вашим рабом?

– Нет. Спит. Ты с утра на стойло загляни.

– А что такое?

– Мой бывший воспитанник сейчас под Бута стенает. Тот его повязал.

– Ясно. Значит добился своего, шельмец. – Улыбнулся лекарь.

– Ну, если бы не его выходка, так бы и ходил облизываясь. В общем проверь, не повредил ли он ему родовой канал. Все же здоровый он, а этот еще сопляк.

– Зайду.

Ремал вернулся к себе и лег на кровать. Заулыбался. Не сильно то он и хотел этого мелкого. Ну омега, ну и что? Подумаешь. И не пахнет он для него привлекательно. Скорее для защиты его и оставил у себя. Вождь хмыкнул. Для защиты. Да этот стервец кого угодно пришибет и не заметит.

Утро наступило серыми свинцовыми тучами. Лекарь прибыл к вождю сияя.

– Ну что?

– Бута сказал, что нить соткал и щит на него поставил. Мелкий краснея показывал опухшее колечко. – Он засмеялся. – Как на выданье перед брачной ночью.

– Ну так обряд им и все дела. – Улыбнулся вождь.

– Ну, это пусть они решат сами. То, что Бута его парой сделал своей и теперь будет объезжать чаще, чем хотелось бы мелкому, ходить далеко не надо. А вот связать их воедино, это слишком серьезно.

– Ладно. Пусть идет своим чередом. – Ремал открыл дверь и замер.

Его раб сидел на кровати и потупив глаза в пол, виновато отвел их. Как и при первой встрече, он держал руки перед собой вложив одно запястье в другое. На полу рядом с ним было пятно рвоты. И кажется юноша подрагивал всем телом, затаив дыхание.

– А ты чего сидишь? – кинулся лекарь. – Тебе лежать надо!

И поспешил его уложить. Юноша повертел отрицательно головой показав жестом, что его мутит. Лекарь быстро выхватил какой-то кувшин, до которого больной не дотянулся и подставил вовремя. Ремал вышел. Минут через двадцать вышел и лекарь.

– Удивительно. – Пробормотал он. – Такая доза, а он уже в сознании.

– Ничего удивительного. – Ремал хмыкнул. – Этих содержантов травят ядами, что бы приучить. У них же долго не живут. Вечно борются за кусок пирога.

Лекарь только головой покачал. А потом оставил питье и ушел дальше делать свои врачебные дела.

Дни полетели довольно быстро. Лиом оправился и стал вставать с постели. А так как "сопляк" более не работал в доме, все легло на плечи юноши. Готовка, уборка, стирка и много чего еще. С каждым днем руки у юноши получали то порезы, то ушибы, а то и мозоли. Становились грубыми и он ничего не мог с этим поделать. Да и собственно не хотел.

Ремал и еще человек двадцать отправились на охоту, дабы подправить запасы мяса. Лиом весь день перебирал крупы, в которых была земля. Затем подметал в доме и мыл пол. Готовка у него была отвратной, так что он старался делать то, что понимал. Но все же было не так вкусно, как он помнил из дворцовой кухни. Хотя сильно не скучал. Да и с Ремалом держался так как учили. В глаза не смотреть, молча ждать распоряжений и выполнять все указания сильного. Его так учили и он ничего другого и не знал.

Вечером прибывшие с охоты воины громко оповестили, что охота была очень удачной. И вождь приказал готовить общий дом для мясного пира. Сам зашел домой и замер. Можно сказать, что дом блестел. Ни соринки вокруг. И справа как обычно стоит уткнувшись глазами в пол его раб. Он никогда не смотрит ему в глаза. Не разговаривает. Безропотно все выполняет. Иногда Ремал думает, а если он захочет его взять, что будет? Так же молча ноги раздвинет?

Фыркнув на его смиренный вид, Ремал прошел в свою комнату. Его только несмело проводили боковым зрением. В комнате он скинул пропахшую потом одежду, скинул целиком и крикнул:

– Содержанец, сделай воду и полотенце.

Через минуту он вышел в чем мать родила, а на него даже не посмотрели. И его это задело. Он подошел к лохани и раздраженно рыкнул.

– Полей. Смою грязь.

И на этот раз раб просто молча выполнил приказ. Взял черпак, стал поливать на него воду, подал мыло и принялся ждать, когда полить еще раз.

– Спину мне намыль. – Рыкнул вождь.

И чуть не замурлыкал, когда нежные руки коснулись его спины и плеч. Неуверенно и осторожно, словно боялись вспугнуть. Потом полилась вода и руки исчезли. Ему подали полотенце. Он повернулся спиной требуя вытереть ее. И опять мягкие движения, едва заметно проводят тканью полотенца по спине и плечам, по ягодицам и уходят на ноги. Ремал решил смутить его, повернулся и потребовал вытереть и спереди. Его вытерли, но лицо осталось бесстрастным.

Рыкнув, что может прибирать, он вернулся к себе и выдохнул. Видать содержанец уже бывал под альфами, что так спокоен. Усмехнувшись, он оделся и, выйдя из спальни, сказал зашедшему юноше в дом, после того как выходил вылить воду.

– У нас праздник. Удачная охота. Ты тоже идешь. – Он оскалился. – Покажешься всем, что бы всяких там пересудов не было.

Юноша только кивнул головой. И ни слова в ответ. Он замер на месте с тазиком в руках, ожидая очередного приказа, но его не последовало. Ремал прошел к выходу. Через пару минут обулся и подождал когда юноша выйдет следом. Ткнул пальцем на большой дом, сказал:

– Иди туда. И что бы мне без глупостей.

Юноша только кивнул в ответ. Ремал ушел и вскоре вернулся в большой дом. Там уже были люди, жарили туши свинок, что добыли утром охотники и весело переговаривались. Вечер начинался весело. Ремал сел во главе стола. Оглядел залу и шепнул одному из мальчишек, что бы усадил раба так, что бы его было видно всем.

Мальчишка кивнул и полетел исполнять его пожелание. И вот зазвучали тосты, начали пить и веселиться. А потом заиграли музыканты. Заплясали дети-скоморохи, что частенько показывали свои труды взрослым. Ремал сидел и улыбаясь рассматривал, как его раб тихонько наблюдает за танцующими и у него на лице читалось восхищение наряду с борьбой обычного бесстрастного выражения. Решив, что будет интересно, он встал с места и громко сказал:

– Племя Кушаров! Слушайте своего вождя! – он поднял руки и раздалось одобрительное порыкивание. – Как известно, мы недавно пощипали Дом содержантов и одного из них приволокли в нашу обитель! – все глаза под дружные стуки чашек и кружек устремились в сторону замершего юноши. – И, как приличный содержант, он обучался развлекать своего господина, не так ли? Эй, я тебя спрашиваю!

Юноша только мягко встал и утвердительно склонил голову, опять сцепив руки в замок ладонь в ладонь. Он смотрел в пол, молча и слегка побледнев.

– Ну так вот, племя мое! – Ремал поднял кружку и выпил большой глоток. – Желаю посмотреть на пресловутое искусство содержантов танцевать! Давай, содержант, станцуй нам! Вот и твой веер, что ты так старательно не желал потерять.

Ремал швырнул его на землю открытой площадки.

Лиом посмотрел на веер. Танец? Он, этот варвар, желает посмотреть на танец Кровавых Слез? И отказать он не может, он боится его и всех их. Так же как боялся за свою подругу, боится их всех…

Лиом мягко пошел к вееру. Расцепил руки и плавно опустился приседая на корточки. Вокруг дружно подбадривали, даже не понимая, что танец уже начался…

Лиом щелкнул пальцами и резко выпрямил ноги разворачиваясь мгновенно раскрывая веер, закрывая лицо и глаза. Ему не нужна музыка. Он видит в каждом вымученном движении кровь на спине девушек, ощущает, как дрожат их руки в момент наказания. Он отдает дань тому, что не смог с первой попытки все запомнить…

И с каждым его движением в зале становилось все тише и тише. Его движения завораживали. Лицо – маска. Глаза закрыты. Веера хищно взмывают то вверх, то вниз. Звуки щелчков пальцев, как отсчет, как свист хлыста. Даже та грубая одежда, что на нем одета, не может скрыть всей грации его движений. Даже его положение раба не может отнять вырванных с кровью и слезами точных шажков, поворотов, подбросов и перехватов вееров. И все движения пройдены на половинных цыпочках, не ниже и не выше… И как окончание танца – присел на колено едва касаясь им пола, отвел руки назад выставив веера и склонив голову, показав белую шею. Волосы, заплетенные в косу сложились на земляной пол.

И тишина…

Зрители поражены. Лиом мягко перевел руки вниз и в разные стороны, переводя веера вертикально, осторожно закрывая их, завершая зрелище. И мягко встал на обе ноги, сцепил веера едва заметным движением руки и повернулся лицом в сторону вождя, уложив их в руки.

Ремал замер держа на весу кубок из которого пил. Моргнул. Юноша даже не запыхался. И не смотрит ни на кого. Глаза в пол, строго в одном градусе наклона век и слегка головы. Даже усмехнувшись, он посмотрел на стол и взял яблоко. Швырнул его в парня, попав ему в грудь.

– Заслужил. Содержанту на оплату.

Лиом даже не поморщился, хотя было больно. Его танец оценили в одно яблоко. Даже смешно. Сколько пострадало девушек из-за этого танца, а этот варвар смеет так насмехаться над их болью. В глазах защипало. Самое обидное, что скорее всего всех этих девушек уже убили из-за того, что этот варвар его выкрал.

Юноша повернулся мягко в сторону яблока и на глазах у всех приблизился и так же грациозно и плавно опустился на одно колено. Подобрал яблоко, уложил его поверх сложенного парного веера и повернулся в сторону стола. Замер так же не смотря на них. В зале повисло тяжелейшее молчание.

Ремал удивленно смотрел на бесстрастное выражение лица и покатившиеся слезы. Он подумал, что то унижение через которое он его заставил пройти разбило его щит, но знай он истинную причину его слез, сорвался бы с места рвать в клочья владельца Дома Юрельта.

– Пошел с глаз моих! – рыкнул Ремал. – Сопли мне тут распустил!

Лиом мягко поклонился ему, чем заставил оторопело смотреть на него, и плавно развернувшись вышел из большого дома. Он вышел в ночь и сорвался на бег. Впервые с того самого дня, когда перед ним наказывали первый раз кого-то за его проделки, Лиом побежал не разбирая дороги и остановился только тогда, когда запнулся и упал. Он сжался в комочек и тихо всхлипнул.

Ремал удивленно смотрел вслед ушедшему, а потом объявил пить и веселиться. И все последовали его примеру. До глубокой ночи, ибо дальше будут серые будни.

Утром Лиом боялся показаться на глаза разгневанному вождю. Он ведь мог поступить, как мастер дома Юрельта. Он мог кого-то поставить ответственным за его вину и бить его при нем, и смотреть на это. Все утро, пока Ремал спал, юноша провел на кухне, готовя легкий завтрак. Его научили добрые роженики, как и что делать. И благо он запомнил это и несколько раз повторил. Так что к тому моменту, когда Ремал проснулся юноши в доме уже не было.

Он было двинулся в сторону бани с вещами, как ему хмыкнули в спину.

– Лучше стирать белье на речке. Там камни и грязь выбивается быстрее, чем в бане и горячей воде.

Лиом оглянулся и увидел того юношу, что приносил ему еду в первое время. Кивнув в знак благодарности, он пошел в сторону реки.

– Вот придурок. – Хмыкнул парень. – Замерзнет, приползет. – Решил он и пошел в загоны.

Ремал проспал до обеда. Потом встал и нашел на столе съестное. И неплохое, даже не пересоленное. Вздохнул, запил похмелье рассолом и посмотрел на улицу. Снег. Легкий и с ветерком. Покачав головой, поел. В дверь поскреблись.

– Входи, Клем.

В дом вполз страдающий от похмелья друг и лучший стрелок в племени.

– М-да, выглядишь ты не лучшим образом. – Оглядев его заявил Ремал.

– А ты прям лучше выглядишь! – усмехнулся Клем. – А где твоя тень?

– Кто?

– Ну этот, содержанец.

– Да в бане наверное, стирается.

– В бане? – удивился Клем. – Так ее не топили. Решили часа через три истопить. Все после вчера… а что такое?

Ремал оглянулся по кухне и не заметил тазика с бельем.

– Да что-то мне не нравится это все.

– Что именно?

– Тут таз с вещами стоял. Этот собрал их, что бы в бане постирать. Ни его, ни таза и баню не топили. И света я там не вижу. – Посмотрел он в окно подойдя.

В дверь влетел фурия и "гром и молнии".

– Ты что это окаянный делаешь, а? – лекарь зашипел. – Я его с того свету выдергиваю, а ты его на реку стирку делать гонишь!?

– Что? – Ремал развернулся в сторону злобного лекаря. – На какую реку в такую погоду?

– Да на ту, на которой он с самого утра твое тряпье стирает! – зашипел лекарь подлетая к нему.

– Что? – Ремал двинулся к двери и замер.

За дверью раздался грохот и звук упавшего таза. Троица ринулась в сторону выхода. Клем распахнул дверь и замер. Юноша лежал на полу, руки и щеки белые, скулы и нос красные. Тяжело дышит, лежит на боку и глаза закрыты.

– Ирод окаянный! – зарычал лекарь.

– Заткнись! – гаркнул Ремал шагнув в сторону юноши. – Я его вообще со вчерашнего не видел!

Он присел рядом и дотронулся до щеки и лба. Он весь горел. Быстро подняв на руки легкое тело, замер. Тонкий аромат, чистый и ясный. И в голове каша. А еще шипит лекарь и гонит Клема за Кассандрой. Она еще была в деревне. А вождя тащит в дом, что бы юношу на кровать уложить и стянуть с него холодные вещи. А у вождя голова как в тумане. Он даже не понял, как распахнул на его тщедушном… или гибком и грациозном теле не осталось ни одной пуговки и его розовые сосочки выглянули…

Ремалу врезали кулаком и он зарычал от обиды. Такой запах. Такой манящий.

– Не смей к нему лезть, кошак облезлый! – гаркнула Кассандра. – Или я тебе яйца руками вырву!

– Слушай!.. – с угрозой начал было вождь.

– У него течка. – Рыкнула женщина. – И если ты его возьмешь, то не продашь. Ясно?

Ремал замер. Течка? Он посмотрел на юношу и замер. Аромат очень сильный, но рядом стоявшие Клем и лекарь были абсолютно спокойны.

– Почему они не реагируют? – спросил он выпустив когти, жаждая оградить потенциальную самочку от потенциальных соперников.

– А вот это нужно еще уточнить. – Кассандра расстегнула штаны на парне, – вполне возможно, – она потянула ткань и та соскользнула с тонких бедер, – что… где ты его говоришь взял?

– Дом Юрельта. – Рыкнул Ремал.

– Придурок! – закричала она поворачиваясь к нему и залепив пощечину, что бы отрезвел. – Ты понимаешь, что ты наделал?

– С ума сошла? – опешил вождь.

– Ты утащил обещанного императору! – закричала она ткнув в левое бедро юноши. – Видишь эту метку? Она розовая!

– И что? Пятно, как пятно. – Пожал он плечами жадно осматривая его бедра.

– Это не родимое пятно! – она толкнула альфу и он отступил на шаг. – Он рожден что бы умереть!

– Мы все умрем. – Зашипел Ремал. – Прекрати истерику.

– Ты не понимаешь! – она схватилась за голову. – Его родили что бы он взошел на ложе императора, как его наложник. И если он понравится ему в первую ночь, то он его покроет и будет делать это до тех пор, пока мальчик не будет оплодотворен. А после родов и становления кокона его убьют! А если он не понравится императору в первый раз, то он его сам убьет, еще на самом ложе!

– Что? – прошептал Ремал.

– Этот мальчик чистый. Он не рос для богатого извращенца. Его готовили быть наложником самому императору и эта метка говорит, что он невинен! Его должны были передать евнухам императора через несколько недель!

– Откуда ты такое знаешь? – нахмурился Клем.

– Я росла при дворе, если ты еще помнишь! – рыкнула она. – Розовая метка – невинен, красная – был взят и повязан, коричневая – рожал. За ним будут идти по следу до тех пор, пока не найдут живым или мертвым!

– И что? Предлагаешь отпустить его? – усмехнулся Ремал.

– Продай его как можно быстрее и желательно за море! – зашипела она.

– Еще чего.

– Дом Юрельта славится содержантами, но так же один раз в год выдает в дом императора по одному наложнику. Теперь понятно, почему он ни на кого не смотрит, не разговаривает и делает все, что ты ему говоришь!

– А мне вот не понятно. Давай, объясни. – Саркастически скривился Ремал.

– Он рос в мире полного запрета. Нельзя говорить, нельзя смотреть, нельзя делать промахи. На его глазах за его же ошибки жестоко карают тех людей, которые его окружают, помогают и прислуживают. И его заставляют смотреть. Заставляют подчиняться и безропотно ждать дня своего конца. – Женщина посмотрела на юношу. – Тот танец… я больше чем уверена, что он не смог разучить его за один раз и каждый его промах, это розги по голой спине близкого ему человека и он был вынужден смотреть на это, держа его за руки в этот самый момент.

– Кассандра, хочешь сказать, что за ним отправят военный отряд? – спросил Клем стоя рядом с вождем.

Его слова заставили того скинуть оцепенение и очарование ароматом.

– Да. – Она посмотрела на юношу более пристально. – Дом не оставит его в покое. Судя по всему, он лучший их ученик подготовленный на заклание. С его помощью они возвысятся в любом случае.

Лиом провалялся с лихорадкой и обострением течки четверо суток. Он болел, кашлял грудным каркающим кашлем и никак не мог прийти в себя. Вокруг него кружили лекарь и Кассандра. Ремал спал в своей комнате и бурчал себе под нос что-то обиженное. Он до сих пор ощущал сладковатый аромат и не мог понять, что именно он ощущает.

И вот болезнь отступила. Он смог оклематься и встать с постели. И продолжил тихо ходить по дому, убираться и готовить. С каждым днем ему все лучше удавалось это делать. И он начинал мечтать. Чего не мог позволить там, в том страшном месте.

Лиом мечтал, что этот дом его. Что этот ужасный вождь добр к нему и ласков. Что хоть иногда смотрит на него, как на живое существо, а не на предмет мебели. А еще едва осмеливаясь мечтал быть счастливым. Иметь семью. Он здесь много семей видел. Видел и ревность пар, и их близкие теплые чувства, и доверие, дружбу и вообще не было тут того подкожного липкого страха. Здесь даже дышалось спокойно и легко.

Лиом очень осторожно делал дела по дому, стараясь не производить шума, не мешать ЕМУ жить в своем доме. Просто он надеялся, что все же его не будут продавать и позволят тут жить. Пусть как слуге, но хотя бы не прогоняли. Ему много не надо. Он бы и на полу спал, лишь бы туда не возвращаться.

А между тем зима входила в свои права и комнатка, в которой спал Лиом стала сильно холодной. Он опять зашмыгал носом. Вождь посмотрел на него день, другой и рыкнул:

– С сегодняшнего дня спишь в моей комнате.

Это было так неожиданно, что Лиом забылся и ошарашенно поднял на него свои аквамариновые глаза. Ремал замер, он утонул в них. Этот юноша словно пробил в нем дыру. Но тут же спохватившись, он опустил глаза и только сдержано покачал отрицательно головой.

– Я не предлагаю, – зашипел Ремал. – Еще раз заболеешь и это перейдет все границы! Четвертый раз за два месяца! Кровать у меня большая, поместимся. И не бледней. Не трону я твою задницу-девственницу. И не спорь! – пригрозил он пальцем.

Лиом только сглотнул. Спать рядом с НИМ?! Да он издевается!

Но Ремал не издевался. Перед сном он толкнул юношу в свою комнату и приказал ложиться спать. Лиому ничего другого не оставалось делать, как подчиниться. И вот вождь лег рядом, приблизительно в сантиметрах двадцати. И Лиом замер, ощущая его запах, его образ.

Утром он первым соскочил с кровати и ушел на кухню, готовить и метаться по ней нервничая. Если об этом станет известно! Ему ведь привили правила приличия и поведения. Он был обязан настоять на том, что ему не холодно и точка. Но… он боялся этого оборотня еще больше, чем мастера.

А между тем дни полетели друг за другом. Ремал как всегда был груб и требовал, что бы юноша спал в его спальне. И Лиом не мог ему отказать. Но его не трогали. Даже не поворачивались в его сторону. А днем была работа, из-за которой его руки огрубели, появились мозоли. Лекарь как-то зашел проведать юношу и ужаснулся его в кровь стертым рукам от ножа, которым тот что-то резал. Ругаясь цветастыми выражениями, лекарь смазал его руки и перебинтовал. Оставил мазь. Сказал, как и когда ею смазывать кожу. Лиом только соглашаясь кивал головой. И молча благодарил.

Племя же несколько раз уходило на большую охоту и дважды приходило с большим уловом, а один раз прибыло ни с чем. В тот день Ремал был зол и шипел на Лиома, что тот под ногами путается. Юноша молча сносил все его ворчание, а ночью, лежа рядом, несмело рассматривал его лицо.

Лиом лежал на боку, подальше к краю. Ремал спал на спине. И луна освещала его плечо. Юноша рассматривал лицо вождя, его волосы и шею. С каждым разом он был все более привлекателен, все более надежен и Лиом начинал мечтать, что с ним, возможно, было бы хорошо жить. Лиом бы заботился о нем, а вождь ходил на охоту. И… это конечно недостижимая мечта, ведь Дом Юрельта не оставит попыток найти его. Мастер, еще три года назад, когда Лиом спросил, были ли кражи избранных наложников, ответил – были, но их всех вернули. Те, которых осквернили были лишены жизни, а кого не тронули, отправили по назначению.